Жизнь семейная

Иннокентий Петрович ел борщ. С большим удовольствием, прямо своей ложкой добавляя в тарелку украдкой сметану из банки и прикусывая дольку чеснока. Он старался шумно не втягивать суп, но Варвара всё равно болезненно морщилась — и он это видел.
Жена варила холодец, густой мясной дух поднимался от огромной, сыто булькающей кастрюли и клубами плавал под потолком маленькой кухни, покрывая слоем пара запотевшие окна и сводя с ума соседей. Варвара сновала от плиты к раковине, каждый раз задевая мужа пышным боком. Эта кухня была совсем мала для ее внушительных габаритов и кулинарных талантов.
Муж ужасно раздражал своей растянутой майкой, безвольно пузырем висевшей в районе бледной груди и плотно натянутой на круглом животе, своей влажной от удовольствия и паров холодца лысиной, своим втягиванием борща с ложки, вытянутыми трубочкой губами и этими локтями, на которые она постоянно натыкалась, перемещаясь по кухне. Вот если бы она вышла замуж за Антонио Бандераса…
Воображение услужливо поменяло сидящего над тарелкой Иннокентия Петровича на знойного, мускулистого красавца, с лакированной прической на пробор и майкой, натянутой на смуглой груди и пустой в районе живота. Испанец припечатал ложку об стол и с силой притянул к себе Варвару так, что она задохнулась. Она тонет в страстной темноте его глаз, всё вокруг кружится и замирает…
… — Не осталось ли винегрета у нас? — елейным голосом напоминает о себе супруг.
Фантазии разбиваются, как бокал об пол, с мелодичным звоном и яркими осколками. Не в силах выносить этот контраст, Варвара молча выходит из кухни, с ненавистью вытирая руки фартуком.
Иннокентий Петрович остается один и ему сразу, как будто становится легче дышать. Он привычно не обращает внимания, что ему не ответили. Зато теперь можно встать и самому пошарить в холодильнике. Он привык побаиваться жену и чувствовать себя виноватым в ее присутствии.
Интересно, если бы он женился не на Варваре, а на Раисе из бухгалтерии — яркой, помешанной на моде и своей фигуре? Наверное, жизнь пошла бы совсем по другому сценарию. Он видит себя идущим рядом с яркой, фигуристой Раисой. Она цепляется острым, ярким маникюром за его локоть, цокает высокими шпильками и одергивает узкую юбку. На нее оглядываются проходящие мимо мужчины и она победно улыбается сочно накрашенным ртом. И ощущения от нее такие — острые, опасно-яркие.
Нет, это не для него. Живи и бойся постоянно. Соответствуй всем тем проходящим мимо красавцам, а у Иннокентия Петровича — лысина и больные коленки. Да и готовить она вряд ли умеет — в столовой берет одни салаты. Всё-таки, повезло ему с Варварой. А полнота ей очень даже идет. Она в юности была такая тоненькая, светлая — хотелось ее защищать от всего. Сейчас стала уверенной, такой… фундаментальной.
Иннокентий Петрович положил пустую тарелку в раковину, выпил чашку холодного компота с подоконника, с вожделением заглянул в кастрюлю с томящимся холодцом и с сожалением покинул кухню.
Одновременно с этим, в коридоре зазвонил телефон и Варвара сняла трубку.
Она присела там же на диванчик, вполоборота глядя на себя в зеркало. Иннокентий Петрович вдруг залюбовался женой — полной шеей с родинкой в вырезе цветастого халата, крутым бедром, туго натянувшим тонкую ткань, круглым белым коленом, вырвавшимся на свободу, оторвав пуговицу на подоле. Теплое, давно забытое чувство разлилось внутри, наполняя живот тягучей сладостью сиропа — радость обладания этой женщиной и радость от ее присутствия в его жизни, умиротворение и спокойствие от понимания — она будет всегда. И никакие внешние катаклизмы не потревожат их внутренний уклад.
А Варвара мужа не замечала, она и подругу в телефоне почти не слушала. Смотрела в зеркало и с большой жалостью к себе видела россыпь морщинок у глаз, побледневшие губы, давно потерянную талию, пахнущий кухней пучок бесцветных волос на затылке. Какой Бандерас это вынесет. Хорошо, что есть Иннокентий. Просто они устали от быта и ежедневной рутины.
… — Приходит домой поздно, пахнет вином и чужими духами, когда уже это кончится, сил моих нет… — выплыл из телефона голос подруги, монотонно перечисляющий свои неприятности в личной жизни. Она звонила раз в неделю. Жаловалась на своего мужа, отчаянно цепляющегося за молодость и холостую жизнь. Просто привычно жаловалась, даже не собираясь что-то менять.
Варвара вздохнула, отвернулась от зеркала и вдруг увидела мужа на пороге кухни. Он так на нее смотрел, что она просто молча положила трубку. Иннокентий подошел и присел с ней рядом. Столько тепла и влюбленности было в его взгляде, что она утонула неожиданно — как недавно, в своих мечтах. Не замечала лысину и майку, только глаза. Которые не меняются с годами. И почувствовала себя самой прекрасной и желанной женщиной на свете.
И сразу стало не страшно.
Просто надо снять этот халат с оторванной пуговицей и иногда вот так садиться рядом. Чтобы глаза были вровень. И за стол садиться вместе. Такие маленькие кухни, вероятно, для того и строили — чтобы двое сидели напротив, близко друг к другу.
И обязательно разговаривать. Когда мужчина ТАК смотрит, и женщина ТАК откликается на взгляд — значит любовь никуда не ушла. Она просто устала и немножко заснула. И надо ей помочь. Да хотя бы борщом! Есть его вместе, подкладывая друг другу в тарелку сметану. И никакой Бандерас не нужен.
Его только пожалеть, Бандераса этого — где же он такой борщ и холодец попробует…
Мила Миллер
Мандаринки
Caнтехник Ивaныч сидeл на своей захаращенной кyxне в свoeй холocтяцкой бepлоге. Пил горькyю. Компанию coставляли ему только рыжие тараканы, вольготно себя чувствовавшие среди нeмытых тapeлoк.
Да-а, жизнь-то не сложилacь. А ведь мечтал стать учитeлeм физкультypы, чтобы до стаpocти с пaцaнами в футбол гонять. Странная мечта — не летчиком, не моряком, а именно физкультурником. Мечтал жениться на однокласснице Олeчке, красотке на всю школу, Оля будто и стpоила ему глазки, а пocле школы уехалa в Тбилиси.
А он чтo? Спивается помaленькy, а че ж не спиться, ecли целыми днями в чужие унитазы зaглядываешь да бaчки сливныe чинишь. И все ему: «Иваныч то, Иваныч се, поди туда, принecи то». Даже отчество его звyчит в их речах неуважительно. Никто не знает, что он — Сергей Иванович Кpoтов. Никто не знaeт, что у него был бpaт-близнeц Димка, который умер в ceмь лет от лeйкемии. Он любил бpaта, хотя тот очень часто лeжaл в больницах и почти с ним не играл. Димка много мечтал — хотел вырасти и стать гeoлогом. Хотел побывать на Северном полюсе, xoтeл…
Пьяныe слeзы потекли по щекам алкoгoлика: «Эх, Димка, это ж я виновaт в твоей смepти, и все из-за этих чepтовых мандаринов. Прости, брат…»
Сepгeя давно мучила нeлeпая и дeтскaя вина, гвoздeм вонзавшаяся в сердце.
Он вспомнил свое бeднoe дeтcтвo. Бедное, потому что брат болел и мать занималась хворым сыном, почти не обращая внимание на здорового. Все вpeмя и вce дeньгu yxoдили на Димку. Близился Hoвый год, и отец принес с работы два кулька подapoчныx конфет — ему и Димке. Конфеты были самые дешевые, леденцы, помадка, батончики, но cpeди конфет красовались две бoльших спелых мандapинки. Сергей oбoжaл мaндapины.
— Одну съешь caм, вторую остaвь Димкe, — сказал отец.
— Кoнeчно, пап.
Сергей пoмнил, какой вкycнoй, аpoматнoй и по-настоящему слaдкой была его мaндaринка. И абсолютно не зaмeтил, как съел и вторую. Когда он понял, что натворил, стало стыдно. Кожура мандаринок полетела с бaлкoна.
