Автор Вадим Слуцкий
В детстве я дружил с девочкой по имени Таня. Вернее, не дружил, а был в нее чуть-чуть влюблен. То есть, если честно, не чуть-чуть, а даже очень сильно. У нас это называлось «втюриться».
Было мне 9 лет. И ей тоже. Мы учились в одном классе. И жили в одном дворе.
Таня была светленькая-светленькая: волосы белые, как тополиный пух. Она всегда бегала вприпрыжку, легко и воздушно, будто сейчас взлетит. И всегда улыбалась. Во дворе, в школе – постоянно с улыбкой.
А я был очень вдумчивый углубленный в себя философ-пессимист. И мне казалась эта девочка каким-то чудом. Всегда улыбается! Всегда в хорошем настроении. Такая хорошенькая, розовая, легкая, светлая – как солнечный лучик.
Влюбленность всегда начинается с разглядывания. Если я видел Таню во дворе, то уже не мог оторвать глаз. Сижу за столом, уроки не сделаны, а я не могу ни на чем сосредоточиться, потому в окно виден весь наш двор, а по двору летает, как пушинка, Таня. Что в ней было такого особенного, я и сейчас не знаю, но делать я ничего уже не мог: все смотрел и смотрел – буквально часами.
По-моему, все девочки точно чувствуют, когда они кому-то нравятся. И им это доставляет удовольствие. Таня знала, что кое-кому она нравится. И умела этим пользоваться.
Если в какой-нибудь игре обязательно требовался мальчик, например, на роль Папы, или Доктора, или Продавца, то она всегда звала меня. Потому что догадывалась, что я не смогу ей отказать, так мне кажется. И я действительно никогда не отказывался.
Хотя и не любил с ней играть, потому что ужасно стеснялся. Стеснялся смотреть на нее, когда она была близко; стеснялся прикасаться к ней – а это в игре иногда требовалось. В общем, для меня это была пытка. Для нее – как будто так и надо.
Она не называла меня по имени, никогда со мной не здоровалась. Но ей все-таки было приятно, что она мне нравится, – в этом я уверен. А я, как настоящий рыцарь, не рассчитывал на большее. Я готов был умереть у ног своей белокурой Дульсинеи.
Наш дом – на горе, рядом лес и речка. На крутом склоне зимой толкутся девчонки и мальчишки со всего района: тут ледяная горка. Огромная, в полкилометра. Некоторые родители не пускают сюда своих детей: боятся. Я любил ходить на горку, но сам съезжал редко. Мне больше нравилось стоять рядом и смотреть.
В тот день я заметил на горке Таню. И сразу перестал кататься. Спрятался за ствол большой сосны. А она все скатывалась и скатывалась вниз. Сейчас я бы подумал: ну и здоровенная девчонка! Хоть бы устала! А тогда мне это казалось естественным.
Наверное, Таню я тогда не считал таким же человеком, как все. Она мне казалось каким-то особым существом: вроде эльфа или сильфа.
Но даже с эльфами случаются катастрофы. В очередной раз съехав с горки, Таня налетела на какого-то здоровенного бугая. Бугай стоял на коленках, внизу, у самого спуска, и ржал, как лошадь. Рядом валялись его санки, сделанные из гнутых металлических труб: такие и слона выдержат. Таня на своей ледянке сначала врезалась в широкую, как бульдозер, спину бугая, а потом ударилась о его санки. И заплакала.
Вообще-то девчонки часто плачут. Но Таня никогда не плачет, во всяком случае, я ни раньше, ни потом ни разу не видел, чтобы она плакала.
Не знаю, как это получилось: вдруг я оказался возле нее. Неожиданно для себя. Ноги сами принесли.
Сначала просто стоял рядом как истукан. Она меня заметила, но посмотрела со злостью, как будто это я во всем виноват. Стала вставать – и не может. Опять села и зарыдала еще громче.
Всю эту сцену я помню так, как будто это кадры из фильма: как будто я это видел со стороны. Вот я нагибаюсь, помогаю ей встать. Я ужасно стесняюсь, ведь приходится ее трогать, брать ее за руки. Ничего не соображаю. Вот мы идем домой, карабкаемся наверх. У горки полно взрослых, но почему-то никто и не думает нам помочь, хотя Таня хромает и все еще всхлипывает. В одной руке я тащу ее ледянку: она довольно большая, но легкая, пластмассовая, ярко-зеленого цвета с загнутыми краями – похожая на огромный лист какого-то тропического растения. На другую руку и на мое плечо опирается Таня. Мне кажется, что это продолжается вечно.
Была когда-то у меня другая жизнь: я жил с родителями, дома, читал книги, думал, играл на скрипке. А теперь началась новая жизнь, она продолжается уже очень долго, гораздо дольше первой. Ту жизнь я уже почти не помню. Мы идем с Таней, она опирается на мое плечо. Идем-идем-идем. Придем ли мы когда-нибудь куда-нибудь? Я не уверен. Может быть, это уже навсегда? Может, это будет продолжаться вечно?
Это было одновременно мучительно и радостно. Голова кружилась от счастья, но в то же время ужасно хотелось, чтобы это поскорее кончилось. Больше всего я боялся, что не выдержу, устану: Таня была крупнее меня, тяжелая-тяжелая. Я ужасно боялся, что она заметит, как мне тяжело.
Да, это продолжалось бесконечно. Гора – полкилометра. Вверх. Потом еще перейти улицу. Дойти до ее дома. Она все не выпускала мою руку. Наконец, вот и подъезд. Тут она меня отпустила, взяла свою ледянку и пошла было. Уже почти не хромая. Но потом все-таки спохватилась и, полуобернувшись, буркнула что-то вроде «спасиба».
