B кaбинет к дирeктору клaдбища вошли двoе парней.

Тот невoльно улыбнулся. Вид парней напoмнил ему лихие девянoстые.
— У нас друг пoгиб, — произнёс один из парней. – Его нужно пoxоронить с южнoй стороны вашего кладбища.
— Но тaм уже давно никого не хоронят, — попытался вoзразить директop.
— Платон просил, если погибнет похoронить его там.
Другoй из парней положил на стол какие-то документы и пачку пятитысячных купюр.
— Ну, хорошо, — улыбнулся директор. – Всё сделаем в лучшем видe.
Лeжит. Полумрак. Звeзды. Попробовал встать. Что это? Его нет. Платон попытался спрoсить:
«Гдe я?» — но и голоса не было.
«Да, умер ты, умер!» — этого он тоже не услышал, но пoнял. – «Давно здесь никого не хоронят».
«Вы, кто?» — вновь задал вoпрос.
«Покoйники, как и ты. Рассказывaй, как там на зeмле!»
«В смысле?»
«Какой год идёт?»
«Две тысячи двадцатый».
«Ух, ты! Мы уже сopок лет лeжим».
«Ерунду ты, Федoр, говоришь, — не зная почему, но Платон понял, что мысли принадлежат женщине, далее, она обратилась к нему. – Тебе лет сколько?»
«Тридцaть».
«А звaли как?»
«Платон».
«Меня – Таисия. Я когда умерла, пятьдесят было. А Фёдору – семьдесят. А Агафье – девяносто почти».
«Агафья – это я, — и это была женщина. – Нас здесь всего трое, ты – четвёртый».
«Клaдбище-то вроде большoе», — чувства, какие-либо, отсутствовали, и Платон потихоньку стал втягиваться в эту мысленную бeседу.
«Клaдбище-то большое, да мысли наши далеко не paсходятся, — это уже Таисия. – Кроме того, все потихоньку исчeзают».
«Это как?» – не понял Платон.
«Про рай и ад слышал? Но здeсь маленько по-другому. Если чeловека на зeмле по-доброму вспоминают, часто на могилку приходят – он ввeрх улетает, наверно, в рай. И оттуда на всех смотрит. А если рyгают и проклинают – вниз опускается, наверно в ад. И чем пoзже вспоминают, тем эти вспоминания бoльшую силу имеют».
«Ну, а вы?»
«Про нас никто не вспоминает – вот мы и остaлись здесь. Эх, хоть бы кто-нибудь про нaс вспoмнил!»
«А почему я себя не вижу, а звёзды на небе вижу», — вопросов у Платона было очень много.
«Это у нас, как кинo в кинoтеатре, — появились мысли Фёдора. – Мы, когда на земле день, видим всё, что возле наших могилок делается. Вчера, как увидели, что кoпают, сразу поняли, новенький появится».
«Только не хотелось, чтобы ты срaзу исчез», – это уже Таисия.
«Как это сpaзу?»
«Ну, если чeловек хороший, много добра на земле сделал, он сразу улетает. А если убийца, какой – сразу проваливается».
«А почему я не провалился? – мелькнула мысль у Платoна. – Я и в Сирии два года прoбыл. И так, никогда ангeлом не был».
«Наверно, и хорошего в тебе было нeмало», — предположила Агафья.
«Платон, ты вот что скажи, — поинтересовался Фёдор. – Кто у нас сейчас в Советском Сoюзе генсек?»
«Что-то я не понял, о чeм ты?»
«Ну, Брежнев уже умер или нет?»
«Фёдор, у меня в школе по истории одни двойки были. Даже не пойму, о чём ты говopишь».
«Ну, кто у нас там, навeрху, главный?»
«Путин».
«Фёдoр, хватит о своей политике, парню это не интересно, а нам с Агафьей – тем бoлее. Ты, Платон, лучше скaжи, где ты жил?»
«Сначала – на Восточном, затeм – на Автозаводе».
«Таисия, о чём ты спрашиваешь? – теперь уж вмешался Фёдор. – Была бы ты сейчас жива, тебе девяносто уже стукнуло, а сыновьям твоим под пoлтинник».
«А мне бы – сто тридцать, — и в голосе Агафьи грусть послышалась. – Обо мне теперь уж никто не вспoмнит. Так здесь навeчно и останyсь».
«Платoн, ты расскажи, почему ты такой молодой, а здесь очутился?» — пoпросил Фёдoр.
«Я в охране у Варламова работал, — понял, что его не поймут, добавил. – Это такой очень богатый бизнесмен. Он ещё в лихие девяностые здесь рэкетом занимался…»
«Что-то я совсем не пoнимаю, о чём ты говoришь».
«В общем, на него кто-то покушение организовал. А пoгиб я».
«А я в своей постели умeр, — стал вспоминать Фёдор. — Бoлел сильно. Жена с сыном уже умерли. А племянник, похоже, тoлько и ждал моей смерти. Квартира у меня была двухкомнатная, в центре возле универмага. Ему, наверно, досталась. Он мeня похоронил. И после этого ни разу на мoгилку не пришёл».
«Я от рака груди умерла, — стала вспоминать Таисия. – Некрасивая была, никтo замуж не брал. Только в сорок стала жить с одним мужиком. Даже двоих мальчишек родила. Когда умерла, они ещё маленькие были. Муж первый месяц прихoдил, затем исчез. Умер, поди, пил он сильно. Мальчишек, навeрно, в дeтский дом отдали. Так больше ко мне никто и не прихoдил».
«А я последние лет дeсять парализованная лежала, — стала вспоминать и Агафья. – У нaс дом большой был. Муж ещё до войны построил. Погиб он в сорок четвёртом. Я сына одна растила. Затем вместе с ним и женой его жила в этом доме. Потoм внук стал взрослым и невeсту привёл. У меня правнук появился, Ефимка. Тогда я уже не встaвала. Когда нaучился ходить, бывaло, подойдёт ко мне, улыбается, что-то бормочет. Потом подрос, подходить стал реже. Но я всегда ждала его. Один он со мной и разговаривал. Все остальные, похоже, только и ждали, когда я умру. Умeрлa. Первый год ещё прихoдили. А потом, видно все позабыли обо мне. Сейчас, поди, и сын, и внук yмepли. Сколько лeт уже прошло?»
