Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.

Марина Цветаева явлена миру 26 сентября по старому стилю, по новому – 8 октября, 1892 года. В субботний день, когда на праздник Иоанна Богослова, в белокаменной «спорили сотни колоколов». «Мне и доныне хочется грызть жаркой рябины горькую кисть», напишет она в двадцать четыре года. «С хлебом ем, с водой глотаю/ Горечь-горе, горечь-грусть…/ Горечь вечным привкусом жгла губы великого русского поэта. Слова «поэтесса» та, жизнь которой была наполнена страстями и разочарованием, не признавала.

Крылья страсти несли её по жизни, в которой разочарований было больше, чем радостей. И в тех, с кем сводила судьба, и самых горестных – в себе. Поди, разберись, надрывная ли поэзия диктовала судьбу, судьба ли – пронзительные стихи, каждое слово которых попадало меткими стрелами в сердца живущих с ней на одной чувственной волне. Ясно одно: она родилась с поэзией на устах. Поэзия стала её призванием и приговором. И вознесла, и погубила. С таким мироощущением в мир не приходят – возникают избранные. Из чего-то эфемерного.

Кто создан из камня, кто создан из глины, –
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская.

Она была искусницей в поэзии. Плела кружева слов при свете совести. С лёгким прищуром не только от врождённой близорукости глаз, а чтобы не ослепнуть от этого никогда не меркнущего перед её дальнозоркой душой света.

Жизнь её давно уже разложили по косточкам, что называется. В самое потаённое с фонарями залезли. Наверное, в предчувствии этого постоянно испытывала боль: «Боже мой, а говорят, что нет души! А что у меня сейчас болит?.. не зуб, не голова, не живот, не– не– не-… а болит. Это и есть душа».
На мучивший её вопрос: «Что я делаю на этом свете?» нашла ответ: «Слушаю свою душу». И очень рано поняла: «Жить надо так, чтобы Душа сбылась». Спешила жить, потому что «успех – это успеть»
А от других хотела одного: «Мне нужно, чтобы меня любили… Нуждались – как в хлебе».
И искала тех, кто её полюбит. И находила. И теряла. И находила снова.
Считала судьбоносной встречу с тем, кто открыл ей многое в жизни и привёл туда, где ей было хорошо – в Коктебель и в Феодосию. И появилась в её биографии особая страница. Крымская.
Поводом для знакомства с одним из крупнейших поэтов Серебряного века, художником, философом по профессии и просто мудрецом по жизни Максимилианом Волошиным стали, конечно же, стихи. Первый Маринин сборник «Вечерний альбом» вышедший в 1910 году, рецензентом которого стал именно он:

Ваша книга странно взволновала –
В ней сокрытое обнажено,
В ней страна, где всех путей начало,
Но куда возврата не дано…
Ваша книга – это весть «оттуда»,
Утренняя благостная весть.
Я давно уж не приемлю чуда,
Но как сладко слышать: «Чудо – есть!»

Они стали друг для друга обоюдным чудом.
Их дружба длилась до самой смерти Макса. Эссе Цветаевой «Живое о живом» на смерть поэта – непревзойдённые строки о нём.
А началась их духовная и душевная неразрывная связь в конце марта 1911 года. Марина прервала учёбу в гимназии и отправилась сначала в Гурзуф, потом в Коктебель, в дом Волошина, который раскрыл ей свои объятия, одарил радостью и любовью.

Здесь она нашла не только поддержку всепонимающего, всевидящего Макса, но и мужа.

Летели солнечные стрелы
И волны – бешеные львы.
Так Вы лежали, слишком белый
От нестерпимой синевы…

Это – о Сергее Эфроне, с которым через год была венчана. И следующая поездка в Крым уже с ним и с дочерью Алей. Новый, 1913 год они встретили в доме Макса, а потом уехали в Феодосию, где в то время жила младшая сестра Марины Анастасия.

«Ослепительными сверкающими днями» назовёт Марина проведенное здесь время. А Анастасия засвидетельствует: «Марина была счастлива!». И признается: «…Мы поняли – Марина и я, – что Феодосия – волшебный город, и мы полюбили его навсегда».
И уютное провинциальное местечко стало для них городом праздника, городом счастья. Окутав теплом и волшебством, даря покой, отдохновение и вдохновение. Горожане приняли их и полюбили.
В одной из статей в феодосийской газете от 15 декабря 1913 года отмечалось: «Снова выступали очаровательные сёстры Цветаевы: ещё раз облили нас солнечной лаской… согрели одинокие одичавшие души». Марина отметила в записных книжках: «Когда мы с Асей идём по Итальянской, за спиной сплошь да рядом такие фразы: «Цветаевы!», «Поэтессы идут!».

Голоса сестёр звучали в гостеприимных домах внуков Айвазовского – Николая Лампси и Михаила Латри, художника Константина Богаевского, на литературных вечерах. Когда из Коктебеля приходил самый сокровенный друг – Максимилиан Волошин, они часами бродили с ним по древним улочкам города и окрестным холмам. Их шаги помнят Караимская слободка, Карантин с генуэзскими башнями, где теперь проводятся «Цветаевские костры», на которых звучат бессмертные строки, как и в Тарусе – родоначальнице этих поэтических вечеров, в подхвативших идею разных городах России, и даже во Франции, Германии, США, в Киеве и в Кишинёве.

