- Привет, красавица

- ЗдАровА, Томк, ты што ле?
- Ну а кто к тебе к старой калоше ещё придёт, ну. Давай ставь чайник, я вот пирогов с кислинкой напекла. Внуки привезли, целый пакет, тебе вон принесла. Суп хоть свари себе, поди всухомятку сидишь.
- Да нет, давеча куриный варила, похлебала, да Васеньке с Шариком поделила, тоже поели со мной. Ну чего встала, проходи если пришла. А ты с кем это? Не признала что -то, Толик твой?
- Да прям скажешь тоже, Толик. Толик весь седой уже, как лунь, Генка, сын его.
- Да ты что?
- Ну
- О как время бежит.
- Бежииит Валя, ой бежит.
- Проходи, садись, ты с ночевой или так, побрехать посидеть?
- Поглядим, поглядим, девка. Васенька, ну что ты смотришь, не узнал бабку? Старая стала. Я, Валя, тут мимо зеркала проходила, да как шарахнулась.
- Ну? А что так?
- Да какое-то старое оно, зеркало-то.
- Да ты что?
- Ну. Видать всему срок свой есть, вот и зеркалам тоже.
Раньше вспомни, смотришь в него, а оно тебе, такую девку гарную показывает. Стройная, коса по пояс, щеки, будто бураком намазаны. Потом вроде как стареть начало, не то, чтобы стареть, взрослеть. Женщину красивую, с модной стрижкой показывало, а потом всё хуже и хуже.А сейчас совсем, чёрт знает что показывает.Старуху, с седыми волосами, нос по всему лицу разбежался, морщины какие-то, глаза мутные, брови как помнишь, дед Сашка был, ну помнишь, всё строжился мол, как дам тукмашку.Вот такие брови показывает, чёрти что, выкинуть может его?
- Ково?
- Ну дак зеркало, Валь, ну.
- Ааа? А я в своё Тома, давно не смотрю, тоже испортилось.Раньше, бывало, идёшь мимо, да остановишься, не то чтобы любуешься, но всё равно, причёску там подправить, губы подкрасить, брови пощипать, ну.А теперь что? Показывает, как ты и сказала, старуху какую-то. Не то баба Яга, не то Кикимора какая, болотная.Нос загнулся, щёки впали губы синие, а брови-то, брови, смех да и только.Да Тома, ты права, не такие нынче стали зеркала, испортились.
- Ну, а я про что.
- Ну, рассказывай, как живёшь подруга?
- Да вот, живу. Я ведь попрощаться приехала.
- Чего? Ты что, старая, белены обожралась? Куда это ты собралась? Митька твой там себе другую нашёл, сама тогда говорила, что во сне приходил и сообщил тебе, так что не спеши. Не больно-то рады там тебе.
- Тьфу на тебя, дети зовут, давно уже. Поехали, говорят, мама в город, что тебе тут куковать.
- Ну, а ты чего?
-А я Валюша согласилась. Уговорили.
- Ой, Тома, не зря ли? Сможешь жить по их распорядку-то? Тут сама себе ведь хозяйка, а там... Не знаю, Тома. Я не хочу вот никуда.
Нинка, дочка, тоже приезжает, бубнит как ей тяжело ездить до меня. А ково тяжело, ещё только шестьдесят, вот по осени юбилей справляла, а уже ноет. А что с тобой, говорю ей, в восемьдесят будет? Ляжешь на лавку и помирать соберёшься. Нее, я Тома дома, в своей кроватке хочу её встретить.
- Ково, Валь?
- Ну кого, что глупые вопросы задаешь. ЕЁ!
- Аааа... А я вот и не знаю, Валюша, что делать. Внучатам помочь хочется, вроде и покупатель на мою хибарку нашёлся, и дают много.
- Эвона чего
- Ну. Я что и пришла не возьмёшь ли Машку мою? Стара она, я с ней столько лет, продавать жалко, уж пусть кормилица срок свой земной у знакомого доживёт человека, вы ведь с ней вроде бы как ладите?
- Возьму, а чего не взять. Она у тебя доится ещё?
- Ну, тяну тихонечко, оно вымя-то у ей, как тряпка болтается, но граммов по триста утром и вечером даёт.
- Ну хоть Васеньке будет, и то.
Подружка согласно закивала головой.Через пару часов за Тамарой Ефимовной приехал внук, тот самый, на которого Валентина Николаевна подумала, что это подружкин сын, Толик.Бабушки тепло попрощались, обнялись, всплакнули.
- Машу-то, завтра Гена приведёт, — говорит бабушка Тома, и поворачиваясь к внуку смотрит на него вопросительно
- Отведу, ба, давай, садись, некогда.
Бабушка Валя покачала головой, перекрестила смотрящую в окно заплаканную подружку и долго смотрела ей вслед, поглаживая стоящего рядом Шарика.
Назавтра привезли бабушке Вале Машку, серую козу, старую и слепую на один глаз. Она трясла седой бородой и жалобно мекала.
- Баба Валя, бабушка вот сказала это вам передать, а эту скрыню, велела у вас спросить, может найдёте где место в сарае пристроить.
- А чего там?
- Не знаю, тряпки какие-то.
Бабушка Валя открыла большой сундук и ахнула.
- Да вы что же? Это же вся её жизнь, батюшки. Да она же этими лоскутками и спасалась только, когда дед твой ушёл, а дети все поразъехались. Эх, вы... Неси в хату, вон в коридоре поставь, не займёт место, ещё сгодится.
Машка привыкла к бабушке Вале, но всё равно скучала и одним глазом смотрела, будто ожидая хозяйку. Собаку, маленькую Найду, тоже привезли к бабушке Вале, потом и кот Тимофей который сбежал при переезде хозяйки в город, пришёл к хозяйкиной подружке, сам. Будто почуял что почти всё его семейство здесь у бабушки Вали. Вышла она под Новый год, а на крыльце следочки.
- Васенька, неужто девушки к тебе приходили, а на одну лапку вроде хромит? Невесты вон сами идут, иди, хоть пробздись.
Но Васенька, лениво приоткрыв глаз, закрыл его обратно. Ничего, мол, не знаю, никаких невест не звал. А потом и сам Тимофей показался.
- Тимоша? Ты что ли? А - то я думаю, чего Найда прыгает, будто зовёт куда, ах ты ж божечки, кися, кися, кися. Иди, иди милый, ну, ох ты соскучился по людям7Надо, мурлычет да, трётся как. Ах, ты божья тварь, идём, идём, к Васеньке, под бочок. Ты надо же. Изредка приносила почтальонка, Галка, письма, исписанные мелким, ровным почерком, от подруги, Тамары Ефимовны.
Прошла холодная зима, выползла на завалинку бабушка Валя, отмахиваясь от дочки и внуков, которые просили о переезде.
Дом хороший, крестовый ещё не один десяток лет простоит дочка, Нина, давно уже и покупателей нашла, да мать ни в какую.
- Отстань, Нинка, дай в своём доме встретить, ка полагается. Недолго мучиться вам. А не хочешь, так не ездий, чего мотаешься, раз больная вся. А я слово сказала своё.
Всё. Уехала сердитая дочка, бурча на упрямую мать. Смотрит бабушка Валя, машина останавливается, дочка что ли вернулась опять?
- Здорова ли красавица?
- Тома?
- Ну, а то кто? Архангел Михаил что ли...Ох, ноги затекли
- Погоди, погоди подружка, я сейчас...От так, от так. Да Найда, отойди. Ну твоя, твоя хозяйка.
Прыгает, заливается весёлым лаем Найда, плачет слезами человеческими от радости, даже коты вышли на улицу, стоят хвост в хвост, глазюками смотрят своими бездонными. Шарик ластится. Машка, Машка, голову наклонила, и бежит к хозяйке, мекает, бородой своей трясёт, глазом водит, мееее и всё ты тут.
- Ох ты божечки, вот радость, так радость, какими судьбами, подруженька.
- Да вот, на Пасху приехала, не прогонишь?
- Да ты что? Да хоть всё лето живи, а хочешь, так и оставайся, Том. Я ведь одна в таких хороминах.
- А возьму и останусь.
- Оставайся, Тома, я и рукоделие твоё сохранила.
- Алё, мам, бабушка ехать не хочет. Ну вот так, сказала что здесь, у бабы Вали жить будет. Ну что мне её, силой тащить. На сама ей говори...Ба, на там мамка.
- Алё
- Алё, Тамара Ефимовна, что за фокусы? Нам некогда по сто раз за вами машину гонять. Итак, парень ваши капризы исполняет, сидели бы, смотрели телевизор...
- Вот ты, Надя, сядь и смотри телевизор, а меня не троньте. Я свой век на родине доживать буду. У нас всё есть с Валею, мы будем жить. Если дров привезёте, то спасибо. А нет, то сами купим.
Денег за дом я у вас не прошу, это всё равно ваше наследство. Всё, я всё сказала.
- Бабушки, а можно я с девушкой приеду?
- Конечно, конечно. Что спрашиваешь, всегда рады.
