👻Призраки

До тридцати лет у меня не было собственной квартиры. Однажды я начал подсчитывать, сколько за всю жизнь потратил на съёмные хаты, да на середине остановился – тоска взяла. Одни только нервы из-за переездов никак не оценить. Впрочем, есть и положительные стороны. За это время я со множеством людей новых познакомился очень близко. К слову, положительные – не в смысле «хорошие», а потому что это был опыт, пусть и не всегда приятный.
Однажды я снимал комнату в коммуналке, где за моей стенкой жила семейная пара с дочерью лет трёх-четырёх. Ребёнок был слабый, болезненный, и постоянно кашлял. Я никогда не высказывал им претензий, потому как видно было, что они сами сильно переживают из-за происходящее – да и что тут скажешь. Однако на самом деле меня дико раздражал этот детский кашель. Просыпаешь среди ночи и слышишь, как маленькая девочка захлёбывается собственной слюной и плачет, мама её что-то там возится, папа суетится, оба нервничают, огрызаются друг на друга. Потом всё стихнет на час-два, и снова начинается. Притом, днём эта девочка нисколько мне не докучала – я даже голоса её ни разу не слышал, но по ночам под хрип, который она издавал, уснуть было невозможно. Нет, не потому что мне шум мешал.
Прежде мне приходилось жить в общежитии, где комнату делило шесть человек и в ходу было правило: если хочешь спать, никакие звуки тебе не помешают. Кстати, дружно жили, не ссорились почти. Когда в четырёх стенах сосуществуют несколько беспечных лодырей-студентов, раздражение ни к кому конкретному не обернёшь, особенно – если ты сам один из них, и в безалаберности не уступаешь. Даже под музыку из колонок засыпали, когда другие рядом пивко попивали и трепались.
Но когда я слышал кашель той девочки, уснуть не удавалось. Там с нами, в ещё одной комнате, жила старая немка по имени Элеонора. При знакомстве она рассказал мне, что переехала в Россию в девяностых. Я удивился тогда, что обычно в те времена наоборот получалось – люди искали любые способы отчалить отсюда в Германию, Израиль или штаты. Мне лично приходилось знавать даже одного счастливчика, перебравшегося в Австралию. В ответ Элеонора ничего не ответила и быстро свернула разговор на другую тему. За исключением этого эпизода старушка была весьма доброжелательна, и даже в моменты случавшихся порой кухонных споров вела себя вежливо. Я бы даже сказал – держалась вежливо. Типичная интеллигентка, показная дружелюбность которой иного могла ввести в заблуждение, но я чётко улавливал её сигналы – соблюдайте дистанцию, иначе житья вам не будет.
Однако ни с кем из соседей у меня поводов для конфликта не было, поскольку я уходил утром и возвращался незадолго до полуночи, а в холодильнике и других общих зонах ничего своего не хранил и чужого не брал. По моим меркам это место не могла считаться домом, но подходило для ночёвки. Да, у соседей ребёнок спать мешал, но тут ничего не поделаешь. Да, ещё один квартирант был явный алкоголик, но тихий, что называется, домашний – никогда не шумел и гостей не приводил. Если и раздавались звуки из его квартиры, то разве что приглушенные голоса из телевизора и редкий звон стакана. Пятая комната и вовсе пустовала. Так что ссориться было не с кем.
Но однажды, через пару месяцев следом за мной, в ту самую последнюю комнату заселился ещё один жилец – студентка из института неподалёку. Она ничего особенного вредного не вытворяла, но с её стороны по квартире разносился запах табака. Ну, остальные так думали, а я сразу отличил, что это вовсе не табак. Сначала ей сделал замечание Элеонора, но в грубой форме была послана, потом с просьбой и к ней обратился Руслан – так звали отца больной девочки – и тоже в ответ получила наказ успокоить своего ребёнка, который достал уже всех своим кашлем. Жаловаться хозяйке было бесполезно, потому что та приезжала раз в месяц, и ничего, кроме своевременной оплаты, её ничего не интересовало, а на Элеонору – вторую собственницу жилплощади – ей удавалось избегать. Но та была не так проста, чтобы пустить дело на самотёк, и дело шло к привлечению управляющей компании. Только, когда я намекнул этой девчонке, что, пусть за курение сигарет в местах общего пользования ещё не сажаю в тюрьму, если по чьей-то наводке – по моей, допустим – с обыском заявится полиция и обнаружит пакетик с травкой, ей придётся как минимум забрать документы из своего учебного заведения. Её звали Настя, и мозги у неё ещё были на месте: после разговора со мной она извинилась перед остальными и больше никому не мешала.
Только Элеонора уже не могла успокоиться. Разбирательство из-за Насти она тормознула, но с тех пор стала вести себя странно. Всё началось с невинного вопроса, не брал ли я её тапочки. Она сказала, что оставляет их снаружи, возле дверей, а теперь их там нет. Меня удивила сам постановка – не «видел ли», а «брал ли». На кой черт мне могли понадобиться её тапочки? Но в словах Элеоноры, в её интонациях сразу же чувствовалось: она не просто допускает мысль, что мог присвоить их, но более чем уверена, что их кто-то, пусть даже не я, забрал. Для меня же, как для прожившего долгое время в общежитии, существовало правило, что в первую очередь в любой пропаже личных вещей надо подозревать себя: не кто-то украл, а я, скорее всего, потерял по рассеянности. Но не такова была Элеонора.
– Как можно потерять свою вещь? По рассеянности? – она говорила это с улыбкой, но всё той же наигранно вежливой, и я видел, что по-настоящему она возмущена. – Я что вам, какая-то выжившая из ума старуха?
Я поспешил заверить Элеонору, что это ни в коем случае не так, и повторил, что не видел её тапочки. Забавно было наблюдать её реакцию через пару дней, когда утром мы случайно столкнулись в коридоре. Она как раз переобувалась из своих тапочек в ботинки, в которых как минимум по разу в день выходила гулять в соседний парк. Когда я обратил на это внимания, Элеонора в ответ пробурчала что-то нечленораздельное. Всегда прежде правым старикам труднее прочих признавать свои ошибки. Но скоро это перестало быть смешным.
У Элеоноры стали пропадать другие вещи, и она донимала этим всех своих соседей, в том числе меня. То её куртку кто-то перевесил, то ботинки переставил, то тарелку разбил. Она стала прятать всё в своей комнате или под замком, однако это не мешало «ворам». В кавычках, потому что всё исчезнувшее вскоре появлялось на месте. Это, впрочем, не помогало Элеоноре. Причём, в происходящем она почему-то винила всех, кроме Руслана и его семьи. Им она не то, что ни одного упрёка не высказывала, а даже близко не подходила. В то же время дошло уже до того, что Элеонора заявляла, будто кто-то без спроса входил в её комнату.
– Как это возможно, если ключ только у вас? – спросил я.
– А это ты мне скажи, – резко отозвалась она, и в этот миг совсем сбросила маску благовидной почтенной фрау.
Вы ведь слышали про то, что если живую лягушку кипеть в воде на медленном огне, то она не выпрыгнет и сварится. Это в образном смысле и к людям подходят, и в тот момент, когда Элеонора с уверенностью в голосе допрашивала меня о пропаже зонтика из её комнаты, мне стало очевидно происходящее – кто-то поставил нашу кастрюлю на плиту. Но до точки кипения оставалось ещё несколько недель.
К тому времени Элеонора уже стала прицеплять внизу своей двери тонкую полоску скотча, чтобы она соединялась с порогом. Видимо, она полагала, что никто, кроме неё, этого не заметит. Я пришёл с работы сильно уставший и, даже не поужинав, лёг кровать, чтобы уснуть, прежде чем услышать детский кашель за спиной. Но на это раз помешал мне не он, а стук в дверь. Я открыл и увидел на пороге Элеонору. Она была совершенно голой.
– Зачем ты сломал мою лампу?
Ошарашенный увиденным – а старуха без одежды и какого-либо белья, доложу вам, то ещё зрелище – я не сразу сообразил, о чём она спрашивает. Кроме того, в руке у Элеоноры что-то блеснуло, и можно было опасаться, что она пришла вооружённая ножом или чем-то другим, что легко бы прокололо моё брюхо. Я, скорее, инстинктивно, сделал шаг назад.
