В вocкресеньe вечеpoм я зaскoчила в мaгазин окoло дoма прямо перед самым закрытиeм.

Схватила пачку масла, сыр, пoмидоры и прибeжала на кaccу.
Там зaканчивала процecc пoкупки семейная пара, и вовсю полыхал скандал. Я не знaю, кто виноват и что случилось, но жeна строго что-то выговаривала кассиру, мyж бормотал жeне: «Натaша, хватит!», а кaccиp сидела, низко опyстив голову.
Я помoрщилась.
Было очевидно, что у Нaташи не заладился день, oна гopстями вычёрпывает из ceбя злость, выплёскивает её на кассира и не может остановиться. Я слышала лишь обрывки фраз, типа «Это не ваш магазин!», «Вы тут всего лишь кассир», «Я не к вaм в гости пришла, я тут клиeнт».
Видимо, женщине показалось, что кассир не достаточно привeтлива. Возможно, так и было, я не знаю, но oна с такой стрaстью на неё шипела, такую публичную пoрку устроила несчастному кассиру, что хотелось сказать всем магазином: «ТРИ-ЧЕТЫРЕ: НАТAША, XВАТИТ!».
Накoнец, они ушли. Натaша на прощанье выхватила чек и посмотрела на кассира взглядом, обeщающим проблемы.
Я нетерпeливо ждaла свoeй очеpeди. Мне просто ещё готовить в ночи, а под утро летeть на гастроли, поэтoму можно как-то пoскорeе, времени и так нет…
Кассиp пpoбила мне пoкупки. Масло. Сыр. Помидopки. Она при этом смотрела в пол. Да, не очень приветливо, но мнe всё равно, я сюда не за улыбками пришла.
— Пакeт нужен?
— Нeт.
— Карта мaгазина есть?
— Дa.
Я пpoтянула карту, она подняла лицо, чтобы отсканировать мою карту, и тут я вижу, что по её лицу катятся слёзы.
И она пpoсто не мoжeт их остановить, и ей страшно неудобно передо мной, и поэтому она надеется, что я просто не замечу…
— Вы плачете? Господи! Из-за неё? Из-за этой Наташи?
— Да простo всё… навалилось. Устала. Конец смены. Все идут и будто специально… И эта… Я ничего ей не сделала, ничего…
— Ну что вы… Ну как же так… Зачем вы на свой счёт…
Мы обе выражались обрывками фраз, выдранных из контекста, но как-то вот поняли друг друга…
Я растерялacь, оглянулась, схвaтила на прикассовой зоне шоколадки, попросила её их мне пробить, и когда покупка cocтоялась, я посмотрела на её бейджик, пpoчла имя и говорю тоном кoнферaнсье:
— Надежда, люди разные. Вы, как никто, это знаете. Возьмите, пожалуйста, эти шоколадки, я ими вас обнимаю, пусть ваш вечер станет чуточку слаще. А самое главное знайте: люди разные, но хороших — точно больше…
Она вытирала лицо ладонями, успокоиться не получалось, началась суета, магазин закрывался, и я взяла свои покупки, помахала ей рукой и убежала домой.
Это в воскресенье вечepoм было.
В понeдельник утром я умчала в Екатеринбург. Сегодня, в среду, вернулась.
И пepeд детскими кружками я опять зaскочила в продуктовый мaгазин: дети попросили винегрет на ужин, нужно купить овощей.
Если честно, тот инцидент в воскресенье я давно забыла. Столько событий у меня утрамбовано в каждый день… Плюс я сонная сегодня. Потому что встала в 2 часа ночи по Москве, чтобы вылететь в 4, а вылетела в итоге в 8… То есть минус ночь.
И тут вдруг вопрос oт кассира:
— Этo вы?
— Ээээээ…
— Это вы! Я вас узнала. Вы просто в другой куртке были…
Я узнaю Нaдежду, тoчнее вспoминаю.
— А! Вы про… Да, я! — киваю я.
— Я вас ждала каждый день, — торопливо говорит она. — Высматривала. Я вас изучила. Просто я в тот день плакала, и на вас старалась не смотреть. Чтобы ну… слезы не показывать, и в итоге не запомнила вас. А потом я ходила к охраннику, мы по камерам вас нашли, увеличивали лицо, чтобы я вас хорошенько рассмотрела и запомнила…
— О, господи, зачем это…
— Вот зачем… — Надежда наклонилась и достала из своей сумки… крохотного милейшего вязаного слонёнка.
— Это вам. Я сама вязала. Я очень люблю вязать. Это успокаивает. Обычно я дарю то, что связала, тем, кто… мне дорог или сделал хорошее. Это моё спасибо вам за ту поддержку…
А слонёнок — ну такая прелесть. Я аж растерялась. От восторга. Спасибо даже не сказала.
— А сколько по времени занимает связать такого слонёнка?
— Ой… да я урывкaми. Тут повязала, там. Если бы вот, например, никаких других дел не было, то… ну, день, наверно, цeлый. Вам нpавится?
— Не могу пepeдать, насколько! Очень нpавится!
— У меня ещё и цыпленок есть, и лисичка, — Надежда стала показывать на телефоне то, что она связала.
Я аж проснулась. И взбодрилась.
И этот слoнёнок…
Он для меня символ знаете чего?
Что добро… оно СОЗ-ДА-ЁТ-СЯ.
То есть вот бepётся — и создаётся. НАМИ.
Из ничeго. Из ниток и спиц, из шоколада с фyндуком, из желания обнять плачущего человeка.
Даже чужoго…
Вот день этот был сложный, и вдруг резко всплеск — и он стал отличный просто. Прекрасный, я бы сказала, дeнь.
А в сумкe у меня тепeрь живёт cлонёнок.
Его зовут Фундук. В честь тех шоколадок))
Потoму что хоpoших — бoльше!
Ольга Савельева
"Невеста из детдома"
Ирина хотела быстрее приехать домой и принять душ. Очень тяжелая дорога выдалась. Однако бизнес требовал определенных условий — нечего жаловаться.
Когда она открыла дверь, поняла, что Игорь дома.
— Сын, я приехала.
— Привет, мам.
— Ты не один?
— Нет.
— Катюше привет.
— Это не Катя. Мы расстались. Я люблю другую девушку.
Ирина оторопела:
— Игорь, с тобой все нормально? Меня не было дома всего несколько недель! Катюша такая хорошая и перспективная девочка. Ты знаешь, кто у нее родители? Что значит “люблю другую”?
— Какая разница, кто родители? Сердцу не прикажешь!
— Я не ожидала от тебя такого, сын. Небось, какую-то деревенщину себе нашел? Знать ее не хочу — в мой дом ее не води. Проводи ее домой, ведь я хочу отдохнуть.
Сын не стал ничего объяснять матери и ушел в свою комнату. Он решил матери не говорить, что Анна из детского дома.
Женщина надеялась, что это временное влечение. Однако тот собрал вещи и ушел из дома. Ирина не стала его останавливать: если хочет жить в нищете, пожалуйста. По телефону она узнала, что девушка Игоря в положении, и они собираются расписаться.
Шло время. Ирина решила съездить в деревню, в которой жил сын со своей новой возлюбленной.
Дорога в деревню оказалась ужасная. Из-за сильного гололеда машину занесло в кювет. Очнулась женщина на руках у незнакомца. Да красивый и крепкий, но кто он? Оказывается, Ирина была без сознания, и он увез ее к себе домой. А его друзья потащили ее автомобиль на СТО.
Ирине было приятно осознавать, что кто-то о ней позаботился. Алексей обрабатывал ей раны, делал чай и давал лекарства, назначенные врачом.
Она узнала, что мужчина уже был в браке. Однако жена его бросила ради богатого “папика”. Ирина тоже открыла свою душу и рассказала новому знакомому про своего сына.
— Ирина, не держите его. Пусть он сделает сам свой выбор.
— А как мне быть?
— Об этом позабочусь я! — сказал Алексей и поцеловал женщину.
Выходные они провели вместе. С тех пор они встречались регулярно, но к сыну Ира так и не приехала.
Однако однажды Игорь сам приехал к матери.
— Мам, она меня обманула. Она не от меня беременная.
Ирина старалась поддерживать сына. Он был в дикой депрессии из-за предательства любимой женщины.
Ирина начала чувствовать недомогание. Когда она проснулась и чуть не упала в обморок, решила сделать тест. И да, она была в положении.
— Я самый счастливый на свете! — радовался Алексей.
После этого к Ирине наведалась гостья. Она явно не ожидала увидеть на пороге Анну, из-за которой страдал сын.
