💥💥💥Лера, нам срочно нужно поговорить.

Это очень серьезно! Ты во сколько вернешься домой?
Голос мужа Валерии звучал взволнованно, так что женщина не на шутку испугалась.
— Что случилось, Слава? — спросила она.
— Я не могу по телефону. Когда ты придешь домой?
— У меня запись к парикмахеру на шесть вечера. Но если произошло что-то серьезное, я могу отменить визит.
— Нет. Не нужно… Ты только не задерживайся нигде. Нам с тобой нужно поговорить. Это очень серьезно! — снова повторил свои слова Вячеслав.
Остаток рабочего дня Лера провела в задумчивости, пытаясь понять, что такого «серьезного» желает сообщить ей Слава. А вечером, все так же теряясь в догадках, женщина посетила парикмахерскую и забежала в магазин. Не оставлять же семью голодными?
Валерия, как всегда, накупила полные сумки продуктов и, обвешенная пакетами, поспешила домой. Муж ждал ее, сидя за кухонным столом, и пил кофе. В раковине уже стояли две пустые чашки, а значит, Вячеслав просидел так не менее получаса.
— Почему так долго? — набросился он на жену, не вставая с места.
Лера водрузила на стол покупки и присела напротив него. Ноги гудели после долгого рабочего дня. Не так давно Лера начала замечать в своем организме неизбежные возрастные изменения. И одним из них была быстрая утомляемость.
— Слав, что случилось? Говори уже. Я весь день пыталась разгадать твои ребусы.
Муж немного помедлил с ответом. Сделал несколько глотков кофе, а потом на одном дыхании выпалил:
— Я хочу развестись, Лера. У меня новая любовь.
Лера подумала, что это такая шутка. Поджав губы, она махнула рукой и проговорила:
— Да ну тебя! Я серьезно спрашиваю. Извелась вся, думала, у тебя на работе какие-то проблемы или у Вики что-нибудь случилось, а она мне не говорит.
— Я тоже серьезно, Лера. Я встретил женщину своей мечты!
— Какой мечты? — опешила Валерия, пристально посмотрев в глаза мужа.
— Такую, о которой я всегда мечтал! Красивую и сильную. Настоящую!
— Не знала, что у тебя такие мечты.
— Ты вообще обо мне ничего не знаешь! Тебя заботит только борщ на плите! Всеми вечерами торчишь на кухне, словно тебя тут заперли. Ни поговорить с тобой, ни еще чего. Да и о чем с тобой говорить? О котлетах?
— Насколько я помню, ты на мои котлеты никогда не жаловался! Настолько не жаловался, что к утру этих котлет уже обычно не остается.
Внутри Валерии поднималась настоящая буря. Она еще не могла осознать всю серьезность этого разговора, но интуитивно заняла оборонительную позицию.
— Да дело же не только в котлетах. Посмотри на себя! Ты стала похожа на твою тетку Валентину. Ходишь так же и даже стрижешься, как она! Я пытался остановить самого себя, цепляясь за наши с тобой прожитые годы. Но ухватиться, понимаешь, просто не за что. Не могу я так больше! Меня к тебе больше не тянет, пойми!
Лицо Леры запылало. Возможно, от возмущения, а возможно, из-за очередного так называемого прилива, неизбежного спутника наступающего климакса.
— То есть я правильно тебя поняла? Тебя больше не привлекаю ни я сама, ни мои борщи, ни наша семейная жизнь, вообще?
Вячеслав, сверкнув глазами, еле заметно кивнул.
— И ты затеял этот разговор, чтобы получить мое согласие на развод?
— Причем тут твое согласие? Я в любом случае разведусь с тобой. Я хотел попросить, чтобы ты поговорила с Викторией. Дочь может обидеться на меня из-за такого моего решения. А ведь это неправильно. Согласись?
— Что неправильно? То, что ты завел себе «новую любовь», или то, что Вика, узнав об этом, перестанет с тобой разговаривать?
— Не передергивай! Я знаю, если ты ей об этом сообщишь, она иначе воспримет наше с тобой расставание. Скажи, что ничего страшного в этом нет, многие люди расходятся, и это не конец света.
— Ты в своем уме? Ты хочешь, чтобы я ко всему прочему, сделала за тебя грязную работу?
— Опять ерунду какую-то несешь! Сама подумай, какой толк в том, что Вика больше не захочет меня видеть? Кто во всем помогает нашей дочери? Я! Ты же не сможешь оплачивать эти ее дополнительные курсы и так далее. Я могу продолжить делать все это, но только поговори с ней сама. Тебя она послушает, я в этом уверен.
Только после этих слов Валерия внезапно ощутила всю серьезность происходящего. Помимо личных ее обид, есть еще куча всего того, что непременно изменится. Лере захотелось плакать. В последнее время жизнь Леры перестала нестись куда-то со скоростью ветра, не оставляя времени ни на что остальное. Детские поликлиники, садик, школа и даже институт — все, что связано с воспитанием ребенка, было пройдено. Их дочь Вика стала более-менее самостоятельным человеком, и Лера могла вздохнуть спокойно. Женщина начала видеть и замечать красоту окружающего мира. И деревья, и луна, и небо — все казалось ей теперь таким сумасшедше красивым! Да. Дел по дому все равно хватало. Валерия любила и чистоту в квартире, и то, чтобы ее семья всегда была сытой и ухоженной. Но все-таки у нее появилось достаточно времени и для самой себя. А теперь… Валерии было даже страшно представить, что ожидает ее впереди.
С мужем Валерия прожили почти двадцать пять лет. Через месяц они планировали праздновать серебряную свадьбу и уже обсуждали, как именно отметят это событие. Лера как раз в ожидании этой даты находилась в приподнятом настроении. Серебряная свадьба — это же как серебряная медаль! Не каждый может похвастаться этим. Особенно в наше время, когда развод стал настолько обычным делом, будто поход к стоматологу. Раз и все! Старую пломбу удалили, а новую поставили. Поэтому Валерия даже немного гордилась тем, что они с мужем прожили вместе столько лет. Ко всему прочему, за все эти годы вопрос о разводе никогда не возникал в их семье. Многие подруги завидовали Лере и ее спокойной семейной жизни. Возможно, потому, что Лера никогда не жаловалась им на своего мужа, считая это самым глупым занятием на свете. Как можно говорить о человеке гадости и продолжать жить с ним? Абсолютно у всех людей есть свои недостатки, и ты либо принимаешь его таким, как есть, либо нет. Такое мнение было на этот счет у Леры.
После разговора на кухне, что перечеркнул все, чем жила и существовала Валерия, ее муж куда-то уехал, предоставив жене полную свободу мыслей и заодно общение с дочерью. Одним словом, попросту сбежал, и теперь Лера даже знала, куда именно. Выходит, отлучки Славы в последнее время то в гараж, то к другу носили совершенно иной характер.
Как и предполагал муж Леры, женщина сумела построить разговор с дочерью так, что Вика восприняла происходящее в их семье довольно спокойно. Девушка, безусловно, была возмущена поведением отца, но мать успокоила ее тем, что будто бы ее саму ничуть не пугают грядущие изменения. У Вики еще вся жизнь впереди, и в этом Слава был прав — ни к чему им с отцом ссориться. С женой можно развестись, а с собственным ребенком нет.
