Молодая женщина Люба Проскурина лежала в больнице.

Сначала ей сделали операцию по удалению аппендицита, потом что-то пошло не так, было и небольшое воспаление, и осложнения в связи с этим. Поэтому ее пока не выписывали.
Ну а куда ей торопиться? Она на больничном, понятное дело, так что работа подождет. А вот в общежитии швейной фабрики, в котором она проживает, ее соседка по комнате Люся будет только рада, что пока одна, и ее ненаглядный Петруша может беспрепятственно посещать ее хоть до утра.
У самой Любы поклонника не было. Красотой, как белокурая Люся, она не блистала, была тихой и скромной, даже слишком для своих двадцати шести. Поэтому и жизнь как-то не складывалась. Люся вот выскочит замуж, а ей опять кого-нибудь подселят. Плохо на фабрике с жильем, не строят они ничего, а работники нужны.
Об этом обо всем и размышляла Люба, глядя на синее небо за окном и поглядывая на свою пожилую соседку по палате Федору Тихоновну. Та все больше спала, но когда просыпалась, они вели неспешные беседы, рассказывали друг дружке о себе.
Люба поведала, как осталась одна. Родители умерли, а старший брат все их имущество пропил, разорил родительское гнездо, и сейчас отбывает срок за кражу.
- Одна я совсем, тетя Федора, - скорбно жаловалась Люба.
- А муженька-то нет? – спрашивала та, внимательно разглядывая собеседницу. – И не было?
- Нет и не было. Говорю же, одна я. Подружка единственная, и то скоро замуж выйдет. А у вас есть семья?
- А как же! – с гордостью ответила Федора Тихоновна. – Родни-то тоже нет, а вот мальчишки мои завсегда рядом. А что случись, и починят, и покрасят, и побелят.
И соседка рассказала историю, от которой Люба пришла в легкое недоумение.
Как оказалось, живет Федора Тихоновна в доме на городской окраине. Дом свой, старый, еще от родителей остался. Муж умер давно, детей им Бог не дал. Но по доброте душевной и потому, что страсть, как деток хотела, стала она привечать дворовых пацанят.
- Напеку блинов, бывало, или пирожков с картошкой. Всех созову. Бегут, сломя голову. Вокруг стола усядутся человек пять-шесть и наворачивают мое угощение. Родители-то целыми днями на работе, завод у нас недалеко. А они одни, сами себе предоставлены.
- А муж ваш как же? Соглашался с таким гостеприимством?
- Да как тебе сказать? Ворчал, конечно. Но ребята-то и воды натаскают полную бочку во дворе, и дрова в поленницы сложат. Вот он и мирился, что тяжелую работу делать не нужно.
- А сейчас где же эти пацанята? Повырастали, поди? Приходят в гости-то помогают?
- Помогают, а то как же! – заявила Федора Тихоновна. – С детьми приходят. А у кого старшенькие, сами прибегают. А мне радость-то какая. Все те же блины всегда наготове. У меня в больнице были, проведывали.
Люба вспомнила, что да, приходили к ней пару раз посетители. Но тогда ей самой до себя было, не разглядывала она их.
- Мне ведь немного осталось, дочка, - вдруг пожаловалась она. – А есть у меня двое беспризорных пацанят, Митька и Василек. Ну как беспризорных? Один с матерью живет, другой с отцом. Те без продыху на заводе пашут по две-три смены порой. А мальчишки сами себе предоставлены.
- И вы их кормите? – удивилась Люба.
- Да не только кормлю. Они и уроки у меня делают, и помощники какие! А так бы улица их утянула. Вот и сердце болит за них.
Дня через два после этого разговора пожилой женщине сообщили, что посетители к ней. В палату буквально вбежали двое ребятишек лет по десять, Митя и Вася, а следом их родители: чуть прихрамывая крепкий мужчина и женщина с измученным от работы и от недосыпа лицом.
Люба уже вставала, поэтому тихонечко вышла из палаты, чтобы дать им пообщаться. Когда она вернулась после их ухода, Федора Тихоновна спала уже, на тумбочке лежали фрукты, пачка печенья и стояла бутылка ряженки.
Она смотрела на спящую женщину и никак не могла понять, откуда у нее силы брались все эти годы подкармливать чужую ребятню. Смогла бы она сама так? И тут вспомнила еще про какого-то Димку-сорванца. У того оба родителя поддавали так, что ему и на улице приходилось ночевать порой. Пожилая женщина забирала его к себе.
А отец приходил за Димой и кричал на Федору Тихоновну, что она своими поблажками им сына портит. И чтобы не смела его к дому приручать.
- А что я могу поделать? Он нет-нет, да и прибежит ко мне, покушает, по дому поможет. Тот раз полку прибил, сорвалась она со стены. Пол подмел, у меня спина не гнулась совсем. Я его в этот день и покормить-то толком не смогла. А он сказал, что не за едой ходит, а чтоб помочь.
Федора Тихоновна помолчала и произнесла:
- Мальчишки гораздо более чуткие, чем некоторые взрослые. Они не алчные, не черствые. Просто одни-одинешеньки, сами себе целыми днями предоставлены.
Люба Проскурина уже готовилась к выписке, а вот ее соседка совсем вставать перестала. И все переживала, как там ребятня без нее. Вскоре снова посетитель к ней пришел: молодой мужчина, симпатичный, подтянутый, с дипломатом кожаным. Люба хотела уйти, а Федора Тихоновна остановила ее.
- Вот, Люба, это Володенька мой, на глазах, считай, вырос. Познакомьтесь.
Люба поздоровалась, назвала свое имя и вышла. Да, симпатичный Володенька. А она бледная, худая после болезни. И так-то не красавица, а сейчас вообще, ноги как спички, волосы не прибраны, серый больничный халат болтается на ней, как на вешалке.
Долго он просидел у Федоры. Люба вернулась и улеглась с книжкой на кровать, а боковым зрением видела, что мужчина нет-нет, да и глянет не нее. Тогда краска приливала к лицу. Уходя, Владимир приобнял Федору Тихоновну, потом подошел к Любиной кровати и приостановился.
- Приятно было познакомиться, - сказал он. – Поправляйтесь, а я еще зайду.
И вышел, Люба и слова в ответ не успела сказать. Пришел через день. Любе на тумбочку сок поставил. А с Федорой Тихоновной ему и поговорить не удалось. Спала она после укола. Так он и ушел, смахнув слезу. Просил привет и гостинца передать.
Проснулась женщина к вечеру, от ужина отказалась. Люба сидела рядом с ней, держала за руку.
- Слушай меня внимательно, дочка, - сказала она тихим голосом. – Володя нотариусом работает, вот в его первый приход я дарственную на тебя оформила. Паспорт твой в тумбочке взяла, ты уж извини. Живи в моем дому, не бог весть, какие хоромы, но и не общежитие, а свое жилье. Об одном прошу: ребятишек не бросай.
Люба не верила своим ушам. Она будто окаменела.
- Ну чего молчишь, Любонька? Их только трое и осталось: Митя, Василек и Дима-сорванец. Пригляд нужен, чтобы улица не затянула, как твоего непутевого брата. Сама же рассказывала. Обещаешь?
Люба не выдержала, заплакала.
- Не брошу я их, Федора Тихоновна. Присмотрю, если что. Только вы поживите еще.
Но та уже спала и тихая улыбка озаряла ее измученное болезнью лицо.
Из больницы Любу забирал Володя. Ее выписали через два дня после того, как она навсегда попрощалась с этой доброй, прекрасной женщиной, проплакав весь день после ее кончины. Мужчина ждал ее у входа расстроенный, с понурым видом. Ей тоже было невесело, несмотря на долгожданную выписку.
Вместе со всеми хорошими знакомыми Федоры Тихоновны они похоронили ее. Затем предстояла процедура оформления перехода права собственности. Владимир помогал. И вскоре Люба въехала в этот дом, чудом доставшийся ей в дар.
Только не приходил к ней никто из ребятишек. Правда время от времени наведывался Владимир. И она попросила его познакомить с мальчишками. Он их привел всех разом в один из вечеров. И с тех пор они стали частыми гостями. Только как выполнить свое обещание, если Люба целый день на работе?
Но вечера они все же часто проводили вместе. Особенно дождливые осенние, когда на улице сыро и неприветливо. Она приносила им блинчики из заводской столовой, то с творогом, то с мясом. Ели с аппетитом, смотрели телевизор, играли в Монопольку, а потом бежали домой, радостные и возбужденные. Жили все рядом.