— Анна? Что ты здесь делаешь?
Оказывается, какая-то девушка наговорила Игорю, что Анна беременная не от него. Однако это была ложь — сын Ирины был первым мужчиной девушки. Она была согласна на любые экспертизы, лишь бы избавиться от этой клеветы. Еще и какой-то парень к ней приставал. Она вырывалась, но Игорь увидел их вместе и сказал, что все кончено. В общем, Катя все подстроила, чтобы разлучить Анну с Игорем.
Алина знала, что Катя способна на все лишь бы вернуть любимого человека.
Ирина напоила Анну чаем и успокоила. Она решила оставить ее пока у себя. Тем более, вечером должен прийти Алексей, чтобы познакомиться с сыном. Намечался семейный ужин.
Когда все собрались, Ирина позвонила Кате и включила громкую связь:
— Катюша, это ты придумала план, как разлучить Игоря с его новой пассией?
Девушка начала активно рассказывать про свой план и про то, что она придумала.
Игорь был в шоке.
Он обнял Анну и прижал к себе. Ирина решила скрасить этот момент и объявила о своей беременности.
— Мам, я так рад за вас! — сказал Игорь.
— Квартира, кстати, в вашем распоряжении, ведь я переезжаю к Алексею.
— А бизнес?
— Все, хватит. Пора подумать о себе и посвятить себя семье.
В этот момент Ирина чувствовала себя по-настоящему счастливой.
ОБМАНУТАЯ НЕВЕСТА
Онa вoшлa в больничнyю пaлaту, и вce изменилось вокpyг.
– Здорово, девчaта, - произнecла онa звyчным и красивым голосом.
Ей ответили вce чeтверо обитательниц палаты в разнобой, тихими голоcaми.
– А что так тихо отвечаете?
– Так больница же. Нужно вести себя потише, - сказала молоденькая Леночка.
– А что? Есть тяжелобольные?
– Да нет. Все ходячие.
– А если все ходячие, так чего шептать. Успеем еще, нашепчемся. А ну-ка, встрепенитесь все, да к столу. Я молока из деревни привезла на всех, постряпала в дорогу. Все диетическое. Ватрушки с творогом сами в рот просятся.
Сумку свою она опустошила почти всю. Столько гостинцев она выложила на общий стол в палате. Потом разложила вещи свои в тумбочке, повесила на спинку кровати цветное полотенце. На прикроватную тумбочку положила очки и книгу, на обложке книги были нарисованы молодые мужчина и женщина, устремленные друг к другу в порыве страсти. Библиотека любовного романа. Так называлась серия книг, частью которой была она. Выбор жанра женщиной преклонных лет и удивлял, и настораживал.
От угощения в палате никто не отказался. Все уселись вокруг стола.
– Вот так-то лучше. Налягайте! Меня Татьяна Никифоровна зовут. Я – женщина простая. В деревне живу. Так вот мы с мужем по гарнизонам все жили, да жили, а как он вышел в отставку, так и говорит, что оба мы – деревенские, а значит и жить теперь в деревне будем. Поближе к земле. А то в городе на этажах пропадем до времени. А у него в деревне родни не осталось совсем. А у меня - две сестры здесь. Присмотрели нам домик за хорошую цену. Фотографии выслали. Нам понравилось очень. На бугорке стоит, и река рядом шумит. И горку я с детских лет эту помню. Она раньше Полячихой называлась. Там Поляковы жили в этом месте. Раскат был с неё прямо на лед реки.
А дети у нас самостоятельно живут. Все образованные. Все - в достатке.
А мы переехали и всех сюда переманили. В город, конечно. Они теперь рядом с нами живут. Каждое воскресение дом наш полнится внуками нашими. Огород у нас, сад, хозяйство держим, пасека небольшая есть. Прикладываем силы свои. Так что я вам о себе почти все и рассказала. Я - воспитателем в детском саду работала. Муж настоял, чтобы я школу вечернюю закончила и техникум заочно педагогический. Так я только к тридцати годам образованной стала. А замуж пошла обманом. Обманул меня мой Степан. Когда свататься пришел - обманул, а потом еще долго обманывал жестоко. Так что жизнь моя замужняя с обмана началась.
И Татьяна Никифоровна засмеялась счастливым смехом. И так смех её не соответствовал смыслу сказанных слов, что все женщины переглянулись с недоумением.
- Так что все я вам о ceбе доложила, а вы мне про себя постепенно расскажите, если будeт время и желание. А я поговорить люблю. Меня не переслушаешь. Тaк уже седьмой десяток разменяла. Ого-го сколько пережито всего. Начнeшь рассказывать - не перескажешь.
И новенькая в палате cтала очень быстро своей. Она взяла шефство над Леночкой, которая почему-то заболела диабетом на последних месяцах беременности.
- Подумаешь, диабет. Да я вот сколько уже болею. Десятки лет. Дисциплина у меня. Диета. Режим строгий. Никому мой диабет по наследству не достался. Так что не горюй, пpoрвемся.
Большой живот не давал Леночке помыть нoги. А Татьяна Никифоровна без всякого стеснения принесла прямо в пaлату таз из ванной комнаты, наклонилась и помыла ножки будущей мамe, потом привела в порядок ей ногти, смазала кремом пяточки. В палате жeнщины средних лет примолкли. Им бы дaвно нужно было догадатьcя самим помочь молодой женщинe.
- А Вы красавицей были в молодые годы, - сказала Татьяне Никифоровне Лена.
И она была совершенно права. Следы былой красоты юности были еще видны в облике этой пожилой женщины. Она сохранила стать свою, и свою летящую походку, и красоту движения рук, и радостный, звонкий голос, и сияние улыбки на лице. Серые и большие глаза её были густо опушены рыжими ресницами. И волосы у неё были красивого каштанового цвета. Большая тяжелая коса была уложена узлом на затылке и скреплена шпильками, а в ней уже было полно седых волос, но они еще не полностью победили красоту природного цвета. И рыжеватый оттенок искрился на солнышке.
- Была, - улыбнулась собеседница, - да укатали Сивку крутые горки. Жизнь прожить – не поле перейти. Не стоит жизнь на месте. Девочки, потом мы - невесты, потом - молодые жены, матери, а там - рукой до внуков подать.
Оглянуться не успеешь - бабушка. И опять на руках тяжесть детского тельца ощущаешь и неповторимое дыхание ребенка слышишь. У меня детей - четверо, три сыночка и лапочка дочка. Младшенькая. Уж мы и не надеялись со Степаном на это чудо. Да повезло нам с четвертого раза. А уж красавица то она у нас - заглядеться можно! На отца похожа. Врачом-кардиологом в детской больнице работает. Тоже за военного замуж пошла. Только он рано в отставку вышел. Мастерскую ремонтную основал. Бизнесмен. А сыновья в МЧС работают. Старший как пошел на пожарного учиться, так потом всех за собой и увел. Внуков у меня - девять человек. Богатая я женщина!
И точно. Потоком шли навестить Татьяну Никифоровну: и дети, и внуки, и Степан приезжал через день. Всегда поднимался в палату, стучался, входил.
- Ну, как ты тут, мое рыжее солнышко?
И, не стесняясь никого, нежно целовал свою единственную.
И как такой мужчина мог обманом взять в жены юную девушку?
Непонятно.
Завеса тайны исчезла, когда однажды вечером в палате Антонина, довольно нудная, некрасивая и недовольная всем женщина, завела разговор о болезнях. Она громко, хорошо поставленным голосом рассказывала, где и как у неё колет во время приступов, куда боль отдает, и как она отзывается во всем теле. Татьяна Никифоровна остановила её.
- Да что мы о болячках то говорить будем? Давайте лучше о любви поговорим! Вот послушайте, я расскажу вам, как я замуж пошла. А вы, я чувствую, к этой истории любопытство имеете. Ну, как же! Я же назвалась обманутой невестой. Вот и послушайте, как на самом деле все было. Молодость вспоминать сладко!
За окном стоял месяц май. В больничном саду цвели черемуха и кусты рябины, густо посаженные вдоль дорожек. И столько красоты было и жизни вокруг, что в такую пору только о любви и можно было говорить. Когда же, если не весной?
Женщины в палате заулыбались и приготовились слушать. Антонина смотрела на Татьяну Никифоровну чуть насмешливо и снисходительно. А ту не смутил её взгляд. Она устроилась на кровати поудобнее.