И только когда она ушла, пропала в темноте подъезда, я почувствовал себя по-настоящему счастливым. Я спас свою Дульсинею! Ну, пусть не спас, пусть только помог. Полкилометра вверх – а я нисколько не устал (на самом деле – еле дышал)! Я держал ее за руку, наверно, целых полчаса или даже час! И она мне благодарна, она сказала мне «спасибо»!
В общем, это был один из самых счастливых дней моего детства.
В первом и втором классе у нас была хорошая добрая учительница – Анна Матвеевна. Я ее плохо помню; помню только, что она нас часто водила во двор и мы там всласть играли в разные игры: в выбивалы, в штандер, в казаки-разбойники. Она была вся мягкая и теплая – так мне теперь представляется. Хотя при этом ее все слушались.
Потом Анна Матвеевна куда-то делась. Почему-то до сих пор так и не знаю, что с ней стало. И в третьем классе нас взяла Галина Ивановна. Ее с первого же дня все возненавидели. А больше всех – Таня.
У Галины Ивановны был еще класс, тоже третий. Нас она взяла «в нагрузку», во вторую смену, потому что не хватало учителей. Потом, через много лет, я узнал, что Галина Ивановна – знаменитая учительница: заслуженная-перезаслуженная. Помню, к нам на уроки постоянно ходили какие-то взрослые тетьки, а иногда и дядьки. Они тихо сидели за задними партами и что-то непрерывно записывали в толстые клеенчатые тетради. Все они как на подбор были важные-важные, как индюки, и такие же надутые.
И Галина Ивановна тоже очень важная. Она уже была пожилая, седая. Ее высокая прическа в виде копны сена почему-то казалась мне ненастоящей, искусственно приставленной к голове. А может, это так и было: может, это был шиньон? Только я тогда еще не знал этого слова.
Галина Ивановна очень маленькая и очень полная, как шар. Руки и ноги у нее будто надутые воздухом. Двигается не торопясь, медленно. Говорит тоже очень медленно, четко отделяя слова. Очень внятно говорит – но почему-то от ее слов очень скучно и начинает болеть голова. Лицо у нее тоже словно воздухом надутое, как у резиновой куклы; рот большой с углами, опущенными далеко вниз. Глаза какие-то пластмассовые.
Между собой мы ее звали «Жамбончик». Действительно, она похожа на толстую флегматичную жабу.
Галина Ивановна очень вежливая. Она никогда не кричит, никогда не повышает голоса, не нервничает. Всех учеников называет уменьшительными именами и «деточками»: «Машенька Слонова, сходи за мелом, деточка…». «Фимочка Коган, выйди, будь добр, из класса. Смотри на часы, деточка. Постоишь десять минут, заходи. Но от двери не отходи далеко».
Это у нее было такое наказание. Один раз она так наказала меня: а за что, я уже не помню. «Фимочка Коган» – это я. Кстати, меня даже родная мама никогда так не называла. Больше всего в Галине Ивановне мне не нравилось именно то, что она при всех – и при Тане – зовет меня «Фимочкой» и «деточкой».
Но при такой сахарной вежливости Галину Ивановну все боялись. Мне тоже всегда становилось как-то не по себе, когда она на меня смотрела. Смотрела она странно: то ли видит тебя, то ли нет. Как манекен в магазине.
Но больше всех ее боялась Таня. Хотя мы с ней были лучшие ученики класса, она – даже лучше меня. Но все равно Галину Ивановну она ужасно боялась, всегда на ее уроках затихала, бледнела, смотрела ей преданно в глаза. А на переменах передразнивала и по всякому обзывала: «толстожопой», «мордоворотом» и тому подобными кличками. Если бы это не Таня говорила, я бы, конечно, заметил, что это грубо и неостроумно – но: это говорила Таня.
Она ненавидела Галину Ивановну лютой ненавистью. А мы все – не любили и побаивались, но как-то быстро о ней забывали. Нет ее рядом – и ладно. Можно поноситься, поболтать об интересном. Таня постоянно говорила и думала о Галине Ивановне. Прямо плевалась от злости. Устроить ей какую-нибудь грандиозную пакость было Таниной затаенной мечтой.
А как известно, кто ищет – тот всегда найдет.
Галина Ивановна обожала цветы. У нее был не класс – оранжерея. Везде цветы. Возле ее стола стоял в кадке здоровенный фикус. На подоконниках, шкафах – везде цветы. Когда мы приходили в класс, всегда надо было их поливать. За каждым учеником было закреплено два-три цветка. Опоздаешь —будешь поливать после уроков, но уже не два-три, а все. На это уходил час. Хотя вода была тут же, в классе.
И вот Таня с Денисом – классным хулиганом, двоечником и очень хорошим, добрым и веселым человеком, которого все любили, кроме Галины Ивановны – как-то на перемене носились по классу. Денис маленький, черненький такой, как жучок. Я сидел и читал книжку: кажется, Жюля Верна. Я очень умный и в третьем классе уже читал Жюля Верна.
И вдруг – грохот. Я сначала подумал: в наш класс выстрелили из пушки. Но оказалось, это просто с подоконника свалился горшок с цветком. И разбился. И земля вся высыпалась.
Таня сначала будто онемела. Застыла. Села за парту, закрылась книжкой. И затравленно смотрит на дверь. Я ее хорошо понимал. Сейчас зайдет Галина Ивановна… И ведь не скроешь – при всех было.
И вдруг она как вскочит! – схватила самый большой черепок от горшка и всю оставшуюся землю с него насыпала прямо на кресло Галины Ивановны. Галина Ивановна сидела не на стуле, а на кресле, черном, кожаном. И вот Таня ей насыпала полное кресло мокрой земли.
Наверное, она решила, что ей уже терять нечего. Села на место. Сидит, как деревянная, ни жива, ни мертва, ждет расправы.
А я подумал: можно же все убрать. Горшков много, а у учительницы зрение плохое, она в очках. Может, не заметит. Взял ведро, совок, веник, стал сгребать землю. А уже вот-вот звонок прозвенит, я страшно тороплюсь, руки дрожат.
