Яблоневый сад

Если бы Анастасии лет десять назад сказали, что она будет жить в деревне, станет садоводом и ухаживать за яблоневым садом, ни за что бы не поверила. Она - умница и красавица, с отличием окончившая школу, девушка, которой пророчили научное будущее, вот так все бросит и уедет в деревню.
Настя после окончания школы поступила в политехнический институт, в школе больше общалась с парнями. Видимо поэтому и хотела учиться в техническом вузе. Но самое интересное, замуж вышла за Михаила, который окончил педагогический институт.
Это их знакомство было тем удивительней, что при наличии такого изобилия противоположного пола, они так и не встретили свои половинки. Настя, симпатичная девушка, как-то больше дружила с парнями, нежели влюблялась в них, поэтому и не видела подле себя будущего мужа. Так же и Михаил. В педагогическом большинство девушек, а вот не женился.
Настя с Михаилом случайно встретились в кинотеатре, он подсел к ней за столик в кафешке перед началом сеанса, она уже допивала кофе. И вдруг встретились взглядами, моментально между ними проскочила искра, бывает и такое. Встречались они совсем немного.
- Настя, ты такая красивая, я не встречал таких. Хотя окончил педагогический, там знаешь сколько девчонок! – говорил Михаил.
- Вот интересно, а я в политехе училась, там больше преобладают мужские особи. А вот поди ж ты, не иначе - это судьба.
Они поженились, Михаил преподавал в школе старшеклассникам физику, Анастасия вела научную работу, причем успешно. Её работами интересовались, пророчили карьеру. Все было хорошо, но не было у них детей. Было непонятно, почему здоровая, добрая, красивая Анастасия не могла забеременеть. Прошли обследование и муж и жена, врач сказал, что все нормально. Это стало болью Анастасии, она боялась, что муж охладеет к ней, тем более он всегда хотел детей. Но не переставала надеяться, верить и ждать.
У Михаила умерла мать в поселке, который находится в пятнадцати километрах от города. Был месяц май, и когда они приехали на похороны, Анастасии сразу бросился в глаза цветущий яблоневый сад. У свекрови был сад, яблони посадил её муж, отец Михаила. Правда он рано умер, долго болел, и как будто специально в память о себе посадил за домом яблони, которые всегда плодоносили. Мать Михаила трепетно относилась к своему саду, угощала всех просто так, ведь это память о её любимом муже.
После похорон Михаил сказала жене:
- Настя, мне предложили должность директора местной школы, новой, современной. Как ты на это посмотришь? Я бы руководил школой, а ты бы писала свои научные труды в тишине, смотри какая здесь красота.
Анастасия вначале посмотрела на мужа с удивлением, а потом перевела взгляд на яблоневый сад и согласилась. Ей вдруг резко расхотелось писать труды, заниматься наукой, она почувствовала себя здесь, как дома. Тишина, спокойствие и именно сад её тянул, манил, стоял весь в цвету. Она даже удивилась:
- Как это я раньше не замечала такую красоту, мы же не впервой сюда приехали? Правда этот цветущий сад вижу впервые, обычно приезжали, когда созревал урожай. Мне не хочется возвращаться в город, шумный и суетливый.
Так кардинально супруги поменяли место жительства и свою жизнь. Родительский дом был в хорошем состоянии, Михаил всегда помогал матери, отпуск иногда проводил здесь, помогал по хозяйству. Привозил стройматериалы, и даже как-то бригаду строителей, они почти полностью перебрали дом, даже фундамент укрепили. Прошло некоторое время, дом расширился, у Михаила была в характере хозяйская жилка, это у него от отца. Поставил новый забор, облагородили двор, здесь постаралась Анастасия.
Ей нравилось копаться в земле, она сама не понимала, откуда это в ней в городской жительнице. Но больше всего внимания она уделяла именно саду, который в скором времени стал её гордостью. Анастасия не понимала мужа, он не проявлял никакого интереса к саду, даже говорил, что яблони можно выкорчевать, посадить картошку.
- Ты, что Миш, это сад твоих родителей. Отец посадил, мать всю жизнь дорожила им. А ты просто так можешь это все выкорчевать? Деревья, они как люди, если не будут чувствовать заботы, будут болеть и чахнуть, - убеждала его жена.
Анастасия видела, что уже несколько деревьев начинают чахнуть, но она вернула их к жизни. Сколько любви и заботы вкладывала в них, чтобы они снова ожили. Она радовалась, когда собирали урожай, а муж недовольный спрашивал:
- И что теперь нам делать с твоим урожаем? Ну в подвал опустим, компоты закроешь, в бочке замочишь на зиму. А с остальными что? Одна морока с твоими яблоками.
- Миш, а может на рынок отвезем, продадим. Или в детдом там, наверное, возьмут их с радостью? Как ты на это посмотришь?
- У меня нет времени возиться с твоими яблоками. А на рынке ты что ли будешь торговать? Из тебя продавец никакой, ты же сама это говорила. Так что засыпай свои яблоки в подвал, там посмотрим, не хочу я заниматься яблоками, не интересно мне.
Но Анастасия так не думает. Она видит, что муж не верит в её силы и возможности. Решила действовать сама. Пошла в поселковую теплицу, находившуюся неподалеку от их дома, там она видела грузовую машину, на которой привозили какие-то материалы. Договорилась с водителем Сергеем, он заедет завтра к ней и поможет отвезти её вместе с яблоками в город.
На следующий день Анастасия услышала сигнал машины, выглянула в окно и увидев Сергея, выскочила из дома.
- Здравствуйте. Я весь в Вашем распоряжении! – улыбался Сергей своей открытой улыбкой.
- Спасибо, что приехали. Я сама загружу, только нужно подъехать поближе.
Но Сергей сам загрузил все яблоки, не мог допустить, чтобы женщина таскала ящики. Анастасия написала записку мужу, что уехала по делам в город.
Сергей оказался разговорчивым и веселым. Очень скоро Анастасия чувствовала себя рядом с ним, как со старым знакомым. Он располагал к общению, и ей было с ним уютно, было приятно слушать его и смеяться над его шутками. Давно она себя так не чувствовала.
А он рассказывал ей о своей неразделенной любви, что его любимая женщина не захотела с ним жить в поселке и уехала от него в город.
- Вот вы уехали бы от своего любимого человека?
- Нет конечно. Мы наоборот приехали из города, и живем здесь.
Почему-то вдруг ей захотелось поведать незнакомому человеку о своей истории. И про переезд в поселок, и про свой яблоневый сад, и про то, что мужу не нравится сад, и даже про то, что у них уже много лет нет детей.
Анастасия рассказывала о себе все то, что накопилось в её душе за много лет и просило выхода. Она никому не открывала свою душу. А тут перед незнакомцем все выложила. Возможно потому, что он тоже раскрыл свою душу, рассказал о своей боли. А она с такими эмоциями рассказывала о своем саде, о деревьях, которые оживали на её глазах, как цвели, а потом радовали своим урожаем. И о том, что муж её не поддерживает, не любит он сад, не разделяет её интересы. Сергей слушал её завороженно, а потом выдал:
- Я бы такую женщину, как вы, всю жизнь носил бы на руках. Как же повезло Вашему мужу!
А ей стало грустно, вспомнив последний разговор с мужем и его отрешенность от её интересов.
Когда проезжали мимо детского дома, Анастасия попросила Сергея подъехать к воротам. Она предложила директору детдома яблоки, причем бесплатно. Когда они с Сергеем заносили яблоки, старенькая нянечка проговорила:
- Спасибо, у тебя большое и доброе сердце, девонька! Господь и детки отблагодарят тебя!
Эти слова нянечки надолго запомнились Анастасии, не выходили из головы, уж очень по-доброму были сказаны. На рынке Сергей оставил её в кабине, потом пришел радостный:
- Анастасия, представляете, ваши яблоки возьмут сразу все оптом. И дают вот такую цену.