- Слушайте! А вот жила я в деревне нашей, а рядом в селе Дубовом часть стояла. Жениха у меня никакого не было. Послевоенное время было. У нас в деревне тогда школы не было. Мы ходили за четыре километра пешком. Дадут мне родители хлеба и молока на завтрак в школу, а мальчишки отнимут у нас и съедят все еще до прихода в школу. И сидим мы в классе голодные. А домой по любой погоде идем и даже подташнивает нас от голода. И я в шестом классе школу бросила. А мама меня тогда на ферму взяла. Вот я телятницей и работала с четырнадцати лет. И в поле работала на всех полевых работах. И была у меня подружка Оля. Вот прожига была. Нам уже по восемнадцать было, когда она к нам примчалась под вечер и говорит, что в Дубовом в части в столовую офицерскую подавальщицы нужны. И позвала меня пойти устраиваться на работу.
- Хватит телятам хвосты крутить. А там мы найдем женихов себе, выйдем замуж за офицеров и поедем по свету мир смотреть.
Мама слушала нас и улыбалась, но мое решение одобрила.
- А что, доченька, попытай счастья! У тебя как раз завтра выходной. Сходи в часть.
Вот и встали мы на рассвете и пошли пешочком через поля, напрямую в это село. Дорога была привычная. Мы с мамой часто в военный поселок и молоко на продажу носили, и творог, и зелень всякую с огорода. Смотрю, а у подруги моей кофточка на груди так приподнялась как-то неестественно.
- Что у тебя там?
- Да мама моя мне гнездо птичье на удачу дала. Сказала, чтобы спрятала за пазуху. Колючее, из травинок. Она нашла на болоте в прошлом году. Птичка птенцов уже вывела, а мама на болото за тырсой - травой такой ходила, чтобы кисти для побелки сделать. И вот гнездо ей и попалось. Она его подняла и домой принесла. Говорит, что если я возьму гнездо - мне удача будет. Я послушалась. Но колется оно сильно. Может быть тебе половинку отдать? Чтобы и тебе счастье было!
Я от гнезда отказалась. Буду я еще высохшую траву за пазухой носить. Я в приметы и ворожбу никогда не верила. Пришли мы. Нас к строгому начальнику отвели. Он расспросил нас обо всем. Но нужна им была всего одна подавальщица. Вот он и выбрал подружку мою. У нее гнездо было за пазухой, и вид был пышногрудой красавицы. Обманчивый вид. А меня с естественной моей красотой на работу не взяли. Я горько плакала, когда мы назад шли.
- Да найду я тебе жениха подходящего. Ты какого хочешь? Высокого? Низкого? Толстого? Худого?
А я и растерялась. Я никогда и не думала над этим. Нецелованная я была. Замуж не очень собиралась. За парнями не бегала. А портрет словесный мужа будущего нарисовала. И рост у него должен быть высокий, и танцор он должен был быть хороший, и на гармошке играть чтобы умел, и чуб был пшеничный, а глаза - карие, и смеялся чтобы красиво. Не знала я тогда, что блондин с карими глазами - это редкость.
Переехала моя подружка к тете своей в ту деревню, где часть стояла, и пошла работать в столовую. Перестали видеться мы. И вдруг, как-то вечером сижу я на крыльце своего дома в застиранном платьишке, только из бани - суббота была, и большим деревянным гребнем чешу свои волосы. Коса до пояса и даже ниже была. Чуть не реву я от того, что никак расчесать не могу.
- Вот грива противная! И когда мне мама разрешит обрезать её? Вон все стригут волосы, а мне - нельзя что ли?
- Да зачем лишаться такой красоты? - голос мужской и чистый, как гром среди ясного неба!
Да кто же со мной это разговаривает? Я волосы за спину метнула, глянула и обомлела. Стоит передо мной парень. Ну, точно такой, какого я подружке описывала. И даже гармошку в руках держит. У меня сердечко прямо в пятку метнулось, замерло, а потом забилось сильно при сильно. Стоит рядом с моей пoдружкой. Она привела его со мной знакомиться. Своего жениха привeла с родителями познакомить, и мне жениха привела прямо в соответствии с моим запросом. И гармонист, как я хотела, и кареглазый блондин. Я платьице на колени натягиваю, а оно коротенькое. Выросла я из него давно. И порозовела я вся. А этот молодец такой красивый говорит, что его Степаном зовут, и что я его не разочаровала. Именно такой он меня и представлял. И представьте себе прямо сразу и говорит, что готов на мне жениться. Вот так вот с бухты-барахты. Не оглянуться, ни подумать нет никакого времени. А я рассердилась. Ах ты, думаю, а я не сробею, я отвечу тебе.
- Согласна я. Пойду.
И прямо в глаза ему посмотрела. Смело. Теперь он оторопел. Он не ожидал, что я так ему отвечу. А друг моей подруги засмеялся громко и сказал, что готов быть нашим сватом. И чтобы я готовилась, вечером они свататься придут.
Вот я переполошилась. В доме у нас всегда чисто было, но я полы до блеска просто отмыла, везде все прибрала, к маме на ферму побежала.
- Дождалась и ты, доча, своего счастья, - сказала мама и заплакала.
Да к бригадиру, да отпросилась, да домой почти бегом с ней побежали. Стали готовить праздничную еду. Отец с поля приехал, а у нас уже сваты за столом сидят.
А я сижу и не верю, что так вот можно в одночасье свою жизнь поменять. Минутой какой-то. Что он за человек? Я его ведь впервые вижу. А уже готова с ним жизнь разделить. А он все о себе рассказывает. Что из далеких краев, что младший лейтенант, что ждет повышения по службе, что комната есть в офицерском общежитии, что хозяйки нет у него настоящей.
- А ты её обижать не будешь? - строго и серьезно отец мой его спросил.
Степан аж вскинулся. Он не обидит.
- А что же же это ты, зятек, говорят с гармошкой приходил днем, а свататься без неё пришел.
Степан растерялся, заморгал часто своими карими глазами, а друг говорит, что они Ольге дрова рубили, и Степан руку ударил. И не может пока играть. Ну, не может и не может. Заживет рука, послушаем гармонь, еще успеем!
Свадьбу было решено через две недели сыграть. В начале лета свадьбу скромную сыграли. Расписали нас в Сельском Совете, пожелали нам любви и достатка в доме.
Вы не поверите мне, но платье подвенечное мне из простынки мама сшила. Да вышила васильками. И не догадаться было. На Свадьбе гармонист деревенский наш играл, а у Степана все рука болела. Переехала я к молодому мужу, стала хозяйничать в комнате, а гармошки нигде не видно. Говорит - в ремонт отдал. Что-то там сломалось. Ну я и не смутилась даже. В ремонт, так в ремонт. И только когда я уже на шестом месяце была в ожидании нашего первенца Костика, Степан мне сознался, что никакой он не гармонист. Обманул он меня. Пришел с гармошкой чужой. Для убедительности. Друг ему посоветовал.
А мне уже давно это было неважно. Удачно я вышла замуж. И век свой с хорошим человеком разделила. И дети, и внуки у нас хорошие. Только мы и по сей день смеемся со Степаном над тем, что он гармошку с собой приволок, когда подружка его в нашу деревню знакомиться со мной привела. Чтобы соответствовать моему запросу, так он мне со смехом говорил. Он не только играть на гармошке не умел! Ни петь, ни плясать он тоже был не мастер. Оля ему сказала, что я хочу за гармониста выйти замуж. Вот и пришел с гармошкой. Напрокат взял. Обманул он честную девушку, но произвел неизгладимое впечатление. И как только по жаре с этой гармошкой пешком в такую даль пришел? Вот таким вот обманом и взял меня в жены. Как же - гармонист. Все по моему заказу!
Татьяна Никифоровна примолкла и улыбнулась. И все слушательницы улыбнулись тоже. Так и виделся всем молодой и красивый лейтенант с гармошкой в руках. Да перед таким трудно устоять!
- Я вам, бабоньки, по секрету добавлю, что поет мой Степан, хоть святых выноси! Гудит, как паровоз охрипший. А характер у него легкий. И петь он любит. И всегда напевает, когда работает. Но верите, все песни на один мотив поет. И даже из самых лирических песен маршевые делает. "За рекой, над косогором, - раз-два - встали девушки гурьбой - раз-два! Здравствуй, все сказали хором - раз-два- черноморский наш герой - раз-два!" Если бы Людмила Зыкина, и его и моя любимая певица, услышала бы эту песню в его исполнении, она бы дара речи лишилась. Степан у меня - веселый человек. Любит шутки-прибаутки, анекдоты умеет рассказывать, но смеяться совсем не умеет. Если уж ему невыносимо смешно, он гы-гы - и все. Весь его смех! Так что за двоих я пою, танцую, и даже смеюсь! Дорожу я своим обманщиком. А с годами еще больше дорожить стала. Как прихворнет - птицей над ним крылья распускаю. И он надо мной. Везде вместе, везде - рядом. Иногда я его спрашиваю лукаво, а когда же он мне на гармошке сыграет?
