Каждый человек кому-то нужен

Автор: Ночная собеседница
Алёша был маленьким мальчиком, даже в школу еще не ходил, только собирался осенью. Жил он с мамой, которая его очень любила. Она всегда называла его «хорошим мальчиком», часто обнимала, гладила по волосам и читала разные книжки. А в садике все спрашивали: где твой папа?
Но папу Алёша никогда не видел, только его портрет на стене. На нем он в военной форме, и мама рассказала сынишке, что он погиб в горячей точке как герой. Горячую точку Алёша представлял себе плохо. Он уже знал, что такое вулкан, и думал там его папа и погиб. На самой вершине, откуда вырывается сильный огонь.
Бабушек и дедушек у него тоже не было, но была тетя Люся, мамина сестра. Она часто приходила в гости, они пекли с мамой пирожки, долго пили чай на кухне, отправляя Алёшу играть. А сами разговаривали о своем, о женском. И однажды Алёша услышал, как тетя Люся сказала:
- Тебе хорошо, у тебя вон, сынок есть. А я одиночка никому не нужная.
И тетя Люся заплакала, а Алёше стало ее жалко. Почему она никому не нужная? Он не понимал и спросил вечером маму. Та прижала его к себе и ответила:
- Каждый человек кому-то нужен: ты мне, я тебе, а нам тетя Люся.
- А нам еще папа нужен, да, мама? – спросил он и посмотрел на портрет на стене.
Она грустно улыбнулась и ответила:
- Родного отца, сынок, никто не заменит.
А через день к ним во двор в садике прибежал маленький котенок, полосатый и пушистый. Ребята стали с ним играть, но воспитательница не разрешила и прогнала малыша. Алёша видел, как тот спрятался в кустах и решил вечером попросить маму забрать его домой.
Котенка Алёша нашел и пришел к ожидавшей его маме с ним на руках. Мама покачала головой и сказала:
- Ты должен будешь за ним ухаживать. Согласен? – и мальчик радостно закивал.
Так у них в семье появился Тишка, и Алеша учился ухаживать за ним, кормить, играть с ним на балконе. Тетя Люся тоже полюбила веселого игруна, и сама захотела завести себе такого же.
А летом вдруг заболела мама, и ее положили в больницу. Тетя Люся переехала к ним и стала присматривать за племянником и Тишкой. После садика они ездили к маме в больницу. Только потом тетя почему-то плакала украдкой. Но Алёша замечал это, и ему было жалко обеих: и маму, и тетю Люсю.
А потом случилось это тяжелое, неподъемное детским плечам горе. Оно свалилось на Алёшу тяжелым известием, что у него больше нет мамы. Он этого не понимал: как нет, почему?
Когда он увидел ее в последний раз, будто спящую принцессу из сказки, всю в цветах, он думал, что это временно. Мама обязательно проснется и вернется к нему.
Но она так и не вернулась больше. И он стал жить с тетей Люсей. Приходили какие-то чужие дяди и тети и спрашивали Алёшу, хочет ли он жить с ней, не обижает и она его. Не ругает ли. На что мальчик ответил:
- Тетя Люся никому больше не нужна, а мне нужна. Вдруг мама больше никогда не придет домой? Но мы будем ее ждать…
Одна женщина, похожая на его воспитательницу, всплакнула и вытерла глаза платочком.
- Я буду тебе вместо мамы, Лёшенька, - сказала ему тетя Люся, когда все ушли.
Так мальчик рано повзрослел и вскоре пошел в школу. И у него началась совсем другая жизнь. В школе ему нравилось. Учительница хорошая, добрая. И к нему, Алёше, относилась хорошо. Хвалила, ставила в пример.
И он рассказывал об этом тете Люсе, которая забирала его из группы продленного дня, приводила домой, кормила и проверяла уроки. Потом он играл с Тишкой. Правда, балкона у тети Люси не было, и им разрешалось играть в зале на ковре.
А однажды Алёша тетю Люсю не узнал. Она пришла за ним в школу совсем другая. Волосы из темных превратились в светлые, на ногах туфли на высоком каблуке, даже он это заметил. А губы покрашены яркой розовой помадой. Ему казалось, что эта самая помада должна быть сладкая и вкусная, как помадка.
Она взяла его за руку и сказала:
- А домой на машине поедем!
И правда, недалеко от школьного двора стояла белая машина, в которой сидел незнакомый мужчина.
- Вот, познакомьтесь. Этой Алёша, а это дядя Боря. И он нас покатает по городу, - сказала тетя Люся, а мужчина обернулся к нему и произнес:
- Ну, Алексей, здорово что ли! Любишь на машине ездить?
Он закивал, и они тронулись с места. С этого дня дядя Боря стал частым гостем у них. С Алёшей он, правда, особо не занимался. Обычно сидел на диване и читал журналы, пока тетя Люся готовила ужин.
Потом мальчик закрывался в своей маленькой комнате с Тишкой и слышал басовитый голос дяди Бориса и веселый, звонкий смех тети Люси.
А на осенние каникулы он усадил их в машину и повез к своим родителям в деревню. Знакомить. Какая же тетя Люся была счастливая! Нарядная, в новом голубом плаще.
На Лёше тоже была новая легкая курточка, кроссовки. До этого тетя сводила его в парикмахерскую. Все было интересно ему, только за Тишку переживал. Его оставили дома одного.
А родители дяди Бори приняли их с распростертыми объятиями. Они были уже в возрасте. Звали их баба Надя и дед Егор. Тот и на рыбалку Алёшу сводил, и огород показал и даже на велосипеде по деревне прокатил! Вот тебе и дед!
Очень понравилось Алёше у них. А на прощание они так и сказали: приезжайте еще, рады будем. Тетя Люся светилась от счастья.
- Ну что, Лёшенька, хочешь, чтобы у тебя папа появился? – вдруг спросила она, когда они остались дома одни. – Тебе нравится дядя Боря?
- А тебе? – спросил мальчик, не зная, как ответить. Подумал и добавил: - Мне дедушка Егор понравился. Он веселый.
Тетя Люся снова звонко засмеялась и расцеловала племянника в обе щеки. По тому, как изменилась его тетя, какой она стала веселой и приветливой, особенно с дядей Борей, он понял, что она теперь тоже нужна. И не только ему, а и этому дяденьке, которого он папой почему-то не представлял.
- Чурается меня мальчонка, - услышал он как-то не совсем понятную фразу.
А тетя Люся ответила:
- Привыкнет, Боренька. Он хороший мальчик, добрый, послушный. И отца своего не помнит совсем. Вот и чурается. Будь с ним поласковей…
- Да я уж и так стараюсь.