Он назвал сумму, а она даже не поверила, что так можно заработать на яблоках. Она с недоверием смотрела на него:
- Я точно вам говорю, не шучу. Вон идет человек.
Подошел торговец и подтвердил слова Сергея. Отсчитав деньги, отдал Анастасии, забрал яблоки. Анастасия даже и не мечтала, что столько ей заплатят за яблоки.
- Это Вам, - она отсчитала несколько купюр и протянула Сергею. – Благодаря Вам я заработала столько денег.
Сергей, улыбаясь проговорил:
- Я очень рад, что помог. Но деньги не возьму, заберите. Давайте лучше вон в кафе зайдем, отметим это событие.
Они сидели за столом и отмечали по-царски заработок Анастасии. Она даже бокал красного вина заказала себе, Сергей отказался, за рулем. Зато она заказала ему разных вкусностей. Смеялись, и Сергей даже между прочим намекнул ей, что такие встречи можно продолжить, но Анастасия сразу перевела все на другую тему. А он больше не возвращался к этим вопросам.
Вдруг Анастасия в окно, у которого они сидели, увидела своего Михаила. Он стоял посреди рынка и оглядывался по сторонам. Она резко вскочила и выбежала из двери:
- Миша, я здесь.
- Настя! Слава Богу, а то я уже весь рынок обошел, ищу тебя.
Он схватил её за руки:
- Я дома, как увидел твою записку, сразу понял где тебя искать. Как подумал, что сама будешь всё таскать, прямо дурно стало. Я же не думал, что ты решишься на это, думал так просто говоришь и одна не уедешь. Поехал, думал, что успею. Прости меня, Настенька, прости родная. Больше не отпущу тебя одну.
Михаил смотрел на неё таким родным и теплым взглядом, как когда-то давно, она обняла его за шею:
- Да не переживай ты, все нормально, мне помогли, водитель помог, так что я не сама таскала.
- А я еще яблок захватил, и по пути завез в детский дом, а мне там сказали, что у них сегодня яблочный день. И я почему-то сразу понял, что это ты.
Когда Сергей вышел из двери кафе, увидел Анастасию в объятиях мужчины. Он понял, что это муж. Вздохнул от сожаления, что нет у него такой женщины, и от радости, что у Анастасии всё будет хорошо.
С тех пор муж не отпускает её одну, помогает, и даже яблоневый сад стал ему самым родным. А через некоторое время Анастасия почувствовала, что с ней происходят какие-то изменения. Она поняла, в ней зародилась новая жизнь. А Михаил от счастья ходит в последнее время с улыбкой. Яблоневый сад стал для них общей гордостью, муж работает в саду, а жену оберегает от садовых работ, думает:
- Пусть пока сидит в кресле и любуется садом. Ей сейчас это полезно.
Их любимый сад благодарно шелестит листьями, и радует своих хозяев вкусными и душистыми яблоками.
Источник
"Все мы родом из деревни"
ДЕДУШКА САНИН
Жил в Голодаевке дедушка Санин. Такое название за ним прикрепилось потому, что проживал он со своей дочерью Александрой, которую деревенская ребятня называла просто Саня. Так и сложилось - отец Сани, или дедушка Санин. По действительным метрикам полное имя его значилось как — Поликарп Степанович Федулов. Однако, Поликарпом, он остался только для старухи Евлампии, с которой они были почти в ровеснях. Степанычем звали его многие мужики до войны. Мелкая поросль старика непременно кликала только, как дедушка Санин. Причем зачастую даже без всякой нужды. Как будто дразнила. Задрав свои веснушчатые носы и, сияя доброй улыбкой, с приговоркой тараторила, завидя его долговязую фигуру, «Дедушка Санин, дедушка Санин, дедушка Санин...»
Разительно отличался он от всех. Своей природной добротой. Никто не скажет и ни разу не вспомнит хотя бы случая - другого, не доброго поведения, взгляда, слова. Впрочем и внешняя стать как-бы соответствовала его внутренней натуре — напоминала она былинного сказителя-мудреца. Был он высокорослый, статный, широкоплечий с красивой длинной, абсолютно белой бородой.
Старуха Евлампия говорила местным бабам, что род Федуловский весь из ходоков. Отец, и дед его, и еще глубже в родню, ходили по деревням на большие версты. Не так, чтобы из-за нужды, а просто по роду так пошло. Неся с собой какой мелкий товар из места в место выгоду большую не делали от продажи, а так только, сколько нужно для жизни. При покупке обязательно говорили человеку историю происхождения вещи, желая при этом от души добра и здравствия покупателю. Еще говорила, что дед Поликарпа даже в стране у желтых карликов бывал.
Слаборадостной отдушиной для тяжелого женского труда и тяжелой надсадной жизни были бабские посиделки. Впрочем не бабских и быть не могло: всех мужиков - Санькин завосьмидесятилетний отец, да спившийся калека-фронтовик Ванька Угаров.
В один из теплых сентябрьских вечеров сорок четвертого года собрались на завалинке вдовы Лидии Карпихиной, оставшейся с двумя детьми — сыном Степкой - четырнадцати лет и дочкой Светой, которой недавно исполнилось уж шестнадцать. Мимоходом в общем разговоре опять коснулись Поликарпа.
- Сам то он тоже дальше бы ходил, если бы жену здесь не оставил - выронила Прасковья.
- Мама мне говорила, - поддержала ее молодая Настя Ведерникова, - что любил он очень, свою Василису. Похоронил, и не ушел от ее могилы. - Потом замолчала, сделала паузу. Молчали и остальные, знали, что сказать еще хочет. - А я, бабы, Федора своего тоже сильно любить буду. Да так, чтобы каждый день с поклоном. Вернулся бы только с этой войны проклятой. Вот так я себе это представляю. Придет он, а я в сарафане новом, не надеваном, выйду его встречать на крыльцо. Поклонюсь ему - своему мужу, да скажу «Здравствуй мой дорогой муж Федор Евстигнеевич». Раздену его, ноги в тазу помою. Баньку истоплю. Сама его помою, да попарю. Стол, расшибусь, да сделаю с хлебом настоящим, маслом, водки! - не самогону, - достану, папирос куплю. Только после угощений жаловаться ему буду. Уж я выплакаюсь на мужнином-то плече. Как мы страду за страдой бабскими руками справляли, как всех родителей похоронили — свекра Николая Евграфовича, - глаза Насти заметно увлажнились, - потом отца родного Николая Михайловича, потом маму свою Матрену Васильевну, последней свекровь умерла Ольга Константиновна. Расскажу ему, - голос задрожал, слезы уже катились по щекам, - как сыночек наш умирал... Все боли его ртом готова была высосать, жизнь свою, не задумываясь отдала бы, жила бы только кровинушка моя. Потом расскажу, как он умер, как долго не могла поверить, что в полтотра годика сыночка не станет. Потом, как сидела я всю ночь перед гробом, как брала его ручки, как поднять его с гробу хотела....
Тут она не выдержала, зарыдала. Старуха Кочеткова подошла, своим платком слезы утерла, прижала ее голову к своему телу
- Будет, будет тебе Настенка. Чего ж теперь. Случилось уже...
Все помнили тот случай. Настю тогда силой от гроба сыночкиного оттащили. Бояться уж стали — не лишилась бы рассудка. Каждой матери дите свое жалко, а Феденька у нее особенный был. Священник местный говорил дар у него божий проглядывался. Ум необыкновенный у младенца стал всем хорошо заметен. В полтора года говорить уж начинал. К такому возрасту обычные детки близко так делать не могли.
- Как помню, Настя, Митю-то твоего, - сказала Клава Елизарова
- Сказочный младенец-то был, - поддержала подругу Маруся.
