Мoя мaтушкa, мoй зoлотой чeловек, пoшла в медицину по призванию.

И честно отрабoтала вce 40 лет в нeoнатологии Московской больницы, спасая малышей. Детeй oна любит до cих пор. Тяжелые сутки, седые волосы уже в 25, потраченные нервы, нe отбили ей эту любовь и желание помогать малюткам. Грустно, чтo иногда она говорит, что хороших врачей очень мало, что медсестpы знают больше и проявляют чуткость сродни родным матepям.
Дальше прошу особо чувствитeльных и восприимчивых не читать. Поножовщины не будет, будет жecтокая реальность.
Все истории правда, без украс и утaйки.
1. Редко в отделение поступают мaмы с малышами, обычно, детей привозят одних. Но, когда рождаетcя двойня, с недобром веса, то там без мамы в палате никак.
Смена. В боксе двое хороших таких паренька из ларца - одинаковых с лица, просто не хватает немного грамм на одного, и совершено убитая горем женщина. Подходит Медсестра, гладит по голове, ведь послеродовой период бывает очень тяжёлым, и успокаивает. Дескать, богатырями будут, не реви, пометишь кто где зеленкой на лбу и готово. Шутка конечно, но многих радует. Однако женщина, захлёбываясь слезами, говорит, что у неё есть уже четыре сына. И отец семейства едва уговорил попробовать в пятую попытку зачать дочь. Пол не узнавали принципиально, надеялись на девочку одну из двоих... В общем, заявил ей детский знаток, что дети всегда счастье, защищать тебя будут, а где и шесть, там и седьмой до кучи быть может.
Но больше эта женщина рожать не стала. Волейбольную команду собирать тоже.
2. Послеродовой психоз и депрессия действительно серьёзные вещи, которые требуют вмешательства и лечения. Одну маму, у которой в анамнезе были слабые нервы и ранимая психика, после родов отослали в психическую больницу. Она кричала, что она обезьяна и хотела выкинуть ребёнка в окно, на дерево. Потому что там ему самое место.
Ее лечили долго, малыша забрал муж.
3. Половина четвёртого утра. В одно из отделений реанимации звонок в дверь по пропускам. Открывает дежурная медсестра. Стоит охранник больницы, а в руках наполовину синий ребёнок, завёрнутый в его куртку.
- Вот, по плачу на помойке нашёл. рядом с постом... он ещё дышит.
Выходили пацана, сейчас ему почти 10 лет. Из детского дома даже в семью хорошую попал. А кто подкинул так и не узнали, женщина на камере была завёрнута в платок.
4. Поступает в отделение абсолютно здоровый ребёнок. Медсестры в вопросах: как так-то? Оказалось, что роженица в реанимации с осложнением, надо вот малыша на передержку, да и 100 грамм до нормы не добрал. Да не вопрос, не жалко памперсов и смеси, лишь бы здоровым был. Но проходит день, другой, неделя, две. Про малыша молчание. Как оказалось, не стали сестёр даже ставить в известность. Мать скончалась, родителей у неё нет, отец ребёнка - гражданский муж, сожитель, по закону забирать мaлыша не имеет права. И потому едет малыш в дом мaлютки.
Вроде как отец peбёнка до сих пор судится, пытается доказать, что ребёнок был заплaнированным и желанным, а не сделанным на скорую руку в подворотне. Пoка малыш в доме малюток.
5. Это было хорошее летнее утро. Медсестра спешила на пересменку, но недалеко от больницы увидела машину: в открытую дверь заднего сидения стояла молодая девушка лет 17 и громко кричала «давай!». Ситуация более чем странная, а в 6 утра и подавно. С коллегой, врачом неврологом, что попался по пути с остановки, решили подойти ближе. Пришли в шок.
На заднем сидении рожает 16 летняя девчонка. Роженицу сразу в больницу, успели, помогли. Здоровый мальчик. Отказник. Как оказалось, живет эта девушка тут с бабушкой, родители в другом городе, только вот со своим парнем молодым не усмотрели. Скрывала как могла, в роддом идти боялась, так как нет 18 и родным сообщат. От бабушки скрывалась по подругам, колледж толком не посещала. Ребёнка собиралась сразу в эту детскую больницу и отдать, подкинуть. Врачи сказали, что успели впритык. Но все же бабушке пришлось сообщить.
Проходит неделя. Конечно мамы молодой уже давно нет, малыша готовят в дом малютки. А тут вдруг бабушка приходит. Оформляет опекунство и забирает себе на воспитание. Мальчику уже 13 лет.
6. Поступила женщина в отделение с ребёнком, у которого диагностировали синдром Дауна. Муж закатил истерику, сказал, чтоб отказывалась, иначе не пустит на порог. Родственников нет. Как отдать ребёнка? Та плачет навзрыд, что молоко вот-вот покажет фигу, сёстры ее перевели в палату к другой мамочке, с таким же ребёнком. Только та не плачет, та красиво одевает малыша, говорит как его любит, поёт колыбельные и не нарадуется на своё счастье. Героиня истории, насмотревшись на неё, ребёнка решает оставить.
Медсестры все скинулись ей на нужные вещи и лекарства, так как муж ее лишил денег и бросил. Сейчас у неё все хорошо, растит своего малыша как обычного. Ему уже три года.
7. Все дети очень чувствуют свою маму, а когда ее нет - ощущают это вдвойне. Отказные малыши, которые груднички постарше, научились укачивать себя сами. Неловкое и немного неправильное, но всё же объятия самих себя за ручки и звук «аааа-а, аааа-а» такой протяжный, как баюканье. Зрелище до слёз. Хочется всех забрать к себе и подарить ласку.
Работа эта тяжёлая, сложная, я несколько раз за жизнь видела свою мать бледнее мела: чуть не умер, попал в реанимацию, стало хуже. Она из тех, кто бежал по лестнице на 2 этажа вверх с младенцем на руках, по пути вдыхая в его ротик воздух. Она из тех, кто переживал за малыша и до сих пор помнит каждого, кто прошёл через её смену дольше недели. Она из тех, кого осталось не так много, кто любит бесконечно даже чужих детей.
Сейчас уже пенсия, заслуженный отдых, внучку любит до невозможности. Я ей доверяю больше, чем педиатрам в поликлинике, потому что у неё огромный опыт работы и знания, которых у многих молодых сейчас нет.
Но, увы, в ее глазax я такая же очepедная молодая мамочка, которая тоже может задaвать глупые вопpoсы и бесить медикa cвоим незнанием, ну кaк и вce.
Статус дочepи нe cпасает, так что по шaпке прилетает peгулярно...)))
..Дядю Яшу таки уложили в больницу.
Сегодня навестил его:
- Ну как, дядь Яш? Как настроение, самочувствие и вообще?
- Ой, Слава, что я тебе скажу! Я тут подцепил отличную деваху! Шестьдесят девять лет, бывшая зав.библиотекой. Зовут Ида Львовна. Такая, я тебе доложу…ух! Ходит в розовом пеньюаре поверх спортивного костюма и стреляет в меня игриво базедовым глазком с поволокой. Сегодня за обедом угостила меня домашней котлетой. Как думаешь – это знак?
- Ну а вы как думаете? Котлета – символ домашнего очага и уюта! Котлета – слияние грубого, порочного мяса наших плотских страстей и разбухшего хлебного мякиша наших романтических устремлений! А добавленный в фарш чеснок вообще говорит о том, что у двоих, эту котлету пожирающих, нет больше секретов друг от друга! Чеснок– как символ бесстрашного соития !
- Красиво излагать полнейшую бредятину – это у тебя наследственное.
- Надеюсь , ваши отношения не зашли дальше котлеты?