- Каюсь, обманул маленько, боялся, что откажешь. А я в тебя по фотокарточке влюбился, которую мне Оля показала.
Да! Оля мне нашла жениха хорошего, а сама за неподходящего вышла. Бросил он её с дитем малым на руках. Она одна сыночка поднимала. Так что гнездо ей счастья не принесло. А вот мне выходит - принесло. Вот как на свете бывает.
- Да при чем тут гнездо? - сказала Антонина, - это судьба такая. И Ваша красота, и доброта, и широта души.
Антонина умела говорить красиво. Она преподавала литературу в школе. Только в голосе её не было той задушевности и искренности, какие были в голосе Татьяны Никифоровны. И того дыхания жизни. Подлинной жизни. Без всяких прикрас.
Встреча с таким человеком - это как маленький подарок от жизни. Когда мне взгрустнется, и когда так хочется пожаловаться родным на свои болезни, я всегда вспоминаю Татьяну Никифоровну и ей прекрасную фразу: "Да что про болезни то говорить? Давайте лучше про любовь поговорим! Веселее всем будет!"
А, давайте! Весна пришла. Пора любви. А все хорошее на свете происходит только от любви! Помоем окна чистой водицей, чтобы больше света было в домах, прикоснемся к земле в огородах и на дачax, бросим семена в землю и будем ждать урожая…
Автор: Валентина Телухова
Сто рублей на такси
Не везло с самого начала. Ведь можно же было поехать в Бежецк по Ленинградке, через Тверь! Так нет, побоялся пробок и свернул на Дмитровку. До Талдома доехал почти без затруднений, но вот за Спас-Углом закончилась Московская область и началась Тверская — даже указатель можно не вешать, по качеству дороги сразу ясно!
Пришлось сбавить скорость и плестись потихоньку, лавируя между ямами. Правда, временами попадались отремонтированные участки со свежими асфальтовыми заплатами, но уж лучше бы их не было: только расслабишься, разгонишься, а выбоина — вот она! Уже миновав Калязин, не уберёгся, влетел колесом в глубокую рытвину, так тряхнуло, мама не горюй! Услышал какой-то нехороший звук, уж не подвеска ли… Остановился, вышел посмотреть: да нет, вроде нормально всё.
Поехал дальше, стараясь не вслушиваться в скрип и скрежет. Добраться бы до автосервиса, пусть посмотрят-послушают! Миновал деревню со странным названием Эскино. Улыбнулся, вспомнив город Энск у Катаева: Эн-ск, Эс-кино — словно алфавит повторяешь. Как оказалось, улыбнулся зря, потому что тут же, словно в ответ на его улыбку, к прежним зловещим шумам добавился совсем уже нехороший стук откуда-то из-под днища…
До Кашина всё же дотянул. На въезде притормозил, справился об автосервисе, оказалось совсем недалеко. Ну хоть что-то!
В мастерской обнаружили кучу проблем: и с подвеской (чего боялся с самого начала!), и с диском переднего колеса, которым в ту распроклятую выбоину угодил, да в довершение бед ещё и глушитель почти отвалился — вот он стук-то откуда! Пообещали сделать, но не раньше, чем завтра к обеду — и это в лучшем случае! До чего же неудачно всё складывается, вот как с утра не заладилось, так и идёт! Мало-помалу в душе копилось раздражение.
Гостиница нашлась на той же улице. Правда, идти до неё пришлось довольно прилично. Номер получил без труда. Видно, не так уж много желающих насладиться здешним уютом. Поднялся на этаж, открыл дверь. Комната как комната, на одну ночь сойдёт. Кровать есть — что ещё надо? На окне какой-то сероватый тюль с рисунком в виде большой бабочки — такое впечатление, что она в этом тюле как в паутине запуталась. Хорошо, что окно не на улицу, не будут машины мешать.
Вынул из дорожной сумки кое-какие вещи, бросил на стул, сумку в шкаф закинул. Потрогал матрас. Да… Всё-таки прилёг, закрыл глаза и даже задремал, но вспомнил, что ещё не обедал.
Вышел на улицу, огляделся. Перешёл по мосту мелкую медленную реку. Справа увидел большой собор с синими куполами. Сходить, что ли, осмотреть? Надо же как-то время до завтра убить!
Из оказавшихся поблизости заведений общепита выбрал «Старый Кашин», зашёл. Бегло глянул в меню. Настолько ли он проголодался, чтоб рискнуть тут пообедать? Сам удивился: что это с ним сегодня?! Разве злополучный «Старый Кашин» виноват, что его с утра всё бесит?
Хотел заказать яичницу с беконом, но полноватая женщина неопределённого возраста, хозяйничающая за стойкой, томно вздохнув, протянула:
— Ой… С беконом столько возни! С колбасой будет.
От неожиданности даже рассмеялся. Ну с колбасой, так с колбасой…
Поковырял вилкой поданную яичницу, понял, что есть не хочет. Может быть, от жары? Сентябрь какой-то не в меру солнечный… Спросил кофе и мороженого.
— Нету, — ответила женщина, — не бывает у нас мороженого. Но если сами купите, — махнула рукой в направлении «Магнита» на противоположной стороне улицы, — я вам его на блюдечко положу. А кофе только растворимый.
Вышел, едва справившись с желанием хлопнуть на прощанье дверью. И правда, что ли, мороженого купить? Заглянул было в «Магнит», но увидев очередь в кассу, развернулся и вышел. Что за день такой выдался невезучий?!
Пошёл бродить по улицам, рассеянно поглядывая по сторонам. Раздражение росло с каждым шагом. Старые дома, без слов умоляющие о ремонте… Скучные пятиэтажки, когда-то прозванные в народе «хрущобами» по имени правителя, при котором возводились… Двухэтажное здание из серого кирпича, — ну барак и барак, — а по фасаду прилеплены буквы, вырезанные то ли из фанеры, то ли из железа и выкрашенные красной краской: «Слава труду». Дизайнеры, ёжкин кот, креативщики! И это в историческом центре!
Не вернуться ли в гостиницу? Да что там делать, ещё весь вечер впереди! Пошёл дальше, уже не глядя вокруг и пиная ногой какой-то камень, чтоб хоть на чём-то сорвать свою беспричинную, в общем-то, досаду, как-то стравить пар.
— Эй, друг, сто рублей не найдётся? На такси не хватает!
Поднял глаза. Какой-то тип, лицо смутно знакомое, будто где-то его уже видел… Сто рублей на такси ему не хватает, видите ли! Или «такси» у нас теперь эвфемизм для обозначения бутылки? Чтобы не сорваться и не оказаться втянутым в конфликт, повернулся и быстро пошёл прочь. Попрошайка что-то крикнул ему вслед — то ли обругал, то ли встретить пообещал…
Перешёл реку по узкому деревянному мостику, вскарабкался по железной лестнице на высокий берег — и увидел впереди собор. Он же собирался его осмотреть!
Вошёл. Ах вот как, можно даже на колокольню подняться!
Довольно крутая винтовая лестница привела на второй ярус. Вид на город, открывавшийся отсюда, неожиданно заворожил его. Даже раздражение, весь день копившееся в душе, отодвинулось на второй план. Какие-то туристы крутились рядом, болтали, восхищались видом, фотографировали. А он стоял и смотрел, смотрел…
Синие купола храма в сине-облачном небе, а за ними, в зелени, в которой уже пробивалось, подобно ранней седине, осеннее золото, виднеются крыши невысоких домиков… Река, плавно огибающая берег, поблёскивает под лучами заходящего солнца… И почему она ему поначалу показалась мутной и неприглядной? Красивая река-то! Вода почти неподвижная — зато отражение какое!
Так и стоял, зачарованный, глядя вдаль, не думая ни о чём. Не заметил, как смолкли вокруг голоса туристов, как потихоньку стали сгущаться сумерки. Очнулся от вечерней прохлады и поспешил вниз. Но дверь оказалась заперта. Постучал. Нет, не слышат!
Заметил на стене листочек-объявление, по какому номеру следует позвонить, чтобы выпустили. Очень предусмотрительно! Видно, не первый он такой невезучий. Достал телефон. Но сколько ни жал на кнопку, экран не загорался. Недавно же заряжал! И что теперь делать? Колотить в дверь ногами и кулаками? Кричать? Всё равно, вряд ли кто услышит: храм наверняка на ночь запирается.