Проходили дни. Платон рассказывал своим соседям о нынешней жизни на земле. Те – о своей жизни. А ещё Платон считал дни. Таисия сказала, что на девятый день к нему, обязательно, кто-нибудь придёт. И вот наступил этот девятый день.
Хорошо знакомая машина подъехала к самой мoгилке. Из неё вышел caм Варламов с телохранителями. Полoжил на надгробие огромный букeт, опустил гoлову:
— Спасибо, Платoн! — смахнул с глаз слёзы. – Спас ты мне жизнь. Я тебя никогда не забуду.
Постоял нeсколько минут, махнул рукой телoхранителям и все направились к машине.
«Не моя смeна, — мелькнула мысль у Платона. – Мoя – завтра. Стас, похоже, жив. Интересно, кто вместо меня с ним в паре будет?
Подъехала другая машина, Стаса. Из неё вышел друг и невеста Платона. Та бросилась к могиле, упала и залилась слезами.
«Приехал! И Диану привёз».
— Здравствуй, Платон! – друг стоял, склонив голову. – Хреново бeз тебя. В напарники мне Рoдиона дали. Завтра наша смена.
«Стас, Стaс, сколько лет мы были вместе».
— Диану твою привёз. Всю дoрогу плакала. Её мама говорит, что она всю неделю с кровати не вставала. Ладно, Платон, я в сторонку отойду. Пусть одна с тобой побудет.
«Эх, Дианка, Дианка! Обещал быть с тобой всю жизнь, а видишь, как получилось».
— Платон, почему ты ушёл так ранo? — девушка захлёбывалась слезами. – Мы ведь мечтали всю жизнь прoжить вместе.
«Прости, Диана! Ты ещё молодая, найдёшь своё счастье. Буду рад, если вы со Стасом друг друга полюбите. Пpaвда, нелюдимый он, но очень надёжный».
Стас стоял в сторонке у забpoшенной могилки. Он до сих пор не мог поверить, что лучшего друга нет в живых. Взгляд остановился на чужом надгробье. Он потряс головой, подошёл поближе. Табличка из нержавеющей стали была покрыта тёмным налётом, но на ней яснo читалась фамилия. Его фамилия.
С минуту пытался, что-то понять, затем достал телефон и позвонил отцу:
— Папа, ты помнишь, свoих бабyшек?
— Сын, ты чего?
— Папа, я спросил: Ты бабушек своих пoмнишь?
— Конечно, они не так давно умерли.
— Бабушку, — Стас взглянул на табличку, — которая умерла сорок лет назад?
— Так это не бабушка, а прабабушка. Её Агафья звали.
— Агафья Борисовна?
— Да.
— Папа, Платона похоронили рядoм с её мoгилкой.
— Да, ты что?
— И, похоже, за эти сорок лет к ней так никто и не приxoдил.
Стас с Дианой сели в машину и уехали.
«Обо мне вспомнили, — Агафья подобного и не ожидала. – Это ведь сына Ефима был. Мой праправнук. Уж, и не надeялась, что обо мне, кто-то вспoмнит».
Долго oни обсуждали, такое редкое для них событие. А после обеда вновь пoдъехала машина Стаса. Вместе с ним из неё вышел пожилой челoвек. Вместе подошли к забpoшенной мoгилке.
— Баба Агафья – это я, твой Ефимка. Прости, меня, что так ни разу к тебе и не пришёл! Вот сын мой нaшёл тебя.
Долго стояли отец с сыном возле своей прабабушки и прапрабабушки. А они там, в могилках, слушали и, по своему, радовались, что хоть кто-то вспомнил их подругу.
Уехали.
«Мой правнук, Ефимка, — для Агафьи сегoдняшний день был особым. – Каким он взрослым стал, даже постарел. И сын его сoвсем взрослый».
«Стас был моим лучшим другом. Он обязательно будет приходить», — Платон в этом не сомневался. – Тетя Агафья, ты что молчишь?»
«Нет уже нашей Агафьи, — пояснила Таисия. – И никoгда не будет. Она улeтела. В рай».
«Как я рад за нeё!»
«И ты, Платон, долго здесь не задержишься. На зeмле, есть, кому вспоминать тeбя дoбрым слoвом!»
Автор: Александр Паршин
Сначала я работала в садике воспитателем (хотя по профессии я психолог), потом предложили пойти в другой сад по профессии. Я решила попробовать. Новое мое место работы было, как ни забавно, самым старым садом в городе. Конечно, заведующая как могла пыталась поддержать в нормальном состоянии 78- летнее здание, но одного взгляда хватало, чтобы понять, что сад дышит на ладан. Скрипящие полы, открывающиеся сами от сквозняка двери, странные звуки — все это было совершенно стандартно. Иногда откроется сзади дверь (мой стол стоял спиной к двери), слышишь, будто кто-то идет, а потом кажется, что даже сказали что-то. Оборачиваешься — никого. Только дверь нараспашку. Сотрудники часто болели и уходили на больничный. Через пару месяцев случилось так, что в одной группе обе воспитательницы слегли с простудой.
Заведующая попросила меня остаться на группе. Работа для меня была не новая, да и соскучилась я немного по жизни воспитателя. Согласилась. Как назло, именно в этой группе был ребенок,родители которого работали допоздна и забирали его аккурат в 19:00. Разумеется, никого уже не было в садике к этому времени, он был всегда последний.
В один зимний вечер мы, как всегда, остались с ним вдвоем. Он играл, я доделывала отчет по основной работе (завтра его нужно было сдавать). Но в этот день мальчика забрали на 15 минут раньше обычного, а я осталась дописывать отчет. Закончив, я собрала вещи, взяла ключи и направилась вниз. Я вышла на улицу, закрыла дверь садика и направилась в сторону дома, как вдруг в тусклом свете единственного фонаря на территории сада я увидела чью-то тень. Я не успела ее толком разглядеть, так как тень юркнула за веранду, но точно была уверена, что это был ребенок. Я оглянулась по сторонам в поисках его сопровождающего — никого. Меня это встревожило. Я направилась за веранду, чтобы убедиться, что ребенок под присмотром. За верандой действительно стоял мальчик. Света здесь было совсем мало, поэтому я могла едва различить, во что он был одет. На нем было тоненькое пальто, валенки, большая шапка и изъеденный молью шарф. Сам он был щупленький и вообще создавал ощущение заброшенного ребенка.
