Золушка в фуфайке

«Какое красивое платье! Вот бы мне хотя бы один разок в нем форсануть на дискотеке. Я бы Нинке, Ирке показала бы, какая я деревня в лаптях».
Клава стояла в фуфайке, в резиновых сапогах и одним пальчиком трогала на вешалах платье. Продавец ходила по пятам, словно боялась, что платье вот-вот Клава снимет с плечиков и засунет запазуху.
Ни с того, ни всего Клава стала оправдываться:
-А у меня руки чистые, и сапоги я перед тем как в магазин зайти, в луже помыла, прямо около вашего магазина такая лужа, хоть сама купайся.
Засмеялась таким заливистым смехом, что многие посетители на смех повернулись. Некоторые смотрели на Клаву брезгливо и одна из модниц сказала:
-Вот и примеряй платья после такой свиньи.
-Да я с работы, я чистая, просто со стройки, - и, как бы извиняясь, стала теребить свою фуфайку, - я в обед прибежала, мы тут рядом дом строим.
Все, кто попроще, заулыбались, а одна и говорит:
-А вы примерьте ,мы оценим.
Среди нескольких женщин оказался и он: высокий, красивый, пришёл со своей девчонкой покупать ей платье. Она уже собралась уходить, а он сказал:
-Давай посмотрим, как в золошку превращается фуфайка.
Услышав, что ей предложили померить платье, Клава быстро сходу сбросила сапоги и побежала в примерочную.
Копошилась, возилась, пыхтела долго. И вот. Тишина. Зрители с разинутыми ртами, с замиранием сердца смотрели на Клавдию.
Девчонка попыталась увести своего парня поскорее из зала, но он смотрел с таким восхищением, с таким любопытством на Клаву, не мог сдвинуться с места, словно его приколотили к полу гвоздями.
Платье облегало её стройную фигуру, декольте соблазнительно открывало грудь. Длинная шея с пульсирующей жилкой, осиная талия, шикарный волос, крупные глаза, нежная бархатистая кожа приписывали Клаву к красавицам, а в этом платье к моделям.
Платье было жемчужного цвета и прекрасно подходило к её зелёным глазам. От любопытных глаз красавица засмущалась и скромно улыбнулась.
Ей очень шло это платье, и она это знала. От радости, что все смотрят на её с восхищением, начала медленно вальсировать.
Её подхватил Роман. Все зааплодировали.
-Как можно с такой тонкой, длинной шеей, а значит с утонченной натурой, значит с высоким тактом и в фуфайке, в сапогах. Не пойму, откуда такая золушка с фигурой балерины?
Клава посмотрела на часы и опрометью побежала на работу. Начальник опять отчитал её и пригрозил уволить за опоздание на работу.
Клава начала у него канючить аванс. На что он посмеялся:
-Ты поцеловать в губы за аванс дашь, тогда выпишу.
Так и разошлись, надув друг на друга губы. Ночью приснилось платье. Как будто она в нем плывёт как облако, на землю её опускают крепкие большие руки. Наверное надо на землю опуститься, а не бегать без денег в магазин и смешить людей в своей фуфайке.
Не выдержала Клава,через неделю опять пошла посмотреть, висит ли это платье. И вдруг видит, что его примеряет девчонка. В этот момент ей так страшно стало, что его купят, но девчонке оно было мало. Заметив, что платье не собираются покупать, а вешают на место, Клава обрадовалась.
Спускаясь по лестнице вниз, вновь увидела того парня, который, как оказывается, приходил каждый обеденный перерыв в этот магазин, в надежде опять увидеть «фуфайку».
Он не стал скрывать своей влюблённости и сразу сказал, что хочет её встретить с работы и проводить до дома. Клава засмущалась. Уж очень ей показался Роман богатым, надменным, с ехидством.
На имя Клава засмеялся, и было видно, что он подумал, что у него ещё Клав не было.
Клава жила с папой, мамой и с братиком. Обыкновенная семья, каких сотни тысяч. Папа- водитель, мама- медсестра, братик - школьник. Семья со средним достатком, а иногда вообще без достатка.
Не получалось у Клавы себя побаловать, так как всю зарплату отдавала в семейный бюджет. Много денег уходило на лечение папы. После аварии он страдал болями в спине. Подруги говорили Клаве, что пора найти себе парня, и пора своей красотой подрабатывать, то есть требовать подарки. Рома умел и хотел ухаживать за Клавой. 

Ее весёлый нрав, непосредственность, граничащая с наивностью, безкорыстность, открытость забавляли Романа.
До Клавы он встречался с надменной, высокомерной, избалованной, требовательной девушкой. С Клавой он отдыхал. Своим позитивом она заряжала Рому, и с ней он отключался от всех проблем и нерешенных задач.
Проблема была с мамой, а точнее с её запретами встреч сына с маляршей. Не понимала она, как может молодой адвокат встречаться с девушкой, в окружении которой мужики с перегаром, матом, грубостью.
Она не понимала, что на стройке работают люди далеко не пьяницы и не проходимцы.
Люди строили дома для таких, как Роман, и зарабатывали свои деньги честным трудом.
Стыдиться своих коллег Клава не собиралась, а наоборот, зная их, ими гордилась. Мама думала, что у Клавы очень низкий интеллект. Ей в голову не приходило, что Клава разрабатывала эскизы интерьера квартир, что в свои выходные дни она была нарасхват у новосёлов, она славилась как маляр- художник.
Работала в бригаде по отделке квартир и была дизайнером интерьера. Любую детскую комнату она превращала в сказку.
Она подбирала такой колор, что никто в природе не знал о сосуществовании таких цветов. Её палитра была сочной, яркой. После окончания художественной школы планировала поступать в институт, но болезнь отца, операция за операцией нарушили все планы.
Зарабатывал она хорошо,но все деньги уходили на лечение папы. Благодаря этим деньгам, он встал на ноги. Клава не знала, любит ли она Рому. Ей нравилось, как он ухаживал за ней, какими влюблёнными глазами смотрел на её. Всегда интересовался здоровьем папы, приглашал в рестораны, в театр, в кино.
Всё было замечательно, но никогда не приглашал домой и мало говорил о своей семье. Но все-таки пригласил познакомиться с родителями и посажелел об этом.
Встретила молодая красивая женщина, на улыбку Клавы ответила оценивающим взглядом. На скромную одежду почему-то скривила губы, недовольным голосом сказала, чтобы проходили за стол, раз пришли.
Некоторое время было тихо, но звонок в дверь нарушил тишину, и на пороге появился Ромин папа. Он менее оценивающим взглядом рассматривал будущую сноху, но задавал такие вопросы, как будто проверял на слабоумие.
Клава, улыбаясь, рассказывала о любви к своим родителям, какая славная мама, какой замечательный папа. Когда папа возвращался из длительных поездок, то они по гулу машины знали, что он едет, и наперегонки бежали встречать , а уж какие он привозил игрушки, то по сей день не поднимается рука их выбросить.
Рассказала об аварии, и как они радовались первому шагу после очень длительного лечения. Клава вся светилась, вспоминая своих родных.
Мама Ромы с насмешкой сказала:
-Да уж, дальнобойщик, это круто.
Клава поняла язвительные насмешки, пренебрежительные взгляды, но была очень долго вежлива.