Алёша убежал в свою комнату и почему-то заплакал. Вспомнил маму, папин портрет, который так и остался висеть на стене в их с мамой квартире. А этот дядя Боря совсем на папу не похож. Но зато тетя Люся теперь нужная стала, и ему самому, и этому дядьке.
«Каждый человек кому-то нужен», - вспомнил он мамины слова и немного успокоился.
Запахло чем-то вкусным. Значит тетя Люся готовила ужин. Алёша забрал Тишку к себе на кровать и ждал, когда их позовут к столу. Наконец дверь приоткрылась, и тетя Люся с улыбкой заглянула в комнату:
- Лёшенька, кушать пора. Пойдем, сынок, - так она называла его иногда.
Мальчик взял Тишку на руки, сел за стол, а его оставил у себя на коленях. Напротив уселся дядя Боря и подмигнул ему:
- Ну что, пострел, уроки сделал? Или с котом своим провозился опять весь вечер?
- Сделал, - буркнул Лёша и погладил Тимошку.
Тетя Люся раскладывала еду еду по тарелкам. Мужчина встал, забрал кота и вынес его в коридор, затем присел рядом с Алёшей и сказал серьезно:
- Ну, значит так, Алексей. Мы с твоей теткой решили жить вместе. Поженимся скоро. Ты как на это смотришь?
Тетя Люся покраснела и робко посмотрела на Алёшу. И он понял, что она теперь нужна не только ему, но и этому дяде Боре. Да разве же он против? Ведь каждый человек кому-то нужен. Даже Тимошка, и тот…
- Ну вот что, давай и иди с котом своим займись, нам поговорить надо, - услышал он строгий голос дяди Бори, быстро поел и ушел играть с Тимошей в зале.
Люся приготовилась к серьезному разговору. Вот сейчас наступит тот счастливый миг, когда ей, тридцати трех летней, наконец-то сделают предложение руки и сердца. Они поженятся, усыновят Алёшку и живут большой и счастливой семьей…
- Ну вот, что, Людмила. Я все обдумал, предложение делаю. Замуж возьму. Твою квартиру продадим, переедем ко мне.
- Боря, а школа как же? Алёшу же тогда переводить придется…
- А Алёшу твоего мы к моим родителям в деревню отправим вместе с его котом. Я кошек на дух не переношу. Старикам радость, и мальчонка под постоянным присмотром без всяких этих круглосуток или продленок, черт их разберет.
Повисла тяжелая, какая-то гнетущая тишина, только вода капала в раковину и доносились Алёшкины команды коту. Борис достал пачку сигарет и собирался закурить, но тут услышал голос Люси:
- А ну встал, забрал все свое и на выход!
- Ты чего, эй?! Опомнись, – и понизив голос Борис добавил: - я же как лучше хочу. Зачем нам чужой пацан, своего родим, Люся!
- Я сказала, вон! И чтобы духу твоего здесь не было.
***
Хлопнула входная дверь. Тетя Люся, горько улыбаясь, вошла в комнату, села рядом с Лёшей и Тишкой на ковер, обняла мальчика и сказала:
- Никому я тебя не отдам, сынок. И лучше уж никакого папки, чем такой, правда?
Алёша молчал. Он чувствовал тепло, которым окутала его тетя Люся, прижав к себе, и подумал по-взрослому:
«Найдет себе другого. Она добрая и хорошая, как мама. А папка мне и не нужен. Мама сказала, что родного отца никто не заменит».
Так они и сидели в обнимку. Потом тетя Люся уложила Алёшу спать, а ночью ему приснился вулкан, только без огня, не вершине которого стояли мама с папой в самой горячей точке и махали им с тетей Люсей сверху.
И было как-то спокойно на душе. Алеша знал, что он никогда не оставит тетю Люсю одну, ведь каждый человек кому-то нужен.
КРИК В НОЧИ
- Лев Михайлович! – представился мне мой сосед по комнате (дело было в санатории «Красноярское Загорье»). И зачем-то добавил: «Майор в отставке».
- В каких войсках изволили служить, товарищ майор? – спросил я. Товарищ майор сообщил, что он артиллерист, был начальником вооружения.
Представился и я, порадовав соседа, что тоже офицер в отставке. Правда, всего лишь лейтенант. Но старшой.
- Вот и чудненько! – ласково сказал Лев Михайлович, отечески глядя на меня с высоты своего майорского положения. – Надеюсь, будем жить дружно?
- А отчего же не пожить? - не менее дружелюбно ответил я соседу.
Пока туда, сюда - наступил вечер. Сходили на ужин, посмотрели телевизор, дружно поругали надоедливую рекламу, особенно того придурка, который, плавая на резиновой камере, обзвонил полстраны, жизнерадостно сообщая всем: «Прикинь, а я на море!».
Стали отходить ко сну. Михалыч (условились, что я буду называть его так) как бы между прочим сказал:
- Слышь, старшой, я ночами… того, иногда разговариваю. Раньше спал молча, а вот года два как стал разговаривать во сне.
- Да ради Бога! – успокоил я его. – Может, чего интересного расскажешь.
Слышу, Михалыч почти тут же захрапел. Не заметил, как заснул и сам – день был утомительным, одна пятичасовая дорога на автобусе от Красноярска чего стоит. И снится мне… И снится такое, что даже неловко об этом говорить. И тут я буквально подлетаю на своей кровати от оглушительного рева:
- К-куда? А ну назад! Смирррр-нааааа!
Сделав руки по швам еще в воздухе, я опять рухнул на кровать. Она, и без того расшатанная, жалобно взвыла всеми своими сочленениями. Дрожащей рукой нашарил пимпочку ночника и включил его. Михалыч сидел на кровати и строго смотрел на меня невидящими глазами. Я понял, что он продолжает спать.
- Я кому сказал? А ну подойди ко мне! – также громогласно потребовал майор.
- Да пошел ты! – рявкнул я в ответ и потянул из-под головы подушку, чтобы привести ею Михалыча в чувство. Но Михалыч вдруг часто заморгал и с удивлением спросил:
- А ты почему не спишь?
От возмущения я захватал ртом воздух, не найдя что сказать. Да и что тут скажешь, если человек, похоже, абсолютно не знает, что с ним происходит во сне. Или знает, но ничего с этим поделать не может.
- Спи давай! – ворчливо сказал майор, откинулся на подушку и тут же захрапел.
У меня, естественно, ни в одном глазу. Взял книжку, тупо стал перебегать глазами со строчки на строчку. Прошло пять минут, десять… Михалыч продолжал мирно похрапывать. «Может, все на сегодня?» - с надеждой подумал я. Но заснуть не мог – разболелась голова. Полез в прикроватную тумбочку за таблетками.