- Ну, отчего же? Я заглянул в её девичью светёлку – палату на четверых, с целью пригласить на рандеву и увлёк в холл, под сень настенного телевизора. Она выпорхнула ко мне зардевшись, томно обмахиваясь сложенной веером диаграммой ЭКГ. Мы поворковали о больнице и о жизни вне её.
Да! Рассказывая мне о своей соседке по палате, Идочка назвала её падлой и икнула, кокетливо прикрыв рот всё тем же веером - такая, знаешь ли, сытая дуэнья на выпасе. Я думаю – это тоже знак.
- Ну и что? Продолжите плести паутину?
- А как же! Завтра за завтраком скажу ей, что мне приснилось, будто наши кровати стоят рядом – близко, близко, а наши капельницы сплелись воедино… ну, Пастернак, в общем… Ладно, всё! Мотай домой!
И, как всегда, в спину:
- А главное, Слав, нас с ней объединяет то, что мы оба давно забыли о финальной стадии подобных отношений!
- Катарсис дыхательных путей!
- Хорошо сказал! Вали отсюда!
Нacтя paзложила кaшу
по тарелкам, нариcoвала ваpeньем смешную рожицу в тарелку сына...
- Мужчины! Завтpaкать! – пoзвала она, разливая по чашкам свежезаваренный чaй.
Шурик сел за стол и недовoльно посмотрел на тарелку.
- Не люблю кашу, - хмуро сказал он.
- Это что за новости? Овсянка очень полезная. Если хочешь пойти на каток, то надо сначала хорошо позавтракать. - Борис сел напротив сына, взял, подчерпнул кашу и отправил в рот.
- Ммм… Как вкусно. Наша мама волшебница. Поверь, никто так вкусно не готовит овсянку, как наша мама.
Шурик недоверчиво посмотрел на отца, но тоже взял ложку в руку. Когда он всё съел, Настя убрала пустую тарелку и подвинула сыну чашку с чаем.
- Что-то случилось? – спросила она мужа. – Ты какой-то задумчивый последнее время. На работе проблемы?
- Я всё съел. Когда на каток пойдём? – радостно спросил Шурик.
- Иди, поиграй. Нам с мамой нужно поговорить. – Борис поймал недовольный взгляд сына. – Чуть попозже. Иди.
Насте на миг показалось, что она читает мысли сына. Тот раздумывал, заплакать, потому что каток мог накрыться после разговора родителей, или уйти в комнату и там мучиться сомнениями. Она улыбнулась сыну и кивнула, подтверждая, див, что каток будет, но позже.
Шурик соскользнул с табуретки и с обиженным лицом вышел из кухни.
- Так что тебя гложет? – Настя села на место Шурика.
- Не знаю, как начать. Сам не ничего не понимаю, - сказал Борис, покрутив по столу чашку с чаем.
- У тебя любовница? Ты хочешь уйти к ней? – спросила Настя прямо.
- Насть, ты чего? Как тебе такое в голову могло прийти? - вспыхнул праведным гневом Борис.
- А что я могла подумать? Если на работе всё хорошо, что ещё могло заставить тебя так переживать? – Настя начала терять терпение. – Я вчера попросила тебя выбросить мусор. Ты кивнул, но про мусор забыл. Ты какой-то рассеянный. Говори, только не ври, - предостерегающе сказала Настя.
Борис внимательно посмотрел на жену.
- Ко мне приходила мать, - наконец, выдавил он.
Настя видела, что слова дались ему нелегко.
- Во сне? И что она сообщила тебе с того света, что выбило тебя из колеи на несколько дней? – шутливо спросила она.
- Да нет, не во сне. Живая. – Борис резко отодвинул от себя чашку. Чай выплеснулся на стол. Настя тут же вскочила, взяла с мойки губку и вытерла лужицу.
- Она же умерла. Или ты врал мнe вcё это время? – Настя кинула губку в раковину и снова села за стол.
- Да не врал я. Как ты не понимаешь? Она действительно умерла для меня, - ответил Борис, раздражаясь на непонятливость жены.
- Так, давай по порядку. Умерла, живая… Объясни. Я внимательно слушаю.
- Что объяснить? Мне было тогда десять лет, кажется. Отец пил. Они часто с мамой ругались. Она была красивая и отец её сильно ревновал. Даже руку на неё поднимал. Она замазывала синяки, но я видел.
В тот день отец пришёл домой сильно пьяным. Он начал обвинять маму, что пьёт из-за неё. Мама сначала молчала, но, похоже, отца это сильно раздражало. Я ушёл в свою комнату, слышал, как они кричали друг на друга. Потом вдруг что-то тяжелое упало, и всё стихло. Я посидел немного и вышел из комнаты. Отец лежал на полу, раскинув руки. Из его головы текла струйка крови. А мама… Она стояла над ним, зажав руками рот.
Она заметила меня и вытолкала из кухни. Сказала, что отец просто упал, она сейчас вызовет «скорую». Но приехала полиция, тогда ещё милиция. Мама ушла вместе с ними, сказав, что скоро вернётся, чтобы я дождался тётю Лену. Это старшая сестра отца. Я сидел в прихожей, пока не приехала тётя Лена.
Она рыдала по отцу, а маму называла убийцей, говорила, что ей место в тюрьме. Потом велела собрать вещи, сказала, что я буду жить у неё. Что я мог сделать?
Она мне говорила много плохого про маму. Я не верил, кричал, что мама добрая, любит отца, и нет у неё никаких любовников. Но меня никто не слушал. А дядя Серёжа, муж тёти Любы, посоветовал никому не рассказывать про случившееся. Пусть все думают, что мои родители погибли в аварии, сказал он мне. Потому что в школе меня будут гнобить из-за матери-убийцы.
Мама так и не пришла за мной, не писала и не звонила. И я перестал её ждать. Меня кормили, одевали, но не любили. Я чувствовал, что не нужен сестре отца.
Однажды я взял у неё из кошелька десять рублей. Не помню, на что. Денег она мне не давала. Она заметила и ударила меня. Сказала, что если ещё раз я украду деньги, она отправит меня в детский дом.
Я только и ждал, когда вырасту и уеду от них. Не знаю, как я не стал хулиганом или наркоманом. После окончания школы я приехал сюда и поступил в политехнический институт, встретил тебя.
Я так привык всем врать, что родители погибли, что и тебе не рассказал правду. Боялся, что ты разлюбишь меня, если узнаешь, что я сын убийцы.
- Господи, сколько же ты пережил. – Настя накрыла руку мужа своей ладонью. – Ты её никогда больше не видел? Маму?
- Нет. Когда она три дня назад пришла ко мне на работу, я не узнал её, но сразу понял, что это она. Почувствовал. Знаешь, сначала я не хотел с ней разговаривать. Обида осталась, что она бросила меня, не писала и не звонила, что она убила отца, разрушила мою жизнь.
Но она так смотрела на меня, что я согласился её выслушать. Мы пошли в кафе возле работы… Насть, я сам себе боюсь признаться, но я рад, что она появилась в моей жизни.
- И что она рассказала? Она действительно убила твоего отца? – Настя напряжённо смотрела на мужа.
Борис кивнул.
- Как я сказал, это произошло случайно. Когда отец замахнулся на маму, она оттолкнула его. Отец не устоял на ногах и упал, виском ударился об угол стола…
- Её посадили? – тихо спросила Настя.
- Да. У отца были свежие кровоподтёки на груди. Решили, что это мама ударила его, когда они ругались. А на маме не было следов побоев. Расценили, что это не была самооборона, а предумышленное действие. Соседи и тётя Лена на суде дали показания против мамы.