«Надо и видy не пoдать, что в подapках были мaндарины», — подло подумал он.
Ему «повезло», о мандаринах никто и не вспoмнил, пoтoму что Димке снoвa cтaлo хуже, и его вместе с матерью увезли на «скорой» в больницу. А потом Cepгей помнил, как к ним понaeхало много родственников — дедyшки, бaбyшки, тeтки, дядькu.
Бабyшка Вapя все говopила матepи, что не место ребенку на похоронах, но мать оставила eгo вoзле ceбя, и он видел caмoго ceбя — исхудавшего и пoчти прозрачного в маленьком гpoбу. Видeл и не вepил.
А потом, уже после поxopон, его как обухом по голове ударило: «Димка не умер бы, если бы я не украл егo мaндаринку».
Это была глупaя мысль, но она зaceла в мозгу, превратив его в законченного хулигана и xaма. Совесть грызла изнутри, он всем грубил, чтобы ее не слышaть.
Отец чepeз год ушел из семьи, оставив на его дeтские плечи вecь груз в виде вечно истepящей матери. И пoшла вся жизнь кувырком. Женские истерики, крики и слезы так ему надоели, чтo он решил семью не заводить. И вот теперь пьет с тараканами.
«Эх, бpaтка, вернуть бы вpeмя назад».
Шатаясь и задыхаясь от излишнего выпитoгo, Сергей вышeл на балкон.
Город уже зажег огни, звезд видно не было. Сергей поднял глаза к нeбy и почти протрезвел. Почти на всю ширь ночного неба сверкал огненный циферблат часов. Сepгей явственно видeл цифры и две стрелки — маленькую и большую — часовую и минутную. Сергей глазел на чудо, а часы будто смотрели на него. Затeм стрелки часов вдруг сдвинулись с места и пошли в обратном направлении. Сергей не мог оторвать от них взгляд, вместе с тем он чyвствовал себя стpaнно. Он будто уменьшался в размере, будто становился лeгчe. Он взглянyл на свои руки, куда подевались мозоли? И руки бyдтo детские. Зажмурился, открыл глаза. Он стоял на балконе своей детской квapтиpы и слышал, как на кухне вoзится мать. Слышал ее голoc.
— Мa-ам, — удивленнo пискнyл Сepгeй.
Из кухни вышла его мoлoдая мать.
— Чего шyмишь? Дима только уснул.
Heдовольно пoвeла бровью мать.
— Димка живoй?! — едва не заорал он, но вовремя сдержал вопль. А тyт повернулся ключ в замке, и в прихожую вошел отец с двумя пакетами новогодних кoнфет и мaндapинoк.
— Одну мaндаринкy съешь caм, втopyю для Димки, — сказал отец.
Сергей наконец-то взял себя в руки и стал мыслить ясно. Он знал, что надо делать. Когда родители ушли смотреть телевизор, он вынyл мандаринки из кyлька. Запax был одуряющий, он сглотнул плотный комок слюны. Взял мaндаринки, очиcтил от кожуры и отнес в Димкину комнату. Бpaт слабо зaшeвелился.
— Дим, пpocыпайся, соня, я принес тебе мандаринов из самой Африки или, может, из Гpyзии, не знаю.
Сергей отломил дольку и вложил в рот брату.
— Вкусно, Сeрый, ты тoже ешь.
— Не-а, я уже свои съел, их было четыpe.
— Ну и что, eшь eще.
— Дим, ты чего, хочешь, чтобы я аллергию oтхватил? Не xoчу.
— Серый, а я не xoчу завтра в больницу. Надoeло уже.
— Ничего, вот подлечишься, Димка, и станешь геологом. Я читал, что на Урале есть цeлые подземные залeжи самоцветов. Представляешь, сколько тaм всего!
Димка доел последнюю мандаринку.
— Как ты думаешь, Серега, я смогу найти какую-нибудь тайну в земле, если стану гeoлогoм?
— Конeчно, сможешь, так же, как я буду тренировать свою футбольную команду.
Сергей обнял своего брата-близнеца и зaкрыл глаза, чтобы не зaплакaть.
********
Пpocнулся он от сильнoгo толчкa в плечo: «Ты чего дрыхнешь, шашлык же подгорит, олух!» Сергей открыл глаза. Пepед ним стоял смеющийся бородач с его глазами и улыбкой.
— Д-димкa?!
— Ну, а кто жe ещe? Да прямo с Кaмчатки! Икры привез, и крабов, и целую друзу горного хpycталя.
Сергей оглянулся. Он сидeл на лaвке в уютной беседке. Дача зимой была такой же уютной. Из дoмика вышли жeнщины и двe дeвочкu — его дочери, жена Ольга, и невестa Дмитpия Катя. Все еще не веря в происходящее, Сергей вошeл в дом и посмотрел в зepкало. Выглядел неплохо: подтянyт, стpoeн, моложaв, как и полагается физруку. Барышни накрыли на стол. Дымилacь yxa, украшали стол шашлыки и бутерброды с икрой. Сели за стол, на стол Димка водрузил бутылку «бeлeнькой».
— Э-э, нeт, Дим, я не пью. Мне вообще было такой кошмар приснился, будто я алкаш запойный, торчу на кyxне с тapaканами. И будто я одинок, и тебя, Дима, нет. Будто ты умep в детстве.
— Серый, ты чe?! Какое yмeр, ведь у меня замечательный брательник. Я болел, это да, а помнишь, как ты меня мандаринами кормил? Еще и врал мне, что мандаринок было четыре. Я все помню, Серый. Вот тoгда-то я за жизнь зубaми и yxватился. Вот тoгда, брат, я и понял, что не могу просто сдаться. Да, кстати, хочешь посмотреть на мои геологические находки, у меня цeлый рюкзак.
— Хopoшо, Дим, сейчас приду, только вдохну еще немного свежего воздуха.
Сepгeй Иванович Кротов поднял лицо к небу. Никакого циферблата в небе не было, но Сергей сказал куда-то в oблака: «Спасибo за все, огромнoe спaсибo…»
Автор Coзвездиe Стpeльца
Такая любовь
Автор Галина Волкова.
Красивая девчонка с параллельного курса сразу приглянулась Мите.
Ни грамма косметики, густые русые волосы, то забранные в высокий хвост, то заплетённые в причудливую косу, большие серые глаза.
А главное – улыбка. Открытая, добрая, ласковая улыбка озарила лицо девушки, когда она посмотрела на подошедшего к ней Митю. Он, как обычно, хотел ляпнуть какую-то банальщину, но улыбка всё перечеркнула.
Парень понял, что любая из тех фраз, что он обычно бросал красивым девушкам, не сможет даже прикоснуться к такой красоте.
Для такой нужны совсем другие слова, честные, открытые, от души...
Он молчал, она улыбалась. Потом Митя протянул руку и представился. И она ответила, также протянув ему руку:
– Саша.
Когда они стали встречаться, Митя узнал много интересного про Сашу. Она рассказала ему, что родилась в городе, но воспитывалась в далёкой деревне, у бабушки с дедушкой.
Поведала, как ходила в школу три километра пешком, как мама, родившая её без мужа и пытавшаяся заработать на безбедную жизнь, наконец нашла себе достойного мужчину, который не согласился воспитывать чужого ребёнка.
– Что-то я сомневаюсь в его достойности, – прокомментировал это Митя.
– Да нет, она не забывала обо мне, деньги деду с бабкой переводила, к дню рождения подарки дарила.
Просто там была своя жизнь, да и свои дети пошли. Я не в обиде, мне хорошо жилось с бабулей и дедулей...
Бесшабашный, уверенный, порой наглый, Митя становился рядом с Сашей серьёзным, романтичным и вежливым.
Слушая её рассказы о жизни в деревне, он ловил себя на том, что её мир гораздо красочнее, добрее и душевнее городской суеты, замкнутости и безразличия.
*****
Через полгода встреч и свиданий Митя решил познакомить Сашу с родителями. Точнее, Саша решилась на знакомство.
Изучив окружение парня, девушка понимала, что она выпадает из этой среды.
Понимала она и то, что могут быть сложности с родителями, поэтому и не торопилась со знакомством. Так оно и вышло...
Отец, увидев на пороге сына с девушкой, подмигнул, показал большой палец и галантно поздоровался с новой пассией парня.
Затем в просторную прихожую большой квартиры выплыла мама Мити.
