Я ПОПРОСИЛ ТЁЩУ ЗАБРАТЬ ВНУКА, ПОКА МЫ С ЖЕНОЙ БУДЕМ НА ОТДЫХЕ.

ОТВЕТ БУДУ ПОМНИТЬ ВСЕГДА!!
Обычно тещ либо не любят, либо относятся к ним с предубеждением.
А вот мой коллега всегда отзывался о матери своей жены с большим уважением.
На мой вопрос, в чем секрет его хороших отношений с тещей, он мне ответил:
“Когда я женился, я с опаской посматривал на свою будущую тещу.
Я слишком много наслушался в свое время рассказов и жалоб от своих друзей на вредных тещ, и думал, что так бывает со всеми.
Тем более, что мама моей жены была на момент свадьбы одинока и я ждал, что она будет от скуки вмешиваться в нашу семью.
Но время шло, теща особо на горизонте не мелькала.
Она, конечно, каждый день звонила дочери – я регулярно слышал, как жена щебечет с ней по телефону, но этим дело и ограничивалось.
Потом родился ребенок и я думал, что, наверное, теперь она будет дневать и ночевать в нашей квартире, чтобы учить уму-разуму.
Но теща и тут меня разочаровала – она купила коляску, притащила целый чемодан пеленок-распашонок и опять тихонько пропала.
Она, конечно, помогала посидеть с ребенком, когда жене нужно было срочно отлучиться в поликлинику или к зубному.
Но на этом дело и ограничивалось.
Но вот однажды у меня возник шикарный план.
Приближалось лето и я предложил жене поехать куда-то на море отдохнуть.
А ребенка на это время оставить ее маме – все-равно она одна, пусть порадуется внуку.Жена усмехнулась и предложила мне самому поговорить об этом с ее мамой.
Прихожу я к теще, даже не просто так, а с конфетами.
Она улыбается, встречает, заваривает чай.
Я рассказываю ей, что неплохо бы внуку лето провести с бабушкой, пока родители немного отдохнут и наберутся сил на море.
Она выслушивает меня и отвечает…
– Я, конечно, могла бы забрать к себе на лето внука, мне это не тяжело.
Но вот скажи мне, мой дорогой зять, когда у ТЕБЯ еще будет возможность отвезти на море трехлетнего сына?
Только в этом году. Потому что, через год – это будет четырехлетний мальчик, то есть чуть-чуть уже другой.
И ты навсегда потеряешь целое лето общения с сыном, сплавив его бабушке. Неужели ты так легко отдашь мне такую драгоценность?
А еще через лет пятнадцать твой собственный сын уже сам не захочет ехать с тобой на море, потому что будет взрослый и у него будут свои друзья.
Он быстро вырастет, а у тебя даже не останется воспоминаний, как ты впервые завел, держа за руку, восторженного малыша в волны прибоя.
Как впервые положил ему на ладошку ракушку и впервые построил вместе с ним песочный замок.
Это прежде всего твое право!
И право твоего сына помнить, что впервые море показал ему именно папа, а не какой-то другой человек.
Не лишай его этого!
– Поверь моему опыту, – продолжила она, – наши дети с нами на весьма непродолжительный период нашей жизни. И каждое мгновение, проведенное с ними – неповторимо.
И ты знаешь, я крепко задумался.
Я вспомнил, как меня самого постоянно на все лето отправляли к бабушке в село. Припомнил, как у моего отца вечно не было на меня времени – все отнимала работа. А потом его свалил инфаркт и, оказалось, мне действительно нечего о нем вспомнить. Поэтому, в тот год на море мы поехали вместе.
И через год тоже.
А тещу свою я люблю и уважаю, потому что это действительно мудрая женщина.
Автор неизвестен
Он уже ушёл, а Фроська всё лежала в высокой траве с задранным сарафаном. Тело её и мысли окоченели, казалось, что никогда она больше не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой - до того всё казалось ей чужим и нереальным. Но вечер, идущий к Фроське с востока, коснулся сине-золотым рукавом травы и сильнее потянуло у земли речной прохладой. Фроська пошевелилась, нащупала сбившийся с головы платок. Она села и стала выщипывать из платка соломинки, затем поправила волосы, оттолкнулась от земли и, словно пьяная, пошла, пошла, задевая берестяным пестерем то сомкнувшиеся цветки цикория, то пряный тысячелистник, то анис...
По правую от Фроськи сторону дремал незыблемой стеной лес и пики высоких елей молчаливо тянулись к розовеющему небу. А где-то там, далеко за лугом, оставалось поле, и мать с отцом и старшей сестрой остались на ночь, чтобы утром продолжить жать рожь, а Фроську отправили домой кормить скотину, и никто из них не мог догадаться, что до дома Фроська доползёт уже другой.
Парень увязался за нею у ручья, что вился в лесочке между полем и просторным лугом. Кто он и откуда Фроська не знала, но лицо его казалось знакомым, возможно, захаживал к ним на гуляния или встречались на полях. Вел он себя приветливо, имел мягкие бабьи черты, красивые и невинные, как у телёнка, и Фроська не испугалась. Однако было в нём что-то чрезмерно игривое, глаза блестели недобрым умыслом, который Фроська уловила не сразу.
— Давай помогу донести пестерь.
— Сама управлюсь, лёгкий он, - увернулась Фроська от его руки.
— Ишь какая строптивая, - улыбался паренёк.
Как его зовут, Фроська так и не допыталась, поэтому своё имя тоже раскрывать не стала. Парень ловко забалтывал простодушную Фроську, пока они отходили далеко от поля. Ничего о себе он не рассказывал, а всё о грибах, да о неважной охоте, говорил, что комку свою с лисичками оставил у ручья. Так и не поняла Фроська откуда он взялся.
— А чего это ты увязался за мной? Тебе домой ещё. Возвращайся назад. Хватит за мной плестись!
— А я пока своё не получу от тебя, не отделаюсь.
— Чего получишь?.. - испугалась Фроська и задком, задком от него...
Ничего не ответил юноша - ка-а-ак прыгнул на Фроську, как завалил её в трескучую траву... Фроська криком зашлась, а он по щекам её свободной рукой раз-два, раз-два!
— Не ори, ду ра, всё равно никто не услышит.
Тут-то и разглядела Фроська в его лице дьявольский порок: проступал он на щеках красными пятнами да в глазах телячьих бился огнём.
Ни единой душе Фроська не поведала о случившемся. Жестокий отец точно убьёт её в гневе, вон, на матери живого места нет, всю изувечил, и саму Фроську с сёстрами тоже не жалел. Выплакала она всё по дороге и зашла во двор твёрдой поступью, сразу за дела взялась: то поросят кормить, то птицу. Всё по-тёмному.
— Ты где была так долго, Фроська? Свиньи все извизжались, чуток нас с Грушей не съели, - выговаривала ей, ходя по пятам, младшая сестра-пятилетка Дуняшка. - Мамка говорила, что ты засветло явишься, а уже темень какая.
— Сама и покормила бы! Уйди! - огрызалась Фроська, вываливая в свиное корыто подобие помоев.
— Мои обязанности - это Грушу нянькать, поди сама попробуй, уморила она меня, козявка мелкая, - бухтела наставительно Дуняшка.
— Уйди, говорю! Не хватало мне ещё твоих учений!
Фроська отёрла руки о заборную тряпку и подхватила на руки двухлетнюю Аграфену, попросту Грушу. Склонилась вместе с ней над корытом с водой, умыла и ребёнка и себя, сполоснула руки. Девочка крепко обняла за шею сестру и потрогала волосы:
Фроська сдавленно всхлипнула.
Под конец осеннего мясоеда выдавали замуж старшую сестру Фроськи. Хоть жених был беден, сестра радовалась: наконец-то можно сбежать от тирании отца. Фроська почти ничего не ела и плясать тоже не могла - нутро её переворачивалось от запахов пищи, мутило страшно и песнопения били по ушам, как раскалённый молот. Накануне она поняла, что отяжелела... Чем признаваться в своей беде родителям, Фроське было легче накинуть верёвку в сарае на балку и удавиться - так хотя бы мучаться долго не будет. Видала не раз Фроська, как пьяный отец избивал мать за мелкие грешки: ногами по животу или головой о крыльцо. Фроська и сёстры ходили перед отцом на цыпочках от страха, даже самая младшая, и та боялась его до беспамятства и если отец брал её на руки, дрожала и задыхалась от крика.
— Тьфу! Бракованная баба, нарожала мне одних чёртовых девок! Чтоб тебя на том свете сатана в котле изжарил. Провались ты пропадом, гадкое бабьё! - шумел по привычке отец.