- А ну поставь ящик обратно! – скомандовал мне кто-то в спину, и я от неожиданности чуть не сел на пол. Оглянулся – Михалыч полулежал на постели, облокотившись на подушку, и, как и в первый раз, открытыми, но невидящими глазами строго смотрел на меня. – Ишь, повадились таскать тушенку! Где накладная?
«Ага, понятно, какой ты начальник вооружения! - смекнул я. – Продскладами ты командовал, а не снарядами». Сам же смиренно сказал Михалычу:
- Есть поставить ящик на место, товарищ майор!
- То-то же! – удовлетворенно сказал Михалыч, упал на подушку и захрапел.
В эту ночь мне пришлось вставать еще раз – под утро я оттащил Михалыча от выхода на балкон: оказывается, он собрался в туалет, да перепутал двери. Представляю, какую бы он сделал кучу, шлепнувшись с восьмого этажа!
А утром, когда я рассказал майору, чего он вытворял ночью, тот мне не поверил. Но задумался. Я же, даже не позавтракав, устремился к администраторше с просьбой отселить меня от горластого лунатика куда подальше. По возможности - в отдельный номер, за очень дополнительную плату. Но накануне случился массовый заезд отдыхающих, и все номера оказались забиты под завязку.
- Хотя нет, в двухместном номере на четвертом этаже только что освободилась коечка, - сказала симпатичная «ресэпшен», сердобольно выслушав мой сбивчивый рассказ о бессонной ночи. – Но, боюсь, вам это не поможет: там живет такой храпучий дед, что от него уже съехало двое соседей. Думаю, и третий скоро придет проситься переселить его. Так что потерпите немного, пока мы что-нибудь для вас придумаем.
Ну, думаю, ладно, потерплю. А пока пошел в аптеку и попросил что-нибудь успокоительного. Без рецепта, разумеется, мне ничего не дали. Но посоветовали купить беруши – ушные затычки из мягкой резины. В следующую ночь улегся спать с заткнутыми ушами. Да что толку - опять проснулся от вопля Михалыча, хотя и несколько приглушенного благодаря берушам. В этот раз бравый старик с кем-то дрался во сне - сидя на кровати, махал кулаками и громогласно издавал боевые кличи. И тут меня осенило. Михалыч, даже если он и интендант, но все же военный, и субординация, воинская дисциплина для него не должны быть пустым звуком. Надо попробовать пробиться до его сознания с этой позиции. И я зычно скомандовал:
- А ну тихо, майор! Перед вами генерал! Руки по швам, и чтобы ни звука мне до утра! А то сделаю из тебя капитана!
- Есть, товарищ генерал! – сдавленным голосом ответил Михалыч. Он вытянулся на кровати, сделал руки по швам и негромко, деликатно засопел. И в эту ночь уже не будил меня своими дикими криками.
Утром спросил майора:
- Ну, как тебе спалось, Михалыч?
- Ты знаешь, кошмар снился, - пожаловался Михалыч. – Будто вызвал меня к себе на ковер наш командир дивизии генерал-майор Семисынов и такого фитиля мне вставил, что до сих пор жутко. А за что, так и не сказал!
Я не ушел из номера – подобранный мной к отставному майору ключик действовал безотказно. Как только Михалыч засыпал – а он засыпал всегда первым, я командовал ему от имени неизвестного мне генерала Семисынова вести себя ниже травы, тише воды – и отставной майор обиженно и тихо, а главное, бессловесно сам спал всю ночь, и мне давал высыпаться.
Расстались мы почти друзьями. ..
Марат ВАЛЕЕВ.
Я всегда мечтала жить в деревне. Конечно, не в совсем глухой и заброшенной, а в нормальном поселке. К сорока годам мне, все ж, удалось уговорить мужа на переезд. Дочь уже вышла замуж и жила отдельно, мама моя ни за что с нами ехать не согласилась, осталась в своей городской квартире, привыкла, говорит, к цивилизации. А мы с Андреем, мужем моим любимым, продали нашу двушку в центре Ярославля и купили дом в поселке на берегу Волги. За работу мы не переживали, я врач-кардиолог, мы сейчас везде нарасхват, а муж работает по интернету, ему все равно, где за компьютером сидеть. Дом был замечательный, места красивые, а мы счастливые!
Устроившись на новом месте, мы решили познакомиться с соседями. С одной стороны жила приветливая старушка, чересчур приветливая. Она так сладко улыбалась, здороваясь с нами, что было даже неприятно.
- Светулечка, ты ж только к Федору не ходи, злой он человек, ох, нехороший! – это она про соседа с другой стороны нашего дома говорила, дядю Федю.
Мы его еще только один раз видели, правда, какой-то нелюдимый старичок. Но я все ж хотела познакомиться с ним поближе, ведь нам теперь жить по соседству. Поэтому я прихватила Цейлонский чай в очень красивой железной баночке, мужа в спортивном костюме, и мы осторожно зашли в соседский двор. Собаки у дяди Феди не было, это я уже знала, так что мы спокойно прошли к входной двери и постучали. Сосед открыл дверь очень быстро, я даже удивилась его подвижности, но, присмотревшись, увидела, что не так он и стар, просто борода ему годов прибавляла.
- Заходите,- просто сказал он и убежал в дом.
Мы, с открытыми для «Здрасте» ртами, сначала замерли, а потом двинулись следом за ним, по ходу рассматривая его жилище. А оно впечатляло! Здесь было очень уютно и чисто, комнаты светлые, пол застелен аккуратными половичками, а пахло свежим малиновым вареньем. Это из-за него и убежал от нас сосед. Когда мы прошли за ним в просторную кухню, увидели, как он помешивал кипящее варенье на плите.
- Чуть не убежало! Оно такое! Шустрое! - улыбался дядя Федя. - Меня Федор Иваныч зовут, но можно и дядя Федя, а вы наши новоселы, верно?
Мы дружно закивали головами, забыв представиться, уж очень он оказался другим, сосед наш, не таким, как мы его себе представляли. Глаза умные, молодые, голос добрый, приветливый.
- А нам сказали, что Вы злой, - глупо сказала я, и Андрей тут же ткнул меня локтем в бок.
- А, Марковна, небось? – нисколько не обиделся сосед, - для нее все злые, кто сплетен не разносит. Не обращайте внимания. Давайте лучше чай пить со свежим вареньем, я вижу, вы и чаек принесли, будем пробовать.
Дядя Федя накрыл в комнате красивой скатертью стол, я помогла ему налить чай и мы, наконец, познакомились. Разговор завязался легкий и интересный, мы выпили уже по две кружки чая, когда я увидела на стене необычную черно-белую фотографию. Очень красивая, но слишком худощавая женщина примерно моих лет стояла рядом с сидящей у ее ног лайкой и обе они очень внимательно, и как-то грустно, смотрели в камеру.
- Это Ваша жена? - спросила я.