А все, весь класс, просто смотрят – и Таня смотрит. Потом подошла одна девочка, очень толстая и медлительная, Люба ее звали: она у нас училась хуже всех, даже хуже Дениса, и Галина Ивановна всегда ее ставила «в отрицательный пример» – говорила, что она обязательно останется на второй год. И вот эта Люба стала мне помогать, затирать пол тряпкой. А сама буквально трясется от страха: вдруг сейчас Жамбончик войдет! А мы тут таким делом заняты!
Но нам повезло. Обошлось. Мы успели. Когда прозвенел звонок, мы уже сидели за партами.
Да, забыл сказать, пока мы все убирали, Таня успела сбегать к раковине и вымыть руки. Потом выяснилось, что это очень важно. Но я тогда этого обстоятельства не оценил и даже ничего не заметил.
И вот пришла Галина Ивановна. Мы все – ни живы, ни мертвы. Но хуже всех Таня. Краше в гроб кладут. Чуть дышит, глаза большие, рот раскрыла, будто задыхается. И в глазах – ужас. Денис тоже – весь белый.
И мне тоже не по себе. И за Таню неспокойно, и за себя.
Ничего. Галина Ивановна поначалу ничего не заметила. Но мы-то забыли про землю, которую Таня насыпала ей на кресло. Она села. И опять ничего. Но потом все-таки почувствовала. Земля была мокрая. Видно, ей почудилось, что она села в лужу. И она встала.
Думаете, Галина Ивановна вышла из себя? Нет. С ней такого не могло быть. Она просто надела очки и внимательно рассмотрела, что это там у нее на кресле.
Потом повернулась к нам и как будто задумалась. А мы уже чуть не под парты готовы залезть от страха.
И говорит – обычным своим голосом:
– Танюша Иванова, скажи, пожалуйста, деточка, кто это насыпал сюда землю?
Я уже говорил, что Таня была лучшая ученица класса. И больше всех боялась учительницу. Вот она прямо к ней и обратилась.
А Таня ничего и выговорить не может: встала и молчит – только рот раскрывает, как рыба на песке.
А Галина Ивановна еще подумала и догадалась – она умная, недаром заслуженная учительница:
– А откуда же у вас земля? Вы, наверное, горшок с цветком разбили?
Посмотрела: так и есть – на одном подоконнике не хватает горшка.
У Галины Ивановны голосок тоненький, как свистулька. Тут он стал совсем тоненьким:
– Кто же это разбил горшок? Танюша Иванова, ты не знаешь, деточка, кто разбил горшок?
Тут, смотрим, Таня неверными шагами направилась прямо к Галине Ивановне. Я ужасно испугался – сам не знаю, чего: не съест же она Таню в самом деле, как жаба муху! Подошла Таня к ней и что-то ей зашептала на ухо. Пошептала-пошептала и отошла, села опять на место.
А Галина Ивановна опять подумала и говорит:
– Деточки! Положите все руки на парты.
Мы положили. Она очень медленно прошла и всех осмотрела. А у нас-то с Любой руки в земле. А у Тани чистенькие: она их успела вымыть.
И опять Галина Ивановна ничего не сказала. Ведет себе урок. И мы пишем себе, пишем, и стали уже обо всем забывать. И Таня порозовела, повеселела.
Но после уроков Галина Ивановна нас с Любой оставила. Вызвала по телефону наших родителей. И что-то им там говорила.
Потом моя мама купила для нашего кабинета какой-то сверхроскошный цветок. Но самое главное – нам с Любой пришлось целый месяц каждый день поливать все цветы в классе. Любе это, по-моему, даже нравилось. А я с тех пор не выношу цветов в горшках. У меня в комнате нет ни одного цветка.
Забавно, но я – такой умный – сначала ни о чем не догадался. Но в тот самый день во дворе я увидел Таню. Она была как всегда: веселая, с улыбкой, вся розовая. Заметила меня – и вдруг нахмурилась, как будто разозлилась, и сразу резко отвернулась. И слышу: что-то она про меня говорит своим подружкам – и те смеются.
А раньше она меня почти не замечала, но, в общем, относилась неплохо: ей нравилось, что я в нее «втюривши».
И тут меня осенило.
Очень хорошо помню все, что тогда чувствовал, будто это вот сейчас все случилось. Сначала мне стало очень больно.
Кстати, это не была догадка. Я не думал: «А, да это же она наябедничала Жамбончику, что у кого руки грязные, тот и насыпал землю на кресло и разбил цветок». Я почему-то вдруг узнал , что это именно она сделала. Без всяких сомнений. Как будто какой-то голос с неба мне сообщил. И я до сих пор не сомневаюсь: так и было. Хотя доказательств нет никаких.
И мне стало больно. И в то же время я был очень удивлен. Таня этого сделать не могла. Значит, это уже не Таня? Я ничего не мог понять. Было очень грустно и как-то пусто на душе.
А Таня с тех пор меня возненавидела – почти как Галину Ивановну. А с Галиной Ивановной они очень подружились. Таня стала ее правой рукой. Ей давались самые ответственные поручения. Когда что-то случалось, Галина Ивановна всегда обращалась к Тане. Но в классе Таня стала сама по себе, а мы все – сами по себе. Денис больше за ней не бегал, никто с ней не играл.
Сначала мне было ее жалко. Потом все это стало забываться, уходить в прошлое. Мы закончили третий класс. А в четвертом нас рассадили по разным классам.
С тех пор прошло много лет. Таня и я заканчиваем школу. Она все эти годы хорошо училась, шла на медаль. Я нет.
Однажды, не помню, когда это было, кто-то из наших гостей увидел в окно Таню и восхитился:
– Какая красивенькая девочка! Настоящая Дюймовочка!
Почему-то я это запомнил. Она действительно похожа на Дюймовочку: такая легкая и светлая.