Жизнь опровергла слова Бориса Пастернака, считавшего: «Нам с Мариной памятниками не стоять». Оказалось, стоять. И ему, и ей. Памятникам – и скульптурным, и музейным. В объявленный ЮНЕСКО Годом Марины Цветаевой в честь её столетия – 1992-й – в России открылись несколько музеев. А в 2009-м дошла очередь и до Феодосии. Уютного крымского города, где она за восемь месяцев вдохновенно создала несколько циклов стихов, среди которых «Над Феодосией угас…», посвящение мужу «Генералам двенадцатого года», «Вы родились певцом и пажем…», «Быть нежной, бешеной и шумной…», «Я с вызовом ношу его кольцо…», «Есть такие голоса», «Идёшь, на меня похожий…», «Уж сколько их упало в эту бездну…», «Стать тем, что никому не мило…». Это целая феодосийская биография – короткая жизненная идиллия, разрушенная жестоким веком.

Есть среди лирических строк звучащие пророчески – обращённые к дочери, «маленькой тени на огромном горизонте», со словами о дне, «когда от жизни рядом вся ты оторвёшься взглядом и душой». Этот день наступил – 27 августа 1939 года. Арестованная на даче в подмосковном Болшево Ариадна уходила, не оглянувшись. В этот день она последний раз видела родителей. Семнадцать лет лагерей и ссылок. И потеря за потерей: трагическая гибель Марины в Елабуге, а через четыре месяца расстрел Сергея, гибель брата. Двадцать лет провела в заключении и Анастасия Цветаева. Она до последних дней приезжала в любимый Крым, в Коктебель. Умерла в 1993 году на девяносто девятом году жизни. Всю жизнь в тени сестры, но без обиды, заняв своё место в литературе. И свято храня память о Марине.
В счастливую молодость талантливых сестёр возвращает нас камерный музей в доме, где они сидели вечерами обнявшись, то молча, то вспоминая наперебой жизнь в родительском гнезде, отца – известного учёного-историка, археолога, филолога, искусствоведа, подарившего России Музей изящных искусств имени императора Александра III при Московском императорском университете, ныне известный на весь мир Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

Долго длятся только несчастья. Радости заканчиваются быстро.
6 июля 1914 года Марина Цветаева с мужем и дочерью навсегда покидают вошедшую в душу гостеприимную киммерийскую землю. Едут в тревожную суетную Москву. Не за горами 1917-год... Скитания за границей, тяжёлые мысли, которые, старается утопить в стихах:

Если душа родилась крылатой –
Что ей хоромы и что ей хаты!
Что Чингисхан ей – и что – Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца – неразрывно слитых:
Голод голодных – сытость сытых.

Нищета, одиночество. И все мысли – о покинутой Родине.
В мир эмиграции она не вписалась.

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё – едино.
Но если по дороге куст
Встает, особенно – рябина...

Та самая рябина. Ставшая для неё символом, рефреном жизни...
В чужом краю родился сын. И напутствие ему, семилетнему:

Ни к городу и ни к селу –
Езжай, мой сын, в свою страну, –
В край – всем краям наоборот! –
Куда назад идти – вперед
Идти, – особенно – тебе,
Руси не видывавшее
Дитя моё... Моё? Ее –
Дитя!
Езжай, мой сын, домой – вперед –
В свой край, в свой век, в свой час, – от нас
В Россию – вас, в Россию – масс,
В наш-час – страну! в сей-час – страну!
В на-Марс – страну! в без-нас – страну!

Она понимала: «Здесь – я не нужна, там – я не возможна…»

Отказываюсь – быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь – жить.
С волками площадей.

Но и возвращение на Родину счастья не принесло. Принесло потери близких. А главное – себя. Ушла добровольно, никого не виня.

И если все ж – плеча, крыла, колена
Сжав – на погост дала себя увесть,—
То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
Стихом восстать – иль розаном расцвесть!

Объяснение трагического поступка? Возможно… А легло на бумагу не в августе 41-го в Елабуге, а в ноябре 1920 года в охваченной страстями гражданской войны в Москве.

Лучше всего отметить день рождения любимого поэта, сняв с полки томик стихов, коих, слава богу, издано – переиздано. Но самой любимой и необходимой остаётся чудом доставшаяся в юности небесной сини книжица из серии «Большая библиотека поэта». Она легко вводит в Серебряный век во всей его объёмности и звучности, подаривший Марину Цветаеву нам. В котором она осталась, и откуда шлёт нам свои послания, без которых мир наш был бы другим, и мы были другими...

«Скульптор зависит от глины. Художник от красок. Музыкант от струн. У художника, музыканта может остановиться рука. У поэта – только сердце».
«Нет на земле второго Вас».
«Грех не в темноте, а в нежелании света!»
«Не стыдись, страна Россия! Ангелы – всегда босые».
«Есть рядом с нашей подлой жизнью – другая жизнь: торжественная, нерушимая, непреложная: жизнь Церкви. Те же слова, те же движения, – все, как столетия назад. Вне времени, то есть вне измены. Мы слишком мало об этом помним».
«Наши лучшие слова – интонации».

Каждый выберет для себя то, что ляжет на сердце.

№ 156 - Октябрь 2022. Юбилеи