Лишь оставшись наедине с собой в их с мужем спальне, Лера дала волю слезам. «Вот и все! Вот и все!»— повторяла она. Действительно, в тот момент женщине казалось, что ее жизнь закончилась. Леру будто вытолкнули с этой планеты прямо в холодный космос, где она и парила теперь, не понимая, как ей приземлиться. Лера даже как будто физически терялась в пространстве и испытывала настоящее головокружение, передвигаясь по комнате. В конце концов, ей стало настолько плохо, что Вика, случайно обнаружив маму в таком состоянии, вызвала врачей.
Скорая помощь приехала в тот момент, когда Слава соизволил вернуться домой. Доктора ничего серьезного у Валерии не обнаружили. Лишь немного упавшее давление и, списав все на изменения в ее организме, связанные с возрастом, удалились. Разумеется, посоветовав Валерии пройти полное медицинское обследование.
После их отъезда, когда Слава и Лера остались в комнате одни, муж посмотрел на нее волком и процедил сквозь зубы:
— Ты это нарочно?
— Что? — непонимающе спросила женщина.
— Устроила показательные выступления с целью вызвать к себе жалость!
Лера встретилась взглядом с мужем и, прочитав в нем откровенное презрение, произнесла:
— Не льсти себе. Концерты я устраивать точно не собираюсь.
— А что собираешься?
— Разойдемся мирно, как ты этого и хотел. И кстати, я поговорила с Викой. Бойкота в отношении тебя не будет. Ни со стороны дочери, ни тем более с моей стороны. Наслаждайся своей новой жизнью. Только прошу, поспи сегодня в гостиной.
Прошел месяц. Слава все так же продолжал жить в гостиной, но о разводе уже не заговаривал. Валерия сама периодически интересовалась у него, когда они уже приступят к данному процессу? Но Слава называл какие-то причины, по которым он не может прямо сейчас развестись с женой. На работе у него были какие-то сложности или еще что-то. Лера не особо понимала, как все это связано, но расспрашивать о подробностях не хотела. Ее больше напрягала атмосфера в их доме. Вика все это время вела себя с отцом несколько натянуто, хотя они все обсудили до этого. Дочь утверждала, будто ничего не может с собой поделать, а Слава обвинял в этом свою супругу.
Устав от своего двоякого положения, Валерия однажды позвонила своей подруге Рите и предложила поехать куда-нибудь.
— Хотя бы в ближайший город. Просто, чтобы сменить обстановку и хоть немного развеяться! — взмолилась Лера.
— Дорогая моя! Да хоть завтра и можно даже на край света! Я столько лет прошу тебя куда-нибудь поехать вдвоем, а ты никак не можешь оставить свое семейство! И кстати, как раз отметим твою серебряную свадьбу. Несколько иначе, чем ты планировала. Но, кто знает? Может, еще лучше получится!
Рита с воодушевлением принялась искать горящие путевки, и вскоре уже Валерия паковала чемоданы, собираясь отправиться на Кавказ.
— И надолго ты планируешь уехать? — недовольно спросил муж Валерии, наблюдая за тем, как жена укладывает в чемодан свои платья.
— Мы едем на две недели. Я тебе уже говорила.
— А кто в твое отсутствие, прости, будет готовить еду? — задал вопрос Слава.
Лера насмешливо посмотрела на него.
— Думаю, дочь приготовит тебе что-нибудь на досуге.
Настроение Леры было приподнятым. Пожалуй, впервые за этот месяц она ощутила запах настоящей свободы. И дело было не в том, что она куда-то уезжала одна, без мужа. Лера неожиданно для самой себя поняла — она приняла все, что с ней случилось, и готова развестись со своим мужем, как он этого и хотел. Готова! Полностью готова!
На прощание Валерия сказала мужу:
— Слав, ты успеешь за две недели решить все вопросы, тормозящие наш развод? Хотелось бы уже поскорее покончить с этим.
Отдых в компании подруги очень нравился Лере. Никто не жаловался ни на жару, ни на усталость. Да и вообще, они с Ритой веселились так, будто им было по двадцать лет. Вот только разговоры Риты о том, что им, во что бы то ни стало нужно найти нового мужа для Валерии, немного смущали женщину.
Сначала Лера отшучивалась по этому поводу, а потом сказала:
— А если серьезно, Рит, я бы не хотела снова выходить замуж. Одно дело связать с кем-то свою жизнь, когда ты еще молода. А сейчас… Я даже представить себе не могу, как меня будет обнимать какой-нибудь чужой дедок. Вроде вон того, с белой бородкой, словно он молодящийся Санта Клаус.
Словно услышав ее слова, мужчина, на которого указала в этот момент Лера, обернулся и посмотрел прямо на нее. Щеки Валерии тут же залились краской. Ей показалось, он либо услышал ее слова, хотя находился на довольно приличном расстоянии, либо догадался, что разговор идет о нем. А потом Лера не на шутку испугалась. Не отводя от нее взгляда, седобородый господин направился прямо к их столику.
— Простите, могу я пригласить вас на танец? — приблизившись, спросил он.
Лера растерянно смотрела на него и молчала, будто загипнотизированная взглядом его темных глаз. В чувство ее привел удар по ноге. Это Рита пнула Валерию под столом и одновременно с этим проговорила:
— Лера, ты же как раз только что говорила о том, какая звучит красивая мелодия и как хочется танцевать! Спасибо, что пригласили мою подругу! Она сама такая нерешительная.
Под строгим взглядом Риты Лера отправилась на танцпол в компании этого импозантного мужчины и протанцевала с ним целых три танца подряд. Когда она вернулась за столик, подруга снисходительно произнесла:
— Я смотрю, тебе понравилось обниматься с «чужим дедком»? А если серьезно, Лер, вы отлично смотрелись вместе! Кто он такой, кстати?
— Не знаю. Мы говорили о поэзии.
Рита прыснула.
— Чего? О какой еще поэзии?
— Что смешного? Оказалось, ему тоже нравятся произведения Блока. А если бы ты почаще брала в руки сборник стихов этого поэта, ты бы поняла — говорить о его творчестве можно часами.
— Так. С этим все ясно. Общие интересы способны сблизить людей быстрее, чем что-либо другое. Ну а еще, о чем-нибудь вы успели поговорить?
— Рита, отстань. Ни о чем мы больше не говорили. Только в конце Саша предложил погулять по побережью вечером.
— Ого! Он, значит, Саша? Прямо как твой Блок? И? Пойдешь на свидание с ним?
— Нет.
— Как это? Почему?
— Рита! Я уже говорила тебе, я не хочу заводить никаких романов. Я, между прочим, еще замужем. Я даже кольцо обручальное все еще не сняла.
— Так сними! Сними свое чертово кольцо и отпусти себя на волю! Ты без пяти минут свободная женщина. Неужели тебе не хочется просто прогуляться вдоль побережья при свете звезд? Тем более в компании человека, с которым можно поговорить о поэзии. Немного я таких встречала в последнее время. Всех заботят либо деньги, либо политика. По крайней мере, в моем окружении мужики говорят в основном об этом.