Тут опять установилось молчание. С новым приливом нахлынула до глубины души трогательная, будоражащая душу насквозь, единящая атмосфера. Ситуация требовала песни. Звеньевая Полина Кузнецова красивым высоким голосом завела известную всей Голодаевке «Деревеньку белоствольную»
Ой луг, ой леса, ой поля широкие
До чего же вы милы
Просторы светлоокие.....
После чего дружный женский единоголосый хор подхватил
Ты живи моя сторонка
Горемычная.
Неказистая избенка
Необычная.
Ты березками укрыта
От шальных ветров
Вся земелька тут полита
От кровных потов.....
Песню спели. После некоторого перерыва, Настя сказала, словно скидывая пелену печали и уныния
- А я верю, бабы, все будет у нас хорошо. Вот муж вернется, каждый год по ребеночку рожать буду. Потом еще потребую от государства, за перевыполнение плана, возвернуть весь выплаченный бессовестный налог.
- Здравствуйте голубушки, здравствуйте сударушки, - женщины совсем не заметили, как подошел Санин отец, - отдохнуть вашим спинушкам, снять тяготы с плечей ваших сладких, мягких, убрать с вашей судьбы долю не женскую, труда непосильного.
- Здравствуй Поликарпушка, - еле слышно прошепелявила старуха Евлампия.
- Спасибо дядя Поликарп — сказали некоторые другие женщины.
- Спасибо дедушка Поликарп — сказала Настя, - садись с нами, частушки сейчас петь будем.
- Спасибо милая Настенушка, к Санечке, доченьке спешу. Вовремя наказала быть. Праздник замышляет какой-то, моя родимая.
Наутро кампания деревенской кошколды собралась за черникой, голубикой на Клязьмины луга. Идти надо далеко, верст пятнадцать не меньше. Путь непростой, да и тропинка, того и гляди, теряется.
Катюша пораньше встала. Она была, из пятерых сестер, предпоследней. Мать во всех души не чаяла, но ее, особенно-ласково выделяя, Сноровушкой называла. Оно и верно. Девочка, несмотря на свой малолетний возраст, ей, только-только, одиннадцать справили, всегда стремилась подумать обо всех, все загодя заметить, то там, то там сделать успеть. Сейчас, перед дорогой, тем более надо, прежде всего, у всех лапоточки проверить: оборки ли крепкие, не порвутся ли в пути, просушены ли онучи, потом ладны ли у всех корзины, покушать приготовить...
Катя вынесла во двор всю обувку, стала проверять все где что подправить и исправить надо.
- Доброе утро, милая моя маленькая соседушка-сударушка. По что детушка встала так рано, по что глазки спать не хотят?
- Здравствуй дедушка Санин. Спать некогда нынче. Собраться да приготовиться надо. Мои старшие сестренки — горе одно, то то забудут, то там не сделают, а маме некогда, ей в поле, да по дому работы хватает. По чернику-голубику собрались мы с деревенскими ребятами на Клязьмины луга.
- Кто ведет вас, кто за старшего, путь, чай, не по большаку?
- Бабка Фекла ведет и Васька Нефедов ей в помощники.
- Феклуша — женщина расторопная и пригляд умеет вести. Василий — юнец состоявшийся, дорогу тоже знает. Довериться поводырям можно. Ваши ножки дойдут ли, путь не близкий?
- Какой ты смешной, дедушка Санин, как ноги-то не дойдут, чего им сделается?, - искренне недоумевая спарировала Катя, - самое главное это что? Чтоб покушать было и обутка крепкая была. Ты вот ведь всем какие лапоточки сплел, ненадивишься. Сейчас все просмотрела — и свои, и сестренок своих Глаши, Маши, Наташины и Галиночки. Дырочки ни одной, оборочки все крепкие. У младшенькой Маши правда онучи не совсем просушены, ну да ничего, не холода, не замерзнет.
- Поднеси-ка, сударушка, лапоточки мне. Тоже свой догляд сделаю. Чай, лишним не будет.
Катя послушала дедушку. Все пять пар принесла ему. Тот расположился на завалинке. Принялся внимательно рассматривать детские лапти. Катя тем временем отправилась в дом.
- Пойду, деда Санин, кушать собирать. Мама еще вчера калишки напарила, яичек пойду сейчас сварю.
Когда Катя вернулась у деды Поликарпа работа была закончена.
На двух лапоточках, Катюшенька, подошву усилил, заплаточки наложил. Так бы если здесь ходить, то ничего, но по сырому, да в даль далекую - лыко худовато, растермешиться может, влаги много пропускать будет. Оборки, тоже, где заменил. Думаю, лапоточки, сейчас, не должны подвести.
- Спасибо, дедушка Санин. Добрый ты. Мы тебе ягодок принесем.
Он подошел к девочке.
- Тебе спасибо тоже сударушка Катенька, - произнес он, поглаживая Катю по голове. - Дедушке ничего уж не надо. Сами без беды да с пользой вертайтесь.
- Чего, дядя Поликарп, у тебя, моя сноровушка, напросила? - выйдя из избы, вместо приветствия, задорным, красивым голосом громко спросила мать.
- Здравствуй, соседушка Федосьюшка. Твоя Катюша сама забота, да доброта. Сама готова лишний раз помочь. Это я наперед упросил Катеньку поднести лапоточки, проверить их крепость. Вот кое-где их и подчинил.
- Весь то ты к миру с добром и помощью дядя Поликарп. Одно у тебя по жизни беспокойство. Когда уж отдыхать то будешь?
- Когда вечно отдыхать будем общеизвестно. Коли есть возможность, способность, да и силы какие остались, слоняться без делу и общей пользы — грех незамаливаемый.
Подойдя к деду они немного постояли. Порадовались начинающемуся урожаю - похоже сбываются ожидания и по пшенице и по остальным культурам. Порадовались вестям с фронта - может закончится скоро война треклятая. Не было бы плохих происшествий в походе на Клязьмины луга - дождь бы не случился, тропинку бы не теряли. Федосье сказал и остальным бы матерям наказать, чтобы деткам повелели никого из виду не упускать, всегда всем вместе друг за дружку держаться. Василий чтобы девочек страховывал, помогал когда, не летел, чтобы быстро. «Машенька дойдет ли, не рановато ли ее так далеко отпускать?»
- Ревом, дядя Поликарп, выпросилась. Переживай сейчас мать. Но мало ее, - по Кате вся издумалась. Не отстала бы та, но не потому.... Крепостью-то она — сама еще кому поможет. Причина у моей сноровушки другая. Где присядет — обязательно чего увидит: то букашек, то цветки-травинки какие, то на дне чего рассматривает. Да ведь еще и не там, где все отдых делают. Отойти надо ей тогда обязательно. Не отстала бы, не потеряла бы кампанию от дара своего отцелованного.
- Не отстанет. Фекла хоть и в годах, но женщина надежная. Никого из виду не упустит.
Так оно и получилось, как мать предполагала. У Студеного ключа, совсем рядом с Черемшанкой, баба Фекла настояла сделать перерыв, вопреки капризному сопротивлению мелюзги — Саньки Михайлова, да Митьки Березцова.
- Цыц салаги, - урезонил их Василий, - бабка Фекла знает, как делать надо. Прыть в большом пути, да еще когда и мелкота в команде, беду навесть может. Помалкивайте и силы бережите.
Все дружно, не в рассыпную, кто-где расселись. Катя отошла в сторонку, чуть повыше по ручью. Умыла лицо. Леденящую воду пить не стала, знала, что нельзя. Присела на корточки, стала, как обычно, что-то рассматривать, раздвигая палочкой прибрежные травинки, шурудя донный ручейный песок.