А потом мне пришло в голову, что Таня не Дюймовочка. Она – Дерьмовочка. Но я о своей догадке никому не сообщил.
Иногда я, как прежде, вижу Таню в нашем дворе. Она стала взрослой красивой девушкой. Волосы у нее уже не такие светлые, как раньше: теперь они золотистые – как спелая рожь. Но она по-прежнему всегда улыбается.
Вот только меня это уже совсем не трогает. Я вижу ее – и ничего не чувствую. Мне уже давно не больно.
Хорошо ли это? Не знаю.
Дюймовочка превратилась в Дерьмовочку.
Красивая девочка Таня навсегда ушла из моей жизни, ушла так далеко, в такую дальнюю страну, откуда уже невозможно вернуться назад.
#перваялюбовь
ХИТРЫЙ РОДСТВЕННИК НАПИСАЛ РАСПИСКУ,
но возвращать долг не собирался...
--------------------------------------------------------------------------
– Где это видано, чтобы с родни расписки брали?
- Дядя, так ему не три рубля надо, а двести тысяч. А я просто так такие деньги подарить, если у него что-то случится, ни разу не готов!
- Ты еще ему кредит дай и поручителей собери! И проценты не забудь! – прокричал Леонид, и связь оборвалась.
- Дима, у нас ведь есть деньги? – спросила Варя.
- У нас? – игриво спросил он. – Ну, допустим, есть. А что?
- Понимаешь, у меня тетя есть, - Варя смутилась, - Зоя Михайловна, это мамина сестра. У них там сейчас трудности, а если у нас есть деньги…
- А тебе так надоела тетя Зоя, что ты решила от нее избавиться? – поинтересовался Дима, глядя супруге в глаза.
- Почему избавиться? – удивилась Варя. – Я помочь просто хочу.
- А ты не думала, почему у меня, сорокапятилетнего мужика в круге общения нет родственников?
- Ну, мало ли, всякое в жизни бывает, - ответила Варя, пожав плечами.
Она была второй женой Димы, а историей его жизни до нее не интересовалась.
- А я тебе скажу, - Дима улыбнулся, - точно так же, ну или почти, попросили у меня денег…
***
- Димка, брат, выручай!
Пусть Саша и был двоюродным братом Димы, обращался всегда как к родному.
- Что случилось, Саш? – спросил Дима.
- Форменная глупость поставила меня на грань развода, и только ты можешь спасти мою семью!
- Заинтриговал, - Дима улыбнулся, - так чем тебя спасать?
Дима услышал перешептывания с той стороны трубки, а потом Саша сказал:
- Понимаешь, мы с Наташкой в отпуск ушли, как пловцы – синхронно, чтобы ремонт в квартире сделать. Уходили на три недели, а управились за две!
- Поздравляю! – сказал Дима. – Из-за чего брак рушится?
- Говорю же, осталась неучтенная неделя! Так мы решили съездить на пять дней отдохнуть со всем комфортом! Тут рядом, за городом! А деньги-то все на ремонт спустили.
Последовала пауза. От Димы требовалось догадаться, чтобы он сам предложил денег на отдых, но Дима провокационно молчал.
Догадался, ясное дело, но решил дождаться просьбы.
- Ну, так, это, - устав слушать тишину, отозвался Саша, - а одолжи-ка мне денег!
- А может, сразу подарить? – спросил Дима с издевкой.
- Брат!
Дима услышал, как Саша улыбается.
- Закатай губу! – пресек Дима внезапную радость. – В долг, так и быть, дам. А вернешь когда?
- Ну, отпускные мы уже на ремонт уложили, это значит, только через полтора месяца будет зарплата. Но и с нее придется дырки позакрывать, - рассуждал Саша. – Так что, примерно, месяца три-четыре, но, скорее всего, пять. Так что, раньше, чем через полгода и не жди!
Наглость братца была поддержана веселым хихиканьем со стороны, что не понравилось Диме категорически.
- А расписку напишешь? – спросил Дима, но в ответ услышал что-то похожее на: «Чтоб тебя!» и связь пропала.
- Не очень-то и хотелось, - проговорил Дима, откладывая телефон.
Но в покое его не оставили, потому что через пять минут телефон снова ожил, но звонили с аппарата Сашиной жены:
- Димка, ты представляешь, телефон из рук выпал! Слава Богу, не разбился, но почему-то не включается, - прокричал Саша, приноравливаясь к чужому телефону.
- Бывает, - ответил Дима и замолчал.
Могло показаться, что он напрашивается на то, чтобы его упрашивали, повторяли из раза в раз просьбу, а может и умолять начали. Но это было не так.
По сути, любое его слово могли счесть согласием дать в долг, а он этого делать не хотел.
Одно дело, когда происходит неприятная ситуация, которую иначе, как деньгами не уладить: болезнь, авария, труба лопнула или бытовая техника накрылась. А давать деньги на отдых? Как бы, не первой необходимости вещь. Да еще и на полгода.
- Брат, так ты денег дашь? – повторил Саша.
- Расписку напишешь? – повторил свой вопрос Дима.
- Ты чего, брат, какая расписка? – Саша был шокирован, и что-то злобное на фоне ворчала его жена. – Ты что, думаешь, что я не отдам? Мы же родня! Как я могу не отдать?
- Хорошо, тогда давай зайдем с другого края, - предложил Дима, - сколько тебе надо?
- Ну, - замялся Саша, - тысяч сто. Или сто пятьдесят. Но лучше двести! – через паузы называл Саша, слушая приглушенный шепот со стороны.
- Хороший отдых вы задумали! – удивился Дима.
- Не, брат, тут не только отдых, - поспешил заверить Саша. – Отдых это так, не сильно. Мы в ремонт вложились, так нам до зарплаты еще дожить как-то надо. Да и не просто с воды на квас перебиваться, понимаешь?
- Я понимаю, а ты сам понимаешь, что сумма-то не детская! Серьезная, можно сказать, сумма!