Невысокая, со смешными завитушками, в ярком халате, Елена Максимовна оценивающе оглядела девушку, демонстративно сморщила припудренный носик и так предложила проходить, что Саше захотелось пулей выскочить из этого дома.
В красиво обставленной кухне был накрыт стол для чаепития. Изысканная посуда, покупная выпечка, тонко нарезанный лимон.
За чаем Саша подверглась настоящему допросу со стороны маменьки. Девушка честно отвечала на вопросы, стараясь обходиться короткими фразами.
Услышав, что Саша выросла в деревне, Елена Максимовна демонстративно хмыкнула и сказала:
– Это ж такая глушь. Там, наверное, туалеты на улице...
Саша не стала спорить, чтобы не давать повода для новых придирок.
Деревня её, хоть и отстояла далеко от трассы, но не была такой уж глухой. И люди в ней жили мастеровитые да деловитые. Добились и водопровода, и газ подвели, и электричество.
Не стала она рассказывать и о том, что дед и бабка её в молодости приехали туда учительствовать в поселковую школу: бабушка преподавала литературу, дедушка историю. Так что росла она в образованной и вполне современной семье.
Не чуралась благ цивилизации и сама девушка. Интернет, мобильный телефон, современные веяние в культуре, моде, технологиях – ничто не проходило мимо неё.
Другое дело, что была ещё обычная деревенская жизнь, в которой и корову подоить надо, и кур покормить, и огород обиходить.
А ещё в лес по грибы да ягоды сходить, варенья наварить, грибов насушить, урожай с огорода собрать, консервацией запастись.
Сашке с её беспокойным характером всё нравилось, она с удовольствием помогала бабуле.
Настроение её портилось только тогда, когда мама приезжала в гости со своей второй дочерью, сводной сестрой Ксюшей.
На три года младше Саши, та вела себя с городским превосходством. Щеголяла в модных шмотках, бравировала модной причёской и навороченным смартфоном.
Поначалу Сашка пробовала с ней подружиться, а потом стала просто обходить стороной.
Особенно бесило её, когда ласковое дедово «Санёк» Ксюха высмеивала, говоря, что та действительно на пацана похожа.
Когда Саша оформилась в красивую девушку, Ксюша, завидуя, стала демонстративно окликать её только Саньком...
Дед хотел внука, досталась внучка, которую он потребовал, чтобы назвали Александрой.
Однако Санёк из его уст звучал для девочки тепло и радостно, и её злило, что Ксюша произносит её имя презрительно, с ехидной насмешкой.
– Я маме твоей не понравилась, Митя, – сказала Саша, когда он пошёл её провожать после столь печального знакомства.
– Не обращай внимания, – парень развернул девушку к себе лицом, – Запомни, кого любить и с кем жить – решать буду только я. А люблю я тебя, и жить хочу только с тобой. Вот такие дела, Санёк, – и чмокнул её в нос.
Митя нравился Сашке за то, что всегда держал своё слово, что никогда не видел в ней, как сказала его мама, неотёсанную деревенщину.
*****
Так, собственно, оно и вышло. Они поженились на четвёртом курсе.
Поженились тихо, без помпы, о которой мечтала мама Мити. Обиженная на сына, она отказалась играть пышную свадьбу, а ребятам она и не нужна была.
Расписались, собрались с сокурсниками в кафешке, отпраздновали, а через два дня примерные студенты снова грызли гранит науки в аудиториях родной альма-матер...
Окончив университет, ребята решили отдохнуть в деревне у Саши.
Дед с бабкой встретили их хлебом-солью. До этого они уже приезжали к ним в гости, но ненадолго, а на этот раз решили устроить себе запоздалый медовый месяц.
Из этой поездки они привезли не магнитики, сувениры и пляжные фотки, а баулы с соленьями-вареньями...
Отец Мити, выдержав серьёзный разговор с женой, помог сыну купить небольшую, но уютную однушку в одном из спальных районов.
Помог и с устройством на работу, а потом честно сказал:
- Ну всё, сын, стартовый пакет я тебе дал, дальше сам. Устал я с мамой ругаться.
Саша нашла работу не сразу. Экономист – это не та профессия, за которой наниматели встают в очередь, поэтому девушка согласилась на то, что ей предложили в одной маленькой фирме.
Жили ребята дружно, если не считать звонков мамы сыну, в которых она выспрашивала у него о том, что делает Саша: готовит ли ему его любимые блюда, чисто ли у них в квартире, постираны ли у него носки-трусы.
Митя отшучивался, а Саша переживала. Она боялась маму мужа, боялась, что та своими придирками настроит его против Саши. Но Митя любил свою красавицу-жену, да и не ссорились они никогда.
Девушка, приученная к ранним побудкам и тяжёлому труду, легко справлялась со всеми домашними обязанностями, да и муж в стороне не стоял, помогал, как мог.
*****
Как-то поздней осенью выдался солнечный субботний денёк, и супруги отправились в парк на прогулку.
Вышагивая за ручку по широкой аллее, они свернули на тропинку, протоптанную людьми. Она вывела их на небольшую поляну.
На поляне резвились две собаки: хаски и лабрадор. Хозяева псов стояли в сторонке, весело комментируя их забавы.
Митя с Сашей остановились, заглядевшись на собачью возню.
– Может, тоже щеночка возьмём? – спросила Саша у мужа.
– Только что хотел тебе то же самое сказать, – ответил ей Митя, и они засмеялись.
Тут один из псов отвлёкся на посторонних и с лаем подбежал к супружеской паре.
– Фарри, нельзя! – остановил его хозяин.
Хаски замер, слегка повиливая хвостом и ожидая двинувшегося к нему мужчину.
– Извините, он ещё молодой, забывается, – сказал ребятам хозяин пса.
– Да ничего. А где вы такую породу взяли? – поинтересовался Митя.
Фарри покорил парня своей внешностью. Забавная маска на морде, удивительные голубые глаза, густая шерсть, шикарный хвост бубликом и суровый взгляд, разбавленный насмешкой оскаленной пасти.
– Это хаски. Хотите щеночка? – вернулся к разговору хозяин собаки, – Могу дать вам телефон. У них вроде новый помёт, может ещё не всех раздали.
– Давайте, – сказал Митя.
*****
Они назвали его Маем. И у них началась жизнь, похожая на бесконечную катастрофу…
И заводчик, и хозяин Фарри предупреждали ребят, что с этой породой надо много гулять, иначе всё в доме будет погрызано, разорвано и безвозвратно уничтожено.
В первые потери попали Сашкины тапочки, забытый Митей пульт от телевизора, который он по привычке оставил на диване.
«Порыдав» над потерями, ребята составили и утвердили план для сброса энергии Мая. Саша вставала полшестого утра и до семи часов выгуливала пса.
Прибегала, готовила завтрак, отправляла Митю на работу. А Мая отправляла в большую клетку, которую специально купили, собиралась и шла на свою работу, которая была недалеко от дома.
Она уходила позже, приходила раньше, поэтому и заботы о Мае легли на её плечи. Но ребята не ссорились, они надеялись, что к году пёс станет умным, спокойным и воспитанным...
Май стал умным и воспитанным, но вот со спокойствием не повезло. Хаски – это живой генератор идей, вечный двигатель, которому надо постоянно быть в движении.
Ребята вздыхали, всё понимали, целовали пса в нос и, поддерживая друг друга, растили это чудо.
Спустя полтора года после свадьбы Сашка поняла, что забеременела. Она не спешила обрадовать мужа, оставив радостный момент на день его рождения, до которого оставался месяц.
А потом пришла беда…
На работе был аврал, и Митя задержался. Спеша домой, он решил сократить путь и пошёл через старые гаражи. Удар по голове - и парень отключился...
Забеспокоившись, что муж, недавно отзвонившийся и сказавший, что скоро будет, не появляется, Саша позвонила ему, но телефон не отвечал.
Вконец растревожившись, девушка взяла Мая и пошла к гаражам. Митя сказал ей, что пойдёт через них.
Митю нашёл Май. Скорая, больница, кома...
*****
Елена Максимовна, узнав о беде с сыном, превратилась для Саши в карающий меч. Затуманенный болью мозг женщины не ушёл в прострацию, он стал выстраивать каверзные планы мести невестке.
А как же? Ведь только она была виновником всего, что произошло с её сыном.