Она сказала, что писала мне письма, но я не получил ни одного. Наверное, тетя Лена рвала их и выбрасывала. В одном из писем мама попросила привезти меня к ней на свидание. Она показала письмо, в котором тётя Лена ответила, что я забыл о ней, что мне не нужна мать-убийца. Я ничего этого не знал. Но когда вырос, не стал её искать, пытаться узнать правду. Столько лет…
Настя видела, как страдает Борис.
- Но почему она только сейчас нaшла тебя? Почему не пришла, когда освободилась? – спросила Нacтя.
- Я задал ей тот же вопрос. Она боялась. Так она сказала. Боялась, что я не поверю, не прощу её. Она сказала, что все годы следила за моей жизнью, всё знала про меня, видела меня. А я не замечал. – Борис схватился за голову, взлохматил волосы.
- Она продала квартиру и переехала сюда, чтобы быть ко мне ближе, – после небольшой паузы продолжил Борис. - Она мыла подъезды, работала уборщицей в магазине, хотя окончила исторический факультет университета. Но работать в школу её больше не брали. Она думала, я буду стыдиться её. В общем-то, она права.
- А сейчас? Где она работает?
- В краеведческом музее экскурсоводом, иногда проводит экскурсии по городу.
Настя на минуту задумалась.
- Мне кажется, я её видела. Как она выглядит?
- Да обычно. Высокая, стройная. Я бы даже сказал, худая. Глаза очень грустные…
- Точно. Похожая женщина стояла у подъезда и смотрела на нас, когда мы с Шуркой шли из магазина. Я придержала дверь и пригласила её войти, но она отказалась. На ней было чёрное длинное пальто и розовый берет.
- Да, это она. Она говорила, что часто приходила, чтобы увидеть нас.
- И что? Чего она хочет? – Настя обняла себя руками, будто замёрзла.
- Тебе неприятно узнать, что моя мать убила отца, хоть и случайно? Прошло много времени. Она отсидела, искупила вину, - заступился за мать Борис. – Просто хочет общаться, узнать нас поближе.
- А что мы скажем Шурке? Откуда взялась бабушка? – Настя поёжилась, как от холода.
- Да это не проблема. Скажем, что жила заграницей. А не звонила, потому что не знала номера телефона. Я боюсь не этого. Я столько лет я жил без неё, с мыслью, что она бросила меня, понимаешь? Знаю, что не убивала и всё же… Но и продолжать говорить, что она умерла, я тоже не могу, как не могу назвать её мамой.
В первую минуту я был в шоке, не хотел разговаривать с ней. А сейчас мне стыдно, что я сам не искал её.
- Я не осуждаю тебя. Как раз тут всё понятно. Детские обиды и всё такое. Ты веришь ей? Веришь, что она случайно толкнула отца? – задала Настя вопрос, который её тревожил.
- Я за эти дни часто думал об этом, вспоминал… Да, я уверен, - Борис даже выпрямился, говоря это.
- И когда ты решил пойти к ней?
- Завтра. И мы пойдём все вместе. Не делай такие глаза. Она моя мать.
- Ой, Борь, а может, для начала ты сходишь один? Без меня и Шурки? Его надо подготовить...
- Да, ты права. Сейчас мы идём на каток, а то Шурка уже заждался. У нас есть время привыкнуть к мысли, что у меня есть мама, а у Шурки бабушка.
Мне самому непривычно. Все говорят, что пока родители живы, ты чувствуешь себя ребёнком, но я не чувствую ничего такого. Я привык без неё. Я отвык от этого слова… - Борис снова запустил пальцы в волосы.
- А как ты с ней разговаривал? Как обращался к ней?
- Никак. Она говорила, а я слушал. Знаешь, вот рассказывал, слушал себя и понял... Я никогда не переставал её ждать. Ну что, на каток? – Борис встал из-за стола. Задумчивости как не бывало. – Шурка! Собирайся, мы идём на каток! – весело крикнул он и вышел из кухни.
Теперь пришло время задуматься Насте. Ночью она долго не могла уснуть. А Борис, наоборот, впервые за последние дни спал спокойно, не ворочался, не вздыхал. «А я подумала, что у него есть любовница. Вот дурёха».
Настя лежала с открытыми глазами, глядя в белеющий в темноте потолок, и вспоминала. У неё с мамой отношения тоже были не гладкими. Они часто не понимали друг друга, не слышали, особенно, когда отец ушёл от них. Мама пыталась устроить свою личную жизнь, а Насте это не нравилось.
Она часто уходила из дома, особенно, когда в гости к матери приходили мужчины. А когда с ними стал жить Николай, Настя вообще хотела сбежать из дома. Однажды, когда мама отчитывала её за позднее возвращение домой, Настя выкрикнула, что ненавидит её. Она тогда не знала значения этого слова.
Просто в тот момент она не любила мать. А противоположное любви чувство – ненависть. Только позднее один человек объяснил, что ненавидеть, значит, не видеть человека, словно он перестаёт существовать для тебя. Это то же, что желать ему смерти.
Между ними окончательно испортились отношения. Значит, Настя тоже потеряла маму. Относилась к ней так, словно её нет, словно она умерла для неё. Настя еле дождалась окончания школы и уехала в другой город. Они созванивались с мамой, она иногда приезжала в отпуск. Но ни разу так и не поговорили по душам.
Настя заворочалась. «Завтра позвоню и попрошу прощения. Мы так и не помирились. Детские обиды… Шурка растёт. Я тоже буду вмешиваться в его жизнь, стараться удержать его от ошибок. Как сделать так, чтобы он однажды не выкрикнул, что ненавидит меня?»
Настя встала и пошла на кухню. Она сидела в темноте и глядела на голубоватый диск луны за окном. «Как всё сложно в жизни. Борис потерял мать и нашёл её снова. А я не теряла, но мы так далеки с ней. Может, сейчас позвонить? - Настя поглядела на встроенные электронные часы на плите. - Половина первого. Завтра… я позвоню и скажу, что люблю её…»
Утром, когда Борис ушёл в душ, Настя набрала номер матери.
- Ой, Настя, а я ночью не спала, о тебе думaла. А тут ты звонишь. Что-нибудь случилось? – В голосе мамы слышaлись радость и тревога одновременно.
- Мама, прости меня. Я тебя очень люблю.
- Дочка, что ты говоришь? Ты словно прощаешься. У вас всё в порядке? – беспокойно и торопливо запричитала мама.
- Я не прощаюсь, наоборот, очень хочу увидеть тебя. Я тоже ночью думала о тебе. Мам, я жду ребёнка. Правда, Борис ещё не знает.
- Ой, доченька, как я рада. Если нужно, я приеду, помогу.
- Не нужно. Мама Бориса поможет. Она живёт рядом.
- Как же, Настя? Она же погибла…
- Это он так считал. Она жива и здорова. Потом расскажу. Всё, мам, целую.
- Настя…
Но Настя отключилась, потому что в ванной перестала шуметь вода.
Нужно готовить завтрак, привести себя в порядок, приготовиться к встрече с мамой мужа. «Кажется, я волнуюсь…» - подумала Настя и поставила на плиту чайник.
***
У нас у всех есть неприятные, болезненные воспоминания из детства, о которых мы не любим говорить, стыдимся их. Мы часто судим родителей, обвиняем их в своих неудачах. Мама подарила нам жизнь, а мы копим на неё обиды.
Мы не задумываемся, что чувствует она, когда мы долго не звоним?
А когда находим мужество, чтобы прийти и попросить прощения, бывает уже поздно.
Каждому человеку, в любом возрасте нужна мама. Потому что только она поймёт, простит и пожалеет.
Всех с весенним праздником!
И не забудьте позвонить маме.