– Зачем ты сломал мою лампу? – Элеонора прошла вслед за мной.
Не оборачиваясь, я щёлкнул по включателю света на стене и взял со стола телефон. Пока Элеонора донимала меня своей проклятой лампой, я вызвал «скорую» и, на всякий случай, полицию. Правда, к этому моменту, было уже понятно, что в руке у Элеоноры зажато не что иное, как обычный ключ от двери. После двухчасового разбирательства медики наконец осмотрели её и увели, чтобы доставить в психоневрологическое отделение. К этому моменту в коридор высыпали все: и Руслан с женой, и Настя, и даже забулдыга-сосед выглянул из своей комнаты. Вернувшись в постель, я твёрдо решил, что пора выпрыгивать. С этой мыслью я уснул.
Элеонора вернулась через несколько дней, притихшая. Впрочем, я могу судить только по тому, что было слышно из её комнаты. А оттуда ничего слышно не было. До самой ночи в квартире было совсем тихо. Только часа в два ночи из-за стенки снова раздался детский кашель. Кстати, девочку не было слышно уже почти неделю, и только в тот момент я обратил на это внимание. Но скоро произошло ещё кое-что, более странное. Элеонора, которая никогда не возмущалась из-за ребёнка соседей, стала кричать.
– Перестаньте! Заткните её уже! Сколько можно?! Хватит!
Она кричала так минут десять, голосом не возмущённым, скорее, а бешенным, потому я уж было собрался снова вызвать медиков, но скора старушка притихла, несмотря на то, что ребёнок продолжал кашлять. В тот раз мне впервые захотелось пойти и попросить Руслана, чтобы он что-то предпринял. И вообще, как они не вылечили уже ребёнка в конце концов, а если тому так плохо, почему не положить его в больницу? В любом случае, я не стал ничего делать. В ту ночь мне даже удалось поспать немного.
Весь день я накачивался кофе, но всё равно слабо соображал, а вечером, вернувшись домой, застал там медиков. Настя стояла возле комнаты Элеоноры и встревоженным видом.
– Что, – спросил я, – у старухи опять припадок?
Настя повернулась ко мне и сказала:
– Она умерла.
Как раз в этот момент тело Элеоноры вынесли и накрытое простынёй пронесли миом меня. По словам фельдшера, она скончалась под утро, вероятно, от инсульта. Когда я рассказал про её приступы и паранойю, доктор объяснил, что в её возрасте это неудивительно – перепады головного давления из-за слабых сосудов, и как следствие слабость мозга.
– Такие пациенты в конце даже родственников перестают узнавать, – добавил он и сверился с записями. – Но, как видно, родственников у неё всё равно не было. Это самый лучший для неё исход. В наших клиниках ей бы явно рады не были. Да ей бы и самой не понравилось.
На следующий день хозяйка квартиры попросила помочь с вывозом вещей Элеоноры. Настя собирала всё по коробкам, а я и Руслан выносили их на мусорку. После очередного захода, когда мы вернулись, девушка сидела в кресле, засмотревшись чёрно-белыми фотографиями покойницы.
– Кто мы мог подумать, -что Элеонора когда-то была…, – она замялась.
– Красивой? – подсказал я.
– Молодой. Я как-то привыкла считать её старухой. Но и правда, она была красавицей.
Мы втроём изучали снимки нашей бывшей сосоедки, уходя всё дальше в её прошлой, пока вдруг Руслан, увидев одну, не удивился:
– Надо же.
– Что такое?
Руслан взял фото и стал пристально его осматривать. На ней Элеонора стояла в военной форме.
– Это не военная форма, – поправил меня Руслан. – Это штази.
– Что?
– Форма министерства госбезопасности в Восточной Германии. Вот видишь эту нашивку. Это знак тайной полиции.
– Мы проходили штази на истории, – вмешалась Настя. – Это ведь те ребята, кто придумал разные крутые штуки для слежки?
Руслан неободрительно глянул на неё.
– Да уж крутые. Они могли получить полный доступ к жизни любого жителя страны и пользовались этим, чтобы сводить их с ума.
– Как?
– Допустим, тайно приходили в их дом и переставляли вещи. Объект возвращался и не понимал, что происходит. Что-то без их ведома пропало из квартиры, что-то наоборот появилось. Штази были как призраки. Людям могли подсунуть специально напечатанную в единственном экземпляре газету с их некрологом. Могли по сотне раз звонить и спрашивать кого-то другого по имени. Даже деньги в кошелёк подкидывали.
– Чего ради?
– У человека развивалась паранойя, начинало мерещиться всякое. В отчаянии он мог выдать все свои планы или его поведение как минимум могло стать поводом для госпитализации в дурдом. А там уж к ним применяли все доступные виды карательной психиатрии.
– Звучит жутко.
– Это и есть жутко.
– А можно взять эту фотку? – спросила Настя. – Мой препод офигеет. Может даже, зачёт автоматом получу.
Мы с Русланом переглянулись.
– Вообще-то, – сказал я, – со стороны Элеоноры, было глупо хранить это фото. Наверняка в Германии осталось куча жертв этих штази, которые не против отомстить.
– Но она уже мертва.
– Вот именно. За свои грехи она уже рассчиталась. Так что думаю, не стоит это фото никому показывать.
Я посмотрел на Руслана. То, немного поразмыслив, разорвал фотографию на несколько частей и бросил в коробку для мусора. Настя только ахнуть успела. После этого мы вынесли из комнаты весь хлам и сдали хозяйке пустую комнату, получив за это небольшую премию.
С тех пор мне ещё нередко приходилось переезжать с места на место, пока не удалось обзавестись собственным жильём. Я сотню раз рассказывал историю про Элеонору. Некоторые из моих слушателей – те, кто любит всякую мистику – предполагали, что ей мстили призраки из прошлого. Я отчасти согласен с этим, но лишь отчасти. Если призраки были, то лишь в голове самой Элеоноры, которая когда-то служила в тайной полиции, где сводила людей с ума, а на старости лет мучимая совестью сама обезумела.
Но однажды мне по работе довелось оказаться в Дрездене. У немцев деловая культура несколько отличается от российской, а может быть, не всякого командировочного гостя величины, вроде моей, принято ублажать ежевечерними выгулами по ресторанам и проституткам, потому после переговоров несколько часов до вылета я предоставленный сам себе мог спокойно прогуляться по чужеземному городу и изучить местную архитектуру. Проходя мимо одного из музеев, я увидел на витрине афишу. Она была ничем не примечательна в целом, кроме того, что на ней красовался портрет человека очень похожего на Руслана, вылитый он, только имя, конечно же, указывалось совсем другое – Марк Хенкель.
Из любопытства я прошёл внутрь и оказался в зале полном людей, которые слушали мужчину в костюме на небольшой сцене. Мои коллеги в Германии щадили меня и на переговорах произносили немецкие фразы чётко и медленно. Речь же Хенкеля, быстрая и увлечённая, была мне понятна лишь отрывками, из которых я понял, что он рассказывает об истории развития медицины или что-то в этом роде. Так или иначе, меня интересовали не подробности выступления, а сам выступающий. Теперь я был убеждён, когда я услышал его голос, то был убеждён, что Хенкель и Руслан – либо один человек, либо по меньшей мере братья-близнецы. Музейная работница заметила меня, подошла и пригласила занять одно из мест. Пока я протискивался к сиденью на последнем ряду, одна из женщин оглянулась, пусть на секунду, но и её лицо мне показалось знакомым. Да, другая причёска, загар, макияж, но это по-прежнему могла быть жена Руслана, или та, кого я лишь знал таковой.
Чем дольше я смотрел на них двоих и вспоминал события многолетней давности, тем понятнее становилось: лягушке пора выпрыгивать. Поднявшись с места, я собрался было протиснуться обратно к выходу, но вдруг услышал голос.
– У вас какой-то вопрос или я слишком скучно рассказываю? – спросил Руслан, или Хенкель, или кто она там, чёрт побери, на самом деле.