Сначала были звонки. Потом она дождалась Сашу на пороге квартиры. О, это была настоящая детективная история!
Елена Максимовна оделась неприметно, жалобным голосом попросила в домофон открыть дверь, поднялась на этаж выше...
Когда Саша, возвращавшаяся с работы, подошла к двери квартиры, женщина метеором сбежала с лестницы и схватила невестку за руку.
Она орала, истерила, обзывалась. Саша, поначалу растерявшаяся, всё-таки открыла дверь и ввалилась в дом вместе со свекровью.
Девушка не хотела, чтобы соседи видели всё это безобразие.
Елена Максимовна продолжала орать, Май рычал, Саша пыталась успокоить обоих.
Немного придя в себя, свекровь заявила:
– Значит так: собирай свои монатки, забирай свою псину и проваливай к себе в деревню! Иначе я выживу тебя отовсюду! Ты потеряешь работу, тебя никуда не возьмут, я ославлю тебя на весь город!
Глаза Елены Максимовны горели безумием, волосы искрили, руки исполняли рубленные жесты.
– Хорошо, утром мы уйдём, – тихо сказала Саша.
У девушки, разрывавшейся между домом, больницей и работой, не было сил спорить, что-то доказывать, оправдываться.
– Я проверю! – зло шикнула Елена Максимовна и, хлопнув дверью, ушла.
Утром Саша стала собираться. Она позвонила на работу и попросила отпуск, но, видимо, в её жизни началась чёрная полоса. Начальник, итак не отличавшийся добротой, сказал, что если она не придёт на работу, будет уволена.
Денег на карте было всего-ничего. Митина карта пропала вместе с телефоном и какой-то наличкой в результате нападения...
Собрав в рюкзак немного вещей, она загрузила в него корм для Мая и несколько бутербродов для себя, воду.
Выйдя из дома, Саша направилась на автовокзал, но и тут её ждал неприятный сюрприз: собаку без намордника в автобус не пускали, а Май никогда не ходил в наморднике.
Вздохнув, она решила, что попробует поймать попутку до деревни. Да, она направлялась туда, где её всегда ждут, любят и никогда не бросят в беде.
Она позвонила деду, но не стала всё рассказывать, сказала, что просто пусть ждут в гости. Дед, который знал о беде с Митей, всё понял.
Одного он только не знал, что у внучки ещё масса проблем...
*****
Если уж пошла чёрная полоса, то сплошняком. Саша с Маем шли по обочине дороги. Девушка периодически поднимала руку, но водители, увидев пса, пролетали мимо.
Саша упорно продолжала идти вперёд. К вечеру они добрались до скромного мотеля. Сердобольный хозяин заведения, сам любитель собак, за символическую плату пустил бедолаг на ночлег.
Более того, когда Саша спросила его о еде, он загрузил её свежими бутербродами, овощами, соком. Он даже нашёл водителя, который немного их подвезёт.
Когда их высадили, до деревни оставалось километров пятнадцать. Отдохнувшая парочка двинулась в путь...
Свернув на грунтовку, ведущую к деревне, Саша устало присела на пенёк, Май пристроился рядом. Раздался звонок мобильника - дед.
– Когда ждать-то тебя, Санёк? – спросил он.
– Да мы уже на грунтовке, скоро будем, – ответила Саша.
– Понятно, – протянул старик и отключился.
– Пошли, Маюшка, а то наши беспокоятся, – сказала девушка псу и поднялась.
Они прошли совсем немного, когда на дороге послышался звук едущего авто. Вдалеке показался УАЗик Фёдора, местного лесника.
Саша остановилась.
Дед вышел из подъехавшей машины, молча забрал у внучки рюкзак, подсадил её, велел Маю запрыгивать, и они поехали домой.
Дед с бабкой всё вызнали у Саши. Они не стали клясть свекровь, тяжело вздыхать и сетовать на судьбу. Накормили, напоили, да спать уложили...
– Что скажешь, старый? – спросила бабка у деда, когда они вышли на крыльцо.
– А что тут скажешь, справимся, куда мы денемся. Ещё и правнука понянчим, – ответил дед.
– А вдруг правнучка? – поддела его неунывающая бабуля.
– Значит, будет Женёк, – не остался в долгу дедуля.
*****
Митя вышел из комы через месяц и быстро пошёл на поправку. Первый вопрос, который он задал матери, сидевшей у его постели, был о Саше.
– Сбежала твоя вертихвостка. Зачем ей нужен полутруп, – съязвила Елена Максимовна.
– Санёк не могла, – задумчиво сказал Митя, не поверив матери.
– Ещё как могла. Она только притворялась тихоней, а на самом деле та ещё прохвостка, – давила мать.
Когда мать ушла, Митя попросил у медсестры телефон и позвонил Саше.
– Митя?! – послышался в трубке родной голос.
– Санёк, ты где? – боясь ответа, спросил Митя.
– В деревне, – ответила жена.
– А Май?
– Да куда он денется, со всеми деревенскими собаками уже подружился, с дедом на рыбалку ходит, с улицы не загонишь, – сквозь радостный плач лопотала Саша.
– Ладно, ждите, – улыбнулся Митя, стряхнув со щеки покатившуюся слезу.
С матерью парень разговаривать не стал, позвонил отцу.
Через три дня его выписали под надзор родителей, но парень уговорил, и они с отцом поехали в деревню.
– Па, а чего мама такая тихая? – спросил Митя.
– Ааа, это, да так, я с ней поговорил конкретно.
– Поняятно, – не стал развивать тему сын.
Подъзжая к Сашиному дому, Митя понял, что очень волнуется. Явно переживал и отец.
Вот и она, знакомая калитка, а за калиткой, оперевшись на ствол старой яблони, стоит Саша.
Митя вышел из машины, открыл калитку и оказался попой на земле. Май скакал по нему, лизал, поскуливал, пел, возмущался, орал, топтался.
– Господи, Май, ты меня опять на больничную койку отправишь, – сквозь смех и слёзы, притворно охая, возмущался Митя.
Отец Мити стоял возле машины и пытался остановить предательские слёзы. Плакала и Саша, плакала и бабушка, вышедшая на крыльцо. И только дед сохранял спокойствие, тепло улыбаясь.
Встав, Митя направился к жене, которая никак не могла оторваться от старой яблони.
– Здравствуй, Санёк! – сказал муж и крепко обнял свою любимую.
За собранным в саду столом они смеялись и плакали, шутили и грустили.
– Ты учти, Мить, если внучка, будет Женьком, – вдруг ляпнул слегка захмелевший дед.
– Что? – не понял Митя.
– Ой ё, он что, не знает ещё? – воззрился дед на внучку.
– Неа, – весело ответила та.
– Па, – повернулся Митя к отцу, – по ходу ты скоро дедом станешь, – потом подскочил к жене, присел перед ней и уткнувшись лицом в колени, поцеловал их...
*****
Всё у них будет хорошо. И не потому, что так должно быть, просто такая любовь и люди такие, где по другому и быть не может. https://dzen.ru/bondarenko Где ты сейчас, моя дочка?
Автор Наталья Павлинова.
Жизнь – не школа, сделал ошибку – не перепишешь. Есть только твой выбор и его последствия.
В переполненный вагон электрички вошла пожилая женщина и юная девушка. Они сели с противоположной стороны от Ирины.
Девушка в накинутом капюшоне и натянутом почти до глаз шарфе сразу уткнулась в телефон, не озираясь. Женщина оглядела вагон, как-то тяжело вздохнула, посмотрела на девушку и произнесла:
– Ну вот и ладно, уже и едем.
Девушка не реагировала, смотрела в телефон, глубоко утонув лицом в складки объемного шарфа.
В жизни есть определяющие судьбу встречи. Мы вдруг встречаем человека, необходимого нам именно сейчас. Такой странный закон притяжения, такое взаимовыгодное спасение. Это посыл от провидения или Бога, считайте, как хотите. Но всё в этой жизни – не случайность.
В вагоне было тепло, и вскоре девушка скинула капюшон и размотала тёплый шарф. Ирина разглядывала девушку: заострённый подбородок, темно русые прямые волосы, непослушно выбивающиеся из-за ушей, нос с небольшой горбинкой.
А потом девушка распрямилась и посмотрела в её сторону ... Ирина обмерла. Так зашлось сердце, что она отвернулась к окну и закрыла глаза.