- Потому и прошу на полгода! – Саша рассмеялся. – Вполне реальный срок!
- То есть, ты в себе уверен? – спросил Дима.
- Я тебя что, обманывать буду?
- А если у тебя форс-мажор? – поинтересовался Дима. – Не сто рублей, между прочим, на такую сумму мне гарантии нужны!
- Димка, ты в своем уме? Мы же братья! Понятно, всякое случается, но я по любому отдам!
- Повторюсь, был бы вопрос ста рублей, дал бы и не думал, но двести тысяч! Это большие деньги!
- Димка, ну что ты прибедняешься! – воскликнул Саша. – Это для меня на заводе это большие деньги, а у тебя это так – расходы на неделю!
- Не скажи, - Дима задумался. – Саша, как бы то ни было, а такими деньгами я рисковать не собираюсь. Под расписку дам, потому что брат, а просто так – нет!
Дима принципиально не стал извиняться, как принято, когда отказываешь. Он за собой вины не чувствовал. К нему обратились с просьбой, он согласился ее выполнить, но выставил свои условия. Условия не принимают. В чем ему чувствовать себя виноватым?
- Ты со своим бизнесом совсем совесть потерял! – проговорил Саша. – Я же тебе не деловой партнер, а брат! Это с партнерами ты там договора подписываешь, расписки всякие! А я родня! Нельзя так с родными! – и бросил трубку.
***
- Племяш, что это за выкрутасы? – Леонид обошелся без приветствия. – У Сашки семья рушится, а ты расписки какие-то придумал!
- Дядя, а в чем проблема-то? – спросил Дима.
- Как это в чем? Тебе сложно брату помочь?
- Мне не сложно, - ответил Дима, - готов хоть сейчас деньги на его карту скинуть, но мне нужны гарантии и конкретные сроки возврата. Я ведь деньги не печатаю и не в подарок получаю, мне нужно знать, на каком я свете.
- Да что ты заладил, гарантии, сроки? Если Сашка сказал, вернет, значит, так и будет! Это же твой брат! К чему эти глупости с расписками? На слово верить нужно, это же родня!
- Дядя Леня, вот если он так уверен, то чем ему расписка помешает? – справедливо поинтересовался Дима. – Получит деньги, а у меня бумажка полежит. А когда он вернет долг, я ему эту бумажку отдам. Тихо, мирно и спокойно.
- Димка, не хулигань! – повысил голос Леонид. – Где это видано, чтобы с родни расписки брали?
- Дядя, так ему не три рубля надо, а двести тысяч. А я просто так такие деньги подарить, если у него что-то случится, ни разу не готов!
- Ты еще ему кредит дай и поручителей собери! И проценты не забудь! – прокричал Леонид, и связь оборвалась.
***
Отстояв свою позицию, Дима вернулся к делам, но он и предположить не мог, что в квартире родственников зреет заговор!
- Деньги нам все равно нужны, - вещала Наташа перед мужем и свекром, - а больше их взять негде!
- Так можно микрозайм взять, - подал голос Саша.
- Знаешь, какие там проценты? – фыркнул Леонид. – Это не просто крайний случай, это когда будет вообще «петля».
- Нет-нет, - Наташа подняла руку, - деньги мы возьмем у Димы и расписку напишем, чтоб он ею подавился, а отдавать принципиально не будем!
- Это как? – опешил Саша. – Он же в суд пойдет!
- Во-первых, я не думаю, что он поддаст в суд на брата, - ответила Наташа, - а во-вторых… - договорить она не успела, свекор влез.
- А во-вторых, утрется! Не будет же он из-за несчастных двухсот тысяч, со всей родней ссорится! Походит, понудит, пообижается, а потом простит. Правда, больше никогда в долг не даст…
- Даст – не даст, бабка надвое сказала, а вот носом ткнуть его, чтобы не задавался, надо! – сказала Наташа. – А если надоедать будет, так я сама с ним поговорю!
Это он с вами миндальничает, да и вы с ним добрые слишком, а я ему отвечу всеми красками великого и могучего, так что пойдет он по известному адресу со своей распиской!
Мужчины заулыбались, а Наташа гордо подняла голову, показывая решительность и уверенность.
- Вот завтра к нему и поеду, - сказал Саша, за что был поцелован супругой и обнят отцом.
***
- Где Сашка? – спросил Дима, дозвонившись до Наташи.
- А зачем он тебе? – спросила та, с ноткой агрессии.
- Он у меня деньги в долг брал на полгода, - ответил Дима, - когда возвращать собирается?
- Я ничего не знаю, это ваши дела, - и бросила трубку.
Дима вздохнул и набрал еще раз:
- Что ты мне названиваешь? – с раздражением ответила Наташа.
- Наташа, давай не будем, - тем же тоном ответил Дима. – Где твой муж?
- Я понятия не имею, где твой брат! И про долг я ничего не знаю! Ищи его сам и разбирайся!
- Наташа, я тебя по-хорошему пока спрашиваю, где Сашка?
- Отстань от меня, а то я мужу пожалуюсь, что ты ко мне с непристойностями пристаешь! – и снова бросила трубку.
Дима сидел в задумчивости:
- Ну, что-то похожее я и предполагал, - проговорил он.
- Что, милый? – спросила жена Марина, смотрящая телевизор.
- Брат денег занял, а отдавать не хочет, - ответил он, - бегает от меня, прячется.
- Так это же брат, как с него стребуешь? – пожала плечами Марина. – Прости должникам своим! – патетично произнесла она.
- Простить – не фокус, но совесть тоже надо иметь, - заметил Дима.
- Ругаться с родными людьми из-за каких-то денег? Я бы не стала! Родня, все-таки…
- Хорошо так говорить, когда ты эти деньги не заработала, - укорил он супругу, которая, выйдя замуж за преуспевающего Диму, ни дня не работала.