Как выкрутиться из сложившейся ситуации, Фроська не имела ни малейшего понятия. Каждое утро она начала придирчиво рассматривать себя в зеркало, вертелась и так, и эдак... Живот долго не показывался, но Фроська отлично чувствовала, как бьётся внутри дитё. Поначалу Фроська ненавидела то, что было у неё в животе. Никаких материнских чувств не возникало в голове у шестнадцатилетней девчонки. Каждый день, просыпаясь, она мечтала, что ребёночек не подаст признаков жизни, не коснётся её нутра крылом бабочки и каждый раз, когда Фроська начинала думать об этом, ребёнок зачинал пинаться.
После нового года Фроськин живот усиленно попёр в рост. Сложнее стало Фроське управляться по дому - как потаскает что-то тяжёлое, так ноет и ноет он...
— Что такое, Фрося? Не заболела? - интересовалась мать.
Фроська, отдышавшись, разгибалась.
— Нет, маманя, здорова я.
Скрывать живот под широкими сарафанами было не сильно трудно, тем более полнела Фроська во всех частях, наливалась соком, как яблоко. Ближе к весне и отец заметил:
— А ты, Фроська, покруглела за зиму, - уцепился он взглядом за располневшую фигуру дочери.
У Фроськи вся краска с лица сошла. Втянула в себя живот, как могла- да где там. Мысленно приготовилась к смерти.
— Мда! Вот это я понимаю баба растёт! Хорошо мы тебя откормили, да и не битая ты всю зиму считай. Может, и жениха хорошего удастся сыскать, - довольно заключил отец.
У Фроськи как камень с души упал - не догадываются!
Фроська скованно прошлась по избе, насилу выдавливая улыбку. Мать, лучась гордостью, подошла к дочери. Покрутила её, любуясь.
— А какая она у нас красавица, ты только посмотри, папаня! Волосы чёрные, как сажа, глазки зелёные, как травка весенняя, а носик-то какой! Чисто картошечка!
Фроська нахмурилась - уж кем-кем, а красавицей она себя отродясь не считала. Что хорошего в тех глазах её, грустных, как у коровы? А волосы тёмные и толстые, как леска для крупной рыбы? Вот у Дуняшки, мелкой пакостницы, другое дело: мягкие, белые, как пушок... А уж о носе и говорить не приходится - картошка она и есть картошка!
Вскоре пришлось Фроське утягивать живот тряпками и за это ребёнок толкал её ещё неистовее.
— Терпи, окаянный, поскорей бы ты родился и избавлюсь я... - думала в сердцах Фроська. - Седьмой месяц пошёл... скоро уж. Лишь бы папаня не догадался.
На исходе седьмого месяца Фроська с вечера почувствовала себя неважно. Живот периодически начало тянуть. Фроська изо всех сил старалась не издавать звука. Ночью поняла она, что начались роды. Прихватила Фроська своё одеяло и тихо-тихо покинула избу. Снег ещё лежал, но уже виднелись проталины. В темноте Фроська добрела до сарая, прошла в закут, где был навален запас сена, легла туда и приготовилась рожать. Животные волновались от Фроськиных стонов и ей приходилось закусывать кулак, чтобы их не тревожить. Ведь если родители услышат и придут... ей конец.
Ребёнок родился под утро. Это была девочка. Она не подавала признаков жизни и Фроська даже испугалась. Хотя чего? Ей бы это было только на руку... Однако шевельнулось что-то материнское во Фроське... Она взяла худенького, недоношенного ребёнка на руки, потормошила, шлёпнула легонько по щеке... Фроська уже готова была заплакать, но прошла минута и ребёнок жалобно и тихо захныкал. Фроська с облегчением выдохнула и на сей раз заплакала уже от счастья. Она сняла тряпицу с косы и, дотянувшись до серпа, приготовилась отрезать пуповину. Видела, как бабы, рожавшие в поле, делают именно так. Отрезала. Перевязала. Заметила Фроська на плече у ребёнка крупное родимое пятно, удивлённо провела по нему пальцем. Затем укутала в одеяло своё попискивающее дитя, положила себе на живот и откинулась на сено... Полежала так с ним в полудрёме, не шевелясь, ребёнок тоже успокоился. Ещё час прошёл. Открыла Фроська глаза и видит - светает совсем. Попыталась она дать ребёнку грудь, но девочка была слишком слабой, чтобы сосать.
Фроська запихнула послед подальше в сено и вышла с ребёнком на улицу. Она шла, пошатываясь, в сторону леса. Мокрая юбка липла к озябшим ногам и сами ноги тоже насквозь промокли от таявшего снега. Фроська углублялась всё дальше и дальше в лес. Где-то в вышине потрескивали ранние птицы. Паршиво было у Фроськи на душе, страшное дело она задумала... А выбор-то какой? Есть ли выбор у неё? Больше всего на свете Фроська боялась своего отца.
Фроська сошла с тропы и оставила своего ребёнка под осиной. Девочка то ли спала, то ли была слишком бессильной, чтобы шевелится. Подумала Фроська, что ей очень сильно попадёт за одеяло, но не оставлять же ребёнка на снегу! Колотило Фроську. Еле оторвала она взгляд от девочки. Какой страшный грех она собирается унести с собой в могилу! Помявшись ещё немного, Фроська отправилась домой.
Идёт Фроська, а ноги её с каждым шагом словно свинцом наливаются и душу на части рвёт. Полюбила она уже эту девочку! Разве заслужила она подобной смерти?! Представила Фроська саму себя, оставшуюся в лесу беспомощным младенцем... Представила, вскрикнула... И понеслась по лугу назад в сторону леса. Будь что будет! Пусть отец их обеих губит!
Прибежала Фроська на то самое место, где дитя оставила, круть-верть, а дитя-то и нет! Как в воду канул! Заглянула Фроська под каждую осинку, да что заглядывать, если точно помнила, что положила ребёнка именно под той, у которой сук отломан и ёлочка молодая рядом! Да и следы Фроськины свежие видны! А ребёнка нет! Кинулась Фроська снег изучать - ещё чьи-то следы там были, подлиннее, чем у неё. И то ли волка, то ли собаки ещё. Вели те следы к охотничьей тропе да там и терялись. В какую сторону податься? Побродила Фроська минут двадцать в нерешительности.
Вышла Фроська на заснеженный, с проталинами луг... Оглянулась боязливо не лес в последний раз и перекрестилась. Затем она отёрла лицо талым снегом и вернулась домой ни с чем.
***
Семь лет прошло с той поры. Пять последних Фроська была уже замужем. Муж избил её в первую же брачную ночь, когда узнал, что Фроська не девственница.
— С кем была?! Признавайся или убью!
Фроська прикрывала глаза чёрной косой, чтобы не видеть горящие гневом глаза мужа. Был он выше и шире её раза в два - когда в избу входил, наклонялся в дверях, чтобы влезть в проём.
Все пять лет брака муж избивал Фроську похлеще, чем отец мать. В чём только дух её держался - не знала. Две беременности закончились выкидышами один за одним и последние три года Фроська не тяжелела - видно, отбил он ей способность рожать окончательно.
Фроська считала, что она заслужила такую судьбу. За загубленную детскую жизнь суждено страдать ей долго... Часто думала Фроська о той своей первой девочке, представляла её подросшей, все годы мучилась она жгучей виной. Заслужила! Заслужила! Страшно представить в каких страданиях уходила малютка!
После очередных побоев решила Фроська, что хватит с неё - раз она никак не помрёт, раз заживает на ней любая рана, значит пришло время уйти ей по своей воле. Отправилась Фроська средь бела дня в тот самый лес, где оставила когда-то своего ребёнка. Знала она, что за лесом, там, где начинается дорога в соседнюю деревню, есть озеро. Там-то она и утопится.
"И соединятся наши души с доченькой в одном лесу, под сенью одних деревьев... Может она летает там, моя крошка, и ждёт меня все эти годы."
Посидела Фроська на бережку чёрного озера, чтобы в последний раз насладится пением птиц и ласковым ветерком лета. Хорошо на земле жить, да надолго лучше не задерживаться! Разулась Фроська и вошла в воду. Ноги сразу погрязли в толстом слое тины. Дальше, дальше надо заходить! По пояс ей уже... по шею...
— Э-ге-гей! Девушка! Здесь у нас не купаются, на дно утягивает!
Оглянулась и видит сквозь слёзы - мужичок к ней бежит, а за ним по следу девочка.
— А мне и нужно на дно! - тихо сказала Фрося и нырнула.
Очнулась Фроська уже на берегу мокрая и мужчина рядом с ней такой же сидит, снимает с себя водоросли и ряску.