На секунду Лера представила себе, как она, сняв босоножки, шагает по мокрому гравию. Рядом шумит прибой, в небе зажигаются первые звезды, а ее новый знакомый читает ей строчки произведения: «Мы встречались с тобой на закате…». Неожиданно Лере со страшной силой захотелось испытать все это, и она, вскочив с места, бросилась к выходу.
Обладатель седой бороды как раз собирался покинуть заведение, и Лера окликнула его.
— Саша, пожалуй, я готова принять ваше предложение, если вы еще не передумали насчет прогулки по пляжу, — проговорила она на одном дыхании, удивляясь собственной дерзости и безрассудству.
Их первое свидание было даже лучше, чем представляла себе Лера. Очень давно ей не было настолько интересно общаться с кем-либо. Оказалось, Александр жил и вел свой бизнес в одном из небольших городков, расположенных на Урале. Несколько лет назад Саша похоронил свою супругу, у него было трое детей и пятеро внуков.
— Большое семейство, но мы с женой всегда хотели иметь много детей, — окончил он свой короткий рассказ о себе.
Теперь будто бы была очередь Леры рассказать о себе, но Лере страшно не хотелось делать этого. Кому захочется делиться тем, что ее муж в преддверии серебряной свадьбы завел себе «новую любовь»? Однако Лера понимала, ее молчание выглядело бы нелепо. Особенно после того, как перед самой прогулкой в обществе Александра она впервые за долгие годы сняла с пальца свое обручальное кольцо.
Саша выслушал ее, не перебивая, и не высказав никакого своего мнения на этот счет. Лишь после того, как Лера закончила говорить, осторожно взял ее за руку и спросил:
— Может, искупаемся?
— Как? Прямо сейчас? У меня же нет с собой купальника!
— Темно и ничего не видно. Обещаю, я не буду подглядывать.
Мужчина лукаво посмотрел на свою спутницу и стал расстегивать пуговицы на своей рубашке. Словно зачарованная, Лера смотрела на него, а ее руки, кажется, зажив собственной жизнью, потянулись к завязкам на сарафане…
***
Переступив порог своего дома, Лера удивленно повела носом. С кухни доносились ароматы съестного, и женщина улыбнулась. Неужели ее дочь за время отсутствия матери научилась готовить?
— Лера, наконец-то ты дома! — воскликнул Слава, выходя с кухни и вытирая руки полотенцем.
— Привет, — коротко поздоровалась Валерия и спросила, — чем так вкусно пахнет?
— Ты не позволила забрать тебя из аэропорта, и вот я решил приготовить тебе сюрприз. Не знаю, как у меня получилось, но я очень старался. Проходи скорее, будем обедать, — с довольным видом проговорил Слава.
Валерия, недоверчиво посмотрев на мужа, прошла вслед за ним на кухню. Ее удивление усилилось, когда женщина увидела целый накрытый стол.
— Это ты все сам приготовил? — удивленно оглядывая салаты и нарезку, спросила Лера.
— Да. Вика только чуть-чуть помогла мне, а потом уехала к подруге. Я так соскучился по тебе, Лерка, ты не представляешь!
Слава потянулся, чтобы поцеловать жену.
— Стой! Что случилось? Зачем это все? Ты подал на развод и собираешься отпраздновать это событие?
— Нет. Лера, я тут кое-чего переосмыслил на этот счет и готов умолять тебя о прощении. Глупо было с моей стороны сотворить такое. Мы столько лет прожили с тобой… Мы…
— Глупо? — перебила мужа Валерия. — Ты называешь это обычной глупостью?
— Нет, конечно. Это было жестоко по отношению к тебе, я согласен. Но, Лерка, в семейной жизни ведь всякое бывает. Правда? Честное слово, я очень раскаиваюсь и прошу простить меня.
Слава умоляюще смотрел на жену, а Лера в этот момент думала совсем о другом. Ей вспоминался взгляд темных глаз из-под густых седых бровей и то, как Саша все никак не мог проститься с ней в аэропорту.
— Как же все это странно, — задумчиво проговорила Валерия.
— Что, странно? Ты не веришь в то, что я на самом деле чувствую себя виноватым?
— Нет. Не в этом дело. Я верю, что ты наверняка на самом деле передумал разводиться и все такое. Но… Уже поздно, понимаешь?
— В каком смысле? Почему поздно?
— Все изменилось во время моей поездки. Я теперь тебя понимаю, Слава. «Новая любовь» и впрямь может случиться с каждым.
— Что ты хочешь этим сказать?
Слава немного побледнел и пристально вгляделся в глаза супруги.
— Да. Ты все правильно понял. Я встретила мужчину своей мечты. Ты же должен меня понять!
Лицо мужа Валерии из бледного стало багровым.
— Ты это нарочно сделала? Решила таким способом отомстить мне?
— Нет, конечно! Я не хотела ничего такого. Разве что предстоящий развод с тобой несколько повлиял на меня. Ведь я чувствовала себя свободной от каких-либо обязательств в отношении тебя. Я просто сняла обручальное кольцо и…
— И что? Что ты сделала?!
Глаза Славы метали молнии. Он с силой втягивал в себя воздух и еще зачем-то взял в руки поварешку, словно пытаясь занять оборону.
— Влюбилась, — с растерянной улыбкой ответила Лера, — Я влюбилась, Слав. И ничего с этим не могу поделать. А главное, не хочу!
Слава с грохотом бросил в раковину поварешку. Затем схватил свой телефон и трясущимися руками набрал номер телефона дочери.
— Вика, ты представляешь, твоя мать вернулась из своей поездки и говорит, будто встретила новую любовь!
На другом конце провода некоторое время молчали, а потом послышался громкий смех их дочери.
Слава бросил трубку и, присев за накрытый стол, закрыл лицо руками. Отношения с его «новой любовью» давным-давно расстроились, и вот уже неделю как та женщина совсем не отвечала на его звонки. В голове у Славы отчего-то зазвучали слова свадебной клятвы, которые он произносил двадцать пять лет назад во время их с Лерой торжества — «сегодня я стою перед тобой, чтобы обещать тебе свою любовь, верность и преданность на всю жизнь…».
Только сейчас мужчина начал понимать все, что значило для него нарушение этой клятвы. Его жена, эта лучшая на свете женщина, больше не принадлежала ему! И все то тепло, что она дарила ему в течение двадцати пяти лет, исчезало, растаяло на глазах, сменяясь холодным, угрюмым на вид одиночеством. Славе захотелось завыть или схватить ее в охапку и сжать крепко-крепко. Но время нельзя повернуть вспять, и ничто уже не сможет остановить ее. Он словно уже видел, как Лера поднимается на трап самолета и машет ему на прощание рукой. А где-то там, далеко отсюда, ее ждет новая жизнь и новая любовь, случившаяся с ней, а не с ним…
💥💥💥Свекровь
Пожилая, но еще не старая женщина Наталья Гавриловна Семенова проживала в живописной деревушке одна. Мужа схоронила два года, а единственный сын Федор как уехал в город на учебу после армии, так к матери и не вернулся больше. Работает на заводе инженером, поначалу снимал квартиру, а сейчас все у него в жизни изменилось. Только мать он в подробности не посвящал.
Приезжал редко, пока машиной не обзавелся. А последний год зачастил, нет-нет, да и нагрянет без предупреждения, продуктов привезет, одежду кое-какую. Наталья Гавриловна отказывалась, но он все равно привозил. Последний раз платок шерстяной вязаный ручной работы подарил.