Дядя Федя сразу погрустнел:
- Да, это моя Василиса, у нее были яркие голубые глаза и я звал ее –Василек. А рядом наша Дана, не просто собака, а член нашей семьи, когда-то мы втроем были очень счастливы…
Сосед помолчал, посмотрел на нас и продолжил.
- Мы с Васильком познакомились в техникуме, учились на ветеринаров. Я ее увидел первый раз во дворе общежития, она держала в руках воробья со сломанным крылом и плакала. Я ей тогда сказал, что если она будет над каждым больным зверьком слезы лить, то врача из нее не получится, слез не хватит. Взял у нее воробья и замотал его крылышко, мы потом ему вместе мошек по полдня ловили. Выздоровел ведь! И улетел. А Василиса моя так со мной и осталась. Под моим крылышком. Я очень ее любил, боялся потерять и никуда от себя не отпускал. Много лет. Лишь однажды она ушла одна… Она выросла на другом берегу Волги, зимой, если хороший лед, можно было быстро пешком добраться до ее поселка, не делая большой крюк до моста. У меня как-то сильно заболела спина, чистил снег, распарился, тулуп скинул, ну и прохватило. А у Василисиной матери средство очень сильное было, вот она и побежала в свой поселок через реку. Не хотел я отпускать, душа болела, но многие уже ходили, лед крепкий в тот год стоял, я и отпустил, только вместе с Данкой, нашей молодой лайкой. Ее год назад тому Василиса из больного щенка выходила, вылечила. Преданная и очень умная была собака, в беде не бросит. Не бросила… Василек моя на обратной дороге поскользнулась, да упала, ногу подвернув. Так ногу повредила, что идти не могла и никого рядом не оказалось. Данка ее сколько могла тянула, потом поняли они, что так не дойдут и отправила Василиса собаку за помощью. Прибежала Дана, в двери заскреблась, лает, зовет меня. Испугался я, хоть и болела спина, но побежал за ней, Василису выручать. Нашел я ее замерзшую и плачущую от боли. Добрались мы до дома уже к вечеру, ногу у жены вылечили, но видно сильно простыла она там, на реке, стала таять на глазах, слабеть, тогда и фотографию эту сделали, незадолго до…
Дядя Федя замолчал, вздохнул и продолжил:
- Дана очень старалась меня поддержать, хоть и сама очень тосковала по Василисе. Мы с ней часто сидели вдвоем пред этой самой фотографией, она клала мне голову на колени и вздыхала. Прямо, как человек. Почти двадцать лет прожили мы с ней вдвоем. Детей то нам с Василисой Бог не дал, а второй раз я уже не женился, сначала не мог принять то, что ее больше нет, потом не встретилась достойная женщина. А пять лет назад стало мне плохо, вызвал я «Скорую», да на беду электричество у нас отключили, «Скорая» приехала, а дом найти не могут, мы с Даной услышали шум машины, и она стала рваться на улицу. Я до двери еле дошел, ее выпустил и сознание потерял. Потом мне рассказали, что она до машины добежала, стала лаять, звать их за собой, они и нашли мой дом. Меня в больницу увезли, а Дана, видать, сильно перенервничала, и в тот же день и умерла, сердечко то уже слабенькое было. Так что я, когда из больницы вернулся, уже только ее могилку нашел, соседи похоронили, они тоже ее любили.
Мы долго молчали, дядя Федя смотрел сквозь слезы на старую фотографию, а Андрей спросил:
- Может Вам взять щенка? Все не так одиноко будет.
- Я хотел, - грустно ответил сосед, - но так и не решился.
Мы ушли, пригласив дядю Федю заходить к нам без всякого повода в любое время, нам очень понравился этот «злой» дядя. А еще мы решили подарить ему щенка. Я уехала по делам в город, заодно нашла по объявлению породистую маленькую прехорошенькую лайку и привезла ее домой. Со мной приехала моя мама, очень ей хотелось посмотреть, как мы устроились. Вот мы все вместе и понесли это чудо дяде Феде.
Когда он увидел щенка, сначала не поверил, что это ему, потом осторожно взял его на руки и уткнулся лицом в мягкую шерстку. Наверно, чтоб моя мама не видела его слез. Он ее стеснялся.
Потом начались удивительные вещи: дядя Федя сбрил бороду, а моя мама призналась, что не прочь пожить в сельской местности и по полдня пропадала у соседа, мол, помочь надо одинокому человеку. Что-то нам подсказывало, что одиноким он будет уже недолго, как и моя мама. Но мы этому были только рады!
Автор:
#МарияСкиба
Они там выросли. Сперва приблудился щенок, а потом серый игривый котёнок. И водилы автобусов их приютили. Поселили в маленькой подсобке. Подкармливали и научили работать. А работа у них была несложная, но очень ответственная.
Они провожали и встречали автобусы. А потом некоторые водители доверяли им проверить салон. Кот и пёс с умным видом обходили каждое сидение и обнюхивали пол. Выйдя наружу, они важно кивали водителю, и тот, улыбаясь, закрывал автобус.
Короче говоря, у них были обязанности, которые они очень четко, ответственно и серьёзно исполняли. Когда прошло три года, никто в автопарке уже и не представлял себе, что когда-то было иначе.
Кот и пёс сидели всегда под небольшим навесом в нескольких метрах от ворот и кивали всем автобусам, выходившим в рейс. Водители махали им и улыбались. Это считалось хорошей приметой. И, правда. В этом автопарке за эти годы не случилось ни одной аварии.
Пёс, большой, черный, беспородный, считал себя покровителем серого, упрямого и вредного кота, а тот…
Тот считал собаку своим придатком. Ну, куда денешься. Не выбрасывать же его на улицу. Да и ближайший родственник, как-никак.
- Такая у нас работа, - говорил пёс. - Мы очень важные. Эти водители без нас никуда. Мы выпускаем их в рейс. Без нас с тобой ни один автобус бы не выехал.
- Без меня – точно, - соглашался кот. - Так что, стой рядом и не дёргайся, а то позор один от тебя.
Пёс улыбался и норовил лизнуть кота в нос. А тот морщился, плевался и ворчал:
- Тоже мне. Развёл тут собачьи нежности.
Этой осенней ночью сорвало часть крыши навеса. И дождь, холодный, с резким ветром, проникал внутрь. Пёс и кот сидели под пронизывающими каплями и выполняли свою работу – выпускали автобусы. Они не могли пропустить этот день. Ведь это была их работа. Их кормили, и они работали.
Так они привыкли. И иначе быть не могло.
На следующий день кот заболел. Он опять сидел рядом со своим псом, кашлял и чихал. Из его глаз и носа текло.
Пёс смотрел на него взволнованно, и всё время просил уйти в их подсобку.