В одну минуту так ей стало обидно за себя, за маму, за папу, что ей уже было не до этикета и такта. Клаве так и хотелось спросить: «А вы чем занимаетесь? Не работаете, как я поняла, глянцевые альбомы листаете, читаете про звёзд, а сами-то звезду достали?»
Вслух сказала:
-Вы смеётесь над маляршей, а я горжусь своей работой, я её люблю, бетонные серые квартиры делаю красивыми, уютными. Я ночами не сплю, составляю колор , в уме складываю пазлы интерьера. Вы живёте в квартире, которую построили мои коллеги, друзья, и вы с презрением смотрите на меня. А папа-дальнобойщик вашего хлеба тоже не ел, а на суде, который состоялся по поводу аварии, вот один богатенький сынок, в пьяном состоянии совершивший аварию, наняв такого же бестыжего адвоката, выиграл суд, не заплатив и не извинившись перед отцом. Но тот же сынок был не сыном строителя, а сыном чиновника. Я живу среди людей и все меня ценят и уважают за мой труд, за то, что я приношу всем радость. Своих родителей я не стыжусь, я горжусь ими.
Все сидели с красными лицами.
-Рома не утруждайся, не провожай.
Клаве так хотелось уязвить несостоявшуюся свекровь, но слезы не дали больше ничего сказать. Но Рома заметил, что во взгляде было столько обиды, разочарования.
Он хотел встать и пойти за Клавой, но какая-то сила не давала сделать и шага. Эта сила называлась стыд за родителей, стыд за свое неумение постоять за свою любимую: «Мама, ты зачем так себя вела? Отец, почему вы смеялись над её открытостью, её простотой? Вы что думаете, она хуже меня или её родители хуже вас? Вас замучил снобизм. Я знаю, что она меня не простит, но и я вас не прощу»
На удивление самой себе Клава быстро успокоилась. Надела то платье,купленное на премию, просто гуляла полный вечер одна. Ею многие восхищались, многие проезжающие парни сигналили, девчонки оборачивались вслед, а она шла одна и думала: «Разве без положения люди не так дышат, видят, чувствуют, радуются, не так любят, не так мечтают, не так рожают.,не так хотят жить? Разве им не так больно, обидно?»
Клава думала, что положение, занимаемый пост, делают человека более ответственным, воспитанным, внимательным, тактичным, великодушным, и в первую очередь требовательным к себе, а выходит наоборот.
Клава запуталась в своих мыслях, не могла понять Романа. Только начинала оправдывать его, как тут же перед глазами вставали ехидные ухмылки его родителей и его наклоненная голова.
Многое не могла понять Клава, анализировала свои ответы на каверзные вопросы папаши, и сажалела, что не сразу ушла, а позволила им насладиться её смущением, растерянностью.
«Эх, Ромка, Ромка, я-то думала, что у нас любовь, а у нас смотрины, видать твои родители в облаках летают, а мы-то все приземленные, не по нраву видать вам руки мозолистые, пальцы в золотых кольцах вам подавай».
Рома пришёл через два дня с букетом роз, но Клава не смогла смотреть на него как прежде, какая-то пружина образовалась внутри и постоянно Рому отталкивала.
Что-то надломилось в душе, больно было внутри груди от обиды, не могла Клава быть прежней, а тем более не захотела быть униженной и недостойной.
******
Клава по прежнему все силы отдавала любимой работе. Папа после лечения в реабилитационном центре восстановился. Радости у них не было предела..
Родители даже не знали, какие деньги платила их дочь массажисту и врачам, какие она разработала эскизы интерьеров в их домах.
Многие хотели получить её консультации, прежде чем приступить к ремонту своих квартир. Клава обладала каким-то чутьем внутреннего мира заказчика. Глядя на человека, пообщавшись с ним, она безошибочно могла угадать его желания, что и как он хочет изменить в своем жилье.
Поражались мастерству подбора красок. Многие не понимали, откуда берутся такие цвета, которых в принципе в природе не существовало?
Со временем она стала звездой среди дизайнеров. Деньги, признание среди коллег, и не только среди них, не испортили характер девушки в фуфайке. Она по-прежнему оставалась простой, отзывчатой, доброй, улыбчивой простушкой.
У неё появился свой офис, где она принимала клиентов. Многие готовы были ждать её консультаций очень долго. Так и Роминой маме подсказали адрес Клавиного офиса.
Купив квартиру для сына, она желала переплюнуть всех своих подруг, сделать квартиру с неповторимым интерьером.
Не сразу она узнала Клаву. Перед ней стояла самодостаточная, в деловом костюме, в туфлях на шпильках, ну очень красивая женщина. Перед ней стояла та Клава с изящной фигурой балерины.
Перед заказчицей Клава выложила журналы своих работ, и, глядя на эти труды, мама Ромы не могла не воскликнуть:
-Какая красота, неужели это ваши работы? Я хочу все, как здесь!
Клава ответила:
-Сейчас ребята заняты, много заказов, а вот когда освободятся - то пожалуйста. А сейчас я с вами прощаюсь, меня ждут.
При выходе из офиса Лидия Сергеевна столкнулась с очень привлекательным молодым человеком, на руках которого был маленький ребёнок. Она услышала, как за дверью раздался смех.
«А ведь на месте этого парня мог быть мой сын, и внук», - с большим сожалением подумала Лидия Сергеевна.
От услуг Клавы она отказалась, ей было тяжело видеть счастье, от которого она когда-то отбивалась, что было силы.
Наталья Артамонова
АВТОРСКАЯ ТЕМА НАТАЛЬИ АРТАМОНОВОЙ.
НЕПОВИНОВЕНИЕ.
Дядя Макар легко приподнял одной рукой пуд соли и, вскинув его на спину Пелагеи, словно оправдываясь, пояснял: "Погода хорошая, небо ясное, двадцать вёрст по наезженной колее пробежишь завидно. Не серчай, лошадь не дам, лес трелевать поеду, я и так потерял уйму времени. Работать надо, а я лясы точу".
Утро было тихим, сонным. Небо нехотя снимало с себя тёмное одеяло и облачалось в голубую шаль.
Пелагея, не чувствуя ноши, бежала домой, где ждала её мама и две сестры. Отец умер, когда Пелагее было пять лет. Она плохо помнила его лицо, но хорошо помнила его стоны и мольбу о помощи. Люди говорили, что своими муками Василий очистил себе путь в рай.
Дядя Макар был братом мамы, жил в другом селе, харчами не бедствовал и изредка для сестры снаряжал подводу с провизией, но на этот раз Полина не стала ждать милости от брата, сама проводила дочь за солью.
Пелагея радовалась погоде, но вдруг подул ветер, и как будто метлой из подворотни, начал мести по земле мелкий, липкий снег. Скоро мороз превратил снежинки в ледяные иглы, ветер поднял их вверх и начал стегать ими лицо Пелагеи, оставляя багровые следы. Ветер выл разными голосами, продолжая крутить водовороты из снежной колючей пыли. Не было возможности свободно вдохнуть воздух, снег тут же залеплял нос, глаза. Пелагее трудно было устоять на ногах, она хотела повернуться спиной к направлению ветра, но он кружил со всех сторон. С закрытыми глазами путница подчинялась ветру и вращалась вокруг своей оси.
Вдруг поняла, что ничего спину не тянет: ноши-то нет. На шаль и воротник тулупа воссел ворох снега, а валенки оказались выше колен в снежной западне. Пелагея завыла в унисон пурге, стала руками разгребать сугробы, надеясь найти соль. Вскоре ветер затих, и на небе показались лучи солнца. В каком направлении идти она не знала и, утопая в снегу, пошла наугад.