Ну что? Сожительница, идём, надо поймать тракториста, пусть огород вспашет.
- Вааль, а может хоть одно зеркало повесим?
- Ну давай, помоложе там выбери, хахахаха.
***
Добрый день, мои хорошие.
А у вас зеркала какие?
Моё вот тоже, ерундить начало.
Пообещала ему выкинуть...Не знаю может исправится...
Крепко вас обнимаю.
Всегда ваша Мавридика д.
- Чего сидим, что грустим? Всем привет! – Вовка лихо подкатил к нам на велосипеде, поднимая пыль, и так как подножки не было, он бережно положил его на траву.
От Вовки за версту несло безбашенностью и приключениями. Его порядком отросшие за лето сивые волосы всегда были взъерошены, штаны порваны на коленках, а карманы чем-нибудь тяжело набиты. Велосипед являл собой полную противоположность хозяину. Сиденье украшено бахромой от старых штор, руль обмотан разноцветной оплеткой, а катафотки на колесах были предметом зависти всех деревенских мальчишек.
- Здорово, Вовка. - ответил Санек, отщипывая кору с поваленного дерева, на котором мы с ним сидели. - Вот думаем с Пашкой куда пойти - на речку или в футбол погонять.
- В футбол втроем не вариант, - сказал я. - Давайте на рыбалку пойдем. А что у тебя в майке?
У Вовки майка была заправлена в штаны и в области живота она сильно отдувалась.
- Угощайтесь, - он протянул нам по большому ароматному яблоку.
- Это те ведьмины яблоки? – со страхом спросил Сашка и не стал брать.
- Ага, они самые – Вовка надкусил яблоко и вкусно зачмокал им - Хорошо мы вчера вечером ее сад обнесли. Я набрал столько яблок, что еле домой допер.
- Зря мы к ней полезли в сад, - Сашка вскочил с бревна, - я сразу не хотел, но вы уговорили. Сегодня Сонька руку сломала.
- Ну и что из того, - не понимал Вовка, - с каждым может случиться. Споткнулась, упала неловко и вот – перелом. Жалко Соньку конечно, но ничего, до свадьбы заживет.
- Ага, неловко. Она на ровном месте грохнулась. Мамка, кстати говорит, что эта баба Фрося - ведьма! – разошелся Сашка, - Понимаешь, ты, или нет? Она ведьма! Мы у нее яблоки наворовали и вот теперь моя сестра сломала руку.
- Да успокойся ты, - я усадил Сашку обратно на бревно, - может это просто совпадение.
- Ничего не совпадение. В прошлом году дядь Лёня с этой бабкой поссорился из-за чего-то и через два дня он с мотоцикла тоже на ровном месте навернулся. Он потом в больнице чуть ли не неделю лежал и хромал еще с месяц.
- Да ладно тебе, Санек, это реально только совпадение. А яблоки у ведьмы и правда самые вкусные и что интересно, ни одного червивого не попадается.
Аромат яблока был таким сильным и одновременно нежным, что у меня потекли слюнки. Я откусил яблоко и прямо почувствовал, как кисло-сладкий сок заполняет рот.
- Фу, фу – вдруг Вовка закашлялся, - бе! Горько. Я кажется съел червяка.
Он стал выплевывать на землю непроглоченные кусочки яблока, высунув язык и смешно корчась.
- Я же осмотрел его, клянусь, оно не было червивым, - он держал в руке откусанное яблоко, и мы видели, что внутри оно все коричневое, изъеденное червячком.
- Я ж говорю вам, она ведьма, - шепотом сказал Сашка. Его глаза были расширены от страха.
- Сейчас я сгоняю и брошу ей во двор этот огрызок. Посмотрим, что потом со мной будет.
Вовка сел на велосипед и с силой надавил на педали. Но не успел он далеко отъехать, как вдруг его велосипед резко остановился, как будто наткнулся на невидимую стену. Заднее колесо приподнялось и Вовка вверху тормашками полетел вперед. Мы с Сашкой бросились к нему. Он лежал под велосипедом, ошарашенно смотря на нас:
- Камень! Я наехал на булыжник в траве. Откуда он взялся? Я же всегда тут езжу и не было никакого камня.
Мы втроем молча уставились на булыжник. Он зарос травой, с одной стороны был покрыт лишайником, и я подумал: «Он тут лежит словно уже сто лет. Но как же мы его раньше не замечали? Сломанная рука, вдруг червивое яблоко, камень под колесом...». По спине прошёл холодок, как будто я вышел мокрым из речки и в спину подул ветер.
- Ребята, надо что-то делать. Она нас так за ведро яблок на тот свет сведет, - сказал я. - Может просто извинимся и все?
- Ты дурак что ли? Она же ведьма, а не добрая колдунья. Прямо так она и простит нас, - Сашка помог поднять велосипед.
- Да и что ты скажешь? Здрасьте, бабушка ведьма, простите нас, что мы вас обворовали. Нет, я на такое не подпишусь, – проговорил Вовка, стараясь выправить скособоченный руль.
- Она прямо по живому бьет. Саша очень Олесю любит, и та сломала руку. Вовка велик свой обожает, и вот руль свернулся и колесо погнулось. А я мамку люблю... – и стало мне так страшно, что аж в глазах потемнело на мгновенье.
- Я тоже мамку люблю, - сказал Вовка и надул губы.
Мы вернулись к поваленному дереву, и все уселись на него в раздумьях. Первым заговорил Сашка:
- А что мы сделать-то можем? Разве только что сжечь ее на костре, как в средневековья делали.
- Ну ты сказал! Мне тогда папка таких люлей отсыплет, что неделю сесть не смогу, - воскликнул Вовка.
- Ну ты, Сашка, и безжалостный оказывается! - сказал я, - Она велик сломала, а ты ее живьем на костер!
- Вот когда она доберется до тебя и твоей мамки - посмотрим, как ты запоешь, – огрызнулся Сашка.
Я подумал о бабе Фросе. Она конечно была странной. Баба Фрося, которую многие за глаза считали ведьмой, жила рядом с моим домом, почти на самой окраине села.
Поверх какого-то серого платья с длинными рукавами была наброшена большая зеленая шаль. На голове узлом назад повязан платок, из – под которого торчали неубранные седые пряди волос. Я никогда не видел, чтобы она приветливо улыбалась.
- Пашка, что молчишь? Давай что-нибудь предлагай, - толкнул меня в плечо Вовка. – Ты там рядом с ней живешь, уж побольше нашего про нее знаешь.
- Да не знаю я ничего особенного. А что, если сказать ей, что мы знаем, что она ведьма? – пришла мне в голову идея. – Тогда она не станет колдовать, боясь расплаты.
- Ну не знаю. Сомнительно. А вдруг она наоборот захочет нас убрать? – сказал Сашка.
- А мы сделаем так, чтобы она поняла, что про нее знают, но не поняла кто именно, - предложил Вовка, - письмо ей напишем.
- Нет, какое письмо? Ерунда. Она может и читать не умеет, - возразил я. – Давайте краской на ее заборе нарисуем знак, чтобы все знали, что тут живет ведьма.
- А что? Это идея, – оживился Сашка.
- И если что-то странное в селе произойдет, так все будут знать кто виноват, – поддержал Вовка.
- Когда пойдем? – спросил я.
- Сегодня вечером, как стемнеет. Мы дома недавно красили беседку, и краска осталась, я принесу, - предложил Вовка.
- Какой знак рисовать будем? Я так-то не особо художник, не смогу например нарисовать ведьму на метле, - сказал Сашка.
- Может тогда просто метлу нарисовать? – Вовка почесал затылок. – Но я тоже не особо рисовать умею.
- Нет не рисунок, а именно знак, - сказал я. – По телевизору я смотрел передачу и там было про разные магические знаки, я не очень хорошо помню, не вникал особо, но один знак запомнил хорошо.
Я взял прутик и нарисовал на земле перевернутую звезду, а потом обвел ее кругом.
- О, круто! И все понятно и нарисовать нетрудно, - обрадовался Вовка. – Ладно, ребята, давайте до вечера тогда. Кисточки я принесу.
Мы разошлись по домам, договорившись встретиться в одиннадцать часов вечера. Папа на уборочной до двух ночи, маме я сказал, что ложусь спасть, а сам вылез в окно пошел к нашему условленному месту. Друзья уже ждали меня. У Вовки в руках была банка краски и кисточки. Мы, прячась от света полной луны в тени заборов пробрались к дому ведьмы.
- Не спит. Вон, свет горит, - сказал Вовка. – Давай, Пашка, ты начинай рисовать, а мы с Саньком по твоим линиям будем сверху повторять, чтобы поярче вышло.
Я окунул кисть в синюю краску и прямо на калитке стал рисовать звезду, потом круг вокруг нее. Вовка и Сашка следом проводили кисточками, утолщая мои линии и делая их более яркими. Когда все было сделано, мы разошлись по домам.