Иногда заходил Владимир, он же помог Любе с оформлением рассрочки на выплату пошлины за дом. Она оказалась невысокой. И ее благодарность за помощь незаметно переросла в теплые и нежные чувства.
Но он на них пока не ответил. Оставался другом и помощником. Зато отец Димы явился к ней и, как ни странно, не накричал на нее, как на Федору Тихоновну когда-то. Наоборот, стал благодарить за то, что за сыном присматривает.
- Вы уж только не очень его приваживайте. А то сядет на шею, - сказал он строго, но не зло.
***
Вот такая новая жизнь у нее теперь. И дом свой, и окружение другое. Люся вышла замуж за своего Петрушу, они приезжали в гости. Вместе с ними и друг Петра, но Люба никак не отреагировала на этот визит незнакомого мужчины. Сердце было занято другим. Пока безответно, но надежда на счастье не угасала.
А еще она помнила Федору Тихоновну, и каждый уголок ее теплого дома напоминал о ней. Как же Любе хотелось хоть чуть-чуть быть похожей на нее. Поэтому хранила светлую память об этой хорошей и такой простой женщине!
Ведь она оставила ей не только свой дом, но и в наследство свою доброту, которой ей теперь тоже хотелось поделиться с теми, кто в ней нуждался.
Ночная собеседница
Муж "ушел" смеясь. Вернулся с работы, включил «Comedy Club» и трижды звал Еву из кухни, тыкая пальцем в экран: «Ты только послушай, что творят». Складывался пополам и вытирал обильные слезы. Потом резко побледнел, рухнул на пол и умер.
Двор заполнился тоскливым воем. Ева кричала и не могла остановиться. Двумя руками закрывала свой рот, но тот опять распахивался, будто в нем испортилась защелка, а из горла рвалось: «А-а-а! А-а-а. А-а-а». Скорая приехала быстро. Ей что-то укололи и уложили на диван. Укрыли пледами и неуместными словами. Позже родственники пытались вывести из прострации, но женщина, будто впервые рассматривала клетчатый пол и считала в уме до двенадцати. Ровно столько лет они прожили вместе. Поливала политую хойю, смазывала кубик Рубика (любимый складывал его за двадцать ходов) и не могла произнести ни слова. Онемела...
Так прошел месяц, а может полгода. Ева не заметила, как прилетели рябые скворцы и осели в гнездах. Повязали передники груши и разошлась волнами летняя жара. Женщина чувствовала себя изношенной, хотя по паспорту – всего тридцать три. Путала субботу со средой, лево и право, желтый и зеленый. Опомнилась, когда неделю не ела (закончились деньги) и отправилась на собеседование.
Ответы на вопросы писала на бумаге. Как не пыталась рассказать о своем предыдущем бухгалтерском опыте, вместо слов вылетало шипение, кряканье, паровозный гудок. Ее пожалели, приняли, и женщина окунулась в финансовые отчетности. Неугомонные айтишники без конца травили байки, и уже через месяц Ева смеялась вместе со всеми, а через два – ее смех стал слышимым.
Женщина училась говорить заново. Стояла перед зеркалом и сражалась со звуком «р». Шипящие упорно не давались, поэтому старательнее налегала на «ж» и «ш», подкладывая под язык шпатель.
В один из дней позвонил товарищ покойного мужа и робко поинтересовался может ли забрать свою дрель. Инструмент нашли, а еще запасы прошлогоднего кофе. Допоздна сидели молча, увязая в невысказанной горечи. На следующий день он снова позвонил. Предложил себя, как плотника, сантехника и электрика. Брата и друга. Ева, заикаясь, благодарила. Он смущенно звал в кино. На балет, на Луну, на другую галактику. Сам воспитывал одиннадцатилетнюю дочь (девочка приняла решение жить с отцом и съехала от мамы).
Заикание полностью прошло после первой близости. Ева тогда встала с постели и удивилась: «Смотри, снег». Он зарылся лицом в ее платье и позвал замуж.
Потом было много всего. Свадьба, алгебра с приемной дочерью и украшение елок. Квесты, строительство большого дома и клумбы с красными сальвиями. В день, когда дочь объявила, что папа скоро станет дедушкой, Ева тихонько шепнула: «И еще раз отцом», – показав фото УЗИ.
Теперь у них есть дочка Сашенька, внучка Дашенька, маленькая собака и большой толстый кот. А еще весна, дрозды, груши в керамической миске и бесконечное лето.
Автор: Ирина Говоруха
ПЯТЬ ЛЕТ ДО ШТАМПА...
– Мам, я влюбился! – радостно сообщил Артем.
– Когда же ты успел? – улыбнулась Валентина.
– Знаешь, я как только ее увидел, сразу внутри что-то щелкнуло. Это еще в августе было, когда я в деканат справку заносил: мы в дверях столкнулись. А потом оказалось, что мы в одну группу попали. Представляешь? Ее Оксаной зовут. Она из Полоцка.
– Из Полоцка – это хорошо.
– В смысле?
– Ну, девочка приехала в столицу, в университет поступила, да еще и на бюджет. Значит, училась хорошо, старательная, ответственная, – расшифровала Валентина.
– Ого, мам, – рассмеялся Артем, – ты Оксанку еще не видела, а уже столько про нее знаешь! Да ты настоящий Штирлиц!
– Это жизненный опыт, сынок, только и всего.
– А что еще тебе твой жизненный опыт говорит?
– А то, что любовь – это прекрасно. Главное, чтобы она была взаимной.
– Она взаимная, мам. Мы с Оксаной уже два месяца встречаемся. Я до сих пор поверить не могу, что и она меня любит, – откровенничал Артем.
Валентина слушала сына и думала: «Неспроста Артем эту тему завел. Так непохоже на него. Наверняка к чему-то меня готовит. Неужели жениться надумал? Господи, только не это! Он же мальчишка совсем, первокурсник. Рано ему жениться».
– Нам так хорошо вместе, – продолжал Артем, так не хочется расставаться.
– А где Оксана живет, в общежитии? – спросила Валентина.
– Квартиру снимает. В общаге мест на всех не хватает. Да и не хотела она в общежитие. Говорит, что предпочитает жить спокойно, а там – сама знаешь, какое спокойствие. К тому же Оксанка настроена красный диплом получить. Во какая! Пары не пропускает. Занимается вечерами. Поэтому мы даже не каждый день встречаемся.
– Почему не каждый день? Вы же в одной группе учитесь, насколько я поняла, – уточнила Валентина.
– Да, но она же на занятиях не меня, а преподавателя слушает. Перемены короткие. Да и не любит она отношения напоказ выставлять. Вот и получается, что мы вроде как рядом, но каждый сам по себе. Короче, общаемся, пока я ее домой провожаю. Хорошо еще, что почти полтора часа на дорогу уходит.
– Серьезная девушка, – задумчиво проговорила мать, – квартиру снимает. Это же так дорого.
– Родители помогают. Оксана – старшая у них в семье, первая студентка. Так они давно ей на жилье откладывали. Уверены были, что Оксана поступит. Она вообще, что ни задумает, все у нее получается.
– Чудо, а не девушка?
– Да, мам! Я не могу без нее! В общем… У меня сногсшибательная новость! Мы решили жить вместе!
Сообщая эту «сногсшибательную новость», Артем внимательно, с большим волнением смотрел маме прямо в глаза. Что она скажет? Неужели не поймет? Неужели откажет?
Валентина поняла взгляд сына за секунду.
Внутри почему-то похолодело…
– Жить вместе? – выдохнула она, – жениться, что ли надумали?
– Нет, мам. Жениться мы пока не будем.
– Это почему же?
– Оксана говорит, что родители ее не поймут. Они ее учиться отправили, кучу надежд на нее возложили, младшим детям в пример ставят, а она – на первом курсе и сразу замуж.
– Так любовь же у вас, – в голосе Валентины послышался легкий сарказм, которого Артем, конечно, не заметил.
– Вот именно – любовь! Поэтому мы и хотим быть вместе. А штамп потом поставим. Разве в нем дело?
– И в нем тоже, – бросила Валентина, – но дело ваше: можете и позже расписаться.
– Так ты согласна, мам? – Артем подлетел к Валентине, чмокнул в щеку.
– Разве я могу тебе запретить? Ты уже взрослый. Сам решай, как тебе лучше.
– Спасибо, мам! – Артем сиял от счастья, – я знал, что на тебя можно положиться!