А перед глазами – она сама на фотографии в юности. Вот так с подружкой их снял её отец. Они стоят во дворе, тоже в куртках: острый подбородок, темно-русые волосы ... Эта фотография представилась так живо. И вот уже на ней не она из далёкого прошлого, а эта юная девушка, сидящая напротив ...
А потом вернулись те воспоминания, которые приходили в последнее время всё чаще. Неужели ...
***
Больничная палата раздражала. Ирина лежала, отвернувшись к стене, закутавшись с головой. Не хотелось слышать никого, а особенно нестерпимый плач младенцев в соседней палате. Зашкаливала температура, болела грудь, до сосков не дотронутся. Ей хотелось только одного – побыстрее бежать отсюда, и забыть всё, как страшный сон...
Над ней уже не первый раз стояла пожилая опытная акушерка Лидия Ивановна:
— Ира, Ириш, ну, подумай ещё. Ну хоть взгляни на неё! — просила она.
– Нет! Я всё решила и написала, – раздалось из-под одеяла.
— Она ведь похожа на тебя, очень похожа, как две капли воды! Посмотри!
Девочка тоненько и протяжно запищала.
– Ну, хоть покорми. Ведь горишь из-за груди!
Она стояла ещё долго, и Ирина, скорее для того, чтобы возможно избавиться от грудной боли и отвязаться от навязчивой акушерки, сбросила одеяло. Акушерка быстро помогла найти малышке грудь, та вцепилась, немного покуксилась и вдруг начала сосать.
Ирина разглядела ребёнка. Красноватое личико с острым маленьким подбородком и вывалившимися из натянутой пелёнки щёчками.
"Какая она маленькая! Нет, определенно ей не справиться! Некуда ей забирать малышку! Так сложилось!"
– Ну, и хорошо, ну и ладно, – акушерка радостно унесла спящую уже малютку, кивая головой соседкам Ирины по палате, и те тоже, казалось, облегчённо вздыхали ... Может заберёт отказную ...
"Опять принесёт теперь" – немного недовольно, но уже с маленькой толикой сомнения в отказе, подумала Ирина.
Но девочку больше не принесли. Пришла врач, разговаривала грубо, заставляла сцеживаться, явно была не в настроении.
– Чего ленишься! Не хочешь ребёнка кормить, сцеживай! Кто за тебя это делать будет? Пока температура не спадёт – не выпишу!
"Сами не несёте, а на меня орёте" – подумала Ирина, до слёз обиделась, но ничего не сказала.
Потом в коридоре врачиха ругалась с персоналом по каким-то своим врачебным вопросам, досталось и Лидии Ивановне.
Ирина надулась. И когда перед сменой Лидия заглянула к ней и мягко спросила, не передумала ли она оставлять дочку, резко ответила:
– Не передумала!
"Да пошли они все! Надоели!"
Злость – плохой советчик. Не было сил и разума на совершение правильного выбора. И было нельзя ничего вернуть. Был только сделанный выбор и его последствия.
Перед выпиской Ирина уже знала: на первом этаже родильного дома безвылазно обитают немолодые удочерители её девочки – мать и отец. Она даже прошла один раз мимо них, но не разглядела. Тогда была какая-то обида на весь белый свет и на них тоже.
Радость и покой от того, что дочка попала в семью, пришли гораздо позже.
Потом было раннее замужество и два аборта, один из которых закончился воспалением и долгим лечением. И больше беременностей не было.
Особых страданий по этому поводу Ира не испытывала. Она их просто в жизнь свою не пускала. Нечего ныть, коли сама так захотела! Да и жизнь – штука сложная, без детей проще.
Лишь иногда она задерживала взгляды на девочках, отдаленно похожих на её малышку, любовалась несколько секунд и тут же гнала это наваждение прочь.
И вот только в последнее время, когда уже все амбиции молодости остались позади, она вдруг начала жалеть о том, что нет у неё детей. Аборты не вспоминала, а вот личико рождённой ею малышки вспоминала часто. И возраст мысленно считала.
В такие минуты Ирина злилась сама на себя, нервничала, под её горячую руку боялся попасть даже сегодняшний гражданский муж.
Пропади пропадом эта акушерка! Зачем показала!
***
И вот ... девочка из электрички. Может это и есть она – её дочка? Так похожа... А эта женщина, которая выглядит, как бабушка, возможно, её мать. Ведь пара была в возрасте...
По непонятной ей самой инерции Ирина пошла вслед за ними, села в тот же рейсовый автобус на вокзале. В автобусе, не спуская глаз с пары, позвонила сменщице на работе и сказала, что приедет позже, доплатит той за переработку.
Не осознавая, что они уже втроём, женщина с девушкой вышли на остановке и направились к зданию больницы. Там Ирина пристроилась за ними в очередь регистратуры.
– Нам к гинекологу, – записывались они. Но как ни старалась Ирина, год рождения девочки не услышала.
Она, как тень, была рядом, когда они находились здесь, делала вид, что тоже пришла на приём, приглядывалась к девочке, и в конце концов была почти убеждена: это её дочка. Она услышала – звали девушку Даша.
Из кабинета врача Даша вышла в слезах, её мать или бабушка взволнована тоже. На лбу поперечная складка. Они ещё походили по больнице, сдавая анализы, записываясь куда-то. А Ирина никак не находила повод подойти, кругом был народ. Потом они вышли из здания и направились к остановке.
Надо было что-то уже предпринимать. Если они сейчас поедут обратно на железнодорожный вокзал, Ирина никуда не успеет. Нужно просто подойти и спросить.
Как будто специально для неё, заплаканная Даша уселась на скамейку больничной аллеи, утирая глаза. Женщина стояла рядом и что-то говорила, успокаивала.
И Ирина решилась. Она очень часто действовала спонтанно. Так и теперь.
– Здравствуйте, а можно Вас на минуточку? Спрошу ..., – обратилась она к женщине, проходя мимо.
Она отвела её подальше от скамьи.
– Извините, я не местная. Не знаю тут ничего, – уже оправдывалась женщина.
– Я не о том. Скажите, а ваша Даша какого года рождения?
– А откуда ... А Вам зачем? – женщина растерялась.
– Она очень похожа на одного человека. Просто скажите ....очень Вас прошу! Вопрос жизни и смерти!
– Ну, 2004 - го, а что?
– А Вы мать?
– Да нет, я – её бабушка. Спасибо, конечно...
– А точно 2004-го?
– Да точно, вот, – женщина полезла в сумку, достала паспорт внучки и открыла его.
Дочь Ирины родилась весной 2006-го здесь, в Ростове. А тут – лето 2004-го года и место рождения – область Смоленская. Она ошиблась. Она так хотела увидеть в этой девочке дочь, что просто сочинила себе сходство. Стало так горько!
Ирина закрыла лицо руками и заплакала.
– О-ой!
– Ну, что Вы! Чем помочь Вам? Что случилось-то?
Ирина резко перестала плакать, жёстко вытерла лицо руками и ответила:
– Да ничего! Простите! Прошлое нахлынуло. Но это личное. Простите, ради Бога! Всего Вам хорошего! До свидания!
И она быстрым шагом направилась вперёд по аллее, не оглядываясь. Бабушка и Даша смотрели ей вслед, недоумевая: странная женщина.
– Баб, а что она хотела?
– Да я и сама не поняла. Ты на кого-то там похожа.
Они ещё смотрели женщине вслед, когда вдруг она остановилась и почти побежала назад. Она стремительно подбежала к сидящей девушке:
– Слушай, Даш! Я не знаю, зачем ты была в гинекологии и спрашивать не буду, но прошу ... Нет, просто умоляю – не совершай ошибки. Если счастье уже живёт в тебе, не лишайся его! Не слушай никого – сделай правильный выбор. Иначе будешь мучаться, как я. Когда-то вот так я лишила себя дочери ... Сама от себя гоню эти воспоминания, а они ширятся. Не знаю как жить! Без детей не то чтобы никак, понимаешь, без детей – незачем.
Ирина также внезапно, как и подошла, встала и, не попрощавшись, быстро пошла, потом побежала...
– Баб, ты слышала? – Даша подняла глаза на бабушку, – Я не поеду сюда завтра ... Будь что будет!
– Ох ты, Господи, – бабушка перекрестилась.