- Ой-ой паучок, - заметила она насекомое, скребущееся вверх по зеленому стебельку и дальше принялась, еле слышно, удивленно и восхищенно наговаривать, - ой травинка нежная. Вот еще один ползет, вот еще козявочка. А вот капелька росы... Сколько тут всего живет! В каждом малом уголочке, где песчинка, где травинка, тут летает, там лежит. Нету места, чтоб не жило где-то хоть-бы что-нибудь.... Хоть головку подними, хоть всмотрись в свои подножки - всюду жизнь и всюду тайна. Тайна тайная таится... Не пускает злую бяку и мальчишку. Грязным пальцем он раздавит эту мошку. Саньки, Митьки погодите, не губите это чудо. Вы смотрите - что за крыльца, вы всмотритесь в эти ножки . Ах какая красота! Вот бы если кто задумал взять и смастерить такую. Получилось бы? Ни в жисть. Вот так вот. В мире божьем не случайно все зачем-нибудь живет. Крохотулечка чудная берегись, не попадайся и не жалься понапрасну в их сопливые носы. Вас сейчас накрою травкой, больше вас не потревожу. Мы сейчас идем за сладкой вкусной ягодкой лесной. Мы когда пойдем обратно к вам опять я загляну, угощенье принесу. Положу одну-вторую, а на больше не надейтесь. Надо многих угостить — тетю Саню, деду Сани, тетку Лидку, бабку Феклу, остальное все на зиму...
Катю уж кричали. Звала баба Фекла, звал громко Василий. Она подбежала, взяла свое лукошко и все двинулись дальше.
Опасения да тревоги хоть и были напрасны, да куда ж без них материнской душе. Весь день все волновались, места не находили. Под поздний вечер спала с души тяжесть. Вся кампания благополучно вернулась.
Радость Федосьи выплескивалась. Самое главное, что дети вернулись живы да здоровы. И ягода, на зиму не последнее дело — три ведерные кадушки заполнили с краями. Ужин на столе, вода, ноги помыть, нагрета. Лапоточки сама у всех сняла, сама ножки принялась всем мыть.
- Сейчас поужинайте и к тетке Лидке бегите. Она печку натопила, косточки вам прогреет хорошенько
- Мамочка я сама помою, - неожиданно выставила протест Катя, когда материнские руки дошли до ее ножек. - Пока совсем не смеркалось к дедушке Санину сбегаю. Ягодок ему обещала принести, когда вернемся.
Мать не стала спорить со своей неугомонной дочкой, принялась за Глашеньку.
- Дедушка Санин, дедушка Санин, - отворяя дверь без стука громко сказала Катя, - ягодок тебе принесла, как обещала.
Тут в полумраке она заметила, сидящую около печи, женщину.
- Здравствуй тетя Саня.
- Здравствуй Катенька.
Дедушка тем временем сполз уже с печи.
- Что ж, сударушка, сейчас. Не горит. Отдыхала бы. Умаялись поди донельзя.
- Ты и представить себе не можешь, дедушка Санин, как умаялись, да заплюхались. Отдыхали всего то в два присеста — туда и обратно у Студеного ключа, который совсем рядом с Черемшанкой. Баба Фекла предлагала еще отдыхи делать, да младшая кошколда сказала, что все идут хорошо. Вот и прошли всего с двумя остановками. Я ноженек своих и не чуяла вовсе, как к Голодаевке подходили. Но сейчас с мамочкой посидели силы и вернулись. Потом тебе дедушка расскажу подробно про весь путь и приключения. Сейчас некогда. Надо поужинать и к тетке Лидке бежать. Она нас в печке греть будет. Вот тебе ягодки. Тебе, тетя Саня, завтра принесу.
- Спасибо детушка. Почто ж в лапотке-то ягоды.
- Какой же ты глупый, дедушка Санин, черника-голубика ягодка нежная. Если я в ладошках понесу смять смогу, да и не принесу так много. Другой посудинки свободной у нас и нет.
- А почто ты, Катюша, ножку жмешь, ступаешь неполно?
- Пальчики на ней больно.
- Снимай-ка лапоток, садись на табурет.
Дед внимательно осмотрел ногу. Сказал, что ранка тут быстрозаживная, смазать только чуть надо. Взял с полки баночку, обмазал какой-то мазью ножку.
- Подай-ка, Санечка, тряпицу чистую, - велел он своей дочери.
Обмотал Катину ногу. Обул лапоток, повязал оборки.
- Ножке твоей, Катенька, напругу нельзя сейчас давать. С мазью этой она отдохнуть должна. До дому я тебя сейчас сам снесу.
Он взял Катю, посадил ее на правую руку, обхватил левой. Саня предупредительно открыла дверь и выпустила их из избы.
На улице уже достаточно сильно смеркалось. Очертания домов, леса, изгородей, тропы смазались, обрели общие полутемные тона. Боясь оступиться дед сильнее прижал девочку к себе, стал пристальнее всматриваться под ноги.
Уж подходили к дому Катя обняла деда за шею, прижалась к нему своей щекой.
- Дедушка Санин, ты вот даже вот не знаешь какой ты хороший, - после чего она обняла старика с нежной силой.
- Будет, будет Катенька, будет сударушка, - сказал он, осторожно спуская девочку с рук, после чего отворил дверь и громко произнес
- Принимай, Федосьюшка, свою сноровушку...
Автор Александр Симаков
Ильинична
~В оконном проеме начало сереть. Будто чего-то испугавшись,загорланил петух. Начинался новый день.
" О Господи! Лежи не лежи,а вставать надо"- кряхтя и постанывая ,Марфа Ильинична слезла с кровати.
" Что-то я лениться начала" - рассуждая вслух,она заправила постель и прошлепала на кухню. Наполнив кастрюльку водой,поставила на огонь.
" Чего теперь не жить, - продолжала она разговаривать сама с собой - свет,вода,газ - все в доме,бери да пользуйся.
Руки по привычке продолжали делать свое дело,чистить картошку,а память незаметно уносила ее в далекое прошлое.
Родилась она в 1909 году. Родителей своих не помнит. Отец умер,когда еще и года не было,а мать - едва пять исполнилось.
После смерти родителей тетка,сестра матери,взяла ее с братьями к себе. Их пятеро,да своих трое - вот такая получилась семья.
Тетка жалостливая была,а вот от дядьки доставалось. И то ему не так и это не эдак.
Часто приходилось ложиться спать на голодный желудок,наплакавшись вволю.
Так и жили. Потом хвороба забрала Яшку и Данилу,не пожалела и самого старшего,Федора.
Следы еще одного брата затерялись - как ушел подпаском в соседнюю деревню,больше и не виделись.
Замуж вышла в 18 лет,за сватали в богатую семью.
Хотя бедная,а собой хороша была,да и работы никакой не боялась.
А там маслобойка своя,ветряная мельница,да скотины полон двор,так что рабочие руки были не лишние.
А жених приглянулся ей,сам ладный и взгляд у него ласковый.
" Такой не обидит"- зардевшись подумала тогда Марфа.
И закружила ее жизнь,как вода одинокий камушек,то больно перекатывая в круговерти,то ласково обволакивая в тихой заводи.
К вечеру так уставала,что если бы не ласковые руки,да не жаркий шепот мужа по ночам,придававшие ей сил для следующего дня,не выдержала бы такой тяжелой работы. Правда на сезонную работу нанимали людей,щедро расплачиваясь по окончании.
Сварив нехитрую еду,Марфа Ильинична вышла во двор,покормить свое хозяйство.
Куры россыпью бросились ей под ноги,двое гусей, чинно выхаживая ,ждали своей очереди.
" Кыш окаянные,угомонитесь" - незлобно ворча она налила в корытце воды.
" Старая стала,а без работы не сижу - продолжала рассказывать курам Марфа Ильинична.
" Соседи вон молодые,а как с работы,так плюх ноги на диван,да в телевизор по уставятся. Нонешнее время ругают,дак ведь хандрой да бездельем ничего не поправишь.
Ну вроде бы всех накормила"- бормоча и опираясь на палочку Марфа Ильинична вышла на улицу.