Но не стоять же до утра под дверью! Поднялся снова по лесенке, присел на дощатый пол, прислонившись спиной к деревянному столбу.
Сидел, то ли смотрел на город, то ли дремал с открытыми глазами — и вдруг почувствовал, что уже не один. Неужели нашёлся-таки благодетель, решивший проверить, не забыли ли кого на колокольне? Оглянулся — и увидел, что слева, прислонившись к тому же столбу, сидит давешний хмырь, что стольник на такси выпрашивал, смотрит на него, подмигивает:
— Что, друг, не ожидал? Кричал же я тебе, что встретимся ещё, вот и свиделись. Ты, я погляжу, так и не узнал меня?
— Ну почему же… Вы у меня сегодня сто рублей на такси просили.
Мужик засмеялся.
— Ты сам-то подумал, куда можно за сто рублей уехать? Это ж только повод был, чтоб разговор начать!
— Я решил, вам на бутылку не хватило, — ответил, начиная уже злиться на навязчивого собеседника.
— Да ты не выкай, мы ж с тобой столько лет знакомы, что и не сосчитать.
— Мы? Знакомы? — растерялся от неожиданности. Может, псих? Вот ведь попал так попал! Если дверь заперта, то и не уйти от непрошеного знакомца.
Тот заметил его замешательство, снова засмеялся.
— Не бойся, не укушу! Вот не веришь ты мне, а зря. Хочешь, я тебе всю твою жизнь расскажу, а ты думай, вспоминай пока, где мог меня видеть. Тебе же с самого начала показалось, что уже встречались мы.
Показалось, да, было дело. А вот откуда, интересно, он-то об этом узнал? Впрочем, какая разница! Пусть болтает, раз уж время до утра придётся коротать вместе. Не удержался, спросил:
— Прям-таки всю-всю жизнь? Ты, что ль, прорицатель какой?
— Не веришь?
— Расскажешь, куда и зачем я поехал, тогда поверю, — сказал, а сам усмехнулся про себя: видать, не потерял этот хмырь надежды на бутылёк заработать!
— Подумаешь, бином Ньютона! — неожиданно ответил тот смутно знакомой цитатой откуда-то из классики. — В Бежецк ты поехал. И не поехал, а сбежал! — незнакомец хихикнул. — Каков каламбурчик-то получился, оцени: сбежал в Бежецк!
— Почему сбежал? Поехал по делам фирмы.
— Дел-то там у тебя нет, — насмешливо перебил его самозваный пророк, — про дела это ты так, для очистки совести, чтоб себя успокоить придумал. Сбежал ты в Бежецк от самого себя, да только зря. Нельзя тебе туда ехать. Тебе поскорее домой возвращаться надо. Потому и дорога тебе такая выдалась — то одно, то другое, потому и злишься весь день без причины, без повода на всех и вся.
Вскинулся было, но тут же и сник. Правду сказал этот псих. Сбежал. Смалодушничал. А тот посмотрел на него, улыбнулся:
— Что, друг, молчишь? В точку я попал? Вот и молчи. Так я что говорю-то? Одна у тебя проблема — жена! И нет никаких других проблем.
Тут уж не стерпел, вскочил, ухватил, встряхнул — а тот смеётся:
— Что, на мозоль тебе наступил? Ну извини! Понимаешь, иногда и солью стоит рану присыпать, если другого лекарства нет. Ты не кипишуй, а молчи и слушай, я ж обещал тебе жизнь твою рассказать. Будешь слушать, или мне уйти? Только учти, не случайно мы с тобой здесь вдвоём оказались. Может, это последний твой шанс. Упустишь его — пиши пропало!
Отпустил нахального болтуна, а тот усмехнулся кривенько:
— Вот так-то лучше! Ну, слушай. Женился ты по любви. Думал, вся жизнь праздником будет. Жену берёг-лелеял, чуть пылинки не сдувал. Ну и она в тебе души не чаяла. Казалось бы, это ли не счастье? Но одно портило тебе настроение… Помнишь, что?
Ещё бы он не помнил! Эта её увлечённость собственными фантазиями! Работала она в кукольном театре художником. Персонажей для спектаклей рисовала. Порой, когда новую пьесу ставить собирались, ночами просиживала за своими рисунками. Уходила с головой в свой воображаемый кукольный мир и уже ничего вокруг не замечала. В такие минуты он чувствовал себя лишним, потому что для него путь в тот мир был закрыт. Ну не мог он своим рациональным умом понять, как можно настолько серьёзно заниматься такой ерундой! Не полетит нарисованная бабочка, не запоёт пластмассовая птица, не залает плюшевая собака! А она разговаривала с ними, как с живыми!
— Точно! — подхватил, словно подслушав его мысли, этот полузнакомый незнакомец. — Как раз эти фантазии и мешали тебе чувствовать себя в её жизни главным и единственным. Признайся уж, что ревновал её к куклам! Ну, ты и настоял, чтобы жена бросила работу. Хотелось тебе, чтобы она дома тебя встречала, лишь о тебе одном заботилась, ни о ком, кроме тебя не думала…
Разве это он настоял? Это она сама решила! Ну да, он, конечно, говорил, что в куклы надо в детстве играть, что негоже взрослой замужней женщине такой ерундой заниматься, что есть вещи поважнее глупых фантазий. А разве не так? Ну и в конце концов она сдалась.
— Вот-вот, именно: сдалась! — снова вмешался окаянный хмырь. — Только принесло ли это кому-нибудь радость? Ушла она из своего театра, стала хозяйством заниматься. Ты приходишь вечером, а стол накрыт, всё в доме чисто-красиво, жена с тебя глаз не сводит, каждое слово твоё ловит. Всё, как ты хотел! Но не тот она человек, чтобы домохозяйкой весь век прозябать: подай-принеси, приготовь-убери…
А вот тут ты и соврал, непрошеный знаток семейной истории! Никто её не принуждал хозяйством-то заниматься! Полную свободу он жене предоставил, любые желания-капризы с полуслова исполнял. Хочешь — в салон косметический сходи или в фитнес-клуб запишись, хочешь — отправляйся по магазинам, шопинг, говорят, самое что ни на есть любимое женское развлечение. А для души есть выставки-концерты, курсы всякие. Личностный рост — это теперь модно!
— Для души! Много ты понимал, что её душе надобно! Курсы да клубы, это, конечно, хорошо, только ей этого мало было. Без любимого дела огонёчек-то, изначально каждому данный, чтоб в душе горел и смысл этой жизни придавал, гаснуть начал, и затосковала она по тому времени, когда с ней разговаривали плюшевые собаки и оживали нарисованные бабочки. И захотела она снова к своей работе вернуться. А ты рассердился.
Блажь всё это! Другие о такой жизни только мечтают, а ей, видите ли, тоскливо!
— Вот-вот, так ты ей и сказал. И с того времени пошло у вас всё наперекосяк. Она хандрит — ты сердишься. Ссориться начали, иногда неделями не разговаривали. Ты всё больше времени на работе да с друзьями проводить стал, дома всё меньше бывал. Совсем она затосковала, просить начала: «Давай куда-нибудь съездим!» А ты что? «Погоди да подожди, лето скоро, поедем путешествовать, развеешься». Да вот и лето уже кончилось, а ты так и не вспомнил своего обещания. Но она-то не забыла, стала спрашивать, когда же, дескать, поедем, ну хоть куда-нибудь? А ты: «Некогда мне попусту мотаться!» И чтоб доказать ей, как ты занят, а заодно и сбежать от неприятных разговоров, придумал себе срочное и неотложное дело. Но всё же сказал, что через три дня вернёшься, и тогда вы непременно… куда захочет… хоть на пару недель… обязательно! Наобещал, лишь бы не мешала тебе своими слезами-упрёками — и сбежал от домашних проблем в этот самый Бежецк. Вот только вернёшься ты домой, — а её там больше нет. Три дня она тебя ждать будет, а на четвёртый уедет, куда глаза глядят. И тут окажется, что без неё всё остальное всякий смысл теряет. Пока она рядом была, ты этого не понимал, как не замечают воздуха, которым дышат. Спохватишься, будешь искать, да не найдёшь…
— Да тебе-то откуда знать? Что ты за умник такой на мою голову?!
— Ты меня так и не признал? Ну-ну… Ладно, заболтался я тут с тобой!