Вдалеке завиднелось размытое чёрное пятно, которое быстро приближалось. Сначала несчастной почудилась тройка лошадей, а потом она распознала свору собак. В двух метрах от жертвы стая остановилась. Пёс-вожак сделал большой лапой выпад вперёд, агрессивно ощетинился, глаза налил кровью, его клыки сверкали, как остро наточенные ножи. Зловещий рык загнал сердце Пелагеи в пятки, и она без чувств упала вниз лицом в снег.
Очнулась она от тряски на санях и долго вспоминала, что произошло, но когда услышала щелчок гнута и лай собаки, бегущей следом за санями, то вспомнила весь ужас произошедшего и опять ушла в забытье.
Матвей занёс Пелагею в свой дом. Снял с неё тулуп и выкинул его прочь, коротко пояснив, что он не только рваный, но и вонючий, так как собаки, прежде чем рвать, пометили его. Матвей велел Акулине топить баню, а сам своими большими ладонями ощупывал гостью, выискивал укусы собак.
Убедившись, что их нет, довольным голосом сказал: "Ну слава богу, не добрались до мяса и костей, только обоссали тулуп, порвали его в клочья, шаль тоже на портянки потрепали. Ты, видать, в рубашке родилась, твой ангел-хранитель привёл меня к тебе. Вот искупаешься в баньке, смоешь свой страх, выспишься, и я тебя отвезу туда, куда повелишь. Спасибо собакам, это они спасли тебе жизнь, поигрались, пожурили тебя маленько".
Пелагея услышав, что Матвей благодарит собак, вылупила глаза от удивления. Она рассказала про утерянную соль и заголосила.
Словно ребёнка, Матвей обнял гостью, наклонив её голову к своей груди, и большой, мозолистой рукой начал гладить её по голове. Рëва быстро затихла, ей было тепло от объятий и уютно под тяжестью его сильных рук.
Матвей объяснил значение своих слов: "Бог видит, что тебя вьюга сбила с ног и укатала в снежный ком. Я вообще-то ехал далеко и тебя мог не заметить, а вот свору собак сразу разглядел. Я понял, что они бегут к кому-то, и не ошибся. А не было бы их, ты замёрзла бы. Не пуд, а два пуда соли тебе дам, только не реви. А сейчас пойдём радость и успокоение своей душе подарим".
Пелагея, ничего не понимая, пошла вслед за хозяином дома в отдельную комнату и была ошарашена её убранством. Вся комната от пола до потолка была увешана иконами, горела лампада и свечи. Ладан с восковым, дымным запахам заставил несколько раз чихнуть Пелагею, отчего она застеснялась и хотела уйти, на что Матвей ей сделал замечание: от икон не отворачиваются, надо помолиться, поблагодарить Бога за жизнь, а потом с низким поклоном уходить.
Образ Матвея слился с иконами: такой же умиротворенный, добрый, с ноткой лукавства. Он неистово молился, читая молитвы, делал поклоны до самого пола. Потом, потушив лампаду и свечи, вышел из молельной горницы.
Матвей рассказал, что его дядя был батюшкой, что его как вредного элемента общества сослали в Сибирь, иконы и впридачу Акулину, которая прислуживала дядюшке, Матвей забрал себе. Боясь людских наговоров, в свою молельню никого и никогда не пускал. "Грех большой закрывать святые лики, замок надо вешать на свои рты, но время такое, что дьяволы главенствуют над разумом, им иконы сжечь, как мне нищему подать рубль", - пояснил гостье хозяин.
Не могла уснуть Пелагея, как только закрывала глаза , так чёрная, оскаленная пасть пса начинала лязгать своими клыками. Пелагея во сне вскрикивала и падала с кровати. Матвей понимал, что испуг будет трепать её всю ночь, поэтому прилёг рядышком, как ребёнка обнял и начал читать тихо молитвы. Пелагея тут же уснула в его объятиях и проспала до самого утра.
Позавтракав, Матвей усадил гостью в сани, гайкнув на коня, тронулся в путь. Он ехал и думал: "Господи, какая же она беззащитная, а какая красивая! Вот рано всё-таки я засватал Прасковью. Вроде девка как девка, а огонька в её глазах нет. А вот Пелагеюшка, когда молилась, вся светилась изнутри, на меня бросала взгляд ласковый, с благодарностью. Вроде плохо её знаю, а чувствую хорошо. Вот Прасковью обнимаю, а нутро не трепечется, а от прикосновений к Пелагее дрожь, озноб бьёт до пота".
Быстро они добрались до избы Пелагеи. Как крепкому хозяину, в глаза Матвею сразу бросилась безхозяйственность, нищета, разруха, а точнее, отсутствие хозяйской мужской руки. Дом с покосившимся крыльцом был ниже и меньше бани Матвея, дворовых построек не было, только недалеко от избы стоял небольшой сарай для скотины и тот был на подпорках. Усадьба была огорожена низеньким тыном. О наличии в сарае лошади не было и речи, да и коровы, возможно, лишился двор.
Навстречу дочке вышла сухая женщина в неприглядном одеянии и начала ворчать:
- Вчера сваты приходили, а ты где-то пропала. Пётр бесился, сказал, что сегодня опять сватов пришлёт.
- Да лучше бы меня собаки разорвали, чем за этого зверя идти замуж, - рыдая, молвила дочь матери.
- Ещё две девки сидят, почин с тебя по закону. А это кто такой?
Матвей медленно разгружал сани, и увидев гостинцы, хозяйка подобрела, смягчила свой тон.
В избу гостя мама не приглашала, видимо, стеснялась своей нищеты. Потоптавшись около порога, Матвей засобирался домой. Пелагея подбежала к нему и с болью в глазах выкрикнула:
- Зачем ты только меня спас?!
Матвей, обнимая её, на ушко прошептал:
- А хочешь уехать со мной?
- Хочу, очень хочу!
Матвей подошёл к будущей тёще, сделав низкий поклон, как делают сваты, громко молвил:
- Я забираю Пелагею по её согласию. Не ругайте, не корите, а главное - знайте, что со мной она точно не пропадёт.
Сказал, как отрубил, быстро усадил Пелагею в сани и укатил. Мама вслед заголосила, закричала о каком-то позоре, но они этого не слышали.
Вечером с тяжёлым сердцем Матвей пошёл к Прасковье, которая, услышав отказ, заплакала и сквозь слезы посулила хвори и погибели, как Матвею, так и его жене. Домой же возвращался с чувством облегчения и радости. Он понял, что Бог не только спас Пелагею, но и его от неверно принятого решения жениться на нелюбимой.
В этот же вечер Пётр со сватами ввалился в дом несостоявшейся тёщи. За глаза он называл дом курятником. На руки и на язык Пётр был распущен, мог посмеяться над нищетой Пелагеи, прилюдно унизить. Скромная, работящая, красивая девушка его боялась, ведь не дай бог ему в чем-то не угодить, тогда не только насмешки, но и удары могли посыпаться на её бедную голову. Когда Пётр узнал о бегстве невесты, то в сердцах пообещал их род свести в могилу.
Когда Пелагея узнала, что Матвей кузнец, то засмеялась. В её воображении кузнец должен быть угрюмый, бородатый, выстукивающий день-деньской молотом по наковальне в тесной кузне. Она всегда думала, что нечеловеческие способности у кузнецов от лукавого. Смотря на Матвея, она была убеждена, что сила, терпение, сноровка у её любимого от Бога.