Ирина бежала, а слёзы лились из глаз.
Любовь к совершенно незнакомой где-то живущей без неё дочке нахлынула и выплеснулась слезами в невероятном измерении. Она загнала это чувство нерастраченной материнской любви так глубоко в подсознание, что оно почти не беспокоило. Но не исчезло, лишь отошло на время, заглушилось разумом.
Но вот сердце ...
Она бежала, а сердце отбивало:
"Где ты сейчас, моя дочка? Моя единственная дочка!"
Жизнь – не школа, сделал ошибку – не перепишешь. Есть только твой выбор и его последствия.
--- https://dzen.ru/persianochka1967 Серая мышка.
Тупая боль опоясала меня с вечера, ночью не прекращалась совсем и, еле дождавшись утра, повздыхав и поохав, пришлось мне всё же идти на приём в поликлинику.
Врач направил в стационар. Я было начала сопротивляться, утверждая, что сейчас вот ну никак не могу, — слишком много дел накопилось, но врач, посмотрев на меня поверх очков, недвусмысленно произнес, что дела — они вечны, а вот жизнь человеческая хрупка и недолга.
Ну что ж, придеться обследоваться и лечиться…
В палате было три человека. Я четвертая, а пятая койка была пока свободна. Одна из коек стояла так, что изголовье её было отгорожено шкафом — получалось как бы личное пространство. Я, помню, позавидовала хозяйке этой кровати, тому, что у нее была возможность хоть на чуть- чуть укрыться от всего и всех.
На кровати рядом лежала крупная дама- по- другому и не скажешь: ярко накрашенные губы, пестрый «китайский» халат в пол, очки в золотой оправе явно указывали на то, что «баба» — это не про неё. Звали ее Лилианой. Она и просветила меня про больничные порядки, рассказала, где какие кабинеты находятся, и шепотом дала характеристики всем соседкам по палате.
— У окна Лида лежит,-говорила Лилиана, — ее муж бросил, переживает сильно, и на этом фоне у неё всё болячки обострились. Вот, лечится. Ей по три капельницы в день делают!- и Лилиана округляла в притворном ужасе умело накрашенные глазки.
— А тут, — кивнула соседка на койку рядом, — Нина Алексеевна. У нее камни.
— А за шкафом кто? — поинтересовалась я.
— За шкафом, это Тося. Она тут живёт.
-Как это живёт?!- теперь уже округлила глаза я.
— Так и живёт. У нее дома нету. А главврач ей родственник какой, что ли. Вот она по отделениям и кочует. В одном подержат, потом в другом. Так и живёт. Ее тут все знают!
Дверь, скрипнув, открылась, и в палату прошмыгнула маленькая сухонькая старушка в больничном халате, который был ей велик. В руках она держала кулёк с конфетами, печеньем, в руках- бутылку кефира.
— Опять сердобольные граждане Тоське всего насовали, — недовольно пробурчала Лилиана.- Теперь всю ночь будет все в тумбочке перекладывать да пакетами шуршать.
Маленькая Тося была похожа на серенькую мышку. Шустро и почти бесшумно сновала она из палаты в палату. Все её знали, всем она пыталась помочь- кому одеяло поправит, кому пить подаст, кому мусор отнесет в урну, что в туалете стоит, а с кем и просто поговорит.
— А что ж, Тося, — как-то спросила я, — у Вас детей нет, что ли?
— Как нет?- живо отозвалась она.- Много их у меня. Витька, правда, шалопай шалопаем, да и Вальку судьба не балует, — болеет постоянно, а вот Лёнька- тот да, аж депутат! А Мишка- директор.
Чем заведовал директор Мишка и каким депутатом был неведомый нам Лёнька, так и осталось неизвестным, а всезнающая Лилиана, покрутив пальцем у виска, сказала, что Тося «малость умом поехала», вот и городит незнамо что.
Больничные дни тянулись как резиновые. От завтрака до обеда, от обеда до ужина, от одной процедуры до другой казалось, проходила целая вечность.
Но все, как хорошее, так и плохое, когда-нибудь заканчивается. Завтра понедельник, с утра мне поставят последнюю капельницу, и — ура!!- после обеда домой!
Мои оптимистические размышления прервали громкие голоса в коридоре. Кто-то шёл, заглядывая в каждую палату, явно кого-то разыскивая.
Тося сидела на кровати, по обыкновению похрустывая печеньем.
— Никак, Лёнька?- вдруг встрепенулись бабулечка и стала нащупывать ногами тапки.
Выйти в коридор она не успела. Широко распахнувшаяся палатная дверь впустила к нам человек десять каких-то людей с цветами. Впереди шел главврач, а рядом с ним- губернатор, которого мы все до этого видели только по телевизору.
— Антонина Васильевна Маслова?- спросил у оробевшей Тоси губернатор.
— Да, да, это она, — суетился главврач.
Тося медленно поднялась с кровати. Лицо ее было растерянным и удивлённым.
- Дорогая Антонина Васильевна!- торжественно произнес губернатор.- Давно уже, к счастью, кончилась война. Но военные награды до сих пор находят своих героев
И он открыл красную коробочку, услужливо протянутую ему помощником.
На бархатной подушечке лежал орден.
— Вот и сегодня, — громко, словно с трибуны, вещал губернатор, — очередная награда нашла своего героя, вернее, героиню!- и он медленно прикрепил орден прямо на застиранной больничный халат.
Губернаторская свита поздравила новоиспеченную орденоносицу, вручила ей цветы и удалилась.
В палате остались только двое мужчин, уже хорошо в годах.
Мы молчали. Было отчего впасть в ступор! Тося, серая бездомная мышка, живущая в больнице, и вдруг орден!
А Тося обнимала мужчин, одному поправляла галстук, второму смахивала с пальто невидимые пылинки и говорила, говорила, говорила.
- Скажите, — не выдержала Лилиана, когда поток вопросов и наставлений Тоси немного иссяк, — а за что ее орденом- то?!
— А она; разве о себе не рассказывала?- спросил мужчина в пальто.
— Нет!- хором ответили мы.
Мужчина начал говорить. И оказалось, что наша серая мышка Тося в годы войны была водителем. Да- да! Тося- водитель!
А мужики эти тогда были воспитанниками детского дома. И весной их детдом эвакуировали. А лёд уже был ненадежный, везти детей было уже опасно. Но совершенно необходимо. Мужчины отказывались ехать, качали головами- не выдержит лёд!
А Тося поехала… В полной уверенности, что сумеет проскочить по одной ей ведомым тропкам. И ведь проскочила! Всех ребят доставила на берег в целости и сохранности. Поклялись они тогда звать ее мамой. А было маме 22 года … И всю войну выполняла Тося самые рискованные задания. Много людей спасла она от голода да от смерти. Как заговоренный был ее автомобиль, хранил ее господь…
— Так что ж ваша мама в больнице- то живёт?- вырвалось у меня — Что ж вы ей жилье не купите, хоть маленькую комнатку?!
— Зачем же маленькую, — грустно улыбнулся второй мужчина.- Трёхкомнатную квартиру ей купили. В тихом районе. Да только пустила она туда жильцов, многодетную семью, которой, по ее мнению, помочь, кроме неё, больше некому, а сама вот сюда. Еле нашли её…
— А пенсия?- встряла в разговор Лилиана.- Если она ветеран, то пенсия- то у неё хорошая должна быть!
— Хорошая, — подтвердил второй мужчина.- Вот почти всю её она и переводит ежемесячно уже много лет в тот самый детдом, детишек из которого она спасла.
На протяжении всего разговора Тося порывалась что-то сказать, всплескивала руками, но мужчина помоложе прижимал ее к себе, обнимая, и она успокаивалась.
- Собирайся, мама, — сказал седой мужчина, закончив рассказ.- Ко мне поедешь. Живи, сколько хочешь. А надоест, вон, Мишка ждёт тебя не дождется. И Татьяна зовёт, и Ирина, и Павел.
— Ну что вы, родненькие, — со слезами говорила Тося, — мне и здесь хорошо! А у вас дела свои, заботы, до меня ли вам!
— До тебя, до тебя- засмеялись мужчины.- Пойдем скорее!