– Ишь ты, знал он. Вообще-то, мог бы сначала познакомить меня с этой чудо Оксаной, – сказала Валентина, а сама подумала: «Ну и хорошо, что о женитьбе речь не идет. Может, еще разбегутся. Ну, а не разбегутся, значит, судьба».
– А где жить собираетесь? – спросила она у сына, с замиранием сердца: неужто уйдет сынок на квартиру, бросит ее одну?
– Как где? – растерялся Артем, – здесь. Ты же не против?
– Не против. Места всем хватит. Комната у тебя большая.
– Конечно, хватит! – воскликнул Артем, – но самое главное – мы, наконец, будем вместе. Оксанка тебе понравится, мам, ты не переживай. Я в этом абсолютно уверен.
– Поживем-увидим, – улыбнулась Валентина.
В ближайшие выходные Артем привез Оксану, причем сразу с вещами.
Худенькая, кареглазая девушка вошла в квартиру уверенно, будто бывала здесь уже не раз. Спокойно поздоровалась и коротко представилась:
– Оксана.
– Валентина Ивановна, – в тон ей назвала свое имя хозяйка, – проходите. Милости просим.
В глазах гостьи промелькнула усмешка, которую Валентина не пропустила, в отличие от Артема.
Влюбленные направились в свою комнату.
Валентина занялась столом: все-таки первый совместный обед.
Когда все было готово, постучалась в комнату сына, позвала:
– Ребята, все готово, давайте к столу.
Вышли. Артем в домашнем, спортивном костюме, Оксана – в халатике.
«Быстро освоилась», – промелькнуло у матери в голове и почему-то смутило, словно она плохо подумала о девушке.
– Как тебе у нас? – спросила Валентина, чтобы хоть как-то начать разговор.
– Нормально, – ответила Оксана.
– Ты только не стесняйся, говори, если что-то будет нужно.
– Хорошо.
Оксана отвечала односложно, словно не хотела разговаривать. Валентина почувствовала, как ее накрывает раздражение. Вот вроде ничего плохого не произошло, а антипатия появилась.
– Родители знают, что ты переехала?
– Нет. И не узнают.
– Как так?
– А зачем им знать? У них своих забот хватает. К тому же они против гражданских браков. Распишемся, тогда и узнают.
– То есть, они так и будут посылать тебе деньги на жилье? Это же серьезная сумма. Может, им она нужнее?
– Так и будут посылать. Они к этому готовы.
– Но вы же будете жить здесь, – Валентина сама не понимала, зачем говорит об этом, – денег с вас я брать не собираюсь. А насчет питания… Где двое, там и третьему тарелка супа найдется.
– А можно, я со своими родителями сама разберусь? – в упор глядя на Валентину, спросила Оксана.
– Конечно. Извини, – смутилась Валентина.
– Девочки, не ссорьтесь, – пошутил Артем, – давайте лучше поговорим о нас.
– Начинай, – предложила мать. Ей уже очень хотелось уйти в свою комнату, но надо было держать марку.
– Мам, я сразу хочу попросить: мы взрослые, поэтому ты нас не воспитываешь. Никогда. Договорились?
– Договорились, – эхом отозвалась Валентина, – я и не собиралась.
– Думаю, – продолжил Артем, – надо разделить домашние обязанности. Ты, мам, не обязана нас обслуживать. Правда, Оксана?
– Правда, – подтвердила та, – вы, Валентина Ивановна, тоже не стесняйтесь, говорите, если что-то нужно.
– Хорошо, – ответила Валентина, которую жутко напрягал этот разговор.
– Что касается денег…, – Артем продолжал изображать из себя главу семейства, – мы будем давать деньги в общий бюджет. Ты же не хочешь, чтобы мы питались отдельно?
«Откуда в нем это? – подумала Валентина, – какой бюджет, какие деньги? Он же студент! Что у него есть, кроме стипендии? Бред какой-то».
Подумала, а вслух сказала:
– Конечно, не хочу. Зачем?
– Значит, ты согласна?
– Согласна.
– Отлично! – обрадовался Артем, – ну что, все вопросы решили? – он обратился к Оксане.
– Все, – кивнула она…
После обеда молодежь удалилась в свою комнату. Обустраиваться.
Валентина стала убирать со стола. Убирала и думала: «Вот и поговорили. Познакомились. Да… Иначе я себе это представляла. Неприятная особа. А что делать? Не идти же против единственного сына… Ладно. Поживем-увидим. Надеюсь, остынет Артем, посмотрит на нее другими глазами».
Пять лет они жили вместе.
Валентина не напрягала молодых домашней работой. Да разве это работа: прибраться, приготовить на троих? Белье машина стирает – только кнопки нажимай.
И зачем их напрягать? Студенты – народ занятой. Учеба, сессии, курсовые.
«Пусть учатся, – думала Валентина, – потом наработаются».
И все вроде было хорошо, но тревога не покидала Валентину. Ну, не нравилась ей Оксана…
Артем понятно: влюблен по уши, души не чает в своей Ксюхе. Пять лет не охладили его пыл.
А вот Оксана…
«Холодная она какая-то, – думала о будущей невестке Валентина, – расчетливая. Копеечку просто так не потратит. Не улыбнется лишний раз. Прям Царевна Несмеяна. Только и делает, что с книжками сидит, красный диплом зарабатывает. Хорошее, конечно, дело, но нельзя же это во главу угла ставить.
Доброго слова от нее не дождешься. Поговорить по душам за пять лет так и не получилось. И к Артему она странно относится.
Вот вроде не ссорятся они, интересы общие, а тепла между ними нет. И заботиться о нем она даже не пытается. Только он о ней. Такое ощущение, что не любит она моего сына. Просто использует».
Часто так размышляла Валентина, а потом решила, что зря себя накручивает. В конце концов Артем уже не мальчик, сам разберется что к чему.
Ну не удивляет его то, что Оксана ни разу за это время не возила его к своим родителям, что всегда ездит к ним одна. Пусть.
И все ему нравится в их отношениях. Тоже – пусть.
Лишь бы ему было хорошо. А она, Валентина, как-нибудь приспособиться. А там, глядишь, и внуки пойдут.
Все-таки молодые уже через месяц дипломы получат. Значит, свадьба не за горами. Пора бы уже…
На следующий день после получения диплома, Оксана встала рано. Артем еще спал.
Она стала тихонько собирать свои вещи.
Упаковав две большие сумки, внимательно оглядела комнату: что еще взять?
Потянулась за любимой керамической вазочкой. И надо же: она, как назло, выскользнула из рук.
Артем проснулся, услышав резкий звук.
С недоумением посмотрел на одетую Оксану, на сумки…
– Ты куда? – спросил сонным голосом.
– Я от тебя ухожу, – просто, очень просто ответила Оксана, взяла сумки и вышла в прихожую.
Артем подскочил, бросился за ней:
– Оксана, подожди, я не понял! Что значит ухожу?!
На его крик из своей комнаты вышла Валентина….
– То и значит. Что тут непонятного? – Оксана явно не собиралась ничего объяснять.
– Да все непонятно! – закричал Артем, – я тебя чем-то обидел? Ты что, хотела уйти, пока я спал?
– Хотела.
– Но почему? Что случилось? И куда ты собралась идти?
– Домой поеду.
– К родителям?
– У меня нет другого дома.
– Оксаночка, милая, ну не мучай меня! Скажи, что не так? Почему ты уходишь?
Оксана спокойно смотрела на Артема. Смотрела холодным, равнодушным взглядом. Потом взглянула на растерянную, напуганную Валентину и вдруг решила сказать правду:
– Я не люблю тебя. И никогда не любила.
– Как? – выдохнул парень, – тогда зачем…?
– Мне нужно было где-то жить.
– Но ты же жила на квартире…
– Ну и что? Согласись, жить с тобой было более выгодным решением. Во всех смыслах. Еще и денег собрала.
– Не может быть, – прошептал Артем.
– Как видишь, может. Ладно. Мне пора. На автобус опоздаю, – Оксана взялась за сумки.
Артем машинально шагнул к ней, чтобы помочь.
Потом, словно вспомнив что-то, остановился.
Когда дверь за Оксаной закрылась, Валентина подошла к сыну, молча обняла.
Так они и стояли, даже не пытаясь заговорить: слова просто застряли где-то там, на уровне сердца…
Сушкины истории
КОГДА МЕНЯ НЕ СТАНЕТ …
Смерть всегда неожиданна. Даже неизлечимо больные надеются, что они умрут не сегодня. Может быть через неделю. Но точно не сейчас и не сегодня.