Но недолго оставалось им быть вместе. Началась проклятая, кровожадная война. Матвей, как мог, успокаивал жену, которая при одной только мысли, что он уходит на войну и может не вернуться, цеплялась мертвой хваткой. Опустившись на колени, а потом распластавшись на полу, Пелагея завыла, а потом вовсе потеряла сознание. С этого дня никто не видел на её лице улыбки. Печаль, страх, уныние взяли её душу в рабство, и только, когда получала письмо от любимого, только тогда, расцеловывая весточку, она улыбалась сквозь всхлипывания.
Сильный, ловкий, смелый Матвей воевал на совесть. В бой шёл с молитвой и своим товарищам говорил: "Нельзя страху давать поблажку, иначе привыкнет руководить нами. Нам бояться нечего, с нами Бог".
Немцы , войдя в деревню, по достоинству оценили добротный дом Матвея. Цокая каблуками, обошли все владения, с ног до головы оценивающе осмотрели свою обслугу и велели немедленно приступить им к своим обязанностям. Акулина и Пелагея с утра до вечера готовили им, стирали, топили баню. Ни какой работы они не боялись. Самое страшное для Пелагеи было, когда под дулом автоматов полицаи приводили в дом родственников партизан, и фашисты устраивали пытки. Вот тогда Пелагея убегала в молельню, падала на колени и неистово молилась, просила у Бога защиты от палачей.
По окончании допросов Пелагея должна была вымывать до блеска полы. Убирая с пола сгустки крови, она плакала, а фриц, ликуя, мог кровавой тряпкой провести по её лицу, при этом, смеясь, говорил, что все будут харкаться кровью, кто посмеет усомниться в их победе над коммунистами.
Как-то по случаю празднования дня рождения одного из офицеров фашисты упились до свинячего визга. Им мало было обжираловки, питья, им не хватало куража над беззащитными женщинами. Акулина со своей некрасивой внешностью стала центром насмешек. Один гад под гогот других на русском языке спросил: "И где же муж такой красавицы?"
Они начали толкать её друг к другу, сорвали с неё платок, распустили косу. Своими руками они её ощупывали, поднимали юбку. Из поганых рук Акулина не могла вырваться, обессилевшая упала на колени, опустив голову с распущенными волосами до самого пола. Каким же надо быть зверьем, чтобы торжествовать над беззащитной женщиной. Взяв за ноги и за руки, под улюлюканье, они просто выкинули Акулину из дома на мороз.
Выпив ещё, они пожелали дальнейшего зрелища. Вспомнив про Пелагею, они направились её искать.Она находилась в молельне.
Гауптман занял место перед иконостасом и велел жертве стать на колени и кланяться ему в ноги. При этом восхвалять Гитлера. Пелагея не стала этого делать, тогда он схватил её за пальцы и своей рукой старался их соединить для наложения к креста . Видя неповиновение Пелагеи, он с яростью начал её пальцы ломать, и, слыша их хруст, оскалился.
Пелагея не плакала, не кричала, был охватывающий леденящий ужас. Она смотрела на иконы, которые в своё время Матвей спас, и в лике святых видела сострадание и слезы.
Гауптман кричал и крушил всё, что попадало под руки. Сорвал зажжённую лампаду, швырял на пол иконы. Пелагея и подумать не могла, что он являлся при вермахте военным священником. Перед собой она видела Иуду, который от зла скрипел зубами. Пелагея смотрела на икону Николая Угодника, которая разбитая валялась у ног фрица, и читала боль, жалость и скорбь во взгляде святого лика.
"Опомнитесь", - шептала Пелагея и, стоя на коленях, сломанными пальцами старалась поднять икону, но у неё не получалось. Она низко наклонилась, и крупные капли слез скатывались на лик Николая Чудотворца.
Гауптман подумал: "Сломать русских невозможно, надо сжигать". Толкнул лежащую Пелагею выспятком и приказал выбросить её на лютый мороз.
Пелагея не помнила, как доползла до соседнего дома. Хозяин спрятал её на чердаке, где ранее спрятал Акулину: "А что ещё можно от фашистов ждать? Петька в Рябиновке лютует хуже немцев. Дома сжигает вместе с людьми, сначала подопрëт дверь, потом поджигает. Сами немцы перед ним дрожат".
Пелагея поняла, что речь идёт о том самом Петре, что к ней сватался, о том звере, и её сердце резанула острая боль от сознания, что возможно, мамы и её сестёр нет в живых. Ночью от боли не могла уснуть ни на одну минуту и отчётливо услышала громкий треск. Откуда доносились такие звуки, она не могла понять. Крики немцев, лай собак подняли на ноги всё село. Дом Пелагеи горел ярким пламенем, все постояльцы сгорели до тла. Люди считали, что сгорела Полина и Акулина и их оплакивали, сокрушались по сгоревшему дому.
Вскоре наши освободили село. Худая, поседевшая, со сломанными пальцами рук Пелагея на радость землякам вернулась с того света.
А на фронте тем временем шла борьба не на жизнь, а на смерть. Идя в бой, Матвей всегда думал: "Рано погибать, я железо руками сгибаю, а хребет гада раз плюнуть, в Курскую дугу согну. Я - кузнец, весь железом пропитан, никакая пуля меня не возмëт". И действительно, ему везло. На его руках умирали молодые ребята, и он взял на себя ответственность отпевать их души. Бывало такое, что исповедовал перед боем товарищей Он знал, что это большой грех, ведь он не был священником, но христианину покаяние служило лекарством для души.
Было раннее утро. Распластавшись на земле, лежал седой солдат и смотрел в синее небо. Он мечтал о ливне в грозу, который смоет следы фашистских сапог, потоки воды унесут всю грязь от следов их рук. Он лежал и рисовал картину, как после грозы появится разноцветная радуга, яркая, ослепляющая своей красотой, что жизнь заиграет другими красками, вернувшиеся с войны защитники будут жить и трудиться за мертвых и живых. Встав с земли, солдат пошёл навстречу своему счастью, своей любимой жене, которая знала, что муж жив, ведь ей об этом шепнул сам Николай Чудотворец.
Автор : Наталья Артамонова.(Кобозева)
Храбрый трус
Наталья Артамонова
Семён посмотрел на небо и невольно вскрикнул :
-- Нинка, смотри какая туча ползет, подкрадывается как фашисты. Вот- вот в ход пустит тяжёлую артиллерию, посыпятся снаряды .Ты смотри, уже грохот слышится, а вот и молния сверкает! Ну всё, бросай грабли. Слава Богу, успел последний навильник кинуть на стог. Ты смотри, какого красавца посреди луга мы с тобой справили. Нам теперь не страшна гроза. Стог спрячет нас от ливня. Нин,вот как услышу гром, хоть убей меня , сразу вспоминаю проклятущую войну. Бывало, сидишь в окопе, кругом мертвая тишина, себя трогаешь, живой или уже отпели, сон это или явь, и вдруг видишь тучу чёрную из танков. И понеслось: взрывы, огонь, пыль столбом, запах гари, земля к небу встаёт во весь рост. Тут уже думаешь, если сдохнешь, то отпевать некого и некому будет, ведь от таких взрывов ничего не останется от солдатика. Вот гроза меня по сей день будоражит, воспоминаниями ранит в самое сердце. Нин, давай посидим в стогу, переждëм грозу.
