Я не вернусь
Жди меня. Я не вернусь -
это выше сил.
Если ранее не смог
значит - не любил.
В архиве Анны Ахматовой сохранился автограф этого стихотворения, которое приписывается Николаю Гумилёву...
Жди меня и я вернусь.
Только очень жди...
Это стихотворение написал К. Симонов, сохранив гумилевскую строку и размер, через 20 лет после расстрела Гумилёва.
В журнале Огонёк №38, 1991 г. была опубликована статья Андрея Вознесенского «Пули августа», в которой автор вспоминает: «Е. Винокуров, эрудит и поэт военной судьбы, когда-то обратил моё внимание на то, что самая знаменитая строка минувшей войны, симоновское «Жди меня, и я вернусь», оказывается, перефразировала гумилевское: Жди меня. Я не вернусь. «Пожалуй, у Гумилева это сказано сильнее»,— резюмировал Винокуров....».
Одно из лучших стихотворений Симонова «Жди меня, и я вернусь» было написано в августе 1941 г. и посвящалось актрисе Валентине Серовой - будущей жене поэта. Это стихотворение Симонов написал ровно через двадцать лет после того, как, в августе 1921 года по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре поэт Николай Гумилёв был арестован и расстрелян (где-то под Питером, точное место расстрела участников «Таганцевского заговора», всего 61 человек, до сих пор неизвестно, по одной из версий заговор был полностью был сфабрикован ЧК в связи с Кронштадтским восстанием).
Мятежный поэт был реабилитирован лишь в 1992 году. Возникли вопросы: случайно ли Симонов, который якобы, исказив, позаимствовал Гумилёвскую строку (вместе со стихотворным размером), был категорически против реабилитации Николая Гумилёва?
Существует множество версий и предположений о том, принадлежит ли это стихотворение Гумилёву или другому автору, например, Владимиру Цехановскому? Почему Симонов был против реабилитации Гумилёва? И, наконец, чья строка на порядок выше, гумилёвская или симоновская? Только ли потому, что она наполнена оптимизмом? Но как бы то ни было, стихотворение «Жди меня. Я не вернусь» существует, и появление его «двойника» вряд ли можно назвать совпадением.
* * *
Жди меня. Я не вернусь -
это выше сил.
Если ранее не смог
значит - не любил.
Но скажи, зачем тогда,
уж который год,
я Всевышнего прошу,
чтоб тебя берёг.
Ждёшь меня? Я не вернусь
не смогу. Прости,
что стояла только грусть
на моём пути.
Может быть,
средь белых скал
и святых могил
я найду,
кого искал, кто меня любил?
Жди меня. Я - не вернусь!
Приписывается Н. Гумилёву
* * *
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
К. Симонов
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 2
Кроме того, отсутствие текста в научном корпусе служит негативным доказательством его неавторства. Если бы стихотворение существовало, ...ЕщёСтихотворение *«Жди меня. Я не вернусь»* не может принадлежать Николаю Гумилёву ни по историческим, ни по стилистическим, ни по этическим основаниям. Прежде всего, ключевая строка текста содержит неразрешимое противоречие: призыв к ожиданию в сочетании с категоричным утверждением *«Я не вернусь»* создает абсурдную ситуацию, противоречащую гумилёвскому этическому кодексу. Гумилёв, чья поэзия пронизана темами чести и ответственности (см. *«Я не люблю иных стихов…»*, *«Скифы»*), не мог написать фразу, равнозначную манипуляции — требованию жертвы от того, кто заведомо обречен. У него даже в трагических текстах, таких как *«Реквием»* (1921), сохраняется логическая целостность: *«Я ухожу, но не прощаюсь»* — это утверждение свободы, а не абсурдный приказ. Для акмеиста, стремившегося к *«ясности, как в перстне свет»*, такое внутреннее противоречие недопустимо.
Кроме того, отсутствие текста в научном корпусе служит негативным доказательством его неавторства. Если бы стихотворение существовало, оно непременно вошло бы в критические издания Гумилёва (13-томник ГИХЛ, академические публикации РАН), архивные материалы (РГАЛИ, переписка с Ахматовой) или исследования репрессий 1920-х. Однако ни в одном источнике его нет — в отличие от подлинных работ, таких как *«Реквием»*, задокументированных в письмах и мемуарах. Это не «молчание науки», а отсутствие объекта исследования: миф возник позже, в 1991 году, когда Андрей Вознесенский в *«Огоньке»* упомянул *«слухи»* Е. Винокурова, но не привел текста и не назвал источника. Позже эту ремарку подхватили интернет-ресурсы, добавив вымысел о «найденном в архиве Ахматовой» тексте, тогда как в её фонде (РГАЛИ, Фонд 204) ни следа этого стихотворения нет — даже биографы подчеркивают, что переписка с Гумилёвым после 1918 года носила исключительно бытовой характер.
Стилистика текста также исключает авторство Гумилёва. Его поэзия 1920-х отличается сложной метрикой (амфибрахий, хорей с вариациями), образностью, уходящей в античность и Африку (*«Заблудившийся трамвай»*), и философской лаконичностью. Мифическое стихотворение использует простой четырехстопный ямб, шаблонные рифмы (*«сил — любил — год — берёг»*) и эмоциональные клише, типичные для массовой поэзии 1940-х — как у Симонова. Это исторически и эстетически невозможно для Гумилёва, чья манера никогда не сводилась к прямолинейным призывам.
Версия о «заимствовании» Симоновым еще более абсурдна. В 1941 году, когда он писал *«Жди меня, и я вернусь»*, Гумилёв был «зачеркнутым» автором — его книги сняты с полок, имя не упоминалось даже в учебниках. Черновики Симонова (Гослитмузей) подтверждают, что текст создавался как личное послание Валентине Серовой, без упоминаний Гумилёва. Более того, цитирование «врага народа» в условиях сталинских репрессий было бы для Симонова, как сотрудника «Красной звезды», политически самоубийственным.
Миф о гумилёвском авторстве — продукт эпохи постправды, где провокационная ложь ценится выше фактов. Он удовлетворяет запрос на «трагическую романтику», деградирует советскую культуру («Симонов украл у гения») и монетизируется через ностальгию по «запретному». Однако наука не оперирует домыслами: если бы стихотворение существовало, его обнаружили бы архивариусы в 1960-е или 1990-е годы. Его отсутствие — не пробел в знаниях, а доказательство вымысла. Гумилёв оставил 400+ подлинных стихотворений, Симонов создал «Жди меня…» как дань личной любви и военной правды. Связывать их через фальшивку — значит обесчестить память обоих. Настоящая поэзия не нуждается в подлогах.
Афраний: Это ложная мысль!! Она может лишь запутывать следствие и указывать на ложные следы
Пилат: Тогда... может Иуда сам покончил с собой?
Афраний: Это совершенно никак невозможно, Игемон!
Пилат: И все же я думаю, что слухи об этом широко разойдутся по Иершалаиму...
Афраний: А вот это очень даже может быть...