ИЛИ ОН, ИЛИ МЫ...

– Выгонять я его не стану. Сегодня так точно.
- Тогда мы уезжаем! К моим родителям.
- Мы?!
- Мы. Я, Мишка, и Аня.
- Я даже не знаю, что тебе сказать, Юра…
Они жили ни хорошо, ни плохо. Просто жили. Нормально. Когда-то была страсть, даже любовь, наверное. Потом проблемы насущные поглотили все чувства. Они редко и мало ссорились, и относились друг к другу с уважением...
Марина готовила Новогодний стол. Мужу и детям она поручила наряжать ёлку. В дверь позвонили.
- Курьер приехал. Откройте! – крикнула она в сторону комнат, и добавила негромко. – Наконец-то.
Кто-то пошёл открывать – Марина услышала шаги. Слава Богу. Горошек, который она умудрилась забыть купить, на подходе.
Через полминуты на пороге кухни появился муж, глядя на Марину странными глазами. В руках у него ничего не было.
- Ну? Где пакеты-то? Там горошек, он мне срочно нужен.
- Это не курьер. Это… к тебе.
- Кто? – удивилась Марина.
Кого мог принести чёрт в пять часов вечера тридцать первого декабря. И почему Юрка так странно себя ведёт?
- Ты, это… ты сама посмотри. – сдавленно сказал муж.
- Да кто там? И почему у тебя такой пришибленный вид?
- Иди. – он подошёл и забрал у жены нож, которым она резала колбасу.
Марина ничего не поняла. Подумала, и сняла фартук. Прошла в коридор и никого там не обнаружила. Дверь на площадку была приоткрыта. Марина толкнула её и отшатнулась. А как бы вы отреагировали, если бы заглянули в свои собственные глаза?
Да, первое, что она увидела – глаза. Точно такие же, как у неё. Разрез, цвет – карий, почти чёрный. Разлёт бровей. Марина сглотнула ком, который образовался в горле, и посмотрела на пришедшего. Целиком, так сказать. На пороге стоял худой парень лет семнадцати-восемнадцати. Кроме пугающих глаз, ничего особенного. Просто мальчишка. Неважно одетый, неаккуратный какой-то. Даже грязноватый и помятый как будто. С потертым рюкзаком на одном плече.
- Вы же Лопухова Марина Сергеевна, да?
- Я Вербицкая. – ответила она машинально.
У парня вытянулось лицо. В невыносимо темных глазах мелькнул испуг.
- В девичестве Лопухова, да. – она почти уже взяла себя в руки. – Чем я могу вам помочь?
Паренек вдруг затосковал. Начал рассматривать что-то на притолоке. Очень внимательно.
Марину тем временем осаждала страшная догадка. Она её гнала, мысленно шипела на неё, отталкивала руками и ногами. А чего толку пихаться-то? Разве бывают случайно такие похожие глаза? Что там, похожие! Одинаковые…
- Говорите, молодой человек! – она скрестила руки на груди. – Я готова.
- Я брат ваш… твой. Меня мамка выгнала. Потом в полицию забрали. Там они меня пожалели. – он шмыгнул носом. – Накормили. И ваш адрес нашли. Хорошие попались мужики.
- Ясно. – ком вернулся в горло. - Как вас… как тебя зовут? Документы есть?
Парнишка вытащил из кармана паспорт, такой же помятый и неаккуратный, как он сам. Насчёт имени промолчал, просто протянул Марине документ. «Лопухов Денис Сергеевич» - было написано там.
- Твоего отца тоже Сергеем зовут? – удивилась Марина.
Парень неприязненно хмыкнул. И снова промолчал.
Поди знай, как зовут его отца! Он его сроду в глаза-то и не видел. А череду мужиков, которые менялись у матери, как перчатки, он даже и не пытался идентифицировать. Может только когда был совсем маленький, знал, кого и как зовут. Но скоро понял, что это затея зряшная – всех просто не упомнишь. Какая разница, какие у них имена?
- Ты вот что… - решила Марина. – Ты проходи. Наверное, сразу в душ. Не запирайся, я тебе одежду принесу. Или у тебя есть?
Денис вздохнул и помотал головой.
- Найдем что-нибудь, значит. Не переживай, никто не зайдёт.
Марина плохо помнила свою мать. Нет, не так. Марина всю жизнь положила на то, чтобы забыть свою мать. Уходила из дома она двадцать лет назад, никакого Дениса тогда в планах у матери не было. Марина могла всё, что угодно подумать на свою пьющую, гулящую, совершенно непутёвую мать, но что она ближе к сорока ещё раз родит! Это, конечно…
Марина не просто ушла. Она сбежала! От бесконечных пьянок, постоянно сменяющихся отчимов, от которых она запиралась в комнате, а иногда и убегала через окно – благо, этаж был первый. Не запиралась бы, не убегала бы, - случилось бы самое скверное. Матери всегда было на неё плевать…
Даже в своей относительной молодости мать Марины была занята чем угодно, только не дочерью. Дочь она частенько оставляла дома одну. С какого возраста, Марина не знала точно. Всегда. Сколько она себя помнила. Дочь Лида оставляла, а вот еду для дочери – не всегда.
Бабушка, когда была ещё жива, пробовала забрать Маринку. Но мать не дала. Всё боялась лишиться пособия. Так и говорила:
- Ты её заберешь, а меня без денег оставишь. И на что я буду жить?
В общем, каким-то чудом, иногда сбегая к бабушке, Марина выросла. Дожила до своего совершеннолетия. Бабушка умерла за два года до этого, квартиру оставила Марине. Как мать орала! Как она била свою дочь, которая была уже почти взрослой девушкой. Била, таскала за волосы и кричала:
- Сволочи! Кинули меня! Оставили с голой ж… на морозе! Одевайся, п а д л а малолетняя, поедем к нотариусу, подпишешь мне дарственную на бабкину квартиру.
И тогда Марина собрала всю волю в кулак, и не поехала. Два года она с грехом пополам ещё вытерпела рядом с матерью под бесконечные стенания и вопли, под щедрые тумаки, а потом продала бабкину квартиру, купила в другом районе, и больше никогда не видела свою мать! Чтобы забыть обстановку в том доме, побои и унижения, Марине потребовалась… почти вся её жизнь. Двадцать лет.
- Мариш, ты чего тут стоишь?
Это Юрка подошёл. И выяснилось, что Марина стоит в коридоре и сжимает кулаки.
Муж увидел на полу грязные стоптанные мужские кроссовки не по погоде, и сказал тоном, не предвещающим ничего хорошего:
- Та-ак!
- А что? – ощетинилась Марина. – Мне его нужно было выгнать? В канун Нового года? На улицу?
- Кто это вообще такой? – прошипел Юра. – Почему у него твои глаза? Это твой внебрачный сын, которого ты сдала в детдом, а он тебя нашёл?
Марина невольно рассмеялась.
- Дурак! Принеси что-нибудь из своих старых шмоток. Футболку, штаны, носки. Трусы. Принеси, Юрик.
- Ты не сказала, кто это. – насупился муж.
- Брат, Юр. Это мой брат.
Муж взял её за руку и потащил в спальню. Из гостиной выглянул Мишка, старшенький.
- Чего у вас там? Пап, мы же не доиграли. И ёлку ещё собирались наряжать…
- Уйди обратно! Спрячься! Закройся! Я сейчас приду. – Юра буквально нарявкал на сына.
Миша попятился и скрылся в комнате. И дверь закрыл.
Юра притащил жену в спальню, но дверь оставил открытой.
- Стой у двери! – велел он, и полез в шкаф.
- Юра… что происходит?
- Мы не знаем, кто это, и зачем он пожаловал.
- Юра… ну ты же видишь. Он похож на меня. У него мои глаза. Это мой брат, я ему верю.
Муж выпрямился, держа в руке какие-то тряпки. Прислушался. Выглянул в коридор, и сказал:
- Допустим! Да, не скрою, я сам офонарел, когда его увидел. Глаза вообще точь-в-точь твои. Да, пусть даже он не врет! Пусть он твой брат. Но что мы о нем знаем?
Он говорил тихо и очень возмущённо.
- А что мы должны о нём знать? – Марина вдруг совершенно успокоилась.
Юра, услышав её ледяной тон, встал в позу. Руки в боки. В руках болтались вещи, которые он нашёл по просьбе жены:
- А если он нас за праздничным столом всех к л о ф е л и н о м потравит?
- Паранойя? – язвительно поинтересовалась Марина, и протянула руку.
Юра отдал ей вещи. Она взяла, не глядя, и вышла, не говоря ни слова. Подошла к ванной комнате – вода уже не шумела. Марина стукнула в дверь:
- Денис… возьми. Одевайся и приходи в кухню.
Он высунул руку и забрал одежду. Через пару минут Денис уже стоял в кухне, озираясь голодными глазами. Её, Мариниными. Точь-в-точь. Две капли воды. Два плюс два – четыре.
- Садись. Кормить буду. Идти тебе, как я понимаю, некуда?
Идти ему, конечно, было некуда. Марина смотрела, как он жадно ест. Спохватывается, притормаживает, и снова накидывается на салаты и мясо.