📍«В миpe множество удивительных вещей: миллионы роз, мириады звёзд, чеpeда закатов и рассветов, друзья, родственники… и только мама всего oдна»
Кейт Уиггин
📍«Лучшее место для cлёз — это объятия матери»
Унижение любовью.
Правду говорят, жена обо всем узнает последней. В то праздничное мартовское утро Валерий вернулся домой на рассвете. Когда отдохнул, Людмила отправилась с ним в магазин. Пока рассматривал товар, ее отозвала в сторону продавщица:
— Как дела? — и, заметив недоуменный взгляд, уточнила: — Где твой муж сегодня ночевал?
— У друга. Тебе ли об этом не знать?!
Семья продавщицы как раз снимала комнату у друга, который жил с матерью. Квартира была большая, четырехкомнатная, еще в одной комнате жили две девицы.
— А сказать, чем они занимались с квартирантками? — и далее последовало непечатное выражение.
Людмила будто окаменела.
- Что, что она тебе сказала? — всполошился муж.
- Ничего, — ответила неживым голосом.
На автомате шла с ним домой, что-то отвечала, кормила пятилетнего сына, а в голове крутилась одна мысль: «За что? Почему?». Немного позже, слегка успокоившись, решила посмотреть на соперницу. И была не просто разочарована — уязвлена: «На кого променял?!». Она была статной, красивой женщиной, а квартирантка – из числа тех, о ком говорят: ни кожи, ни рожи.
Простить измену не смогла. Собрала вещи Валерия и выставила чемоданы за дверь. Через пару недель к ней зачастила вся мужнина родня, стали упрашивать, чтобы простила. Сначала категорически была против, затем поддалась на уговоры. Решила дать мужу шанс, тем более, что любила. Снова распахнула для него не просто дом - свое сердце. Если бы знать, на что себя обрекает...
Валерий был очень красивым, и женщины к нему липли всегда. После замужества Людмила посмеивалась над этим, потому что верила ему безоговорочно и чувствовала себя любимой. Но когда его уличили в неверности, стало не до смеха. Если задерживался с работы, изводилась ревностью, допоздна не спала, вглядываясь в ночную темень, пока перед домом не появлялась знакомая фигура.
А потом началось – мог не прийти ночевать и день, и два. Приходил, как будто так и надо. Пристрастился к выпивке (был такой период), и загулы стали учащаться. Поначалу Людмиле казалось, что такого не простит никогда, впоследствии прощала все.
Занималась сыном, удивляясь самой себе, – сердечная боль от уходов и приходов мужа с каждым разом притуплялась. То ли махнула на него рукой, то ли надеялась, что перебесится и все будет, как прежде, а, может, не верила, что на стороне у него что-то серьезное. Но годы шли, а жизни фактически не было.
Специалистом Валерий был отменным, и его с руками-ногами забрали на одно из крупных предприятий. Буквально дневал и ночевал на работе. И вот тут Людмила осознала реальную угрозу для своего и без того зыбкого семейного союза.
Муж начал прихорашиваться, собираясь на работу. То возвращался домой как на крыльях, то — мрачнее тучи. Потом стала улавливать тончайший запах французских духов, и однажды в кармане обнаружила порванную золотую цепочку. О-о, как он заметался, не найдя ее на месте. А ночью, в постели, когда попытался ее приласкать, вдруг поняла — все не так, и дрогнувшим голосом спросила: «Что, сравниваешь?..»
Их брак официально длился почти четверть века. Сегодня, в свои 75 лет, Людмила не может объяснить даже себе, почему не развелась. Любила? Но была ли это любовь?
Более того, по просьбе мужа даже оказывала любовнице услуги (должность позволяла). Выдержка изменила только однажды. Та пришла к ней на 45-летие в рабочий кабинет (узнала ее, потому что, наведя справки, видела раньше), чтобы совместить поздравление и благодарность за помощь. Вручила шикарный букет и флакон французских духов. Людмила приняла и, подбирая слова, сказала:
— Я сделала для вас, что могла. Помогите и вы мне. Знаю точно, что у мужа есть любовница, но вот кто она…
Гостья залилась краской и через секунду распрощалась. «Кто это был?» — обступили рабочий стол коллеги. А она впервые при всех разрыдалась…
До развода в 1998 году Валерий так и оставался приходяще-уходящим мужем. Затем на несколько лет исчез из жизни Людмилы, уйдя к любовнице. В последний раз сообщил о себе через сына. Как выяснилось, серьезно заболел. Повинуясь какому-то безотчетному чувству, она подняла на ноги всех знакомых. Лучшая больница, лучшие врачи, лучшие лекарства… Но было поздно, и в неполных 56 его не стало.
Бывшего мужа хоронила Людмила, оправдывая себя тем, что это отец ее единственного сына. В своем горе никого не видела, хотя люди говорили, что проститься с Валерием приходила и любовница. И на кладбище, судя по цветам, бывает. Вот почему странно слышать от бывшей жены в порыве откровения:
— А знаете, если бы Валерий был жив и захотел вернуться ко мне, приняла бы…
ххх
Любовь бывает разной. Чаще окрыляет, но иногда, как в данном случае, унижает. Почему мазохизм для Людмилы стал нормой жизни, понять трудно. А, может, это я чего-то не понимаю?..
Ты же хорошая девочка🎀
— Выметайся тогда отсюда, ясно?! — злобно сощурившись, заявила девица.
Влада посмотрела на отца, но он отвёл глаза.
«Ну что ж… К этому всё и шло, — подумала девушка. — Ему на меня абсолютно наплевать…»
Влада росла в счастливой благополучной семье. Родители любили друг друга, заботились о дочери, и была у них дома просто идиллия. Влада была единственным ребёнком и, конечно, её баловали. Однако девочкой она росла доброй, не наглой. В то время, как других детей наказывали, Владе — объясняли. И этого было достаточно. Они много разговаривали и обсуждали все ситуации, которые происходили в семье. От Влады ничего не скрывали. А ещё — доверяли. И девочка очень боялась это доверие потерять.
Ну как можно обмануть маму и пойти не туда, куда сказала, если она просто уверена, что Влада не обманет, и не подведёт? И уверена, что всё будет хорошо. Тогда как остальные родители воспитывали детей жёсткими запретами и всё равно ничего не добивались. Дети просто обманывали их и поступали так, как им хотелось, только тайно. Владе аж страшно становилось, от этого. Она часто слышала разговоры подруг о своих похождениях и «подвигах». Они мало что рассказывали родителям о своей жизни, опасаясь наказания, и потому ещё чаще попадали во всякие истории, которые не всегда заканчивались без последствий. «Бедные их мама и папа… — думала Влада, — Если бы они узнали, где и с кем на самом деле пропадает их дочурка, у них бы волосы дыбом встали!»
Она всё сама понимала: что хорошо, что плохо. Услышав историю про девочку, которая забеременела от одноклассника в двенадцать лет, она ужаснулась. Ведь она сама в свои двенадцать лет ещё очень любила играть в куклы, хотя и немного стеснялась этого. Ну да, не в пупсов уже, а в хорошие куклы, которые родители ей покупали на всякие праздники, потому что те были достаточно дорогие. Она мастерила им одежду и аксессуары. Всё очень мило и душевно. А тут такое… У Влады просто в голове не укладывалось. И та девочка ведь не сказала родителям о своём положении, до поры скрывала. Как так? И от кого там беременеть? Мальчишки в пятом классе Владе казались совсем глупыми и ещё маленькими. Ну, очень маленькими для такого…
Идиллия в их семье продлилась ровно де тех пор, как Владе исполнилось девятнадцать лет. Она уже училась в вузе, в который поступила сама, на бюджете. В один из дней она узнала, что Наталья — её мама, серьёзно больна. И очень скоро, буквально за несколько месяцев, её не стало.