А про свою жизнь не распространялся. Все хорошо, мол. Не переживай. Вот и весь сказ. Но нашлись добрые люди, рассказали. Ее соседка, молодуха Варька, в город отправилась.
Сердобольная мать передала сыну гостинца, варенье свое, грибочки маринованные. Телефон сына у нее был, поэтому Варвара с ним созвонилась и встретилась.
- Ой, тёть Наташ, приехал на машине с кралей какой-то. Все забрал и был таков. Привет просил передать, сказал, что приедет.
- А что за краля? – удивилась Наталья Гавриловна.
- Да почем же я знаю? Она и носа из машины не высунула. Только сдается мне, что старше его, вот ей богу! Лет на пять старше, полная, накрашенная.
Женщина призадумалась, Никогда сын с ней не делился своей личной жизнью. Надо бы порасспросить в следующий раз. И ждать этого раза долго не пришлось.
Идет она из магазина, а во дворе сын с мальчонкой ее дожидаются. У калитки машина стоит. Приехал! Она пошла быстрее, чтобы обнять сыночка, а тот посторонился немного и сказал:
- Привет, ма. Вот, знакомься. Это Юрик. Он теперь мне как сын.
- Ну заходите в дом, чего во дворе-то разговоры разговаривать.
Быстро накрыла на стол, благо картошечка в чугунке еще теплая была. Капуста соленая, огурцы, мясо отварное, мягкое да сочное.
Юрик понуро сидел за столом и неохотно ковырялся в своей тарелке, ни на кого не глядя. Поели, попили чай из самовара и отправили мальчика во двор. Пусть осмотрится, а они поговорят.
- Мам, тут такое дело, - начал Федор. – Я женился в прошлом году. Ну точнее, мы просто расписались а Августиной. А это ее сын. Тебе не сообщал, уж не обижайся. Не хочет Ава со свекровью знакомиться, и все тут.
- Это почему же? Я что, зверь какой? Или что деревенская, и ей не по чину?
- Да нет. У нее первый брак был несчастливый, со свекровью до драк доходило. Злющая была, вредная, терпеть ее не могла. Она и ушла от мужа из-за нее. А он через год умер, следом свекровь. Квартира ей с сыном осталась и машина. Когда познакомились, она меня к себе жить позвала, потом расписались. А про свекровь и слышать не хочет.
- А мальчонку тогда зачем привез? – спросила удивленная мать.
- Так лето сейчас, а Ава на сносях, в августе уже родит. Тяжело ей с Юркой, за ним глаз да глаз нужен, я целыми днями на работе. Не присмотришь до осени, а потом я заберу его?
- Присмотрю, отчего ж не присмотреть-то. Только он сам-то захочет здесь с бабкой остаться?
- А кто его спрашивает? Мать сказала, его дело выполнять.
Наталья Гавриловна подивилась таким словам, но вмешиваться не стала. Эту Августину она не знает, какой с нее спрос? Мальчонка восьми лет в доме не помешает. Не грудной. А скоро и свой родной внук или внучка появится. Вот радость-то какая!
На следующее утро сын уехал, а Юрка к окну припал, надувшись как мышь на крупу.
Женщина подошла к нему и сказала:
- Ну что, пострел. Давай нашу жизнь налаживать. Можешь звать меня баба Наташа. Ты в какой класс-то перешел?
- Во второй, - буркнул мальчик, даже не повернувшись.
- Ну пойдем курочек посмотришь, огород тебе покажу. Клубника зреет, будешь ягоды собирать скоро, она у нас ранняя.
- Не пойду я с тобой.
- Это почему же? Я не кусаюсь, и Полкан мой во дворе тоже не обидит, если ты его боишься.
- Мама сказала, что ты плохая. И я у тебя не надолго. А Полкана твоего я не боюсь.
- Вот те на! А мама откуда знает, что я плохая? Мы с ней даже не знакомы. Ну сиди тут, коли охота. А я во двор пойду, у меня дела, внучок.
Наталья Гавриловна скрылась за дверью. Жалко ей было пацана. Видать, этой Августине сильно досталось от прежней свекровушки, что она и сама ее знать не хочет, и сына против настроила. Ну ничего, добром да лаской как-нибудь растопит его сердечко.
Женщина занялась прополкой и своим нехитрым хозяйством. Большой скотины не держала, а курочки да пара овечек ей были под силу. Молоко, творог да сметану у соседей покупала, у Варькиной матери за гроши. А им то яички лишние принесет, то ягод с огорода. Так и жили.
Прошла неделя. Юрик стал постепенно выходить во двор. То Полкана погоняет, то клубнику с грядки поест. Помогать особо не рвался, да она и не настаивала. А тут в клуб кино привезли, старое, конечно. Ну больно уж красочное. «Человек-амфибия» называется. И бабушка зазвала своего «внучка» на просмотр.
По дороге домой мальчонка рот не закрывал, весь фильм пересказал, уж больно ему «человек-рыба» понравился!
- А я дома мультики смотрю, баба Наташа! Ты таких и не видала. Про капитана Врунгеля, а еще про Урфина Джюса и его деревянных солдат. Но это кино клёвое! А «человек-рыба» умер?
- Нет, Юрик, что ты! Он же рыба, теперь будет в океане жить.
Так за разговорами дошли до дома. И с этого момента мальчишку как подменили. Он и дома приберет, и усики у клубники пощиплет, и грядки польет. Полкана теперь только сам кормил, с мальчишками соседскими подружился. Вечером, бывало, домой не загонишь.
Повеселел, книжку по Робинзона Крузо стал читать. Федина она, старенькая совсем. Но он с удовольствием, страницу за страницей. И все бабушке пересказывает, да на Пятницей хохочет, пока она вечерами сидит и вяжет. И ей припомнилось детство сына. Такой же был весельчак, рта не закрывал.
В августе к ним нагрянул Федор. Счастливый, с радостной вестью. Дочь у них с Августиной родилась, Юленька. Завтра из роддома забирать, а он вот приехал рассказать про внучку, да узнать, как тут Юра.
- Папа, мы с бабой Наташей хорошо живем, мне нравится здесь! Можно я еще останусь? А сестренку потом посмотрю, когда в школу пойду.
Так и остался до сентября. Наталья Гавриловна отдала сыну подарки для внучки. Связала носочки крохотные, шапочку из лебяжьего пуха, да одеяльце, тоже пуховое, легкое. А невестке варежки с бубенчиками. Сын поблагодарил, расцеловал мать, пожал сыну руку, как большому, и был таков.
Приближался конец августа. Юрка бегал с ребятней по улице, играя в мяч, когда вдалеке показалась машина. Все расступились, глядя на гостей. Машина подъехала к дому Натальи Гавриловны. Из нее вышла полная женщина с ребенком на руках, затем Федор. Он забрал драгоценный сверток у жены, а к ней уже мчался со всех ног Юрка.
- Мамочка приехала! – закричал он, но тут споткнулся о кочку, упал и получил ссадину на коленке.
Но не захныкал, тут же сорвал лист подорожника и приложил к ране, как мальчишки учили. Августина поцеловала сына, взяла за руку и прошествовала за мужем в дом.