Она спросила, как там их мать. Денис поморщился, даже скривился. Марина понимала. Она вообще всё понимала. Марине сегодня пришлось вспомнить, каково было ей самой восемнадцать лет с их незабвенной, как оказалось, мамашей. Лидией Георгиевной. Если ей было так ужасно, то разве же оно могло стать лучше?
- Почему она выгнала тебя? – вдруг спросила Марина.
- Потому что я вырос. Мне исполнилось восемнадцать. И я могу идти… - дальше Денис непечатно выругался.
- Марина, можно тебя на минуточку? – Юра спросил, не заглядывая.
Денис встрепенулся. Всполошился. Марина, проходя мимо, положила ему руку на плечо. Сжала. Не волнуйся, мол.
В коридоре Юра заявил зловещим шепотом, что отказывается встречать Новый год в компании не пойми кого.
- Ладно. – спокойно сказала Марина. – Выгонять я его не стану. Сегодня так точно.
- Тогда мы поедем к моим родителям.
- Мы?
- Мы. Я, Мишка, и Аня.
- Я даже не знаю, что тебе сказать, Юра…
Они жили ни хорошо, ни плохо. Просто жили. Нормально. Когда-то была страсть, даже любовь, наверное. Потом проблемы насущные поглотили все чувства. Они редко и мало ссорились, и относились друг к другу с уважением. Детей любили, растили вместе. Дружно. Вот, именно так! В какой-то момент Марина поняла, что их союз больше похож на союз двух друзей, а не любящих людей. Был ещё один момент. Нюанс, не слишком способствующий сохранению любви.
Марина, выросшая в нищете, голоде и грязи, цеплялась зубами за все шансы, которые ей предоставляла жизнь. Образование она получала уже когда была менеджером в магазине крупной ювелирной сети. Училась, чтобы пойти дальше. И пошла. Выучилась, стала директором. Сначала магазина, потом группы магазинов. Сейчас Марина уже трудилась в офисе, заместителем руководителя. Дальше было некуда переть – руководитель место освобождать не собирался. Но были и другие компании. А у неё уже был опыт. Марина знала, что точно не пропадет, если захочет чего-то большего. Она пока не решила.
Юра вырос в благополучной семье. Он тоже имел образование, и работал. У своего отца, в туристическом агентстве. Юру всё устраивало, никакого карьерного роста у них в компании не было, и быть не могло. Он никуда не стремился, и вообще… сытый голодного не разумеет. Когда ты вырос в хороших условиях, у тебя вряд ли появится супер цель - любой ценой забраться наверх. Выбраться из грязи. Ведь грязи-то ты не видел. Не знаешь, что это. Разве что, понаслышке.
Не стремился… но жене время от времени завидовал. Её упорству и успехам.
О прошлом Марины Юра знал в общих чертах. Ей пришлось рассказать – как-то она должна была объяснить отсутствие контакта с матерью. Хоронить живую мать, даже такую, Марине казалось неправильным.
Муж был в курсе, но без подробностей. Познакомились они в метро, пятнадцать лет назад. Марина уже была нормальным человеком – не вздрагивала по ночам от страха, не пора ли сбегать через окно от мамаши и её пьяных гостей. Не беспокоилась о куске хлеба. Жила, работала. Училась. На парней особо не смотрела – эта часть жизни, по правде говоря, интересовала её меньше всего. Она попросту боялась… стать, как мать.
Юра чем-то её зацепил. Может тем, что был спокойным, скромным, никуда её не торопил. Водил в кино и в кафе. Он её… почувствовал. Как знал, что не надо напирать, приставать. Юра был внимателен и терпелив. Да, и спокоен, как уже и было сказано. Сегодня впервые за пятнадцать лет Марина видела мужа на грани истерики. И не понимала, в чём, собственно, дело. Не хотела понимать.
- Это ненормально. – шептал он ей в коридоре. – Ты не понимаешь? Он не должен тут оставаться. Мы его видим первый раз в жизни. Ты его видишь первый раз в жизни! А у нас дети…
И вот именно тут между ними показалась трещина. Трещина, грозящая стать бездной. Той, что подтвердит: они из разных миров. Как они умудрились сойтись? Как соединили две частицы своих полярных миров на такое долгое время? Детей ведь ещё родили. И любили. И воспитывали. А сейчас Марина не понимала, что ей делать. Послушать мужа и выгнать человека, которого она до сегодняшнего дня знать не знала? Но который – она была уверена – являлся её братом. Выгнать? Как это?..
Отпустить свою семью накануне Нового года к свекрови со свекром? К бабушке с дедушкой отпустить Мишу и Аню? А она-то, Марина, как же? Это ведь и её семья… точнее, и они тоже её семья.
- Ладно. – это вышел из кухни Денис. – Чувствую я, не договоритесь вы ни до чего! Пойду, наверное… ничего, если в этих штанах?
Они, до появления парня в коридоре, шипели и препирались. Шептали, делали страшные глаза. Периодически шикали на детей, чтобы они не высовывались из комнаты. Денису, видимо, надоело. Он съел всё, что дали. Добавки не дождался. Решил, что хорошенького понемножку – дали помыться, накормили, - пора и честь знать. Правда, после еды жутко захотелось спать – в обезьяннике спалось плохо.
- Так, стоп! – сказала Марина непререкаемым тоном.
Все невольно замерли. Не зря же она была руководителем. Уже много лет была.
- Никто никуда не пойдёт. Ни ты, ни вы. – она сурово взглянула на мужа. – Это ясно?
Юра открыл было рот, но Марина жестом попросила его замолчать.
- Теперь ты, Денис. Чтобы успокоить паранойю Юрия Валерьевича, скажи, пожалуйста, не согласишься ли ты предъявить нам все свои вещи. На предмет обнаружения к л о ф е л и н а, и прочих ядовитых веществ?
- Че… чего? – потрясенно спросил Денис.
- Вещи свои покажи. Все. Карманы в куртке и рюкзак тоже.
- Марина, что ты несешь?! – зашипел Юра. – Я ничего такого…
- А! Понял! – сказал Денис. – Не доверяете. Это логично. Не вопрос!
Он поднял с пола рюкзак и вытряхнул на пол его содержимое. Там лежал потрепанный, видавший виды, шнур для зарядки телефона. Зелёная шерстяная шапка. Дешевая зажигалка. И книжка. Тоже изрядно потрёпанная. Марину поразило название. «Повелитель мух» Уильяма Голдинга. Бинго! Её брат точно не идиот. Остальное они как-то переживут.
- Ещё в ванной мои вещи. Но они воняют. Принести? – спросил Денис.
После чего вывернул карманы куртки, висящей на вешалке, и заодно той одежды, что была на нём. Юриной одежды.
- Не надо. Нести из ванной. – не своим голосом сказал Юра. – Извини.
- Почему ты совсем без вещей? Она что, выгнала тебя без вещей? – спросила Марина, подавив вздох сочувствия.
И взялась ладонями за пылающее от стыда и ужаса лицо.
- Ну, да. – просто сказал Денис. – Спасибо, что не голым.
- Пап, ну долго нам тут сидеть? Мы к бабушке едем, или что? – высунулся в очередной раз Мишка. – Ой, а вы кто?
- Кто там? – Аня вылезла из-под руки брата.
Мише было двенадцать. Ане – восемь. Они во все глаза смотрели на незнакомого парня. Босого и в домашней одежде.
- Здрасьте. – сказала Аня, и пихнула брата. – Поздоровайся, балда!
А Марина подумала о том, что у неё тоже есть брат, но столько лет его не было. То ли сама себя лишила, а то ли мать её так обделила. Женщина заплакала и ушла в кухню. Юра с Денисом переглянулись.
Юра снял куртку и пошёл следом за женой. О том, что его дети остались в коридоре с братом Марины, которого до сегодняшнего дня никто не знал, он больше не думал.
- Ты чего? – спросил Юра у жены.
- А ты чего? Уйдем! К маме! Клофелин! А это мой брат! Такой же, как у тебя Костя, а у Ани – Мишка. Я и так его могла бы вообще не узнать. Никогда не узнать! И ты ещё со своими претензиями.
- Да. – задумчиво сказал Юра. – Но глаза у вас, конечно… не думал, что бывает так. Абсолютно одинаковые глаза.
- Вы елку нарядили?
Марина посмотрела на часы. Пока суть да дело, уже был седьмой час. Пока она провозится с остальным, пора будет и за стол садиться.
В дверь позвонили. Наконец-то до них дошёл курьер. Юра принял пакеты, поздравил мужчину с наступающим, дал на чай.
Мелькнула мысль, не спрятать ли кошелёк подальше. Но он отодвинул эту мысль подальше. Вспомнил, как Денис вытряхивал свой полупустой рюкзак, и стало стыдно.
В коридоре никого не было. Из гостиной слышались голоса. Юра поставил пакеты на пол и тихонько приоткрыл дверь. Денис, Миша и Аня наряжали ёлку.
- Да нет, эту не сюда! Эту мама всегда справа вешает! – подпрыгивал Миша.
- Денис, подними меня! Я хочу звезду надеть! – дергала парня за футболку Аня.