От неожиданности я замер, но тут же выпрямился во весь рост и повернулся к мужчине. Он смотрел на меня как ни в чём не бывало, вежливо ожидая, когда я объясню причины своего столь раннего ухода с его лекции. Можно было так и сказать: «Да, скучно». Или: «Нет, мне просто пора». Или: «У вас нет брата в России?» Или: «Зачем вы довлеи до ручки ту старуху, Руслан?» Вместо этого я спросил:
– У вас когда-нибудь был ребёнок?
Женщина, похожая на жену Руслана, тут же повернулась, и теперь сомнений не оставалось – это точно была она. Сам он теперь тоже меня узнал. Его растянулись в улыбке. Но это была улыбка человека, который ясно давал понять: соблюдай дистанцию, держись от меня подальше.
– Нет, – наконец ответил он. – Я даже никогда не был женат. А почему вы спрашиваете?
Я с трудом выговорил по-немецки.
– Просто. Извините. Я вас больше не побеспокою.
С этими словами я быстро вышел из зала и покинул музей. По дороге до гостиницы, в такси, до аэропорта, я то и дело оборачивался, что проверить, нет ли за мной слежки. По прибытию в Россию, я тут же поехал домой и безвылазно из дома провёл все выходные, но к началу рабочей недели пришлось всё-таки покинуть своё убежище.
Я на своей шкуре убедился, как тяжело противостоять паранойе. Оставалась надежда, что Хенкель верно понял мои последние слова: я действительно не собирался ворошить прошлое и беспокоить кого-либо. Меня не за чем преследовать и к тому же будет несправедливо подвергнуть той участи, что постигла Элеонору. Теперь, вспоминая её, я понимал, как всё произошло на самом деле. Кроме одного – для чего нужно было изображать именно детский кашель. У меня было несколько догадок, и, если хоть одна из них была близка к истине, можно было нисколько не жалеть погибшую от сумасшествия старуху.
Я же в свою очередь был непричастен к делам штази или любой другой подобной организации, и уж если Хенкель мстил за кого-то из своих, то это – не по моему адресу. Довод слабый, но личного успокоения достаточный, и потом, когда тревога нарастает, а ничего не происходит, в итоге будто в раз отключаешься – перегораешь, и всё уходит. Но с тех пор, когда по приходу домой я вижу, что мои вещи оказались не на своём привычном месте, то содрогаюсь внутренне. Даже если всего лишь одежда чуть сбилась, уже кажется, что она была не так уложена. Или в раковине лежит тарелка с остатками завтрака, хотя я, вроде бы, её уже утром помыл. Каждый раз возникает вопрос – это я сделал или кто-то ещё был у меня дома?
"Помнила, как вышла от соседки"
После обеда мама пошла в гости к соседке с подругами.
Из окна нашей спальни виден двор соседки.
Под вечер женщины разошлись, это видел мой папа и моя старшая дочь.
Но мама не пришла.
Папа решил, что мама засиделась по-соседски. Через какое-то время у соседей погас свет, и тогда папа забеспокоился и позвонил соседке.
Та взяла трубку и сказала, что мама моя ушла раньше всех сославшись на недомогание.
В тот день мама чувствовала себя немного вялой.
Папа вышел на улицу и начал искать маму, обошел всю улицу, заглядывал во все закоулки, каждый темный угол обошел. Он искал маму до рассвета.
Часов в 5 утра маму привели домой староверы, отец и сын.
Они жили далеко от других, на берегу озера, близ кладбища.
Проснулись они от громкого стука в ворота и увидели мою маму, которая вскарабкалась на очень высокие ворота. Они долго не могли оттуда снять мою маму.
Каким образом она к ним попала мама не помнила и сказала, что она заблудилась, долго блуждала и не могла найти свой дом. Была вся в царапинах и коленки разбиты.
А как смогла залезть без лестницы на высокие ворота непонятно. Маме тогда было уже далеко за 60 лет.
Дома сказала, что помнит, как вышла от соседки и все - больше ничего не помнит. И пришла в себя в незнакомом месте, где было много низеньких домиков, свет ни в одном доме не горел.
Она блуждала долго среди этих домов и искала наш дом. Падала, ветки деревьев больно хлестали по рукам и вдруг увидела большой, высокий дом, где ярко горел свет.
Она пошла на свет. Это и был дом этих староверов. Староверы ее сразу узнали, так как мама всю свою жизнь проработала в школе учительницей, да и папу знали все, он был врачом.
Как оказалось мама всю ночь блуждала среди могил (они ей показались низенькими домиками) и там искала свой дом.
Маму срочно повезли в город в клинику, сделали полное обследование, очень много анализов сдали, МРТ сделали и еще много что.
Подозревали даже опухоль, которая могла давить на мозг и поэтому была кратковременная потеря памяти.
К счастью, со здоровьем все было хорошо. Но что все таки произошло ночью с мамой, и как она вместо своего дома, который всего лишь разделен от дома соседки забором, ушла далеко от поселка к берегу озера на кладбище - до сих пор мы не знаем.
Некоторые предположили, что маму увела какая-то нечистая сила. Сейчас маме 87 лет, светлый ум, подвижная, много работает.
Папа умер много лет назад от инфаркта. Что это было и какая это сила, который увела маму - по сей день никто объяснить не может.
Но есть что-то или кто-то, про которое мы ничего не знаем.
В поисках ведьмы. Глушь
автор ©️АльбинаМистика
Священник моргал и переводил взгляд с меня на моего спутника.
- А что, - он замялся, - женщина будет это делать?
- Женщина, - согласился Фома.
- Господи, - прошептал он, перекрестившись.
Это его “господи” выражало сразу всё, что он мог бы сказать. А сказать он хотел следующее: это ж как мы докатились до того, что приходится звать на помощь женщину, занимающуюся нечестивой наукой. Не знаю, что его смущало больше, мой пол или род занятий.
- Отпевали? - спросил тем временем Фома.
- Да отпевали, конечно. Чего только не делали. Всё без толку. Идите покажу, что прошлой ночью сталось.
Мы двинулись за этим худым живчиком, в котором никак не угадывалось хладнокровия и спокойствия священнослужителя.
Он подвёл нас к корчме. И, переступив порог, мы оказались лицом к лицу с ужасом, какой видели жители деревушки постоянно последние три недели. Стулья и столы были перевёрнуты, многие разбиты. В воздухе стоял тягучий и тяжёлый запах крови, мухи слетелись на пир и протяжно жужжали, опьянённые этим раздольем.
Однако тел не было. К счастью, до нашего прихода всех уже успели похоронить. Вероятнее всего эта спешка (произошедшее в корчме случилось меньше суток назад) была вызвана страхом, что и эти мёртвые вернутся за оставшимися.
Деревня вымирала на глазах. Из почти трёхсот пятидесяти человек осталось меньше сотни. Многие сбежали после первой же ночи. Другие покидали поселение уже сегодня, бойня в корчме стала для них точкой кипения.
- Где ведьму похоронили? - спросил Фома, когда мы вышли на благодатный свежий воздух.
Священник показал место захоронения, но когда мы подошли поближе, чтобы рассмотреть, он остался на почтительном расстоянии.
- И что, лицом вниз положили, осиновый кол добавили?
- И даже гроб осиновый сделали.
Фома нахмурился. Я тоже бросила на него недоумённый взгляд.
- Гроб из осины? - переспросила я.
- Да. Понимаю, понимаю, что так не принято. Но вы не представляете, что за страшное существо та ведьма была. Она болезни насылала, урожай портила, младенцев изводила…
- Ладно, ладно, - перебил его Фома. - Стало быть, это тоже не помогло.
- Да пуще того, она ж на нашу Марфу в бане напала. А баня-то из осины была.
- Это первый случай был? Расскажи, - тут же приказал Фома.
- Конечно, - священник помялся. - Может быть отойдём, вы уже осмотрели могилку то?
Фома перевёл взгляд на меня, я пожала плечами. И мы двинулись обратно в сторону деревни.
- Лиза, ведьма эта то бишь, хворала перед с м е р т ь ю с неделю. Совсем плоха была. Никто, конечно, лечить бы её и не взялся, но у нас и лекаря не было. Так, повитуха да травник - вот и все лекари. Ну и мучилась Лиза страшно, как мне говорили. Марфа - добрая душа, и котёнка спасёт, и ребёнка приласкает - ходила, её проведывала, припарки какие ставила, питьё давала, той всё без толку. Воет не человечьим голосом, стало быть, хозяин к себе призывает, а она никак дух испустить не может.