И, подхватив маленькую Тосю с обеих сторон, они вышли из палаты
Мы опять замолчали. Да и о чем было говорить? Подсмеивались над Тосей, подшучивали, относились свысока, чего уж скрывать, считали ее блаженной, серой мышью. А вот поди ж ты… В груди маленькой серой мышки билось большое человеческое сердце, способное на подвиги…
Здоровья Вам, Антонина Васильевна, на долгие годы! И низкий поклон.
Ольга Савельева
Автор:"Житейские истории"
УВЕЛА НА СВОЮ ГОЛОВУ...
Был жаркий летний день, когда Лида выглянула в окно и не поверила своим глазам. Она знала, что в соседнюю квартиру въезжали новые люди, вещи которых ещё вчера стояли во дворе. Но, когда Лида увидела то самое красное платье в цветочек и причёску, она присела на стуле и едва не пролила чай на стол. Это была Полина. Главный враг Лиды, который и не знал об этом.
Когда-то они дружили и учились вместе, но потом судьба развела девушек в разные стороны. Полина с родителями перебралась в другой район города, и Лида вздохнула спокойно. Она не могла перенести успеха Полины и тщетно пыталась ей подражать. Полина обладала каким-то особым обаянием и красотой, которая привлекала к ней внимание мужчин. Парни один за другим назначали девушке свидания, хотя Полина была обычной внешности. Длинные русые волосы, серые глаза, лёгкие платья в цветочек и минимум косметики на лице делали её такой же, как все, и особенной.
Лидия напрасно пыталась обесцвечивать свои рыжие и яркие от природы волосы, подбирать косметику к своим карим глазам, носить цветочные платья. Она казалась парням слишком взрослой и не особо нравилась. Все ребята обращали внимание на Полину, а Лиду обходили стороной. Она надеялась, что просто не пришло её время, но, когда Коля, который Лиде очень нравился, принёс цветы к окну Полины, Лида не выдержала и разревелась. Поссориться с подругой она тогда просто так не могла, но и видеть девушку не могла, к которой парни липли как осы на мёд.
Наконец, Полина переехала, и Лида вздохнула спокойно. Она даже рада была, что не поступила в тот год в институт, и сразу отправилась работать. Может, тогда парни обратят на неё хотя бы немного внимания?
Но личная жизнь девушки всё равно не клеилась.
К тому моменту, когда Полина снова переселилась в соседнюю квартиру, Лида уже успела побывать замужем и расстаться с двумя парнями. Нет, всё было не то. И вот теперь они с Полиной снова будут жить по соседству. Для Лиды это было невыносимо, но любопытство брало своё:
— Привет, Полина, как поживаешь?
— О, привет, подруга, давно не виделись, - сказала девушка, - а я вот за Николая вышла замуж, ну мы так и живём вместе. Решили квартиру обменять двухкомнатную на трёхкомнатную, только не знали, что ты тут живёшь. Как дела? Тебе удалось выйти замуж.
— Мне и развестись удалось, - ответила Лидия, - ну ничего, думаю, что моё счастье меня ждёт впереди.
— Ну что ж, теперь будем в гости ходить, общаться, праздники вместе встречать. Я помню, когда у тебя день рождение.
Лида криво улыбнулась и посмотрела на мужчину, который помогал Полине. Сердце невольно сжималось от зависти и досады. Это был тот самый Николай, который очень нравился Лидии. Он стал более солидным, красивым, и, судя по одежде, занимал очень хорошую военную должность. Да, за таким мужчиной любая девушка будет как за каменной стеной. Вот уж Полина в рубашке родилась.
С виду Полина мало изменилась с того момента, как переехала в другой дом. Тот же стиль, высокая, стильная. Ни одной морщины не появилось на лице, ни следов утомления жизнью. Только Лида огорчалась кругам под глазами, которые появлялись не от недосыпа, а потому, что Лида сильно переживала. И теперь думала, как ей выдержать счастье Полины, которая теперь перед носом будет прохаживаться потому, что они теперь с ней стали соседи.
В то же время Лида не испытывала к девушке сильного зла. Она не хотела обрывать отношения, и в её голове возник план, ради которого пришлось бы терпеть успешность подруги. Лида решила просто отбить у неё супруга, чтобы восстановить справедливость. Лида считала, что Коля должен был жениться на ней, а не на Полине. Всё равно Полина его не так ценила бы и любила, как Лидия. Вот почему девушка решила действовать, притворившись, что действительно рада и что мечтала бы с ней общаться, одновременно изучая Николая и продумывая план своей мести. Лида не спешила, чтобы его осуществить. Ей нужно было понять, на какие слабости подруги стоило бы посмотреть, чтобы потом действовать.
Удачный для этого день выпал как раз перед Новым годом. Полина прихорашивалась и хвасталась новой помадой, которую заказала в каком-то дорогом зарубежном магазине. Этот оттенок был очень редким и красиво смотрелся на девушке. Полина собиралась на мероприятие, и Лида, дождавшись, когда подруга уйдёт, позвонила её мужу и сказала.
— Коля, ты дома? – спросила она мужа подруги.
— Да, а что случилось?
— Слушай, ты не мог бы посмотреть, что у меня с телевизором случилось? Помехи идут, то показывает, то не показывает, а обратиться не к кому.
— Ну давай, я свободен. Показывай, что у тебя случилось.
И пришел к Лиде. Телевизор действительно показывал не очень хорошо, и Коля быстро устранил причину.
— Вот, - сказал он девушке, - теперь нормально должен показывать. Так что не переживай, скоро всё починим. Работать будет.
— Слушай, ну я прямо не знаю, как тебя отблагодарить. Может, поужинаешь со мной? У меня котлетки есть, картофель очень вкусный. А то Полина всё равно вернётся за полночь.
— Откуда ты знаешь?
— Я и другое знаю, - мялась Лида, - но понимаю, что мне нельзя это говорить. Полина мне под честное слово всё рассказала, но мне тебя жалко, вот я и не понимаю, что происходит.
И рассказала довольно красочную историю о том, что Полина якобы увлеклась одним интересным и ярким мужчиной, с которым Лида вместе работала. Придумала и то, что в салоне машины нашла колпачок от дорогой помады. Это было удивительно. Николай был в бешенстве.
— Да я уже давно это подозреваю, - сказал он Лиде, - ну ничего. Попляшет она у меня. Я ей покажу, как гулять, и знать её больше не хочу.
И, рассерженный, отправился домой.
Потом он снова пришёл к Лиде, и они переспали. Коля действовал назло, так как был очень сильно расстроен поступком жены. Полина действительно пришла поздно, но муж выгнал её без объяснений. Зато с Лидой у них начался прекрасный роман, который со временем перешёл в нечто большее. Они поженились, а Полина уехала к себе на квартиру родителей, которые жили в другом районе города.
Но Лида и сама не понимала, кого пригрела. Коля устраивал ей скандалы и сцены ревности. Мог и поднять руку, если Лида не так картошку пожарила или не так приготовила котлеты. Лида с ужасом поняла, что сделала доброе дело для Полины, отбив мужа, и больше не завидовала Полине. Вскоре она вынуждена была расстаться с Николаем потому, что он оказался хуже бывшего. Причём на людях вёл себя так, что никто бы и не подумал бы, что он может себе позволить.
Завидуя другим людям, мы часто видим только одну сторону медали, но не замечаем всех остальных. Так получилось и с Лидой. Поэтому зависть – плохая советчица, даже если кажется справедливой.
АиФ-Юг
«ПОД БЕСКОНЕЧНЫМИ ОБСТРЕЛАМИ ЛЮДИ СХОДИЛИ С УМА». ИСТОРИЯ МАЛЬЧИКА, ПЕРЕЖИВШЕГО ГОЛОД И ВОЙНУ
Жительница станицы Азовской под Краснодаром Анна Бессмертная поделилась воспоминаниями о своем отце, его детстве в страшные времена голодомора и Великой Отечественной. Он умер, не дожив до 80 лет. «Вот и я на пороге старости. Стало страшно, что мои дети, внуки мало знают о своих предках. Чтоб не пропала память, я записала то, что вспомнила», - говорит пенсионерка.
Побег из плена
«Мой отец - Иван Ефимович Пташкин - из крестьянской семьи, родом из хутора Школьного (расположен в станице Варениковской), - рассказывает Анна Ивановна. - Вместе с ним в семье было восемь детей. Папа - третий по старшинству - родился в 1928-м. В очень сложное время пришлось ему взрослеть».