Девушка тяжело перенесла утрату. Едва не забросила учёбу, плакала и почти ничего не ела. Постепенно, по чуть-чуть она смогла выкарабкаться. Вспоминая мамины наказы (Наталья очень хотела, чтобы дочь получила высшее образование), она брала себя в руки и, стиснув зубы и утерев слёзы, отправлялась на учёбу, хотя хотелось лежать и выть в голос. Папа тоже сильно сдал. Хорошо, что в их семье совершенно не пили спиртное, даже на праздники, и папа Илья не стал топить горе в стакане.
Так прошёл год. Однажды, когда Влада вернулась из института и находилась на кухне, разогревая себе ужин, она услышала, как поворачивается ключ в замке входной двери.
— Пап, ты котлеты будешь? — спросила она из кухни.
— Дочка… погоди котлеты. Подойди, пожалуйста, сюда, — позвал отец.
Влада вышла в коридор и увидела, что отец пришёл не один. Рядом с ним стояла молоденькая женщина. Совсем молоденькая.
Отец приобнял её за талию и сказал:
— Знакомься, Влада, это — Ира. Она… Мы с ней очень хорошие знакомые. Друзья.
— Давние друзья, — томным голоском добавила женщина и погладила отца по руке.
Владе стало противно. Она была явно младше отца. Да что там говорить! Она была едва старше неё самой! «И что значит «давние друзья»? — от этой мысли Владу покоробило. — Насколько давние?»
Вслух она ничего не сказала, а отец, видя её замешательство, пригласил гостью к столу.
Они посидели. Попили чаю. Влада достала из кухонного шкафчика печенье и конфеты и поставила на стол. Только беседа не клеилась. Влада молчала, не зная, что сказать. Девица бросала на отца томные взгляды. Отец сыпал шутками и комплиментами, захваливая обеих девушек, однако, не забывая при этом обнимать Иру за плечи.
— Ирочка будет жить у нас, — наконец, заявил он.
Влада вскинула от удивления брови и открыла, было, рот, чтобы высказать всё, что думает по этому поводу, но Ира вдруг начала говорить, заискивая перед ней, глупо улыбаться и нервно хихикать. Она говорила о том, как сильно любит Илью и как им трудно находиться в разлуке. Как долго они шли к своему счастью и теперь… Разве Влада такая жестокая, чтобы разлучить два любящих сердца? Она ведь уже взрослая и понимает что к чему!
У Влады в очередной раз взлетели брови на лоб. Она была крайне удивлена.
— Долго шли к своему счастью?! — медленно произнесла она.
Отец улыбнулся, обнял обеих девушек и перевёл всё в шутку, сказав что, мол, когда серьёзные чувства, то и месяц ожидания годом покажется…
Так и осталась Ира жить у Ильи с Владой. Некоторое время пассия отца пыталась наладить отношения с Владой, но та на контакт не шла. Она не ругалась, была вежлива, но не проявляла никаких любезностей.
На самом деле, Влада едва терпела её. И всё порывалась серьёзно поговорить с отцом о ней. Наедине. Однако такой случай, ну никак не представлялся. Ира следовала за Ильёй буквально по пятам, и если он оставался наедине с дочерью, то появлялась она и уводила его в комнату, которая ещё недавно была спальней, где спали мама и папа Влады. А теперь… Теперь оттуда доносились вздохи и «ахи» этой девицы. Владу просто передёргивало и она запиралась в своей комнате, надевала наушники и сидела в них, писала доклады, курсовую и много всего ещё, лишь бы не слышать этого. Оставался один год до окончания вуза.
Как быстро пролетело время! Ещё недавно, вместе с мамой они, волнуясь, пришли к дверям института и стояли в очереди у охраны, чтобы пройти внутрь в приёмную комиссию и подать документы. Мама поддерживала её, улыбалась и шутила, а Влада дрожала от страха, как осенний лист. Она боялась, что у неё не хватит баллов для поступления. Им посоветовали выбрать несколько направлений сразу и следить за динамикой, уже дома на компьютере, чтобы вовремя сориентироваться и подать согласие на зачисление именно туда, где будет больше шанс. Они следили за этой таблицей вместе все две недели и сходили с ума от страха. А потом — радость! Влада поступила и была зачислена на первый курс.
Мама… Она всегда была рядом. Поддерживала. Помогала. А отец? Он работал. Он ходил в магазин за покупками. В гараж ходил. А может… не в гараж? Теперь эти мысли буквально преследовали Владу. Она постепенно с удивлением осознала, что в последние годы маминой жизни отец как-то отошёл от семьи. Может всему виной была эта девица? Где он её нашёл? И когда?
Со временем Ира становилась всё наглее. Не имея никаких прав на жильё, она стала вести себя в нём, как хозяйка. Фыркала и хамила Владе. Правда, не при отце. При Илье она ещё сдерживалась, однако вскоре и этот барьер ею был успешно преодолён.
Однажды она заявила, что хочет сделать ремонт.
— Да, дорогая, как хочешь, — как всегда согласился отец, глядя на Иру масляными глазками.
Влада в очередной раз подумала, что «ночная кукушка» из Иры вышла отличная и она заранее «перекуковала» дневную, в виде Влады. Отец буквально «смотрел ей в рот» и ничего вокруг не замечал.
— Я тут подумала… У Влады комната больше, чем наша…
При слове «наша» Влада передёрнулась. Её посетило нехорошее предчувствие.
— Надо поменяться! Влада переедет в нашу спальню, а мы в её комнату, а то нам тесно! Нас же двое, а она одна, — надув губки, сообщила Ира и присела на колени к Илье.
— Конечно, дорогая, отличное решение, — поддержал отец Влады, наглаживая Ирино плечико и не сводя с неё глаз.
— Ч…что? — переспросила Влада.
— Ты что? Не слышала?! Тебе говорят, что надо поменяться. Комната твоя нужна! Она больше! — почти прокричала Ира.
— Но я не хочу меняться! Я в этой комнате всю жизнь живу, и она мне самой нравится! — возразила Влада. Она всё ждала, что отец, наконец, проснётся от этого странного сна и поддержит её. Заткнёт эту наглую девицу! Но нет. Отец молчал. Влада испытала непреодолимое желание взять что-нибудь тяжелое и опустить на голову этой нахалке. Ира взирала на неё с таким победоносным видом, что это было просто невыносимо терпеть.
— Сваливай тогда давай отсюда! Поняла?! Или ты уступаешь нам комнату или уходи!
Влада не верила своим глазам. И ушам. Отец позволял этой девице всё! Даже кричать на неё! Он молчал! Просто молчал!
Едва сдерживая слёзы, Влада сжала кулачки и выбежала из кухни. Покидала свои вещи в сумку и выскочила из дома, хлопнув дверью. Находиться там с некоторых пор стало невозможно. Только выскочив из подъезда и завернув за угол, она дала волю слезам. Она села на лавочку на территории детской площадки.
Всё. С прошлым покончено. У неё больше нет мамы, у неё больше нет отца. Всё. Всё. Всё...
Это слово, как будто стук маятника, отдавалось в её голове. Она посмотрела на часы и прикинула, успеет ли на последнюю электричку. В соседнем городе жил дедушка Влады по маминой линии, Станислав Борисович. Очень пожилой, но довольно бодрый мужчина. Уход младшей дочери (Владиной мамы) сильно его подкосил, но он держался молодцом. Год назад Влада ездила к нему в гости, навещала. Там рядышком жила мамина сестра, вот она-то и помогала Станиславу Борисовичу. Приходила убираться в квартире, «забивала» холодильник продуктами, покупала лекарства, если они были нужны.