Утром я проснулся раньше, чем обычно, подошел к окну и только хотел глянуть, какая погода на улице, как увидел ее. Ведьма стояла напротив моего окна и смотрела прямо на меня! Я, отпрянув вглубь комнаты, споткнулся о стул, и упал на пол. Сердце билось так сильно, что в ушах стоял набат. Потом я подполз опять к окну и как можно незаметнее выглянул наружу. Она все стояла. Ее седые волосы, торчащие из-под платка, развевались на ветру. Черные глаза, казалось смотрели прямо в мои, и душа наполнялась страхом. От этого я почему-то злился и одновременно, мне хотелось заплакать. Я выглянул еще раз – ее уже не было.
Мама на кухне чистила картошку. Брови ее были приподняты, губы крепко сомкнуты, а в глазах стояли слезы. Я уж испугался, что мама знает про нашу вечернюю проделку, но тут посмотрел вниз и увидел, что одна нога у нее перебинтована. Я бросился к ней:
- Мама, что случилось? Что с ногой?
- Паша, проснулся? Я знаешь, баню истопила, чтобы постирать и уронила ковш горячей воды, да прямо на ногу себе. Обварилась немного. Ничего пройдет. Не впервой, - мама страдальчески улыбнулась. Было видно, что ей очень больно.
- Сынок, ты иди завтракай, на столе оладьи, а я позже картошку пожарю на обед.
- Конечно, мама, не переживай, я накормлю себя сам. Тебе чем-то помочь? Может воды нужно натаскать?
- Нет, дорогой. Ты за теленком сходи как поешь, он ночевать не приходил, загулял где-то.
«До меня значит добралась», - я шел по полю в поисках нашего теленка. «Да я тебя за мамку вот так, вот так» - и я бил прутиком по травинкам. Трава подлетала вверх и тяжело падала на землю. «Слышишь, ведьма, я объявляю тебе войну! Мы тебе покажем. И посмотрим, как потом ты запляшешь! За какие-то червивые яблоки ты наших близких калечишь. Да, конечно, мы украли у тебя яблоки. Ну и что? Это всего лишь яблоки. Разве честно за это так мстить? Да и зачем тебе столько яблок? Ты же одна живешь. У тебя семь яблонь, а мы только одну обтрясли. И вообще, мы дети. Наверняка, когда ты сама была маленькой, ты не ограничивалась яблоками, и не такое, наверное, творила!».
И тут, в самый разгар разговора с самим собой, я увидел теленка на приколе. Но это был не мой теленок. Это бы ее теленок. Я подошел и отвязал его от металлического прута, воткнутого в землю. Теленок, словно почувствовав свободу, побежал от меня галопом. «Вот тебе, клюшка старая, побегай, поищи своего телка. Ха-ха.»
Сколько времени я ходил по лугам в поисках нашего Мартика не знаю, но я уже основательно устал и решил посидеть в роще, отдохнуть. Только присел на пенек, как услышал за спиной хруст веток и, оглянувшись, увидел ведьму. Она шла, опираясь на палку, а за ней бежал по пятам большой черный пес.
- А-а-а, - закричал я пятясь назад. Она молча надвигалась на меня.
- Что вам надо от меня? Уходите, я ничего не сделал плохого, - я все пятился и пятился и вдруг, запнулся за какую-то ветку и полетел в овраг. Встав на четвереньки, оглянулся. Ведьма стояла у оврага и смотрела, как я копошусь в листве. Вдруг она сказала:
- Приходи ко мне сегодня вечером. Я дам лекарство для твоей мамы.
Потом она повернулась и пошла дальше, а черный пес послушно побежал за ней.
- Стойте, подождите, – крикнул я, - я знаю, где ваш телёнок, Вы ведь его ищите?
Но ведьма меня уже не слышала.
Идти к ней в одиночку было страшно, и я позвал с собой Вовку и Сашку. Они сначала отнекивались, но потом все же решили не бросать друга одного на растерзание старой ведьмы.
- Чем там в фильмах с ними борются? – спросил Вовка. - Чеснок может взять с собой?
- Не поможет, она же не вампир. Давайте крест возьмем или икону, - предложил Сашка. – У нас дома есть. От бабушки осталось. Я сейчас принесу.
Когда Сашка вернулся с иконой, Вовка спрятал ее под майку туда, где недавно он носил украденные яблоки. Мы пошли.
За закрытыми ставнями горел свет, на калитке свежей краской пахла наша синяя звезда. Мы вошли во двор, никого не было видно, дверь в доме чуть приоткрыта, словно приглашая нас внутрь. Мы понимали, что она уже знает о нашем приходе. Я почувствовал, как у меня стали потными ладошки и выступила испарина на лбу, а ногам почему-то наоборот стало холодно. Оглянувшись на мальчишек, я понял, что им тоже не по себе, но это придало мне смелости и я толкнул дверь в комнату.
Это была кухня. Я сразу почувствовал запах сладких печеных яблок, от которого обычно рот наполняется слюнями. «Опять эти яблоки! Будь они трижды прокляты», - подумал я. Бабки не было видно, и мы остановились посреди кухни в нерешительности. Под самым потолком были натянуты веревки и на них подвешены корнями вверх сухие и полусухие пучки каких-то трав, цветов и веток. На подоконнике стояли три небольшие ступки, на печи – котелок, в котором тихо булькала зеленоватая жидкость. Слабый травяной запах смешивался с яблочным, и я вдруг поймал себя на мысли, что мне даже нравится, как тут пахнет.
Я подошел к порогу и заглянул в другую комнату. Там стояла аккуратно заправленная кровать, огромное зеркало и напольные часы.
- Ребята, смотрите какие часы необычные! – шепотом позвал я остальных. Мы на цыпочках вошли в эту комнату и уставились на часы.
- Я такие по телеку видел, - сказал Вовка тоже шепотом.
Часы были похожи на узкий высокий черный шкаф со стеклянной дверцей. За этой дверцей туда-сюда мотался желтый маятник с шаром на конце, а вверху, над циферблатом был кот. Его большие желтые глаза двигались влево-вправо, влево-вправо, а мы стояли и как загипнотизированные смотрели на эти глаза.
Первым опомнился Сашка:
- Смотрите, это, наверное, она только в молодости.
На стене висела большая рамка от картины, а под стеклом вставлено много маленьких фотографий. Большая их часть была черно-белой, а некоторые – цветными. В центре находилась фотография и на ней мы увидели мужчину в пиджаке и галстуке, и женщину с черными волосами и красивыми черными глазами.
- Вот какой я была красавицей! - от голоса, раздавшегося за нашими спинами мы втроем как по команде подпрыгнули. – Это я и мой покойный муж. Его звали Алексеем. Помер он уж как лет двадцать назад. Болел.
Баба Фрося тяжело вдохнула, подошла к фотографиям поближе и провела по стеклу рукой не то гладя его, не то стирая пыль.
- А это мой сынок, - она показала на черно-белую фотографию молодого парня, - его Павлом звали, он утонул в реке. А вот на цветочной фотографии моя дочка Мария. Она сейчас во Франции живет, редко ко мне приезжает, но пишет и даже звонит иногда.
- Она тоже ведьма? – вдруг сморозил Вовка и тут же осекся. Он покраснел, как рак варенный. – Извините, я не хотел, простите меня.
- Ведьма? Она людей лечит, как и я. Она таблетками, да уколами, а я травами, да отварами. А называть вы это дело можете, как хотите, на что мозгов вам хватит.
Она молча разглядывала нас, потом, словно приняв решение сказала:
- Хорошо, что пришли все вместе, проходите сюда, пирог давно готов, будем пить чай. Гости у меня не часто бывают, но я вам все же рада.
***
Вечером мы шли домой с полными животами.
- Знаете, а вкусные пироги печет баба Фрося, - сказал, поглаживая по животу Вовка, - надеюсь, что завтра после того, как мы покрасим ей забор, она тоже нас на чай позовет.
- Конечно позовет, я не сомневаюсь даже. Очень милая бабулька, - сказал Сашка.
- Мы ее ведьмой считали, а она вот мазь дала для мамы и отвар лечебный. Не ведьма она, а травница. Вот! - и я в подтверждение своего мнения поднял указательный палец вверх. - Лекарь народный.
- И все же она странная, - Сашка вынул из кармана яблоко. Баба Фрося нам всем рассовала по карманам яблоки. – Может пирог этот у нее был заколдованный и теперь мы стали ее прислужниками.
- Не говори ерунды, - Вовка дал ему легкий подзатыльник. – Нормальная она. Просто бывают же люди, которые не любят пустую болтовню с соседками, а любят тишину и травы.
На следующий день после того, как мы покрасили забор, баба Фрося опять угощала нас пирогами. Мы и после частенько к ней захаживали. Она стала нашей общей бабушкой, нашей любимой «ведьмой».
Автор: Кубик
Маленькие детки - маленькие бедки.
— Марина, доченька, опомнись! За кого ты замуж собралась! — причитала мама, поправляя на мне фату.
— Объясни, хотя бы, чем тебя Сергей не устраивает? — совершенно растерялась я от ее слез.