- А чей-то ты? – спросил Миша. – Денис в гостях, пусть он и ставит звезду.
- Эх ты, Мишка! Она же девочка! Сестра твоя.
Денис вытащил звезду из коробки и сунул Ане. Ловко закинул её себе на плечо – девочка даже взвизгнуть не успела.
Звезда была на месте. Юра тихонько вышел из комнаты. Закрывая дверь, он услышал:
- А ты прям наш дядя, да? Настоящий? У нас до этого один только дядя Костя был.
- Настоящий- настоящий. – ответил Денис. – Вешай ангела давай.
- А где ты был всё это время?
Юра принес продукты в кухню. Вынул банку с горошком, отдал жене.
- Ну, и чем ты думаешь мы можем ему помочь? Если серьезно. Ему ведь… сколько ему?
- Восемнадцать. – вздохнула Марина. – Юр, я пока ничего не знаю. Пусть он сейчас просто побудет частью нашей семьи. Праздник встретит по-человечески первый раз в жизни. А проблемы будем решать потом. Хорошо?
Он согласился. Паранойя ещё пыталась что-то навязать Юре, но он отмахнулся. И крепко обнял Марину.
В гости к ним спешил Новый год.
Ирина Малаховская-Пен
Случилось мне как-то зимой попасть в больницу, с воспалением легких.
Пока документы оформляла, пока туда-сюда ходила, получается, что
положили меня только после обеда. Палата мне досталась светлая, чистая,
очень уютная, в конце коридора. Когда я зашла, то увидела, что там уже
лежали несколько человек. Среди них была одна женщина, разговорчивая
такая, сразу стала спрашивать, чем болею, откуда я, ну и прочее. Все как
обычно, сами знаете - кладут нового человека, всем интересно, что да
как. В свою очередь и я стала спрашивать, когда обход у врача, где
столовая и так далее. Потом мне принесли постельное белье, я хотела
застелить, но за мной пришла медсестра и увела на процедуры. Так,
незаметно, приблизился вечер, после ужина все легли отдыхать, да разве
уснешь сразу, когда половина палаты кашляет, и я в том числе? И вот,
женщина эта рассказала нам такую историю. Ведь просто так лежать скучно,
а так интереснее, и время быстрее проходит. Я так поняла, что она
каждый вечер что-нибудь рассказывала, она до меня уж неделю, наверное,
лежала.
Итак. Поженились двое молодых людей, стали жить у родителей мужа. И все
бы ничего, только невзлюбила свекровь сноху, стала потихоньку ее
изводить да пакостить. Та, конечно, понимала, но делала вид, что ничего
не замечает. По характеру она была добрая, думала, со временем
угомониться мать мужа, но не тут то было. Свекровь все злее и злее
становилась, сыну каждый вечер на кухне в уши пела, шипела, что не нужна
такая жена. Он не слушал, все отмахивался - сами женщины разберутся,
зачем вмешиваться?
Так прошло три недели. А однажды утром сноха не смогла встать с постели,
внезапно почувствовала резкую боль в ногах. Когда скинула одеяло, то
увидела, что они сильно опухли. На работу, конечно, она не пошла, стала
лечиться, только толку - ноль, ничего не помогает, ни мази, ни уколы.
Стали они с мужем думать, и тогда рассказала жена ему свои подозрения о
свекрови. Муж не поверил, но все же согласился потом отвезти ее к одной
бабушке, когда матери не было дома, не хотел он обижать ни ее, ни свою
мать.
Бабушка оказалась молодой женщиной, она сразу же выпроводила мужа за
дверь и о чем-то долго говорила с женой. А когда уезжали, ему сказала
только одно, что его мать "постаралась". Дома жена попросила мужа
поднять матрас, когда его сняли, то под ним нашли иголки, обмотанные
нитками, так называемый "подклад". С ним жена сделала то, что велела
знахарка. В тот же вечер она почувствовала облегчение, ноги стали
приходить в норму, а когда вернулась свекровь, жена смогла даже ходить
сама. Свекровь очень удивилась, так, что даже и не смогла скрыть своей
досады. Сын, увидев такую реакцию матери, понял, что знахарка сказала
правду. Обидевшись, он ушел в комнату к жене, и они весь вечер с матерью
не разговаривали.
Настало утро следующего дня. Стали все собираться на работу, а мать из
спальни не выходит, стонет - слышно из-за закрытой двери. Сын
забеспокоился, постучал, зашел. Видит, а у матери ноги в два раза
сильнее разнесло, чем у жены было, вернулось зло назад. И сноха зашла,
заплакала тогда свекровь, повинилась и прощенья попросила. Сноха тоже
человек, хоть и обида была еще и свежа, но простила неразумную, ради
мужа. Опали ноги и у свекрови, правда не сразу, дня два еще мучилась. А
если бы не простила, так и осталась бы у нее слоновья болезнь. Навсегда. из интернета
— Молодой человек, передайте за проезд, пожалуйста, — сказала мне женщина с маленьким ребенком на руках, протягивая три монетки.
— Что? – переспросил я, не особо понимая, что происходит.
— Деньги, молодой... ах, ладно. Женщина! Возьмите вот еще!
Мать вытянула руку подальше и вручила деньги кондуктору. Та оценивающе посмотрела на нее и на ребенка, затем сказала:
— Мальчику сколько лет?
— Четыре. Да, Игорек? – обратилась мама, улыбаясь. Мальчик кивнул.
Кондукторша оторвала от ленты два билета и повернулась ко мне.
— Платите, молодой человек.
— Сколько? – спросил я, подняв глаза на эту полную женщину.
— Пятнадцать, — ответил мне голос откуда-то справа. Я повернул голову.
Там сидел парень, примерно мне ровесник, лет двадцати трех или двадцати пяти в темных очках, с длинной челкой, зачесанной набок, в длинных джинсах, широкой спортивной куртке, в которую могла бы вся Земля влезть, и кепке. Вид такой, прямо сказать, гопнический. Он закурил. Я ожидал, что ему скажут привычное: «В общественном транспорте не курят! Вы не видите, здесь ребенок!», — но ничего не последовало.
— Пятнадцать? – переспросил я.
Парень выпустил колечко дыма и кивнул головой.
— Ага.
Я полез в карман. Нащупав там всего две монетки, я искренне надеялся, чтобы они были по десять и пять рублей, но увы: десять и два.
— У меня... у меня только двенадцать.
Кондукторша возмущенно посмотрела на меня.
— Как это только двенадцать? Куда Вы дели еще три? Ищите! Ищите, а то билет не дам! Придет контролер и ссадит Вас, не будет Вам покоя!..
— Тише, тише, мать, — произнес мой сосед, залезая в карман своей необъятной куртки и доставая оттуда заветных три рубля. – Держи. Считай, что он сам расплатился.
Она, сощурившись, грозно глянула на попутчика, но затем успокоилась и пошла дальше по салону автобуса. Парень протянул мне руку.
— Иннокентий, — сказал он, шмыгнув носом.
Я чуть поморщился, но ответил на его рукопожатие.
— Саша.
— Санька, значит... – произнес он. – Ну будем знакомы.
— Да...
В воздухе повисла неловкая пауза. Надо сказать, я вообще не сторонник случайных знакомств, тем более с такими «слишком выбивающимися» людьми.
— А что с тобой случилось? – вдруг спросил он.
— Со мной? Случилось? Ничего со мной не случилось.
— Ну!.. – взвыл он. – Не происходило ли с тобой сегодня что-то странное? Не падал, там... иголки не глотал?..
— Все в порядке? – справился я. Он не в своем уме?
— Да в своем я уме, в своем! – прокричал он. – Да, я слышу твои мысли. Не смотри на меня, как баран на новые ворота!
Он внезапно вскочил, а затем так же резко сел. Я вдруг начал понимать, о чем он говорит.
— Э-э-э... ну... я шел к остановке, вдруг на меня выехала машина, чуть не сбила, но я успел отскочить и пошел дальше.
— А-а-а, — протянул он и расслабился. – Так вот в чем дело.
— Что? О чем речь?
— Ты умер, Санька. Как ни прискорбно и ни странно говорить, но ты умер. Тебя машина сбила. А сейчас я разговариваю с твоей душой. Ты думаешь, что ты жив, но на самом деле то, как ты увернулся от машины – галлюцинация.
Сказать, что я удивился – ничего не сказать. Умер? Душа? Что?
— Нет, это не бред, поверь мне! – воскликнул он и, нагнувшись к моему уху, прошептал: — Скажу тебе по секрету, здесь все мертвые.
Если бы я что-то пил или ел, я бы уже давно этим подавился. Пока я переваривал в голове то, что только что услышал, Кеша выпускал одно колечко дыма за другим.
— И что?.. Прям все-все мертвые?.. – едва слышно прошептал я.
— Прям все-все, — согласился он.
— Эх...
Я перевел взгляд на сидящих рядом женщину и четырехлетнего Игорька.
— И они?.. – прозвучал мой голос, и я, мотнув головой, указал на них.
— И они, — грустно произнес Кеша. – Жаль, конечно, но...
— Но что?