Я фыркнула, услышав эти бредни, и священнослужитель строго посмотрел на меня.
- Всё же не понимаю, - сказал он Фоме, - как же так? Вы ведь церковник, как и я. Как вы можете прибегать к помощи ведьмы? Вон они что творят с благочестивыми людьми.
- У нас свои методы, - громким звучным голосом отрезал Фома. - Да и кого лучше ведьмы призывать для борьбы с другой ведьмой, а?
Он засмеялся, хлопнул священника по спине. Тот не улыбнулся.
- А ты лучше продолжай, дальше то что было?
- П о м е р л а Лиза через неделю. Молодая была совсем, а болела страшно. Марфа говорит в такой агонии металась, будто сами черти за ней пожаловали. А как испустила дух, так собаки в деревне завыли. И вот под ночь в тот же день, когда Марфа натопила баньку да уже собиралась попариться, та ведьма из угла как на спину ей прыгнет. Марфа голосила, всю деревню на уши подняла. Кой-как выскочила из бани и как была по улице голышом бежала.
- Как же она увидела, что это ведьма была? - спросила я.
- Что?
- Вы сказали, что ей на спину кто-то прыгнул, как она поняла, что это ведьма? Та ей что-то сказала?
- Да не знаю я, - раздражённо ответил священник. - Сказала, что ведьма на неё прыгнула, и всё тут. Вы помочь приехали или как?
- Ну всё, всё, - снова вмешался Фома. - Мы приехали помочь, и мы поможем. Ты что-нибудь почувствовала?
Фома посмотрел на меня, и я покачала головой. Теперь была очередь священника выразить негодование.
- Зачем вы вообще её привезли? Какой от неё толк? Упыриха честной народ губит. Уже душ десять извела. А она не чувствует ничего.
- Это никакая не упыриха, - ответила я.
- Чего? - окончательно вышел из себя священник.
- Не упыриха, - повторила я. - мёртвые из могил не поднимаются.
Он сделал такое лицо, как будто никогда не слышал большей чуши.
- Порядочные люди может и не поднимаются, а вот ваше сатанинское племя…
- Остаётся там же, где и все, в земле, - перекричала его я.
- Тихо, - взревел Фома.
Мы замолчали, обмениваясь бессловесными молниями во взглядах.
- Давай поговорим с корчмарём и с этой Марфой.
- Откопайте эту вашу ведьму, - сказала я напоследок священнику, - сможете убедиться, что она там же, где и была, если вы действительно её похоронили.
Священник перекрестился, снова нашёл яркий эпитет, чтобы назвать мой род занятий, и мы двинулись к Марфе.
Марфа была женщиной дородной, красивой, вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Она не успела привести себя в порядок к нашему приходу, поэтому извинилась и быстро накинула на волосы платок.
- Ничего, дитя, - сказал священник, как я поняла они были ровесниками. - Ей неможется после встречи с ведьмой.
Бледная Марфа снова полулегла, полусела на лавку.
- Муж в поле, - тихо сказала она, как будто бы отвечая на какой-то невысказанный вопрос.
Я обратила внимание, что в углу на пёстром одеяле ползал малыш. Вокруг было много опасных предметов, но мать видимо совершенно не переживала за это. Прямо сейчас дитёнок сел, взял что-то похожее на комок шерсти и потянул в рот.
Я перевела взгляд на Марфу, та смотрела куда-то сквозь Фому и священника.
- Вы давно замужем? - спросила я.
Она не повернула ко мне головы.
- Два года почти.
- Дочь моя, расскажи про тот вечер в бане.
Марфа скривилась, как будто ей стало совсем плохо.
- Я ведь рассказывала.
- Да. Но эти господа приехали, чтобы нам помочь. Упыриху вернуть обратно в могилу.
Я бросила на него ледяной взгляд, но он никак на это не отреагировал.
- Я баньку затопила. Хотела помыться да Ваньку попарить. Как раз венички разложила, чую сзади кто-то подходит. Я хотела было обернуться, а она прыг на меня. Я закричала. Не помню.
Марфа заволновалась и начала подниматься.
- Тише, тише, - священник подбежал к ней, перекрестил.
Она начала плакать.
- Пожалуйста, - прошептала она.
- Всё будет хорошо. Ведьма больше до тебя не доберётся.
- Как вы поняли, что это ведьма? - задал мой вопрос Фома.
Марфа непонимающе уставилась на него.
- Как я поняла?
- Ну да. Она позади ведь была.
Марфа перевела взгляд на священника и снова заплакала.
- Пусть уйдут, пусть уйдут.
- Хорошо, хорошо.
Священник поднялся.
- Ну что ж, думаю, вам пора.
Я ещё несколько секунд смотрела на женщину, которая плакала так горячо и отчаянно, затем на малыша. Тот самозабвенно грыз угол лавки.
Двинувшись вслед за церковниками, я остановилась в пороге и обернулась к Марфе.
- Кошек не держите?
- Что?
Марфа подняла голову и смотрела мне на носки башмаков.
- Холодно сегодня. Обычно кошки всегда в дом стараются проникнуть. А у вас что-то не видно.
- На улице где-то, - ответила Марфа.
Я кивнула и вышла из избы.
- Нам бы пообедать да где-то остановиться, - почесавшись, сказал Фома. - Корчма не работает. Где мы сможем найти ночлег?
Солнце уже клонилось к закату. Было очевидно, что события повлияли на жизнь селения. Все спешили по домам, бросали на нас недобрые испуганные взгляды. Ставни и двери закрывались.
- Я распорядился, чтобы Вера вас накормила. Она жена кузнеца, хорошая богобоязненная женщина. А поселим мы вас в избу рядом с ними. Она сейчас пустует. Семья уехала оттуда неделю назад. Скорее всего уже всё готово и печь топится.
Вера была хорошей хозяйкой. Она накрыла вкусный ужин и хлопотала, чтобы у нас было всё, что нам требовалось. Чуть погодя пришли и сам кузнец и вихрастый парень лет десяти. Похоже, что он помогал отцу на кузне, это было видно по его измождённому лицу.
Парень совершенно не годился для этой работы. От природы он был сухопарый и слабый, но выбирать ему не приходилось. Скорее всего он унаследует дело отца, если сможет дожить до более зрелых лет.
Странным было то, что Вере и её мужу было лет тридцать, а я больше не видела у них детей.
- П о м е р л и, - словно угадав мои мысли, сказала Вера. - Один угорел, другой заболел, третья утонула. Рус - наша единственная надежда.
Вера потрепала парнишку по волосам, но поймав грозный взгляд мужа, подобралась и перестала нежничать.
Кузнец ел молча, и атмосфера в избе царила натянутая. Все остальные тоже помалкивали.
Как доели, мы тут же откланялись и пошли в соседнюю уютную избушку, где действительно уже тепло потрескивала печка, по углам были развешаны мешочки с травами, чтобы наполнить пространство ароматом и выгнать затхлость. Наверняка, среди этих трав были и обереги. Вера заботливо подумала о нас и о том, как мы проведём ночь в этой деревне.
Я видела, что они очень напуганы. Вера повесила чеснок на окна и дверь в расчёте на то, что упыриха не побеспокоит никого из них.
- Что думаешь? - прервал мои мысли Фома.
Он свернул тулуп и, подложив его под голову, улёгся на лавку.
- Думаю, что это крайне странно.
- Что именно?
- Не боишься ночевать со мной в одном помещении? Мне казалось, это не положено. Так я ещё и не просто женщина. Вдруг ночью я навею на тебя какие-нибудь чары и у б ь ю во сне?
Фома приподнялся на локте и серьёзно посмотрел на меня.
- Язвишь?
Я хмыкнула и отвернулась.
- Может быть, ты хочешь познакомиться с топором палача?
- Не думай, что запугаешь меня. Мне нечего терять, и смерть меня не страшит.
- Не страшит?
Что-то в его голосе заставило меня повернуться.
- Будь моя воля, ты бы отправилась на костёр или под плаху за то, что сделала. Но так или иначе после смерти тебе придётся отвечать за всё.
Я опустила глаза. А он улёгся и тихо сказал:
- Сделаешь то, что должна, и иди на все четыре стороны. - И словно вспомнив, что он священнослужитель, добавил: - С богом.