— Ну как же? Мать его продавщицей работает, лается на всех. Отец так вообще неизвестно куда сгинул, а по молодости так только и делал, что пил да гулял.
— Наш дедушка тоже пил и бабушку по деревне гонял. И что с того?
— Твой дедушка был уважаемым человеком на селе, в председателях ходил.
— Только бабушке от этого было не легче. Я маленькая была и то запомнила, как она его боялась. А у нас с Сережей, мама, все будет хорошо. Не нужно судить о людях по их родителям.
— Вот пойдут у вас дети, тогда и поймешь! — в сердцах сказала мама, а я лишь вздохнула. Нелегко будет жить, если мама своего мнения о Сереже не переменит.
И все же мы с Сергеем сыграли веселую свадьбу и стали жить своей семьей. Благо у Сережи в поселке был дом, доставшийся ему от деда с бабушкой, родителей того самого неизвестно куда сгинувшего отца гуляки. Сережа дом постепенно перестраивал и вскоре у нас получился настоящий современный особняк, как я наше жилище называю. Со всеми удобствами, живи да радуйся. Вот какой у меня муж замечательный и чего мама тогда на него наговаривала?
Через год после свадьбы у нас родился сын Ваня, а еще через четыре года дочка Машенька. Однако стоило нашим детям заболеть, или что-то где-то натворить, как тут же появлялась мама со своим — я же тебе говорила! И еще всегда добавляла: «Маленькие детки — маленькие бедки! Подрастут, дадут тебе еще шороху, с таким-то наследием!».
Не, я, конечно, старалась не обращать внимания на эти мамины закидоны, она же уже больше по привычке ворчала. Как-никак дочь поступила против ее воли, выйдя замуж без родительского одобрения. Просто мама такой человек, она любит, чтобы все было так, как она решит. К тому же мама уже давно смирилась с моим выбором и глубоко в душе, в самых-самых ее глубинах, была даже согласна с тем, что мой Сережка со всех сторон золото. Но вслух такого мама бы никогда не произнесла. Это же пришлось бы признать, что когда-то она была не права! А это ну никак! Совершенно никак невозможно! И о внуках мама не всерьез говорила. То есть больше даже из боязни за них. На самом деле она их безумно любила и, случись с ними какая беда, первая бы с обрыва в реку сиганула, а перед этим все волосы на себе повыдергивала как раз за эти слова. Но все же иногда я начинала бояться этих самых «больших бед», по опыту прошлых поколений, неизбежно связанных с взрослеющими детьми.
А дети неизбежно взрослели. Вот уже и сын окончил одиннадцатый класс и отправлялся во взрослую жизнь. Взрослая жизнь Ивана должна была начаться в одном из довольно престижных вузов, расположенном в ближайшем с нами городе. Всего в каких-то ста сорока трех километрах. Но для материнского сердца эти сто сорок три километра равнялись расстоянию разделяющему планету Земля и планету Меркурий, например. Далеко, в общем!
Первые четыре ночи я вовсе не спала, все думала, как там сыночка мой на чужих половицах! А вдруг его кто обидит! А вдруг он плохо поел сегодня! А вдруг город его испортит, Ваня же мой такой хороший мальчик, что просто ни в сказке сказать!
Поначалу Ваня жил в комнате в общежитии, что выделялась сельским ребятам. Но мое материнское сердце не выдержало такого положения дел, и я уговорила мужа снять сыну в городе квартиру. Сын тогда решил, что частично будет платить за жилье сам, и стал подрабатывать. В интернете там чего-то делал, он же у меня самый умный!
Я моталась в город каждые выходные. Посмотреть как там Ванечка, помочь ему чем. Прибраться, приготовить. Хотя у Ивана в квартире было на удивление чисто. Дома в своей комнате сын так никогда не прибирался, наоборот, предпочитал классический беспорядок. И еда у него, как ни странно всегда была приготовлена, то котлеты паровые, то жаркое в горшочках. Говорю же, умничка, а не сын!
Вскоре эти мои поездки в город стали очень напрягать моего мужа.
— Марина! Хватит уже держать Ивана возле своей юбки! Не даешь ребенку вздохнуть свободно! И мне времени совсем не уделяешь! Вот уйду от тебя, вон хотя бы к Лариске почтальонке, она всех привечает, будешь знать!
Пошутил, конечно, но все равно напугал почти до смерти! Как же я без родного мужа, если он к Лариске уйдет? Совершенно никак! Да и прав был Сергей, пора было отпустить сына и позволить ему жить самостоятельно.
Я еще некоторое время вела себя как курица наседка, а потом потихоньку все же научилась жить с пониманием, что сын вырос. В общем-то, я дала сыну свободу, и перестала его опекать, но как оказалось, совершенно зря.
Как-то раз мне позвонили из деканата и сообщили, что мой сын пропускает занятия и находится, чуть ли ни на грани отчисления! Как? Вы точно не перепутали? Мой Ванечка? Этого не может быть! Кудахтала я и, взяв на работе пару дней за свой счет, помчалась в город. Тут уже и Сергей не смог меня остановить, иногда я становлюсь этаким танком и пру напролом. Т-34 не иначе!
Сын моего приезда не ожидал. И ладно бы не успел прибраться, или еще что. Он не успел спрятать причину своих прогулов. А причиной была девушка Аня. Миловидная такая девушка, на вид так просто ангел.
Все бы ничего. Ну, девушка у Ивана появилась, рано или поздно это все равно бы произошло. Но, помимо девушки в квартире находился еще ребенок! Годовалый мальчик, если точнее.
Я сразу все поняла. Значит, эта девица с младенцем на руках, решила окрутить моего глупого сына и женить его на себе. Нет, я, конечно, продвинутая мама, сейчас такое время, что подобные дела не редкость. Но все же! Не в том возрасте еще Иван, чтобы жениться, да и готовых детей воспитывать. Да и девушке на вид было лет восемнадцать, не больше. Когда только успела ребенка родить?!
Хотя внутри меня бушевала настоящая буря, но я все же постаралась сдержать себя. С Аней просто поздоровалась, а с Иваном заперлась на кухне для серьезного разговора.
— Иван, ты сильно влюбился? — спросила я, скорчив гримасу, которая должна была напоминать улыбку.
— Очень сильно, мама, — Ваня тоже улыбнулся.
— И что планируешь делать с учебой? — я подбиралась к сути вопроса осторожно, как сапер по минному полю.
— Знаю, мам, что запустил немного учебу, но такой сейчас период. Не переживай, я все исправлю.
— А что за период, поделишься?
— Не могу, мам, это не мой секрет. Возможно, чуть позже, когда вы с Аней познакомитесь поближе.
Я не знала, что еще можно сделать, чтобы не настроить сына против себя. Поэтому взяла тайм-аут и вернулась домой.
— Это все ты виноват! — набросилась я на Сережу, — свободу сыну дай! Вот до чего довела твоя свобода! Что теперь делать будем?
— А что собственно стряслось? — спросил этот оптимист. — Чем тебя не устраивает готовый ребенок? Если Ванька его уже любит, значит, он не чужой.
— И ты готов стать ему дедом?
— А почему нет? Я, знаешь ли, мать, как только дети родились, понимал, что однажды стану дедом.
— Но не чужому же ребенку!
— Марина! Мне сейчас кажется, что я разговариваю не с тобой. Ребенок не может быть чужим! Подумай над этим.
Муж ушел спать в другую комнату, а я полночи бродила по опустевшей спальне. Сначала злилась на всех и вся. На жизнь, что преподнесла такой сюрприз, на девушку Аню, на сына, и на мужа, за то, что встал на их сторону. Потом я постепенно успокоилась и начала понимать, что Сергей как обычно прав. Ребенок ни в чем не виноват. Да и девушка Аня, скорее всего тоже, обстоятельства же разные бывают. Под утро я уже ругала сама себя, на чем свет стоит и, выплакав все слезы, притащилась к постели мужа, который спал на диване в гостиной.
— Сережка, прости меня! Я, правда, словно ополоумела. Я вас всех просто очень люблю!
— Иди сюда, глупая женщина! — муж распахнул одеяло, и я улеглась к нему рядышком. Так мы и заснули, и на губах моих уже четко зафиксировалась счастливая улыбка. Ну, буду теперь бабушкой! Что здесь такого? Мальчишка, что был в квартире сына, чудо как хорош! Михаилом его зовут.
Но все оказалось не так просто как мне тогда представлялось. Через некоторое время Ваня сообщил, что переводится на вечернее отделение в институте, и они с Анной собираются пожениться.
На этот раз я не стала спешить и сначала постаралась переварить эту информацию. Только потом мы вместе с мужем поехали на выходных в город. Сережа, я была уверена, поможет нам всем разобраться с этой ситуацией и не наломать дров. Потому что, как бы я себя не успокаивала, наломать дров очень хотелось. Прямо на целую зиму бы хватило этих самых предполагаемых дров!
В прихожей нас встретила Аня и, смахнув слезу, проговорила:
— Простите меня, пожалуйста! Я не хочу, чтобы Иван поступал так, но он очень упрямый. Да вы, наверно, знаете.