- Противная серая кошка! - говорил пёс. - Противная кошка, иди в дом. Я сам выпущу автобусы. Иди. Прошу тебя.
- Нет, нет. Не могу, - говорил кот и кашлял. - Ты не справишься один. Их много. Я тебе помогу.
Но на следующее утро кот не смог встать. Он лежал и от него полыхал жар. Он бредил и всё время говорил, что надо бежать, ведь пришло время работать. Кот сильно кашлял, чихал, и пёс…
Пёс побежал просить помощи у того, кто мог помочь. У водителей – людей. Он бегал между ними и хватал зубами за штаны. Он просительно заглядывал им в глаза и скулил. Он показывал всем видом, что надо идти с ним. Но водителям было пора в рейс, и они досадливо отмахивались от надоедливой собаки.
Они уходили. Они садились в автобусы и уезжали. Никто даже не обратил внимания на просьбы черного пса.
Тогда он вдруг понял. Так, очень отчетливо понял, что может потерять своего единственного друга. Нет, не друга... Самого ближайшего родственника! Своё второе я. Нет, первое. И зачем тогда ему жизнь? Зачем?! И он…
Пёс выскочил на середину площади. Между выезжающими автобусами. И закрутился на одном месте. И завыл. Так отчаянно и безнадёжно, что автобусы на миг остановились, но потом…
Потом опять поехали. И только один, последний встал, и из него вышел молодой водитель. Он работал недолго. Всего лет пять.
Он подошел к собаке и, наклонившись, погладил.
- Что такое, дружок? Что случилось? Где твой друг-кот? - спросил он.
И собака бросилась к нему в ноги. Пёс закрутился и, посмотрев в глаза парню, побежал к подсобке.
- Стой! - крикнул начальник смены. - Немедленно стой! Если ты сейчас же не выйдешь в рейс, то я уволю тебя и возьму другого водителя.
Парень на секунду остановился. Но из подсобки донёсся жалобный вой, и парень решился.
Он вытащил из кармана пропуск и отдал начальнику. Потом, скорым шагом, даже бегом, направился к подсобке. Там он увидел большого черного пса, облизывавшего маленького, серого кота с закрытыми глазами.
Мужчина присел и поднял пушистика. Кот был горячий, и его сердце билось неровно, бешенными толчками.
- Ах ты, бедняга, - сказал парень. - Простыл сильно. Ну, ничего, - он посмотрел на пса и сказал: - Мы поможем. Мы обязательно поможем.
Завернув кота, от которого шел пар, в куртку, он побежал к своей машине. Они приехали к открытию ветклиники в центре города. Врач поставил систему с поддерживающими витаминами и сделал несколько уколов.
Парень и пёс просидели до позднего вечера в клинике. Пока врач вёл приём и, время от времени, помогал ещё чем-то тяжело дышащему коту.
Поздно вечером дыхание кота стало ровнее и спокойнее. И врач разрешил забрать его домой. Вместе с системой и пачкой лекарств.
Ночью они не спали. Парень сидел в кресле напротив кровати, на которой лежали маленький серый кот и пёс. Пёс свернулся клубочком вокруг своего родного кота и внимательно слушал биение его сердца.
Никто не заметил, как они уснули. Они спали, сморённые волнением, усталостью и беспокойством, а утром.
Утром кот вдруг открыл глаза, и первое, что он сказал, встав на лапы и пошатываясь от слабости, было:
- И кто сказал этой гадкой, черной собаке, что она может спать, положив на меня голову? Я что, уже подушка?
Пёс, взвизгнув от радости, бросился облизывать своего пушистика.
- Фу! Гадость какая, - зашипел кот и стал плеваться, но…
Закашлялся и упал. Пёс немедленно улёгся возле него и положил голову.
- О, Господи! И за что мне эти муки, - сказал кот слабым голосом и уснул.
- Вредная, противная, моя кошка, - ответил пёс и лизнул кота в нос.
Парень смотрел на них и улыбался. Он чувствовал себя удивительно хорошо. И его даже не огорчало то, что он потерял работу.
Через три дня позвонил телефон. Кот уже ходил по квартире, и пёс всё время сопровождал его. И из-за этого кот страшно ругался.
- Ты там как? - раздался в трубке голос бывшего начальника из автобусного парка.
- Да, ничего, - ответил парень. - Собираюсь искать работу.
- Не стоит, - сказал начальник. - Мы тебя ждём. Ты уж, извини. Я погорячился и был неправ. Приходи на работу на следующей неделе с понедельника. Придёшь? Приходи, пожалуйста, а то мужики меня со света сживут.
Парень улыбнулся и согласился. На следующей неделе, в понедельник, с утра...
Парень вошел в знакомый ему автобусный парк. Автобусы стояли один напротив другого. Нос к носу. И у каждой передней двери стоял водитель. Немного впереди.
Парень шел между ними, а они стояли и смотрели на него. Они ничего не говорили, а потом стали хлопать. Молча. Они ничего не говорили. Такой народ, эти водители. Не любят болтать.
Парень подошел к своему автобусу. Вошел внутрь и запустил двигатель. И автобусы стали выезжать на маршрут.
А кот и пёс лежали у него дома на кровати, и кот страшно ругался. Он говорил, что пёс своим лизательным поведением позорит его, а пёс…
Пёс был абсолютно счастлив. Дом, свой человек и любимый кот рядом. Что ещё нужно собаке для счастья?
Да ничего.
Moй Aлeнький цвeточeк
Мoeго дeдyшкy, Вacилия Мapковича, ceгoдня увезли в больницу. Ему уже ceмьдecят лет, нeдeлю нaзaд юбилeй спpaвляли, а он ceгодня, пока я на paботе была, peшил старoe кpecло выкинуть и сам отнес его во двор, с чeтвертoго этажа. Без лифтa.
Boт и прихватило cepдeчко. Хотела его отругать, но он так винoватo смотрел на меня, что я только обняла его и пooбeщала скоро навестить. Мы живем вмecте уже пятнадцать лет, с тех пор, как в ceмьдecят пятом году мои родители уехали в Канаду в кoмaндиpoвку, да так и не вepнyлись. Меня тоже с собой звали, но я никогда не брошу моего любимого деда, он поддерживал мeня, когда я yчилacь жизни, а теперь я стараюсь поддepживaть его.
Когда дед садился в Скорую, он пoпpoсил меня:
- Ларочка, там в мoeй тумбочке жeлeзная коробка, только не выбpaсывaй ее! Это моя главная дpaгoценность, моя дyшa.
Я, конечно, пooбeщaла. Вернувшись в квартиру, я начала coбиpaть все, что нужно oтвeзти деду в больницу и все вpeмя пoглядывалa на его тyмбoчкy.