Там присела на скамеечку,подставив первым лучам солнца свое морщинистое,как только что вспаханное поле,лицо.
Солнце все увереннее обогревало отдохнувшую за ночь землю. День обещал быть погожим.
Прищуривая в дреме глаза,ощущая телом тепло благодатного утра,сидела сухонькая старушка на скамеечке,а перед глазами,как в кино,кадр за кадром,мелькало ее прошлое.
29-й год был годом великого перелома. В деревне происходили два взаимосвязанных насильственных процесса: создание колхозов и раскулачивание.
Кулаков выселяли с семьями,не жалея ни грудных детей,ни стариков.
Судьба раскулаченных должна послужить примером остальным,тем,кто не желал добровольно идти в колхоз.
Кулаком считался тот,кто использовал наемный труд,но в кулаки могли зачислить и тех,кто имел корову или лошадь или хороший дом.
Тогда в селе под раскулачивание попало девять семей,в том числе и семья Марфы. Отойдя от родителей мужа,вели они свое хозяйство,имея и корову и лошадь,да и дом у них был не плохой.
Дикой болью кричало сердце Марфы при виде голых стен пустого дома.
Забрали все под чистую,даже чугунок с варевом сняли с печи.
Трехлетний Васятка,цепляясь за подол матери,не понимая происходящего,испуганно вопил. Отупев от горя и слез,Марфа не могла найти сил приласкать,успокоить сына. Несмотря на майскую прохладу,вынесли во двор,вместе с колыбелькой,годовалую Настеньку. Колыбелька тоже принадлежала конфискации.
Ее семью отправили на строительство завода,который находился неподалеку,остальные же семьи,погрузив на телеги свой нехитрый скарб,отбыли в неизвестном направлении.
В 1941 году,поцеловав жену и детей и обещая вернуться,ушел ее Пантелей на войну. В трепетном ожидании писем с фронта и думах,чем накормить детей,полетели длинные,тревожные дни.
Война прокатилась стороной,немцев не было в их селе,но голод и холод они познали сполна. Письма перестали приходить в 1943 году,когда муж воевал в Белоруссии,потом пришла похоронка.
Два дня Марфа лежала пластом,то воя на весь дом,то бессмысленно глядя в потолок..Потом работала не щадя себя,стараясь в работе хоть на какое-то время забыться.
Замуж больше не вышла,отвергала все ухаживания. Сначала ждала своего Пантелея - всякое ведь случалось,бывало и похоронки приходили,а мужья возвращались.
А потом просто никто ей не нужен был,дочь росла болезненной,а делить любовь между детьми и новым мужем она не хотела.
Но горе еще не раз ставило подножку Марфе. Не познав радости Победы,умерла дочь. После войны,когда жизнь начала налаживаться,в автокатастрофе погиб сын,оставив жену и двоих детей.
Потеряв детей жила она теперь только ради внуков. Радовалась их приезду,готовила им подарки,купленные на пенсию и продолжала трудиться.
До 80 лет проработала Марфа Ильинична в колхозе,последние годы - уборщицей в гараже. Стараясь не обидеть ее ,начальство спровадило все таки Марфу Ильиничну на отдых.
Внуки завели свои семьи,перестали приезжать,недосуг им стало бабку проведать.В 93 года,познав все тяготы жизни и едкую горечь одиночества не надломилась Марфа,как гнилой пень.
Работой поддерживала она огонек своей жизни,отмеренной ей Богом. Опираясь на палочку,управлялась по хозяйству,сама себя обихаживала.
Сидя на стуле стирала в корыте свои вещицы,готовила немудреную еду,хлопотала по двору и ждала.
Ждала оклика почтальонки с весточкой от внуков,ждала веселого щебета правнуков в своем дворе,ждала забытого ощущения радости.
" Ты что,задремала,Ильинична" - отвлек ее от воспоминаний голос соседки.
" Да есть маленько" - встрепенувшись и быстро поморгав,сгоняя непрошеные слезы,набежавшие на глаза,ответила Марфа Ильинична.
" День то какой сегодня хороший,в такой и помереть не жалко.Пожила уж на свете,повидала всего,пора и на покой. Две войны было в моей жизни,не дай Бог и третью увидеть. Пожить бы еще,да времени нет" .
" Что за мысли у тебя,Ильинична? Сиди,да радуйся новому дню" - проговорила соседка,,направляясь вдоль улицы. " Вот кремень,а не женщина! Сколько мук да горя перенесла,хватило бы на три жизни или на многосерийный фильм" - подумала она сворачивая к магазину.
Вечером Марфа Ильинична прибравшись в доме,переоделась в чистое белье и легла. Утром следующего дня соседка,не увидев ее во дворе и зайдя в дом,нашла ее на кровати.
Покойница лежала с улыбкой на застывших губах..........
Разные мы ,люди и судьбы у нас разные. Одни живут,раздражаясь даже малой жизненной неувязкой,ропща на весь белый свет,другие молча несут свой тяжкий крест,стараясь никого не обременять своим присутствием и радуясь каждому прожитому дню.
©️ Copyright: Марина Каменская-77, 2016
Свидетельство о публикации №216082700207
Источник
"Все мы родом из деревни"
Иван-да-Марья
- Баба Мася, хочу казку, - подошел ко мне мой трехлетний внук, Никитка, в руках у него была новая, недавно купленная его мамой, нашей дочкой Настей, книжка с яркими картинками.
Я улыбнулась, малыш был похож на сказочного гномика, сам маленький, щечки пухленькие и огромные синие глаза, совсем как у деда, которые смотрят на меня, как на волшебницу, которая сейчас унесет Никитку в чудесную страну, а потом еще и угостит чем-нибудь вкусненьким. Я взяла из его рук книжку, поцеловала внука, посадила его на колени и…
И вспомнила лето 1995 года.
Я жила в Краснодаре. Мне тогда был уже 31 год. Но замуж я так и не вышла. Как сейчас юморят: кто нравился мне, тот не брал, кому нравилась я, пусть на других женятся. Не хотела я без любви, решила, что лучше одна свою жизнь проживу, чем с нелюбимым - чужую. У нас с мамой была большая трехкомнатная квартира, которую мы три года назад продали и купили мне однокомнатную, а маме домик в маленьком хуторе недалеко от моря. Мама моя была уже в годах, родила меня она поздно, говорит, вымолила меня у Бога. Папа вскоре после моего рождения нас бросил, наверно, судьба у мамы такая была, чтоб рядом был только один любимый человек, теперь это была я. Она не обижалась, и любила меня больше жизни.
Но в последнее время, что-то слабеть она стала, вот и решила свою мечту осуществить, хоть немного на старости лет пожить рядом с морем, которое очень любила. Я боялась ее одну отпускать, но она смогла меня уговорить.
Домик купили маленький, но очень уютный и добротный. Оформлять я на маму его не стала, чтобы ей не бегать по всяким конторам, я сама приезжала и решала все дела. А этой весной совсем плохо стало моей маме, я приехала, забрала ее к себе, положили ее в больницу, но оттуда она не вернулась. Прошло три месяца, пока я собралась с силами поехать в хутор Майский, посмотреть, все ли в порядке с домом? Может, я еще и дольше бы собиралась, но приснилась мне моя мамочка, молодая, красивая, и протянула мне веточку необычную, листочки ярко-синие, а между ними цветочки желтенькие:
- Это Иван-да-Марья, волшебный цветок, он принесет тебе счастье, - мама улыбнулась, - А еще говорят, что человек, у кого есть этот цветок при себе, может ездить быстро даже на старой кляче. Ты соберись, доченька, съезди в мой домик, ждет тебя там… - тут я проснулась от звука будильника, всхлипнула и дала себе слово поехать в Майский в ближайшие дни.