— Здравствуй, — сказала я. — Ты с кем тут?
Мальчик тихо хрипел. Мне даже показалось,
что он сейчас заплачет, но я не могла сказать наверняка, потому что он прятал свои глаза за огромной шапкой.
— Ты ходишь в этот садик? — снова спросила я. Мальчик медленно кивнул.
— В какую группу?
Молчание.
— Кто твоя воспитательница?
Он медленно поднял голову и улыбнулся черными зубами. Тогда я не испугалась, а
опечалилась и мысленно поругала родителей, которые совершенно не следят за своим ребенком. Но вот он поднял голову еще выше, и я увидела его глаза. Я не знаю, как объяснить, почему меня охватил неописуемый ужас. Почему мне захотелось убежать прочь, закрыться в своей квартире и больше никогда не выходить из безопасного места. Его глаза были совершенно неживые. При этом они выражали какую-то животную угрозу. Как будто стоит мне сделать лишь одно неосторожное движение, как он накинется на меня и раздерет в клочья. Наверное, я смотрела в его глаза не меньше минуты, когда почувствовала, что сейчас потеряю сознание. Я хотела развернуться и уходить, но не смогла. Я упала на снег, в глазах все поплыло. Последнее, что помню: ребенок смотрит на меня сверху и хрипит, словно вот-вот задохнется, а потом чей-то
громкий крик: «А ну, пошел отсюда!». Потом
темнота. Я очнулась на диване в каморке сторожа. Это была пожилая женщина лет
восьмидесяти, довольно полная, но очень
активная и живая для своих лет.
— Выпей, — строго сказала она мне и протянула рюмку. Я поморщилась, но выпила водку до дна.
— Вы видели? Там был ребенок… — слабо начала мямлить я.
— Видела, — мрачно ответила она. — Уже не раз я его, душегуба, видела…
— Что вы имеете в виду? — удивилась я.
— Что-что… — усмехнулась она и посмотрела на меня, как бы оценивая.
— Можно и рассказать. Садик-то наш старый,
да ты и сама видишь небось. Столько тут было всего, не сосчитать. Но был особенный один случай. То после войны было. Детей была тьма, воспитатели не справлялись с ними, да и образование не у всех было. Вот работала тогда одна такая молодая, прямо как ты. Не слушались ее дети. Однажды перелез один хулиган через забор. Она давай его ругать — как, мол, с территории сада уходить можно? Никогда нельзя уходить с территории детского сада! Да он и сам больше испугался. Плакал, кричал. Она его отшлепала, да на веранду посадила. А он плачет, умоляет ее. Не знала та воспитательница, что у мальчишки этого астма была. Он у нее в углу и задохнулся. Не уследила. Да только, видно, урок ее он хорошо усвоил. И больше никогда не уходил с территории детского сада. Не одна ты его видела, были и другие. Ужас он наводит, да
тоску смертную. Бывало, что воспитательницы этого сада, здоровые девицы, с собой кончали. Почему — один черт знает. Доводит он их, наверное. Как увидит ту, которая на его воспитательницу похожа, так и не отстает, пока та не помрет. Я пошла домой. Той ночью мне совсем не спалось, и я твердо решила уволиться, что в ближайшие дни и сделала.
Выходила Любка за своего Семёна по большой любви. Ждала его, как из армии пришел, так сразу и поженились.
Жили они скромно. Любка на ферме дояркой работала, а Семён механизатором в колхозе.
Родила Люба своему мужу трёх дочек, что вызывало большое недовольство мужа - очень сына он хотел. Любка, может быть, и на четвёртого бы решилась - трое есть и четверых прокормим, - но через год после рождения младшенькой выпивать стал Семён.
Сначала пил тихо-мирно. Выпил - и спать лёг. Потом руки стал распускать, Любку поколачивать. Детишек не трогал никогда.
Люба была остра на язык, баба боевая, грубая. Но то с бабами, мужу своему отпор не давала. Один раз, правда, попыталась, так только ещё больше разозлила его. Здоровенный был Семён, крепкий. Да разве справиться ей с таким мужиком?
Терпела Люба. А куда ей с тремя детишками деваться было? Из родных - никого...
- Любка, это как же ты терпишь от мужика-то своего? Ты же сама, кого хочешь поколотить можешь... - посмеивалась Рая, которая когда-то имела виды на Семёна.
- Вот язва-то, лишь бы языком молоть. Мужик-то мой здесь при чём? В сарае я ударилась, когда поросям давала, - оправдывала свой синяк под глазом Люба. - А поколотить, да, могу. Смотри у меня, Райка.
- Ой, Райка, а можно подумать твой тебя не поколачивает. Забыла, как по двору от него бегала? Молчала б лучше, - вступилась за Любу подруга Нина.
- Да тьфу на тебя. То и было один раз. Сама я виновата была. А Любка вон уже не первый раз с битым глазом приходит. Так сама ж себе счастье такое выбрала... - гордо удалилась Рая.
Пришел однажды Семён домой сильно пьяный, скандал учинил.
- Мне вон Петька Власов сказал, у любого мужика сын должен быть. У всех в деревне сыновья есть. У Петьки так вообще четверо. А я, что, не мужик получается? Одних девок мне рожаешь.
- Ты бы лёг, Семён, - чувствовала Люба, что кулаки сейчас в ход пойдут. Так оно и вышло.
На шум выбежала из комнаты младшенькая дочка - пятилетняя Машенька. Малышка пыталась защитить мамку от разъяренного отца. Семён в пылу гнева оттолкнул малышку. Отлетела она, как пёрышко и, ударившись об стол, громко заплакала.
Семён, испугавшись содеянного, затих. Люба бросилась к плачущей дочке. Увидев кровь на её губе, Люба контроль над собой потеряла. Такую силу физическую в себе почувствовала, что сама этой силы испугалась.
Вцепилась Люба в мужнино горло и поволокла к колоде, где дрова рубили. Схватила Люба топор.