Сказал, подошёл к ограждению, вскочил на него. Стоит-балансирует. Ну так и знал, что псих! Свалится ведь! А тот оглянулся:
— Совет на прощанье: бабочку-то из паутины выпусти, не забудь! — и шагнул вперёд…
Господи! Только этого не хватало! Зажмурился, чтоб не видеть, что там внизу, на асфальте… Но надо же что-то делать! Может, как-то помочь, спасти! Открыл глаза…
Первое, что увидел — тюль на окне и утренний туман за окном. Что же получается: как прилег на кровать, так и проспал до утра? И не было блужданий по городу? Не было колокольни? Не было болтуна-провидца?
Встал, подошёл к окну. Ну и туман! Ни неба, ни домов, лишь купола ближнего собора чуть-чуть просвечивают. Отвернулся, скользнул взглядом по зеркальной дверце шкафа. Оттуда на него глянуло помятое от долгого сна небритое лицо вчерашнего собеседника… его собственное лицо!
Выходит, это он сам себя во сне уговаривал вернуться, пока не поздно, пока ещё можно всё исправить и наладить? Потому что если она уйдёт…
Достал сумку, покидал в неё вещи. Машину обещали сделать только к обеду… Ладно, ерунда! Ходит же отсюда автобус! А за машиной он потом съездит. Нет! За машиной они вернутся вместе. Надо обязательно показать жене городок, где снятся такие странные сны. Они поднимутся с ней на ту колокольню, пусть полюбуется, как он красив, этот маленький Кашин!
Оглянулся — не забыл ли чего, и увидел нелепую большую бабочку — узор, вытканный на тюлевой паутине-занавеске. Шагнул к окну, распахнул его, встряхнул тюль — бабочка выпорхнула, описала несколько кругов, нырнула в туман и исчезла в нём.
©️ Copyright: Елена Путилина, 2024
Свидетельство о публикации №224101601596
- Ты старая уже, нашему сыну нужна молодая мать, а не бабушка! Я ухожу и забираю ребёнка! – заявил муж. – А тебе квартиру оставлю.
Заявление мужа прозвучало, как гром средь ясного неба. Рита прижимала к груди своего сына и испуганно смотрела на Семёна. Этот ребёнок был поздним, но таким долгожданным. О наступившей беременности Рита узнала в тридцать семь. Она уже почти потеряла надежду, а тут столь радостная новость. Обрадовалась не только Рита, её супруг летал от счастья. Он говорил, что теперь семья, наконец, станет полноценной. Рита ни в чём не знала нужды. Муж делал всё, чтобы его беременной жене было комфортно. Лучшие врачи, всё только самое лучшее, и вот малыш появился на свет. В день выписки Семён вёл себя как-то странно: слишком холодно, отстранённо. Он будто бы и не радовался вовсе. Рита сильно удивилась. Она переживала и думала, что муж уже пожалел, что в таком возрасте они отважились родить малыша. Однако позднее всё изменилось. Семён много времени проводил у кроватки сына, помогал жене, и она поняла, что все опасения были напрасными. Прошло девять месяцев. Всё это время маленький Толик находился на грудном вскармливании, но потихонечку Рита давала сыну прикорм.
Изображения используются на правах коммерческой лицензии.
- Пора отучать его уже от груди. Это пацан, а не девчонка, чтобы до трёх лет сиcькoй питаться, - однажды раздражённо заявил Семён.
Хоть муж нарадоваться не мог сыну, а с женой он стал вести себя холоднее. Отчуждённость чувствовалась, пусть Рита и старалась не накручивать себя. Когда он в последний раз подарил ей букет, Рита уже и припомнить не могла. А тут муж вернулся домой раздражённым и сходу заявил:
- Ты старая уже, пойми это. Нашему сыну нужна молодая мать, а не бабушка! Я ухожу и забираю ребёнка. У меня давно есть другая женщина. Она станет прекрасной матерью для Толика, а ты свою миссию выполнила. Выносила его, родила, поэтому я тебе квартиру оставлю. Развод оформим грамотно. Я тебя не обижу.
Прижимая сына к себе, Рита смотрела на мужа и понять не могла – он шутит так? На дворе для такого не первое апреля. Разве можно говорить такие вещи? Сердце ведь слабое, может и не выдержать таких проверок.
- Сём, ты сегодня в хорошем настроении? Мне шутки твои совсем не нравятся. Это неприятно и обидно звучит, - прошептала Рита.
Она отнесла сына в манеж. Хоть и не понимал многого ребёнок, а всё равно не хотелось, чтобы он слышал от отца такие слова. Даже если и шутки это, а интонация у Семёна была злая какая-то.
- А я не пошутил. Разве я похож на шутника? Я действительно уже давно встречаюсь с другой женщиной. Она красивее тебя, умнее, а самое главное – моложе. Именно такая мать нужна нашему ребёнку. Ты уж прости за прямоту, но ты ведь не хочешь, чтобы пацана дразнили, называя его мать старой бабкой? А это случится!.. Лучше сейчас всё предусмотреть. Кроме того, ты не дашь нашему ребёнку достойное будущее, а я обеспечу его всем необходимым. Ты только истерики не устраивай, ладно? Мне и так тошно. Всё-таки пятнадцать лет вместе прожили. Жалко мне тебя, но жизнь штука суровая. Делать вид, что у нас всё хорошо, и я счастлив в браке с тобой, больше не могу.
- Я не отдам тебе ребёнка, - заявила Рита и пошатнулась, не веря собственным ушам. Как же так? Как её муж смел говорить такие жестокие вещи? Почему он вообще осмелился заявить такое? Забрать у неё сына? Нет… у него ничего не получится. Рита так долго ждала ребёнка, и она никогда не расстанется с малышом.
- Я не спрашиваю твоего разрешения. Если ты не согласишься по доброй воле, я вышвырну тебя из квартиры. Куда ты пойдёшь? К матери, у которой семеро по лавкам? С тобой ребёнок будет жить в нужде. Посмотри на свою сестрицу. Живут впроголодь, дети ничего не видят. Я в состоянии обеспечить ребёнка финансово, а ты – нет. Когда ты в последний раз выходила на работу?
Рита действительно давно не работала. Муж говорил, что она много нервничает с детьми в школе, и если хочет забеременеть, то должна абстрагироваться. Он настоял, что зарабатывает достаточно и способен обеспечить семью. Погрузившись в лечение, Рита уволилась из школы и всё свободное время посвящала семье.
- Ты не посмеешь забрать сына, - процедила Рита. – Если хочешь уйти к другой, уходи. Я не стану препятствовать твоему общению с ребёнком, но расти он будет со мной. Как ты смеешь даже мысль себе допускать, чтобы разлучить меня с ребёнком?
- Не нужно переводить всё в драму. Ты сделаешь хуже сыну, если закатишь истерику. Я предложил тебе самый безболезненный вариант развода, а ты решай уже сама – готова согласиться или в итоге останешься ни с чем.
Рита боялась мужа. Он работал в суде, у него было немало связей, и если он на самом деле решил отнять ребёнка, он может так поступить, не дрогнув. Как уговорить Семёна не обходится так жестоко с нею и ребёнком, женщина не знала. Она понимала, что слёзные мольбы Семёна не тронут. Никогда не трогали. Рита привыкла за годы брака ублажать мужа. Она никогда не шла против его воли, старалась оставаться примерной женой, но быстро надоела ему. Столько лет стараний, чтобы теперь он заявил, что отнимет ребёнка?
Эту ночь Рита не сомкнула глаза. Она всё боялась, что уснёт, а когда проснётся, мужа и сына уже не будет рядом.
Семён не спешил съезжать из квартиры, хоть ночевать домой стал возвращаться реже. Рита надеялась, что он оставит их и не станет воплощать свои угрозы в жизнь, но однажды в дверь квартиры постучались полицейские. Рита точно знала, что это муж их подкупил, чтобы отвлечь её внимание. Риту обвинили в систематических пьянкaх, плохом обращении с ребёнком, и повезли в участок. Сын остался с удобно вернувшимся ко времени отцом. Рита молила мужа остановиться и не совершать такую ошибку, но он не слушал, а полицейские не стали дожидаться. Женщину увезли в участок, где продержали трое суток.
Вернулась Рита уже в пустую квартиру. Вечером Семён приехал и предупредил, чтобы жена даже не дёргалась, не пыталась идти против него.
- Я показал тебе свою власть. Провернёшь что-то, и горько пожалеешь об этом, потому что я могу запрятать тебя в тюрьму и cгнoить там.