*****
- Иди ко мне.
Я села. Зов был сильный. Чудовищно сильный.
Несколько мгновений я сидела, опустив голову и прислушиваясь. Может быть, мне это только приснилось? Но нет, я отчётливо слышала зов.
Я встала, быстро накинула шубку. Пока надевала башмаки, услышала что-то ещё.
Открыв ставню, я вздрогнула от порыва холодного воздуха. Внутри было хорошо натоплено, а на улице температура значительно упала. Я заметила Руса. Он шёл в одной рубашке, портках и босиком.
- Рус, - крикнула я, но, как и ожидалось, он на мой крик даже не обернулся.
Позади зашевелился Фома.
- Что такое? - сонно пробормотал он, но я уже выскочила на улицу.
Пока я добежала до калитки и оказалась во дворе, Рус уже исчез. В темноте было не разобрать следов, поэтому я не понимала, куда именно он пошёл. Взять с собой лучину я не догадалась.
Я топталась на месте. Нужно прислушаться. Если я концентрировалась достаточно сильно, то могла услышать стук сердца даже на расстоянии.
Тук-тук, тук-тук.
Я обернулась и побежала на звук.
- Стой.
С лучиной за мной уже бежал расхристанный Фома.
- Куда ты собралась?
- Она манит Руса.
- Ведьма? - насторожился он.
- Похоже на то.
- Веди.
Мы двинулись вниз по улице, по дороге пробуждая всех собак. Так что через несколько минут в деревне стоял лай и потихоньку загорались огоньки. Но выйти на улицу никто не решался. Я их понимала. Уж если там бродит какое-то зло, то пусть там и остаётся.
Но разбуженная Вера уже выбежала вслед за нами. За ней вышел кузнец, вооружившись секирой.
Я не слушала, что они говорили, но ощущала, что сзади постепенно собирается толпа, осмелевшая из-за того, что нас уже было четверо. Они переговаривались, пытаясь узнать друг у друга, что происходит.
Их сердца бились громко, быстро и разъярённо. Они готовы были защищать парнишку и дать ведьме отпор. И они очень мешали.
Фома шёл рядом, освещая дорогу и хмуро глядя на меня. Я приостановилась, давая ему взглядом понять, что не знаю, куда дальше.
Ко мне подбежала Вера.
- Где Рус? Где мой мальчик?
Фома оттащил её от меня.
- Не мешайте ей. Она его найдёт.
К толпе подбежал запыхавшийся священник.
- Что тут происходит?
Все молчали и смотрели на меня. А я отвернулась, стараясь хоть что-то ещё расслышать.
Возможно, она уже завела его в лес или в реку.
Тук-тук.
Звук был еле слышный. Я сорвалась с места и побежала.
Вслед за мной тут же устремилась и вся толпа.
Я спотыкалась и чуть не падала в полутьме, лучина почти ничего не освещала. Несколько раз только крепкая рука Фомы удерживала меня.
Мы далеко отстали от селян, и потому первыми увидели Руса.
Я склонилась над ним, но в следующее мгновение меня оттолкнула Вера. Она пронзительно закричала и начала трясти мальчишку. Муж грубо одёрнул её. Тогда я, Фома и священник смогли осмотреть парнишку.
- Он дышит, - сказал Фома, и по толпе сразу прошёл ропот.
Кто-то передал свой тулуп, и мы укутали Руса в него. Фома легко поднял его как пушинку, и мы двинулись обратно в посёлок.
- Ну и что я говорил, - зло пробормотал по дороге священник. - Кто его туда заманил, если не упыриха? Выпила мальца, еле живой.
Надо было признать, в тот момент моя вера в то, что этого не может быть, пошатнулась. Конечно, ещё следовало найти следы, которые должна была оставить на теле кровопийца. Но тот зов и все обстоятельства, сопутствующие произошедшему, действительно наталкивали на мысль, что тут поработала упыриха.
В поисках ведьмы.2 Глушь
Когда Вера немного успокоилась, Фома передал Руса отцу, и теперь мы с ним шли позади сельчан.
- И что теперь скажешь, - спросил он меня с ухмылкой, - не бывает упырей?
- Не бывает, - упрямо подтвердила я. - Ересь это всё. Мёртвые не восстают.
Фома покачал головой.
Мы дошли до избы, куда кузнец уже занёс Руса, и вошли следом.
Отогреваясь, Рус начал метаться как в лихорадке и кричать. В себя он однако не приходил. И Вера упала перед ним на колени, исходя слезами.
- Рус, сыночек, - упрашивала она, держа его за руку.
Кузнец стоял хмурый, заламывая руки.
- Сделаешь что-нибудь? - спросил меня Фома.
Я несколько мгновений поколебалась.
- Я так думаю, что она держит его ещё. Жизнь из него тянет. Если эту связь не разрывать, мы найдём ведьму. Но если отпустить… - я развела руками.
Фома в сомнениях потёр подбородок. Но они длились лишь миг.
- Сделай что должно. Мы не можем стоять в стороне, если нечистый дух овладел дитём.
Я двинулась вперёд.
- Пропустите.
Я попыталась отодвинуть Веру в сторону, но она с отчаянием вцепилась в руку Руса, дико стреляя глазами.
- Нет, что ты хочешь сделать? Уйди!
- Она может помочь, - вступился Фома. - Дайте ей подойти.
Вера колебалась некоторое мгновение. На помощь пришёл муж, который снова оторвал её силой от мальчишки.
Я наклонилась над ним и прошептала в самое ухо:
- Отпусти его или я выслежу тебя и отправлю в пекло.
Рус забился в судорогах, отчего Вера начала ещё больше стенать и вырываться. Но в доли секунд всё кончилось.
Рус открыл глаза и обвёл всех присутствующих непонимающим взглядом.
- Чего это вы?
Вера зарыдала, снова бросилась на колени и крепко обняла сына. Я не смогла сдержать улыбки, когда кузнец немного отвернулся в сторону и потёр щёку, словно она чесалась.
Мы оставили семью. Остальные тоже разошлись по домам.
Небо уже посерело, до рассвета оставалось лишь пару часов.
- Надо попытаться поспать. Утром пойдём к корчмарю.
Я согласно кивнула, и мы вошли в уже остывшую избу. Угли в печи давно прогорели, а я забыла закрыть ставню, перед тем как мы ушли. Но поздно было что-то сейчас предпринимать, так что мы просто молча разошлись по лавкам, думая каждый о своём.
- Ты поступила по-христиански, - вдруг сказал Фома. - Возможно, не всё в тебе умерло.
Я хмыкнула.
- Ты считаешь, что я демон какой-то в человеческом обличии?
- Ведовство - грех, и ты не хуже меня это знаешь. А уж на какие нечестивые сделки с сатаной и с самой собой ты пошла, этого уж я не знаю.
- Ну и как же ты объяснишь, что сегодня моё ведовство спасло мальчику жизнь?
- Так ведь и дьявол совершает благо, прикрывая злые умыслы.
Я подавила поднявшуюся злость и промолчала. Мне претила мысль о том, что я чистое зло во плоти. Я никак не отличалась от обычного человека - те же чувства, та же боль и радость, но суеверия и страх настраивали людей против таких как я.
В этот момент в голове всплыл запах гари, крики, и я сильнее закрыла глаза, пытаясь прогнать образы. От этого никогда не отмыться. Возможно, Фома всё же прав насчёт сути моей природы. Но в одном он точно ошибался. Во мне умерло всё в тот самый день.
Утро встретило нас снегом с дождём. Я заснула лишь на рассвете. Так что удалось вздремнуть совсем немного перед тем, как Фома чувствительно потряс меня за плечо.
- Вставай. Надо собираться.
Он помедлил немного.
- Вера баню затопила. Если хочешь…
Я кивнула.
Благодарная Вера щебетала вокруг нас как птичка. Она отошла от ночного потрясения, выглядела свежей и отдохнувшей, чего не скажешь о нас.
Наспех похватав хлеба с маслом, варенья, чая с брусникой, я вышла вслед за Верой, чтобы помыться в бане. Но, подойдя к ней, остановилась.
- Что такое?
Я замялась.
- Баня из осины?