- Ты что делаешь, дура-баба, убьешь же! - орал перепуганный Семён. - Люди, добрые, помогите, убивают!
На крик о помощи прибежал сосед Васька. Еле пальцы Любины смог разжать, чтобы топор забрать.
- Тронешь ещё детей, точно убью. Понял меня? - прошипела Люба.
- Я понял, понял, Любушка. Виноват я, прости меня. - Семён сразу протрезвел, стоял, трясясь от страха, и даже пошевелиться боялся. - Пойду я, ладно? У доченьки прощения попросить надо...
- Иди уже и на глаза мне сегодня не попадайся.
- Спасибо, Любушка. Спасибо, Васёк. Не дал погубить.
- Ну Любка, ну ты даёшь! Как же ты с верзилой-то своим справилась? - вскоре прибежала Нина, узнав о случившемся.
- Потому что я мать... Дочурку он мою обидел. Ох, Нинка, - тяжело вздохнула Люба, - да я и сама не знаю, откуда сила во мне такая прибыла. Люба впервые за долгие годы дала волю слезам.
Опозорен был Семён на всю деревню. Даже детвора смеялась над ним.
С тех пор жену свою он и пальцем не тронул. Дочкам в глаза смотреть боялся. Стыдно ему было, особенно перед Машенькой. Просил у неё прощения много раз. Даже специально в райцентр съездил, игрушку купил. Не все, оказывается, мозги ещё пропил.
Только пить Семён так и не бросил. И через несколько лет умер прямо во время очередной пьянки.
Райка больше над Любой не посмеивалась, боялась её и другим советовала не связываться: "Ой, бабоньки, не подходите вы к ней. Психическая она. Чуть что - сразу за топор хвататься".
А Люба ничего, справилась. Вырастила дочек, воспитала. Замуж она больше не выходила.
Все три дочки, повзрослев, уехали в райцентр, техникум окончили, замуж вышли. И было у Любы три внучки и четыре внука...
Автор : Истории от души
Пpасковья Ивaновнa , ухватив зa кpылья большую пестpую куpицу , сеpдито окуналa ту в большую кадку с водой. Куpица душеpaздиpaюще кpичaлa и пыталaсь выpваться. Зaкончив купaние , онa сердито бросилa несчaстную Пестpушку нa покpытый тpaвой двоp.
Истошно голося , тa бpосилaсь удирать , теpяя чеpно - белые пёpышки , котоpые подхвaтывaл озоpной сентябpьский ветеp и уносил кудa - то далеко - дaлеко. Прасковья Ивaновнa подхвaтилa тяжеленную кaдку и сеpдито выплеснулa воду нa кaбaчки , толстыми поpосятaми лежaвшие вдоль зaбоpa. После зaшлa в хaту и плотно пpитвоpилa зa собой двеpь.
Нeт, Πpacкoвья Ивaнoвнa былa вoвce нe злoй жeнщинoй , мучившeй нecчаcтную куpицу. Πpocтo Πecтpyшкa peшилa в тpeтий paз зa лeтo уcecтьcя нa яйцa. Двa пoкoлeния вocпитaнных eю петушкoв и куpoчeк ужe бpoдили пo пыльнoй деpевeнcкoй улицe , a нa двopе cтoял ceнтябpь, и вылупившиecя цыплятa пpocтo нe уcпeли бы пoдpacти и пoгибли в дoлгую хoлoдную зиму. Πoэтoму - тo хoзяйкa и пpибeглa к иcпытaннoму нapoднoму cpедcтву - oкунуть нaceдку в хoлoдную вoду.
Сидевшaя нa зaбope кoшкa Мapyськa , хoзяйcкaя любимицa , c филoсoфcким cпoкoйcтвиeм нaблюдaлa зa Πecтpушкoй oгpoмными зoлoтыми глaзами.
- Вoт дypа - тo... - pаccуждала oна , умывая poзoвoй лапкoй и без тoгo чиcтую моpдoчку - как cнecла яйцo , так и pаcкудахталаcь на вecь двop... Μолчала бы , глядишь и вывeла бы cвoих цыплят... Вoн, я мoлчу - мoлчу , а чeтвepo котятoк в ceнe пoдpаcтают... Глядишь , cкopo любимую хозяйку пopадoвать мoжнo бyдeт... Кошка выгнула cпину , зeвнула , oбнажив аккуpатный язычoк , и oтпpавилаcь в cаpай , гдe и oжидал eё пушиcтый pазнoмаcтный выводoк.
На cлeдующий дeнь хoзяйка Πecтpушки oтпpавилаcь в cаpай в pаccтpoeнных чувcтвах. Πогибла eё любимая кoшка Μаpycька , и нужнo былo дocтoйнo пoхоpонить eё , пoлoжив в могилку cвeжeгo cенa.
Μaруcькa cталa жeртвoй oднoй из лиc , в изобилии вoдившихcя в oкрecтнocтях дeрeвни . Πрaвдa , oнa cумeлa вырвaтьcя из лиcьих зубoв вeрнулacь дoмoй , чтoбы отпрaвитьcя нa Радугу из рук любящeй хoзяйки. Ηaклонившиcь , чтoбы выдeрнуть клoк пaхнущeгo дивными aрoмaтaми мягкoгo ceнa , oнa увидeлa Πеcтрушку. Онa cидeлa в изрядных рaзмерoв гнeздe, рacпушив вo вce cтoрoны пeрья , и дoвoлнo квoхтaлa. Γромкo ругaяcь , Πрacкoвья Ивaновнa пригoтoвилacь cхвaтить нecчacтную кyрицу зa хвocт и выбрocить из гнездa. Πеструшкa жe нaдулacь , кaк шaр , и зашипeла на хозяйку сepдитой гусынeй. Ηe ожидавшая тaкого отпоpа , хозяйка отдеpнула pуку , а из под тоpчащих во всe стоpоны пepьeв показалaсь... любопытная кошачья моpдочка!!!! Одна , вторaя , тpeтья... Βскоpe на Свeт Божий показались с гpомкими кpиками всe четыpe Μаpуськиных котeнка!!! Как на закaз - чepный, бeлый , полосатый и милaя тpeхшepстная кошечка , как двe капли воды похожaя на покойную мaму...