Смерть моего отца была ещё более неожиданной. Он ушёл в возрасте 27 лет, как и несколько известных музыкантов из "Клуба 27". Он был молод, слишком молод. Мой отец не был ни музыкантом, ни известным человеком. Рак не выбирает своих жертв. Он ушёл, когда мне было 8 лет - и я был уже достаточно взрослым, чтобы скучать по нему всю жизнь. Если бы он умер раньше, у меня не осталось бы воспоминаний об отце и я не чувствовал бы никакой боли, но тогда по сути у меня не было бы папы. И всё-таки я помнил его, и потому у меня был отец.
Если бы был жив, он мог бы подбадривать меня шутками. Мог бы целовать меня в лоб, прежде чем я засыпал. Заставлял бы меня болеть за ту же футбольную команду, за которую болел он сам, и объяснял бы некоторые вещи куда лучше мамы.
Он никогда не говорил мне, что он скоро умрёт. Даже когда он лежал на больничной кровати с трубками по всему телу, он не сказал ни слова. Мой отец строил планы на следующий год, хотя он знал, что его не будет рядом уже в следующем месяце. В следующем году мы поедем рыбачить, путешествовать, посетим места, в которых никогда не были.
Следующий год будет удивительным. Вот о чём мы мечтали.
Думаю, он верил, что такое отношение притянет ко мне удачу. Строить планы на будущее было своеобразным способом сохранить надежду. Он заставил меня улыбаться до самого конца. Он знал, что должно случиться, но ничего не говорил - он не хотел видеть моих слёз.
Однажды моя мама неожиданно забрала меня из школы, и мы поехали в больницу. Врач сообщил грустную новость со всей деликатностью, на которую только был способен. Мама плакала, ведь у неё всё ещё оставалась крошечная надежда. Я был в шоке. Что это значит? Разве это не было очередной болезнью, которую врачи легко могут вылечить? Я чувствовал себя преданным. Я кричал от гнева, пока не понял, что отца уже нет рядом. И я тоже расплакался.
Тут кое-что произошло. С коробкой под мышкой ко мне подошла медсестра. Эта коробка была заполнена запечатанными конвертами с какими-то пометками вместо адреса. Затем медсестра вручила мне одно-единственное письмо из коробки.
"Твой отец попросил меня передать тебе эту коробку. Он провёл целую неделю, пока писал их, и хотел бы, чтобы ты прочитал сейчас первое письмо. Будь сильным."
На конверте была надпись "Когда меня не станет". Я открыл его.
"Сын,
Если ты это читаешь, значит я мёртв. Мне жаль. Я знал, что умру.
Я не хотел тебе говорить, что произойдёт, я не хотел, чтобы ты плакал. Я так решил. Думаю, что человек, который собирается умереть, имеет право действовать немного эгоистичнее.
Мне ещё многому нужно тебя научить. В конце концов, ты ни черта не знаешь. Так что я написал тебе эти письма. Не открывай их до нужного момента, хорошо? Это наша сделка.
Я люблю тебя. Позаботься о маме. Теперь ты мужчина в доме.
Люблю, папа.
P.S. Я не написал писем для мамы. Она и так получила мою машину».
Его корявое письмо, которое я едва мог разобрать, успокоило меня, заставило улыбнуться. Вот такую интересную вещь придумал мой отец.
Эта коробка стала самой важной в мире для меня. Я сказал маме, чтобы она не открывала её. Письма были моими, и никто другой не мог их прочитать. Я выучил наизусть все названия конвертов, которые мне ещё только предстояло открыть. Но потребовалось время, чтобы эти моменты настали. И я забыл о письмах.
Семь лет спустя, после того, как мы переехали на новое место, я понятия не имел, куда подевалась коробка. У меня просто вылетело из головы, где она может быть да и я не очень-то и искал её. Пока не произошёл один случай.
Мама так и не вышла снова замуж. Я не знаю почему, но мне хотелось бы верить, что мой отец был любовью всей её жизни. В то время у неё был парень, который ничего не стоил. Я думал, что она унижает себя, встречаясь с ним. Он не уважал её. Она заслужила кого-то намного лучше, чем парень, с которым она познакомилась в баре.
Я до сих пор помню пощёчину, которую она отвесила мне после того, как я произнес слово "бар". Я признаю, что я это заслужил. Когда моя кожа всё ещё горела от пощёчины, я вспомнил, коробку с письмами, а точнее конкретное письмо, которое называлось "Когда у вас с мамой произойдёт самая грандиозная ссора".
Я обыскал свою спальню и нашёл коробку внутри чемодана, лежащего в верхней части гардероба. Я посмотрел конверты, и понял, что забыл открыть конверт с надписью "Когда у тебя будет первый поцелуй". Я ненавидел себя за это и решил открыть его потом. В конце концов я нашёл то, что искал.
"Теперь извинись перед ней.
Я не знаю, почему вы поругались и я не знаю, кто прав. Но я знаю твою маму. Просто извинись, и это будет лучше всего.
Она твоя мать, она любит тебя больше, чем что-либо в этом мире. Знаешь ли ты, что она рожала естественным путём, потому что кто-то сказал ей, что так будет лучше для тебя? Ты когда-нибудь видел, как женщина рожает? Или тебе нужно ещё большее доказательство любви?
Извинись. Она простит тебя.
Люблю, папа."
Мой отец не был великим писателем, он был простым банковским клерком. Но его слова имели большое влияние на меня. Это были слова, которые несли большую мудрость, чем всё вместе взятое за 15 лет моей жизни на то время.
Я бросился в комнату матери и открыл дверь. Я плакал, когда она повернулась, чтобы посмотреть мне в глаза. Помню, я шёл к ней, держа письмо, которое написал мой отец. Она обняла меня, и мы оба стояли в тишине.
Мы помирились и немного поговорили о нём. Каким-то образом, я чувствовал, что он сидел рядом с нами. Я, моя мать и частичка моего отца, частичка, которую он оставил для нас на листке бумаги.
Мой отец следовал за мной через всю мою жизнь. Он был со мной, даже несмотря на то, что давно умер. Его слова сделали то, чего больше никто не мог совершить: они придавали мне сил, чтобы преодолеть бесчисленные сложности в моей жизни. Он всегда умел заставить меня улыбнуться, когда всё вокруг выглядело мрачным, помогал очистить разум в моменты злости.
Письмо "Когда ты женишься" очень взволновало меня. Но не так сильно, как письмо "Когда ты станешь отцом".
«Теперь ты поймёшь, что такое настоящая любовь, сынок. Ты поймёшь, как сильно любишь её, но настоящая любовь - это то, что ты почувствуешь к этому маленькому созданию рядом с тобой. Я не знаю, мальчик это или девочка.
Но... получай удовольствие. Сейчас время понесётся со скоростью света, так что будь рядом. Не упускай моментов, они никогда не вернутся. Меняй пелёнки, купай ребёнка, будь образцом для подражания. Я думаю, у тебя есть всё, чтобы стать таким же прекрасным отцом, каким был и я».
Самое болезненное письмо, которое я когда-либо читал, было также и самым коротким из тех, что отец написл мне. Уверен, в момент, когда он писал эти три слова, отец страдал так же, как и я.
Потребовалось время, но в конце концов я должен был открыть конверт "Когда твоя мать умрёт".
"Она теперь моя".
Шутник! Это было единственное письмо, которое не вызвало улыбку на моём лице.
Я всегда сдерживал обещание и никогда не читал писем раньше времени. За исключением письма "Если ты поймёшь, что ты гей". Это был одно из самых забавных писем.
"Что я могу сказать? Рад, что я мёртв.
Шутки в сторону, но на пороге смерти я понял, что мы заботимся слишком много о вещах, которые не имеют большого значения. Ты думаешь, это что-нибудь изменит, сынок?
Не глупи. Будь счастлив».
Я всегда ждал следующего момента, следующего письма - ещё одного урока, которому отец научит меня. Удивительно, чему 27-летний человек может научить 85-летнего старика, каким стал я.
Теперь, когда я лежу на больничной койке, с трубками в носу и в горле благодаря этому проклятому раку, я вожу пальцами по выцветшей бумаге единственного письма, которое ещё не успел открыть. Приговор "Когда придёт твоё время" едва читается на конверте.
Я не хочу открывать его. Я боюсь. Я не хочу верить, что моё время уже близко. Никто не верит, что однажды умрёт.
Я делаю глубокий вдох, открывая конверт.