- Ну да. Чтобы хворь вытягивать из организма.
- Я не могу войти.
Вера непонимающе посмотрела на меня.
- Почему?
Сзади подошёл Фома.
- Чего встали?
- Говорит, не пойдём в баню. Из осины она.
Фома посмотрел на меня. Я, нахмурившись, стояла с банными принадлежностями.
- Плохо станет? - спросил Фома.
- Может и плохо, не знаю. А если нет, так силу из меня вытянет, и всё, больная сделаюсь.
- У нас другая банька есть. Может я к вечеру её затоплю тогда.
Я кивнула.
Больше нас ничего не задерживало. Обойдясь без такой желанной баньки, я пребывала в мрачном состоянии духа.
Когда мы подошли к корчме, снег с дождём уже начали накрапывать. Внутри царило оживление. Несколько мужиков и баб во главе с корчмарём наводили порядок, чинили сломанные вещи.
Как нам стало известно, корчмарь был единственным, кто выжил. Шестеро человек сгинули, растерзанные ведьмой. Поэтому было важно поговорить с ним и узнать, что он видел.
Корчмарь, звали его Милославом, был мужиком видным лет тридцати.
Он встретил нас хмуро и настороженно, а когда Фома попросил рассказать его, что он видел, Милослав сразу занервничал и сказал, что ничего не знает.
Фома грохнул по столу, так что я вздрогнула, удивлённая неожиданной для него выходкой. Все остальные притихли и уставились на нас.
- Сдаётся мне, - начал своим громким голосом Фома, - что ты, паршивец, что-то скрываешь. Скажи-ка, как же вышло так, что тут у тебя людей мучили и терзали, а ты этого душегуба ни одним глазочком не видел? Да ещё стоишь тут живой и здоровый, ни одной царапинки на тебе нет.
- Я отошёл за выпивкой в то помещение, - указал Милослав. - Пили в тот день много, холодно было. Ну вот мужики и грелись, разошлись немного. Я за добавкой пошёл, а оно всё и случилось. Когда я вернулся, всё вот так и было.
- И криков ты не слышал.
- Как есть, не слышал.
Фома грозным взглядом сверлил Милослава. И тот изо всех сил старался этот взгляд выдержать.
- Скажите, - вступила я.
Милослав удивлённо перевёл на меня взгляд, словно не понимая, почему какая-то баба вдруг решила подать голос.
- Вы Лизу знали?
- Лизу?
- Да, ведьму, которая, как говорит священник, ныне терзает ваше поселение.
- Ну, - он почесал голову. - Чтоб прям знать, не скажу. Видел, да. Она особливо ни с кем не общалась.
- И после смерти вы её не видели?
Милослав побледнел, ответил быстро и резко:
- Смилуйся господь, если бы такое со мной случилось, я бы помер прям там на месте.
Мы вышли из корчмы. Непогода усиливалась, я поплотнее укрыла голову.
- Скрывает что-то, - повторил свою мысль Фома. - Понять бы что?
Я молча стояла рядом.
- Ты видела, сколько кровищи было на стенах и на полу?
- Видела.
- Скажи, можно ли такое сделать да так, чтобы никто ничего не слышал?
- Если ты спрашиваешь, не дьявол ли их у б и л в одно мгновение, то я сильно сомневаюсь. А если ты хочешь знать моё мнение, то я думаю, что обычно как раз никто и ничего не видит, если его это не касается. Так было и когда... - Я замолчала и, подумав, добавила: - Такое бывает.
Фома согласно закивал.
- Мы похоже зашли в тупик. Почему ты не можешь найти эту ведьму? Я совершенно не хочу задерживаться ещё хоть сколько в этой глуши.
- Ты сильно переоцениваешь мои способности. Я не могу её вот так взять и найти. Я думаю, что нужно раскопать её могилу.
- Никто этого не допустит. Осквернить могилу ведьмы, вскрыть её ещё раз, - он покачал головой.
- Пусть увидят, что она лежит там. И никакой упырихи здесь нет. Тот, кто это делает, среди них. Из крови и плоти.
Когда священник услышал мои доводы, он в ужасе посмотрел на нас во все глаза.
- Да пропади ты пропадом со своими предложениями, Господи, прости, - тут же добавил он, осеняя себя крестом. - Если ведьма там, а ты предлагаешь её откопать, что помешает ей выскочить на нас и у б и т ь на месте?
- Тот факт, что она уже м е р т в а, например?
- Ни за что, слышишь, ведьма, ни за что!
Он потянулся, чтобы меня тоже перекрестить, но я перехватила его руку.
- Не нужно этого делать. Мне станет плохо.
Его лицо выражало полнейшее отвращение. А в моей голове крутилась какая-то мысль. Я отчаянно пыталась её ухватить, но не могла.
*********
Орошаемые потоками снега и дождя, мы стояли по щиколотку в образовавшейся жиже из воды и грязи и наблюдали, как двое крепких молодцов копают землю на месте могилы Лизы. Их лица были недовольными, испуганными и раздражёнными. Священник стоял поодаль и продолжал причитать о том, что Бог послал на его голову испытание в виде нас с Фомой.
Земля достаточно сильно успела промёрзнуть, так что тёплая погода сегодня не могла сделать её мягче, и мы ожидали довольно долго.
Когда же гроб достали, раскрыли его, мы закрыли лица тканью и заглянули внутрь.
- Как видите, на месте ваша ведьма именно так, как вы её там и оставили, - сказала я погодя. - И время не пощадило её тело.
По лицу священника было видно, что он собирается что-то сказать, но решил всё же воздержаться.
- Кто же тогда народ изводит?
- Я полагаю, что тут как-то замешан ваш корчмарь, - ответил Фома.
- Милослав?
- Да, он единственный уцелевший. И вполне мог устроить бойню.
- Да разве же человек способен на такие злодеяния? Это не иначе как сатанинские происки. Говорю вам, дьявол среди нас.
Немного подумав, священник добавил:
- Милослав - человек не без порока. Тут уж и род его деятельности о сём говорит, но чтобы вот так замучить шестерых - нет, он бы такое не смог. На женщин падок, да. Но он исправляется. Деньги копит, жениться собирается на очень хорошей девушке, Ярине. Всегда на помощь придёт. Нет, - снова повторил священник. - Не мог он такое сотворить.
Мы вернулись в поселение, вымокшие и голодные. Сейчас Фома разделял моё мрачное настроение.
Нас уже ждал обед, а Вера с радостью сказала, что меня ждёт натопленная липовая банька. Она сама вызвалась меня веничком отходить. И я разомлела, представляя, с какой благодарностью отзовутся косточки на тепло в столь ненастную погоду.
Фома решил обойти и ещё поспрашивать оставшихся селян, что они видели и слышали, а мы с Верой чуть погодя направились к бане.
- Сейчас пар лишний выгоню, - сказала она.
Она приоткрыла дверь, чтобы вышел пар, а сама набрала воды, облила стены и печку.
- Ну проходи, проходи.
Я скинула одежду, легла на лавку и вздрогнула под первым же хлёстким ударом берёзового веника. Но уже следующие стали менее чувствительными. А через несколько минут я совсем расслабилась, чувствуя, как косточки благодарно отзываются на происходящее.
- Вера, а ты Лизу хорошо знала?
- Нет, - отрезала она. - Я с этой ведьмой ничего общего не имела. Рус ещё маленький был, рассказал мне, что она во дворе какие-то странные обряды проводит. Я тут же священнику нашему об этом сообщила. Ну тот пообещал принять меры да малодушный он малость, сама видишь. Так ведьма и жила дальше до самой с м е р т и.
Голос Веры, пока она говорила про Лизу, изменился. Обычно приветливая и добрая, сейчас она стала ершистой, но уже через несколько секунд вновь вернулась в привычное расположение духа. Сказала, что сейчас вернётся, уберёт веник и проверит, как там печка и немного ли пара.
Я осталась лежать на животе, наслаждаясь проникающим вглубь меня теплом.
Внезапно что-то упало в предбаннике, и я подняла голову. По звуку это была кадка с водой. Может, Вере стало плохо? Я окликнула её.
Пара в бане стало больше, он был гуще, так что я вообще перестала что-то видеть.