Тeпepь Πpасковья Ивановна каждый день отпpавлялась в саpaй , дepжа в pyках вeдеpко с зepном для кyрицы и плошку с молоком для eё чeтвepоногих '' цыплят ''. Βскоpe Πестpушка начала вывoдить нa пpогулку cвoй непocедливый вывoдoк. Рacпyшив перья , oнa грoзнo квохтaлa , oхрaняя cвoих детей и нacтoйчивo пpедлaгaлa им пoклевaть зернa или cъеcть неoбычaйнo вкуcнoгo червячкa... Ηo малыши лишь кувыркaлиcь в трaве , дa ноcилиcь пo двoру , рacпyшив крoхoтные хвocтики - моркoвки.
Ηаcтупилa зимa. Βcе четверo Μaруcькиных мaлышей переcелилиcь в прocтoрную избу Πpаcкoвьи Ивaнoвны.
А Πеcтрушкa...
А Πеcтрушке пришлocь выделить прocтoрную корзину пoд лaвкoй , пoтому чтo изpяднo пoдрocшие кoтятa coглaшaлиcь cпать тoлькo пoд теплым мaминым крылышком...
Автор Εкaтерина_Ложкинa
Сирота
Лизе было два года, когда умерла её мать. Вся деревня жалела малышку, но куда её девать? В каждой семье — свои дети. Уже совсем хотели было отвезти сиротку в детский дом, но тут Мария Петрова — мать пятерых детей — заявила, что они с мужем решили её удочерить.
— Что ты, Мария, — отговаривали её односельчане, — тебе и со своими справляться нелегко, частенько голодают, а тут ещё чужой ребёнок.
— Ничего, — ответила Мария, — где пятеро за столом, там и шестому место найдётся.
И она увела девочку к себе. Шли годы. Лиза росла послушной и ласковой девочкой. Она не доставляла особых хлопот новой матери, даже никогда не болела, видно, Ангел-Хранитель защищал её. Нашлись, правда, “услужливые” люди, объяснившие девочке, что она не родная в этой семье, а только приёмыш. Узнав это, Лиза не огорчилась. Напротив, она ещё больше привязалась к своим родителям и часто, обнимая мать, шептала:
— Ты всё равно моя самая настоящая мамочка!
Выросли родные дети и разъехались по разным городам. Осталась с родителями только четырнадцатилетняя Лиза. Из ребёнка она превратилась в красивую девочку с ясными глазами, всегда спокойную и приветливую.
Однажды Мария пошла на речку полоскать бельё. Дело было ранней весной, лёд у берега был ещё крепкий. Подойдя к ближайшей полынье, она поставила таз с бельём и хотела уже приняться за работу. И тут послышался страшный треск, лёд на середине реки вздыбился, треснул, показалась вода.
— Лёд пошёл, лёд пошёл! — закричали ребятишки и кинулись на берег. Посмотреть на ледоход вышли и взрослые. Забыв про бельё, как зачарованная, смотрела Мария на грозную картину. И тут льдина, на которой она стояла, оторвалась и медленно двинулась к середине реки. Мария могла бы ещё перепрыгнуть на землю, но растерялась, а полоска воды между ней и берегом -становилась всё шире и шире. Увидав это, женщина в ужасе закричала. Началась паника: кто кричал о лодке, кто о канате, а льдина всё удалялась. Вдруг все увидели бегущую к берегу Лизу. Не останавливаясь, она просто взлетела на близлежащую льдину и, перепрыгивая с одной на другую, стала приближаться к матери. Мать, увидев дочь, в отчаянии крикнула:
— Лиза, вернись! Мы обе погибнем!
Но девочка не слушала и уже через несколько секунд очутилась рядом с матерью, взяла её за руку и твёрдо сказала:
— Успокойся, мама, Бог спасёт нас!
Лиза зорко следила за льдиной, на которой они стояли, и как только та налетела на большую, резко скомандовала:
- Прыгай!
Обе благополучно перепрыгнули. Так, перебираясь по льдинам, они приближались к берегу. Лиза почти тащила обезумевшую от страха мать, и та целиком ей подчинялась. Добравшись до земли, мать с рыданьем упала без сил. Подбежавшие женщины отвели их домой.
Народ долго не расходился. Все восхищались поступком девочки, удивлялись её смелости и любви к неродной матери.
После этого события уже никто в деревне не называл Лизу приёмышем, а только младшей дочерью Петровых.
#опусыирассказы
Автор: Борис Ганаго
Я переехал в новую квартиру и обнаружил, что у меня маленькая кухня. Раньше я никогда особо не задумывался о том, важен ли для мужчины размер кухни. Но массовая культура и рассказы друзей навязали мне стереотип — кухня должна быть большой. Герои кинофильмов обитают в обширных кухнях, они ходят пешком от холодильника к столу. Друзья за пивом хвалятся — у кого пятнадцать метров, у кого двадцать. А у меня только семь… Может ли мужчина вести полноценную жизнь на семиметровой кухне?
Я стал комплексовать. Я боялся приглашать туда гостей, особенно после того случая, когда Ира засмеялась и сказала «Боже, какая маленькая!» Больше мы не встречались. Я старался сразу вести девушек в гостиную, приносил им туда подносы с едой. Я оттягивал знакомство с моей кухней как мог, но рано или поздно все они говорили: «Пойдем посидим на кухне, мы ведь уже давно знакомы». После этого… Кто-то пытался скрыть разочарование, кто-то делал вид, что ничего не происходит, но я-то все чувствовал.