— Утопленница, значит? - сказал мужчина.
Фроська, откашлявшись, злобно смотрела на косой ворот его рубахи.
Вдруг она почувствовала, что кто-то роется у неё в волосах. Смотрит - девочка-синеглазка. Улыбнулась она Фроське, как ангел, как никто никогда ей не улыбался.
— Тётенька, у вас тина на голове, я вытаскиваю.
Фроська с благодарностью погладила её по ручке. Опять нахмурилась.
— Не надо было меня спасать. Мне жить незачем.
— Сгорел дом, - соврала Фроська, веря в собственную ложь. И была ли ложь это? Она и впрямь чувствовала, что за спиной у неё сгорели все мосты. К мужу она ни за что не вернётся, а родители к себе не пускают. Да и не нужны они ей!
— Маруся, ягодка моя, смотри какие бабочки на поляне летают, попробуй изловить?
— Хорошо! - весело отозвалась девочка и неожиданно обняла за шею Фросю. - А вы, тётенька, не плачьте, всё будет хорошо!
— Топиться тоже не дело, - сказал задумчиво русый мужчина и потянул в рот былинку.
— Если бы вы знали какой грех у меня на душе! - сказала, как брызнула, Фрося и опустила на мокрые колени голову.
— Ну так расскажите мне, раз всё равно собрались помирать.
Фроська долго молчала и в этом молчании убегала от неё, как вода в ручье, вся загубленная её юность, все надежды, все мечты... И выложила Фрося всё этому незнакомому мужчине - и случай на лугу, и беременность, и то раннее утро, когда она родила дочь и оставила в лесу, и как вернулась за ней, да поздно... Волки унесли её дочь.
— И на плечике у моей девочки, знаете, родимое пятнышко было... Красное... Так запомнилось мне. Не успела даже поцеловать.
Она испуганно подняла несчастные глаза на мужчину - тот молчал и был очень нахмурен. Потом подозвал свою дочь и отогнул воротник детской рубашки. Фрося ахнула - родимое пятнышко на том самом плече. Схватилась она за сердце...
— Всё, беги играй опять, - сказал он девочке и обратился к Фросе: - Семь лет назад, ранним утром, меня разбудил голос. Он сказал прямо в ухо: "Вставай, Ваня! В силки твои заяц попал - забирай". Я проснулся в непонятках - что такое? Рядом жена мирно спит. Только перевернулся на другой бок, чтобы заснуть, как голос опять: "Ваня! В лес иди, срочно!" Ну я и пошёл... Собаку взял. Она и нашла вскорости ребёнка новорожденного под осиной, рядом ёлочка ещё... А у нас женой детей не было, Бог не дал... Вот, вырастили Марусеньку... Лучик солнца наш.
— А жена моя год назад преставилась... Одни мы остались. А теперь ты мне рассказываешь такое... Чудны дела твои, Господи!
Иван встал и подал Фросе руку.
—Ну что, пошли домой?
— К-куда? - пролепетала Фрося.
— Ну домой, в нашу деревню. Переодеться надо бы. Платья там от жены остались.
— Вот сейчас у неё и спросим. Пошли к ней.
Иван поднял из высокой травы дочь и она выпустила из рук бабочку. Та улетела. Иван пошептал девочке на ушко, указывая на Фросю. Девочка спросила:
Фрося взяла её ручку, прильнула губами к детской коже и выдохнула, едва дыша, ощущая, как пахнет её дочь дурнопьяном сладким-сладким:
— Обещаю.
Автор: Анна Елизарова
У Aнны Андреевны вечepoм опять случился пpиступ. Катя дала матери таблетки и присела рядом, взяв ее за мopщинистую, poдную руку. Анне Андрeeвне было всего 49 лет, но сказывались тяжелые военные годы, проведенные в эвакуации на Уpaле.
- Катюш, мне ceгодня опять Максимка приснился, - слабым голосом сказала Анна Андреевна, с тpyдoм сдерживая слезы, - Такой большой и красивый, ему ведь уже 26 лет. Он, наверно, уже женился, и детки у него есть. Как ты думаешь, скoлько у меня внуков?
Катя сильно сжала зубы, пoмoлчалa минуту, а потом тихо ответила:
- Мaмoчка, мы его обязательно найдем, пусть пока не получилось, не важно, он найдется, вот увидишь.
- Кoнечно, нaйдем, доченька, не у всех ведь есть такие родинки, правда? На спинке, на поясе, справа, будто Дед Мopoз снежинку нарисовал. Маленькую тaкую, но самую замечательную, я ее всегда целовала, когда купала его.
Кaтя укрыла маму потеплее и с облегчением вздoхнула, когда она стала дышать спокойно и poвно. Анна Андреевна заснула. А Катя стала в тысячный раз вспоминать мамин рассказ, о том, как потерялся ее старший бpaт Максим.
Осенью 1942 года прoдолжалась эвакуация детей и женщин с детьми из Москвы и Подмосковья. У Анны на Урале в Свердловской области жили мама и poдная сестра, сама Аннa уехала от них, когда вышла замуж за Никoлая, с которым вместе училась в институте в Свердловске. Коля окaзался зaмечательным любящим мужем, которому Анна вскоpe родила двоих детей-погодок, Максимку и Катюшку. Но теперь Коля ушел на фpoнт, а Анна решилась на эвакyaцию, потому что нечего было есть и немецкие самолеты часто делали налeты, каждый день от взрывoв погибало много людей. Таких мaмочeк с детьми из их городка coбралось около сотни, их посадили на грузовики и повезли в Москву, на вoкзал, чтобы уже на пoeздах отправить вглубь стpaны.
Анна держала на руках обоих малышей, двухгодовалую дочь и, трехлетнeго сына. Максимка кашлял и кaпризничал. Анна повязала сыну на шею свoй розовый шарфик и дала ему отцовы часы, которые он очень любил. Она задyмалась о том, как будет в Москве тащить обоих мaлышeй и большую сумку с вещами, как услышала гул, это был фашистский caмoлет. О#опусы н быстpo долетел до колонны грузовиков и сбросил бомбы. Один снаряд разорвался прямо рядом с их машиной. Гpyзoвик перевернулся, жeнщины и дети с криками полeтели на землю. Анна сильно ударилась и потеряла сознание…
Когда она oчнулась, рядом с ней не было ни Кати, ни Максимки. Анна со стоном приподнялась с земли, около себя увидела мертвые тела, но ее дeтeй среди них не было. Уцeлeвшие кричали, кто-то стонал, кто-то оплакивал рeбeнка, а кто-то искал, охрипшим голосом выкрикивая имена. Анна тоже нaчaла бегать и кричать, в панике рыская взглядом. Вдруг она увидела знакомую кофточку, кинулась туда и судорожно схватила дeвочку, это была Катя! Невpeдимая, но очень сильно напуганная. Анна заплакала от счаcтья, но тут же вспoмнила о сыне и опять задpoжала от страха. До тeмноты Анна, с Катей на руках, бродила по полю, по близлежащему лесу, но тщeтно. Мaксимка исчез…
В 1944 году, сразу после ранения Николая, Анна с мужем и дочкой вepнулись в свой город. Анна все эти годы пыталась нaйти сына, вмecте с мужем, вернувшимся с Войны тяжело раненым, они писали во все приюты и дeтские дома, но безpeзультатно.
Отца Кати не стало окoло трех лет назад, в 1962 году. Все-таки сказалось тяжелое ранение, затронувшее легкие. Катя, после oкoнчaния института, жила с мамой, работала архитектором. И даже сама водила машину, что было бoльшой peдкостью для девушки тех лет. У них остaлся папин Москвич, далеко не новый, но очень шустрый. Вот Катя и задумалась, глядя на ycнувшую маму, может, проехать по той дороге, где 23 года назад немцы взopвaли колонну беженцев? Вдруг что-то подскажет ей, где иcкать брата.
Через недeлю Катя взяла пару дней отгулов, сказала матери, что едет в командировку, попросила соседку присмотреть за ней и на рассвете отправилась на своем автомобиле в сторону Москвы. Через два часа Катя свернула с главной доpoги, мама ей как-то объясняла, где все это случилось. Пoтoм еще долго ехала по грунтовой дороге, хорошо, что стoял июль, и дождей не было уже нeдeли три.
Никaкого жилья ей не встречалось, и Катя уже было испугалась, что заблудилась. Навстречу ей пока не попалось ни одной машины, даже грузовика. Приближался вечер, нужно было уже разворачиваться обратно, но вдруг небо заволокли тучи, невесть откуда взявшиеся, стало темно, подyл сильный ветер, и тут Катя резко нажала на тормоз. Впереди на дороге она увидела странную фигуру, очертаниями напоминавшую ребенка с протянутой в сторону рукой, Катя от испуга сильно зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела опять солнышко и не привидение, а небольшой стoлбик с указателем, на котором было написано название маленькой дepевни.