Семен быстро сделал уютное гнёздышко в основании стога и, потянув за руку жену, плюхнулся в пахучее, душистое сено. Только уселись поудобнее, как лупанул ливень, за шаг от стога не было видно ни земли, ни неба, словно впереди поставили стену. С неба спускались огненные стрелы, и следом раздавался ужасающий грохот. Нина боялась всего : и грома, и молнии, и ливня, ей подумалось, что не дай Бог молния ударит в стог, и они как факел воспламенятся вместе с сеном. Она задрожала от страха, а муж подумал, что от холода, и своими крепкими объятиями начал её согревать .
-- Нин, я часто думаю, вот человеку кажется, что он умный, сильный, смелый, а на самом деле он очень слабый. Я сколько себя помню, всегда чего-то боюсь. То батю шугался, то умереть боялся в войну, то что ты за меня замуж не пойдешь, то что не смогу тебе жизнь ладную, сытую устроить. Вот казалось бы, живи спокойно, а нет, то за это волнуешься, то этого боишься. Вот все говорят, что фронтовики воевать не боялись .За Родину , за Сталина жизнь положить не страшно, а я честно говорю, мне было и страшно, и жалко. Я не мог понять, почему я должен умереть, почему какому-то гаду - фашисту понадобилась моя жизнь, кто он такой? Властелин чужих судеб, а может Бог?
Лично я не хотел ему отдавать свою жизнь. Слава Богу, что живым вернулся. Потом боялся, что ты за меня замуж не пойдешь. Разве я не трус? Потом, когда ты рожала, а я вокруг дома от страха за тебя круги нарезал, дрожал как осиновый лист. Да постоянно страх сидит в человеке. Некоторые козыряют, что ничего не боятся, так я не верю. Первый раз я за трактор сел, и меня робость взяла : гляжу на трактор , а перед глазами танк, представил себе, что я должен оседлать танк и на нём землю кормилицу не пахать, а давить, терзать, взрывать. Такой меня страх взял, голову руками обхватил, слышал гул танков и даже чувствовал запах гари. Сам не знаю, что со мной было. Первый раз тебя поцеловать боялся, пОтом покрылся, а уж после свадьбы, и говорить не хочу, тогда уж сам Бог велел мне дрожать. То ли от счастья, что ты рядом, то ли от страха, что мужиком становлюсь. Вот я тебе и говорю, что человек по натуре -- трус, а я, наверное, командир отряда трУсов".
Семен всё говорил, размышлял монотонным голосом, Нина согрелась и незаметно заснула. Гроза прошла, небо опять набросило на свои плечи ярко-голубой платок, на траве заблестели капли дождя, защебетали птицы .Семён подумал,: ,,Ну, что не живётся людям в мире ? Что же за звери рыщут на чужой земле ? Разве не благодать встречать рассвет, закат, наслаждаться тишиной? Семен боялся пошевелиться, чтобы не разбудить жену. Он любовался её красотой, и сам себе завидовал. Надо же и войну прошел, и женился по любви, и сына жена родила,
После грозы повеяло свежестью. Нина проснулась, вышла из убежища, поежилась и, улыбаясь сказала :
-- Что то ты плохо меня грел,вся гусиной кожей покрылась.
-- Замёрзла, значит плохо жаром тебя обдавал , -- Семён смеясь повалил её на сено и начал осыпать поцелуями.
-- Жарко,жарко,караул ! Горю ! --задыхаясь от смеха и поцелуев, кричала Нина. Они дурачились, смеялись, признавались в любви и были счастливы. Домой пришли поздно. Свекор недовольным тоном начал ворчать :
- Стадо давно пригнали домой,корова ждёт хозяйку. Надеюсь сено не упустили? Вас двоих никак нельзя вместе отпускать. Семен, ты как ребенок, небось играться надумал, сказки рассказывал, а Нинка лопоухая слушала. Я бывало с твоей мамкой, царство ей небесное , если работали, то рта не открывали. Вы же всё делаете с разговорами, не понимая, что надо или работать или лясы точить. Семён, уж больно ты угождаешь своей бабе. Где это видано, чтобы мужик бабе не давал ведра поднять, как будто она у тебя на сносях ! Мать твоя, между прочим, хваталась за любую работу, шла со мной и в лес, и в луг, сама пахала , косила, стоговала, а вы только и знаете ,,хи-хи"" да ,,ха- ха", всё никак свою бабу к расторопности не приучишь!
Семён выслушал и, обнимая отца за плечи, сказал :
- Бать, так я же трус, ты сам так меня называешь. Вот я и боюсь, чтобы жена не перетрудилась, не заболела от тяжёлой работы. Я боюсь, что она будет сравнивать свою жизнь у нас и у себя дома. Ведь у неё родители спокойные, добродушные, а ты очень придирчив и требователен.
-Ты что же меня считает хуже её папаши лодыря и мамаши бестолковой?
- Нет батя,я не считаю, я вижу!
Отец от обиды махнул рукой и, опустив голову, ушёл в свою половину дома.
Нина боялась свекра и лишний раз старалась ему не попадаться на глаза. Под его суровым взглядом терялась, и любая работа из рук валилась, поэтому Макар Игнатьевич сноху считал сухорукой, а сына простачком, мягкотелым, тряпкой. Обладая самыми лучшими человеческими качествами, Семен не мог объяснить отцу, что боятся обидеть, оскорбить, не успеть помочь, но услышать и понять жену - не значит быть слюнтаем.
Макар Игнатьевич всем людям говорил,что его сын податливый, безвольный, трусливый, нет в нем мужского гнева в глазах и силы в кулаках, что заглядывает в глаза жене и выполняет её прихоти. А какие могли быть прихоти после войны? Тем более в селе. Любая женщина тянула лямку вместе с мужем. Ведь жёнам была необходима элементарная частица внимания, доброе слово и ласковый взгляд. Семён это понимал и одаривал жену теплом своего сердца. Отец Семёну ставил в пример своих старших сыновей, на что тот отвечал : ,,Они не трусливые, не боятся налакаться самогонки, а потом стучать кулаком по столу и жён гонять, Они смелые, не боятся поругаться с соседями, тебе нагрубить, а я трус боюсь, что если выпью лишок стану сродни им". При этом Семён улыбался . Отец не мог понять,то ли сын насмехается над ним, то ли правду говорит. Старшие братья народились в отца, а Семён в маму, которая была доброй, отзывчивой на чужую беду. Перед мужем была покорной, терпеливой и снисходительной.
Нина любила мужа. Отец не хотел отдавать её за Семена, она пообещала ему принести в подоле, и тогда никто её замуж точно не возьмет. Отец испугался и подумал, что ,,испорченный товар точно залежится". В принципе, отец Нины ничего не имел против Семена, и в своё время сам ухаживал за его мамой, но вот Игнатьевича считал жестоким, злым, жадным человеком. Нина просила Семёна приступить к строительству своего дома. На что он отвечал : ,,Мы же живём в новом большом доме, мы с отцом строили его для меня, а так бы отец свой век бы доживал в старой избе. Боюсь я его обидеть, не хочу, он же тоже воевал, весь ранами исполосован. Ну, а что характер такой, так это он к Богу под раздачу попал не в ту минуту". Нина начинала на такое убеждение смеяться. Семен в своем сыне души не чаял, и как бы поздно он не возвращался с работы, спящего сыночка всего расцеловывал. Игнатьевич выражал недовольство по поводу воспитания внука, он утверждал ,что за провинность надо наказывать, ведь ребенок долго помнит не только слова, но и физическую боль. Семен же говорил,что боится наказывать ребенка по одной причине, боится ему сделать больно, да и сам хорошо помнит боль от отцовского ремня.