Зaинтpигoвал ведь дед!
Через час мyчитeльнoго любoпытствa я все же oткpыла ее и дocтала стapeнькую мeтaлличecкyю коробку от шоколадных конфет. Она была легкая и пахла одеколоном. Я peшительнo открыла ее. Ведь у нас с дедом нет ceкpeтов друг от друга. По крайней мере, я так думала до сегодняшнего дня. В кopoбке лежала аккуратная стопочка открыток и письмо. Все открытки были с 8 Марта, я вытaщилa одну наугад и прочла: «Любимая Алeнyшкa, Аленький цветочек, поздравляю тебя с праздником! Жeлaю тебе счастья!»
Адрecoваны открытки были какой-то Елeнe Тимофеевне и текст был на них написан почти одинаковый, разными были лишь года. Но почему-то дед не oтпpaвил их. Тогда я paccмотрела конверт: на нем был написан адрес - районный гopoдок недалеко от нашего, и письмо это тоже было неотправленным. Я пocомневалacь для приличия и достала из конверта письмо. Но там окaзалась еще и фoтoгpaфия. На меня смотрела xopoшенькая дeвyшка в военной фopме, она так мило улыбалась, что и мои губы caми растянулись в улыбке. Да, в такую дед мог влюбиться! Я посмотрела на письмо и махнула рукой - все равно уже зaлeзла.
«Здравствуй, любимая Аленушка, Аленький цветочек. Мне очень хочется нaпиcaть - „моя любимая“, но не мoгy. Я очень хочу увидеть тебя, xoть еще один раз в этой жизни. Увидеть твою yлыбкy, которой ты вытащила меня с того света, когда я paнeный лежал в вашем госпитале. Ты одна смoтpeла на меня не с жалостью, а словно заряжала желанием выздopoветь, жить! Помнишь, как перед моим отъездом опять на передовую, мы всю ночь просидели на крыльце и смотрели друг на дpyга? Да, мы знали, что меня дoмa ждут жена и двое сыновей, у тебя на фронте муж. Мы ocталиcь верны им, но cepдце не обмануть, любовь зацепилась за наши души, осталась в нac навсегда. Ты пpocила не искать тебя, пpocти, но я после войны все-таки узнал твой адрес, тем более, что мы земляки, но я не мoгy отправить тебе письмо или открытку, не могу допустить, чтоб твой муж подумал что-то плохое. Ведь ты самое чиcтoe и пpeкраснoe, что есть на этой земле…»
Ничего себе! Я даже пpeдпoложить не могла, что дед всю жизнь любил незнакомую мне жeнщинy. Когда он вернулся с войны, моя бaбyшка Даша была уже очень больна, сказалась тяжелая работа и нeдoeдание. Ведь она вceми силами стapaлacь спасти сыновей, моего папу и дядю Рому. Пpoжили они после войны вмecте не больше гoдa. И с тех пор дед жил один, до мeня, кoнeчно. Я его как-то cпpoсила, почему он не женился второй раз, а он ответил: «Я бы очень этого хотел, но не мoгy».
Я всю ночь думала об этих открытках, о той девушке с зaдорнoй улыбкой и peшила съездить и найти эту Елену Тимoфeeвну. Адрес её был написан на конверте, так что дело было, в oбщeм то, не сложное, но вот ехать пpидётcя на автобусе, своего тpaнспорта у меня нет.
На другой день я зacкочила в бoльницy, занесла деду все необходимое и даже больше, чтоб не скyчaл там, и села на автобус.
Пoгoда стояла coлнeчнaя, летняя, и я надеялась на yдaчy. Я решила пpeдставитьcя журналисткой и paccпросить о службе во вpeмя войны. Мне это близко, ведь я учycь в пединституте на учителя истории. На вокзале я ceла в такси и назвала адpec. Это оказался небольшой уютный чacтный дом, со звонком на кaлиткe. Я позвонила и вскоре из дома вышел приятный молодой человек.
- Скажите, здecь живёт Елена Тимофеевна?- спpocила я его издалека.
Он подошёл и открыл калитку:
- Жила, — увидел, как у меня округлились глаза и быстро добавил, улыбнувшись: — Она пepeexaла к свpoeй дочери, моей маме, на другой кoнeц города. Она моя бабушкa.
Я с oблeгчeниeм вздохнула, но все же расстроилась:
— А я такси отпустила. Что же дeлaть?
— Вы так сильнo xoтели её увидеть?
— У меня дедушка в больнице.- грустно сказала я, а он не поняв связи, пocмoтpeл на меня с немым вопросом.
Я взяла и все ему рассказала, почему-то мне очень захотелось все ему рассказать. А он внимательно меня выcлyшaл и совершенно серьёзно cкaзaл:
— Я Вас oтвeзy. Вам обязательно надо поговорить с бaбyшкoй. Знаете, ведь она всю жизнь прожила одна с дoчepью. Мой дед погиб на фронте, но она не вышла замуж, xoть её и многие звали. Может быть, из-за Вaшeго деда?
Boлoдя, так звали моего нового знaкомoго, выгнал свою машину и мы поехали знaкoмитьcя с Еленой Тимофеевной. Володя оказался очень интересным чeлoвекoм, за дорогу мы успели так подpyжиться, что выxoдя из машины, пoдтaлкивaли друг дружку и хохотали как старые друзья.
Бабушка Володи оказалась ещё совсем не cтapoй женщиной, очень приятной и с ocoбеннoй, задopнoй yлыбкoй. Когда она узнала, кто мой дед, застыла на месте, глаза её зaблecтeли от слез, она отвернулась, извинившись, и только через несколько минут смогла спокойно меня выcлyшaть.
— Я дoлжнa его увидеть! — воскликнула она в конце мoeго рассказа.- Тем более, что он опять в бoльницe. Володенька, отвезли нас к нему! Я столько лет ждала вecтoчки от него. Это ведь я сама попросила Васеньку меня не иcкaть, а он дал cлoвo. Вот такой он, настоящий мужчина. Да только он забыл, что я-то просто женщина. Попросила, а сама всю жизнь его ждала.
Мы cтoяли перед двepью палаты.
Мой дедушка лежал там один и Елена Тимофеевна пoпpocила меня с Володей остаться в кopидope. Мы стояли, пpиcлyшиваяcь, но в палате было тиxo. Не выдepжaв, мы приoткpыли дверь и заглянули в щелочку.
Мой дедушка и Елена Тимофеевна сидели на кровати, держались за руки и смoтpeли друг на друга. На глазах у них были слёзы, а на губах — счacтливыe улыбки.
Дeд поднял руку, вытep слезинку на щеке любимoй и cкaзaл:
— Алёнушка, мой Аленький цветочек, ты опять мeня спacла, ведь теперь наша жизнь тoлькo нaчинaeтcя.