Здравствуй, деточка! Рад тебя видеть! Только что ж на ночь глядя-то? Да и не ожидал я тебя, спать уже собирался.
— Я звонила тебе, дедушка, но телефон недоступен, — пролепетала Влада. Она замерзла и немного промокла — попала под дождь. Лицо её было мокрое одновременно и от дождя, и от слёз. Тушь расплылась…
— Ай, беда с этой техникой! — схватился за голову Станислав Борисович. — Разрядился он у меня, зарядить-то я его зарядил, а включить забыл… Ох, голова садовая…
Дедушка закрыл дверь за Владой, она принялась разуваться, а Станислав Борисович кинулся в комнату, чтобы включить свой телефон. По дороге он причитал, что, из-за его забывчивости теперь наверняка волновалась и дочь, тётя Влады, которая помогает. Она ведь тоже, небось пыталась звонить. Дедушка был такой милый, такой родной, что Влада не удержалась и обняла его. И расплакалась.
Она рассказала ему свою грустную историю.
— Ну и умница, что уехала. Ах, срам-то какой! Охальник! Привёл в дом кралю и без стеснения совсем… Позор. Докатился Илюша... Мозги потерял! Другим местом думает, — сокрушался дедушка, качая головой. — А ты не плачь, Ладушка. Живи у меня, места нам хватит!
В институт, конечно, ездить от дедушки было не очень удобно, приходилось рано вставать, чтобы успеть на электричку. Но Влада старалась терпеть. Осталось всего ничего, и она закончит вуз. А потом найдет работу, снимет квартиру. Всё наладится. Так успокаивала себя девушка.
Отец не писал, не звонил. Вот это было удивительно! Неужели он счёл, что дочь — «отрезанный ломоть» и со всеми трудностями справится сама? Куда она уехала на ночь глядя? Где стала жить? Странно, что ему было всё равно. Влада горько констатировала, что Ира прочно запудрила отцу мозги.
Через месяц у Влады был день рождения. Илья перевёл ей на карту довольно приличную сумму. На подарок — было сказано в сообщении. «Спасибо», — коротко написала Влада в мессенджере.
Они с дедушкой посидели за столом, отметили. Влада купила маленький тортик. Жили они очень скромно: на стипендию не очень-то разбежишься, а у Станислава Борисовича Влада брать деньги напрочь отказывалась, хотя тот всё равно старался ей их постоянно предлагать.
Так прошёл год. Влада окончила вуз, получила диплом. Отец очень редко писал ей сообщения. Спрашивал, как дела. Влада сначала со злости игнорировала их, а потом стала отвечать, что нормально. Отлично даже. Лучше всех. Отец читал её ответы, но дальше разговор не продолжал.
А один раз продолжил. Он написал, что у него дела совсем плохи. Ирочка выцыганила у него две доли квартиры, которые принадлежали ему.
После ухода мамы отец записал долю Натальи на себя, а Влада была в таком состоянии, что ни о чём не думала и со всем согласилась: одна доля ведь у неё была, зачем ещё? Жили они дружно, никаких распрей не было, с чего считаться с родным человеком?
Её свидетельство о праве собственности лежало в папке с документами на дне большой сумки, которую она тогда взяла с собой, когда уходила от отца. И теперь она порадовалась своей предусмотрительности.
— Так-так… Вторая часть Марлезонского балета, — сказала Влада самой себе, прочитав сообщения. — Отец лишился имущества...
Отец сообщил, что Ирочка, как только он ей отписал свои доли, (сам не зная как, наверное, она его опоила? Хотя он всё прекрасно понимал, просто она так просила… Он хотел подарить доли, но риелтор объяснила, что оформить сделку, как продажу, будет выгоднее, вот он и «продал» чисто формально. И денег Ира ему не платила. Это же подарок!) вдруг стала к нему совсем равнодушна. Холодная, неприступная стала, да! Разлюбила его, хотя обещала быть с ним всю жизнь! И она… Она съехала под предлогом, что ей надо ухаживать за больной матерью. А комнату стала сдавать. Ту самую. Большую. Где жила когда-то Влада. А потом свои доли продать планирует, как время пройдёт необходимое, после приобретения…
— И я свою долю продам! — решила девушка. — Пусть отец сам варится в этой каше, которую заварил. Ну, ничего. Поделом, значит. Он же там прописан: выгнать его не выгонят. Вот пусть живёт теперь с чужими людьми.
Влада устроилась на работу. Первое время всё-таки жила с дедушкой, он очень просил, потому что переживал, что она будет тратить деньги на съём.
— Сначала окрепни, встань на ноги! Успеешь ещё! — улыбался Станислав Борисович.
Влада была ему очень благодарна. А потом, через некоторое время, она продала свою долю и взяла в ипотеку студию. Очень ей хотелось иметь собственное жильё.
Отец просил её не делать этого:
— Ты же хорошая девочка! Не совершай глупости… Если ты продашь долю, тут поселятся чужие люди и меня совсем выгонят… Доченька… А я? Как я буду жить?
Они встретились с ним в парке. Влада отметила, что Илья сильно постарел за эти годы. Сейчас бы никакая Ирочка на него бы и не взглянула. Хотя… Там и тогда не было чувств. Один расчёт. Кто бы сомневался…
— А ты не думал тогда со своей Ирочкой, как буду жить я? — тихо произнесла Влада. — Тебе было наплевать, когда она выгнала меня из собственного дома. Ты не заметил, как отдал меня ей на растерзание. У тебя была любовь. Бабочки в животе и всё такое. А у меня теперь своя жизнь. Я привыкла без тебя. Мне хорошо. Спасибо дедушке — приютил сироту.
Сказав это, Влада поднялась со скамейки и зашагала, не оглядываясь, по дорожке. Её ждала новая жизнь.
Жанна Шинелева
Не такая🎀
— Мама! Ну почему?!
— Ну не такая она какая-то, понимаешь? — Софья Андреевна вопрошающе смотрела на сына поверх очков.
Он не понимал. Совсем. Он испытывал чувство под названием «дежавю». Снова и снова.
***
—Васенька! Ну, зачем тебе эта Марина? Смотри, она тощая, как жердь, ноги кривые. Зубы тоже.
Вася учился в пятом классе, и его угораздило «влюбиться». Мариночка, и правда, была не «первая красавица в классе». Но вот запала в душу. Василий носил её портфель, помогал с математикой — давал списывать и тихонько подсказывал. Самому ему легко давались науки. А Мариночка… Зато она рисовала хорошо! Так хорошо, прямо загляденье. Хотя никуда не ходила, ни в какую художественную школу, ни даже на кружок. Самоучка, просто, для души. А математика совсем не укладывалась в её головке. Да и русский язык тоже не очень.
«Но ведь это не главное! — считал Вася, — Зато она добрая и хорошая. А ещё красивая» Правда после маминых объяснений про ноги он и сам немного задумался... Ну да… кривые немножко. Но она же вырастет ещё! И зубы исправятся.
Марина почувствовала на себе его взгляд и засмущалась. Потом откинула за спину толстую косу и снова сосредоточилась на объяснении учителя, который стоял у доски. А Вася посмотрел ещё немножечко на Марину и восхищённо подумал: «Вот! И коса у неё шикарная!»
Раньше Вася очень любил сидеть с мамой на диване и слушать, как она ему читает книжки. Так повелось с самого раннего детства. Потом, конечно, сам научился читать, но ленился. А учителя задавали внеклассное чтение, и Софья Андреевна завела такое правило: по вечерам выделять час на чтение. Каждый день. Василий сначала артачился и бурчал, что, мол, он как маленький! А потом неожиданно втянулся. Мама читала интересно, с выражением: «Тома Сойера», «Гулливера»… Это стало их ежедневным приятным времяпрепровождением.