«Какой размер кухни является нормальным?» — задавал я вопрос специалистам. Говорили, что нормы как таковой нет, дело не в размере, а в удобстве планировки. Кто-то утешал меня историями о счастливой жизни в восьмиметровках. Это звучало как-то с надрывом, как в рассказах об инвалидах, вопреки всему не потерявших веры в себя и умения радоваться жизни. То есть преподносилось как исключение, почти как подвиг. Но у меня даже не восемь, а семь…
«Так жить нельзя, — решил я. — Нужно бороться! «Преодолев страх перед архитекторами, я стал интересоваться, нельзя ли искусственно увеличить размер кухни. Мне сказали, что если причина моего недовольства носит психологический характер, то можно попробовать увеличить площадь кухни визуально. То есть повесить зеркала, обставить ее более узкой мебелью, заменить стол барной стойкой. «Но это же самообман!» — восклицал я. Она так и останется семиметровой, и любой разговор о площадях будет портить мне настроение. Я никогда не умел себя обманывать. Тогда, сказали архитекторы, остается радикальное средство — перепланировка. Есть специальные сложные операции — от вырубки мусоропровода до объединения кухни с комнатой. Некоторые так делают и ничего — живут. Конечно, гарантии успеха никто не даст, в процессе операции могут возникнуть осложнения, например, если стена несущая. А чтобы это узнать, нужна справка из БТИ. И вообще нужно собрать массу разрешений, и, даже если все получится, совсем не факт, что архитектурная комиссия не заставит переносить стенку обратно — законы-то меняются каждый год. Да и за комнату как-то страшно, останется ли она полноценной после такой перепланировки.
Я представил себе ремонт (не выношу вида ремонта): осколки плитки, мешки с цементом, рабочие в грязных комбинезонах лупят кувалдой по стенке моей кухни… Меня чуть не вырвало, и я понял, что никогда на это не отважусь.
Отчаяние постепенно переросло в тупое равнодушие. Мне трудно об этом писать, но я — молодой здоровый мужчина — просто вычеркнул тему кухни из своей жизни. Я решил, что могу обходиться вообще без кухни, в конце концов, это не главное в жизни — остаются книги, музыка, любимая работа. Я перестал приглашать гостей и сам старался есть не дома. Конечно, круг моих знакомых сузился, я все больше замыкался в себе. Утешение, как это часто бывает, я нашел на дне бутылки. Алкоголь помогал отключиться, не думать о кухне. Порой в похмельной бессоннице я метался на сырых простынях, терзаемый фантомами: я видел себя на просторной кухне в окружении людей, мы сидели за большим столом, смеялись, я говорил: «Подождите, я принесу еще сыру», вставал и шел в другой конец, к большому холодильнику… Потом я просыпался в слезах, брел на свою, поросшую паутиной семиметровую, включал свет, оглядывался и приговаривал: «Боже, почему я…» Жить не хотелось. Меня спасла Катя. Я сидел дома и как обычно лазил по сайтам дешевых столовых самообслуживания, как вдруг раздался звонок в дверь. На пороге стояла невысокая, чуть полноватая брюнетка с добрым лицом.
— Простите, — сказала она. — Я — дизайнер интерьеров, делаю ремонт в квартире над вами. Можно посмотреть вашу кухню? На предмет протечек сверху…
— Нет! — вскричал я. — Не надо, у меня там…
— Да вы не волнуйтесь, я на секунду, — улыбнулась она и, не церемонясь, устремилась туда, прямо туда…
Сгорая от стыда, я стоял в коридоре, готовясь услышать ее ироничные замечания. То, что я услышал, меня поразило.
— Какая симпатичная у вас кухонька, — донеслось до меня. — И вид приятный из окна. Прибраться бы не мешало. Вы что, один живете?
— Но она же… — выдавил я, — она же маленькая.
— Ну и что,— рассмеялась она, — разве это главное?
Мы познакомились и разговорились. Потом Катя зашла еще раз, и как-то так получилось, что мы снова оказались на кухне, я предложил ей чаю, и она согласилась. Я не мог в это поверить: мы сидели на моей кухне и пили чай!
Очень быстро Катя убедила меня, что в кухне главное — не размер, а умение с ней обращаться. И она умела обращаться с моей кухней! Оказалось, что у меня можно и готовить, и просто сидеть, и самое главное — получать от этого удовольствие. Вскоре мы поженились. Да, Катя повидала на своем веку много кухонь, но я ее не виню — это ее работа. Зато как продуманно она расставила мебель, как ловко она умеет доставать пирог из духовки, не стукаясь головой о подоконник! И главное — я теперь счастлив.
Я многое понял. Во-первых, самое важное в жизни вообще и с кухней в частности — принимать ее такой, какая она есть. Во-вторых, помочь мужчине в обретении гармонии может только любовь женщины. И, в-третьих (это мой маленький секрет), если отодрать весь плинтус, можно реально добавить к площади кухни около полуметра!
(с) Александр Маленков
Тома всех простила
Автор: Мавридика де Монбазон
- Тамара, ты что? Что с тобой, спрашиваю?
- Ничего, - женщина отвернулась к окну.
Мать поставила с громким стуком чайник на плиту, швыркнула спичкой, загорелось пламя, всё так громко, всё било Тому по ушам.
-Что случилось? Будто на панихиде сидишь.
-Меня Фёдор бросил, - сказала ровным голосом, не поворачивая головы.
-Пффф, а я тебе говорила, я Тамара говорила, - мать враз засуетилась, забегала бестолково по кухне, то вытирая, то опять моя руки, - нет же, ты самая умная, думаешь мать плохому научит, вооот, вооот, мотай теперь сопли на кулак, бестолковая.
Тома сидела, тихонько раскачиваясь на стуле, глаза её были полуприкрыты, слёз не было, было отчаяние.
Она будто находилась на необитаемом острове и смотрела вслед уходящему паруснику, единственному, больше не будет в её жизни ни кораблей, ни даже лодок, так и останется всю жизнь одна, на выжженном солнцем песке, на необитаемом острове.
-Хорошо хоть детей не додумалась ему родить, а то бы сейчас мыкалась, - причитала мать.
Тома будто во сне повернула тяжёлую голову в сторону матери.
-Детееей, говоришь. А он и ушёл поэтому, что не могу дитё родить, понимаешь? Он же мужик, живой человек...ему дети нужны, а я.…я.…не могу этого ему дать, мама...
Знаешь, не все такие как ты...Есть люди, у которых дети запланировано, по любви заводятся, вот и я хотела такой быть, мама...
-Не говори ерунду, Тамара, - привычным, командным голосом начала мать, - у тебя вся жизнь в твоих руках, что хочешь, то и делаешь, куда хочешь, туда и идёшь или едешь.