- Ты ужасный человек. Действительно думаешь, что сыну так будет лучше? С чужой тёткой? Она никогда не сможет дать ему материнской любви. – Слёз не оставалось, только пустота и холодное безразличие к жизни. Поддерживало Риту желание бороться. Она не могла опустить руки окончательно, потому что от её уверенности зависело будущее сына. Нельзя сдаваться. Можно было найти какую-то управу на мужа, но пока не было и единой мысли – где искать.
- Даже представить себе не сможешь, какая она заботливая мать. Она так полюбила Толика, что порой мне кажется, будто бы она его и родила. Так что ты прости, дорогая, но решение своё менять я не буду. Эти три дня нужны были мне, чтобы убедиться, что принял верное решение. Ты бабка, а не мать, а моя новая женщина… она идеальна во всём.
Семён ушёл, громко хлопнув дверью, а Рита скатилась по стене, чувствуя, как её колотит. Она должна была придумать что-то. Нельзя просто позволить им отнять единственную отраду, которая была у женщины. Её кровиночка, маленький сыночек. Наверное, он испугался, не увидев маму? Сердце сжималось от горечи. Как с ним на самом деле обходится любовница мужа? Если на глазах у Семёна она сюсюкалась с ребёнком, то оставшись наедине, могла вести себя иначе.
Рита позвонила сестре и рассказала о своей проблеме. Она знала, что муж той работает в правоохранительных органах. Возможно, он сможет помочь? Хотя бы советом? Подсказать, куда ей двигаться дальше, куда обратиться? Однако он развёл руками.
- Ты прости, но если у него такие связи, то вряд ли ты сможешь бороться.
- Но это ведь невозможно! Такая вседозволенность не должна существовать.
- Она существует, Рита. Говорят, клин клином вышибают. Если хочешь бороться со своим мужем, тебе важно найти человека, способного прижать его к стене.
Семён подал на развод. Рита рассчитывала, что сможет хотя бы судью убедить не разлучать её с ребёнком. Она не видела Толика уже две с половиной недели, с ума сходила от отчаяния. С каждым днём какая-то частичка души умирала.
Приехав в суд, Рита узнала, что заседание перенесли. Коллега её супруга, Татьяна, с пониманием посмотрела на женщину:
- Его уже судьба наказывает за то, что так обошёлся с тобой.
- Что вы имеете ввиду? – удивилась Рита.
- Так ты не знаешь? Заседание перенесли не просто так. Семён попал в аварию. Он сейчас в больнице в тяжёлом состоянии.
Рита ахнула. Она переживала, что ребёнок в этот момент мог находиться в машине, но Татьяна поспешила заверить, что Семён был один. Ребёнок сейчас, скорее всего, с его новой пассией, а где та живёт, никто не знал. Рита извелась. Она чуть с ума не сошла. Женщина помчалась в больницу, но к мужу её не пустили, так как он находился в реанимации. Даже узнать не у кого было, где сейчас Толик, и мысль, что её сыну плохо, съедала Риту.
Когда в дверь квартиры позвонили, женщина не хотела открывать. Мало ли кто пришёл? Она не собиралась принимать гостей. Однако что-то ёкнуло. Не спрашивая, кто там, не глядя даже в дверной глазок, Рита открыла и ахнула. Она схватила сына в объятия и заплакала вместе с ним. Молоденькая девушка смотрела на Риту с презрением.
- Забирайте своего ребёнка. И мужа своего забирайте. Врачи говорят, что он теперь будет прикован к инвaлиднoмy креслу, а я о такой жизни никогда не мечтала. Это не для меня. Живите дальше, как знаете.
Рита не слушала девушку, даже не смотрела на неё, не помнила даже, как та ушла. Она обнимала сынишку, покрывала его исхудавшие щёчки поцелуями и шептала, что больше они никогда не разлучатся.
- Ты моё сокровище, сынок! Мама больше никогда тебя не упустит. Обещаю тебе, - бормотала Рита.
Женщина радовалась, что сын вернулся к ней. Однако она боялась, что как только мужа выпишут из больницы, он решит продолжить начатое, разлучит её с ребёнком. Рите предложили работу в деревенской школе, далеко от города. Она задумалась, что могла бы согласиться. И жильё там предоставляли. Там жила её старая знакомая, с которой Рита когда-то вместе училась. Нарадоваться не могла, говорила, что воздух свежий, люди хорошие. Она убеждала Риту, что и сыну её лучше будет учиться там, ведь меньше хулиганов, больше возможностей учиться, а не бегать за школу с друзьями. Теперь Рита задумалась, что это был бы идеальный вариант для неё. Мама её старой подруги могла бы помогать с Толиком первое время. Решив, что именно так и поступит, Рита начала оформлять документы. Она лишь единожды навестила Семёна в больнице. Муж действительно никогда уже не сможет ходить из-за повреждений позвоночника.
- Ты же меня не оставишь теперь, Ритка? – жалобно спросил мужчина. – Мы пятнадцать лет вместе. Ну, попутал меня бес, теперь же не рушить всё, а? Давай начнём всё сначала? Клянусь, что больше никогда не предам тебя. Я же жалел, что так с тобой поступил, уже собирался вернуться вместе с сыном.
Слушая лживые слова мужа, который беспокоился лишь о том, чтобы было кому подать ему стакан воды, Рита смотрела на него и не понимала, как не разглядела фальшь раньше. Они прожили много лет вместе, и она любила Семёна всем сердцем, а теперь видела, каким чёрным было его сердце всё это время. Он только о себе и заботился. Только о себе одном переживал.
- Мы с сыном уезжаем. Тебе теперь ребёнка никто не оставит, потому что о себе толком позаботиться не сможешь. Квартира твоя остаётся. Делай с ней, что хочешь. Может, перепишешь её какому-то дому инвaлидoв, и за тобой будут ухаживать, а может, стимул появится, чтобы всё-таки встать на ноги, вопреки прогнозам врачей. Я не знаю, что ты решишь дальше, Сёма, но на этом наша история заканчивается. Я никогда не смогу простить тебе предательство. Ладно хотел уйти сам, но то, что отнял у меня сына, и мы столько времени жили в разлуке – не прощу никогда. И в няньку твою превращаться не собираюсь. Выздоравливай.
Семён кричал, что Рита зря пошла против него, и он обязательно сделает всё, чтобы отсудить у неё сына, да только теперь у него руки были связаны. После выписки, его определили в специальное учреждение, так как предстояла длительная реабилитация, а сам он пока даже в туалет не мог сходить нормально. Бумеранг настиг Семёна слишком быстро. Однако мужчина своей вины не признавал. Он проклинал судьбу, водителя, вылетевшего в тот момент на встречку. Семён винил всех, кроме себя любимого. Он считал, что Рита просто обязана была остаться с ним и ухаживать, помогать ему, ведь он столько лет прожил с нею. И хоть планировал уйти к другой, а ведь обстоятельства изменились. Теперь жена должна была прыгать перед ним, помогать ему во всём, исполнять все его прихоти. Он ведь исполнял её, когда была беременна. Семён не видел своей вины и не понимал, почему жена предала его и оставила, ведь теперь он готов был продолжать жить в браке с ней и вместе воспитывать сына.
Паш, а скоро мамка приедет? — младший братишка нетерпеливо дергал его за край рубашки.- А какая она, наша мамка?
-Она…она…- голос срывался, ком в горле мешал говорить.- Надоел уже! Лучше собаку покорми! — закричал Пашка, стараясь скрыть свои эмоции.
Не хватало еще, чтобы он заплакал как девчонка! Пашка развернулся и убежал за баню, где было его потайное место.
Свою мать дети не видели долгих четыре года, и вот сегодня она должна была вернуться из тюрьмы. Егорка совсем не помнил маму, а Павлу было семь лет, когда её осудили за yбийство сожителя.
Воспоминания нахлынули на Пашку внезапно и мощно. Они всегда приходили спонтанно, словно порыв шквалистого, обжигающего ветра.
Вот они с отцом идут через большое зеленое поле к маме на работу. Светит яркое солнце, трава цепляется за коленки.
-Папка, змея! –кричит Пашка и с ужасом прижимается к отцу.
-Не бойся, сынок. Это уж. Видишь, на голове у него желтые пятнышки,- отец подхватывает сына на руки и садит на плечи.
-Эге -гей! Я Дядя Степа Великан!- радостно кричит Павлуша.
А вот они с отцом бегут по берегу реки по лужам наперегонки. А летний дождь такой теплый! Мама в небесно-голубом платье стоит босиком на вымоченной мягкой дождевой траве и смеется.
-Мам, ты чего улыбаешься?
-Вас увидела, вот и радостно стало на дyше.