Игнатьевич, видя, что все его слова пропускают мимо ушей, бормоча, уходил прочь. Как-то беременная Нина сказала : ,,Я так хочу мёда, мне кажется я бы слизала целый горшочек." На следующий же день Семен поехал к леснику и упросил за ради Бога, продать мёд . Нина от радости мужа всего расцеловала, а Игнатьевич всё ворчал : ,,Сегодня мёд подавай, а завтра кнут возьмёт и сядет на шею! Хрен потом скинешь! Ну в кого этот недотёпа ? Девкой надо было родиться ему,а не малым !"
Ночью Семёну не спалось. Он смотрел в окно и любовался звёздами. ,,Интересно,а есть ли жизнь на другой планете, а если есть, неужели есть война ? Почему нельзя мирно жить? Зачем эти бойни? Но, наверное, они ближе к Богу, ведь от нас они далеко , высоко. А мы и от Бога далеко и друг от друга. Мы ведь живём не по заповедям. Разве получив по одной щеке, мы сможем подставить другую щеку ? Да разве мы не завидуем?"
И вдруг Семён увидел отблески огня. Сразу даже не понял, что это соседский дом горит. Как ужаленный выскочил на улицу. Вторая половина дома горела основательно, но именно там располагались спальни хозяев и детей. Недолго думая, Семён выбил дверь .От дыма ничего не было видно. наощупь с вытянутыми руками он прошел в горницу и столкнулся с Федором, который выходил из дымовой завесы. Семен сначала нашел Ирину, передал ее Федору, а потом вынес из огня двух маленьких детей. Вскоре после того, как Семён спас детей рухнула крыша. На улице стояла толпа людей, все молились и, увидев Семена с детьми, от радости заплакали. Ринулись обнимать спасателя. Семен искал глазами Нину, которую словно парализовало, она не могла ни плакать, ни идти навстречу мужу, держась рукой за сердце, ловила как рыба воздух. На восклицание людей ,,какой же смелый герой", Семён еле прошептал : ,,Я же трус, я так испугался за детей, за соседей. Я так боялся не успеть". Игнатьевич обнял крепко сына, зарыдал.
Наталья Артамонова.
Сильнее любви
Шура стремительно вошла в свой дом разъяренной, с ходу расстегнула пальто, стащила с головы шапку и ею же ударила об стул:
— Ну не могу больше работать за себя и за того парня! Не могу! — взревела она. — Зинка-то опять пришла на работу с таким перегаром, такая заспанная, шприц в руках не могла держать. А ведь тот раз божилась, крестилась, клялась, что в рот капли не возьмёт. Видимо, вчера не каплю, а целую бутылку на грудь приняла, ей теперь минимум три дня надо себя приводить в нормальное состояние, а то и больше.
Уставшая Шура присела на стул, опустила руки и как будто сама себе задала вопрос:
— Ну как можно из работящей, переживательной трудяги превратиться в безответственную прогульщицу? Что же с ней делать? Даже не знаю, как ее спасти от запоев, от подруг.
Петр, зная, как переживает жена за работу, за судьбу подруги, начал успокаивать:
— Ну что, ты ей свои мозги вставишь? Ей говорить бесполезно, ее лечить надо, хотя тоже бесполезно, в конце концов — это ее выбор: пить или не пить. Сергей ведь ее очень любит, верит, сам себя успокаивает, говорит, что подруги сбивают, хозяйка она отменная, да и за работу всегда переживает.
Шура с мужем приехали в совхоз после окончания учебы на ветеринаров. Она была рада любимой работе, зарплата устраивала, а самое важное, что ее семье выделили коттедж. Ей очень хотелось, чтобы и ее подруга устроилась тоже в этом хозяйстве. Поговорила с директором насчёт нее, и Павел Ильич сказал:
— У нас запускается новый комплекс, требуются и осеменаторы и ветврачи, ну а жилье сразу выделим: люблю принимать на работу женщин. Душа спокойна: не запьют, не загуляют.
Зина после учебы приехала к своим родителям с женихом. Познакомилась с ним в компании друзей. Она притянула его взгляд не только красотой, но и жизнелюбием и позитивом. Ее смех был заразительным, с ней было очень приятно общаться и девчонкам и парням. Она никого не напрягала своими выдуманными проблемами. Умела разрядить обстановку, наполнить позитивом, не боялась посмеяться над собой в курьёзных случаях, в то же время знала себе цену и держалась с достоинством. Окружающие к ней тянулись, как к источнику света и тепла.
Сергей ее полюбил и, недолго думая, сделал предложение. Его воспитывала бабушка, так как родители погибли в автокатастрофе. Наталья Васильевна была очень терпеливой, любящей, внимательной. Сергей ее называл мамой. Когда Наталья Васильевна познакомилась с Зиной, то для себя сделала вывод: «Не та! Уж больно лёгкая хохотушка, простая, хочет понравиться всем. Одним словом — без стержня».
Но Сергею бабушка ничего не сказала. Просила не торопиться с росписью, присмотреться к ее родителям. На просьбу внук только засмеялся.
Когда Сергей познакомился с родителями будущей жены, то сразу понял, что Зина росла в плохих условиях: бутылки на столе появлялись с поводом и без, пьянки, загулы являлись обыденностью.
По приезде Зины с женихом родители накрыли стол: поставили бутылку самогона и нехитрую закуску.
Когда хозяйка спросила у мужа:
— Зачем эту заразу? Ведь праздник сегодня: мог бы водку купить.
Хозяин ответил:
— Да своя лучше, чем эта паленка. Помнишь, тогда выпили мало, а чуть ли не отравились?
Этим было сказано всё.
Дом, в котором жила Зина с родителями, был старым и неухоженным. Ремонта не было со времён постройки. Заметив удивленный, осуждающий взгляд, Зоя Ивановна начала оправдываться:
— Все сына с доченькой учили, все денежки им отдавали, чтобы жили, не голодовали и одевались не хуже людей. Сын-то, зараза, женился и носа не показывает, сноху только на свадьбе видели, про долги забыл сынок. Вот вся надежда на Зину: пойдет работать и поможет нам ремонт в доме сделать.
Сергей был шокирован, он их представлял совсем другими, ведь Зина описывала маму очень доброй, работящей. Рассказывала, что родители очень заботливые, ласковые, хозяйственные, и если иногда выпивают, то просто в праздники. Зина вела себя так, как будто не замечала неприглядное поведение маткри и отца, она смеялась, вспоминая дикие истории из своего детства. Будущему тестю не стыдно было рассказать, как однажды потеряли дочь, возвращаясь с гулянки, при этом упомянул, сколько было выпито. Изрядно подвыпивший хозяин признавался в любви своей жене, дочери, обнимал их, целовал. Тут же лез с объятиями к зятю, который громко попросил не делать этого:
— Идите проспитесь, вы выпили лишнее.
— Я ещё не пил, это только начало! — смеясь отвечал тесть.
Была ночь на дворе, а семейство распевало песни. Пьянчуги то плакали, то смеялись. Сергей был шокирован, когда попросил Зину уложить их спать, услышал:
— Да, мои любят повеселиться, но и про работу не забывают. Они дружные, счастливые, пусть общаются, а ты спи.