Хочешь спишь в выходной, а не бежишь на кухню, готовить еду, не делаешь в школу и садик идиотские поделки, не бегаешь по дурацким утренникам, не переживаешь за двойки и не ломаешь голову поступит твой балбес или нет.
-Мама...это ты этого не хотела, да тебе пришлось...А я мечтала, слышишь, я мечтала о ребёнке, о детях...
-Бред, - пристукнула мать ладонью по столу, - не может нормальный человек о таком мечтать!
-Иногда мне кажется, мама, это ты ненормальная, да-да, это ты какая-то бездушная, ты же как пустыня, вся выжжена.
-Ну-ну, давай ещё меня обвини в том, что ты не смогла своему разлюбезному кобелю нарожать кучу сопливых вы...
-Замолчи, - взвизгнула Тома и подскочила, мать неожиданно села на стул, Тома за все свои почти сорок лет никогда не позволяла себе такого обращения с матерью, - замолчи, мама.
Если бы не ты...
-Что, если бы не я? Что? - мать смотрела на Тому снизу вверх, немного испугавшись, это было заметно.
Тома даже почувствовала уверенность в своих силах, но мать быстро взяла себя в руки, - коришь меня что не дала тебе сломать жизнь свою?
Что не дала загубить карьеру, дала возможность жить полноценно, дышать полной грудью?
Конечно, имея всё, теперь можно ненавидеть мать...Подумаешь, мужик сбежал, да пусть катится, нашла о чём переживать.
Собирайся, я сейчас Анне Тимофеевне позвоню и поедем с тобой, в санатории отдохнём, вдвоём хоть с матерью побудешь.
-Нет, - твёрдо ответила Тома, она сама от себя не ожидала, перечить матери? Не сделать по её? Это же очередной бунт со стороны Томы, это очередные упрёки и оскорбления со стороны матери, но... - нет, мама...
Всплывают в памяти картинки.
Томе шестнадцать, и она влюблена...
Он такой, он такоооой!
Все девчонки завидуют Томе, ещё бы, спортсмен, квнщик, просто красавчик, умный, добрый и справедливый, один на весь мир, Витя!
Её Витя.
Он заботится о Томе, приносит ей маленькие шоколадные батончики, провожает до дома, доносит портфель, они вместе везде, а ещё...ещё Витя поцеловал Тому, вот так.
Дома строгая мать, всё делать по распорядку, а Витя...Витя это жизнь, это радость, это счастье...
Он настолько положительный, настолько...что Тома однажды не выдерживает и рассказывает маме, что влюбилась.
А кому ещё рассказать?
Это была Томина роковая ошибка, во всяком случае она сама так считает до сих пор.
Мама работала в госструктуре, навести справки о любом человеке, да раз плюнуть.
-Не смей встречаться с ним, ясно, - через три дня сказала мать Томе.
-Почему, мамочка?
-О будущем не думаешь? Знаешь, что у него сплошь алкаши да зеки в родне? Где у него мать, у твоего Вити драгоценного, не знаешь? А брат старший? Отец? С кем воспитывается твой Виктор? Прежде чем розовые сопли пузырями пускать, надо было узнать всё о человеке.
Увижу вместе, отправлю тебя в деревню глухую, к бабке Ефимье, поняла?
Бабку Ефимью Тома не любила, она была троюродной тёткой матери, злая, скрюченная старуха, жила в покосившейся избушке и ненавидела весь мир.
Она воспитывала Томину мать, но любви к ней тоже не испытывала, всяко обзывала, требовала к себе внимания, когда мать не приезжали с Томой и жутко ненавидела, когда они были рядом.
Тома её очень боялась, но даже это не остановило девочку.
Витя рассказывал про своих неблагополучных родственников Томе, она многое знала про своего любимого, но никогда не думала, что мать заинтересуется так Виктором.
Тома случайно появившийся ребёнок от случайной связи матери на курорте, там мать сказала однажды, лет в пять Томиных, потом ещё пару раз повторила, этого хватило чтобы не задавать вопросов об отце и родственниках.
Этим и оправдывала не проявление эмоций матери по отношению к себе, казалось ей всё равно что там происходит с дочерью.
Главное, что жива- здорова, одета- обута и не голодная.
Конечно, она не послушала маму и как следствие случилась ранняя беременность.
Виктор, он был старше на три года, поступил в институт, написал вдруг скупое, письмо положил в почтовый ящик, что между ними нет ничего общего, он выбирает другой путь в жизни.
Тома ревела, пришлось признаться матери что беременна, та незамедлительно отвела её в больницу.
-Да что ты такая уродилась -то? - шипит мать на бледную Тому, когда она разбудила её ночью вся в крови, открылось кровотечение.
Матери пришлось вызвать скорую и совать врачам денежку, чтобы никто не сказал, что у *** дочка после аборта чуть не умерла.
Тома долго лежала в больнице, всем говорили, что с почками.
Кое- как выкарабкалась, ни о каких детях больше речи и не было.
Затем мать перевели в область, Тома поехала с ней, училась, строила карьеру, о личной жизни забыла.
Вскоре встретила Фёдора, мужчина ухаживал красиво, был скрепя сердце одобрен матерью, вышла замуж, предварительно рассказав, что детей иметь не сможет, тот отмахнулся...
А теперь...
Теперь он ушёл, к той которая сможет родить...
Тома вяло пила чай, который заварила крепкая ещё мать.
Сколько ей лет, задумалась Тома, ну дела... не знать сколько лет собственной матери.
Мать никогда не акцентировала на возрасте своё внимание, семьдесят? Да, семьдесят.
Скоро и я так буду, сидеть в кресле, смотреть какие-то странные каналы по телевизору, презрительно морщится и всех ненавидеть, как мать...как бабка Ефимья...
-Иди ложись, поспишь и всё пройдёт.
-Мама...Мааам...-Тома с детства не называла мать мамой, просто обращалась к ней и всё.
-Чего тебе, - мать не ожидала такого обращения, стояла и смотрела, буравя своими цепкими, острыми глазками дочь.
-Мама, а ты помнишь Витю?
-Какого Витю?
-Ты знаешь...
-Нашла о ком помнить...Сдох где -нибудь под забором.
-Ты же знаешь, что нет, он не такой, мама...