Катя пoeжилась, почувствовала, что очень хочет пить, и вспомнила, что забыла дома термос с чаем. Она решила заехать в эту деревеньку и попросить воды. Чеpeз несколько минут езды она увидела крышу старенькой хаты. Кaтя подъехала к ней и постучала в окно.
- Давненько у нас гocтей не было, - услышала она низкий мужской голос сзади, - Дамочка меду захотела?
Катя резко оглянулась и увидела высокого широкоплечего бородатого молодого мужчину с сетчатой шляпoй в руках. На нем сидело нecколько пчелок, явно влюбленных в своего хозяина. Катя бы испугалась этого верзилу, но увидев его глаза, поняла, что это хороший человек, так смeшливо и по-доброму плохой человек смотреть не может.
- Мед это хорошо, но я пить хочу, можно? – Катя наклонила голову набок, прищурилась и улыбнулась.
- Такой красивой девушке я не смoгу ни в чем oтказaть. Заходи в дом, мы гостям завсегда рады!
Он открыл перед ней дверь и пропустил вперед. Катя с удовольствием смoтpeла по сторонам. Дом был небольшим, но очень уютным, везде лежали белoснежные вязаные caлфеточки, на стенах висело много фотографий, с которых улыбалиcь дети и мoлодые люди.
Из комнаты вышла приятная пожилая женщина, а мужчина пробасил:
- Мам, девушка пить xoчет, но я, наверно, молочка с пирожками и меду принесу, надо ж угостить гостью.
- Конечно, Мишенька, - улыбнулась его мама и обратилась к Кате: - Я тетя Миля, ты не стeсняйся, проходи, сейчас Миша тебя холодненьким молочком напоит, ты любишь мoлoко?
Катя кивнула, ей было очень легко с этими чужими людьми, и она совсем не стеснялась.
- А это все Ваши дети? – не удержалась и спросила она, показав на фотографии.
- Мои, - почему-то грустно ответила тетя Миля, - Тoлько Мишенька нероднoй. Во время Войны он пpиблудился в нашу деревню. Ему тогда года три всего было. Это было так жyтко, малыш, измазанный кровью, молчал и не плакал. Пpocто смотрел жесткими недетскими глазками.
Мои дети, их у меня четверо, сразу завели его в хату и напоили горячим чаем с листьями смородины. Я-то на работе в колхозе была, в соседнем селе. Пришла вечеpом, а у меня в хате новый жилец. Я думаю, он с дороги пришел, там накануне колонну с беженцами немцы разбили. Я пыталась его родителей найти, но не смогла. Мише на память только часы остались, видно отцовы. Он теперь один со мной живет, остальные разлетелись, как соколы, - тетя Миля подошла к вернувшемуся с банкой молoка и тарелкой пиpoжков Мише и нежно обняла его, а он зacмущался и покрacнел.
Катя не мoгла сказать ни слова, она смотрела на Мишу и не верила своему везению:
- Пpocтите, Миша, а у Вас нет, случайно, poдинки на спине? На пояснице, - дрожащим голосом спросила она.
Миша непoнимающe посмотрел на Катю и кивнул:
- Есть и на пoяснице. А что?
Катя попpocила показать ей родинку и часы. На спине у Миши, действительно, была родинка, чем-то даже напоминавшая снежинку, только не сбоку, а посередине. Но мама могла и забыть за столько лет, а вот часы были точно те! На них была гравировка: « Николаю. За успехи в труде». И еще, его назвали Мишей потому, что он говорил: « Я Мийсик». Он, видимо, xoтел сказать - Максимка!
Катя глубоко вздохнула, переводя дыхание, и рассказала, как она здесь оказалась. Тетя Миля и Миша сначала были ошеломлены, потом все дpyжно плакали, потом смеялись. Миша подхватил Катю на руки и кpyжил по хате, приговаривая: «Как дoлго я ждал этого дня, ceстренка!»
Катя осталась ночевать в дoме тети Мили, а наутро вместе с Мишей они поехали к Анне Андреевне. Когда она узнала, кто приехал с Катей, то от счастья долго не могла сказать ни слова, только крепко обнимала сына и улыбалась сквозь слезы. Пoтoм они долго разговаривали, до самого утра. Наутро Анна Андреевна, забыв о бoлезни, весело напевала на кухне, жаря на завтрак оладушки, Миша зoшел в ванную умыться, а Катя принесла ему полотенце, но когда она увидела paздетого до пояса брата, то чуть не вскрикнула, у Миши на плече была еще одна родинка, и очень бoльшая. А ведь мамa говорила, что у Максимки poдинка на поясе была единственная.
Миша замeтил, как изменилась в лице сестра и испугался:
- Сeстренка, что случилось?
Девушка тут же замахала руками, мол, все хорошо, вспомнила, что на работу бежать надо. Она быстро собралась и ушла, оставив маму с Мишей. Но Катя забежала на работу лишь ненадолго, отпросилась, села в свой Москвич и поехала опять к тете Миле.
Когда женщина узнала, почему Катя приехала одна, то грустно кивнула:
- Да, Катюша, получается Миша не твой брат. Ведь в тот день к нам прибились два мальчика, я сначала подумала, что они братья, оба светленькие, одного возраста, они крепко держались за руки. Но потом поняла, что они разные, просто, видимо, очень испугались, а вдвоем было не так стpaшнo. Второй мальчик был очень слаб, думаю, у него были какие-то повреждения, и через неделю он умер. Я и мои дети никогда не рассказывали Мише о том мальчике, а сам он забыл о нем. Чaсы те я не знала, чьи из них, они оба ими игpали.
- Тетя Миля, на втором мальчике был poзовый шарф? – дрожащим голосом спросила Катя.
Тетя Мила кивнула и грустно посмотрела на Катю:
- Ты скажeшь ему?
Катя помолчала и кaчнула головой:
- Нет, он теперь мой бpaт.
Через час тетя Миля привела Катю на старое кладбище и показала маленький бугорок с деревянным крестиком. Катя присела на корточки, лacково погладила землю, положила на могилку старые часы с гpaвировкой и прошeптала:
- Пpocти, Максимка, что мы тебя потеряли, но теперь я буду часто приезжать к тебе. Ты бoльше не oдин.
Мapия Скибa
Сегодня с утра я собирала малину на заброшенном участке. Я часто ходила мимо и смотрела, как осыпаются никому не нужные ягоды, как грустно заваливается заколоченный домик… И я не выдержала. Не люблю, когда что-то пропадает. Не приносит пользу.
Я пролезла в дырку в гнилом заборе и оказалась в малиновом раю. Собирала и смеялась про себя: как в детстве, оборвать соседские ранетки, получить за это крапивой от бабушки — это была обязательная летняя программа. Тут, правда, крапива выше головы. Я сразу обжалила руки и ноги. Но малины хотелось всем, а ее было больше, чем крапивы. С собой у меня был пластиковый контейнер. Я пришла домой вся в крапивных ожогах, зато на завтрак была малина!
Младший пошел гулять. Через пять минут кричит под окном:
— Мама! Я хочу пить! — а у нас пятый этаж и без лифта. И я придумала — спустила ему на веревочке бутылку с водой. Он ее отвязал, а мне осталось только подтянуть веревку. Получился такой лифт. Мы теперь им часто пользуемся. Я спускаю игрушки, воду, деньги на мороженое. Все дети на площадке в восторге. У кого высокий этаж — переняли, стали пользоваться идеей.
Дочь сидит за столом, ест малину и чинно читает журнал. Она очень взрослая для своих шестнадцати лет. Очень приличная и задумчивая. Модная, серьезная, и всегда думает — как она выглядит со стороны. Спрашивает:
— Мама, сколько тебе лет? Ведешь себя как девчонка. Лазишь по крапиве за малиной, спускаешь воду на веревочке, хохочешь, бегаешь с собакой…
А я вспоминаю себя в 16 лет. 90-е годы. Разруха, голод. И я, серьезная, в вечных очередях- то за продуктами, то за пособиями. Помогаю матери. Не умею улыбаться. Умею считать — хватит ли на коммуналку, на канцтовары к школе мне и младшему брату. Умею заработать, если не хватает. Умею продавать малину со своего участка (потом пришлось продать и его), не съев ни ягодки. Хорошо, что она этого не знает и думает, что я вот такая смешная в свои почти сорок. Вот спрашивает: кто старше, я или она.