«Привет, сынок. Я надеюсь, что ты уже старик.
Ты знаешь, это письмо я написал первым и оно далось мне легче всех. Это письмо, которое освободило меня от боли потерять тебя. Я думаю, что ум проясняется, когда ты так близок к концу. Легче говорить об этом.
Последние дни здесь я думал о своей жизни. Она была короткой, но очень счастливой. Я был твоим отцом и мужем твоей мамы. Чего ещё я мог просить? Это дало мне душевное спокойствие. Теперь и ты сделай то же самое.
Мой совет для тебя: не бойся.
P.S. Я скучаю по тебе».
Рафаэль Зохлер
Угол зрения
— Добрый день, можно?
В дверях кабинета Павлова стояло что-то серое, невзрачное, унылое. Окулист пригляделся, настроил фокус, а это оказался человек.
— Да-да, конечно, проходите. Что у вас? — Павлов указал на стул, куда человек приземлился как-то с краю, и тут же обвел взглядом кабинет. Павлов искоса наблюдал за пациентом. Судя по выражению лица посетителя, тот испытывал некоторое отвращение.
— Мне тут сказали, что вы можете помочь подобрать специальные очки, — сказал пациент, закончив беглый осмотр кабинета.
— Постараюсь, — кашлянул в кулак Павлов, затем раскрыл тетрадь и снял с шариковой ручки колпачок. — Что вас беспокоит?
— Дело в том, что я вижу только грязь. А еще разруху. Куда ни взгляну, всё меня раздражает: старые дома, люди в безвкусной одежде, собаки эти бездомные, лужи, кривые вывески, вечно грязные машины…
— Угу, угу, угу, — кивал Павлов, записывая за человеком.
— А моя жена говорит: «Ты что, Сереж, не видишь, что ли, как на улице хорошо? Вон новое футбольное поле во дворе поставили, вон наряды у детей красивые какие, вон какой классный магазин открылся; как здорово у людей цветы под окнами высажены, какое небо голубое…» А оно не голубое, понимаете? Серое оно какое-то, иногда еще желтое. Даже ваш кабинет меня вгоняет в тоску.
— Понимаю, — снова кивнул Павлов.
— И так не только моя жена говорит. Дети тоже всему рады, и мама мне вечно твердит, что я ничего не вижу, кроме серости. Есть у вас эти самые… как их там… розовые очки?
— Розовых нет, — закончил писать Павлов и, щелкнув колпачком, оторвал взгляд от тетради. — Для газорезки есть. Выпишу вам рецепт и даже выдам очки.
Он открыл ящик стола и вытащил оттуда два круглых темных окуляра на резинке. Посетитель посмотрел с глупым видом на очки, затем перевел взгляд на Павлова.
— Я окна пластиковые продаю, зачем мне очки для газорезки?
— А вы примерьте, примерьте, — пододвинул окулист очки.
Мужчина недоверчиво взял их, осмотрел, затем натянул резинку на затылок, поправил на лице, чтобы окуляры носу не мешали.
— Не жмет?
— Ну… Немного больновато, да.
— Это хорошо, целительный эффект лучше. Подойдите к окну.
— Вы знаете, я почти ничего не вижу, — сказал человек, поднявшись со стула.
— Хорошо, это хорошо. Идите, не переживайте, не убьетесь.
Человек подошел к окну.
— Что видите? — спросил окулист.
— Практически ничего. Очень темные стекла, как будто поздний вечер.
— Отлично. Ходить сможете в них?
— Ну… если аккуратно, то да.
— Вот так и выходите в них на улицу, когда вам на работу, и с работы тоже в них идите, а в выходные по три часа в день носите, даже лучше по четыре. Приходите через месяц, проверим изменения.
— Да я же в них как крот, а еще как идиот! Что люди подумают?
— А вы рецепт им показывайте, если что. Всё, жду вас через месяц.
Не успел мужчина подойти к выходу, как дверь открылась, и внутрь стал протискиваться новый пациент. Это был грузный потный мужчина с очень встревоженным лицом. Двое посетителей еле разошлись в дверном проеме.
— Здрасти. Я вам звонил вчера, помните? — прорвавшись в кабинет, спросил дядька.
— Не очень. Много звонков. Присаживайтесь, рассказывайте, — пригласил Павлов.
Мужчина упал на стул и вытер красное лицо широкой ладонью.
— У меня что-то с глазами, — он несколько раз поморгал с усилием. —Прошел год, а я помню, только как ложусь спать и просыпаюсь. Понимаете?
— Пока не очень.
— Я помню, что хожу на работу, помню общественный транспорт; помню, что по вечерам пью пиво и смотрю сериалы, иногда готовлю. Но перед глазами только кровать. Вот я лег, вот проснулся — и всё. Дни пролетают, а я не замечаю. У меня со зрением что-то, наверное. Картинка нечеткая, словно не вижу толком жизнь. Можете помочь?
Павлов педантично записал всю историю болезни пациента, а затем открыл ящик стола. Внутри было много всяких очков, и он задумался, какие же лучше выдать.
— Скажите, а вы кроме работы и дома где вообще бываете?
— В магазине, — пожал плечами мужчина.
— Женаты?
— Никак нет.
— Хм… — Павлов шумно возился в ящике, а потом достал очки для плавания. — Вот, вроде ваш размер.
— Это что? — нервно усмехнулся мужчина.
— Это очки для плавания. Запишитесь сегодня в бассейн. Ходите по два раза в неделю.
— Зачем? — всё еще не понимал мужчина.
— Смена обстановки, спорт, новые люди. Походите три месяца, до зимы, а там снова придете ко мне и расскажете. Если что, подберем другое лечение. Вот вам рецепт, — протянул Павлов бумажку со свежей печатью.
— Спасибо, — взглянул мужчина на каракули врача и вышел из кабинета.
После обеда к доктору зашла молодая девушка. Правда, сначала он ее услышал, а только потом уже увидел. Посетительница громко скандалила с секретаршей Павлова в коридоре. Брань стояла такая, что даже у гипсовой головы Гиппократа уши завернулись в трубочку.
— Извините! — с ходу заявила девушка, распахнув дверь.
— Ладно, — кивнул Павлов, — проходите.
— Сама разберусь. Ой, прошу прощения.
Павлов молчал. Девушка прошла, смахнула рукой со стула невидимую пыль и уселась. Она выглядела сильно взвинченной и явно невыспавшейся.
— Простите, я не могу ничего с собой поделать, меня все бесит, — зарыдала пациентка. — Я с утра уже на взводе. Все меня раздражают. На работе подчиненные медлительные и ленивые, никто работать не хочет, рожи у всех сонные. В автобусе одни звери. На кого ни посмотришь — как будто из леса сбежали. Злыдни и хамы. А в кофейне моей любимой вообще сегодня напиток оформили так, словно в него плюнули. Каких-то безруких бариста набрали! И это я вам только первые три часа сегодняшнего дня описала.
— Держите, — Павлов протянул платок.
— Шпасибо, — высморкалась дама.
— Рассказывайте дальше, — Павлов раскрыл тетрадь.
— Я на что ни гляну, меня всё раздражает. Вот вы, например, бесите своей добродушной физиономией. Секретутка ваша с маникюром и бровками этими. Ей бы лучше записями нормально заниматься, а не по салонам красоты шастать.
— Я вас понял.
Павлов закончил с заполнением истории болезни.
— Поможете мне? Я ведь от себя всех отпугиваю. Никакой жизни нет. Хочется всех вокруг расстрелять. Это же ненормально… — перешла на шепот женщина.
— Я попробую. У вас, судя по всему, много негативной энергии, стресс. — Павлов открыл ящик стола и достал оттуда широкие, темные очки в половину лица. — Вот, — положил он их на стол.
— А что это?
— Очки для пейнтбола. Ну краской стрелять, знаете? Я вам дам адрес, там без своей команды можно принимать участие. Просто набирают людей и делят на группы. Выписываю: раз в неделю спускать пар на полигоне, — Павлов черканул ручкой на листке, а затем шлепнул своей печатью. — Расстреливайте всех на здоровье без вреда для здоровья, — улыбнулся окулист.
Женщина испуганно смотрела на очки.
— Берите. Попробуйте хотя бы пару раз, не понравится — приходите, будем еще думать.
— Хорошо, спасибо, — кивнула женщина и, воровато схватив очки и рецепт, поспешила к выходу.
К Павлову в этот день пришло еще два посетителя. Всем хотелось что-то изменить в своем зрении, и всем он так или иначе помогал открыть глаза, вернее, сделать первый шаг к этому.