— Упрямый, не то слово, — проговорил муж, скидывая ботинки, — но наш сын к тому же не глупый. А раз он так решил, значит это необходимо. Давай-ка ты, Аня успокоишься, и мы все обсудим.
Мы прошли на кухню. Ивана дома, как я поняла, не было.
— Ваня ушел за молоком, сейчас придет, извините, — проговорила Аня.
— Почему ты все время извиняешься? — спросил Сергей, обращаясь к девушке, — мы еще даже не успели понять, что ты в чем-то виновата. Давайте-ка, для начала во всем разберемся. Чаем угостите усталых путников? Я так-то только что сто сорок три километра за рулем отмахал.
— Ой, простите, — засуетилась Аня.
Сергей, услышав ее очередное извинение, закатил глаза, а девушка, заметив это, улыбнулась. Я поняла, что Сережа уже одобрил выбор сына и безнадежно вздохнула.
Когда в наших кружках дымился ароматный чай, а Сережа уже жевал третье по счету печенье, собственного приготовления, между прочим, что не часто встретишь у современных молодых хозяек, и я точно знаю, что мой сын не мог сам его испечь, из магазина вернулся Ваня. Сын с понурым видом выгрузил на стол продукты. Однако я заметила в его глазах какой-то стальной блеск, что-то новое, такое чисто мужское. Мне даже показалось, что я больше не в праве что-либо указывать этому мужчине, моему взрослому сыну.
— Итак, вы решили пожениться? — спросил муж, когда мы все сели за стол.
— Да, и это не обсуждается, — твердо произнес сын.
— Согласен. Только хочу знать, что является причиной такой спешки? Вы ждете еще одного ребенка?
— Нет, что вы! — интенсивно замотала головой Аня и даже покраснела. В мою голову закралась мысль, совершенно бредовая, конечно. Мне показалось, что отношения между этой девушкой и моим сыном, вполне возможно еще не перетекли в стадию, при которой могут появиться дети. Это было совершенно невозможно, но...
— Тогда что заставляет вас спешить со свадьбой?
— Иначе Мишку заберут в детдом, — опустив глаза, пояснила Аня.
— Почему ребенка могут забрать? — строго спросил Сергей.
— Потому что его мать умерла, — почти шепотом пояснила Аня и ее губы задрожали.
— Аня, ты не обязана ничего объяснять! — взвился Иван. — Мама и папа, я бы попросил вас осознать и принять лишь то, что я сообщил вам по телефону. Остальное наше с Аней дело!
— Ваня, подожди, — перебила сына Анна. — Если мы с тобой сейчас вместе, то твои родители и моя семья. Я не буду скрывать от них обстоятельства своей жизни, это не правильно.
Девушка замолчала, а мы с Сергеем переглянулись.
— Аня, разве Миша не твой сын? — решилась спросить я.
— Нет, что вы! Миша мой родной брат, ну по маме, отцы у нас разные.
В этот момент я готова была расцеловать всех на свете! Но сдержалась, даже виду не подала. А Аня, тем временем продолжила свой рассказ:
— Моя мама умерла в тюрьме, у нее был врожденный порок сердца. Говорят, она, итак, довольно долго прожила с таким диагнозом. К тому же судьба моей мамы была не самой легкой. Просто у нее был взрывной характер, я так считаю.
Анечка отхлебнула из кружки чай и тяжело вздохнула. Слова давались ей непросто. Но она все равно продолжала говорить, хотя Ваня несколько раз пытался прервать ее, да и мы с Сергеем тоже, видя как девушке тяжело.
— Первый раз мама попала в тюрьму, когда после ссоры с моим отцом, сбила насмерть старушку на пешеходном переходе. Об этом даже в газетах писали. Когда маму посадили, отец забрал меня, и мы стали жить отдельно. Еще до того как мама вышла из тюрьмы, отец снова женился. Я не осуждаю его за то, что он бросил маму в сложное для нее время. Мама непростой человек и отцу было с ней тяжело. Новая жена папы, Татьяна, очень мягкосердечная и у нас с ней чудесные отношения. Так что возможно моя жизнь была такой благополучной именно, благодаря поступку отца. Они с Татьяной вырастили меня, и именно их я по-настоящему считаю своей семьей.
Аня снова ненадолго замолчала. Я видела, как они с Ваней взялись за руки под столом и, вдруг, осознала, что худшее в ее рассказе еще впереди.
— Три года назад моя мама влюбилась, совершенно потеряла голову. Денис был моложе ее на целых десять лет. Потом у них родился Мишка. Я радовалась появлению братика и часто гостила у них. При мне в их семье не было никаких ссор, но соседи потом на суде сказали, что постоянно слышали их ругань, бой посуды и подобное. Однажды, как я узнала позднее, мама и Денис сильно поссорились, насколько я поняла, мама приревновала его к кому-то. Во время ссоры мама толкнула Дениса. Он пошатнулся, запнулся за покрывало и упал, ударившись головой об угол журнального столика. Через два дня Денис скончался в больнице, а маму арестовали.
Аня втянула воздух и добавила, как бы торопясь произнести эту фразу:
— Мама умерла еще в следственном изоляторе, так и не дождавшись суда. Ее сердце просто остановилось. Прошу вас об одном, не судите строго мою маму! Она просто была словно колибри, яркая, непоседливая и неуправляемая. Но я все равно очень ее любила.
— Теперь ты нас прости, Аня, — произнес Сережа, как только девушка замолчала. — За то, что тебе пришлось все это нам рассказывать, прости. Но ты права, мы теперь семья и должны поддерживать друг друга.
Стыдно признаться, но в тот момент мне хотелось завопить: «Что же ты творишь, сыночек! Ванечка, родной, опомнись! Не нужна нам такая родня! У нас в родстве отродясь уголовников не было!». Да только я вовремя себя остановила, потому что перед глазами всплыла четкая картинка, как я стою в свадебном платье, а мама продолжает рыдать возле меня, пытаясь отговорить от свадьбы с Сергеем. Я мысленно отхлестала себя по щекам, приговаривая: Нельзя, Марина, судить о людях по их родителям! Тебе ли этого не знать!». Внутреннее избиение себя любимой сотворило чудо. Потому что в голову пришла совершенно бредовая, но такая офигительная идея. Я посмотрела на мужа и увидела, что он улыбается. Догадался, стало быть! И, стало быть, согласен!
Сережа, как бы в подтверждение моих мыслей, утвердительно кивнул и сказал:
— А как вам ребята такой вариант? Мы с матерью оформим опеку над Мишей, а вы пока повремените с созданием семьи и продолжите учебу.
— Как это? — посмотрела на него Аня.
— Папа, перестань! — воскликнул Иван.
— Мишке в деревне хорошо будет, сам помнишь, какое детство у тебя было. А, если захотите, всегда сможете его забрать.
— Нам с отцом без тебя Ванька скучно стало, мы с удовольствием о Мише позаботимся.
— Вам что Машки мало? — усмехнулся Иван.
— Твоя сестра теперь все больше парнями интересуется, чем родителями.
— Аня, — я посмотрела ей в глаза, — решать только тебе.
— Да как же я могу на вас возложить такую ношу? Даже мой отец с Татьяной не согласились его к нам взять.
Мы и не заметили, как проснулся сам виновник спора. Сполз потихоньку с дивана, притопал на кухню и уже протягивал ручонки, не к кому-нибудь, а к Сергею.
— Ох, какая тяжелая ноша, — шутливо воскликнул Сергей и поднял на руки Мишутку.
— Отец, а ты еще ничего, тянешь на отца, а вовсе не на деда, — рассмеялась я.
— Погоди, — погрозил он мне кулаком и, наклонившись к самому уху, шепнул, — покажу тебе ночью деда.
Дети еще немного поартачились, но все же согласились с нашим решением, забрать к нам Мишу. С оформлением опеки, как ни странно, никаких проблем не возникло. Женщина, что помогала нам, сказала, что сейчас не редкость, когда семьи нашего возраста берут к себе малышей. Свои дети взрослые, а нерастраченной родительской любви и нежности еще вагон. У нас так точно еще было дополна этой самой энергии, мы с Сережей оба словно родились заново, заботясь о Мишутке. Я когда ночами к нему вставала, не одну слезу пролила, радуясь своему нежданному счастью.
Мама только, как всегда, ругала нас за такое решение. Ругала то, ругала, а сама крепче всех полюбила Мишку, ну и он ее.
— Ох, Марина! Что же вы творите! — причитала мама и тут же, обращаясь к Мишутке, сюсюкала, — А чьи это глазки у нас закрываются, кто это хочет баиньки?!
А потом опять:
— О чем вы только думаете, Марина! А чьи это такие маленькие пальчики запачкались?! Ох, не знаю, как вы теперь будете? А где же мой Мишутка, куда он спрятался?!
Светлана Юферева
Ездил я как-то на скорой помощи.
Не как фельдшер и не как врач и даже не как пациент – боже упаси - как ротозей. Решил изучить жизнь врачей, так сказать, изнутри, как изучают они нас посредством своих фибро и гастроскопов.