-Конечно не такой, любовь у вас же была, - передразнила мерзким голосом мать, - какая любовь? Выдумали всё люди, нет любви, нет ничего, есть корысть, когда одному что-то надо от другого...
Не такой...
Гордый...
Деньги не взял, а письмо всё же написал, потому что...
-Какие деньги, какое письмо, мама?
-Да всё...отстань...
Тома ходит на работу, живёт вроде бы, ездит каждый день к матери, которая постепенно превращается в бабку Ефимью и всё её не покидает чувство, что жила она как во сне все эти годы.
Начала осторожно искать Виктора, что же, кто ищет, тот всегда найдёт...
Нашла в одной соцсети, стала в режиме инкогнито заходить к нему на страничку.
А они живут в одном городе, оказывается и не спился, и под забором не валяется.
Любуется мужчиной Тома, хорош.
В окружении детей, трое, взрослые уже.
Она рада, что он счастлив.
Тома шла по ТЦ, а навстречу Виктор.
Да, так бывает в жизни, и это не сон.
Как она прошла мимо, словно лом проглотила, в голове шум, вся покраснела, дошла до скамейки и села.
Он появился почти сразу.
-Тома?
Стало стыдно за неухоженные волосы, кое-как завёрнутые в дульку, отсутствие маникюра и макияжа, отчаянно захотелось быть красивой, весёлой и счастливой.
-Да, здравствуйте, а вы?
-Я Виктор, Витя...Сазонов, вы...ты меня не помнишь?
-Отчего же, - волнуется оттого и старается говорить чётко и ровно, - да, я вас помню, - не смело улыбнулась.
Стоят, не знают о чём говорить, вроде и не виделись столько лет, а сказать нечего, чужие люди...
-Пап, вот ты где, - подбежала девчушка лет пятнадцати, - здрасти, пааап, там такие брюки, идём, идём...
-Рад был видеть, Тома...
Врёт, думает женщина, всё врёт...
А вечером он написал в той самой соцсети.
Сначала разговор шёл вяло, а потом разговорились, через неделю Тома уже не представляла себя без этих ночных переписок она немного ожила, начала опять ухаживать за собой.
Пришёл Фёдор, что-то там забрать надо было, залюбовался бывшей женой. Пожаловался на капризную новую, что выносит мозг, что не высыпается, потянулся к Томе.
Оттолкнула, отпрянула.
-Вон ты какая, Томка, нашла что ли кого?
-Тебе -то что?
-Да ты с твоей мамашей вряд ли кого найдёшь, - выпалил зло, — это она меня поймала дурака...
-Что?
-Да то, купила твоя мать меня, а потому сам уже...понравилась ты мне, ты не знала?
-Что за ерунду говоришь, нашёл донну Корлеоне...
-Да твоя мамаша похуже будет, спроси у неё.
-Она против тебя была!
-Угу, знала твой характер, на этом и сыграла, что ты наперекор пойдёшь. Раньше она кавалеров от тебя отпугивала, а тут поняла, что ты хиреешь, чахнешь, ну и нашла меня, сначала так, для здоровья, мол...
-Ты врёшь, уходи...Такая мерзость...
-Я -то уйду, но знай, Томка, я тебя по-настоящему любил и сейчас не прочь...
-Уйди.
Весь вечер сидела, глядя в стол, Виктору даже не отвечала.
Мать...Фёдор, теперь Виктор опять о себе напомнил, а она как дура, опять повелась.
Открой глаза, - корит себя Тома - устал от жены, от быта, дети взрослые, вот и флиртует, а она...Она и повелась, ох глупая. Неужели Фёдор правду сказал? Да нет, врёт, чтобы обидеть побольнее, мать строгая, но не подлая нет...
Он ждал её у выхода с работы.
-Привет, хорошо, что у меня отпуск, смог полдня тут проторчать, что случилось? - Виктор был без цветов, просто стоял и улыбался, - напугала меня, куда исчезла?
Тома только открыла рот чтобы всё высказать, но поняла, что коллеги смотрят с любопытством. Молча пошла за угол, Виктор следом.
Только хотела сказать, а он взял и поцеловал.
-Прости, не сдержался, так рад что ты нашлась. Я знаю, что ты не замужем, прости, я всё знаю.
-Что?
-Твоя мама, она мне рассказала, мы встретились нечаянно. Она попросила прощения, сказала, что ты не простишь если тебе расскажет.
Тома, я её простили понял, она ведь из любви к тебе это сделала. Семейка у меня действительно была...Это я теперь как отец троих детей понимаю.
Тома молчала, её мать из любви? Из любви к Томе что-то могла сделать?
Что?
-То письмо...ты не писал?
Виктор покачал головой.
-Она сказала, что отправит тебя к той бабке, я знаю, как ты её боялась...Твоя мама, она защищала тебя, как умела...Она мне грозила что сделает плохо тебе, я верил что у тебя жизнь задалась.
-Она сделала меня несчастной, на всю жизнь, понимаешь, - прошептала Тома, - и дело не в том, что нас разлучили, мы могли и сами расстаться, я не могу...
-Я знаю, прости, -он подошёл и обнял плачущую Тому.
-Зачем ты пришёл? Зачем? Покаяться в чём-то? Показать какой хороший?
-Нет, я пришёл тебя в гости пригласить, там Лизка ужин готовит.
-Издеваешься?
-Почему, - спросил удивлённо, - ааа, Лизка — это дочь, я не успел вас познакомить, ты так стремительно ушла.
Мы вдвоём живём, старшие отдельно, сын и дочь, у меня уже внучка есть, Томочка.
-А жена?
-У неё давно другой мужчина, Лизке лет пять было, пожила с матерью и вернулась ко мне, а старшие и не уходили.
Вот так и живём.
Простила ли Тома мать? Вроде бы да.
Мать так и не повинилась, приняла Виктора и его детей, между прочим, стала хорошей бабушкой и прабабушкой.
Тома смотрела как мать возится с маленькой Томуськой и не верит своим глазам, это её мать?
Тома счастлива с Виктором.
А ещё, Лизка зовёт её мам Томой, пусть хоть так, но она услышала это слово, мама…
Простила ли она мать?
Говорит, что да...Всех простила, кто причинял когда-то боль, Тома счастлива наконец-то.