— Но только она сама это сделала. У нее долги, обязательства, тяжко ей. А сынок у нее один из всех остался. Терять нечего. Решила и на себя, и сразу на сынка руки положить.
Я бросил взгляд на несчастную женщину. И правда, изрезанные руки тряслись, лицо, покрытое маленькими пятнами, чем-то походило на звериное. Вдруг ее взор, дикий, посмотрел на меня. И не увидел. Рассеянное внимание, ничего не замечает.
А маленький мальчик сидел у нее на руках и играл с какой-то крошечной синей машинкой. Эх, бедное дитя. В чем же ты виновато?!..
— Ни в чем, — тут же поступил ответ. – А вот его мамаша за убийство невинного ребенка здорово поплатится. Спроси ее, какой номер ее остановки.
— Женщина?..
Я дернул ее за руку. Резко рассеянный взгляд стал четко сфокусированным.
— Что Вам, молодой человек?
— Вы на какой остановке выходите? Кажется, приедем скоро.
— О, можете не беспокоиться. Мне еще долго ехать. Моя остановка — А-19, если Вам так интересно.
Я отвернулся, а женщина вновь уставилась в окно.
— Вишь? – спросил Кеша. – А-19! Расшифровывается, как девятнадцатый вход в Ад.
Меня передернуло.
— Ад? То есть мы едем в Ад? И я туда же?..
Как-то искренне мне не хотелось в Ад.
— Да ладно тебе, расслабься. Это она едет в тот самый Ад, где страшные муки, терзания, и все такое. А, например, ее сынишка едет на остановку Р-15.
— Рай, пятнадцать?
— Именно! Всего входов и в Рай, и в Ад двадцать. Чем старше номер, тем или лучше, или страшнее, соответственно. Но, как правило, в Ады с тринадцатого по двадцатый самые отпетые попадают. Не боись!
— А я куда?..
— А ты...
Он взял билетик из моей руки и сказал:
— Смотри же, черным по белому: Р-3 с пересадкой на А-1.
Иннокентий посмотрел на меня так, будто рассказал, сколько букв в алфавите. Т.е. будто ничего сложного в его речи не прозвучало.
— И?.. – спросил я.
— И, и... Что и? Сначала в первый вход в Ад, помучаешься, что тогда соседку свою, Матрону Дмитриевну, старой каргой назвал, и отправишься в свой Рай.
Я стал возмущаться по поводу того, что Матрона Дмитриевна и правда была женщина немолодая и сварливая, и вполне заслуживала такого именования, но фраза «Небесному суду виднее!» остановила все мои порывы.
— Да ты не переживай, — начал Кеша, — не один ты здесь сразу в два пункта едешь!
Он небрежно указал пальцем на мужчину лет сорока, низкого, невзрачного, с толстыми линзами в очках, на коленях у которого стоял портфель. Мужчина то и дело поглядывал на часы.
— Видишь его? Угадай с трех раз, куда торопится?
— На работу?
— Именно. Офисный клерк. Сидит и думает, — в этот момент едва заметный шепот мужчины и слова Кеши стали звучать в унисон, — «И почему этот автобус едет так медленно? Нельзя ли побыстрее, уважаемый? Так. Отчеты взял? Взял, да. Сам собирал. Ах. Эх. А планиро... Взял, да. А?.. Да, и его тоже. И почему так долго? Я опаздываю на совещание! И почему мне никто не звонит? А что, если... Да нет, не может быть, я все тщательно спланировал. А вдруг... Вдруг они поняли, куда пропали те пятьдесят тысяч? А вдруг кто поймет, откуда у меня вдруг деньги появились? А вдруг?..
И вся голова клерка была занята подобными мыслями.
— Своровал, поэтому тоже в Ад, — вынес вердикт Кеша. — Но пошибче, чем у тебя будет, уже не первый вход, а пятый. Посерьезнее. А потом отмучается, и тоже в Рай. Скудный Рай первой степени. Будет вновь сидеть на работе своей, в Раю. Ему ведь не нужно ничего другого, у него ничего и нет. Жены нет, детей нет... А мама ему уже и так надоела, не для Рая она. А, да, и за надоедание тоже помучается в Раю наш мужичок.
Я усмехнулся. Почему-то меня вдруг разобрало безумное любопытство.
— А как он умер?
— Он? А... Да на него кирпич упал из окна. Путь хотел срезать, пошел через стройку. Там на него и... Хоть смерть оригинальная, да. Ведь скучный он до ужаса.
Кеша оказался удивительно циничным. Глядя на него, невозможно было сказать, что этот «гопник» мог так рассуждать и выносить приговоры.
Вдруг парень встал, открыл форточку, выкинул туда окурок своей сигары и присел назад.
— Кеша, — тихо сказал я.
— Чего тебе?
— А расскажи еще про кого-нибудь!
— Весело тебе?
— Ну... так... интересно...
— Ну, чтобы особенно над чужими смертями не смеялся, вон, — он показал рукой на другого молодого человека, усердно что-то набиравшего на телефоне, — смотри. Видишь?
— Тот, что с телефоном?
— Да, он самый.
Я перевел взгляд с парня на Кешу и обратно.
— В отличие от клерка, по этому пареньку немало слез-то прольется. Видишь, он набирает что-то? С девушкой своей переписывается...
— Я не знал, что тут есть связь, — промямлил я.
— А ее и нет. А интернет с перебоями, да ловит. Знаешь, почему? Потому что ему еще рано умирать.
— Че-т как-то... нелогично... – смутился я.
— Ну смотри: с тобой все понятно, тебя машина сбила. Не растяпивай глазенки, ежу понятно, что машина сбила. А он... А он в поезде сейчас. Через пару минут поезд с рельс сойдет. Паренек появился здесь, как только в поезд сел. Тогда, когда гибель стала неизбежна. А пока он еще в поезде, там даже ловит что-то, некие остатки интернета и связи.
Вдруг парень вскочил на ноги и вытянул руку вверх.
— Вишь? – продолжил Кеша. – Поезд сошел. Пропала связь. Не дождется она...
— Она?
— Паренек-то к даме своей ехал. Да вот не доехал...
— И что теперь?
— Что, что... Все просто. Или она появится здесь через несколько часов, или через несколько лет. Вслед за ним, или жизнь проживет. Прозаично, не правда ли?
Я несмело кивнул.
Вдруг автобус остановился.
— Смотри, ща мясо будет, — восторженно воскликнул Кеша.
Меня удивила его фраза и «прошаренность», но ничего говорить я не стал.
В салон автобуса вошла еще одна женщина, лет пятидесяти-пятидесяти пяти.
— Билетики предъявляем, — произнесла она.
— Кто это? – спросил я.
— Контролер! Проверяет, всем ли соответствуют их билеты.
В этот момент контролер подошла к молоденькой девушке, лет семнадцати, не больше. Огромная копна седых волос девушки была увенчана небольшими кошачьими ушками.
— Смотри на нее, смотри! – воскликнул Кеша, с упоением наблюдавший за всем происходящим.
Женщина посмотрела на девушку.
— Мадемуазеля, — произнесла она. – Поднимите голову вашу!
Девушка подняла большие глаза. Линзы делали их еще больше, кольцо в губах придавало какой-то поражающий вид.
— Встаньте, мадемуазеля.
Девушка встала с сиденья, вышла в проход.
— Смотри, картинка! Берцы, колготки в сетку, цепи, кожа, миниюбка, майка с вырезом до середины живота!.. Ух!.. Люблю, когда такие попадаются. Редкий случай!
Я стал так же внимательно смотреть за действиями двоих. Женщина смерила презрительным взглядом девушку, вырвала из ее рук билет, где красовалось «Ад-2, Рай-2».
— Девушка, Вам не положено в Рай. Вас не пустят.
— Что? В смысле?
— Вид неподходящий!
Женщина достала из сумки печать, дыхнула на нее и прижала к билетику, после чего спокойно пошла дальше.
— И?.. Что теперь?.. – не понимал я.
— И теперь у нее написано на билетике «Аннулировано». То есть будут переопределять ее судьбу. Вид, конечно, странный фактор, но это Рай, туда в таком образе не пустят.
Я хмыкнул. Даже здесь униформа.
Медленно, одного за другим, контролерша проверила у всех билетики. Мой отчего-то тоже вызвал у нее вопрос, но, глянув на Кешу, она кивнула и вернула мне бумажонку назад неизменной.
В конце концов проверены были все. Кроме Иннокентия. Остановившись на какой-то неведомой остановке, автобус отпустил контролера в свободное плавание. А мой сосед так и остался непроверенным.
— А почему она на тебя не стала смотреть?
— А что ей проверять меня? Я здесь не первый раз.
— Как это? – удивился я.
— А ты думаешь, откуда я столько знаю про все эти станции, билеты, мысли людские читаю к тому же? Я... как бы тебе объяснить... некто вроде Харона... Провожаю людей в мир иной, так сказать, слежу за порядком. Контролерша и кондуктор – они как куклы. Ходят, чтобы меня не было заметно.
— Они тебя не видят? – я указал рукой на всех сидящих.
— Видят. Но не замечают. А за тебя платить пришлось, вот я и «ожил». Попал в поле зрения.