Я взяла неделю в счет отпуска, купальник, все же море рядом, и на своей старенькой девятке отправилась в путь. Обычно на дорогу у меня уходило около трех часов, но в этот раз машина явно решила меня понервировать. Она брыкалась, пыхтела и перед самым хутором, километра за три, все же заглохла! Вот тебе и волшебный цветок, точно, только для старых кляч. Я за рулем всего-то около четырех лет, руль крутить умею, но двигатель для меня все равно, что космическая ракета. Немного посидев в машине, я вздохнула тоскливо и вышла на дорогу в ожидании чуда в виде Скорой помощи для моей девятки.
Буквально через минуту около меня затормозила зеленая четверка. Водительская дверца открылась, и оттуда вышел огромный дядя, плечи широкие, сам высокий, волосы собраны сзади в хвост, а седые борода и усы закрывали, практически, все лицо. Я даже попятилась, когда он решительно подошел ко мне.
- Ну и что случилось? – спросил он низким с хрипотцой голосом.
Потом, не глядя на меня и, не дожидаясь ответа, открыл мою дверцу, наклонился, нажал рычажок и открыл капот. Что-то там поковырялся, сходил в свою машину, потом опять залез под капот моей, и вскоре моя девятка ожила.
- Можешь ехать, - пробасил он, - там у тебя свечи давно заменить надо было, что ж ты за машиной не смотришь? За своим конем ухаживать надобно, - укоризненно покачал головой дядька и спросил: – Далеко едешь-то?
- Да в Майский, - пожала я плечами, чувствуя себя маленькой провинившейся девочкой, потому и не поднимая глаз.
- Я тоже там живу. Ну, до свиданьица, - он махнул рукой, сел в свою машину и уехал.
А я вдруг поняла, что не спросила его, сколько за свечи-то эти должна, и за работу? Потом решила, что, может, еще увидимся и стала садиться в машину. Смотрю, а прямо около меня часы лежат, мужские, подняла их, тяжелые. И на обратной стороне гравировка: «Ивану за отвагу. Афганистан 1983 г.». Наверно, этот Иван военным был, раз в Афгане воевал. Надо бы часики вернуть дяде, жалко такую вещь потерять.
Я доехала до своего домика, поставила во дворе машину и немного постояла, вытирая слезы и вспоминая, как радовалась мама, что переезжает сюда жить. Потом зашла в дом и поставила чайник, чтобы перекусить с дороги.
- Машенька, это ты, доченька? – услышала я с улицы.
Вера Васильевна, наша старенькая соседка, бывшая учительница торопилась поздороваться со мной. Мы обнялись, вздохнули, тяжело вспоминая мою маму, а потом сели вместе пить чай. В разговоре я вспомнила:
- Вера Васильевна, у вас тут дядька такой живет, большой такой, с бородой. Вроде Иваном зовут, Вы знаете его?
- Ванечку-то? А кто ж его не знает? – удивилась старушка. – На другом краю хутора он живет, дом с красной крышей, - и хитро улыбнулась: - А тебе он зачем?
- Да он мне на дороге помог машину починить, а сам часы потерял, отдать бы надо, - ответила я, удивившись, как его назвала Вера Васильевна, уж очень не вязалось «Ванечка» с огромным седым бородатым мужиком, и взгляд этот ее хитрый, к чему?
Когда соседка ушла, я решила не откладывать дело на потом, а поехать и отдать потерю, а заодно и рассчитаться за помощь. Проехав до окраины, я увидела красивый ухоженный дом, с цветами у забора. Под окном росли две старые березы, давая тень на весь двор. Но видно никого не было. Только я хотела крикнуть, как из дома выскочила девочка, лет пяти, она увидела меня и улыбнулась:
- А тебе кого?
- Наверно, твоего дедушку, его ведь Иваном зовут?
- Не-а, - захохотала девчонка, - это моего папу Ваней зовут, а деда мой далеко живет, он только зимой приезжает. Пойдем, я тебя к папе отведу, он просил полотенце принести, там у нас Зимка рожает, это коза наша.
Я, конечно, удивилась наличию у этого Ивана такой маленькой дочери, но ничего не сказала и пошла за ней.
В добротном небольшом сарае, пол которого был засыпан сухим сеном, на полу лежала коза, а все остальное пространство было заполнено Иваном, он держал в руках новорожденного козленка, который, кажется, не дышал. Иван смотрел на него и чуть не плакал.
- А ну дай сюда! – крикнула я и выхватила козленка из его рук.
Я начала тормошить его, делать массаж, трясти за задние ножки, и он тихонько пискнул, вдыхая воздух! Коза потянулась к своему детенышу, я отдала его ей, а Иван посмотрел, как Зимка лижет козленка, повернулся ко мне и вдруг легко, как пушинку подхватил меня на руки!
- Золотце ты мое! Это же наш первый козленок! И ты его спасла! Ты волшебница!
Я была не волшебницей, а педиатром. Конечно, я рада была, что смогла так отблагодарить Ивана, и в крепких мужских руках почувствовать себя маленькой девочкой тоже неплохо, но пора и на землю опуститься. Я подняла голову, чтобы сказать ему об этом и вдруг замерла, впервые за этот день встретившись с ним взглядом, да еще и так близко. У Ивана была совсем молодые и очень чистые синие глаза. Они завораживали и не отпускали. Я забыла, что хотела сказать, а он спросил, тоже вдруг дрогнувшим голосом:
- Тебя как зовут?
- Мария.
- Иван да Марья, - выдохнул он, но встряхнул головой и поставил меня на землю. – Это ж ты, из девятки?
- Да, - я вспомнила, зачем пришла, - Вы потеряли. Вот, - я протянула ему часы, и он облегченно вздохнул:
- Я уж испугался, что не найду их. Ведь это такая память, мне их комвзвода подарил, а сам вскоре погиб. У меня там и первая седина появилась. Спасибо, что вернула.
Он приобнял меня и повел в дом. Настюшка, как взрослая хозяйка, налила нам холодного компота и уселась с нами за стол, подставив ладошки под щеки и не переставая улыбаться. А Иван как-то незаметно все мне рассказал.
Его жена Татьяна, красивая и энергичная, не хотела жить в деревне, с самого начала их семейной жизни уговаривала мужа уехать в город. Он занимался ремонтом машин, везде работу мог найти, а Таня всегда мечтала быть городской. Но Иван отъезд все откладывал, потом родилась Настенька, он стал настаивать, что ребенку лучше на свежем воздухе. Но Таня нервничала, они стали часто ругаться, а потом она вдруг заявила, что беременная. Иван обрадовался, но Таня его огорошила, мол, ребенок не твой, я ухожу, уезжаю с новым мужем жить в город, а детей делим поровну: тебе твоя дочка, мне мой ребенок. Иван, когда до него дошел смысл сказанного ею, даже не стал ее стыдить, что Настя и ее дочь тоже, побоялся, что она передумает и заберет малышку. Так они и остались вдвоем. А Иван дал себе зарок не бриться, пока не встретит ту, которая по-настоящему согреет его душу.
Меня так взволновал рассказ Ивана, что я даже не заметила, как Настя оказалась у меня на коленях, а я ее обнимала. Девочка посмотрела на меня и спросила:
- А ты умеешь пельмени лепить? Папа мне все обещает и никак не налепит. А магазинные невкусные.
- Умею, конечно, и тебя научу, - улыбнулась я, - только надо мясо купить, у меня ничего нет, я только приехала.
- У нас все есть, - обрадовался Иван, - приходи завтра к нам, мы вместе и налепим.
В эту ночь я не могла заснуть, в моей душе был такой сумбур, который я никак не могла разобрать. Лишь под утро я заснула и увидела во сне, как Иван легко кружит меня на руках, а вокруг нас бегает счастливая Настенька.