Через месяц к нему в кабинет постучался человек, которому Павлов выписал очки для газорезки. Лицо его было не узнать, как и одежду. Мужчина буквально светился. Пациента Павлов смог определить лишь по красным кругам от очков вокруг глаз.
— Спасибо вам большое, — положил мужчина очки на стол.
— Помогло?
— Вы знаете, да. Удивительно, конечно, но ведь действительно помогло. Я всегда думал, что если раскрасить реальность, то она будет лучше выглядеть, а оказалось наоборот — надо просто ее приглушить. Я вот даже не представляю, каково это — быть слепым, и, надеюсь, никогда не узнаю. Как только надеваю эти очки, сразу хочется вылезти на свет. Увидеть небо, цветы эти под окнами, глянец машин... В очках-то лишь очертания да темные силуэты. Снимаешь, а перед тобой целый мир. Здорово, чесслово!
— Вы не спешите, — посоветовал Павлов, — поносите еще пару месяцев, а потом будете надевать по мере воспаления грусти.
— Спасибо еще раз!
В дверях мужчина чуть не столкнулся с молодой улыбчивой мадмуазель. Девушка извинилась и пропустила его вперед.
— Добрый день, — улыбнулась она Павлову и присела на стул.
Окулист изучил даму взглядом, затем нашел ее дело и начал записывать: «Заметно явное улучшение внешнего вида. Пациентка выглядит спокойной и отдохнувшей. Вежлива».
— Ну как, записались в клуб? — поинтересовался Павлов.
— Ой, — захихикала девушка, — не то слово. Даже команду сколотила. Они сами вокруг меня сплотились. Говорят, что лучше быть за меня, чем против. В первый день я что-то так увлеклась, что на меня пришлось вызвать специальный пейнтбольный ОМОН.
— Не знал, что такой есть.
— А его и не было. Для меня организовали. Я такая споко-о-ой-ная стала, — девушка глубоко вздохнула. — По два раза в неделю тренироваться езжу. Ни тревог, ни злости, а краска такая я-я-я-ркая…
— Ну вот и славно. Маску, правда, придется вернуть.
— Да, конечно, я уже полную амуницию приобрела! Спасибо еще раз вам.
— Надеюсь, что больше не увидимся, — проводил ее до двери Павлов.
Ближе к зиме к Павлову явился упитанный дядька, которого окулист направил на плавание.
— Ну как? — спросил Павлов.
— Да как вам сказать, — мялся тот, — нормально вроде. Первый месяц очень интересно было. Я прям почувствовал изменения. Бассейн нашел хороший. Там девушки красивые, есть на что посмотреть, с одной у кулера иногда общаемся. Так, ничего особенного: как дела, каким стилем любите плавать… Еще тренера себе нанял. Хороший мужик, общаемся теперь, я ему даже стол на нашем производстве сварганил. Да и плавать приятно было, спина, знаете ли, начала проходить.
— Но?..
— Но надоедать стало. Опять только кровать начинаю замечать.
— Значит, пора менять для вас лечение, — сделал вывод Павлов и полез в стол. — Вот, держите, — протянул окулист лыжные очки.
— А это что?
— Кататься начинайте. Хотите — сноуборд, хотите — лыжи. Если будете сочетать с бассейном — эффект удвоится.
— Так а как же пиво и сериалы?..
— Ну что я могу вам сказать. Врач за вас болезнь не вылечит. Тут либо соблюдать рекомендации, либо радоваться новому постельному белью и свежим сериалам. Вы ведь хотели исправить зрение?
— Хотел, — кивнул мужчина.
— Ну так вот, я вам дал призму, через которую это возможно сделать, идите, пробуйте. Вернетесь весной, если будут еще причины.
— А много у вас еще очков?
— На ваш век хватит: для мотоспорта есть, для парапланеризма, разные модели, в общем. Но вы же сами можете их найти — без чужих подсказок и рецептов.
— А как это — без подсказок?
— А вот так. Смотрите просто на жизнь внимательней, она сама вам намекнёт.
Павлов проводил пациента и закрыл за ним дверь. На сегодня он уже принял достаточно людей, и ему хотелось побыть в одиночестве. Требовалась разгрузка тяжелых мыслей. Нужно было срочно взглянуть на мир под другим углом. Вытащив из ящика старый футляр, он достал свои собственные очки для чтения, а затем открыл книгу, отложенную в стол много недель назад.
Александр Райн
Про деревенскую свадьбу, студенческие годы и самогон
В молодости был на многих свадьбах, в основном конечно на свадьбах (тупых) подруг моей жены. А вот эту свадьбу своего друга в колледже, я никогда не забуду.
Было это в 1998г. мне 18 лет. Я учился в колледже на 3 курсе, и вот когда остался последний год учёбы (преддипломная практика, диплом) мой дружище заявляет что женится.
Андрюха был деревенским парнем — деревенским, простым,рукожопым, здоровым(косая сажень в плечах) и ох.ительным(замечательным) дружищей.
Приехал на учёбу из рабочего посёлка на отшибе Владимирской губернии, пока учился жил у своей бабки в нашем городе, по выходным мотался домой. Со своей будущей женой он начал встречаться за 2-3 года до свадьбы.Говорить что познакомился не буду, т.к. это деревня – тут и так все друг-друга знают с детства. Ухаживания у него было как положено в деревенском стиле. Прогулки, дискотека в клубе по пятницам, ну и сеновал конечно же.
Я Андрюхе завидовал, всё просто как-то, по доброму не как у нас в городе ****. Ну и соответственно в деревнях женятся как положено, сначала свадьба, потом дети,а потом всё остальное — карьера ,работа. Ну что скрывать, Андрюха женился не просто так, невеста была беременна. Но Андрюха был счастлив.
Из всей нашей группы на свадьбу были приглашены 3 однокурсника, я в том числе. Так как у одного из нас уже имелся автомобиль,старая четвёрка, решено было ехать на ней. Что тогда мы испытывали, словами наверное не передашь, свобода….воля, нет контроля предков и преподов. Андрюха уехал раньше нас на неделю и ждал нас уже в день свадьбы.
Из всей нашей троицы, подруг имели только двое, (ну как имели… они у нас были), их тоже взяли с собой, т.к. одних нас уже тогда не отпускали. Третий из нашей компании сказал, что «в Тулу со своим.. не ездят» и поехал без пары.
В назначенный день мы прибыли в дом будущего главы семейства. Деревенский дом, простые родители и вся родня Андрюхи, меня тогда просто поразили добродушием. Пока жених бегал по хате, в белоснежной рубахе и старых трениках, — нас сразу усадили за стол.
Батя налил нам , — «За знакомство», своего фирменного самогона, на дубовых корочках(Он то пожалуй и является героем моих тогдашних прключений). Мы конечно же в те года выпивали, но то что мы выпили «За знакомство»….Млять да получается что не выпивали, а просто закусывали.
Самогон был не вонючим, но дюже крепким. Ну пока жених наряжался, мы накатили уже не только с батей, но и с дедом и с прадедом, который ещё Ленина видел. Короче мы уже были на веселе с непривычки.
Жених готов, друзья жениха — «заряжены». Едем на выкуп, (мы не за рулём). Описывать данный процесс не хочу, т.к. тут деревня мало чем отличалась от городской свадьбы. Андрюха был неотразим, он на защите диплома так не выглядел, красивый решительный.
Ну в общем, выкупили невесту, (куда бы она делась). Дальше как и положено регистрация брака, в местном самоуправлении, без всяких там «встретились двое молодых сердец… в океане жизни…» и прочей мутотени. Поздравления были от родственников и друзей действительно тёплыми. Потом «покатушки» на машинах, Андрюха одолел три моста, держа на руках законную супругу.
Вернулись домой, свадьба гуляла в доме невесты. Традиции у них в деревне такие. А вот второй день свадьбы положено встречать гостей в доме жениха.
Я не совсем хорошо помню, первый день свадьбы, из нас ещё не выветрилась батина самогонка, а тут ещё подливают. Андрюхины — деревенские друзья — «кровь на молоке», «жахнули по поллитра и голова прямо», а мы городские слабаки уже стали «выпадать в осадок».
Держались мы по последнего, т.к. деревенские стали засматриваться на наших подруг. Было принято, что ночевать мы будем в доме жениха. Молодожёны же остались ночевать в доме невесты,(так принято).