Договорился с хорошими знакомыми, причину придумал – мол надо мне уметь, если что, оказать первую помощь, ну там вырезать аппендицит, роды принять или почку пересадить, потому что кругом пустыня или море и помощи ждать не от куда. В общем наплел с три короба.
- Ладно,- согласились мои знакомые,- Хочешь – валяй. Только после не жалуйся. Пристроили меня на хорошую подстанцию в самую лучшую бригаду.
Первого выезда я ждал как откровения, все думал может и я на что сгожусь и даже кого-то спасу. А тут как раз команда:
- Шестая бригада – на выезд. Шестая бригада это в том числе я. Подошел фельдшер. Подтянулся врач.
- Чего там?
- Помирает кто-то. Воровского 17.
- А-а… Тогда пойду допью кофе.
- Так ведь там пациент помирает!- напомнил я.
- Ну да,- согласился врач,- Только пока мы доедем – все-равно помрет. Или сам по себе выживет. Все от бога… И точно, пошел допивать свой кофе.
Это я к чему?… Это я к тому, что все врачи сильно не романтики.
Реалисты они. И циники. Профессиональное это…
Наконец собрались и поехали. Не спеша.
- У киоска притормози,- попросил врач,- Сигарет куплю. Кончились. Притормозили.
- А чего мы так медленно?- тихо спросил я.
- А куда торопиться?- удивился фельдшер,- Лично я не спешу в морду получать. Там ведь кто помирает – там алкаш помирает. Главное дело все-равно не помрет – всех переживет. И тебя и меня… Мы все эти адреса как пять пальцев. Знаем – бывали…
И точно, встретил нас алкаш – бодренький такой для покойника.
- Вы где?... Вы чего так долго?... Ездят они… А человеку, пролетарию, сдохнуть – да?
- Лучше б сдох! - крикнула жена пролетария,- Доктор – усыпите его что-ли. Совсем!
- Он меня не усыплять, он меня спасать должен. Обязан!- заорал в ответ алкаш.
. Инфантильный как сытый питон доктор чего-то там вколол, чего-то дал съесть и чем-то запить.
- Ну все - мы пошли. И мы – пошли.
Потом были другие адреса и были умирающие и умершие и все это буднично, без криков – «Он уходит от нас», не как в сериалах. Все скучно – до оскомины. «Он уходит от нас» я слышал из уст врачей лишь однажды, когда они говорили о заместителе главврача. И еще они добавили
– «Наконец-то!» И «Давно пора». Это я все к чему?... Ах да… Про жену… Дойдем и до жены…
Скоро ко мне привыкли. И я – привык. И меня уже заставляли таскать носилки и держать и поворачивать пациентов и даже подавать какие-то там ампулы. И я уже не морщился от вида крови и не шмыгал носом от запахов. Разных. Потому что болезнь это штука, в первую очередь, малоаппетитная – кровь, гниль, тяжелый дух, капризы, угрозы и слезы родственников. Тоска. Отчего врачи со стажем – как черепахи в панцире – не пробиваемы. Ничем!
- Помер что ли? - Вроде да. - Ну ладно… Время поставь. И ампулы собери… Соболезнуем… Натоптали мы тут у вас…
А то - сидят в машине – рядом покойник переломанный словно его через мясорубку прокрутили, а они беляши трескают. И говорят: - Мясо не прожаренное, сыроватое мясо-то… - Ага… И все им по барабану. Хотя, иногда, и их пробивает…
Так вот теперь про жену… Идеальную.
Был вызов в район застроенный частным сектором, где сам черт ногу… Но водитель ехал уверенно - водители скорой каждую дырку в любой дыре знают. Едем. На этот раз быстро – видно про этот адрес бригада ничего такого не знала. Водитель даже мигалку включил. Направо, налево, разворот под кирпич.
Приехали. Небольшой, в три окна домик, наличники, забор деревянный. Возле забора мужик стоит. Лет семидесяти. Бросился к нам как к родным, чуть под машину не лег.
- Скорей, скорей, помирает! Потащил в дом. В доме прибрано и половички расстелены.
- Туда-туда! Утянул за перегородку. За перегородкой – кровать. На кровати женщина. Видно - жена.
- Что с ней?
- Помирает! Утром стало плохо, а теперь – вот.
Женщина лежала недвижимо, с закрытыми глазами с руками сложенными на груди и даже было не понятно, дышит она или нет. Врач кивнул фельдшеру. Тот раскрыл сумку. И по тому, как кивнул врач, фельдшер все понял. И я - понял. Со стороны – да, не сообразишь, но я с ними уже поездил и научился читать между строк. Нечего тут было делать ни скорой ни вообще помощи.
- Ну что?... Как?... Она будет жить?...- суетился, спрашивал мужик. Хотя она – УЖЕ не жила. Врач померил давление, чего-то послушал в фонендоскоп. Но так - для отчистки совести.
- Эй, вы слышите меня?- спросил он. И громче
- Э-эй! Поворочал, потряс больную. Никаких реакций.
Вообще никаких – пациентка не видела, не слышала, не чувствовала. Ее уже здесь не было. Она была уже – там.
Но прежде чем ее отпустить, врач должен был совершить ряд манипуляций призванных задержать покойницу на этом свете еще минут на двадцать. Фельдшер вколол чего-то в вену. И ввел чего-то под кожу.
- Ответьте! Вы слышите меня? Но пациентка даже не шелохнулась.
Даже после кубиков. Все… Врач расслабился. Он больше не препятствовал.
Он сделал все что мог, согласно инструкции Минзрава. Теперь он мог умыть руки…
- Дайте полотенце.
- Что?- не понял мужчина.
- Полотенце!- повторил врач.
- А?- мужчина начал растеряно оглядываться,- Полотенце?... Да? Я не знаю где… Счас. И повернулся к жене. Мертвой.
- Маша, Маша, где у нас полотенца лежат? А? Полотенца где? Доктор просит.
Врач остолбенело глядел на мужика.
- Маша. Маша скажи! Врач моргнул фельдшеру, чтобы тот приготовил шприц с успокоительным. И, наверное подумал, что придется вызывать психбригаду и может даже связывать мужику рукава.
- Ма-аша! И тут, что-то такое случилось – невообразимое, потому что женщина шевельнулась, вздохнула и открыла глаза.
- Маша, где у нас полотенца?- буднично спросил муж.
- Там!- ответила покойница,- В шкафу,- И показала пальцем.
У врача отпала челюсть. У фельдшера покатилась ампула. Женщина закрыла глаза и замерла.
- Шприц! - заорал врач,- Три кубика!... Два кубика!... И еще!… Вы слышите меня? Женщина ничего не слышала.
- Эй, откройте глаза!- просил доктор, тряся омертвевшую пациентку за плечо. Причем, довольно грубо. Та лежала неодушевленным бревном. С руками сложенными на груди. Вкололи три кубика. И еще два.
- Вы слышите меня? Слышите? Ни хрена! Бабушка не подавала признаков жизни. Никаких. Бабушка умерла.
Фельдшер замер со шприцом в руке.
Врач покачал головой. Фельдшер опустил шприц. Из-за перегородки вышел муж. Без полотенца.
- Я не нашел,- виновато развел руками он.
- Да черт с ним, не надо полотенца, - ответил врач вставая и собираясь уходить. - Маша, я не нашел полотенце. Его нет в шкафу.
Женщина дернулась, вздохнула. И открыла глаза.
Врач – сел. И фельдшер тоже.
Женщина обвела всех бессмысленным, потусторонним взглядом.
- Маша, там нет полотенец,- пожаловался муж,
- Я искал. Взгляд пациентки приобрел осмысленность.
- Посмотри на верхней полке, под пледом.
- А-а, под пледом. Ладно посмотрю. Муж ушел за перегородку.
- Шприц!- прошептал врач.
- Вам? - Нет – ей!... Я все это видел! Я там был! Я – хоть под присягой.
- Охренеть!- выдохнул врач,- В конец! Добавил что-то про кубики и крикнул:
- Эй вы, как вас там… Да – вы! Идите сюда! Быстрее! Муж пришел. Без полотенца.
- Вы это, спросите ее,- сказал врач, неуютно поеживаясь под халатом, потому что ощущал себя полным идиотом,- Спросите…, как она себя чувствует? Муж кивнул.
- Маша… Маша… Доктор спрашивает как ты себя чувствуешь? Врач диковато смотрел на мертвую женщину. Взглядом заинтригованного паталогоанатома, который только что вскрыл покойника и что-то там нашел чего быть не должно. Что-то лишнее.
- Маша. Маша! Маша!... Хм… И опять, откуда-то из бездны, из мрака того света, с самого дна, женщина пошла на зов своего мужа и, карабкаясь и цепляясь за его голос, вышла, вынырнула, вернулась.
И спросила:
- Что ты?
- Вот, доктор спрашивает - как ты себя чувствуешь?
Доктор нехорошо улыбнулся.