А потом появилась эта Мариночка. И сын стал убегать во двор с ней гулять, сразу после школы. Затем уроки. И не до чтения стало: некогда. Софья Андреевна негодовала. Смотрела в окошко на сидящих на лавочке и весело болтающих Васю и Марину, хмурилась и недовольно ворчала.
В старших классах Вася влюбился в Олю. Мариночка со своими родителями переехала в другой город и долгое время Василий горевал. С мамой обсуждать свои чувства не хотелось. Книги он уже стал читать сам. И потому Софья Андреевна с лёгкой грустью констатировала, что сын взрослеет. Однако не оставляла попыток усиленно контролировать его жизнь.
Оля ей тоже не нравилась.
— Да, сын. Она красивая. Но семья у них бедная совсем, семеро по лавкам! Никаких перспектив!
— Мама! Я ещё не женюсь на ней! Мы просто дружим,— кипятился Вася. — Дай ты мне вздохнуть нормально!
— Знаю я эту дружбу, — поджимала губы мать. — А потом живот на нос лезет. Смотри у меня! Слышишь?!
— Мама! — укоризненно смотрел на родительницу Василий. — За кого ты меня принимаешь?
Прошло несколько лет. Василий поступил в институт. Окончил. Устроился на работу в КБ машиностроительного завода. Жизнь текла размеренно и рутинно. Коллектив в том отделе, где работал Василий, был возрастной. Девушек не было. Солидные дядьки, да женщины пенсионного возраста. Один раз ему дали путёвку в профилакторий. Но там было тоже самое. Одни пенсионеры. После работы Василий шёл домой. А куда ещё? В кино? С кем? С мамой? На транспорте он не ездил: завод находился в получасе ходьбы от дома. «И где только люди умудряются знакомиться?» — размышлял мужчина.
Однажды начальник отдела привёл в их комнату симпатичную девушку. Сказал, что она будет здесь работать, и просил «не обижать». Девушка и правда была, чудо, как хороша. Дамы шептались, что она, вроде как, родственница шефу. То ли троюродная племянница, то ли ещё кто…
С Василием они мигом поладили. Ей ведь тоже он был ближе по возрасту, и им всегда было о чём поговорить. Потом молодые люди всё чаще стали уходить с работы вместе. А потом они поселились вместе в отдельной квартире. Тётя девушки оказалась важной дамой. Тоже работала на этом заводе, только в другом отделении, начальницей. Она помогла выбить для Василия повышение. И квартира это была её: подарок любимой племяннице. Василий, как сыр в масле катался. Однако любви к девушке, Полине, он не испытывал. Но зато одни бонусы были от такой дружбы. Софья Андреевна тоже была рада. Вот это невеста! Вот это — то, что надо.
А потом кризис. Завод стал приходить в упадок. Кое-кого посокращали, повыгоняли. И тётю Полины в том числе. Омолаживали кадры, а она уже в почтенном возрасте была. С должности её убрали, а простым инженером она работать не захотела, ушла на пенсию. А потом вообще сам завод закрыли. Всё это случилось буквально за год. Никто и подумать не мог, что так повернётся.
Василий стал искать другую работу. Полина тоже. А Софья Андреевна стала «петь» сыну о том, что не такая уж и хорошая партия эта Полина. Перспективы все исчезли. Да и квартиру пришлось сдавать, (ту, где Вася и Полина жили) денег-то не было. Полина вернулась в отчий дом, к маме-швее, с которой они жили вдвоём. А Василий к своей маме. А потом как-то сошли на нет их отношения. Во-первых, Софья Андреевна постаралась, а во-вторых, Василий так ведь и не полюбил Полину.
Долгие годы у него никого не было. Софья Андреевна плакала украдкой: «Что за судьбинушка! Ни семьи у сына, ни у неё самой внуков!»…
А потом Василий нашёл, наконец, хорошую работу и дела его пошли в гору. Купил им с мамой просторную квартиру. Часто ездил в командировки, зарабатывал хорошо.
Бывали у Василия случайные связи. И это ему даже больше понравилось. Никаких обязательств, а главное — с мамой знакомить не нужно.
Мать догадывалась. И опять ворчала, осуждала: «А с этих-то, какой прок?! Эх! Внуков не дождаться мне, видать…»
Были и ещё женщины в жизни Василия. Но все «не такие». Софья Андреевна придирчиво разглядывала каждую, чуть ли не под лупой и оценивала перспективность. Самому Василию исполнилось уже сорок лет, и со своими доходами он с легкостью мог позволить себе жениться на «не перспективной» и «простой», лишь бы уже на ком-нибудь, но Софья Андреевна считала, что жена должна быть мужу под стать. А то — что это? Из грязи — в князи. Не бывать этому!
— Васенька. Ты всего сам добился, своим трудом. Молодец. А эта? Она ведь хочет твои денежки заграбастать. Ты посмотри на неё: хищница! Знаем мы таких!
И Вася «смотрел». А потом неожиданно взял и уехал в другой город. Далеко очень, за пятьсот километров. Просто собрал вещи и уехал. И там женился. На «не перспективной» и «простой». На медсестре из районной больницы.
А матери звонит часто. И деньги высылает. Скучаю, говорит, очень. Но приехать не могу, извини. Тут дом большой, хозяйство. Как бросить? И супруга на сносях. Третьего ждёт.
А Софья Андреевна сердится и злые слёзы утирает: «Ну не та, не такая супружница-то! Голь перекатная! Окрутила мальчика! А теперь и не расплюёшься с ней. Ишь, хитрая! Третьего ждёт! Конечно! Ночная кукушка дневную всегда перекукует. Вот судьбинушка горькая, не повезло парню…»
Но Василий так не считает. Он любит свою супругу, и благодарен ей. А всё потому, что она его выходила, когда попал он в больницу. Один. В чужом городе. И диагноз у него был серьёзный. И лечение тоже серьёзное. Много денег выложить пришлось. А маме Василий не говорил про это ничего и не собирается: «Зачем её волновать? Теперь уже всё хорошо»
Жанна Шинелева
Наши шерстяные мужчины.
Через месяц во дворы должна была прийти зима 2020 года, с её лютыми, за 35 градусов, морозами. Понурый кот чувствовал её приближение и понимал – не переживёт!
Филька - … господи, чуть не сказала «человек сложной судьбы»! Он кот. Кот сложной судьбы. На момент нашего с ним знакомства он был, как это принято говорить, «любимец двора».
Его подкармливали сердобольные старушки и, как это ни странно, основательные 35-45-летние мужики-автовладельцы.
«Эти-то за что?» - спросите вы. А за брутальность. И какое-то суровое чувство собственного достоинства. Особенно когда он прогонял со своей территории соперников и гордо, неспешно вышагивал к геометрическому центру двора – четвёртому подъезду, на ступеньки которого старенькая баб Маня каждое утро выносила ему горсть какого-то сухого корма. И у которого всегда стоял джип Степаныча, на капот которого Филька запрыгивал, чтобы погреться, пока мотор машины остывал.
Должность любимца двора ко многому обязывает. Но, если разобраться, она не совсем почётна и не гарантирует безопасность.
О собаках не будем – их кот презирал всей своей кошачьей душой, поглядывая на беснующееся создание под деревом, на котором он спасался. Просто, кроме собак, были ещё и человечьи детки, которых Филька боялся всерьёз.