- Это всего лишь деньги… - сказала она, обидевшись, и ушла в другую комнату.
***
С полчаса Дима посидел, а потом произнес:
- Видит Бог, я этого не хотел!
Он включил диктофон в телефоне и снова набрал Наташе:
- Не надо врать, что ты не знаешь, что Сашка у меня брал деньги в долг, - с ходу заявил он.
- И что? – с вызовом ответила она. – Ну, брал!
- И сколько брал, знаешь! – не спрашивал, а утверждал Дима.
- Двести тысяч, - произнесла Наташа, - очень пришлись к месту! Мы на них прекрасно отдохнули!
- Прекрасно, - Дима улыбнулся. – А то, что это не подарок, а долг, ты понимаешь?
- Предположим.
- А то, что долги возвращать нужно, знаешь?
- Тебе, что ли, возвращать? Так и ты и не бедствуешь! – она рассмеялась в трубку. – Перебьешься как-нибудь!
- Наташа, ты понимаешь, что он мне расписку написал, а срок уже вышел.
- Что ты мне всякими бумажками угрожаешь? – взорвалась она. – Что твоя бумажка против слов всей семьи? Мы все скажем, что в глаза никаких денег не видели! А расписку ты подделал!
- Я же в суд с ней пойду! – предупредил Дима.
- В туалет с ней сходи! Выискался тут, богатей-крохобор! На брата своего в суд подавать будешь? Из-за денег каких-то?
- Моих денег! – заметил Дима.
- Были бы последние, я бы еще подумала, а ты и так как сыр в масле катаешься! Машина у него новая, квартира четырехкомнатная, дачу купил! А нас, между прочим, ни разу не пригласил!
Тебе, куркулю, возвращать ничего не будем! И не смей мне звонить! И Сашку не беспокой, у него работа сложная!
В отличие от тебя, он руками работает, а ты вообще непонятно чем со своими бумажками в офисе занимаешься! Может, как раз расписки подделываешь, да на бедных людях наживаешься?
Наташа бросила трубку, а Дима еще минут пять записывал тишину.
Доказательства долга у него были, а вот все остальное повергло в шок.
***
- Суд был похож на цирковое представление, - заканчивал рассказ Дима. – Я в свой адрес столько всего наслушался, что мне на всю жизнь хватило. Так брат с дядей и сношенькой мою жену подкупили, чтобы та сказала, что эти деньги мне роли не сыграют, мол, у меня и так много.
- Ты поэтому развелся? – спросила Варя.
- И поэтому – тоже, - Дима улыбнулся. – А ты, если тете хочешь денег одолжить, попроси расписку. Тогда и поймешь, чего стоит ее отношение.
Варя набрала телефон тети Зои, сказала, что готова дать денег в долг, но попросила расписку, а потом включила громкую связь и положила телефон на стол.
- Да как ты смеешь мне такое говорить? – крик тети Зои наполнил комнату. – Какие могут быть среди родственников расписки? Ты что? Это тебя твой бизнесмен научил?
А я сразу говорила, что под.лец он и ха.пуга! Так еще и ты такой стала! Это додуматься, расписки с родни брать!
Дима нажал кнопку отбоя.
- Понятно, да? Хочешь потерять родню, дай им в долг!
----------------------------------------------------------------------------
....... автор - Захаренко Виталий (орфография автора) https://dzen.ru/id/5e2d688978125e00b13d5ee4 МАМИНА КВАРТИРА...
— Мы семья! У нас должно быть всё общее! Зачем думать о плохом? — возмущался супруг.
— Я не думаю. Я пытаюсь защитить себя и сына, — сказала Ольга.
— Своими опасениями и недоверием ты меня оскорбляешь!
— Я просто пытаюсь смотреть на вещи трезво, — спокойно заявила Ольга и ушла на кухню готовить, оставив супруга в глубоких раздумьях. Они снова ссорились из-за квартиры.
Ольга и Роман женаты пять лет. В браке родился сын, Тимофей. Жили они всегда дружно и почти никогда не ссорились, пока судьба не подкинула им испытание. И повод вроде изначально был хороший. Однако между супругами возникло разногласие.
До Ольги Роман был женат. Что-то у него там с первой женой не заладилось, что конкретно, Ольга не спрашивала, да и неинтересно ей было, но суть в том, что они развелись. Роман поступил благородно. Он ушёл, оставив супруге и двум сыновьям все имущество. Несколько лет он жил на съемной квартире, потом встретил Ольгу. Они полюбили друг друга и поженились.
Роман тогда неплохо зарабатывал и умудрился скопить некоторую сумму, ещё будучи неженатым на Ольге. После женитьбы они приобрели однокомнатную квартиру. Район, где находилась квартира, был не очень хорош, дом сам по себе тоже оставлял желать лучшего, да и квартира выглядела не лучшим образом, однако она стоила как раз столько, что Роману хватило на неё своих накопленных денег.
Через некоторое время Ольга внезапно узнала подробности сделки. Квартира по документам принадлежала свекрови. Именно свекровь, Анна Сергеевна, настояла на этом, потому что по её словам выходило, что первая супруга Романа оказалась ушлая, «ободрала его как липку» и чтобы не получилось как тогда, она настоятельно советовала сыну оформить квартиру на неё. Роман очень уважал мать и не хотел с ней ссоры потому он поступил, так как она хотела, а Ольге просто об этом не сказал. Выяснился же этот факт случайно: Ольга, разбираясь в шкафу, нашла папку с документами.
— Ты же вроде говорил, что сам всё оставил бывшей жене. Никто тебя как липку не обдирал, — недоуменно произнесла Ольга, выслушав сбивчивые объяснения мужа.
— Ой, Оль, да не обращай ты внимания. Квартира только по документам мамина, а так она сто процентов наша. Мать чудит, я просто не стал её расстраивать, вот и сделал, как она хотела. Конечно, я всё оставил первой жене и детям сам, никто меня не заставлял.