- Я… Спасибо… Да… Лучше. Ты полотенце нашел?
- Нет. - Извините доктор, он у меня такой беспомощный. Я сейчас, я сама…
- Лежать! – заорал доктор. Потому что, вдруг, поверил, что эта покойница сможет встать и пойти за перегородку, и влезть на табуретку и перерыв белье найти и принести ему полотенце и еще на руки полить!
- Не надо, я сам,- предложил муж.
- Назад!
- Но полотенце…
- Какое полотенце?... Какое на хрен полотенце… Не нужно мне никакое полотенце! Говорите с ней.
- О чем,
- Не знаю! О чем угодно. Говорите! Раз вы такой… - доктор даже подходящих слов подобрать не смог,
- Говорите! А про себя подумал про пушного зверька и про то, что медицина здесь точно - бессильна. Правда совсем в ином, в не привычном, контексте.
А покойница, только теперь осознав расположившуюся подле нее медбригаду, стала перебирать по одеялу пальцами и озабочено спросила:
- Ты чай… Ты их… Напоил?…
- Нет… А сахар, где у нас?
- Там, в буфете, на средней полке. И доктор сказал:
- М-м-м!- и еще:- Ёе-е!- и еще,
- Твою маму!... Потому что когда мы не знаем, что сказать, от избытка чувств, всегда так говорим. И еще сказал фельдшеру, безнадежно махнув рукой:
- Давай, вызывай реанимационную бригаду.
Быстро! И предупреди их, чтобы они его в больницу с собой взяли.
- Кого?
- Мужа! - Зачем?- подивился фельдшер.
- В качестве… дефибриллятора!
После, в машине, доктор долго-долго молчал, уперев кулаки в подбородок, а потом вздохнул:
- Никогда не завидовал пациентам. Вообще – никогда. А этому – завидую. По черному!... Он же даже не знает где сахар!... Какую жену отхватил!... Какую!... Идеальную! И снова замолчал.
Окончательно. Наверное, своих жен вспомнил. Всех четырех, с которыми был в разводе. И тут я с ним, конечно, согласен.
Повезло – мужику. Что да – то да! Но, может было за что… Больше я с той бригадой не ездил. И вообще – не ездил. Хватило…
Андрей Ильин
— Вcё, хвaтит, нaтeрпeлaсь. Подaю зaявлeниe нa рaзвод! — в сeрдцaх кричaлa Пeтровнa.
— Дa пoдaвaй, подaвaй, испугaлa. Я, можeт, всю жизнь тoлько об этом и мeчтaл , — сося пaпироску, мaхaл рукой подвыпивший Сeмёныч.
— И пoдaм, думaeшь, нe подaм? Зaвтрa жe пойду в сyд и отдaм лично Вaлeнтинe Ивaновнe.
И они рaзвeлись.
Haпиcaли объявлeниe о рaзмeнe тpexкомнaтной квaртиры.
Пeтровнa былa нa пeнсии.
Сeмёныч eщё рaботaл и зaрaбaтывaл нeплохо.
Нa слeдующий дeнь послe рaзводa он пришёл, кaк обычно, нa обeд домой.
И только домa вспомнил, что они вeдь рaзвeлись, a он для сeбя обeдa, конeчно, нe приготовил.
— Дaй поeсть-то, — по-свойски скaзaл он.
— A кто ты тaкoй, чтоб тeбя кормить? — с гордостью отвeтилa онa.
— Ну, хотя бы стapый знaкомый.
— Ой, у мeня, можeт, стaрых знaкомых нe один дeсяток. Тaк что ж, прикaжeшь мнe их всeх кормить, тaк что ли? Рaссмeшил.
— Ну, a eсли я тeбe зaплaчу, нaкормишь ?
— Зaплaтишь? — нe ожидaлa тaкого поворотa Пeтровнa. — A что, одной мнe, пожaлуй, всё нe съeсть, уж лучшe я тeбe продaм, чeм выбрaсывaть зa тaк. Только цeны будут рeсторaнныe. Я нe хужe их готовлю.
— Рeсторaнныe, тaк рeсторaнныe. Нaливaй, только побыстрeй, a то врeмя идeт.
— A, что это вы мнe тыкaeтe, гpaждaнин ?
— Дa, лaдно, совсeм уж paзошлaсь, — скaзaл Сeмёныч, быстро уплeтaя суп, который почeму-то покaзaлся нaмного вкуснee, чeм рaньшe, можeт, потому, что зaплaтил зa нeго.
Тaк он и приходил кaждый дeнь домой обeдaть и плaтил, кaк в рeстoрaнe.
И eму было хорошо - нe нaдо возиться с этими продуктaми, кaстрюлями.
И eй хорошо - всё лишниe дeнeжки.
A готoвить всё рaвно нaдо, что для одной, что для двоих - кaкaя рaзницa.
Кромe обeдa, он пользовaлся кухнeй-рeсторaном нa дому и утром, и вeчeром.
Блaгo дeньги вoдились...
Пeтровну всё дaльшe увлeкaлa идeя домaшнeго рeсторaнa.
Онa спeциaльно сходилa в eдинствeнный рeсторaн в их нeбольшом гopoдкe. Посмотрeлa, кaк оформлeны столы, нaписaно мeню, кaк подaют, во что одeты официaнтки.
В общeм, зaпoмнилa всё, что мoглa.
Однaжды Сeмёныч пришёл домой и зaстыл у двeрeй нa кухню.
Нa столe бeлaя скaтeрть, вaзa с цвeтaми, около тaрeлки лeжaт сaлфeткa и eщё кaкaя-то бумaжкa.
Он подошёл к столу, взял бумaжку и прочитaл: "Мeню".
— Тьфу, ты, ну выдумaлa бaбкa.
Однaко прочитaл eго, и нa послeднeй строчкe взгляд остaновился: водкa -100 грaмм - 40 рублeй.
— Что будeм кушaть? — спросилa Пeтровнa, вoйдя нa кухню.
Сeмёныч поднял глaзa и слeгкa оторопeл, нe узнaв своeй жeны.
Нaрядноe плaтьe облeгaло откудa-то взявшуюся фигуру, повeрх был нaдeт aккурaтный бeлый фaртук, волосы убрaны в "причёску".
A глaвноe, лицо eё озapялa улыбкa.
— Мнe, пожaлуйстa, всё сaмоe дорогоe и, пожaлуй, водки 100 грaммов, нeт 200 грaммов.
Но Пeтровнa долго нe моглa выдeржaть своeй новой роли.
— Aгa! — обрaдовaлaсь онa,— знaчит, всё-тaки нe бросил, a я уж подумaлa: нeужeли обрaзумился, дaй, думaю, пpoвeрю.
— Провeрю. Эх ты! Опять зa своё — нaчинaeшь зaвoдиться. A я, можeт быть, с тобой нa брудeршaфт хотeл .
— Ой, стaлa бы я с тобой нa брудeршaфт пить. Большe мнe дeлaть нeчeго.
A сaмoй почeму-то стaло нeмного жaль Сeмёнычa.
Кaк-то рaз Сeмёныч пришёл дoмoй, но нa кухнe eго никто нe встрeчaл.
Пeтровнa приболeлa.
Вeчeром онa гoвopит:
— Хоть бы поясницу нaтёр.
— Зa дeньги, пожaлуйстa.
— О, извeрг. Лaдно зaплaчу. Нa ,помaжь.
— A что это вы мeня нa "ты" нaзывaeтe, грaждaнкa?
— Смeёшься?
Тaк они и жили.
По объявлeнию о рaзмeнe квaртиры никтo нe обрaщaлся.
Вeчepaми они смотрeли тeлeвизор, a нa ночь рaсходились по своим комнaтaм.
Однaжды длинным зимним вeчeром они сидeли и игрaли в кaрты.
Сeмёныч говорит:
— Послушaйтe, Пeтpoвнa, a что это вы всё однa дa однa?
— A вaм, Сeмёныч, нe скучно — всё один дa один?
— Дa, скучновaто нeмного.
— Дa и мнe, вpoдe, кaк тожe нeмного скучновaто.
— Слушaй, Пeтровнa, a выходи ты зa мeня зaмуж.
— A что, нaдо подyмaть, — кокeтливо отвeтилa онa...
Автор - Лeнa Июльcкaя
Она очнулась, открыв глаза, увидела над собой белый потолок палаты. В коридоре были слышны шаги врачей и медсестер. Ощущался запах лекарств и сирени. На тумбочке стояла ваза с ее любимыми цветами. Приподнявшись, она замерла: рядом с красивой вазой стоял какой-то ящичек.
Прошло больше тридцати лет, но эту копилку она не забывала ни на один миг. Открылась дверь. В палату вошел мужчина в белом халате. Она взглянула на него, и по щекам седовласой женщины пошли слезы. Мужчина подошел и обнял ее за худенькие плечи. Нина Ивановна не переставала рыдать, как маленькая девочка. Мужчина в белом халате гладил ее по седой голове.
- Копи добро, и оно вернется, - сказал он.