Утром я успела съездить в районный центр и купить Настюшке куклу. Мне очень захотелось сделать девочке подарок. А когда я подъехала к дому Ивана и открыла заднюю дверь, чтобы достать коробку с куклой, услышала сзади его радостный голос:
- А мы тебя уже заждались!
Я повернулась и обомлела! Передо мной стоял красивый, еще довольно молодой мужчина, без бороды и усов, лишь немного постарше меня. Я не могла поверить, что это Иван, но его глаза! Синие, как озера, как листочки на цветке Иван-да-Марья.
- Ванечка, - само по себе вырвалось у меня, - Это ты?...
Никитка дергал меня за руку, малыш никак не мог понять, почему бабушка не начинает читать сказку, а я подумала, что Даша и Саша, младшие наши с Ванечкой дочери, двойняшки, скоро окончат институт, выйдут замуж, и нарожают еще кучу синеглазых малышей нам на радость.
А я им буду читать сказки и лепить пельмени.
Автор Мария Скиба
ТАКАЯ НЕПРОСТАЯ ЖИЗНЬ...
За саманными стенами землянки завывала вьюга. Анна прислушивалась к порывам ветра. В предутренние часы ей не спалось. Она сама удивлялась этому. Устраиваясь с вечера на деревянном топчане, сразу почти засыпала, ощущая лишь ломоту натруженного за день тела. Внезапно просыпалась, лежала на спине, глядела в тёмный потолок землянки, не двигаясь, как бы боясь потревожить чуть отдохнувшие суставы и мышцы. На лежанке, за печной трубой, слышалось сопение спящих детей.
Третий год на западе страны бушевала война. Фронт находился далеко, но его дыхание отдавалось людским горем, похоронками, тяжёлым изматывающим трудом здесь, в деревеньке, раскинувшейся в просторных казахских степях.
....Анна зажгла лучину, быстро оделась. Из сундука, местами изъеденного древесными насекомыми, извлекла три картофелины, развернула замусоленную тряпицу, обнажив небольшой кусок пожелтевшего от времени сала, но вздохнув, вновь завернула его. Картофелины и две чёрствые лепёшки положила на стол, придвинула ближе к ним чугунок с паренной репой. Это была еда на день для детей.
Закрыв сундук, вышла в сени. По привычке приоткрыла дверь напротив. Это был хлев. Ещё прошлой зимой в нём мычала корова, а сейчас в нём ютились петух, да четыре курицы, сидевшие, прижавшись друг к другу, на прогнивших жердях. Стойло коровы уже ушло на дрова.
Беда не желала обходить двор Анны. В мае прошлого года, уже установилась солнечная тёплая погода, неожиданно налетел ураган. Ещё утром ничего не предвещало о ненастье. Домашний скот мирно пасся за деревней у пруда на появившейся молодой травке. Незаметно наползла чёрная туча, подул сильный порывистый ветер. Вслед за ним полетели снежинки, а через мгновение в двух шагах уже нельзя было ничего разобрать.
Люди спасали колхозный скот, не думая о своём. Многие животные вернулись домой, а Зорьку и ещё несколько телят непогода загнала в пруд, где они и погибли.
...Анна внимательно осмотрела сложенные рядом с дверью поленья и кучу кизяка. Прикинула, хватит ли до тёплых дней топки, потушила лучину и вышла во двор.
Метель утихла, оставив после себя сугробы спрессованного снега. Одна половина предутреннего неба скрывалась за облаками. На другой мерцали звёзды, освещая землю, от чего хороша была видна дорога.
Почти у фермы Анну нагнала тётка Марфа или как как её звали в деревне Марфёна. Она казалась чем-то взволнованной. Войдя в перекосившиеся двери фермы, произнесла:" От мово вчера весточку получила. Слава богу жив и здоров".
-С радостью тебя,- сказала Анна, потуже затянув концы платка и отведя в сторону увлажнённые глаза.
-Не горюй, может и твой объявится.
-Да где уж там!- горько выговорила Анна, переведя дыхание.
-Но ведь нет ничего, бумаги говорю нет, что убит или в аресте сидит.
-От того и горше, что нет ничего. Война началась, твой на фронт ушёл, а Петра почитай ещё за три года до тех событий не стало в моём доме. Куда забрали, зачем - не сказал никто. А ведь он, родимый, людей любил...
-Смелый был... Мой так не мог. От того и уцелел тогда.
-Говорила я ему, держи язык за зубами, - как бы не слыша тётку Марфу,
продолжала Анна. - Всё пытался разобраться, почему так много ссыльных в деревню к нам гонят. Да и то правда, какие же они враги, люди как люди. Бывало Пётр вернётся с поля, умаявшись за день, но идёт помогать им: роет землянки, таскает брёвна. Старался помочь как мог.
Анна умолкла. Немного затянувшиеся душевные раны вновь обнажились воспоминаниями, которые всё это время старательно гнала от себя прочь. За те предвоенные годы, что прошли у неё без мужа, она, уставшая ждать, подошла к грани отчаяния. Грянула война и ушли в прошлое три года, разделив ожидание на две части. На фронт ушло почти всё мужское население деревни. Беда постигла всех женщин, тяжёлым трудом тыловой жизни легла на их плечи. Но у Анны появилась надежда, что муж тоже на фронте, что жив...
Анна сгребла навоз, уложила его вдоль стены, прихватила охапку сена и бросила его в ясли. Сзади послышались шаги. Она обернулась и увидела Семёна, мужчину среднего роста, слегка полноватого, с жёстким видом лица. Тот шаркнул каблуком сапога, сплюнул в сторону и грубо сказал:" Я тебя предупреждал на счёт твоего выродка. Говорил или нет?".
-Так он худого более ничего не делает.
-Сегодня его опять встретил за деревней. Воровством промышляет, колхозный хлеб тащит. Забыл небось, как осенью стегал я его за это. Теперь ещё и малую с собой прихватил. Одна кровь, вражья сила. В твоего Петра удались. Гляди, поймаю их, засеку до смерти...
Семён круто повернулся и твёрдой походкой направился к дверям базы. У Анны словно подкосились ноги, тело начало знобить. Глядя в след председателю - Семён был и за председателя, и за бригадира, за всю власть вместе взятую в колхозе - она тихо прошептала:" Что же вы детки мои делаете? Малые и несмышлённые. Антон ведь уже большой. Уверял же, что не пойдёт больше за колосками. И Настю за собой потащил. Горе вы, моё горе!".
Невольно подумала о Семёне. Ещё перед войной не давал ей проходу, искал случая встретиться. Однажды на покосе оказались они одни. Завёл тогда Семён разговор, хвалил сено, говорил, что дурманит оно и пьянит, намекнул о любви своей к Анне. Не поверила она его словам, уж скольким вдовым бабам он их говорил, да и не нужны ей его речи, жила она лишь мыслями о Петре. Потому честно призналась:" Мужа я жду". Семён ухмыльнулся:"Так нет его, сгинул в лагерях. А одной-то жить не пристало".
В жар её бросило от его слов, язык словно присох, дышать стало нечем. Сама не помнила, как оказалась рядом с ним, как влепила неуклюже ему пощёчину. Из уст вырвалось:" Не бывать тому! Слышишь? Не бывать!"...
С той поры, как чёрная кошка пробежала меж ними. Он старался при каждом удобном случае унизить, оскорбить её. Она делала вид, что не замечает этого. Началась война, думала его заберут на фронт , кончатся муки. Но нет же, нашлась какая-то болезнь, остался в тылу, стал головой и властью в деревне.
Посылал Анну на самые тяжёлые работы, трудодни урезал. Прошлой осенью поймал Антона в степи, а в ладошке у того колоски. Ух, и отвёл тогда душу на мальце-то Семён.
У Анны побежали слёзы. Тут рядом оказалась тётка Марфа ещё несколько женщин. Марфа участливо произнесла:" Ну что, девка, мокроту развела? Нашла из-за кого слёзы лить. Побереги, их-то у нас, у баб, совсем мало осталось. А горя-то впереди, ох, как много ещё будет".