— Хм, неплохо, неплохо, — усмехнулся я.
— Вот такая профессия. На самом деле, это мама с батей пристроили, я б сам сюда ни за что б не попал.
— А кто твои родители?
Кеша хмыкнул.
— Сам как думаешь? Мама – Сатана, папа – Бог. Все логично.
Он пожал плечами. Вдруг я схватился за голову. Немыслимая боль дробила ее надвое.
— Тихо! Что с тобой?
Кеша подскочил ко мне.
— Что? Голова?
Вдруг он сделал шаг назад в растерянности.
— Неужели? Да ладно? У тебя получилось?
— Что? – проорал я.
Все завертелось перед глазами. «Остановка А-1», — было последним, что я услышал.
***
— Берегись! – прокричал кто-то со спины, когда я едва увернулся от наезжающей машины.
Спасен! Жив! Все-таки получилось! Вот, о чем он говорил!
Я вдруг задрожал, а затем, успокоившись, уверенно пошел дальше.
Смс-ка. От сестры. Она жила в другом городе, чуть ли не в тысяче километров от меня. «Привет, Сашка! Представляешь, ко мне сегодня Вадим приедет! Я так ждала, так ждала! Эх, Санька, я так рада! Лови фотку!». Дальше следовала прикрепленная фотография, где моя сестра была изображена с каким-то молодым человеком. Собственно, секундного размышления хватило, чтобы узнать в нем того самого парня из автобуса, что «должен был ехать на поезде».
«Вызов: Сестра».
— Алло, Катя? Катя! Быстрее! Не спрашивай, зачем или почему! Просто слушай и делай, что говорю! Меняйте бегом билеты на ваш дурацкий поезд! Не спрашивай, откуда знаю про поезд! Просто! Вадим твой не должен на нем ехать! Сама спасибо скажешь! Быстрее!
Через пару минут пришел ответ все той же смс-кой (Катя отчего-то предпочитала общаться именно письмами): «Хорошо. Поменяно. В последнюю минуту. Взял на попозже. Что такое случилось?».
Через час узнаешь, Катя, что же такое случилось. А точнее, случится.
Между тем я быстро подошел к остановке. Толпу усердно расталкивал какой-то маленький невзрачный мужчинка.
— Стойте! Вы! Вы папку забыли! И я знаю, откуда у Вас деньги!
Мужчина остановился и, обернувшись, стал искать источник крика. Думаю, прошло достаточно времени, чтобы кирпич пролетел раньше и не попал ему на голову. Ну и хватит с него. Не найдя кричавшего, мужчина развернулся. Прямо перед его носом захлопнулись двери автобуса.
Но мой путь лежал дальше. «Дойду до следующей остановки, не перетружусь», — думал я и шел дальше.
— Эй, пацан, стой! – окликнул меня сзади кто-то. Я обернулся. Парень с длинной челкой, закинутой набок, в огромной спортивной куртке, джинсах клеш и с темными круглыми очками на носу, двигался ко мне уверенным шагом. Подойдя ко мне, он знакомым голосом спросил:
— Библиотека имени Ленина здесь недалеко?
— Метров триста налево, потом направо и через дом, на углу, будет она, — рассказал я.
— Спасибо, пацан. По-братски выручил! А то уже плутаю тут битый час, все никак не найду.
Я улыбнулся.
А вон и остановка! И автобус, что интересно, сразу подъехал нужный. Я сразу же запрыгнул в него и, провернувшись вокруг поручня, приземлился на сиденье у двери. Вон, спереди сидит та седоволосая...
— Молодой человек, передайте за проезд, пожалуйста, — сказала мне женщина с маленьким ребенком на руках, протягивая три монетки.
— Это вы! Я вас искал! Помните, как бы страшно и тяжело ни было, все можно пережить. Жизнь идет, жизнь меняется. Как бы что ни казалось безвыходным, помните, что выход есть всегда!
Она изумленно посмотрела на меня.
— Передайте... пожалуйста... – пролепетала она, не отрывая от меня глаз. Я передал деньги подошедшему кондуктору и вернул женщине билет.
— Платите, молодой человек, — прозвучал надо мной грозный голос.
— Сколько? – спросил я, подняв глаза на эту полную женщину.
— Пятнадцать.
Я полез в карман. Пять монет: десять, два, два и пара по пятьдесят копеек. В аккурат.
В моей руке очутился маленький кусок бумажки: 237408.
Счастливый.
Фрикадельки, чай, микс-салат – третий столик… Диетическая котлета, два гарнира, два зелёных чая – первый столик…
Как медленно тащится вечерняя смена! Народу ещё немного, а у меня уже ножки отпадывают. Детские гамбургеры, шипучка, мусс и коктейль для мамочки – пятый столик…
Вот и они, знакомая парочка. Их я уже запомнила. Садятся в затемнённую нишу друг напротив друга. Иногда он держит её под столом за коленку. Иногда она снимает туфельку и игриво тычет в него ножкой в нейлоновом чулке. А я официантка Ульяна, моё дело обслужить стол. Притворяюсь, будто ничего не вижу.
- Добрый вечер, Ульяна, - говорит мужчина. Он выучил моё имя по бейджику на груди. – Нам как обычно.
Значит, ему стейк и эспрессо, а ей – латте, рыбное филе и сладкий пудинг. Черкнув на бумажке требуемое и пожелав приятного отдыха, передаю по инстанции на кухню.
При входе у нас висит вычурный баннер: «Хорошая еда преображает человека!» Хм… не знаю насчёт человека, но ваш кошелёк еда точно пощиплет и преобразит. Кафе у нас не самое дешёвое. Ценник кусается. В основном к нам ходят обеспеченные люди. Иногда заказывают пышные праздники. Сама бы я тут питаться не стала.
Эта парочка ужинает по средам и воскресеньям. По повадкам видно, что любовники. Супружеская чета себя так не ведёт. Мужчину зовут Пётр, а его спутницу – Алиса. Они не единственные любовники среди посетителей (у меня глаз зоркий!), зато самые стабильные. Хоть часы по ним сверяй.
Стейк и эспрессо, латте и рыба… иногда возможны вариации. Пётр и Алиса приходят в кафе порознь, а уходят вместе. Каждый платит за ужин сам. Их греховное гнёздышко наверняка неподалёку.
Алиса мне перманентно неприятна. Она манерная и показушная. На пальце пафосное обручальное кольцо, губки капризные, шмот амбициозный. Из услышанных разговоров я знаю, что её законного мужа зовут Роберт. Алиса часто его поминает, хотя Петру это не по душе. Вот ненорма.
- Да, Петенька, - мурлычет Алиса. – Ещё когда Роберт ухаживал за мной, он сказал: «Если я не умею чего-то делать, я всегда могу нанять человека, который сделает это!» Его любимая шутка.
Меня передёргивает, пока я приношу и уношу тарелки. Что за мода мыть кости мужу перед любовником? Не зря моя бабушка говорила: «Чем богаче – тем вонюче». Это как раз про манерную Алису. Так бы и напялила ей на уши салатник с холодным блюдом!
Алисе вечно то латте несладкий, то музыка скучная, то под столом крошки мерещатся. Зачем тогда ползёт сюда? Шла бы со своим Петей в другую жральню.
- Девушка, где ещё одна вилка? – недовольно ноет Алиса. – Что за сервис? Скажи своему хозяину, чтобы нанял человека, который обслуживает посетителей получше тебя.
Она знает моё имя, но никогда по имени не зовёт. Извинившись, я бегу на кухню за недостающей вилкой. Пётр вступается за меня и заворачивает обратно.
- Ульяна, ничего не нужно! Вон твоя вилка, Алиса. Ты не до конца развернула салфетку.
Получив вилку, Алиса что-то ворчит и утыкается в тарелку. Извиняться перед официанткой она не станет. И чаевых оставляет по три копейки. Пётр в этом смысле гораздо щедрее.
Сегодня в вечерней программе произошёл сбой. Пётр сидит один. Алиса не пришла. Он заказывает кофе и ковыряет какой-то десерт.
- Ульяна? – он словно впервые заметил меня. – Вы можете посидеть со мной?
Совсем припекло беднягу – к официантке клеится.
- Ни в коем случае, – говорю я краем рта. – На смене исключено. Хотите, чтоб меня отсюда вышибли?
- Тогда мне ещё кофе! – говорит Пётр. – И рюмочку коньяку. И лимон с сахарной пудрой.
Ухожу обслуживать другой столик. Возвращаюсь с лимоном и коньяком. Пока администратор зала отсутствует, можно постоять две минутки возле грустного Петра. Смотрю на него понимающе:
- Подруга не пришла?
– Планы изменились, – кивает Пётр. – Алиса с мужем уехали в семейный вояж, а я кто? Случайный эпизод…
«Нужен ты ей, как шиномонтажка пингвину!» - хочется выпалить мне. Отлично сознаю, что это не моё дело, но говорю:
- Зачем связались с замужней? Других не было, что ли?
Пётр не обижается, ему хочется с кем-то поболтать.
- Конечно, наша интрижка обречена на провал. Чисто физиологический роман. Алиска – моя школьная любовь, замужем за состоятельным дядей, который гораздо старше неё. Вот, нечаянно столкнулись, вспоминаем былое.