- Что же это Юра у вас без присмотра по улице носится? – спросила она вместо приветствия.
- Здравствуй, дочка, - ответила Наталья Гавриловна. – Вот и свиделись. Мальчишки у нас завсегда по улице бегают, играют. А Юра мне помощник и в дому, и в огороде. Что ж ему не поиграть-то?
Потом Наталья Гавриловна подошла к внучке. Та тихо спала, была хорошенькой, как ангелок, и у бабушки на глазах выступили слезы от умиления.
Накормила хозяйка дорогих гостей борщом со сметаной, лепешками свежими и стала расспрашивать, как да что.
- Мы за Юрой приехали, - авторитетно заявила Августина. - В школу скоро. Надоел он вам тут, да и сам уж, наверное, не дождется, когда в город уедет.
Мальчик вскочил с места и громко сказал:
- Не хочу я в город! Я с бабой Наташей хочу жить. А ты, мамочка, соврала, что она плохая. Она добрая!
Щеки Августины покрылись густым румянцем, и лицо приняло злое выражение.
- Маме нельзя такие слова говорить, Юра! Извинись и иди погуляй, только со двора ни шагу, - тихо и спокойно сказала Наталья Гавриловна.
Мальчик опустил голову, сказал свое «я больше так не буду» и вышел за дверь.
- Ты, Ава, не беспокойся за него. Он очень славный мальчик, послушный. Хорошо воспитала, молодец. И мне какая радость все лето! Спасибо, что привез, сынок. Хоть каждое лето пусть приезжает, только рада буду.
Но тут заплакала маленькая девочка, и Августина метнулась к ней. Два дня семья провела у Натальи Гавриловны. Сын кое-что починил, подправил. Августина не отходила от дочки, ее свекровь стряпала, кормила дорогое семейство, а Юра был на подхвате: то отцу поможет, то бабушке, то около сестренки с мамой посидит, и все рассказывает им, как ему тут хорошо жилось.
Наконец собрались в дорогу. Федор с сыном и дочерью попрощались и вышли во двор, а Августина подошла к свекрови, обняла ее и сказала:
- Спасибо, мама. Свою-то уж и не помню, а что свекрови такие бывают, и думать не думала. Простите меня. А Федю я очень люблю. Хороший он у вас, заботливый.
- Теперь уж у тебя, дочка. А мне-то радость какая. И Юрочку привозите, полюбила я его, как родного.
На том и расстались. И все в семье сложилось хорошо. Маму на зиму к себе забрали, чтобы помочь с детьми да по хозяйству. И свекровь с невесткой друг в друге души не чаяли, на радость Федору и шустрому Юре, бабушкиному любимчику.
💥💥💥Всё сестре
— Да у вас для меня всегда денег нет! — вскричал Илья. — А как только Светке что-то понадобится, так они у вас сразу находятся.
— Сынок, ну что ты такое говоришь?! — укорила Зинаида Павловна и заплакала. — Не дай Бог никому того, что Светочка пережила, не надо завидовать.
— Я не завидую, а констатирую факт, — невозмутимо ответил Илья. — Да что с вами разговаривать! Вы всё равно в свою дуду дуете! Надоело слушать!***
— Разругались мы с Ильёй в пух и прах, — грустно рассказывала новости своей подруге Зинаида Павловна, когда та пришла к ней в гости.
Подруга, Тамара, пила на кухне чай и разглядывала коллекцию гжели, стоявшую на полках. Зинаида Павловна когда-то рассказывала, что эта посуда досталась ей от её матери, Леокадии Львовны, она была страстным коллекционером. От неё же осталось много палехских шкатулок, жостовских подносов, серебряных подстаканников, серебряных ложек и другой ценной утвари. Всё это, кроме гжели (которую нежно любила сама Зинаида Павловна) всё это они с мужем недавно продали, чтобы помочь дочери…
— Опять обижается? — спросила Тамара, аккуратно беря с блюда аппетитный румяный пирожок с капустой, ещё тёплый. Зинаида Павловна только недавно достала противень с пирожками из духовки.
Она очень любила печь и очень любила гостей. И потому обрадовалась, когда Тамара ей позвонила и спросила, можно ли прийти, потому как она недавно приехала от дочери, у которой пробыла в гостях целых три месяца и накопилось много новостей. Обе женщины были на пенсии и часто общались.
Познакомились они недавно, год назад, когда Тамара переехала в этот город, поменявшись со своей дочерью жильём. Муж у Зинаиды Павловны, Виктор Григорьевич, ещё работал, а она сама, сидя дома одна, немного скучала, ожидая его с работы.
— Обижается, — вздохнула Зинаида Павловна. — Это у него с самого детства.
У Зинаиды Павловны и Виктора Григорьевича было двое детей. Света старшая, Илья младший. Разница между ними небольшая — три года. С самого начала родители пытались ничем детей не обижать, делить всё поровну и не давать повода для ревности.
Однако Илья постоянно обижался. Всё ему казалось, что родители больше любят сестру, а он побоку. То игрушку ему купили дешевле, то одежду не такую красивую и модную, то угощение не такое сладкое, как у сестры.
— Я уже и так и этак, — сетовала Зинаида Павловна, рассказывая Тамаре, — Но без конфликта всё равно никак. А он как будто специально нарывается! Знает, что я не люблю ссоры и ругань, особенно накануне праздника, например на Новый год. Ещё мама меня учила, что как встретишь Новый год, так и проведёшь. А Илюшка так и лезет на рожон, дерзит, пререкается, вот Витя его бывало, и трепанёт по попе ремешком. Тут уж слёзы и обида по полной. И новый виток ссоры. Илюшка кричит, что мол, его бьют, а Светку никогда. А за что Свету бить? Сидит себе бывало, уроки учит или в куклы играет. Серьёзная, какая была, такая и осталась.
— Мой Женька всех лупил ремнём, и дочь и сына, если что натворят, — хохотнула Тамара, вспоминая своего покойного мужа.
— А Витя сказал однажды Илюшке, что девочек бить нельзя. Нужны другие методы воспитания. Вот Илюшка и злился на сестру, что опять ей малина, а ему тумаки, — сказала Зинаида Павловна и принялась размешивать в чашке сахар.
Когда дети выросли, Зинаида Павловна и Виктор Григорьевич объявили, что хотят им помочь, поровну, деньгами.
— Мы тогда ещё хорошо зарабатывали, я работала, подработку брала, и у Вити хорошо выходило, вот и накопили денег, — рассказывала Зинаида Павловна. — Предложили им ипотеку взять. Дарим, мол, каждому по первому взносу на студию. Больше у нас не было. Да и хорошо! Чем плоха студия, пока один? А потом, когда семьи создадут и захотят расширять жилплощадь, то купят себе побольше.
— Это вы щедрые подарки с Витей преподнесли, — заметила Тамара. — У нас и того не было…
— Я ж и говорю! Никогда ничего не жалели! — в сердцах произнесла Зинаида Павловна. — Но поровну опять не вышло. Илюшка упёрся рогом, говорит, что квартира, мол, ему пока не нужна. Им уже лет-то прилично было, Свете двадцать семь, а Илюшке двадцать четыре, всё с нами жили, семьи пока не создали. Вот и задумали мы их отселить.