-Он же моих малых караулит. Со мной сладить не может, до них добирается.
-Ты-то им обскажи всё, чтоб побереглись. Антошка твой поймёт. На Семёна не обращай внимания. Не век ему над нами измываться. Пройдёт время, с лихвой отольются наши слёзы. Не вечно будет война, воротятся наши мужики. Нам, бабам остаётся верить и ждать.
Окружавшие их женщины согласно закивали, а Марфа продолжила:"Поговорили и ладно, дело ждёт. За нас кто работать будет? Кормить наших мужей на фронте. Им там горше приходится. За работу, бабоньки".
Женщины потихоньку разошлись, каждая вздыхая о чём-то своём, каждая в душе скрывая маленькую радость - не её на этот раз коснулась новая беда, не её ребятишек, и без того обездоленных войной, в очередной раз обидели. Да ещё кто - свой же, сельский, от которого бы помощи, поддержки ждать, а он вон что вытворяет.
Поздно вечером, возвращаясь домой Анна ещё издали заметила в дверях землянки фигуру сына. Подойдя ближе, ужаснулась: Антон весь в слезах, губы дрожат, сам не свой мальчишка. Не успела раскрыть рта, как сын, захлёбываясь, быстро заговорил: "Настя прихворнула. В поле ходили, она всё мёрзла, хныкала. Когда возвернулись, совсем слегла. И горячая вся, огнём горит...".
Большой огромный ком сдавил грудь Анны. Не помня себя, бросилась в хату, пронеслась через сени, остановилась у лежанки. Трясущимися руками стянула платок, пересохшими, побелевшими губами прошептала:" Доченька! Кровинушка моя..." Силы оставили её, опустилась на лавку. Ослабла лишь на мгновение. Заметалась по горнице, укутала больную девочку, приложила платок, смоченный в студёной воде, к детскому лобику. Затем приготовила настой из трав, какие имелись в дому. Антона послала за бабкой Прасковьей. Снова смочила платок, заглянула в Настины глазёнки, мурашки побежали по телу, какие глаза у неё, словно стеклянные, а губки что-то шепчут, зовут, верно её, Анну...
На второй день Настеньки не стало. Дед Кузьмич вёл под узды старую лошадку. На санях лежала Настя. Рядом без головного убора, поседевшая, невидящая ничего вокруг, сидела Анна. Тот огромный ком, сковавший её душу, сжавший своими невидимыми щупальцами надорванное горем сердце, не отпускал, потому у Анны глаза были сухими, отрешённо глядящими. За санями шёл Антон, шли гурьбой, роняя слёзы, женщины.Они делили боль и горе одной их них, потому как горя вокруг хватало на всех, оно преследовало каждую и в любую минуту могло неожиданно обрушиться и на них.
Глубокой ночью, когда на дворе снова разыгралась вьюга, и сквозь неё прослушивался волчий вой, Анна почувствовала, как внутри у неё что-то стало набухать, казалось какая-то сила раздвигает грудь. Она набрала полные лёгкие воздуха, с усилием выдохнула его и ощутила тепло, разливающиеся по клеткам тела. Не удержалась и завыла, словно волчица. Рванула побелевшие пряди волос, зашаталась из стороны в сторону, запричитала:" Что же это такое? Зачем столько страданий выпало на мою долю? Не могу больше так жить! Тяжело мне одной, Петенька, ох, как тяжело без тебя! Нет больше нашей Насти!"
Со спины подошёл Антон, коснулся детской рукой её плеча, стиснув пальцы, жалобно с надрывом в голосе, проговорил: "Мамочка, милая, не надо!" Она встретилась с глазами сына,рукой стала растирать, словно умываясь, слёзы по лицу, прижала крепко-крепко к себе родную голову мальчика. Так и сидели они, прислонившись друг к другу.
Её сознание сверлила мысль о необходимости дальнейшего сосуществования: ради Антошки, ради его будущего. За себя она уже не переживала - не будет более радостных аккордов в её душе. Потому как душа её, будто после скальпеля изрезанная, покрылась глубокими не заживающими шрамами. Остаётся только вера в возвращение мужа домой,которая будет жить с ней до конца войны, даже не угаснет после того, когда с фронта начнут приходить чьи-то мужья, и снова в слезах она будет биться в углу комнаты на топчане. Не угаснет и тогда когда получит казённую бумагу о смерти Петра от "менингита" в сырой тюремной камере. Просто будет жить,как тысячи таких же женщин, с судьбами, схожими, с её судьбой.
За окном бесновалась пурга, где-то далеко стих волчий вой. В печи догорали угли, наступал новый день....
Автор Виктор Владимирович
ПОДРАНОК
Я иногда рассказываю об этом детям и внукам за столом, но им, как я голодала в детстве, не нравится слушать, сын даже встаёт из-за стола с оговоркой:" Мам, ну перестань, не могло такого быть!"
До школы я жила с бабушкой, в семье дяди, маминого брата, около леса.
Жили мы очень бедно, в маленькой избушке. Лес часто спасал от голода, иногда за грибы или ягоды выручали копеечку. Бывало и такое, что я подходила к чужому крыльцу с надеждой, что меня там покормят, но хозяйки, выходя, обычно, прогоняли меня, нет, не от злобы или жадности, а от того, что сами ели сводили концы. В послевоенное время всем жилось очень трудно.
Мама жила в городе, профессии у неё не было, поэтому она хваталась за любую работу, чаще за самую тяжёлую, на равне с мужчинами. Она снимала угол и меня к себе взять не могла.
Бабушка жалела меня очень, называя сироткой. Но сиротской, как оказалось, я не была. Мой отец жил в нашей деревне с другой женщиной, у них были дети, жили они в достатке. А меня отец не признавал и не помогал мне. Я была плодом любви, но очень некрепкой.
Мне было пять лет, время шло к зиме, а мне не в чем было ходить, не было пальто, и денег чтобы его купить не было, и взять их было негде, бабушка, как и я, была у дяди на иждивении. И тогда бабушка, отчаявшись, пошла к моему отцу на поклон, попросить денег, чтобы купить мне пальтишко, но отец ей в этом отказал.
Так в моем сердце поселилась обида, которая не покинула меня даже после его смерти. Мне всю жизнь хотелось доказать ему, что я хорошая, что я заслуживаю любви и внимания. Когда я получила диплом о высшем образовании, а через время высокую должность, я всегда думала об отце, как я хотела утереть ему нос, что я смогла выжить и выйти в люди без его помощи.
Но сейчас я хочу вернуться в детство.
Мама в городе подружилась с женщиной, находившийся примерно в таком же бедственном положении, как и она. Вместе они скопили небольшую сумму денег, которой хватило, чтобы купить маааленький домик, тогда такие называли пятистенком. Находился он на окраине города.
Мне скоро в школу, и мне сказали, что в школу я пойду не в деревенскую, а в городскую и стану жить с мамой. Эти две новости обрушились на меня, как безмерное счастье.
Маме после удалось выкупить долю подруги и мы стали настоящими хозяйками. Жизнь пошла на лад! Я с большим желанием помогала маме в огороде, а ещё с бОльшим возилась в цветнике.
Сейчас мне уже очень много лет, у меня большой и уютный дом у самого леса, он построен по моему плану. Есть большой приусадебный участок в котором хватает места для огорода, садовых деревьев и, конечно, цветника. Мои цветочки меня радуют и даже лечат. Я скучаю по ним долгую зиму и с большой радостью встречаю их появление весной.
Спасибо моей маме за то, что нашла возможность быть рядом со мной, за то, что привила мне любовь к земле. Когда мне бывает грустно, я берусь за лопату и все печали уходят от меня прочь.
Автор Ольга Козырева-Люгусёва