Я хохочу в ответ и бегу гулять с собакой.
©️ Ирина Карпухина
Андрейка
Привезла Люба в деревню жениха, а он поставил ей условие...
Андрейка увидел приближающийся по деревенской гравийной дороге автобус и, бросив мяч, побежал к остановке изо всех сил. Клетчатая рубашонка расстегнулась, светлые волосы поднимались от ветра. «Мамка, мамка приехала» - только и мог думать Андрейка на бегу.
Но Люба вышла из автобуса не одна, - рядом с ней шел полноватый мужчина, в светло-сером костюме. Он шел рядом с матерью, размахивая портфелем, и был похож на важного начальника. Андрейка подбежал к матери и схватил ее за руку, радостно заглядывая в глаза.
- Здравствуй, сынок, - наклонившись и поцеловав сына в макушку, сказала тридцатилетняя женщина.
- Вот, Аркаша, - обратилась она к своему спутнику, - это сынок мой, Андрей, восемь лет ему, во второй класс нынче пойдет.
- Здорово, малец! – прогудел мужчина, и тут же запустил свою пятерню в вихры Андрейки. Рука у незнакомца была тяжелая, и мальчик даже качнулся от «горячего» приветствия.
- Проходите к столу, - уважительно приглашала Нина Ефимовна, Любина мама.
- Спасибо, спасибо, мамаша, - важно отозвался Аркадий Павлович, оглядывая щедро заставленный стол.
- Вот что значит деревня! – указал он на стол. – В городе все по талонам, перестройка, понимаешь ли, а тут натуральным хозяйством народ живет – свое мясо жует.
- И молоко, и сметанка своя, - почти нараспев напомнила Нина Ефимовна, - и огородное тоже.
- Пока в силах, держим свое, - вступил в разговор Николай Иванович, Любин отец, - немногословный, худощавый, всю жизнь проработавший в совхозе на комбайне.
- Ну, и мы не лыком шиты, талоны талонами, а я у сеструхи на базе иногда отовариваюсь, по блату достаю продуктишки, - решил похвастаться Аркадий #опусы Павлович, проведя рукой по своей лысеющей голове, - вот Любу снабжаю деликатесами.
Андрейка наблюдал за чужим дядькой, размышляя, какую бы причину найти, чтобы подойти к нему. В городе, где Андрейка жил с матерью, ходил в школу и играл с мальчишками во дворе, он часто засматривался на отцов своих ровесников, думая о том, каким мог быть его отец. Он даже представлял, что идет с папкой в зоопарк, или играет в футбол. Ему казалось, что отец может быть похож на папку Витьки Кашина, или Сережки Хрясина, а может и вовсе не похож.
И вот теперь, когда рядом с матерью сидел этот полноватый дядька, Андрейка подумал, что раз он приехал в деревню, значит будет его отцом.
Андрейка взял деревянный самолетик, который дед Коля сделал своими руками, тщательно выпиливая и обтачивая крылья так, чтобы было похоже на настоящий самолет, подошел к раскрасневшемуся от еды Аркадию и смущенно сказал: - Смотрите, какой самолет! – и протянул игрушку гостю.
- Ух, ты, - Аркадий схватил поделку и со всего маха пальцами ударил по винту, который дед Коля сумел сделать крутящимся. Винт от удара не закрутился, а отлетел в сторону. – Хлипкая игрушка-то у тебя, - сказала Аркадий и сунул самолет в руки Андрейке. Мальчик поднял упавший на пол винт, взглянув на деда.
- Ладно, отремонтируем, - сказал дед Коля.
- А Аркадий Павлович у нас начальник, - решила сменить тему Люба, - завгаром у нас на фабрике работает.
Аркадий еще больше раздул щеки, снисходительно посмотрев на Любу: - Что есть, то есть.
Тридцатилетняя Люба, работавшая швеей на фабрике, впервые в жизни собралась замуж, радуясь, что жених у нее солидный, при должности, да и по годам постарше, мудрее будет. Она пододвигала тарелки поближе к Аркадию, предлагая и жареную рыбку, и блинчики со сметанкой.
Выйдя на крыльцо, Аркадий, раскинув руки в разные стороны, воскликнул: - Ну, разве это не лепота?! А воздух-то, воздух какой!
- Аркаша, тебе нравится?
- Спрашиваешь! Еще как.
- Ну, вот и подышим, отдохнем, а завтра в город поедем, Андрюшку заберем заодно, ему к школе форму надо купить.
- Слушай, Любаня, а зачем ты мальца в город повезешь? Разве тут школы нет?
- Так тут начальная школа-то…
- Ну и пусть, ему всего год поучиться в деревне, а потом заберем. Мы как раз ремонт сделаем, мебелишкой обзаведемся, а то у тебя одно старье стоит.
Нина Ефимовна, услышав предложение Аркадия, испуганно взглянула на мужа Николая Ивановича. Тот, как любил говорить Андрейка, «заиграл усами», явно выражая неудовольствие и обмысливая предложение Любкиного жениха.
- Ну как же, Аркаша, это же надо со школой договариваться, вещи везти в деревню…
- Долго ли для мальца вещички собрать? Ты посмотри, красота какая тут: воздух, молоко, овощи, ягода, да он тут как на дрожжах растет. Да и родители твои за ним присмотрят, а в городе нам и заниматься некогда, оба на работе, так что годик можно и в деревенской школе поучиться. А мы пока распишемся с тобой, обживемся. А? Любаня? Как тебе предложение?
- Какое уж тут предложение? – буркнул Николай Иванович, задергав усами. – Это условие, а не предложение.
На другой день пока Люба объясняла, почему она не берет Андрейку домой, мальчик кивал, соглашаясь, но при этом, не проронив ни слова. А когда Аркадий с Любой пошли на автобус, найти Андрейку никто не мог. Нина Ефимовна заглянула и на чердак, и в мастерскую деда – нигде мальчика не было.
- Да куда же он делся, здесь же был недавно. И лисапед его на месте.
- Найдется, забежался поди с друзьями, - махнул рукой Аркадий.
Люба еще раз тревожно окинула взглядом двор, и вышла из ограды. Андрейка, прятавшийся все это время в угольнике, наблюдал за происходящим в щелку. Выскочить ему очень хотелось, подбежать к матери и схватить ее за руку, но удержался и стоял, затаив дыхание; своим детским чутьем он понимал, что оказался вдруг лишним, когда появился этот лысеющий дядька.
Андрейка держал в руках сломанный самолетик и слезы текли по его щекам. Мальчик не был плаксивым, он не плакал даже тогда, когда дед стегнул его прутом за отвязанную лодку и попытку самостоятельно покататься по протоке. Он знал, что дед несправедливо наказывать не будет. Но сейчас, когда его никто и пальцем не тронул, слезы вдруг покатились по щекам, и он растирал их кулачками, пытаясь скорей избавиться от этой мокроты.
- Нашелся! – воскликнула бабушка, когда Люба с Аркадием уже уехали. – Не кручинься, внучек, приедет мамка через месяц, как обещала, а мы тебе пока в районе форму школьную купим, - тебе же нравится у нас с дедом.
Андрейка опустил голову, светлые волосы упали на лоб. Он вспомнил своих одноклассников, друзей во дворе, и ему нестерпимо захотелось уехать к ним. Конечно, здесь у него тоже друзья, но он давно осознал, что летом живет у бабушки с дедом, которых очень любит, а к осени возвращается в город, где ему тоже все нравилось.
Неделя пролетела быстро. Андрейка, играя с мальчишками, забывался, и мысли о том, что мать не взяла его с собой все меньше занимали его.
Нина Ефимовна чуть не выронила ведро из рук, когда увидела за калиткой Любу. – Дочка, а мы и не ждали тебя.
Люба устало опустилась на скамейку: - Обещала через месяц, а приехала через две недели. За Андрейкой я.
- Как же так? Вроде у нас договорились оставить. Или Аркадий Павлович передумал?
- Это я, мама, передумала, нечего мне сыном разбрасываться. А Аркадий Павлович еще тот ходок, к Симке-бухгалтерше наведываться стал, продукты с базы от сеструхи ей теперь носит, - у нее детей нет. А у меня, как он говорит, «приданое» в виде Андрейки, условие мне поставил: Андрейку из деревни не забирать.
Нина Ефимовна печально смотрела на дочь. И хотелось ей счастья для дочери, но только не такого, как Аркадий. – Может оно и к лучшему, дочка.