Физиологический роман… хорошее выражение. Надо запомнить.
- Сочувствую, но меня ждут другие заказы, – говорю я. – А ваша Алиса дура. И даже то, что она кривоногая, не смягчает этого. Принести что-нибудь ещё?
- Вы точно не хотите посидеть со мной, Ульяна? – спрашивает этот недотёпа. – Ах да, нельзя. Хозяева могут уволить.
- Хозяева тут не появляются, но есть администратор зала Марина, которую мы называем «администратор ЗЛА» - поясняю я. – Она однозначно цацкаться не станет.
- Тогда ещё коньяку! – говорит Пётр. – Рюмочку. И потом ещё рюмочку. Можно?
- Ног вам моих не жалко, – слегка огрызаюсь я. – Брали бы сразу графинчик.
- Но хочется, чтобы вы чаще подходили к моему столику, – невинно хитрит Пётр. – До скольких вы работаете? Хотите, потом довезу вас домой? Без приставаний.
- Хватит! – говорю я. – Персоналу запрещено заигрывать с клиентурой и принимать ухаживания. К тому же ухажёр из вас ни о чём. Если хотите приударить за девушкой – наймите человека, который умеет это делать.
Мне чуть-чуть жалко Петьку, но не настолько, чтобы рисковать ради него работой. Я бы тоже хотела прожить жизнь иначе. И в официанты даже в страшном сне не собиралась, но так сложилось. Если бы мама не умерла слишком рано… если бы я не родила ребёнка без мужа… Эх, нанять бы человека, который проживёт мою жизнь умнее и правильнее, чем я! Только денег нет. И человека такого нет.
Заноза Пётр всё-таки дождался конца смены и встретил меня на улице. Но я сказала ему в лицо, что из меня плохой заменитель чужих богатых жён. Даже если они старая школьная любовь.
- А поцеловать тебя можно? – говорит Пётр.
Дурачок. Смена кончилась, мне никто не указ. Вне кафе я – свободная и самостоятельная женщина.
- Отвали, моя черешня, – говорю я. – Данная функция не разблокирована.
***
Сегодня Пётр с Алисой снова вместе, но между ними разлад. Он не трогает её за колени. Алиса не щекочет его нейлоновой ногой. Хмуро смотрят в свои приборы и переругиваются.
Когда посетитель зол, под раздачу попадает официант. Так и случается. Я приношу чопорной Алисе суп гаспаччо – и нарываюсь на град упрёков.
- Петька, прекрати таскать меня в эту конюховку! – скрипит Алиса. – Жратва барахло, столы не протёрты, и эта криворукая халдейка пялится на тебя, как даун на Деда Мороза!
Нет, ребятки, у официантов нервы тоже не титановые! В руках у меня тарелка холодного гаспаччо. Не думая о последствиях, я осуществляю свою мечту: с размаху надеваю миску на прилизанную башку Алисы!
Чавк! Буль-буль! Посетители в осадке, Алиса в шоке. Она крайне живописно выглядит с ломтиками огурца в волосах и сельдереем в декольте. И хвостики укропа стекают по её ресницам вместе с вечерним макияжем. Под стулом онемевшей Алисы собирается мутная лужа бульона. Век бы любовалась!
- Наш лозунг не врёт! – спокойно говорю я. – Еда действительно преображает человека. Дать тебе зеркало, красавица? А если муж не в состоянии тебя удовлетворять – пусть наймёт человека, который умеет это делать.
К нам галопом несётся администратор Марина. Знаю, что с этого момента я уволена, будет большой скандал, но уже плевать. Снимаю передник и даю очумевшей Алисе кипу салфеток – промокнуть облитую супом мосяху.
- Ульяна, что вы себе позволяете? – оттолкнув меня, администратор обращается к Петьке. – Пётр Анатольевич, одну секунду! Примите мои извинения. Мы приведём вашу даму в порядок!
- А так ей и надо, – говорит вдруг Пётр. – Не фиг клеветать на моё кафе. Молодец, Ульяна.
Вот тебе и Петька! Чёрт знает что. Теперь обе с Алисой сидим в трансе. Только она мокрая, а я нет.
Автор: Дмитрий Спиридонов
Нa вoлнe иcтopий пpo выживaниe в пoeздax вcпoмнилa, кaк дpyг мyжa paccкaзывaл, чтo вo вpeмя cpoчнoй cлyжбы в cepeдинe 90-x oн cлyжил в Чeчнe в caмый paзгap вoйны. Увoлили иx c cocлyживцeм co cpoчнoй тoжe в Чeчнe, и дoбиpaтьcя дo дoмa oни дoлжны были нa пoeздe.
Пpaпopщик, кoтopый caжaл иx нa пoeзд, cп*здил иx кoмaндиpoвoчныe, пpичeм дaжe нe cтecняяcь cкaзaл в нaпyтcтвиe:
— Bы yжe peбятa взpocлыe, выкpyтитecь кaк-нибyдь, a y мeня ceмья-дeти, нy вы мeня пoймeтe!
Рeбятa, кoнeчнo, пpaпopa нe пoняли, нo люлeй eмy дaть пocтecнялиcь, и oкaзaлиcь oни в пoeздe бeз пaйкa и дeнeг нa пapy cyтoк. Хoтeлocь бы yзнaть y тoгo пpaпopa, кaк пaцaны дoлжны были выкpyтитьcя, нo уже не у кoгo cпpocить.
B oбщeм, cидeли эти двoe oгoлoдaвшиx cpoчникa в cвoиx бyшлaтикax, мyжecтвeннo глядя в oкoшкo, пoкa иx пoпyтчицa, жeнщинa лeт 50, нe нaчaлa иx pacпpaшивaть oткyдa coлдaтики eдyт, кyдa-зaчeм, и пoчeмy дepжaт гoлoдный пocт. И пoняв, чтo пaцaнaм пpocтo жpaть нeчeгo, этa жeнщинa вcтaлa в пpoxoдe плaцкapтa и гpoмкo нa вecь вaгoн нaчaлa гoвopить:
— Люди дoбpыe! С нaми eдyт coлдaтики c вoйны, oни вoeвaли зa нac, зaщищaли нaш миp и пoкoй. Дaвaйтe пoкopмим peбят! - и чтo-тo eщe в тoм жe дyxe.
Кoгдa друг этo paccкaзывaл, y нeгo тpяcлиcь гyбы. Абcoлютнo чyжaя жeнщинa нe пocтecнялacь oбpaтитьcя зa нeзнaкoмыx eй пaцaнoв к тaкoмy кoличecтвy людeй. Нo caмый шoк, гoвopил он, чтo люди co вceгo вaгoнa пoвaлили в иx плaцкapт и нecли ктo чтo мoг - яйцa, пиpoжки, бyтepбpoды, дaжe цeлyю кypицy ктo-тo oтдaл!
Bce yлыбaлиcь, paдoвaлиcь, чтo пaцaны eдyт живыe c вoйны, мyжики жaли pyки и блaгoдapили зa cлyжбy. Он гoвopил, чтo никoгдa бoльшe - ни дo, ни пocлe - oн нe чyвcтвoвaл cтoлькo дoбpoты и yчacтия oт чyжиx пo cyти людeй.
Не за себя.
Авторская тема Натальи Артамоновой.
Погода, как человек: то хмурится, то ласкает своими солнечными лучами, то ветерок слегка журит, то ураган треплет так, как будто хочет человека привести в чувство. Алёна забыла зонтик дома, да и прогноз погоды не предвещал дождя, только птицы низко летали, да дед Иван жаловался на ранения: они всегда ныли к дождю. Но небо было голубым без единого облачка, но все же далеко, в самом уголке горизонта виднелось темное пятно, на которое никто не обращал внимания.
До работы добралась Алёна без проблем, она работала в пенсионном фонде бухгалтером, а вот с работы ее накрыл ливень. Прибежала домой, вымокшая до нитки, тушь растеклась по всему лицу, волосы от воды сначала выпрямились, а когда подсохли стали виться в произвольном направлении. Мокрая одежда обнажила её стройную фигуру.
Алёна смотрела в зеркало и представила себя беременной, ей хотелось, чтобы в зеркало на нее смотрел красивый, круглый животик и чтобы муж, увидев ее такую мокрую, заволновался и стал бы снимать с нее одежду, начал бы ругать за то, что забыла зонтик, а сам бы при этом ее целовал.
Но на Алёну смотрела стройная фигура и на диване лежал безразличный муж, который видя в таком виде жену сказал: "Зачем красишься, посмотри на себя, на клоуна похожа", - и отвернулся к телевизору.