В палату зашла медсестра. Удивлению не было предела. За годы работы с Дмитрием Владимировичем она никогда не видела его в таком состоянии. Несмотря на весь свой профессионализм, Дмитрий Владимирович характеризовался как строгий, порой даже жесткий доктор. Не удивительно, что весь персонал был поразился увиденной сцене: их главврач плачет, обняв пациентку.
***
Нина Ивановна не всегда была седовласой, хрупкой, с морщинками вокруг голубых глаз, дамой. Ей было двадцать лет, когда она впервые переступила порог детского дома. Многие осуждали, почему Нина, будучи молодой, выбрала такое место работы. Ее однокурсницы устроились на работу в обычные школы, а она выбрала именно такое заведение – но выбор был сделан. Тогда юная девушка еще не понимала, что это изменит ее жизнь.
Первый год работы дался тяжело, дети были сложные, с непростой судьбой. Она к каждому ребенку старалась найти свой подход, чтобы стать ближе. Нина почти полгода просила у руководства выделить ей небольшое помещение, чтобы она смогла сделать из него, своего рода, уголок доброты. Сюда каждый бы мог приходить, чтобы рассказать то, что его мучает или просто поговорить о жизни.
Наконец-то, Нине выделили небольшую подсобку. Помещение располагалось на первом этаже, в конце коридора. До ремонта здесь хранились различные вещи для уборки здания. Комната была холодной и темной, но Нина, благодаря своему доброму сердцу и чистой душе, вместе с неравнодушными учениками, преобразила ее.
Рабочий детдома Дядя Коля провел электричество, а ребята самостоятельно изготовили полочки. Девочки с Ниной смастерили различные украшения, для создания уюта. Буквально сразу это комната стала отдушиной для ребят. Нина проводила здесь все свое свободное время.
***
Еще до конца не успел растаять снег, как к детский дом привезли нового мальчика. Его звали Дима, на вид ему было не больше четырех, хотя по документам он должен был ходить в первый класс. Мальчонка - испуганный, дикий, нелюдимый.
Каждый ребенок по- своему воспринимает детский дом: кто-то уходит в себя, кто-то начинает закатывать истерики, но с Димой все было по-другому. Он мог часами сидеть в углу с отрешенным взглядом. Казалось, что это маленький болванчик, а не живой человек.
***
Учебная командировка Нины затянулась на несколько недель.
Наконец-то она в родном городе! Несмотря на несколько оставшихся свободных дней, ноги, словно по какому-то волшебству несли ее в родные стены любимого детского дома. У ворот Нину встретила ребятня. Они тоже соскучились по ней.
Обнявшись со всеми, Нина хотела уже идти к себе в кабинет, но вдруг увидела маленького мальчика, одиноко сидящего в уголке на скамейке. Она подошла к нему, и сердце замерло - что-то родное Нина почувствовала в этих грустных глазах.
Мальчик смотрел на нее, не отводя глаз, а потом произошло то, чего никто не ожидал. Дима вдруг улыбнулся, и, соскочив со скамейки, крепко обнял Нину. Все, кто был свидетелем этой сцены, удивились. Дима до этого дня просто никого не подпускал к себе, не говоря уж об объятиях.
– Возьмите, пожалуйста, – еле слышно проговорил малыш, протягивая конфетку.
Нина улыбнулась и еще раз крепко его обняла.
– Спасибо.
— А вы моя мама? – робко спросил ребенок.
Нина всегда боялась, что кто-то однажды задаст ей такой вопрос, и ответила:
— Я буду твоим защитником, который будет тебя оберегать. Разве ты не хочешь иметь своего личного защитника?
— Хочу! — почти крикнул мальчик, и еще крепче обнял Нину за шею.
Весь оставшийся день они провели вместе. Димуля (как называл его весь персонал) впервые за все время пребывания поел, как следует, и даже попросил добавки. Перед сном Нина рассказала ему сказку, и малыш, наконец-то, крепко уснул.
С этим мальчиком было все иначе, что Нину сильно смущало. Нине хотелось… забрать его к себе, чтобы не расставаться никогда. С такими мыслями девушка шла по ночному коридору.
Навстречу ей вышла Зинаида Петровна, или просто Зина, бессменная нянечка детского дома.
Про такую женщину говорят: «с богатым багажом опыта». Зина все и про всех знала.
– Ты сегодня хоть ела что-нибудь? – грозно посмотрев, спросила она Нину.
– Ой, день был такой, где-то перекусила, где-то попила, вот и все — улыбаясь, ответила девушка.
— У меня остались булочки, и найдется для тебя вкусный чай.
Баба Зина рассказала историю Димули.
Маме Димули было всего пятнадцать лет, когда она его родила. Прохлопала дочку мама. Просто в последний год много лежала в больнице – вот и результат. Оформили опекунство на старшую сестру. Вроде бы все складывалось хорошо: ребенок рос здоровеньким. Воспитывали его бабушка и молоденькая тетка. Но здоровье бабушки окончательно было подорвано – она вскоре умерла.
Юной маме не до Димки – учеба, романы, свобода. А тетка вышла замуж, и мужу чужой ребенок был вовсе не нужен.
Так и попал Дима в детский дом.
***
Прошло четыре года. Близился Новый год.
Рано утром Нина поехала за подарками для детей. Чтобы никого не обидеть, было решено купить для всех одинаковые наборы. Она уже возвращалась обратно, как вдруг увидела на витрине необычный на вид сундучок . С виду он напоминал шкатулку. Продавщица объяснила, что это не просто шкатулка, а копилка добра. У Нины как раз осталась необходимая сумма денег, и она без размышлений приобрела ее.
***
Праздник удался на славу! Довольные дети не сразу улеглись спать, гомонили в комнатах до трех часов утра. На следующее утро Нина вместе с Димулей отправилась в Добрую комнатку, и там она вручила ему особенный подарок – ту самую копилку добра. Нина объяснила мальчику ее значение. Дима был смышленым не по годам, и все понял.
- Смотри, как надо: делаешь доброе дело и пишешь на листочке – какое. Накормил кошку, помог младшим завязать шнурки, слушался воспитателей – это все твои хорошие дела. Когда она заполнится – подари ее лучшему другу. Поверь – такой сундучок принесет ему счастье!
Димуля целый год старался, чтобы его копилка наполнялась. Дошло до того, что и остальные дети потребовали подарить им такие же сундучки. Ну, горе – не беда. Мастер Коля научил мальчишек этому нехитрому делу, а девчата потом раскрашивали готовые ящички так, как душа пожелает.
А через год Диму усыновили.
Директор уверяла Нину, что семья, которая забрала мальчика, благополучная, что она позаботиться о нем лучше, чем это сделала бы Нина.
Девушка присела на Димкину постель. Кровать была заправлена, остались все его игрушки, кроме одной. Не было той самой шкатулки, которую она подарила ему на Новый год…
***
Всю жизнь потом Нина искала мальчика. Она хотела хоть на миг посмотреть на него, как он вырос, каким стал. Личная жизнь Нины не сложилась, детей не было. Она сменила работу, переехала в другой город, но никогда не забывала про мальчика, который стал Нине родным…
А она даже не успела с ним попрощаться.
***
Болезнь подступила неожиданно. После обследования выяснилось, что требуется сложная и дорогостоящая операция. У Нины не было таких денег. Только и оставалось, что радоваться каждому прожитому дню, сколько их отведено.
Но однажды…
Однажды пришло письмо! В нем говорилось, что Нина попала в специальную программу - ей сделаю операцию бесплатно…
***
Они долго беседовали, вспоминая прошлое, смеялись и плакали, словно время остановилось для них.
– Дмитрий Владимирович, вам надо собираться на конференцию, – едва слышно произнесла медсестра.
Дмитрий кинул в сторону медсестры сердитый взгляд.
– Несмотря на то, что ты выше меня и здоровее меня почти вдвое, и у тебя уже нет веснушек, да и щеки уменьшились, ты все равно будешь для меня Димулей, — улыбаясь, произнесла Нина.
Организм после проведенной операции быстро восстанавливался, и уже через неделю была назначена выписка. Медсестра помогла собрать вещи, Нина хотела попрощаться и поблагодарить за все Димулю, но он куда-то пропал. Даже выписку ей дал другой врач.
Нина уже вызвала такси, как вдруг подъехала красивая машина. Из автомобиля вышла женщина с ребенком и… Димуля. В руках - букет сирени… ее любимых цветов.
***
– Ну, где же они, Нина, Нина, – в комнату забежала девочка лет десяти.
– Твой папа сказал, что они уже подъезжают, мы уже будем накрывать стол – улыбаясь, ответила Нина.
Она стояла у окна. Два года прошло, как они сюда переехали. Нина, наконец-то, обрела семью. Женщина вдохнула чистый воздух. Пахло сиренью. Она слышала шум подъезжающей машины. «Мои приехали»,- промелькнула мысль в голове Нины.
Когда-то давным-давно, она дала слово маленькому, испуганному мальчику, что будет его ангелом, а оказалось, что это он ее ангел.
Автор: Виктория Родионовна