- К лучшему, мама, к лучшему, вот Андрейку заберу, форму ему куплю, портфель новый, отведу его во второй класс, и будет у нас все по-старому. Жили мы с Андрюшкой без дефицита, и сейчас проживем. Мне же, мама, не продукты его с базы нужны были, мне семья была нужна, чтобы отец у Андрейки был, а у меня муж.
Во дворе показался Андрейка и остановился, увидев мать. Это было так неожиданно, что он, не вспомнив прежнюю обиду, кинулся к ней: - Маам!
- Сынок! Как же я соскучилась! – Люба обняла сына, вглядываясь в его загорелое лицо. – А я за тобой приехала, в школу скоро тебе.
Андрейка удивленно смотрел на мать.
- Как жили с тобой раньше, так и будем жить. Ты будешь учиться, я буду уроки проверять, а еще в кружок тебя запишу и в футбольную секцию, как ты хотел.
_____________________
Андрейка все норовил побольше впихнуть в свой рюкзачок, чтобы объемная сумка у матери была не такой тяжелой.
- Сынок, хватит, тяжело тебе будет.
- Не будет! Я – сильный!
Дед с бабушкой проводили Любу и Андрейку до самой остановки. Автобус, блестя фарами, развернулся, заехав колесом на пыльную обочину и, остановился, распахнув дверцу. Андрейка занял место у окна и махал рукой деду и бабушке, пока они не скрылись за поворотом.
Он держал в руках тот самый деревянный самолетик, который дед наладил, и поглядывал на мать. Андрейка ехал домой, и это было чувство, которое он своим детским сердцем осознавал так сильно, что испытывал нескрываемую радость и был горд, что рядом сидит мама, - самый родной человек...
#опусыирассказы
Автор: Татьяна Викторова
Никогда не верила в карму или судьбу. Особенно в какие-то нерешенные кармические задачи, о которых часто слышу. Да ну, какие задачи, все это выдумки! Но недавно встретилась со своей лучшей подругой в школьные годы, у нее ну очень интересная история, разрешила рассказать. Все равно ее здесь никто не знает. А назвать ее попросила Зоей, ей всегда нравилось это имя. Причем она сама захотела, чтобы я рассказала ее историю на форуме, ей хочется, чтобы об этом знали, а родным и подругам в ее городе она ничего не может раскрыть, так как те неправильно поймут и изменят о ней свое мнение. Поэтому постараюсь передать все до мельчайших деталей, простите за мой угловатый язык, если что.
В общем, Зоя так Зоя. Встретила я свою Зою в столичном супермаркете, совсем случайно. Не виделись мы почти 10 лет, как-то разъехались в разные города поступать, ну и все - контакт потеряли. Древний век без интернета. Естественно, сейчас были очень рады друг друга встретить, и мне чисто по-женски хотелось пообщаться и для себя же в душе успокоиться, что я не старая и вполне успешная, а мои одноклассницы - не звезды и такие же живые люди с немножко лишним весом и морщинками у глаз.
Но заболтались мы далеко не на один час. Оказалось, Зоя какое-то время была в Германии, гостила у сестры. Вот здесь и начинается все самое интересное. Еще до поездки, когда она училась, ее мучали странные сны. Ей снился какой-то, простите, бордель. Много мужчин, темно, сильный запах алкоголя. И она сама себе казалась чужой. Ей снилось, что для нее нет ничего святого, но она только выживает, это не ее вина. Ей снилось, что ей плохо, иногда ее даже били. Просыпалась и долго не могла прийти в себя. Чувствовала себя грязной. Люди, здание - все снилось в мелочах. Возможно, это какие-то вытесненные фантазии. На минутку, у Зои до окончания института не было даже парня! Не потому, что она некрасивая (она средней внешности, которую легко довести до нужной ноты), а потому что просто не умела с ними общаться.
Когда Зоя поступила на модного дизайнера интерьера, ее мама, которая воспитывала ее одна, попала под машину и стала лежачей. Наняли сиделку на полдня, Зоя училась и работала допоздна, чтобы помочь маме с лекарствами, очень помогала семья сестры, которая уже давно жила в Германии. Времени на себя совсем не было, парни как-то сами не проявляли интерес к невзрачной серой мышке без косметики и с синяками под глазами.
Вот так и проходили дни: днем девственница, невинная девушка, которая разрывается между учебой и уходом за матерью, а ночью - путана, у которой нет ценностей, которая сама никому не нужна. Иногда Зоя думала, что сойдет с ума.
Но летом, после второго курса, сестра неожиданно заявила, что она устала все тянуть на себе. Ее муж, Клаус, отказался больше пересылать деньги. А поэтому для Зои сестра придумала гениальный план. Зоя едет к ней, ее знакомят с начальником сестры, обрюзгшим старым толстяком. Зоя заключает фиктивный брак, живет с ним 5 лет под одной крышей и получает гражданство. За это время учится или подрабатывает, или бизнес свой открывает. Смотря, что начальник позволит. Это нормальная практика. Так многие делают. За это начальник будет ежемесячно выдавать деньги на сиделку и лечение мамы в лучших санаториях, может, даже на ноги поднимут, а в качестве компенсации получает невинную и покладистую девушку приятной славянской внешности. Сестра сказала Зое: "Я со своим клоуном живу уже 8 лет. И ты вот так же, найдешь на родине Иванушку-дурачка, нарожаешь ему, а через тех же 5 лет поймешь, что свою порцию тумаков ты получила, а что теперь с этого имеешь? А так у тебя будет все. Еще и маму на ноги поднимешь. Больше выхода нет".
Зоя хорошо понимала, что действительно нет. Клаус отказался больше поддерживать их семью, предложил отдать в дом престарелых. Зоя все взвесила и поехала. К чему ее девичьи слезы? Кто здесь сжалится и поможет ей? Тем более, что сестра выдала последнюю партию денег, и счастливая мама отправилась в свой любимый санаторий возле соснового леса. Когда она вернется домой, что ей делать дальше? Сама Зоя даже сиделку не вытянет. Тем более, что оказалось, что Зоина специальность особо нигде не требуется. Смысл учиться дальше? Эта профессия слишком новая для ее города, работу найти непросто, а платить такому специалисту мало кто готов.
Зоя поехала. На второй день сестра повела ее в салон красоты и превратила в хорошенькую блондинку, научила краситься. Худощавая Зоя преобразилась. Через еще день состоялось знакомство с будущим женихом. Оказался еще гаже, чем себе представляла Зоя. Смотрел на нее сальными глазами, но, как оказалось, немного говорил на русском - мама сама из России. В этот же день предложил покататься к нему на дачу и обо всем поговорить. Зоя думала, что они поедут с сестрой, но в последний момент оказалось, что нет. Пришлось послушно сесть в машину...
Внутри, уже по дороге, начальник небрежно протянул ей бархатную коробку и показал кольца. Стал рассказывать, насколько тому хватило языка, что он ее ждал, она ему понравилась, и они оба будут иметь с этого брака только плюсы. Что разрешит ей учиться здесь и оплатит учебу. Она будет ухаживать за домом и готовить русскую еду, он такую любит. И, в общем, она ему обойдется вместе со своей мамой-инвалидом на родине дешевле, чем ему нанимать горничную, есть в ресторанах и платить проститутку. А заводить себе фрау из своего окружения он не хочет, так как его отравит, а себе все заберет. Здесь такие женщины.
Все говорил и поглаживал Зою по коленке. Ей так противно еще не было. Отказаться? Уже как? Все договорено, она подведет всех, она погубит маму. Она в ловушке! Зое становилось буквально плохо. Но тут толстяк неожиданно свернул с трассы в лесополосу. Молча остановился, осмотрелся, открыл багажник и достал одеяло. Повернулся к Зое: "Познакомимся". Затем деловито пошагал по траве, выбирая ровное место. У Зои потемнело в глазах.
Она поняла, что бежит. Бежит через лес, напролом, бежит со всех ног. Бежала, не останавливаясь, пока совсем не выбилась из сил. Упала, темнело. Все волосы были в какой-то паутине. Закрыла глаза. И ей приснился сон. Она снова в том белом здании, мужчины, смех. Она заходит в спальню на втором этаже. На кровати спит большой грузный мужчина. На полу, возле кровати, какая-то красивая и дорогая вещица. Она тихо подкрадывается и поднимает ее. Теперь у нее хоть что-то будет. Теперь она сможет бежать. Спускается вниз. Находит на кухне какую-то девушку. Они вдвоем о чем-то взволновано дискуссируют. Неожиданно сверху слышится дикий рев того мужика. Грохот, кто-то бежит. Девушка хватает ее за руку: "Сейчас". Вдвоем выбираются из кухонного окна. Снег, ноги босые, очень холодно. Ночь. Нужно бежать. Но куда? Да, вырвались, у них есть вещица, ее можно обменять, продать. Но куда бежать?! Идет война. Их не ждут дома. У них нет дома... Все это время ее держала мечта, что она убежит. Теперь ее нет. Убегать нужно не "откуда", убегать нужно "куда". Без одежды, босиком, в лес? Чтобы там замерзнуть или нарваться в логово волка?.. Здесь стояли военные машины. Они не могут в них сесть, она даже водить не умеет...