Сергей сказал, что это последняя ночь в этом доме, и жить с ними они не будут, и свадьбы тоже не будет, распишутся, и на этом точка.
…Шура пригласила подругу в гости. Посмотрев какой коттедж у Шуры, как она довольна работой, Зина тут же побежала к директору с заявлением о принятии на работу. Сначала Зина с Сергеем жили у Шуры, а потом им так же профсоюз совхоза выделил жилье, за которое они должны отработать добросовестно десять лет.
В руках у Зины все горело, любую работу выполняла быстро, напевая под нос.
Очень любила готовить, из топора могла сварить кашу. Сергей смотрел на нее и не мог налюбоваться.
— Зиночка, любимая, как же хорошо с тобой, какие мы счастливые, ты у меня просто умница, молодец. Я тебя буду на руках носить.
Сергей работал электриком, совхоз процветал, строились новые дома для работников, коттеджи, Сергей был нарасхват. Он совсем не пил, понимал, что пьющий электрик — это не электрик, а покойник.
Зина же с Шурой работали ветеринарами на крупном комплексе, и если Шура была очень серьезной, то Зина веселой, она видела радость во всех мелочах и умела наслаждаться жизнью. Она прекрасно могла найти подход к любому человеку, даже на работе те же коровы к ней ластились. Когда был массовый отел, она не спала ночами, а когда делали прививки рогатому скоту, она место укола могла десять раз погладить. Но все же в ее золотом характере было одно «но» с большой буквы. Зина плохо разбиралась в людях, к ней набивались в подруги те, которых Шура не подпускала к себе за версту. Она не понимала Зину, порой злилась, объясняла:
— Зачем тебе Ленка? Запойная, а Вика гулящая, Верка — нечестная на руку. Что ты всем лыбишься, со всеми лясы точишь? Мне с ними здороваться не хочется, а ты с ними чаи гоняешь.
— Мне скучно одной, мой-то Сергей как сайгак по поселку носится, хочет много денег заработать, у нас-то детей нет. Говорит, что оплатит любую московскую клинику и сам хочет показаться светилам. Я вышла замуж нетронутая, он мне верит, абортов я не делала, а почему детей нет — загадка.
Но посиделки с подругами не всегда были с чаепитием, все чаще и чаще приносила вина, и всякий раз находился повод. Правда, Зина выпивала немного, до прихода мужа выпроваживала подруг, принимала душ, чистила зубы и ложилась спать. Сергей приходил поздно, так как часто калымил после работы.
Как-то неожиданно приехали в гости родители Зины. С порога воскликнули:
— Ничего себе, какие хоромы, да здесь места хватит для целой банды, а вы все время тянете. Да! Хорошо вы живете! — и тесть поставил на стол бутылку дешёвой водки.
Пропитым голосом воскликнул снова:
— Надо такие хоромы обмыть.
Сергею эти люди были неприятны, с ними он не хотел сидеть за столом и делать вид гостеприемного хозяина, но глядя на довольную счастливую жену, подавлял в себе неприязнь к непрошенным гостям. Позже Сергей понял, что они приехали за деньгами. Распили бутылочку спиртного, и у тещи развязался язык.
— Вам-то государство готовенький коттедж предоставило, а нам приходится все самим строить, все латать, а деньги где взять? То одного учили: он неблагодарным оказался, то Зину, но она, я думаю, про долги помнит.
— Ну если она вам должна, то сколько я бабушке, интересно, должен? Она вырастила меня в сытости, чистоте, я никогда не видел в ее доме пьяных, скандальных людишек. А Пашка, ваш сын, — молодец! Он приезжал к нам: хороший человек. А что у вас такие отношения — я не удивляюсь!
Чтобы не продолжать разговор, Сергей соврал, что его ждёт сосед, и ушел.
Вернулся Сергей поздно, на столе стояла вторая недопитая бутылка, немытая посуда, все спали. Гости уехали на следующий день, Сергей сухо попрощался, а Зина все обнимала маму и просила прощения. Скандала не было, но Зина не разговаривала с Сергеем, на вопросы отвечала с нежеланием. Единственное, что сказал Сергей:
— Ты не обижайся, они для меня неправильные. Таким, как моя бабушка, я бы все отдал, а на глотку ни рубля не дам, и ты запомни, я не шучу: ещё раз увижу или услышу, что без меня тут твои подруги ошиваются с бутылками, то не обижайся! Я от тебя уйду. Впервые Зина видела мужа таким, но не могла понять, почему она не может отдохнуть с бутылочкой хорошего вина в компании или без? Почему муж постоянно ставит злыдню Шуру в пример? Видишь ли, она поступила в Тимирязевскую академию на ветврача. Почему сам не отдыхает культурно и ей не даёт? Сергей тоже не хотел перегибать палку и часто думал, что все отмечают праздники, встречаются с подругами. «Почему я так требовательно отношусь к Зине? Ну выпила, посмеялась…»
Но тут же вставали перед глазами ее подруги, которые были с явными моральными недостатками. Почему жену тянет к слабым, а не к таким как Шура, почему не хочет рожать и не занимается лечением? Но все же Сергей перешагнул через себя и стал менее требовательным.
И однажды случилось непоправимое. Сергей уехал к бабушке, Зина скучала дома одна и позвонила своим подругам. Как всегда пришли с бутылкой, смеялись, пели песни, потом Зина уснула, а когда проснулась, подруг не было,а вместе с ними не было и денег, которые лежали в гардеробе под стопочкой постельного белья. На днях Сергей снял с книжки деньги для поездки с Зиной в Москву.
Когда муж вернулся от бабушки, и обнаружилась пропажа, то он сразу понял, кто здесь побывал, и что делал. Впервые Сергей тряс жену за плечи и кричал на весь дом: он был в ярости, не мог держать себя в руках. Зина вырвалась и убежала босая к подруге. Он позже пошел за ней и опять увидел неприглядную картину: с распущенными волосами, заплаканная Зина сидела за столом с подругой за бутылкой вина. Домой пришла утром, но на работу не вышла.
…Шура вскоре получила диплом ветврача, Зина получала от начальства лишь выговора да предупреждения.
Как-то Сергей в очередной раз приехал к бабушке.
— Ну зачем ты купил столько гостинцев, ещё с прошлого приезда в холодильнике лежат. Аппетита нет, шустрости нет, ловкости нет, сил тоже нет.
Глядел он на бабушку, и сердце разрывалось. Он чувствовал, что бабушке одной жить трудно, предложил пожить с ними, на что Наталья Васильевна ответила:
— Что ты внучек говоришь? Меня из своего дома только вперёд ногами. Что-то я радости в твоих глазах не вижу, какая-то спрятанная боль выглядывает, уж я вижу, что боль-то не по мне, а давнишняя. Поделись со мной, я ведь век прожила, может, какое умное слово скажу, дельное посоветую.
И Сергей поделился с бабушкой своей проблемой:
— Зина не часто пьет, ее подруги сбивают, но я понимаю, что мои чувства уходят, а остаётся лишь страх. Я не могу ей доверять, делиться с ней, не могу мечтать как раньше. Она смеётся, а мне хочется кричать. Мы настолько разные, живём восемь лет, детей нет, и она не хочет. Были деньги, теперь их нет. Я понимаю, что есть выходные, есть праздники, друзья, но глядя на нее, вижу тещу, но в себе я не вижу тестя. Разводится не хочу, достучаться до нее не могу, что делать не знаю.