— Знаешь, мне обидно вообще-то… Твоя мать считает, что я только и жду момента, чтобы лишить тебя квартиры…
— Ну что ты такое говоришь! И вообще Оля, не о том ты думаешь! Мы счастливы, всё хорошо, и у нас скоро родится малыш. Разве не чудо? — Роман попытался сменить тему. Но Ольга обиделась и долго ещё потом обижалась за то, что Роман скрыл правду и не сказал во время, а особенно за несправедливые опасения свекрови.
Прошло время. В срок у Ольги родился сын Тимофей и она посвятила себя целиком заботам о малыше. Конечно, она перестала обижаться на мужа, ведь невозможно же всё время ругаться на эту тему. Ольга была очень рассудительная женщина и считала, что если живёшь с человеком, то нужно как-то подстраиваться, искать компромиссы, а не конфликтовать. Иначе, зачем тогда вместе жить?
Примерно тогда, когда Тимоше исполнилось четыре годика, мама Ольги, Светлана получила наследство от своей матери. Кроме Ольги у неё была еще младшая дочь, Настя, которая тоже была замужем и жила у мужа. Светлана решила поделить своё наследство поровну между дочерьми. Каждой досталось по два миллиона.
Едва Роман услышал об этих деньгах, он очень обрадовался и кинулся уговаривать Ольгу сделать хороший ремонт в их квартире. Но она была категорически против. Много раз они это обсуждали и всё больше ссорились.
— Какой ремонт? Зачем? Нужно продать эту квартиру, добавить те деньги и купить нормальную двушку в нормальном доме! — заявила Ольга.
— У нас нормальный дом. И нормальная квартира. Что ты говоришь? — обиделся Роман.
— Да тут плесень, грязь, старые трубы, полы все прогнили! Что тут нормального?
— Вот я и говорю, что ремонт надо. Отремонтируем, будет супер.
— Знаешь, что меня беспокоит больше всего? Что квартира эта принадлежит твоей матери. Мы её отремонтируем и… Я желаю долгих лет Анне Сергеевне и крепкого здоровья, но случись чего, на эту квартиру будет претендовать ещё и твой брат.
— Что ты такое говоришь, Оля! Зачем думать о плохом? Мы семья, у нас должно быть всё общее. И квартира эта — наша, я тебе уже говорил.
— Я пытаюсь смотреть на вещи трезво. А случись что с тобой, — невозмутимо продолжила Ольга, — Тоже самое. Не забывай, у тебя еще два сына. Мы с Тимошкой не у дел останемся.
— Вот сделаем ремонт и перепишем квартиру на тебя и меня, если уж ты так волнуешься, — пообещал Рома.
— Я очень волнуюсь. У нас появилась возможность улучшить жилищные условия, а ты не хочешь!
— Но мама…
— А ну да… Мама… Она не разрешит, да?
— Оль, ну что ты так сразу прямо? Я мать люблю и уважаю и…
— Слова поперек сказать не смеешь.
— Смею, просто… Ладно. Хорошо. Я поговорю с ней. Только никак не пойму, чем тебе не нравится наша квартира и наш район, — пробормотал Рома.
***
— Продать?! — удивилась Анна Сергеевна. — Зачем? Нет. Эта квартира моя и продавать я её не собираюсь.
— Мама! Ты же говорила, что квартира только по документам твоя, а так она моя и Оля…
— Ох и ушлая твоя Оля! Не зря я озаботилась. А ты уж слишком благородный. Слишком. Чем ей та квартира не угодила? Живите, я же вас не гоню. А ремонт это очень даже не плохая идея. Мне нравится.
— Мам. У нас сын подрастает. Квартира однушка. Хотелось бы двушку, в самом деле. Оля меня убедила. Думаю, что это лучший вариант.
— Ах, она убедила! Понятно. А я сказала нет. Так ей и передай, — заявила Анна Сергеевна. — И не вздумай о матери плохо думать. Я о тебе забочусь. Потом спасибо скажешь…
***
— Ну что ж, этого и следовало ожидать, — сказала Оля, когда Рома ей рассказал о разговоре с матерью. Он был неприятно удивлён и очень возмущен, однако Оля смотрела на него снисходительно. Она думала о том, что в отношениях с матерью её муж был невероятно наивен.
— Что же делать… — растерянно произнес Рома.
— Будем брать ипотеку. А мои два миллиона пойдут как первый взнос.
— Нам нелегко придется.
— Мы справимся. Зато это будет стопроцентно наша квартира, — сказала Оля.
Приобрели Ольга и Роман двухкомнатную квартиру, как и хотели. Дом новый, район хороший, даже школа во дворе имелась.
— Тимошка подрастает. Очень удобно будет близко ходить, — радовалась Оля.
— Да. Здесь хорошо, — соглашался Рома.
***
— А мою квартиру можете сдавать. Если хотите, — милостиво разрешила Анна Сергеевна. — Всё вам денежка лишняя будет. Как раз на оплату ипотеки.
Деньги от сдачи квартиры действительно серьёзно помогали Ольге и Роману платить кредит. Однако радость длилась недолго.
— Счастье-то какое! — Анна Сергеевна позвонила в середине рабочего дня Роману. — Димка-то женится!
— Поздравляю, — неприветливо буркнул сын. Он всё еще злился на мать. — Что то ещё?
— Да, — невозмутимо продолжила она. — Я звоню, чтобы сказать… э… квартиру надо бы освобождать. Пусть жильцы выезжают. Молодые после свадьбы там жить будут.
— Вот это номер! — возмутился Рома. — Больше жить негде?
— Негде. А что? У меня? У меня тесно будет. Потом ребенок родится, я вообще с ума сойду от шума и гама. Вот и решили. Тебе жалко для младшего брата? И вообще это квартира по документам моя, что хочу то и делаю!
— Но она куплена на мои деньги! Об этом ты почему то предпочла забыть!