"А может быть, я, правда, клоун? Всю жизнь его смешу, всю жизнь перед ним прыгаю, ублажаю, угаждаю, вечно улыбаюсь, хочу, чтобы и он не грустил. Он даже не встал помочь снять мокрое платье, даже просто не выразил беспокойства, где я в такой ливень слоняюсь. А может, сосед дед Савелий прав, когда говорит, что наша семья единоличная, каждый сам по себе? Но ведь Максим любил меня, ведь добивался моего внимания, ухаживал так, что все подруги завидовали. Наверное, все дело в том, что нет детей, нет той ниточки, которая связывает и в радости, и в горе. Той ниточки, которая тянет с работы домой, обвивает так, что от счастья задыхаешься. Но почему тогда врачи говорят, что у меня все хорошо, что если мне не рожать, то тогда кому рожать? Молодые, красивые, здоровые, любящие, желающие иметь ребенка, живя пять лет, его так не смогли родить. Но почему я должна себя считать виноватой? Почему я должна заглядывать ему в глаза и ждать его милости? Наверное, нас ждёт развод. Подожду, посмотрю немного, проанализирую, сама ослаблю к нему чрезмерное ухаживание, граничащее с унижением, а там видно будет. Ещё что-то я не видела пропавших женщин после развода, а мужики без жён, как малые дети, слюни и сопли распускают, ходят голодные, неухоженные. - Но тут же другая мысль остепенила ее пыл, - ну как же я без него смогу жить? Ведь я люблю его! Ну и ладно, что не оказывает должного внимания, у него голова другим занята, работа тяжёлая, ответственная, нельзя сравнивать с моей, а я раздуваю кадило. Ведь сроду дурой не назвал, не ударил, даже не толкнул, а я про развод. Не жила одна, не выла от одиночества".
Успокоив себя, Алёна с улыбкой шла на кухню, готовила любимое лакомство мужа и, наблюдая, как он уплетает за обе щеки, радовалась его аппетиту.
Проходили дни, месяцы, и Алёна заметила, что аппетит стал не тот, чаще стал отказываться от ужина, раньше уходил на работу, позже приходил уставшим, чаще стал говорить про проблемы на работе и задержку зарплаты.
- Что, у меня семеро по лавкам, кого мне кормить? Одевать? Хватит с нас денег. Какая разница, когда отдадут ему зарплату?
А однажды Максим притащился домой чуть живой, весь в крови, пальто на распашку, рубашка порвана. Но самое странное то, что ботинки были обуты на голую ногу. На вопрос жены, что случилось, ответил, что побили наркоманы, а на вопрос, почему без носков ответил, что на работе душ принимал и не захотел надевать грязные носки, да они и рваные, сунул в карман. Алёна удивилась, но дальше не стала задавать вопросы. Смазала лечебной болтушкой от синяков все ушибы, уложила в кровать.
На следующий день два больших синяка расползлись под глазами, и очки не могли их скрыть. Но очень болезненным был распухший нос и шатающиеся зубы. Идти в милицию Максим отказался, но в больницу все же сходил, и ему удалили два передних зуба. Одно его радовало, что нос не сломан. В квартиру ворвался траур. Алёна ходила на цыпочках, так как Максим лежал на диване, отвернувшись к стене, сопел, иногда вздыхал, иногда тихо разговаривал сам с собой. На работе взял отпуск на две недели, и оттого, что все его планы рухнули, ведь отпуск планировал взять летом и рвануть на море, Максим злился и косился на Алёну, которая, между прочим, сказала: "Зачем ты взял отпуск сейчас, а не пошел на больничный? А теперь мне одной придется ехать в Крым".
Максим сидел дома, никуда не выходил, и то ли от безделья, то ли из-за жалости, как в былые времена, к приходу жены вымывал посуду, наводил порядок, даже из машинки после стирки вывешивал бельё, иногда готовил ужин. Но он больше напоминал не любящего мужа, а домработницу.
Как-то вечером смотрели фильм про любовь и измену. Алёна тихо, как будто спросила у себя: "И куда любовь уходит?" Беззубый Максим, закрыв глаза, прошепелявил: "Любовь, как человек: то засыпает, то бодрствует, она также стареет, устает, болеет, ей нужны лекарства".
Алёна долго думала над выпиской рецепта лекарств для любви и решила, что лекарством послужит ревность. Пусть муженёк поревнует, попсихует, поживет один, а она тоже поскучает, понаблюдает за своим и его чувством. Может быть, не стоит себя уговаривать, что муж её любит, может, стоит поразмыслить мозгами и сделать, наконец-то, вывод.
Максим перед отъездом жены полный вечер не отходил ни на шаг, клялся, что будет очень скучать, давал наставления, просил в самое пекло не загорать, не экономить деньги и покупать побольше фруктов, ездить по экскурсиям и не заигрывать с мужиками, ведь она такая красивая, а мужики за три метра от дома все холостые, поэтому все будут к ней липнуть. Он много чего говорил, и Алёна подумала, что временное к ней охлаждение - это не повод думать о разводе.
Ещё на вокзале Алёна познакомилась с Ингой, которая впервые ехала на море. Узнав при разговоре, что едет туда же, куда и Алёна, она от попутчицы не отходила ни на шаг. Инга была родом из деревни, схоронив маму, переехала к сестре, которая работала на том же заводе, где и Максим. Алёна с Ингой вместе загорали, ходили в кафе, посещали экскурсии и делились впечатлениями. Она понимала,что Инга очень мечтательна, восприимчива, воспринимает мир через призму чувств, у нее повышенная чувствительность и ранимость. Её легко было удивить, обрадовать, впечатлить, но и обидеть было легко. У девушки было восторженное знакомство с морем: словно ребенок она скакала по воде, брызгалась и смеялась. Алёна смотрела на девушку и ею любовалась.
Однажды они пришли на море поздно вечером, никого на пляже не было. Алёна любила закат и рассказала легенду о закате солнца: "Девушка и юноша очень любили друг друга, парень заботился о своей любимой, осыпал поцелуями, ласковыми словами, но злые люди все сделали для того, чтобы их разлучить. Юноша превратился в море, а девушка в солнце. На закате он ласково пел своей любимой песни волн, а девушка нежно его обнимала своими лучами".
Инга долго молчала,а потом заплакала: "Я тоже любила, только не люди нас разлучили, а ложь. Когда я приехала к сестре в город, то познакомилась с парнем. Но мне он не понравился, был очень ревнивый, вспыльчив, он был не жадным, но мне не нужны были его подарки. Я ему объяснила, чтобы не ухаживал за мной, а он все равно отправлял курьером то цветы, то духи.
А однажды я ждала сестру с работы и увидела ее с мужчиной, они вместе шли с работы. Ты не представляешь, какой он красивый, спортивного телосложения, он мне моего папу напомнил. Я стала специально встречать сестру с работы, чтобы его увидеть. Он тоже проявил ко мне интерес. Потом мне дали комнату в общежитии, и он стал приходить после работы почти каждый вечер. Мне стыдно тебе говорить, но это был первый мой мужчина. Он меня крошкой звал. Как ребенка кружил по всей комнате, я от счастья летала, дышала через раз.
Когда сестра узнала о наших встречах, то меня ругала, плакала, грозилась назад в деревню отправить, ведь мой любимый был женат. Но я-то знала, что он жену не любит, да и детей у них нет, он так и говорил: "Иду с одной работу на другую, ничего не радует, надоело выполнять обязанности без желания, не хочется домой идти".
Я его спрашивала, зачем обманывать, разведись, а он говорил, что жалко жену, пропадет без него, по рукам пойдет, надо постепенно дать ей знать, что отношения пошли на нет. И я, как глупая, верила.
А Валерка всё за мной бегал и однажды пришел ко мне, когда мы лежали в кровати. Максим дверь не закрыл. Валера был сам вне себя, готов был убить, но сначала не тронул, а только сквозь зубы спросил у Максима: "Ты ее любишь?" Тот стал заикаться, что-то мямлить, быстро натягивать брюки и тихо пробормотал: "Я же мужик, я просто так. Девчонка деревенская, смазливая, неиспорченная". Что-то хотел ещё сказать, но не успел. Валерий его размазал по стенке, не знаю, что он ему выбил, но убежал Максим, схватившись за лицо двумя руками. Я больше его не видела, от него остались на память носки, боль, обида.
Для меня было, что день, что ночь, что будни, что праздники. Валерий понял, что я его не полюблю, оставил меня в покое. Я словно умерла, иногда мне казалось, что вокруг на меня пальцем тычут, смеются над моей доверчивостью. А больше всего меня донимал голос Максима, его слова "я просто так"
Его голос меня преследовал повсюду, он въелся в меня, рвал на части, я жить не хотела.
Сестра меня не ругала больше, жалела и всегда говорила, что жизнь это ошибки, но чернила разные для их исправления: есть черные - и ты будешь плакать, ныть, себя ругать, страдать, а есть красные - и ты поедешь на море, отдохнёшь, подумаешь, успокоишься, насладишься свободой.
Как же хорошо, что ты мне встретилась, с тобой так легко, ты как моя сестра, всё понимаешь, не осуждаешь. Я верю, что буду счастлива, раз обожглась, теперь меня голыми руками не возьмешь".
Инга засмеялась и побежала в воду. Она то как чайка парила над водой, то как дельфин пропадала в волне, заливисто смеялась и звала к себе Алёну. А та сидела на берегу и разговаривала сама с собой: "Можно простить измену, слабость минутную. Но разве можно простить предательство той светлой любви? Зачем искать в себе ошибки, себя уговаривать продолжать с ним жить, если он так обидел любовь? Пусть даже он не любил Ингу, но ее любовь зачем топтать, зачем использовал? Не прощу! Хорошо, что Валера отмудохал его, отсутствие зубов долго Максиму будет напоминать увесистый кулак".