Я тиxoнькo всхлипнула, а Волoдя лeгкo обнял меня сзади за плечи: и пpoшептaл:
-Ты молодeц, что приexaла к нам. Вeдь иначе и мы бы не вcтpeтилиcь.
Мы познакомились с ней еще в школе. Это была удивительная девушка. Наташа! Поженились уже после того, как оба закончили институты.
А через полтора года, под самый новый год родился наш первенец Мишка. И вот Мишке два с половиной года. Мы узнаем, что к маю снова будет малыш. Мы хотели еще сына. Наташа и имя ему – Кирилл, Кирюшка!
В середине апреля мне на работу звонят из роддома. Бегу через длинный цех, сердце готово выскочить из груди. Только бы с Наташей было все в порядке.
- Крутов? Василий Петрович?
- Да, да! Крутов слушает! – ору в трубку.
- Поздравляем, у Вас дочка!
- Как? Дочка? …Тьфу ты… ведь должен быть сын!
Так в нашей жизни появилась Алинка.
Правду говорят люди, отцы мечтают о сыновьях, а больше любят дочек. Я не представлял, как смогу жить без этих трех любимых людей. Но, пришла беда, и я научился всему. У Наташи обнаружилось редкое и тяжелое заболевание сердца. Были подняты все связи, открыты двери лучших клиник, созваны консилиумы из лучших кардиологов и хирургов. Но, увы… десятилетие сына мы встретили уже без нее.
Утром позвонили из больницы. Я услышал всего одно слово: «Приезжайте!» и мир рухнул. Мне казалось, что ничего не может быть страшнее. Но я ошибался. Через полгода заболела дочь. Она впала в кому. Отвезли в Филатовскую, где был поставлен диагноз «Диабетическая кома третьей степени». Помню, как бледный врач с испариной на лбу, медленно подошел ко мне, взял за руку: «Готовьтесь. Это конец!»
- Нет, не может быть!
- Только в Морозовской ее возможно спасти. Но она не транспортабельна. Если мы ее отключим от капельниц, она умрет в машине, даже в реанимобиле.
- Перевозите! Под мою родительскую ответственность. Умоляю вас!
Мы рискнули. Довезли! Там нас уже ждала бригада врачей, и все было готово, чтобы принять умирающего ребенка. Потекли страшные дни и ночи ожидания. Семь суток я сидел на пороге реанимации и ждал.
Каждый час врач выходил и говорил о состоянии дочери. Каждый час в течение семи суток мое сердце останавливалось. Сто шестьдесят восемь раз я готовился услышать то, что действительно станет самым страшным в моей жизни. И вот, наконец, врач вышел и сказал: «Мы переводим ее. В отделение. В палату интенсивной терапии».
Я сел на ступени крыльца, опустил голову на колени и заплакал. Кто сказал, что мужчины не плачут? Может тот, кто не видел любящих отцов? Не забыть мне, как вывезли каталку, а на ней под одеялом лежала моя дочь. Такое бледное, почти прозрачное личико, прикрытые голубоватые веки, тоненькая безжизненная ручка. И капельница в подключичной вене чуть ниже шейки…
Еще семь суток в палате интенсивной терапии. Я уже не отходил от нее, выпаивал минеральной водой, выкармливал жидкой кашей и спал по два-три часа в сутки на… стуле. Эти две недели принесли мне новые слова: диабет, инсулин, осложнения, ребенок-инвалид. Но только когда девочку перевели в обычную палату, а я немного пришел в себя и отоспался, до меня стал доходить смысл этих слов.
Диабетик. Моя дочь – диабетик. Да! И инвалидность мы получили. Но! Она жива! И диабет – болезнь, с которой можно жить полноценной жизнью. Через четыре недели мы вернулись домой. Алёнка держалась молодцом. Каждый день четыре укола. Два перед завтраком, два перед ужином. Сорок минут кипятим страшные многоразовые шприцы.
Раскладываем на стерильном полотенце флаконы инсулина, спирт, ватки, открываем стерилизатор. Набираю шприц с инсулином короткого действия, потом - продлённого.
- Давай спинку.
- Пап, давай в руку.
В руку мы кололи утром, а в бедро и ягодицы вчера, сейчас очередь под лопатку. Да и это единственное место, где еще нет безобразных выпуклостей липодистрофии. И я стараюсь почаще уколоть именно туда. Беру тяжелый металлический шприц со стеклянным корпусом, всаживаю по лопатку темную иглу, с трудом протыкающую нежную кожицу. Слышу, нет, чувствую, как дочь до боли сжимает губы и зажмуривает глаза. У меня до боли сжимает в груди чувство вины, и чувство жалости переполняет душу. Но я не показываю этого – нельзя. У меня нормальный ребенок, диабет – это не страшно.
Я взвешиваю на весах тарелку с гречкой, кусочек отварной трески, кладу порезанные помидор и огурчик. Потом чай и половинка печенья. Ужин закончен. Я смотрю в глаза голодного ребенка. Как это страшно. Она просит добавку, я отказываю. Отворачиваюсь, чтобы скрыть стыд и жалость. Этого ей не надо видеть, она – нормальный ребенок, диабет – это не страшно.
- На второй ужин я дам тебе банан, а сейчас мы отправимся гулять.
Иногда я покупал дочке мороженое. Как все дети, она обожала мороженое. Особенно эскимо на палочке за двадцать копеек. Может быть, она любила бы и какое-то другое мороженое, но я считал, именно эскимо – молочное, а не сливочное – можно есть диабетику. Как любила Алинка шоколад с этого несчастного эскимо. Но после такой комы, когда печень ребенка чуть не отказала, шоколад нам был строго противопоказан. И, купив эскимо, я снимал с него почти весь шоколад, оставляя лишь одну узенькую полоску сбоку. Я бы хотел рассказать, какими глазами смотрела на меня в этот момент дочка. Но не могу – не знаю. Съедая шоколадные полоски, я не смотрел ей в глаза. Не мог.
Каждое утро у нас начиналось одинаково: первым делом – в туалет. На горшок. С огромным трудом мы достали подержанный поляриметр. Это прибор для измерения уровня сахара в моче. Знаете, какая мечта была у моей восьми-девятилетней и старше дочери? А я вам скажу: хоть одно утро пописать в унитаз, как все люди. Бедная моя, золотая девочка. Потерпи, скоро что-нибудь придумают. Ведь диабет - это не страшно! А пока будут придумывать, мы с тобой попробуем новое средство. Отвар овса. Я специально ездил в деревню, чтобы купить мешок отборного овса. Говорят, он снижает сахар. Приготовил отвар и попробовал. Это – жуть. Но дочке говорю – нормально, как лекарство. Она такая – надо, значит – надо! Морщится и пьет. Три раза в день перед едой. Целый год.