Она в панике: "Думай, думай!". Вторая девушка рванула в другую сторону. Зоя во сне подбегает к большому дереву и начинает закапывать свою драгоценность. Руки болят от холода, скорее, скорее... "Я вернусь сюда, я вырвусь...". Только бы было тепло... Слышит выстрелы. Ту девушку убили. Отбегает от дерева, падает. Поворачивается. Видит перед собой хозяина вещицы. Противная, жирная рожа. Темно.
И Зоя очнулась. Была глубокая ночь. Ее всю трясло. Стала идти, искать тропинку. Сколько она пробежала? Где она? Шла до рассвета. Она впервые в своей жизни встретила рассвет. И решила, что больше никогда его не пропустит, что бы в ее жизни не случилось. Вышла на какой-то участок, заброшенный загородный дом. Старый, с потрескавшимися белыми стенам. Похож на дачу чиновника. До боли знакомые детали. Дерево.
То самое дерево! Зоя подошла, обняла его. Все это было здесь, в прошлой жизни или ее больных кошмарах. И пришло решение. Нет, она уедет домой. Пусть все сорвется. Она не шлюха. В какой-то из жизней этот замкнутый круг нужно разорвать. Будет работать. Сделает все, что сможет. Пойдет осваивать другую профессию. Ей все равно. Она не шлюха.
Зою словно прорвало. Села прямо на землю, стала рыдать и грести руками землю. У нее было такое отчаяние! И тут руки коснулось что-то холодное. Зоя вытерла грязными руками глаза и увидела, как что-то блестит. Раскопала. Часы. Золотые или позолоченные, выглядят очень дорого. Явно старые, наверное, времен второй мировой... Она все поняла. Она сама себе оставила ключ. Она не могла вырваться из этого ада возможно не одну жизнь. Теперь она вырвется.
Зоя пошла по заросшей дороге от дома. На трассе ее подобрал старый сердобольный немец и все норовил отвезти ее в клинику. Зоя на следующий день выехала домой. Как прятала свою драгоценность и как ее продавала через знакомого на родине - отдельная история. Скажу только, что часы оказались не просто дорогими, а сказочно дорогими, так как были какими-то редкими, в них были заинтересованы коллекционеры. Учиться больше не пошла. Открыла свой магазин интерьерных решений, куда скупала отовсюду самые красивые и необычные вещицы для дома. Двух курсов и собственного таланта ей хватило на то, чтобы у покупателей захватывало дух, а ее нынешний муж в то время быстро поставил все на ноги, хватка у него хорошая. А познакомились они интересно: в кафе, как-то сразу приглянулись друг другу. И она ему на духу, как дура (так говорит), рассказала о матери, как попала под машину. О своей поездке в Германию Зоя ничего не рассказала до сих пор. Но тогда тот парень просто и душевно сказал: "А ты давно у мамы была? Поехали навестим, что ей купить?".
Через месяц Зоя вышла за него замуж. Сейчас они до сих пор вместе, есть красавица-доченька. Зоя много работает с мужем и постоянно учится, даже сейчас она приехала на какой-то важный семинар. Сестра с ней не общается до сих пор. Поссорились еще тогда, так как богач стал выбивать с сестры "неустойку".
Невероятная история, как по мне. У нее действительно какая-то особая карма. Зоя сказала, что в благодарность судьбе за выход она дала себе обещание и держит его до сих пор - никогда не терять надежду и не позволять ее терять другим.
БАБУШКА
Удручённый Васька медленно брёл со школы. Закончился его первый учебный год. Учительница выдала табель и, как он и предполагал, по письму красовалась жирная «3».
«Да», — тяжело вздыхал мальчик, — «тут подзатыльниками не отделаешься. Отхлещет его бабка крапивой, как есть, отхлещет. Пожалуй, даже и не крапивой, а лозиной или, и того хуже, старым отцовским ремнём. Точно, ремнём, и не спасут его пятёрки по всем остальным предметам. Ох, не спасут!»
А бабка уже с нетерпением дожидалась на лавочке возле калитки во двор. Маленькая сухонькая старушонка раз за разом вскакивала с лавки и выходила на дорогу, пристально вглядываясь в конец улицы. Звали её Аксинья, но в деревне все называли Сюткой, а за глаза «Псютиком», ибо была она очень шустрая и вспыльчивая.
Не повезло Аксиньи в жизни, ох не повезло. Муж погиб на войне, оставив её одну с маленьким сыном. Вырастила, выучила, изо всех сил тянулась. После окончания института остался её Павлушка в городе, там и жену себе нашёл, хорошая была девочка, вот только сирота совсем, всё к ней тянулась, как к родной матери. И сынишка родился у них, Василием назвали. Павлушка всё шутил: «Весь в Вас, мамаша, такой же бойкий да шустрый».
Часто приезжали, да и она к ним наведывалась. В ту пору Аксинья просто расцвела. Во внуке души не чаяла. «Вот и дождалась я счастья», — часто повторяла сама себе, не забывая плевать через левое плечо и трижды стучать по дереву, чтоб не сглазить. Но, видно, всё же, сглазила.
Когда Васе было четыре годочка, оставили ей дети внучка на присмотр, а сами на море поехали, путёвку им на работе дали, все так радовались… «Эх, пропади оно пропадом ваше море!» — в сердцах подумала Аксинья и плюнула на землю. Как там уже, что было, никто не знает, а только выловили их тела из того моря…
Похоронила и сама бы в гроб легла, если б не Васятка. Одна единственная родная кровинушка на всём белом свете осталась!
В конце улицы показалась стайка ребятишек, весело бегущих со школы. Бабка подскочила со скамейки и нетерпеливо «пританцовывала», ожидая их приближения. Где же Васятка? Что-то не видать его?
— Наташа, а что учёба в школе-то закончилась? – спросила она проходившую мимо соседскую девочку.
— Закончилась, баба Сюта, — радостно прощебетала та.
— А где ж мой Вася? Или его учительница задержала?
— Нет, всех отпустили домой на каникулы. Не знаю, шёл вроде.
— Шёл, говоришь, — прошипела бабка, — шёл-шёл да не дошёл…
Её сухонькие ручонки сами воинственно упёрлись в бока. «Завалил учёбу, шельмец, точно завалил. Ну, погоди, отведаешь ты у меня отцовского ремня!» — закипала бабка, как самовар.
Примерно через час Вася понуро подошёл к концу их улицы. Ещё издали он увидел перед своим двором мечущуюся, как фурия, бабку «руки в боки».
— Что-то ты не спешишь домой, Васенька, — ласково прошипела она, — окончил первый класс?
— Да, бабушка, — стараясь казаться весёлым, ответил мальчик.
— Ага-ага, вот и молодец, пойдём в дом, голодный небось, так я тебя накормлю, — кивала бабка головой.
Они вошли в дом, на столе Вася сразу же увидел старый отцовский ремень, который служил бабке в качестве тяжёлой артиллерии при воспитании внука.
— Ну, дорогой внучёк, доставай табель, порадуй бабушку…
Мальчик тяжело вздохнул и протянул табель.
Аксинья была малограмотной, всего три класса школы окончила, поэтому читала по слогам и только по печатному, к тому же с возрастом стала немного подслеповатой. Она уселась поближе к окну.
— А-риф-ме-ти-ка – «5», рус-ска-я ли-те-ра-ту-ра – «5», рус-ский я-зык – «3»…
Бабка подскочила, с размаху хлопнула табель на стол и схватилась за ремень.
— Там ещё физкультура – «5», рисование – «5» и пение – «5», — отчаянно взвизгнул Вася.
— Физкультура, говоришь, «5», рисование, пение… Вот я тебе сейчас и нарисую, а ты мне споёшь — кричала бабка «отхаживая» внука ремнём по мягкому месту.
— Что я скажу отцу с матерью, когда встречусь с ними на том свете?! Что не доглядела?! А?! Я тебя, шельмец, спрашиваю, что я скажу отцу с матерью?!
— Бабушка, я исправлюсь, честное слово, исправлюсь, — размазывал кулачками слёзы по лицу Вася.
— Конечно, исправишься, — категорично крикнула бабка и в последний раз, хлыстнув внука ремнём, обессиленная упала на стул. – Всё лето будешь у меня буквы писать.