— Как это Илье не нужна квартира? — спросила Тамара.
— Так. Обиделся опять, что мы, мол, выгоняем их, что дети нам мешают и всё такое… Заявил, что машину лучше на эти деньги купит. А квартиру будет снимать, раз так. А Света взяла ипотеку, да не студию, а нашла однушку, на окраине, подешевле. Потом вышла замуж, родила доченьку. И всё у неё хорошо было.
— А Илюша?
— Илюша пока семью создавать не планировал, погулять, говорит, мам, хочу. А то что это, сразу в кабалу впрягаться? Быт, дети сопливые…
— Ох ты ж, погляди какой, — проворчала Тамара.
— Ага. Такой. Выучился на права, купил на наши деньги машину хорошую. А квартиру, и правда, снимал, от нас съехал, — сказала Зинаида Павловна. — Девочки у него постоянно были, фото нам с отцом присылал, одна другой краше. Но жениться не спешил. А потом у Светочки горе случилось.
Зинаида Павловна надолго замолчала. Было видно, что ей трудно об этом говорить. Тамара заёрзала от нетерпения на стуле. Очень ей хотелось узнать, что случилось у дочери подруги.
— Дочка у неё серьёзно заболела, внученька моя Настюша, в годовалом возрасте,— наконец произнесла Зинаида Павловна. — Страшная болезнь, редкая. Мотались они по врачам, наверное, с полгода, всё диагноз никак не могли поставить, никто не мог распознать, время упустили, лечили, а не помогало, потому что не оттого лечили. Кучу денег они потратили, а потом к нам с Витей обратились. Мы то и сами уже думали предложить. В общем, вытрясли мы с Витей свою кубышку, мамин антиквариат с посудой продали, но ни грамма не жалели. Когда болеет ребёнок, последнее отдашь. А у зятя родителей давно уже нет, его тётка воспитывала, сама живёт бедно, не с чего ей помогать.
— Выздоровела внучка-то? — замерев, спросила Тамара.
— Да. Помогло лечение, всё позади теперь. Наблюдаются, но это ерунда, — улыбнулась Зинаида Павловна. — Растёт девчушка, на Светочку похожа прямо сильно. И губки её, и лобик высокий. Только подбородок с ямочкой — это от зятя, их порода.
— Сколько ей?
— Три. Вот в садик пошла, Света на работу вышла, — ответила Зинаида Павловна. — Дочь с мужем всё обещали деньги нам с Витей вернуть, как только смогут, но пока им не с чего. Да мы об этом и не думали! Дали от чистого сердца и вовсе не в долг.
— Какие уж тут могут быть долги, когда такое дело! — Тамара была согласна с подругой.
Прошло немного времени, и Илья надумал жениться. Только прежде хотел квартиру купить и обратился к родителям с просьбой добавить денег.
— Не хватает мне на первый взнос! — заявил Илья, когда явился к родителям. — Машину продавать не хочу, она мне нужна и вот…
Илья замялся и вопросительно посмотрел на отца.
— Сынок, у нас нету, — развёл руками Виктор Григорьевич.
— Столько нету, ладно, ну хоть сколько-нибудь добавьте, попробую на эту сумму что-нибудь подыскать,— терпеливо объяснял сын.
— Сынок, у нас нисколько нет, надо было тебе тогда не машину, а квартиру покупать, — вздохнув, сказала Зинаида Павловна.
— Нету? Ааа! Понятно! Всё Светочке своей ненаглядной вывалили! Конечно, кому же ещё! — громко заявил обиженный Илья. — Для неё у вас всегда деньги находятся! А что удивляться? Так было с самого начала!
— Не кричи на мать! — сказал Виктор Григорьевич. — Мы не на гулянки им денег дали! Ребёнок заболел! Врагу не пожелаешь такого!
— И что? Вернула Светочка долг?
— Мы не в долг дали.
— Ах не в долг? Ну да, вы же богатые. А как для меня, то крутись, Илюшенька сам, ну-ну… Жадные вы и несправедливые! Ничего, сверху всё видно, аукнется вам ещё.
***
— Короче обиделся на нас капитально, не звонит, не пишет, — грустно сказала Зинаида Павловна, ставя в раковину блюдца и кружки от чая, чтобы их помыть. — Вот такие у меня новости. Теперь ты расскажи, что там у дочери твоей делается? Надеюсь, всё хорошо?
Тамара принялась рассказывать подруге про свою семью. Зинаида Петровна слушала и машинально кивала, только мысли у неё были далеко. Она всё думала о разговоре с сыном. Очень ей было обидно вспоминать, какие слова он им, уходя, сказал.
К сожалению, спустя некоторое время случилось новое несчастье. Насте снова потребовалось дорогостоящее лечение.
— Плачу, Тамара, и не могу остановиться, — всхлипывала Зинаида Павловна, встретив на улице Тамару. — Вот в магазин вышла, а слёзы так и катятся, перед людьми стыдно…
— Ну-ну… Не плачь… Всё будет хорошо, — попыталась успокоить подругу Тамара.
— Только тем и держусь. Повторяю эти слова, как мантру, — проговорила пожилая женщина. — Пойдём, зайдешь ко мне, расскажу наши новости.
Подруги зашли в подъезд, поднялись на лифте и вошли в квартиру. Зинаида Павловна включила чайник и села на кухонный табурет.
— Мы ведь с Витей кредит взяли, — тихо сказала она.
Тамара ахнула и прикрыла рот рукой. Она очень боялась кредитов.
— Ничего, я на работу пойду, вахтершей, тут место рядышком есть, даст Бог, выплатим. А Настюша… В понедельник операция, будем надеяться на лучшее, — сказала Зинаида Павловна и снова заплакала.
У Тамары и самой потекли слёзы. Ей было очень жаль маленькую внучку подруги.
***
— Мам! Это что за дела?! Вы с отцом вообще что ли? И Светка, о чём думала, когда вас на такое толкала?! Кредит! Уму непостижимо! — Илья немедленно приехал к отцу и матери, когда узнал от сестры последние новости.
Они со Светой иногда переписывались. Илья не хотел терять её из виду и с мрачным упорством пристально наблюдал за жизнью сестры, словно ища за что зацепиться и снова обидеться.
А вот с родителями он совсем не общался и уже довольно давно. Купил квартиру, но не женился: с той девушкой они расстались. На новоселье родителей не звал. Они же его обидели! Денег не дали. Помогать не захотели.
И вдруг он недавно узнал, что родители взяли для Светы кредит и мать даже собирается выходить на работу, чтобы его выплатить.
— Илюша! Что ты такое говоришь, как не помочь?! — всплеснула руками Зинаида Павловна. — На кону жизнь ребёнка!
— Это их ребёнок, вы-то тут при чём?! Пусть и брали бы сами кредит!
— Им не дают! У Светиного мужа плохая кредитная история, а на самой Свете и так ипотека висит. Ну не знаю, почему, но отказали им! — заплакала мать.
— Вооот! Про что я и говорил! Для меня денег нет, а для Светочки даже кредит взяли! Ноги моей больше в вашем доме не будет, — мстительно заявил Илья.
Тут уже не выдержал Виктор Григорьевич:
— Ты и так к нам не приходил столько времени, невелика потеря!