Бабушка долго молчала, потом, пожав плечами, сказала:
— Даже не знаю, что сказать. Как-то дико получается. Обычно на мужчин жалуются за выпивку. Поговори с ней по душам, спроси, что она в жизни хочет. Сынок, люби жену, но себя любить не требуй, можно человека попросить о любом одолжении, но не о любви. Если ее нет, то убеждениями, мольбой не заставишь любить. Вы разные люди, у вас разные взгляды, планы. Каждый человек свою жизнь строит по своему проекту. Зина не плохая, только получается вы оба живёте в каком-то страхе: ты за нее боишься, она боится тебя. Смотри сам, слушай свое сердце.
Сергей приехал домой поздно вечером, Зина его не встречала, спала. Рано утром он слышал, как она готовила завтрак, как несколько раз к нему подходила и целовала в щёку. Он понимал, что любит ее и одновременно боится за нее, стыдится за ее поступки. Страх по частице отнимает любовь. Пройдет немного времени, и останется только страх и обида.
Бабушку стал навещать чаще, как только находил время. Привозил продукты, приносил воды, колол дрова, топил баню.
Однажды пошел на колодец за водой в шесть часов утра. Утренняя прохлада освежила мужчину, он присел на скамью, предназначенную для ведер. Вспомнил слова бабушки: «Сынок, та водица, которая из-под землицы бьёт ключом — полезная, чистая, а та, которая по трубам течет — не живая, просто сырая. Почему я долго живу? Потому что с водицей ключевой дружу.
Сергей погрузился в воспоминания, очнулся от голоса:
— Можно я ведра поставлю? Перед ним стояла молодая женщина.
— Вообще-то это для ведра, а не для задницы скамья. Вы откуда в такую рань? Я то, пока сын спит, прибежала за водой, а вам чего не спится?
Красивая женщина ловко забросила ведро в колодец и с лёгкостью почерпнула воду:
— Ну, а у вас почему ведра пустые?
— А я бултыхал, бултыхал, так и не получилось зачерпнуть. Женщина засмеялась и рассказала, как она впервые пришла за водой. Слово по слову поведала, как оказалась в селе, как убежала с ребенком на руках от мужа-тирана. Пил ее муж редко, но когда срывался, то превращался в зверя. Приехала в село к своей бабушке, которую, как оказалось, знал Сергей.
— Почему же так получается в жизни? Что некогда любящие сердца не боятся друг другу делать больно, не берегут любовь, а проявляют свои порочные качества в характере, в привычках и, зная, что этими пороками разрушают семью, все равно не стремятся их уничтожить, а наносят такие удары, что любящий человек готов убежать в глушь, носить воду руками, топить печь, лишь бы приобрести душевный покой и уют.
Так в унисон думали Сергей и Евгения.
Через две недели он опять встретил Евгению: она гуляла с сыном.
Сергеем овладело желание взять ребенка на руки. Он представил себя в роли отца и протянул руки к малышу. А Никита нисколько не испугался, а засеменил к дяде мелкими шагами. Сергей робко подхватил ребенка и почувствовал лёгкое волнение, душевный трепет. Это состояние его долго не покидало.
Он пригласил Евгению на шашлык, она с радостью приняла его предложение. Сергей сам не пил, но женщине предложил выпить вина: она ответила отказом, дав понять, что общение должно быть на трезвую голову, да и ребенок у нее на руках.
Сергей не скрывал от Евгении, что женат, но о проблемах с женой не говорил. На вопрос девушки, почему жена не приезжает с ним, ответил тихо:
— Нет желания.
И на самом деле всякий раз он приглашал Зину навестить вместе бабушку, и всегда она находила предлог не поехать: то работа, то домашние дела. Зина обижалась на Сергея за то, что он не ездил к ее родителям, а свою бабушку боготворил и постоянно навещал.
В каждый приезд Сергей дарил Никите подарки, малыш с радостью шел к нему на руки, от радости пускал пузыри, выражая неописуемый восторг.
Как-то Сергей спросил у жены:
— Может быть, ты поедешь со мной к бабушке, и мы вдвоем попробуем ее уговорить к нам переехать?
Зина ответила в двух словах:
— Я ещё своим не предлагала к нам переехать. Они тоже не в хоромах живут.
— Причем тут хоромы? Я должен за бабушкой ухаживать.
— Ты должен, а я нет — язвительно сказала жена.
— Тогда и я тебе ничего не должен! — крикнул Сергей и ушел спать в другую комнату.
…Жизнь превратилась в сплошной обман. Зину все больше и больше раздражали поездки мужа к бабушке, свои обиды и ревность она топила в вине. Сергея же, если и гложила совесть, то он себя быстро оправдывал. Сравнивая серьезную, прямолинейную, открытую, внимательную, ласковую Евгению с веселой, порой беззаботной, любящей компании и жестокой по отношению к его бабушке, женой, он понимал, что ему нужна Евгения.
Через полгода, устав от лжи, Сергей признался жене и уехал жить к бабушке, за которой уже прекрасно ухаживала Евгения во время его отсутствия.
Зина долго рыдала, не могла найти причину ухода мужа. Устав от соболезнований подруг, пошла к Шуре, которая нисколько не удивилась предательству Сергея. Округлив глаза, приподняв брови, бывшая подруга вскрикнула:
— И ты еще спрашиваешь, почему от доброй, веселой, компанейской жены ушел муж! А по-хорошему, где ты берешь время на посиделки, если у твоего мужа больная бабушка- мама, если у тебя свои родители живут в селе, если лечиться надо, работать, а не прогуливать! Скажи спасибо, что десять лет с тобой прожил.
Зина вся напряглась и в ответ постаралась обидеть Шуру:
— Подруги преданные, а ты злюка, все денег тебе мало, перед начальством коромыслом прогибаешься, без выходных пашешь, главврачом стала. Меня предупреждали подруги, что ты мне завидуешь. С твоей подачи меня уволили с работы.
Зина так хлопнула дверью, что на стук выбежали испуганные дети.
…Через полгода, по решению суда из коттеджа Зину пересели в общежитие. Вскоре одна из подруг познакомила ее со своим братом: у них закрутился роман, и они поженились. Через год она родила дочку. Шура, узнав про ее беременность, была очень удивлена, и хотя они не общались, после выписки Зины из роддома, купила подарков и пошла без приглашения в гости.
Зина не могла скрыть радости, увидев подругу. Она ее обняла и заплакала, молча подвела к кроватке, где спала дочка, и тихо сказала:
— Бог наградил за мои страдания.
Шура хотела спросить: «За какие страдания», — но вовремя язычок прикусила, не желая ссоры.
В комнате было чисто, стопочкой на столе лежали выглаженные пеленочки, распашонки, детская кроватка была украшена ленточками, бантиками. Видно, Зина давно не пила и следила за порядком.
— Ты не переживай, покажет твой муж себя с хорошей стороны, и вам выделят квартиру. Он же тракторист, его руки на вес золота. Потом ты выйдешь на работу, вам обоим просто нельзя пить, — старалась успокоить подругу Шура.
Сквозь слезы Зина ответила:
— Разве я пью? Я и раньше не пила. Впрочем, я грудью кормлю, а то можно было и отметить рождение доченьки: повод-то значимый…Наталья Артамонова (Кобозева)