Так как мы были парами, спальные места нам предложили двухспальные. А вот третьему приятелю, не повезло(который в «тулу со своим самоваром не ездиет»), мало того что не нашёл себе подругу на свадьбе, так чуть не огрёб люлей от деревенских и спальное место было предложено на полу возле печки.
Утро. 2 день свадьбы. Проснулись рано, разбудила матушка Андрюхи.По дому бегала родня жениха, готовила угощения для гостей. У нас голова трещит, тошнит. Пошли с приятелем подышать свежим воздухом .И тут понимаем, что третьего из нас нет. Лёха, «который в Тулу со своим…», которого положили у печки, нет. Заходим в хату, в хате нет, у печки пусто. Спрашивать было кого-то бесполезно, так как никто ничего не помнит. Да и нас то городских помнят только родители жениха. Ситуация стрёмная, своих не бросаем. Начинаем искать. Уйти из дома он не мог, так как двор охраняет здоровенная собака. Проверив что пёс голодный и не сожрал нашего Лёху, варианты поисков закончились. Скажу сразу, вариант посмотреть на печи мы не рассматривали, МЫ — так как городские и само понятие что «спать на печи» нам в голову не пришло бы, а родня не подумала, потому что печь была(то место где можно полежать) всего метр на метр и подходит только для того чтобы валенки просушить. Пропащий сам дал о себе знать еле слышным «пАмАгите». Этот «чудо», какого-то хрена решил ночью забраться на печь, типа погреться. Так как место мало — свернулся колачиком. А утром, когда женщины из родни Андрюхи принялись готовить, расстопили печь. Лёха прогрелся капитально, плюс — от тепла «затекло» всё тело и суставы. Лёха не мог разогнуться. Вытащив Лёху с печи на улицу, посадили его в сугроб, он был похож на креветку. В машине валялась оставшаяся бутылка шампанского(покупали несколько бутылок по дороге из города для наших подруг), была предложена Лёхе. «Уговорили» её под не тихое ржании над Лёхой, голова вроде прошла, но вот далеко не до аппетита.
Так как мы были единственными «выжившими» друзьями жениха — на нас выпала ответсвенная задача. По традиции — молодожёны с друзьями должны были идти по улице жениха и угощать каждого кто попадётся на их пути. Из угощений пироги, сладости и батин сэм.
Нашим подругам выдали пироги и сладости, нам же троим — Андрюхин батя выдал «снаряд»- здоровенный бутыль его фирменного самогона. Бутыль объёмом 25л.(Четверть), их как раз и отливали на стекольном заводике где трудился сам батя. Но тут ещё мы узнали о тонкости, тащить бутыль мы должны незаметно, содержимое необходимо налить в чайник и вот уже из чайника — наливать чарку самогона каждому встречному.
Често говоря — мы **** уже через несколько метров, после вчерашнего возлияния мы не хотели даже думать об этом самогоне, а тут в чайник наливать, — чуть не выворачивает. Тяжеленную бутыль, которая пустая то весит килограмм 10,а тут ещё и налита по горлышко, ссука нужно тащить «незаметно» по не чищенной от снега дороге. Да ещё и в старый чайник наливать. Мне уже только потом через несколько лет рассказали нахер в данной логической цепочке чайник. В общем, пройдя по улице жениха, свернув на улицу невесты, мы споили оставшуюся часть деревни, которая не бухала вчера.
Вернувшись домой к жениху, где нас ждало застолье с ряженными. Мы закинули «нах.й» этот бутыль в багажник автомобиля. И присоединились к развлечениям, выпивать мы не могли после вчерашнего, но батя, а нам он уже стал как родной — выдал перл — Надо мужики,Надо. И снова на столе фирменный самогон бати. Особенность данного самогона в том что он действительно хороший(как я сейчас уже это понимаю), не воняет как другие,пьётся легко, крепкий. И главное — нужно выпить не более 5 стопок, т.к. ноги после него реально заплетаются. Но даже незначительных запах этого «элитного самогона» меня с друзьями выворачивал и мы «пропускали» как могли.
В целом, второй день свадьбы нам понравился больше, веселее. Вечером мы помогли родне навести порядок в доме, дед истопил нам баню и разрешил нам пойти туда с подругами.
На утро нужно было на учёбу, ехать примерно 100 км. Андрюха оставался дома, так сать … медовый месяц с женой проживать, а мы приехали в аккурат к первой паре. Рассказав сокурсникам про Андрюхину свадьбу, мы вдруг понимаем — Вспоминаем, бутыль(четверть) батиного сэма у нас в багажнике остался, машина на стоянке возле колледжа.
Не буду описывать какую радость ощутила группа студентов из 30 человек(За Андрюхино здоровье и семейное счастье) И не буду описывать как вся группа была выведена из строя, вместе со **** старостой и одним преподом по Электротехнике(Андрюха был для него любимым учеником).
Больше таких свадеб я не припомню. Вот сегодня вспомнил в очередной раз. Эхх молодость.
Ах да, у Андрюхи родились 2 девочки уже сами невесты, лет семь назад сын.
Встречаемся редко — но метко. У самого трое детей.
Всем кто дочитал до конца — спасибо. из интернета
Непослушная дочь.
Алле уже давно перевалило за тридцать. Всю свою жизнь она мечтала о простом женском счастье. Любимый мужчина рядом, дочка, а лучше дочка и сыночек. Но эта её мечта никак не могла осуществиться. Как только в радиусе ста метров появлялся более или менее приличный мужчина, на сцене появлялась мама и делала всё, чтобы мужчина исчез с горизонта. И любимой фразой мамы было:
— Аллка, ну кому ты такая нужна??? Страшная, толстая, ноги кривые, волосы как пакля, зубы неровные. Поиграется с тобой да бросит, а ты рыдать будешь. Не связывайся!
И Алла действительно в зеркале видела то, что описывала её мама. Толстую, неказистую дурнушку с волосами забранными в пучок.
Мама ею всегда была недовольна. Как бы Алла не старалась, чтобы не делала, всё было не так. Ещё в школе займёт на городской олимпиаде по какой-нибудь физике второе место.
— Что, на первое мозгов не хватило? Я же говорю, дура!
Закрадётся четверка в дневник, неделю без сладкого.
— Бездельница! Не способная даже учиться! Твой удел — полы мыть!
А между тем Алла окончила школу с золотой медалью, без труда поступила в мед и сейчас работала ведущим хирургом в детской городской больнице.
А мать всё равно была недовольна.
Алла одевалась так, чтобы быть как можно неприметнее. Носила бесформенные кофты оверсайз, брюки, ботинки, страшные, но удобные. Волосы скручивала в пучок, в свои миндалевидные глаза прятала за толстыми стёклами очков.
И ни один из окружения Аллы не сказал:
— Алла, зачем ты прячешь за этими жуткими очками свои красивые серые глаза?
— Почему ты не сделаешь хорошую стрижку, тебе бы пошло?
— У тебя отличная фигура, пусть не как у модели, но отличная. Не нужно её прятать.
Не было у Аллы подруг из-за матери. Всю жизнь она ей твердила:
— С той не дружи, у неё родители пьяницы. С этой не дружи, она тебя плохому научит.
И третья, и четвёртая, и пятая, все были плохими, не было ни одной, которая устроила бы мать.
Где был отец Аллы? Она не знала. По словам матери он был плохой человек и бросил их, когда девочке ещё и года не было. Алла о нём ничего не знала, только имя.
Настоящей Алла была только на работе. Здесь не было мамы, которая следила за каждым её движением.
— Аллка, не сутулься! Что ты ешь как не в себя? И так толстая.
А на работе Алла могла удобно разместиться на диване, задрав ноги на придвинутый стул. Здесь ей никто не мешал наслаждаться любимым кофе. Дома вместо кофе был только цикорий, который она терпеть не могла.
Не так давно к ним пришёл работать ординатор Артём. Симпатичный молодой человек. Наденька, подруга Аллы сразу стала накатывать ей:
— Ты посмотри какой мужчина! Дерзай!
— Наденька, ты посмотри на него и посмотри на меня! Мы же будем смотреться как... Как... Как Тарапунька со Штепселем.
— Не мели ерунду! Нормально вы будете смотреться. Сделаем тебе нормальную причёсочку, оденем посимпатичнее, а не в эти твои безразмерные балахоны и станешь ты у нас конфеткой!
Посмеялись они с Надеждой да и забыли об этом разговоре. Работы много, больные поступают ежедневно. Всех надо возвращать к жизни.