Все были на нервах, и потому получился скандал. Илья, хлопнув дверью, ушёл, обещав, что больше никогда не вернётся, заявив напоследок:
— Я-то думал, вы мне хоть квартиру свою подарите, как компенсацию, но, похоже, что и она уже Светочкина! Мне рассчитывать не на что!
***
— Так и не общаемся, — вздыхала Зинаида Павловна. — А ведь уже пять лет прошло.
— А зачем оно вам, такое общение? Одно расстройство, — сказала Тамара.
— Но сын же, родной! Светочка говорит, женился, ребёнок у них родился, мальчик. Она в социальных сетях видела фото. Обидно. Мы ведь ему ничего плохого не сделали! Просто нужно было спасать Настю.
— Хорошо, хоть малышка выздоровела, — сказала Тамара.
— Конечно, хорошо! А кредит мы недавно выплатили. И работу я бросать не собираюсь, мне нравится. Я же не мешки ворочаю, на месте сижу, здоровье пока позволяет, — улыбнулась Зинаида Павловна.
Так и продолжали они не общаться. Илья не приехал к родителям даже тогда, когда Зинаида Павловна серьёзно заболела и месяц пролежала в больнице. Света звонила ему и писала, только напрасно.
— Нет у меня больше родителей! Сирота я, — заявил сестре Илья. Он не собирался менять своего решения.
***
— Я говорила мужу, может, переоформим нашу квартиру, подарим пополам Свете и Илье? Может тогда он забудет о своих обидах, — рассказывала Тамаре Зинаида Павловна.
— А муж что?
— Витя сказал, что ни за что так не поступит. Пока мы живы, говорит, пусть квартира наша будет, а то Илюша долю свою продаст и поселится тут кто-нибудь, с него станется... Зачем он так? Разве Илья способен на такое? — проговорила Зинаида Павловна. — Вот и переживаю, душа не на месте…
— Думаешь купить любовь и расположение сына? — недоверчиво прищурившись, спросила Тамара подругу. — И не надейся, таким людям всегда мало, он потом ещё на что-нибудь обидится. Хоть последнюю рубаху сними… Правильно, что твой муж против.
А Илья, хоть и не общался с родителями, но часто о них вспоминал. Недобрыми словами. Даже жена его, Ольга, пугалась, видя, какой злостью загорались глаза мужа, когда он говорил о них. Ольга знала всю эту историю с деньгами, от начала до конца, Илья рассказывал ей, и считала, что родители мужа поступили правильно, хотя вслух этого не говорила.
Будучи матерью, Ольга думала о том, что отдала бы последнее, лишь бы твой ребёнок был здоров. Почему же Илья не хочет этого понять и продолжает обижаться, спустя столько лет?
А Илья, задумчиво глядя на супругу, которая кормила их сына, думал: за что его так не любят родители? Ну за что?
💥💥💥Камешек
Зоя спешила домой после трудного дня. Занятая своими мыслями, на выходе из магазина она едва не столкнулась с Айгуль. От одноклассницы несильно пахло спиртным. Едва за ней закрылась дверь, раздался визгливый голос продавщицы Машки. Чем ей не угодила новая покупательница, неизвестно, но вскоре Айгуль догнала обвешанную сумками Зою.
- Подожди, подруга, поговорить надо. Или тоже брезгуешь?- карие глаза сузились, крылья носа нервно затрепетали. Айгуль после «пары ласковых» от хамоватой Машки искала, на кого выплеснуть свои обиды.
Зоя поставила сумки на сугроб, потрясла затекшими руками и, собравшись с духом, взглянула в ожидающие ее ответа глаза.
- Я тебя слушаю, Айгуль.
Зою всегда охватывала неловкость при виде одноклассницы. Ей было стыдно за свое давнее малодушие.
Когда-то давно, еще в восьмом классе, на Айгуль ополчилась боевая одноклассница Тоська. При каждом удобном и неудобном случае она насмехалась над приплюснутым носом, худобой или смуглой кожей девчонки, пародировала ее сутулость и акцент. Никто в классе ее не поддерживал, никто больше над нескладной девчушкой не подшучивал. Но никто и не заступался. Более того, иногда Тоськино обезьянничество вызывало смех одноклассников. Зое тогда казалось, что смеются они именно над Тоськой, а не над ее безответной жертвой. Сама Айгуль отмалчивалась, еще сильнее втягивала голову в плечи и все больше запиналась, рассказывая у доски очередное заданное наизусть стихотворение. Она не выдержала только один раз.
Тоська в то время одурела от очередной влюбленности и не знала, каким способом обратить на себя внимание Антона. Она начинала громко шутить и без причины хохотать, едва предмет ее страсти оказывался поблизости. В тот майский день он с несколькими мальчишками зашел на перемене в кабинет математики, где готовились к уроку восьмиклассники. Пацаны решали какие-то свои проблемы, не обращая на Тоську внимания, и та от отчаяния выкинула фортель. Подскочив к Айгуль, склонившейся над своим портфелем, с хохотом задрала ей подол коричневого форменного платья. Взорам присутствующих предстали простенькие застиранные трусики.
Девчонки ахнули – такой позор в присутствии мальчишек! Впрочем, большинство гостей и не успело увидеть шоу, посредством которого Тоська хотела сорвать аплодисменты. Айгуль резко выпрямилась, одной рукой одернула платье, а другой припечатала не ожидавшую подвоха обидчицу к парте. Все произошло очень быстро.
Вот тут Тоська стала центром внимания! Но, видимо, такая роль ей казалась не подходящей для соблазнения Антона, и она, размазывая по щекам кровь, ринулась на Айгуль с кулаками. Учитывая разницу весовых категорий, можно было ожидать трагической развязки, но тут впервые в их конфликт вмешались одноклассники. Милка ухватила разъяренную Тоську за рукав и, глядя ей в глаза, прошипела:
- Не смей! Сама виновата!
А Инна обернулась к стоящим с разинутыми ртами пацанам:
- Антон, пожалуйста, проводи ее к умывальнику, только так, чтоб учителя не видели. Вот, возьми платок.
И произошло чудо. Неуправляемая Тоська прижала платок к разбитому носу и покорно поплелась умываться, правда, показав исподтишка кулак. Побледневшая Айгуль, похожая на натянутую струну, села на свое место. А Зою, не посмевшую даже в этот раз открыто противостоять несправедливости, начал есть стыд.
Возможно, со временем эта глупая история забылась бы. Через неделю отзвенел последний звонок, после экзаменов Тоська одной из первых забрала документы и уехала в город. В девятый класс пошли только тихони и «мамины дочки». Среди них были Зоя и Айгуль, которую теперь никто не унижал. Оставшимся девчонкам не нужно было самоутверждаться за чужой счет, и в их коллективе наступили прекрасные времена.
В десятом классе все заметили, что Айгуль из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя. Высокая, стройная, с густой черной косой, она даже отдаленно не напоминала ту забитую девочку, которой была пару лет назад. Глядя на нее, Зоя радовалась переменам, произошедшим с одноклассницей, и старалась утешить себя тем, что все закончилось благополучно, и Айгуль простила их трусость и малодушие. О том, чтобы открыто поговорить и расставить все точки над i, она не помышляла – чернобровая красавица не стремилась открывать душу одноклассницам. Она редко ходила на танцы и не заводила романы с мальчиками.