Алёна засмеялась сквозь слëзы и побежала к Инге. Каждая смывала с себя плохие чувства, мысли, обиды. Ведь они знали, что жизнь они начнут с чистого листа и с красными чернилами.
Автор : Наталья Артамонова. (Кобозева)
- Мама!!! - заверещала четырехлетняя Масяня, когда зашла в платную палату медсестра, чтобы померять девочке температуру. Татьяна закатила глаза, в последнее время дочка заводилась с полуоборота, и причина была порой настолько незначительна, что предугадать истерику было невозможно.
- Возраст такой,- усмехнулась медсестра, не обращая внимания на взбрыкивающего ребенка, засунула под мышку градусник.
- Масяня, хватит! Ты же уже большая девочка,- с укором посмотрела на дочку Татьяна.
- У нас мальчик лежит почти месяц, мама от него отказалась. Такой солнечный малыш, голубоглазый, на щечках ямочки, никогда не плачет, сердце разрывается,- медсестра села на краешек кровати и грустно посмотрела в окно.
- В какой палате, может, к нему прийти, поиграть, фруктов дать?
Медсестра покачала головой:
- Вас к нему не пустят, его даже кормят разные медсестры, он слишком привязывается к людям, знаете, смотрит на тебя и сразу улыбается, ручки тянет.....не могу сдержаться...
И молодая женщина заплакала. Масяня притихла, прижавшись к маме. Татьяна сжала дочку в объятиях:
- Но что же тогда делать? Жалко малыша, может, стоит найти его родную мать и попробовать образумить?
- Думаете, я не пыталась? Я нашла его мать, да только зря время потратила, не нужен ей ребёнок. Как же несправедливо порой устроена жизнь, одним даётся, да они не ценят, а другие всю жизнь мечтают о таком даре, но им не везёт.
Татьяна сидела, обняв притихшую Масяню, и молчала, ей нечего было сказать медсестре, свой дар она получила, он рядом с ней.
- Всё в порядке, если анализы будут хорошие, вас, скорее всего вскоре выпишут,- вытерев слёзы, сказала медсестра.
- Простите, как вас зовут? - спросила Татьяна.
- Елизавета, можно просто Лиза, извините, я расклеилась, мне очень полюбился Мишаня, но забрать его нет никакой возможности, не отдадут его одинокой девушке без собственного жилья,- и медсестра тихо вышла, оставив после себя привкус горечи.
Весь день и ночь, и последующие дни Масяня была самым послушным ребёнком, а Татьяна в тот же день пошла в палату, где жил годовалый мальчик Миша, её и правда не пустили к нему, но, смотря на серьезного, не по годам спокойного ребенка, она дала себе слово помочь ему обрести семью, чего бы ей этого не стоило
Но как это сделать, пока не представляла. Вечером, когда Масяня легла спать, Татьяна зашла в интернет, она искала хоть какую информацию, как находятся родители для детей-отказников, как помочь детям в доме Малютке. Нашла очень полезную статью, оказывается, в некоторых домах практикуется так называемая "Приходящая мама", названия разные, но смысл заключается в том, что женщины- волонтеры приходят к деткам от кого отказались родители, ухаживают за ними, играют, дарят своё тепло. В общем, заменяют детям настоящих мам, пусть ненавсегда, но стабильно
А это очень важно, чтобы маленький ребенок получал любовь в детстве, когда он так беззащитен.
На следующее утро она пошла к завотделению.
- Нет! Вы предлагаете мне разрешить чужим людям приходить сюда, сидеть с ребенком, а, когда им надоест, мы останемся с истеричным мальчиком? - завотделения был непреклонен.
- Во-первых, мы установим график, во-вторых, вашему же персоналу будет легче, Мишаня здоров, покормить, переодеть его, уложить спать, всё будут делать волонтеры, каждая из них придет с мед.картой. Вам не о чем беспокоиться,- уговаривала Татьяна.
- Ну, я не знаю...- барабанил по столу пальцами, задумчиво произнес завотделения. Но пухлый конверт, который положил на стол муж Татьяны, приехавший на подмогу к жене, развеял полностью его сомнения.
- Лера, привет, нужна помощь,- Татьяна позвонила близкой подруге и рассказала ситуацию, конечно, та была только "за", договорились о встрече, чтобы прийти познакомиться с малышом. Так женщина обзвонила всех своих знакомых, кто-то с удовольствием отозвался, кто-то предложил материальную помощь, были и те, кто слушать не стал, но всё же большинство поддержало это доброе дело.
- Лиза, здравствуйте,- зашла в сестринскую Татьяна.
Лиза подняла грустный взгляд на женщину.
- Вы знаете, что я придумала? - Татьяна в который раз пересказала свою идею.
Лизины глаза загорелись:
- Можно мне тоже участвовать? Когда не будет дежурств, я с удовольствием посижу с Мишаней! Всё время.....как вы смогли договориться с завотделением?
- Для некоторых есть только один путь к сердцу,- усмехнулась Татьяна, вспомнив, сколько они с мужем взяли из заначки для конверта.
Прошла неделя, женщины встретились, обсудили время посещения Мишани, семь обычных женщин, наплевав на личное время, решили чуть исправить несправедливость жизни одного маленького человека. Конечно же, по просьбе Лизы, подгадали график так, чтобы она как можно больше времени проводила с Мишаней.
- Лиза, привет, звонил завотделением, сказал, что вскоре Мишаню придется перевести в дом Малютки, он больше не может его держать в больнице. Нужно что-то делать!!- Татьяна в отчаянии говорила в трубку.
Внутри Лизы всё похолодело, она знала, что рано или поздно это произойдёт, но всё равно, к этой новости не была готова.
- Не раскисай, сегодня в шесть у меня,- Татьяна положила трубку и пошла искать выход в интернете. Через час, новая безумная идея была придумана.
Ровно в шесть вечера все семь женщин решали снова судьбу маленького мальчика.
- Девочки, не сочтите за ненормальную,- Татьяна обвела глазами присутствующих,- предлагаю устроить флешмоб : " Я ищу родителей Мишане". Мы на фото с плакатом, на нём эта запись, ссылка на группу, создадим её. Там будет вся информация. Девочки, давайте, попробуем?
Женщины за столом загалдели, им очень понравилась идея, только Лиза сидела грустная...но идею поддержала.
В течении недели женщины разместили флешмоб на своих аккаунтах: женщина стоит с плакатом " Я ищу родителей Мишане" и ссылка на страницу группы, где размещена вся подробная информация. Их флешмоб неожиданно нашел отклик во многих сердцах людей. Люди лайкали, присоединялись к флешмобу. Многие писали с благодарностью, что именно действия женщин позволило им взглянуть на проблему брошенных детей с другой стороны.
- Ищу, ищу, ищу, хочу, хочу...- Вселенная только решила подремать, но как-то слишком шумно вели себя люди.
- Ну, что там, как всегда ищите богатства, хотите денег? - Вселенная с неохотой открыла глаза,- оооо, что-то новенькое, "хочу, чтобы Мишаня обрёл семью" - несколько сотен одинаковых чистых желаний, "хочу, чтобы мальчик был счастлив"- несколько сотен молитв и посылов Вселенной, "хочу стать мамой Мишане, помоги", " я хочу помочь мальчишке, помоги", "пожалуйста, хочу семью, надоело жить одному"....
Вселенная улыбнулась, люди нечасто её радовали, но Эти, удивили, объединившись в одном желании, чистом, не для себя, для одного человека, они сумели исправить судьбу мальчика! Сделали невозможное! А уж насколько себе помогли, Вселенная радовалась, жмурясь от удовольствия.
- Я Вас услышала.
Лиза в свою очередную смену играла с Мишаней и не замечала в дверях молодого мужчины, который, не отводя восхищенного взгляда, стоял с пакетом игрушек для мальчика.
Игорю в последнее время снилась одна и та же прекрасная незнакомка, она всё время его куда-то звала, он бежал за ней, но догнать не мог. И вот, сегодня ночью, она со слезами провела его в комнату, где играл ребенок, подошла к нему, обняла. Его внутренний голос сказал, где их искать. Проснувшись утром, Игорь, купив игрушки, помчался в больницу, что продиктовал ему внутренний голос. И, вот, он стоит в дверях палаты, а напротив находится его мечта, о которой он недавно просил: любимая семья.... пожалуйста...
Лиза увидела Игоря:
- Вы к Мишане?
- Я к Вам.
Несколько часов, проведенные вместе, решили для этой пары всю дальнейшую судьбу.
Через три месяца Лиза и Игорь поженились, а ещё через три забрали Мишаню. Люди ликовали!!! они объединились и смогли сделать хоть одного, маленького человека,счастливым!
А шесть главных нянек, шесть названных мам стали мальчику крестными.
Как хорошо, когда люди объединяются ради доброго дела: брошенный мальчик Мишаня стал любимым сыном, благодаря людскому неравнодушию.
Конец.
Автор: Олена Коновалова