В один прекрасный день встретились они с этим самым Артёмом возле операционного стола. Алла оперировала, а Артём ассистировал. Операция была сложная, но они провели её блестяще. А после Артём подошёл к Алле и предложил выпить кофе в ближайшей кофейне. И она согласилась. Хотя ей впервые было неловко за свои балахоны размера оверсайз.
Артём оказался хорошим собеседником. С ним было легко и, как выяснилось, их вкусы во многом совпадали. А самое главное, книга у них была одна любимая. И Алла увлеклась им.
За простым, дружеским походом последовали свидания. Алла приобрела несколько женственных нарядов, туфли, правда одни, но они были универсальныvb и подходили ко всем трём платьям. Хранила она это всё богатство на работе в шкафчике. Благо он на ключ запирался и никто не мог увидеть и задать неудобные вопросы. Алла сделала стрижку. Ей привели в порядок её волосы, которые от рождения росли как хотели. Теперь они ниспадали аккуратным каскадом. Чтобы мама не заметила, продолжала закручивать волосы в пучок.
Приобрела контактные линзы. Дома Алла ходила в очках, а на работе и на свидания с Артёмом меняла их на линзы. Стала пользоваться косметикой и парфюмом. И теперь из зеркала на неё смотрела вполне симпатичная девушка с большими серыми глазами, пухлыми губами и высокими скулами. И фигурка была вполне себе хорошая. Как оказалось, Алле вполне подошёл сорок четвёртый размер.
Мама даже не догадывалась о такой двойной жизни дочери. Алла и раньше частенько задерживалась после дежурства или оставалась в больнице до утра, если пациент тяжёлый был. Только теперь ей приходилось врать маме, когда она оставалась у Артёма.
Их отношения стремительно развивались. Артём стал настаивать, чтобы Алла переехала к нему. Но та боялась реакции мамы, да и оставить её одну тоже.
— Алла, ну давай я с ней поговорю! Познакомь. Рано или поздно всё равно придётся!
А Алле было страшно их знакомить, зная маму. Но Артём был прав. Она любила его, поэтому познакомить с мамой было просто необходимо.
И вот в свой выходной, собрав все свои силы, Алла решилась. Ох, как мама кричала! Как она только дочь не называла! Какие ей эпитеты не приписывала! Девушка не знала что делать. Она сидела и со слезами на глазах выслушивала маму. А она всё больше и больше разорялась. В конце концов мать схватилась за сердце и осела. Алла испугалась и подбежала к ней.
— Мама! Что с тобой? Я сейчас скорую вызову.
— НЕТ! — закричала мать и схватила Аллу за руку, — Не дам скорую вызывать, пока ты с ЭТИМ не расстанешься!
— Мама! Нельзя медлить! У тебя может быть инфаркт!
— Вот и будет это на твоей совести! Звони сейчас же своему и говори, что расстаётесь! Только после этого позволю скорую вызвать!
Она сидела совсем бледная с синеватыми губами и держалась за сердце. Алле пришлось подчиниться.
Она набрала Артёма и захлёбываясь слезами объявила, что между ними всё кончено. Объясняться с ним не было времени, поэтому сразу же сбросила и вызвала скорую помощь.
Маму забрали в больницу. Она поставила ультиматум Алле. Если та вновь начнёт встречаться с Артёмом, мама перестанет лечиться и уйдёт домой умирать.
Алла старательно избегала Артёма. А он не понимал, чем заслужил такое. В одно прекрасное утро Алла приходит на работу, а её Артём хихикает с новенькой, молоденькой медсестрой. "Неужели мама права?" — мелькнула у неё мысль. Чтобы больше не видеть Артёма и не рвать своё сердце, Алла перевелась в местную поликлинику под предлогом, что теперь ей проще будет ухаживать за мамой. С большим сожалением главврач отпустил её.
Теперь мама была довольна. Алла вновь принадлежала ей целиком и полностью. Снова можно было внушать, что она неудачница и ничего не добьётся в этой жизни.
Спустя пару месяцев Алла заметила, что её как-то стало подташнивать по утрам. Вкусы изменились.
Беременность была как гром среди ясного неба. Да и срок оказался уже большой, чтобы аборт делать. Алла решила рожать для себя. Оставалась проблема, как об этом сказать матери. Но нужно было обязательно.
И вот решилась. Мать опять хватается за сердце, кричит, истерит.
— Ты сошла с ума! Да какая из тебя мать! Ты себя-то воспитать не можешь! Избавляйся, пока не поздно!
— Поздно! И я буду рожать!
Алла впервые перечила матери. Мать даже растерялась на мгновение. Ещё бы, некогда покладистая дочь вдруг вздумала перечить!
— Ну ладно, поживём, увидим!
Потянулись месяцы беременности. Каждый день Алле приходилась выслушивать какая она никчёмная и что она не сможет воспитать нормально ребёнка.
В положенный срок Алла ушла в декрет. Чтобы мама не мотала нервы, Алла много гуляла. Благо погода позволяла. Во время одной из таких прогулок она и встретила свою подружку Наденьку.
— Алла! Вот это номер! И когда?
— Да уже скоро. Вот, хожу, воздухом дышу.
— Ну и правильно! А Артём знает? Я тогда так и не поняла, что между вами произошло. Он ходит всё это время как в воду опущенный!
– Видела я, как он ходит! С сестричками заигрывает!
— Ой, не говори ерунды! Ни с одной не завёл интрижки, всё по тебе сохнет!
Алла вернулась домой раньше обычного и вся в раздумьях, а правильно ли она поступила, расставшись с Артёмом. Открыла дверь своим ключом и тихонько вошла в прихожую. Мама была дома, она с кем-то разговаривала по телефону. Начало разговора Алла не слышала, но то что услышала, ей совсем не понравилось.
— ..... Да... Ой, я всё равно её уговорю отказаться от ребёнка!... Да... Ну вот и пусть сразу из роддома забирают... Как будто ты не знаешь как у нас это делается. Кругленькая сумма всё решит. Мне же инфаркт нарисовали вместо простой невралгии.... Да она же дура и врач никакой!... Ну всё, договорились. Я тебе наберу, как в роддом поедем.
Аллу прямо затрясло. Получается, мама всё это время её обманывала??? Никакого инфаркта у неё не было??? Это она всё придумала, только чтобы они с Артёмом расстались???? И только Алла хотела пойти матери всё высказать, как её вдруг всю скрутило, потянуло живот и заболела поясница. Она невольно застонала. Мать вышла из комнаты.
— Аллка, что с тобой? Чего придуриваешься?
Но когда поняла, что дочери на самом деле плохо, вызвала скорую.
Алла родила относительно быстро. Дочка родилась маленькая и недоношенная, но здоровенькая.
В палату Аллу положили в отдельную и каждый день к ней стала приходить мама.
— Алла, зачем тебе ребёнок? Что ты с ним делать будешь? Ну какая из тебя мать? Откажись! Или будешь, как я, всю жизнь мыкаться одна с ребёнком!
Как только мать уходила, у Аллы начиналась истерика.
Алла собиралась выписываться. Мать всё ходила и заставляла её отказаться от ребёнка. Ну как можно было отказаться от этой крохи! Она так смешно морщила носик, поднимала бровки и улыбалась во сне! Нет! Алла не могла этого сделать! Это её дочка! Её кровиночка! Поэтому Алла придумывала план побега. А пока позвонила подруге и поделилась радостной новостью!
Через час к ней в палату ворвалась Надя с полными пакетами подарков. Алла и рассказала о подслушанном разговоре и о том, что мать заставляет её отказаться от дочки.
— Значит так. Когда вас выписывают, завтра? Завтра я приеду пораньше и заберу тебя с малышкой. Поживёшь пока у меня, а там придумаем что-нибудь!
А Алла только кивала. Сейчас она была готова на всё, даже перечить матери.
Надя приехала как и обещала. Медсестра завернула кроху в тёплое, розовое одеяльце и вынесла в двери.
— Тааак! Кто тут папа?
И к медсестре подошёл Артём. Он взял из рук медсестры драгоценный свёрток.
— Почему ты мне ничего не сказала? Ты же знала, что я тебя люблю! Помни, чтобы не случилось, я тебя всегда буду оберегать! Тебя и дочку! А теперь, поехали ко мне!
Алла с дочкой стали жить у Артёма. Он заботился о них. Матери они даже не позвонила ни разу. Алла пока ещё не готова была начать общаться. Может быть позже, когда дочка подрастёт и обиды улягутся...
АнонимноЯ