Еще раз Айгуль удивила их, выйдя замуж через год после выпускного вечера. Нет, они, конечно, видели, что с осени на танцах ее постоянно сопровождает Саурык. Даже немного посмеивались между собой над его напыщенным видом. Невысокий щуплый пастух, которому вот-вот должно было стукнуть тридцать, являлся в клуб в кожаном плаще, с белым шарфом на шее и ковбойских сапожках на каблучках с подковками. Со своей избранницей он был по-джентельменски вежлив, но почему-то у всех, кроме Айгуль, его нарочито светские манеры вызывали усмешку. Девчонки были уверены, что вскоре и она разглядит убожество своего кавалера, но вышло иначе.
Через полгода у молодых родилась дочь, еще через три года – сын. В медпункте с нетерпением ожидали выхода Айгуль из отпуска по уходу за ребенком. И вдруг по деревне разнеслась страшная весть: Саурыка нашли убитым недалеко от дома. К вечеру милиционеры увезли в город молодую вдову.
Кто-то говорил, что убили пастуха жулики, с которыми он якобы воровал совхозный скот. Поговаривали, что у покойного нет-нет, да и появлялись деньги, на которые он пил в компании с одной развеселой бабенкой, а потом поколачивал молодую жену. Кому-то вспомнилось, что сношельница Айгуль рассказывала, как несколькими днями ранее нашла ее в странном состоянии. Будто бы молодая женщина сидела посреди неприбранной комнаты, тупо уставившись в одну точку, и несла какой-то бред о том, что надо как-то заканчивать эту невыносимую жизнь. Перепуганная Жанна начала тормошить родственницу, призывая вспомнить о детях, и услышала в ответ: «А я и детей с собой заберу, зачем им мучиться?!»
- Видно, с собой покончить кишка оказалась тонка, вот и прибила мужика!
- А с виду-то такая тихоня!
- Вот-вот, из таких тихих в войну самые предатели и получались! Не зря говорят – в тихом омуте черти водятся!
Зоя слушала эти разговоры и не могла поверить в реальность происходящего. Она твердила всем, что Айгуль мухи не обидит. Но, услышав пересказ истории Жанны, обеспокоенной состоянием родственницы, внутренне ахнула. Перед глазами встала Тоська с разбитым носом, и натянутая тетивой спина Айгуль, готовой к удару.
- Значит, произошло что-то такое, чего она не смогла вынести. Мы же не знаем, что там случилось. Но так просто она бы не смогла. Она очень терпеливая. Очень.
Мужеубийцу осудили на шесть лет. Осиротевших детей забрал брат Саурыка. Отсидев половину срока, Айгуль попала под амнистию и вернулась домой. Забрала у родственников детей, стала жить с ними на три пенсии по потере кормильца.
Выглядела она, по сравнению с измотавшейся между домом и школой Зоей, просто отлично: статная, слегка располневшая, холеная дама. Она ходила по деревне с высоко поднятой головой и, казалось, не обращала ни малейшего внимания на пересуды за своей спиной. Приходя на родительские собрания, слушала Зою, как той казалось, с каким-то насмешливым высокомерием. Никогда, в отличие от других мам, не пыталась задержаться, чтобы побеседовать с классным руководителем наедине.
Для Зои каждая их встреча становилась испытанием: ей начинало казаться, что важные вещи, о которых она говорит, на самом деле не столь важны или слова, которые она долго обдумывала, совсем не выражают сути того, что она хотела донести до своих слушателей. Встретившись с насмешливым карим взглядом, она теряла нить своей речи и холодела, представляя, что когда-нибудь Айгуль прервет ее на полуслове, сказав что-то типа: «Хватит учить меня. Ты не имеешь на это права. Я-то помню, как ты предавала меня своим молчанием!»
И вот сейчас она стоит, пытаясь задержать дыхание и убить этим двух зайцев: унять бешеное сердцебиение и собраться с мыслями. Видно пришло время выслушать все, что Айгуль имеет право ей высказать. Что ж, чему быть… Уж лучше так, наедине, без чужих ушей и глаз.
- Ух ты, какая строгая! Учительница! А я – зечка! Презираешь, да?
- Нет.
- Врешь! Вы всегда меня презирали! Даже на свадьбу ко мне не пришли. Я всем вам приглашения разнесла. Одна Вера не побрезговала, а вы и не соизволили…
- На свадьбу? – Зоя лихорадочно пыталась вспомнить эпизод десятилетней давности. – Вспомни – ты открытки нашим родителям отдавала. Олеська с Машей тогда жили в общежитии, домой ездили раз в месяц. Они твои приглашения уже после свадьбы увидели.
- А ты?
- А я приехала вечером и узнала, что днем ты стала замужней дамой. Было неловко являться посреди торжества, к тому же без подарка и в измятой одежде, я и не пошла. Не хотела тебя обидеть таким неуважительным отношением. А получилось наоборот.
- Там с моей стороны практически никого не было – родители, сестра, тетки и Вера. А остальные – эти, сидели там с недовольным видом. Я им и сейчас, как кость в горле. Думаешь, я не знаю, что они про меня говорят? И тебе, наверное, объясняли, какая я мразь?
И глаза, и губы Айгуль сузились в ниточку, мышцы лица напряглись, заострив скулы.
- Мне не нужно ничего объяснять. Я знаю, что ты в первую очередь человек. И, как помню, человек неплохой.
- Да что ты помнишь? Что ты знаешь обо мне?
- Знаю, что ты год назад вернулась, потому что для этого были причины. Знаю, что ты балуешь своих детей и ни в чем им не отказываешь. Помню, что ты училась лучше всех в классе, потому что была не только способной, но и старательной. Помню, что ты пыталась поступить в мединститут в областном центре и не добрала всего полтора балла. Помню, как твои коллеги удивлялись твоей способности перемножать многозначные числа быстрее калькулятора. Кстати, у твоего сына тоже явная склонность к математике, но ему не хватает твоей старательности.
Сузившиеся до размера лезвия бритвы карие глаза постепенно расширились, сведенные судорогой злости скулы смягчились, во взгляде мелькнуло удивление:
- Да, я знаю, он ленится иногда. Но мне его жалко наказывать.
- Зачем наказывать? Лучше хвали, но дай понять, что поощрение можно заслужить трудом, а не получить за красивые глазки. Ты же умная женщина, неужели не сумеешь объяснить это семилетнему мальчишке?
- А знаешь, Зоя, ты изменилась. Мне всегда казалось, что ты просто выскочка, мамина дочка, которая смотрит на всех свысока.
- Я? Свысока? Да я всегда стеснялась всех и вся, потому что, действительно, была маминой дочкой, и страшно комплексовала, когда надо было активно с кем-то общаться. У меня язык каменел, если нужно было высказать вслух свое мнение!
- И у меня тоже. Слушай, а помнишь…
Они проговорили почти час. Начали прощаться, когда над селом стали сгущаться сумерки. Зоя торопилась домой, опасаясь, что не успеет приготовить ужин к приходу мужа и сыновей. Но время, потраченное на разговор с одноклассницей, потерянным не считала. С ее души упал один из тех небольших камешков, которые долгие годы давят на совесть, мешая распрямить спину и открыто взглянуть кому-то в глаза.