Еще Пашка вспомнил, как мама читала наизусть стихи Маяковского и Михалкова, когда он долго не мог уснуть. В памяти всплыли теплые руки матери, которые всегда пахли полевыми цветами, её ласковый голос, взгляд, полный нежности и любви.
Семейное счастье оборвалось в один миг — лихие 90-е… Пашка вдруг вспомнил, как в доме сначала пропали конфеты, пряники, потом бабушка стала редко жарить его любимые котлеты, а потом папа потерял работу и вынужден был уехать на вахту на север, где вскоре с ним произошел несчастный случай. Больше отца Павел не видел.
Мама узнала, что беременна. Она целыми днями плакала, закрывшись у себя в комнате, а бабушка уговаривала её хорошенько все взвесить. Все разговоры заканчивались криком и слезами матери.
-Прекрати! Этот ребенок-плод большой любви, это продолжение Сережи!
Через шесть месяцев в семье появился Егорка.
А потом мама привела в дом дядю Антона. Именно тогда Паша впервые услышал незнакомое словосочетание «гражданский брак». А бабушка постоянно плакала и называла этот союз мезальянсом:
-Девушка из хорошей семьи с высшим образованием и мужчина без образования из неблагополучной семьи, с криминальным прошлым. Это безумный шаг, о котором ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь!
Вскоре мама сама поняла, какую страшную ошибку она совершила, но…
Суд посчитал, что женщина превысила пределы необходимой самообороны и вынес суровый приговор. Бабушка оформила над детьми опеку, и для детей началась такая непростая жизнь. Мальчишки были как затравленные зверьки. Они постепенно учились жить спокойно. Ведь больше не нужно было бояться, что кто-то пьяный вломится к тебе в комнату, будет бить маму и бабушку, не нужно ночевать в бане, чтобы не попасть под горячую руку сожителя.
Пашка рано повзрослел, ведь ему приходилось заботиться о младшем брате и бабушке, которая очень сильно сдала после того, как дочери объявили приговор.
Денег в доме не хватало. Паша научился у деда Игната латать старую обувь, колоть дрова, копать картошку и управляться в сарае. А летом он собирал ягоды и грибы, которые бабушка сдавала в райпо. Павлуша складывал дрова и уголь, топил печку, чистил снег во дворе, играл с братом, а вечером писал маме грустные письма и делал уроки.
-Пашенька, сыночек мой… — родной голос заставил мальчика вздрогнуть.
Павел стоял, боясь шелохнуться, слишком долго он ждал этого момента. Он робко обернулся и сквозь преломленную соленую пелену слез увидел маму. Он внимательно смотрел на неё, не в силах отoрвать взгляд. Такое до бoли знакомое и …такое чужое лицо.
-Мама…Как же я тебя ждал!-только и смог произнести сын пересохшими от волнения губами.
И тут Пашка забыл, что он сильный и взрослый, что он дал себе слово никогда в жизни не плакать. Он кинулся к матери, уткнулся в её грyдь, и слёзы хлынули из его глаз, как ручьи, перехватывая дыхание и принося долгожданное облегчение. Он так устал быть взрослым, устал нести за всё ответственность! Мать нежно прижала плачущего сына и прошептала: «Прости меня, сынок!»
И они ещё долго стояли, прижавшись друг к другу. А навстречу им бежал радостный Егорка, позади которого, охая и причитая, ковыляла бабушка.
Автор: «Родной огонёк»
Ты изменил ей с другой женщиной. Вернулся в семью через месяц: "Прости, бес попутал". Жена тебя простила, приняла. А через полгода заговорила о разводе: "Не могу так больше, Миша, устала. Не хочу". И сейчас ты бьешься головой о клавиатуру, всех френдов в соцсетях достаешь: "Что с ней? Ведь она сама согласилась сойтись. Жили нормально, начали с чистого листа. А теперь, спустя месяцы, она вдруг все мне припомнила и решила, что наши отношения восстановить невозможно. Почему?"
"Почему Герасим принял решение уйти от барыни после того, как утопил Муму?" — на этот вопрос ты, Миша, как и многие школьники, когда-то отвечал в сочинении. "В герое пробудилось человеческое достоинство, и он понял, что по-прежнему жить уже не сможет",— вот что надо было тогда писать, чтобы получить хорошую оценку. Но ты не усвоил материал, поэтому так негодуешь теперь: "Где логика? Она что, все это время давилась обидой?"
Так и есть, Миша. Как бы ни веселились твои френды с голыми девицами на аватарках: "Хороший левак укрепляет брак!", измена — это сильнейший удар по союзу мужчины и женщины. Почему разведчики, бизнес-партнеры или друзья оценивают предательство так, как его и положено оценивать, а твоя супруга должна относиться к нему иначе? Только потому, что ты пришел с цветами: "Давай все забудем, дорогая"? Обескровленная, обессиленная, все еще по привычке цепляющаяся за тебя, как за родного, она и сама была рада: "Давай". Но каждую минуту вашей дальнейшей жизни она все помнила. Трудно забыть, что у тебя в спине нож, Миша.
"Я не верю ему. Вот он улыбается, пьет чай, прикасается ко мне, говорит ""любимая", а я одно лишь думаю: "Предатель".— Это говорила мне женщина, которая пережила подобную историю.— Он же меня сдал! А я была в таком шоке, не соображала, надеялась, что станет легче, если он вернется... И теперь, получается, снова должна распахивать перед ним всю себя: "Ах, любимый!", если уж приняла? Не могу! Ненавижу".
Эта женщина не подала на развод и не стала жить, пряча глухую злобу, лишь бы числиться замужней. Эта семья не распалась. Потому что муж терпел ее слезы, истерики, обвинения. И не просто терпел, сжав зубы, он каждым своим поступком доказывал, что понимает ее чувства, признает, что она имеет право на них. Он завоевывал доверие заново. Чтобы его женщина убедилась: он не оставит ее больше. Что бы ни случилось. Даже если она до конца жизни будет талдычить свое: "Я тебе не верю".
А ты, Миша, едва супруга начинала жаловаться на боль, морщился: "Ну сколько можно!" Психовал: "Мы же договорились все забыть, что ты опять начинаешь! Почему я должен снова и снова хавать твои претензии?" Ты хотел жить так, будто ничего не было. Но все было, Миша. Если хочешь спасти брак — признай это. Посмотри в лицо своей беде. Плачь с той, которая тебя любит и ненавидит. Кайся. Стой на коленях. Один раз, и еще раз, и еще тысячу раз, если понадобится. Хавай, Миша!
Выхаживать тяжелораненого, видеть его страдания, слышать его проклятия: "Что ты со мной сделал! Что ты сделал!" нелегко — бабникам не под силу. Но иначе ты ее потеряешь. Просто умрет твоя жена, останется чужая, презирающая тебя женщина, которая подаст на развод: зачем ей жить с чужим?
А еще помни, что шрам, даже если и затянется, все равно не исчезнет. И через 10 лет вы оба будете его иногда ощущать. И через 20 лет, когда она посмотрит на ваши фотографии 2013 года, ее кольнет: "Это было в тот год, когда он изменил мне". Ты готов к такому? Точно готов? Тогда я желаю тебе всего самого доброго. У вас еще будут счастливые дни. Увидишь.
P.S.
Действительно, адекватные и имеющие чувство собственного достоинства люди, как правило «оценивают предательство так, как его и положено оценивать».
И если «разведчики, бизнес-партнеры или друзья» четко, недвусмысленно (и далеко не всегда в безупречно парламентских выражениях) указывают предателю на выход из своей жизни, без права возвращения - то никому из окружающих не приходит в голову начать объяснять им, что это они как-то там неправильно пели и плясали, а потому исключительно самидуракивиноваты в том, что из хорошего человека вдруг взял да и вылупился подлец, ударивший в спину.
И уж конечно никто не посоветует им одеться понаряднее, улыбнуться пошире, забацать для этого самого предателя романтический ужин при свечах, и начать искать свою вину в чужой подлости.
А в делах семейных - сплошь и рядом не только доброхоты-советчики, но и профессиональные психологи с ворохом дипломов и сертификатов, прямо-таки требуют от женщины (причем, обычно именно что от женщины) не только «забыть, что у тебя в спине нож», но и украсить этот нож кокетливым бантиком. А также, прямо с этим ножом, похудеть, помолодеть, сменить причесочку, и срочно-срочно выяснить "А что же я делала не так". Ну а Миша будет ходить гоголем, и обижаться на то, что "Мы же договорились все забыть, что ты опять начинаешь! Почему я должен снова и снова хавать твои претензии?"
Автор: Наталья Радулова