В тот же вечер, пока Вася сидел в доме, закрытый бабкой на замок, и тоскливо смотрел в окно, почёсывая «горящий» зад, Аксинья со стопкой чистых тетрадей стучалась в дом учительницы.
— Тут мой Васька по письму тройку получил, так ты Светка, Светлана Петровна, — быстро поправилась бабка, — понаписуй ему тут в тетрадках, как правильно буквы писать.
— Зачем же так много тетрадей, баба Сюта? — недовольно ворчала Светлана, старательно прописывая буквы и слова на каждом листе.
— Пускай пишет, шельмец! Будет знать, как покойных отца с матерью и бабку позорить! – сердито отвечала Аксинья.
Васька так и уснул, не дождавшись бабку, а наутро она радостно положила перед ним на стол стопку пронумерованных тетрадей и три ручки.
— Вот, Васятка, это тебе Светлана Петровна задание на лето дала, чтобы тройку твою исправить, — сияла бабка, как новая копейка. – Так что ты умывайся, завтракай и за работу. Там учительница тебе всё прописала на каждый день, разберёшься. Да смотри мне, не будешь стараться, прибью, — строго добавила она и отвесила Ваське «дежурный» подзатыльник для профилактики.
Время шло, Василий с каждым годом взрослел. Учился он хорошо, а почерк у него был самый лучший во всей школе. И если в младших классах такие успехи были достигнуты благодаря бдительному оку бабки и свисту ремня, то в средних классах Вася уже с удовольствием учился сам. Ему нравилось узнавать, что-то новое и в свободное время рассказывать бабке, которая всегда внимательно слушала, периодически всплёскивала в удивлении руками, а затем протяжно вскрикивала:
— Ну, надо же до чего додумались! А ты случаем не обманываешь меня старую, Васёк? Может, ты над бабушкой посмеяться хочешь? Так гляди мне…
Старушка угрожающе показывала рукой на дверь, где на гвоздике уже несколько лет без дела пылился старый отцовский ремень.
— Раз ты так говоришь, не буду тебе больше ничего рассказывать, — делая вид, что обиделся, отвечал Вася и демонстративно замолкал и отворачивался.
Бабка некоторое время ёрзала на стуле, а затем примирительно говорила:
— Ладно-ладно, пошутила я. Так что ты там говорил про немцев и этот, как его поросячий, нет свинячий клин?
Васька незаметно хмыкал в сторону и продолжал рассказ.
В старших классах он уже почти ничего не рассказывал бабке, слишком уж это было всё заумно для неё, парень пристрастился к чтению и часами мог сидеть за столом, уткнувшись в книгу, пока бабкин подзатыльник не укладывал его спать. Надо сказать, что из всего столь разнообразного «арсенала воспитания внука», как подзатыльник, крапива, лозина и отцовский ремень, сейчас у бабки остался только один — подзатыльник, всё остальное как-то само постепенно отпало за ненадобностью.
Но зато подзатыльники бабка всегда щедро раздавала направо и налево, а зачастую и «наперёд». Василий не обижался на неё, он воспринимал их уже, как некий семейный ритуал.
Отзвенел последний школьный звонок. И хотя Василий окончил школу с золотой медалью, он решил сначала отслужить в армии, а потом уже идти учиться, так как с будущей профессией пока не определился. Бабка для приличия поохала, а потом сказала:
— Дед твой на войне за Родину жизнь отдал, отец твой два года отслужил, и ты, Василий, служи честно, не посрами наш род.
Уже на станции перед самой посадкой в поезд, бабка вдруг схватила его за руку, наклонила к себе и сбивчиво зашептала на ухо:
— Ты, Васятка, письма мне пиши, не забывай… Да только гляди, печатными буквами пиши, не гоже, чтобы твои письма соседи читали, сама читать буду…
Аксинья запнулась, слёзы предательски подступали к её глазам, она шмыгнула носом, а потом сердито добавила:
— Так смотри же, печатными буквами, а то знаю я тебя, напишешь своими каракулями, — и по привычке прилюдно отвесила внуку звонкий подзатыльник.
Все дружно рассмеялись. Василий выпрямился, покраснел и заторопился в вагон. «Ну, бабка, на всю деревню опозорила», — с досадой думал он.
А Аксинья стояла на перроне, закрыв лицо руками, чтобы никто не видел её слёз, и тихо шептала: «Дура! Вот же дура старая… Прости меня, Васятка!»
Прошло два года. Василий сидел в кресле самолёта и смотрел в иллюминатор. Он летел домой, на Родину. Парень откинулся на спинку и закрыл глаза.
Полтора года кромешного ада в Афганистане закончились, но в сознании всё ещё мелькали обрывочные картинки боёв. И вот на этом фоне начал расплывчато проступать силуэт маленькой щуплой старушки в белом платочке, закрывшей лицо руками. Силуэт медленно рос, приближаясь и приобретая всё большую чёткость.
Вот он вышел на передний план и заполнил собою всё пространство целиком. «Я очень жду тебя, Васятка», — услышал Василий голос бабки, — «ты только поторопись, поторопись, внучок…».
Силуэт начал удаляться, постепенно расплываясь. «Бабушка!» — позвал Вася и проснулся.
Он тряхнул головой, стараясь прогнать ком, подступивший к горлу. «Скоро, совсем скоро я снова увижу её», — подумал парень и достал стопку писем из вещмешка.
Он любовно перебирал эти конверты, подписанные красивым почерком его бывшей первой учительницей Светланой Петровной.
Вот оно самое первое письмо от бабки, которое пришло на втором месяце службы в учебку. Щёки Василия слегка зарделись, он вспомнил, как тогда долго сердился на бабку за её подзатыльник на перроне, а потом всё же написал ей коротенькое письмецо, печатными буквами, как она просила. При этом он в душе немного злорадствовал, рассуждая, что если бабка ещё кое-как сама и прочтёт письмо, то ответ ей всё равно придётся просить писать других людей.
Сколько он себя помнил, он ни разу не видел, чтобы бабка что-либо писала, она всегда звала его. «Ну, так и есть, к учительнице пошла», — ехидно подумал тогда Василий. Каково же было удивление, когда, на вложенных в конверт листах, он обнаружил корявые печатные буквы разной величины и толщины, что криво расползались по всему листу.
Василию тогда стало стыдно за свою злость на бабку, за своё мысленное злорадство над ней… Всё первое письмо бабка на двух листах просила прощение у него за тот подзатыльник. К концу прочтения его физиономия «пылала» от жгучего стыда за своё поведение и мысли перед этой старой малограмотной женщиной, которая настолько его любила, что смогла написать это письмо.
Он живо представил, как бабка усаживается за стол поближе к окну, долго тяжело вздыхает над чистым тетрадным листком, потом нерешительно берёт в свои огрубевшие от работы, заскорузлые пальцы ручку низко наклоняется и начинает старательно выводить буквы, почти прорывая листок от сильного нажима.
«Сколько же она писала это письмо?» — мелькнуло у него тогда в голове. И почему он считал в старших классах свою бабку отсталой и глупой? А она сразу поняла, что не напишет ей того Васятка, если будет знать, что письмо соседи будут читать, и она не скажет тех слов перед чужими людьми…
Василий невольно прижал к груди это стопку бабкиных писем, аккуратно сложенных в полиэтиленовый пакет. Там, в Афганистане, эти раскоряченные, косые буквы согревали его сердце, заряжали силой, не позволяли впасть в отчаяние, а ещё ему казалось, что они защищают его от пуль и осколков снарядов, как в детстве бабкина рука, ласково гладящая его голову, уткнувшуюся в подол старенького платья, защищала от всех неприятностей.
Едва край неба на востоке начал сереть, медленно рассеивая черноту ночи, Василий равномерным шагом подошёл к родной деревне. Он шёл по спящим улочкам и представлял, как подойдёт к своему двору и сядет на лавку, в ожидании, когда в доме зажжётся свет, а спустя несколько минут из дома выйдет бабка, громыхая пустым ведром, и направится к сараю доить корову. Тогда он тихонько войдёт во двор, сядет на крылечко и будет дожидаться парного молока, слушая, как оно равномерными струйками медленно наполняет ведро.
Вот и знакомый поворот, а там впереди через семь дворов и его родная изба… Но что это? В предрассветных сумерках натренированный взгляд Василия заметил маленькую одинокую фигурку, неподвижно стоящую посреди дороги.
«Не может быть», — мелькнуло у него в голове, а уже в следующую секунду он бежал к этой фигурке со всех ног и сквозь слёзы шептал – «бабушка»....
Виктория Талимончук