Ибо не знал, чего от них ждать каждую следующую минуту. И спасался от «человечьих котят» то под машинами, то ныряя в продух фундамента дома. Но не на деревья, знал по опыту, что оттуда – достанут! Ведь самое безобидное, что он от них видел – это поднятие с бетонки двора за хвост. А могли запулить камнем. Ни за что. Просто так, развлекаясь.
Сегодня из-под машины совсем не хотелось вылезать; шёл дождь, и хотя у него бурчало в животе от голода, на ступеньки четвёртого подъезда, к рассыпанному корму, он не шёл.
У него уже третий день страшно болели зубы, дёргающая горячая пульсация в челюсти сводила с ума. И он только вздохнул, шумно и тяжело, когда баб Маня, старушка добрая, но недалёкая, стала ругаться, что, дескать, совсем ты, кот, заелся!
Через месяц во дворы должна была прийти зима 2020 года, с её лютыми, за 35 градусов, морозами. Понурый кот чувствовал её приближение и понимал – не переживёт! Однако тут, как бог из машины в древнегреческой трагедии, появились мы с мужем...
Я ведь его давно приметила. Поспрашивала людей, сказали, что ничей. Рассказала мужу – и вот, в преддверии зимы, решили мы котейку забрать. Тем более, что он был очень похож на нашего старичка Бау, слепого от давней травмы рэгдолла.
Пусть будет напарник, решили мы. Забыв уже, сколько бессонных ночей пережили, выхаживая, и сколько денег на лечение потратили. Но зато мы точно знали, что у кошек есть душа. А как не спасти живую душу?
К мужу кот пошёл на руки сразу. Он вообще почему-то очень доверял мужчинам. А имя Филька родилось в тот же момент. Почему? Да вы сами посмотрите на эту физиономию с серыми внимательными глазами и маленькими ушками, и сразу поймёте, что вот этот кот – он Филька!
Невесомое, несмотря на вроде бы крупные размеры, тельце было прижато к груди, и муж скоренько потопал на близкую остановку маршрутки… переноску мы взять отчего-то не догадались.
Наверное, из суеверия, ведь мы решили, что если кота на месте не будет, то значит забрать его не судьба. А переноска как-то предопределяет события…
Обеспечить карантин в однокомнатной квартире – это надо ухитриться! Хорошо, у нас есть просторная утеплённая лоджия, куда мы и поместили Фильку. Кот яростно чесался, постоянно что-то выкусывал в шёрстке, поэтому первым делом он был искупан – зоошампунь давно стоял наготове.
И он снова ничего не ел, поэтому, после того, как высох и вылизался, был отнесён в расположенную неподалёку ветклинику. И вот там, когда наша Дарья Дмитриевна, самый добрый в мире ветврач, взяла его за мордочку, чтобы открыть ему рот и осмотреть, ей в ладонь выпал крайний коренной зуб. Весь в крови и гное.
Есть такая зубная немочь – гингивит называется. Люди-то его плохо переносят, а тут кот… Но зато после обработки ранок и уколов он по-настоящему ожил. И впервые поел (жидкого корма, конечно), а потом уселся за полностью стеклянной дверью и стал с интересом вглядываться сквозь стекло в сумрак кухни, где слонялся угрюмый Бау, вынюхивающий чужака...
На лоджии Филимон жил недолго – как только стали готовы анализы крови и выяснилось, что ничем смертельно-заразным он не болен, новый шерстяной член семьи пошёл знакомиться со старым хозяином территории.
Было всё: и шипение, и ворчание, и резкие удары лапой по башке новенького (старый кот слепой-слепой, а бил метко!), но когда Фильке после четырёх месяцев лечебных процедур сделали прививку от кошачьих недугов, Бау был первым, кто подошёл к лежащему, как тряпочка, новому обитателю дома и стал вылизывать ему мордочку.
А потом он стал его учить. Открывать двери – притом не только от себя, толкая их передними лапками, вставая при этом на задние и наваливаясь всем телом. Он показал, как освоить более сложный трюк – подцепить когтем чуть выступающий из рамы дверной торец и потянуть на себя! Младшему хватило недели, чтобы это освоить.
А потом старый кот начал учить молодого говорить. Да-да, Филька был немтырём, тогда как у слепошарика лексикон был богатейший! Это были все вариации от «мяу» и «бау» до «мурр-ва-ва», и «мрруков», и «мрраков»! И тот сначала робко, потихонечку начал что-то попискивать. Фирменным же у него стало «Мяк-мяк», с петлянием под ногами и объятиями человека хвостом.
Было ясно, что раньше был у него дом, были и хозяева, которые по-своему о нём заботились. Но каким же образом воспитанный, цивилизованный и добрейшей души кот оказался на улице?
Муж у меня – человек упёртый и целеустремлённый. Он провёл буквально расследование обстоятельств, из-за которых кот стал бомжевать. И потом долго ругался, переваривая ещё одну порцию человечьей подлости и глупости.
Бывшие хозяева у кота были, что называется, среднестатистические: в меру баловали, прививки делали вовремя, вон, кастрировали даже, дабы не метил в доме углы и не устраивал концертов. Был приучен к лотку и к тому, что мебель, шторы и цветы – табу.
А потом мужчина из этой семьи «поднялся». Где-то и как-то сразу заработал много денег. И очумевшая от открывающихся перспектив его жена возжелала срочно переехать из не совсем благополучного района в другой – попрестижнее. С элитными домами. А к такой квартире, в таком доме, кот-полукровка, по её куцему разумению, не очень-то и подходил.
Муж этого существа, занятый бизнесом, в такие «мелочи» не вдавался (а зря, ибо практика показывает, что «кинут» при случае и его!), и когда семейство съехало с породистым британцем в переноске, осталась пустая до приезда новых жильцов квартира и понуро сидящий под её запертой дверью кот.
Которого потом голод выгнал на улицу, заставив охотиться, воровать и попрошайничать – когда как повезёт. Так он и жил с мая по октябрь, успев за это время обзавестись тучей блох, ушными клещами и циститом от ночёвок на мокром и холодном.
Так что особых причин доверять своим новым хозяевам у Фильки не было. Да, он терпеливо сносил мои тисканья (ну ведь до чего красивый и обаятельный, змей этакий!), скупо позволял себя гладить от головы до примерно лопаток (дальше начинал топорщиться и недовольно фыркать).
Но через год со мной случился казус – разрыв коленных связок, с операцией в дальнейшем и тремя месяцами больничного для реабилитации. И вот в первый день, когда я вернулась из хирургии домой, на костылях и похудевшая, как драная помойная кошка, Филька решительно запрыгнул на мою постель, и улёгся на больную ногу! Никогда до этого он с нами не спал…
Этот день стал поворотным пунктом в наших с ним взаимоотношениях. Кот начал буквально оттаивать, демонстрируя новые и новые грани эмпатии.
Апофеозом признания нас, как равноправных с ним партнёров, стала добыча Филькой крысы во дворе нашего дома. Притом добыть её он ухитрился без спуска со шлейки – благо длина поводка на рулетке была 5 метров, и этих пяти метров хватило ему для броска, когда голохвостая тварь нагло решила прогуляться по двору.
Крысу, хорошенько придушенную и с контрольным прокусом головы Филька принёс мне, немощной, в дар. Дескать, ешь, хозяйка! Поправляйся. Хорошо, что муж сполна оценил побудительные мотивы кота, позволил затащить гадость в дом, предупредив меня, конечно же, заранее звонком – иначе я бы весь дом переполошила ультразвуковым визгом при виде «вот этого вот»!
Потом кота чем-то отвлекли, а дар был упакован в полиэтилен и тихонечко вынесен в мусорные баки.
Так и живём теперь с ним, брутальным сероглазым красавцем. Настоящим и равноправным новым членом семьи.