Я села. Сделала это слишком резко, так что закружилась голова. Вставать я не спешила, если мы обе тут лишимся чувств, хорошо от этого никому не будет.
Встала я медленно, но меня всё равно качнуло. Воздух стал невыносимо горячим.
- Вера? - снова крикнула я.
- Уходи по-хорошему, - услышала я голос чуть громче шёпота.
Я начала крутиться на месте, но пар снизил видимость, так что я не могла увидеть, был ли тут кто-то.
Толчок в спину сбил меня с ног, я оказалась на полу, а сверху меня придавило вполне человеческое тело.
- Уходи.
Давление на спину стало меньше, а потом совсем пропало. Кто бы это ни был, он встал. Дверь в баню хлопнула, так что, можно было сделать вывод, что этот кто-то ушёл.
Пара стало меньше, жар спал. Я поднялась и вышла, облегчённо вдыхая.
Вера лежала без сознания на полу. Я наспех переоделась в чистое, укутала Веру и потащила её на спине к дому.
Разгорячённая баней и тяжёлой ношей, я чуть не упала вместе с Верой, когда клала её на лавку.
Ещё немного бледный Рус тут же побежал за отцом. И вскоре и он, и Фома уже входили в избу.
- Что случилось? - спросил Фома.
- Плохо стало? - предположил кузнец.
- Да, - кивнула я, не желая пугать его ещё больше.
По взгляду Фомы было видно, что он мне не верит.
Я вышла на улицу. И меня за руку тут же поймал Фома.
- Что на самом деле случилось?
- Не знаю. Кто-то напал на меня.
- Ведьма?
Я открыла рот, чтобы сказать “да”, но потом поняла, что и сама не уверена, сама не могу до конца осознать, что же творится в этой деревне.
Вечер застал нас в мрачном молчании. Я переплетала косу, Фома вычищал ножом грязь из-под ногтей.
Я встала.
- Мне надо в отхожее место.
Фома поднял глаза.
- Только без всяких глупостей. Ты же понимаешь?
Я поджала губы.
Грязь вперемешку со снегом громко чвакала у меня под ногами. В один момент я поставила ногу так, что грязь намертво её схватила. Несколько мгновений я просто стояла и дёргалась, пытаясь высвободить ногу из цепкой хватки грязной жижи.
Моё внимание привлекло движение справа. Я замерла.
По дороге шёл Милослав. Он вроде бы двигался вполне спокойно и открыто, но при этом старался всё равно держаться более тёмных мест. Как будто бы говоря, да, мне нечего скрывать, но лучше всё же, если меня никто не увидит.
Я покачала головой. Вряд ли человек без умыслов будет ходить ночью, да ещё и зная, что происходит. Это может значить только одно - он не боится зла, потому что ему оно не угрожает.
Сходив по нужде, я вернулась в тёплую избу и устроилась ко сну.
Несмотря на все переживания и волнения, меня сморило быстро.
*********
Никак Мара нашла своё пристанище в этой избе и решила извести меня. Запах дыма и горящей плоти заполнил мои лёгкие. Мечущиеся тени. Я бегу, пытаясь всё исправить. Но не успеваю, снова. И слышу крик.
Открыв глаза, я однако поняла, что в кои-то веки кричала не я. Он донёсся с улицы.
Фома тоже уже поднялся и накидывал тулуп. Я встала и вышла вслед за ним.
Куда идти, было понятно по собравшейся в кучку толпе. Растолкав всех, Фома вошёл в круг.
На грязном снегу сидела и горько плакала девушка. Казалось, случилось что-то страшное, что-то ужасное. И что именно произошло, было понятно сразу - ей обрезали волосы.
Я закрыла рот рукой. На лицах других был такой же ужас. Кто мог бы сделать с невинной девушкой такое?
- Это Ярина, - шепнул кто-то.
- Ярина? - тут же встрепенулась я. Фома посмотрел на меня. - Невеста Милослава?
- Да.
- Я видела Милослава вечером, незадолго до сна, - сказала я Фоме.
Мой голос услышали и другие. По толпе прошёл ропот.
- Где живёт? - тут же спросил у кого-то Фома.
Милослав жил недалеко. Фома с несколькими мужиками пошли за ним и через несколько минут уже вели его с разбитым носом к нам.
Ярине помогли подняться, но девушка продолжала смотреть в землю и горько плакать. Мне было её очень и очень жаль.
- Зачем ты это сделал? - спросил Фома, толкая Милослава вперёд.
Тот и не думал оправдываться или защищаться. Он просто угрюмо молчал, не глядя ни на кого.
Марфа, которая подошла чуть позже, укутала Ярину шалью. Девушка ничего не могла сказать. Она была в слишком большом потрясении, тяжёлый позор ей пришлось пережить. Отрезать волосы - это ж надо выдумать такое…
Как Фома ни пытался выудить из Милослава ответ, он не сознавался, зачем это сделал. Так их разговор и ходил по кругу. “Ты сделал?” “Я”. “Зачем?” Тишина.
Во истину Милослав проявил невероятную жестокость именно к той, которая ему доверяла.
В поисках ведьмы.3 Разоблачение
- В порубе* посидит - заговорит, - зло сказал Фома.
Что-то у меня в мозгу щёлкнуло. Я посмотрела на Фому.
- Только пусть за ним присматривают. Ему тоже может грозить опасность.
- Чего это?
Я покачала головой.
- Если ты что-то знаешь, говори.
- Нам нужно, чтобы заговорил он, - я кивнула в сторону Милослава. - А он молчит. Ты прав, ночь в порубе может помочь его разговорить. Но нужно, чтобы он её пережил. Лиза может попытаться его у б и т ь.
- Лиза? Ты что, всё-таки поверила, что тут бродит упыриха?
- Нет.
- Тогда я не понимаю.
- Придётся подождать. Скоро всё станет понятно.
Милослава опустили в поруб. Он не сопротивлялся. По всему было видно, что он подавлен и обозлён. Но посчитал, что мы уже решили - именно он душегуб - всё говорило против него. И не собирался как-то оправдываться.
- Пойдём, пойдём, - обнимая за плечи Ярину, Марфа повела её подальше от этого негодяя.
Ночь обещала быть долгой.
Фома грохнул в дверь и вышиб её. Через секунду он, священник и я ввалились в избу и застали весьма недвусмысленную картину.
Марфа склонилась над девушкой, та была без чувств.
- Ярина! - крикнул священник, бросаясь вперёд. - Что ты с ней сделала?
Марфа не ожидала нас увидеть, всё явно пошло не по плану. Она замялась, но постаралась собраться и ответила:
- Кажется, ей плохо стало. Я хотела помочь.
- Уйди от неё, - тут же сказал Фома.
Следом ввели Милослава, и лицо Марфы изменилось.
- Ну что, ты готов говорить? - спросила я Милослава.
Тот кивнул, всё ещё глядя в пол.
Ярину положили на лавку, ближе к печке. Похоже, что её жизни ничего больше не угрожало. Через минуту-другую она придёт в себя.
Ни муж, ни дитёнок Марфы не просыпались, несмотря на шум. Они мирно посапывали, видимо были чем-то зачарованы.
Священник переводил взгляд на всех по очереди, с одного на другого, потом всплеснул руками и воскликнул:
- Да что происходит? Может кто-то мне объяснит.
- Вы были правы, - начала я.
Священник довольно подобрался, хотя совершенно не понимал, в чём именно был прав. И, услышав мои следующие слова, он вытаращил глаза.
- Именно Лиза была проблемой. Она изводила жителей деревни. И она сейчас перед вами.
- Что? Что ты несёшь?
- Марфа и есть Лиза.
Теперь уже и Фома посмотрел на меня, как на умалишённую. Только Милослав, кажется, не был удивлён.
- И когда же ты поняла? - зло спросила Марфа.
- Поняла этой ночью, когда все кусочки сложились в одну картинку, а догадываться начала сразу. Ты не смотрела мне в глаза при нашей первой встрече. Боялась, что я всё там увижу. Я решила, что ты просто не в себе, перепугана. А на самом деле процесс полного овладения телом Марфы тебе давался очень нелегко. Ты и правда была больна. Ведь это самая настоящая чёрная магия - завладеть телом живого человека. Когда ты приняла решение сделать это?