Через год я узнал еще одно средство – отвар перепонок грецкого ореха. Это такие перепонки между частичками ореха и скорлупы. Купил несколько килограмм орехов. Неделю всей семьей вычищали. Сделали отвар. Пили три месяца, через неделю занимаясь чисткой орехов.
Но тут появилась другая панацея – настойка заманихи. Это Алинка пила с удовольствием – чайная ложка на полстакана воды с утра. Действие как у корня жень-шеня. Был в нашей жизни и жень-шень. Был и арфазитин. Были занятия у Джуны Давиташвили. Были занятия в спортивно-оздоровительной секции по воскресеньям: зарядка на улице, бег босиком, купание в пруду и это в любую погоду. Помню, прорубь пробивали несколько здоровых мужчин, и моя маленькая худенькая девочка, плывущая среди толстого льда.
Были и спортивные секции плавания и фигурного катания. И это при обучении в языковой школе. Меня все отговаривали отдавать ребенка-диабетика туда. Мол, нагрузка, не будет времени ни на физкультуру, ни на гулянье. Но мы еще до болезни были записаны в школу, да и Миша там учился. Я подумал – ничего, у меня нормальный ребенок, а диабет – это нестрашно. Со второго класса дочь уже сама научилась возвращаться через парк из школы, разогревать себе обед и делать уроки.
Я подыскал себе новую работу. А с ней в мою жизнь вошла новая женщина. Алинка росла. Училась нормально. Были «тройки» и «четверки». Писала стихи. Мечтала о большой любви и о… детях. Врачи в один голос говорили мне – после такой комы, после таких нарушений работы печени и поджелудочной, беременность может стать смертоносной. Но как! Как я мог сказать это дочери? Этой маленькой копии своей мамы, для которой дети были смыслом жизни? И я говорил: «Все будет, ты верь! Ты у меня нормальный человек! Только давай, для начала, закончим школу, получим хоть какое-нибудь образование, тогда и о детях подумаем. А диабет – это не страшно!»
А потом был переходный возраст. Самоконтроль без контроля, забытые шприц-ручки, еда в любом виде и количестве. Глюкометр – новенький и красивый – валялся в углу, покрытый пылью. Потом были и ночные дискотеки, и выпивка и курение. Наши ссоры и примирения, мой крик и ее слезы. Да много чего было. А потом прощание со школой и как-то все встало на свои места. Про институт я уже не думал – тяжело, нагрузка, да и опять же – врачи не советовали. Но как-то не представлял я дочь без профессии. Да и в семье у нас все получали высшее образование. Врачи и «доброжелатели» ей самой советовали идти в училище. Алина как-то мне сказала: «Пап, какое училище? Я – нормальная! Диабет не помеха, понимаешь?» Она выбрала педагогический ВУЗ. Сама пошла на подготовку, сама сдала вступительные экзамены. Сама отучилась положенные пять лет – я и не знал, как и что у нее в институте. Только каждый раз сессии сдавала досрочно, чтобы каникулы побольше были. Диплом, конечно, видел – синий, без «троек». Работала в школе, в младших классах. Любила детей, работу. И ее любили.
Время шло. Уже и второе образование получено. И, наконец, в ее жизни появился такой человек, с которым она захотела создать семью. Через год после свадьбы она мне так тихонечко шепнула «Пап, я беременна!».
Оказывается, целый год она готовилась к этому. Мне было страшно: в ушах до сих пор стояли слова врачей – смертоносно. Но счастье в глазах дочери, так похожей на свою маму, так мною любимой оберегаемой, заставили поверить. В очередной раз поверить: «Моя дочь – нормальная женщина! Диабет, если под контролем – не страшно!»
Родилась здоровая девочка. Наташенька. А через три года у них родился Кирюшка. Мне было очень страшно: второе кесарево, двадцать лет диабету, маленький ребенок на руках. Но все прошло хорошо. И я успокоился. Пока меня не ошарашил очередной сюрприз – Алина ждала третьего малыша. И тут же покой и умиротворение рухнуло в тартарары. Слова двадцатипятилетней давности молотком застучали в висках: «смертоносно, смертоносно, смертоносно».
- Дедушка, ты что, не рад – у меня теперь будет сестренка?
Моей первой внучке уже семь лет.
- Я очень рад. И я немного волнуюсь.
- Ой, деда… Ну диабет – это не страшно!
У девочки моей, моей маленькой хрупкой больной девочки – трое детей. Она верила, и ее мечта сбылась.
Недавно, на моем юбилее, она сказала мне тост: «Спасибо, пап, тебе за то, что ты сделал из меня нормального человека. Спасибо за мою жизнь и моих детей». И тогда я понял, что все в моей жизни было правильно. И, если мне предложили что-то изменить в ней, я бы все оставил, как есть. Ведь диабет – это не страшно!
Автор: Елена_Брюлина
История случилась в советское время. Обычный санаторий Академии наук, заполненный сотрудниками средней руки — процедуры, прогулки, сплетни, в общем, скука смертная.
И тут прошёл слух — должен приехать академик! Событие.
В означенный день любопытные действительно увидели, как подъехала машина, из которой вышел солидный седовласый мужчина. Симпатичный.
За ним семенила невзрачная пожилая женщина — жена. Стали они в санатории отдыхать и лечиться.
Супруга знаменитости постоянно суетилась вокруг мужа, заботилась.Тот принимал все заботы с усталой благосклонностью.
А в столовой посадили их рядом с молодой симпатичной дамой. Дама несколько дней оценивала обстановку. Оценила — и пошла в атаку. Ведь академик — это же такой шанс, да и зачем ему рядом такая серенькая старушка?
И постепенно (барышня была грамотна и коварна) начал завязываться роман. Уже и гуляют вместе, и на лавочках сидят, и... в общем, любовь не на шутку.
И когда уже стало всё ясно, жена не выдержала и пошла выяснять отношения с захватчицей. Просто подошла к ней и спросила, очень вежливо: «Скажите, пожалуйста, зачем вам мой муж?»
В ответ — куча трескучих фраз о любви, свободе, судьбе и пр. Пожилая женщина не унималась: «Но ведь знаете, он очень больной человек. За ним нужен постоянный уход, к тому же он должен соблюдать строгую диету, это всё не каждая женщина выдержит».
Молодая развеселилась — неужели непонятно, что на зарплату академика можно организовать великолепный платный уход, вовсе не обязательно при этом превращаться в такое умученное заботами существо, как её собеседница.
Пожилая дама несколько секунд непонимающе смотрела на нахальную молодку, потом спокойно сообщила:
«Понимаю. Но дело в том, что академик —это я».
Автор:
#ВСанин