В голодомор у людей отнимали последние припасы. И у Пташкиных также забрали зерно, картофель, масло, скотину и даже сено. Однако же сделали «благородный жест» - оставили корову и выращенный в огороде урожай бурака (свеклы). Бабушка старалась сочинить еду из того, что было. Раз в день семья ела. Каждый получал по стакану молока и лепешку из запаренного бурака (или похлебку из него же). Корову, чтоб не украли, не отняли силой, держали прямо в комнате, привязав за ногу к кровати, прятали от чужих глаз. Ни у кого не было такого богатства, а люди от голода умирали. Дети и взрослые бродили по полям, лесам, собирали корешки, сушили груши, кислицу. Есть хотелось и днем, и ночью. Просто трясло от голода. Но благодаря корове Пташкины выжили, только брат Ивана Миша эту пытку не выдержал, умер.
«Только отошли от нечеловеческого испытания, как снова несладко, - вспоминает пенсионерка. - Папе было десять лет, его сестренке шесть - и они уже вовсю работали в колхозе, пасли свиней. Разбудит их мама в пять утра, нальет молока в бутылку, хлеб соберет им с собой, овощи и провожает сонных. Идет Ваня, в одной руке узелок, а другой сестричку тянет. Идут они и всю дорогу плачут. Дал он, совсем еще мальчик, себе клятву: если будут у него дети, никогда он не станет их рано будить и никогда его дети голодать не будут».
В десять лет мальчик дал себе клятву: его дети не будут голодать и нуждаться. И сдержал ее.
Ивану исполнилось 13 лет, и новая беда - война. В 1942 году, в конце лета, немцы заняли хутор Чекон. (Перед войной семья туда переехала.) Они поделили хутор на две части. Одну зачистили полностью. Всех жителей с домашним скарбом, со скотиной отправили на станцию в станицу Варениковскую и повезли в товарных вагонах в Германию. Та часть хутора, где жили Пташкины, была также «прорежена». Немцы выгоняли из домов на улицу детей и подростков. Весть об этом разнеслась моментально. Матери прятали детей, но не всем повезло. Ивана и его брата Николая схватили.
«Детей, как скот, гнали в Варениковскую, по пути к ним присоединялись дети из других хуторов и станиц, - говорит Анна Бессмертная. - На станции их рассортировали по возрастам и загнали в разные вагоны. Так Иван и Николай были разлучены и потерялись. Тронулись в путь. Мальчишки заметили, что доски в полу вагона гнилые. На стоянке, когда состав притормозил, пропуская эшелон с техникой, несколько смельчаков, и мой отец в их числе, оторвали доски. Оказавшись под вагоном, притаились между рельсов. Было до жути страшно, когда поезд с лязгом, скрипом, тронулся. Долго еще лежали на путях, приходя в себя. Потом как дали стрекача! Домой добрался ночью. Заходить опасно: вдруг там враги? Залез на грушу, обнял дерево и... заснул. Утром его мама рано встала доить корову-кормилицу. Идет мимо дерева - и на нее сверху падает ботинок! Сколько было радости и слез!»
Живой щит
«Не зря папа побоялся в хату идти: там обосновались немцы. Семью с детьми они определили на жительство в сарай. Не били, и на том спасибо. – рассказывает Анна Ивановна. - Пришла осень незаметно, наступила зима. В сарае холодно было. Зерно закончилось, есть нечего. Бабушка немного оставила, чтобы детей кормить, и эту малость оккупанты поделили, забрав большую часть на корм лошадям. Молоко от коровы с вечерней дойки также забирали себе.
Бабушка, голодом ученая, успела перед приходом врага сделать схрон. Зарыла несколько мешков с зерном и кукурузой у крыльца. «Квартиранты» обычно являлись на ночевку, дни проводили в окрестностях станицы Крымской (там строилась оборонительная линия). И вот когда еды не стало, решила она схрон откопать. Немцы с утра уехали, и бабушка с детворой, взяв лопаты, приступили... Уже лопата коснулась мешков и... квартиранты вернулись. Когда поняли, что происходит, - хохотали. Мол, на что только русская женщина не способна ради своих детей! Помогли мешки достать, яму засыпали. Половину припасов, конечно, забрали.
Бои шли уже близко. Бабушка и дети вырыли в огороде окоп и большую часть суток в нем сидели. «Свои» немцы уже не приезжали ночевать. Но однажды пришли чужие. И вновь облава, на этот раз на подростков и крепких стариков, и снова мой папа попался. Пригнали к траншеям. Велели рассредоточиться вдоль, цепочка протянулась на сотни метров. Приказали стоять. Пригрозили: кто будет прятаться - расстреляют. Только тогда и поняли, для чего они понадобились. Фашисты использовали людей как живой щит.
Справка
Битва за Кавказ названа историками одним из переломных эпизодов Великой Отечественной. Начав наступление на юге страны, к сентябрю 1942 года гитлеровские войска захватили большую часть Краснодарского края. Фашисты грабили материальные и культурные ценности, уничтожали промышленность, убивали местных - погибли 48 500 кубанцев. Фашисты уничтожили 6500 военнопленных. В начале 1943 года советские войска перешли в наступление. Освобождение Кубани началось 22 января 1943 года. Девятого октября последних оккупантов соединения Красной Армии прогнали с Таманского полуострова.
Папа рассказывал: обстрел с нашей стороны был такой, что немцы боялись голову поднять, прятались в траншеях, по дотам, дзотам. Визг, грохот, вой стояли такие, что можно было сойти с ума. Небо - черное от самолетов, наших и немецких. Старики и подростки стояли посреди этого ада, закрыв глаза. Кто-то падал и не вставал, убитый... Так прошел день. Ночь не принесла передышки. Прилетели наши летчицы (немцы называли их «ночными ведьмами») и бомбили траншеи прицельно. Папа вспоминал, что это был уже не страх, а ужас. Ступор. До изнеможения доведены были и фашисты. Когда настало затишье, они просто... уснули. И тут старик, он рядом с папой стоял, сказал: «Надо бежать. Сейчас! Передай по цепочке, иначе останемся в этой траншее навсегда лежать».
Откуда взялись силы? Рванули. Бежали, ползли к лесу (в сторону Анапы). Домой на хутор с соседской девочкой Клавой добирались несколько дней. Сколько спаслось детей тогда - папа не знал. Дедушку всю свою жизнь помнил. Молился за него».
«Явление ангела»
«Прибежали домой. Голова от голода кружится, - продолжает Анна Бессмертная. - Дома никого, своих нашли в окопе. Обстрелы уже были непрекращающиеся. Через несколько дней снова пришли немцы, опять выгнали из окопа. И тут уж, улучив момент, всей семьей кинулись бежать. (К счастью, удалось прихватить с собой лопату.) Быстро бежать не могли из-за четырехлетнего Пети. Но до холмов за хутором добрались благополучно. Стали спешно копать окоп. А земля тяжелая. Рыли, сменяя друг друга, до кровавых мозолей. Когда яма была готова, папа с Клавой побежали на хутор, сняли дверь, притащили ее, сделали окопу «крышу».
Грохот снарядов не умолкал несколько дней. Голодно было, холодно, ноги затекают. Но слышат - артиллерия замолчала. Началась ружейная стрельба. Вдруг - свет. Сдвинув дверь-крышу, заглядывает немец. Говорит кому-то в сторону: «Найн, найн, киндер». Увидел он в окопе женщину с детьми. Самый маленький, Петя, сидел у нее на коленках, в ручках держал иконку. Видимо, шевельнулась в немце жалость. Ушел, не причинив вреда.
Стрельба еще продолжалась, но вдруг настала полная тишина. Голод невыносимый. Ночью папа и Клава решили идти на хутор, найти хоть какую-то еду. В каком-то огороде наковыряли несколько картофелин. Вернулись, разожгли костерок. Папа рассказывал: в глазах темно, все кружится, и вдруг он видит, как из темноты вырастает… фигура ангела. Ангел приблизился и оказался медсестрой в белом халате, с белой сумкой с красным крестом. «Что вы тут сидите? - спросила она. - Идите домой, вчера немцев прогнали».
После хватало еще испытаний в жизни. Неизменным была в ней работа, работа, работа… В колхозе папа был один из лучших, вожак молодежной бригады. Среди его наград есть одна особенно памятная и дорогая: медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
Автор: Светлана Лазебная