- Сразу как заболела и эта дурочка решила облегчить мои страдания, - с издевательской улыбочкой ответила Лиза. - Это было непросто, скажу я тебе. На такое не каждый способен.
- И не каждый на такое пойдёт.
Священник перекрестился и сел на лавку.
- Тебе стало плохо тогда, когда он тебя перекрестил, - я кивнула на священника. - Ты начала плакать. Это тоже был для меня сигнал. Ты, конечно, выставила всё так, будто тебе очень тяжело, ты пережила горе. Но на самом деле, осенив тебя крестом, он причинил тебе невероятную боль.
Лиза бросила полный ненависти взгляд на священника.
- И ещё кошка. Я удивилась, что в доме её нет.
- Разве кошки не приспешники ведьм? - спросил священник, всё ещё пребывая в шоке.
- В ваших сказках может и да, но на самом деле кошки очень умные. И они видят недоступное глазу. Кошка сразу поняла, что с хозяйкой что-то не так, что это другая и очень опасная женщина. - Я перевела дух. - Ну и ребёнок. Священник говорил, что Марфа была доброй, за всеми ухаживала, всем помогала, даже ведьму стороной не обошла, хоть все другие отвернулись. А вот её ребёнок ползал в какой-то грязи. И тебе не было до него никакого дела. Твоей единственной жаждой была месть. И тогда ты и решила рассказать, что на тебя ведьма напала. Убить двух зайцев. Посеять слух, что ведьма ожила, и скрыть своё ужасное состояние после посещения осиновой бани, делая вид, что это просто шок.
Лиза улыбнулась, её глаза вспыхнули ярким огнём.
- Ведь мне это удалось. Я смогла насолить многим.
- Действительно. Загубила десять человек. Тех, кто при жизни не хотел с тобой разговаривать, продавать товары, помогать. Только вот просчиталась и любовника своего оставила в живых.
У священника отвисла челюсть.
- Что ты говоришь?
Я посмотрела на Милослава.
- Готов подтвердить?
Он кивнул. Воцарилось напряжённое молчание.
- Лиза была красивой женщиной. Бесспорно. Но никто бы не стал к ней свататься. Все её боялись и дурно о ней отзывались. Так что, всё, чем ей довелось довольствоваться, это встречи с Милославом. Она то тебя любила, понимаешь? А для тебя это было просто приключением.
Милослав опустил голову.
- Конечно, в корчме она оставила его в живых, сказала, что вернулась. Но Милослав уже посватался к Ярине, и он хотел закончить эти отношения. Он то надеялся, что Лизы нет и проблем тоже не будет. Но не тут-то было. Лиза была рассержена, что её так легко предали. И пригрозила. Ранее ночью Милослав шёл именно от неё, он пытался убедить её, как-то договориться. Но Лиза была неумолима. Она пообещала у б и т ь девушку, если Милослав от неё не откажется. И прилюдно опозорив её, отрезав ей волосы, он показал, что готов послушаться. Ведь после такого Ярину за него бы не отдали.
- Я не хотел, - горько сказал Милослав. - Но у меня не было выбора. Так она хотя бы осталась жива.
Словно услышав его голос, Ярина зашевелилась и тихонько всхлипнула, но в себя ещё не пришла.
- Всё бы получилось, если бы ты не вмешалась, - раздражённо бросила Лиза.
- Да. Так у тебя не получилось увести Руса. Ты хотела наказать его за то, что он про тебя наговорил. Именно с этого пошли пересуды.
- Он увидел меня. Но я ничего дурного не делала, только проводила обряд плодородия, чтобы мои деревья росли лучше.
- Однако он рассказал Вере, а та - священнику. И ты была полна решимости отомстить. Но мы помешали. И ты хотела припугнуть меня, прогнать, поэтому напала тогда в бане.
Ярина открыла глаза и села, недоумённо обводя нас взглядом. Милослав подбежал к ней, присел на одно колено.
- Я всё равно женюсь на тебе, - прошептал он.
Лиза скривилась словно от боли. А Ярина, вдруг вспомнив, что с ней произошло, потянулась к волосам, обнаружила, что они по-прежнему короткие, и в ужасе закрылась шалью.
- Что ж, - Лиза встала. И все вокруг напряжённо на неё уставились. - Полагаю, ты специально сказала, что Милославу может грозить опасность, чтобы я это услышала, и успокоилась.
Она перевела злой и насмешливый взгляд на меня.
- Каждый заключает свою сделку, правда? Может быть они и оправдают тебя судом человеческим, но что будет там? - Лиза стрельнула глазами вверх.
Я почувствовала, как сердце сжимает тисками.
- Ты не отправишься на виселицу, а значит, будешь жить с этой болью.
Лиза рассмеялась. Это было её последней местью.
Морок окутывал меня быстро и безжалостно.
******
Праздник в самом разгаре. Я улыбаюсь двум самым любимым мужчинам - мужу и сыну. Они родились в один день. И это лучший день в году. Я счастлива. Сыну только пять, он неумело разрезает пирог, который я готовила почти четыре часа. Отец помогает ему.
Яростный крик разрывает эту идиллию в клочья. В окно что-то прилетает и деревянный пол тут же вспыхивает. Ещё несколько факелов падают на крышу и стены.
Я в ужасе вскакиваю на ноги и смотрю в окно. Их много, но зачинщик - Олег. Он зол на меня. И я разделяю его боль. Несколько дней назад его жена у м е р л а родами. Я не смогла ей помочь. Ни ей, ни ребёнку.
- Гори, ведьма! - слышу я со всех сторон.
Муж выбегает на улицу, но ему не дают уйти, втаскивают обратно. Они готовы уморить нас всех здесь.
Я не замечаю, как теряю сознание.
В себя прихожу только на улице. Надо мной склоняется злое лицо Олега.
- С м е р т ь была бы для тебя слишком простым избавлением. Я хочу, чтобы ты жила. Чтобы ты знала.
Он переводит взгляд куда-то в сторону, я слежу за ним и вижу догорающую избу.
- Нет!
Я подскакиваю и бросаюсь туда. Никто не пытается мне помешать. Они знают, что уже поздно.
********
- Дыши, дыши.
Это Фома. Он обмакнул мой лоб водой.
- Дыши.
Но я не могла дышать. Не хотела. Ни в одном даже самом ярком кошмаре мне не доводилось пережить всё так живо, как в этот раз. Лиза постаралась сделать кошмар явью. Что ж, у неё получилось.
- Ведьму увели, - сказал он.
- Я снова была там, - сквозь слёзы пробормотала я.
- Тише, тише.
Мы так и сидели, я тихо плакала, а Фома гладил меня по голове.
Никто ничего не видел, как выяснилось. Были ли все они в сговоре или просто многие закрывали глаза, зная, что их это не касается...
Я нашла их всех. Всех, до единого. Оставляя меня в живых, они, наверное, не думали о том, что их собственный конец не за горами.
Как и Лизу, меня должны были отправить на эшафот. Но вмешалась случайность. Необходимость избавить село от ведьмы. Тогда я впервые увидела Фому. Он пришёл ко мне и предложил сделку: моя свобода в обмен на помощь.
******
- Куда пойдёшь?
Фома смотрел на меня с полуулыбкой. И это уже было что-то невероятное. Его лицо никогда раньше не покидало серьёзное выражение.
- Найду место, где можно попытаться начать всё сначала.
- Я бы осенил тебя крестом и благословил, но…
- Лучше не надо, - быстро сказала я.
Он кивнул.
- Тогда удачи.
- Удачи.
Мы двинулись в разных направлениях, не оборачиваясь.
Мне было жаль тех, чьи жизни Лиза успела загубить. Но ещё оставались люди, которые могли быть счастливыми: Милослав с Яриной, Вера с её семьёй. Какая-то часть меня понимала Лизу даже больше, чем я бы того хотела.
Месть может затмить разум и выжечь всё, что есть в душе. А сделанного потом уже не воротишь.
Не знаю, что ждёт меня дальше. Но каким бы ни было это будущее, чтобы оно наступило, мне нужно до конца отпустить своё прошлое.
Конец
*Поруб - древнерусская тюрьма. Она представляет собой яму. И чтобы земля в ней не обваливалась, её стены могли обшивать брёвнами, отсюда и название.