— С матерью считаешься? Вот как. Дожила… Ну спасибо тебе, сынок, — всхлипнув, произнесла Анна Сергеевна и отсоединилась.
Жильцы выехали, молодые заселились, однако семейная жизнь Дмитрия продлилась недолго. Через год он развелся с женой и снова вернулся к матери.
— Вот мятежная душа! — сокрушалась мать. — Думала, будет все как у людей, а они развелись. Всё. Можете опять сдавать свою квартиру.
— Свою? — грустно усмехнулся Рома.
— Свою, а чью же? Она пустует, Димка же со мной живет. Пить начал, нигде не работает, всё с меня тянет. Бандюганы какие-то к нему в гости всё время ходят. Страшно мне. Как бы меня саму скоро как липку не ободрали. Думаю, пришла пора и правда переоформить ту квартиру на тебя, сынок…
***
— Соглашайся, пока мама не передумала, — сказала Ольга, услышав новость.
— Я-то согласен, только вот думаю, что за этим последует? Уж очень мать непредсказуемая. Неспроста все это.
А последовало за этим то, что Анна Сергеевна попросилась жить к Роме и Ольге.
— Житья нет от этого Димки. Гонит меня, кулаками машет. Ничего не боится. Не хочу я с ним жить. Я хочу к вам поближе. Так я буду в безопасности. А когда ипотеку выплатите, я могу съехать в ту квартиру, которую сдаёте.
— Живи, конечно, — сказал Рома. А что он мог еще сказать? Мать есть мать.— Только у нас шум, гвалт и тесно, а скоро будет ещё теснее, Оля второго ребенка ждёт.
— Ничего, ребятки. В тесноте, да не в обиде, — сказала Анна Сергеевна.
— «Кошкин дом», ей Богу, — усмехнулся Рома, когда закончил разговор с матерью и положил телефон на стол.
— Ещё какой… — вздохнула Оля.
Стали жить вместе. Жили не тужили, не ссорились, друг с другом ладили. Когда родился малыш, Анна Сергеевна помогала. Однако через год она всё же решила вернуться к себе домой.
— Поеду я, ребята. Димка вроде не бузит, остепенился. Как-нибудь уживемся, а вам всё попросторнее будет без меня-то.
Младший сын Анны Сергеевны и правда взялся за ум, устроился на работу и снова собирался жениться.
— Вот и хорошо, вот и правильно, — радовалась Анна Сергеевна, рассказывая Роме и Ольге новости. — А живут пусть у меня. В тесноте, да не в обиде…
— Мам, тебе же тяжело будет, шумно, беспокойно. А у тебя давление… — неуверенно проговорил Рома. — Может пусть опять в той квартире живут?
— Не надо, сын. Она твоя. Сдавайте, получайте доход. А Димка пусть сам себе на квартиру зарабатывает, не маленький.
— Я тебя люблю, мама, — в порыве чувств, сказал Рома.
— И я тебя, сынок, — ответила довольная Анна Сергеевна. Она улыбалась.
Ольга тоже улыбалась. Она сидела рядом на диване, держала на руках младшего сына и показывала ему книжку с картинками. Тимофей играл на полу с игрушечными машинками. У них всё было хорошо.
====================================================
....... автор - Жанна Шинелева (орфография автора) https://dzen.ru/ikigaj *МАМА ЛЮСЯ*...
- Здравствуйте, здесь Алексей живёт?
- Даа... А вы по какому вопросу?
- Вы его мама?
- Я?! Жена! Девушка, вы что хотели-то?
- Он сейчас в бо льнице, и я не знаю о его состоянии, мне ничего не говорят - не положено. Только родственникам. - верхняя губа незнакомки задрожала. - Можно мне войти.
- Ну проходи. Не понимаю, а чего ты здоровьем моего мужа интересуешься, ты вообще кто? - Люся указала рукой в сторону кухни. - Туда проходи.
Девушка присела на край кухонного уголка, достала носовой платочек из кармана и вытерла пот со лба.
Хозяйка захлопотала у плиты в ожидании, когда гостья начнёт говорить.
- Может тебе водички?
- Нет... Да, если можно.
- Так и будешь молчать? Ты посидеть у меня пришла или как?
- Алексей обещал на мне жениться, — сделав небольшую паузу добавила, — осенью!
- А ну если жениться, — Люся мыла кастрюлю, — это меняет дело, да только у нас многожёнство запрещено законом.
- Я не шутки пришла шутить.
- А я и не шучу, у меня нет чувства юмора.
- Вы понимаете, он осенью на мне женится. Вот только с вами разведётся и тогда...
- Хм... А чего сейчас припёрлась? Осенью тогда и приходи. Звать-то тебя как?
- Аня... Анна.
- А я Люся! Аня-Анна, а чего же не летом? Вон из-под пуза у тебя ног не видно. Его работа?
- Да, как видите, мы с Алексеем ждём ребёнка. Он сказал, что после вашего дня рождения подаст на развод?
- Ага, теперь понятно. Вот Лёха, ну не меняется человек, как там говорят, горбатого мо гила исправит.
- Вы о чём? Я вас не понимаю.
- Зато я тебя сразу поняла. Откуда будешь?
- Я из посёлка приехала. На заводе работала.
- Приехала значит город покорять. А Лёха мой детский ор не переносит. Рожать-то скоро?
- Через два месяца.
- Уу, вот он и отлынивает, хочет свою нервную систему поберечь. Вон у нас, когда первый родился, так он жить к родителям перебрался, на работу видите не высыпался, а работа у него не бей лежачего, бока можно отлежать.
- Так вы мне скажете, как он себя чувствует?
- От чего же не сказать?! Стабильно тя жело. Да не пугайся, а то глаза вон на лоб полезли. Жить будет.
- Что же мне делать?
- А я почём знаю, что тебе делать?! Ты когда в кой ку с ним прыгала меня не спрашивала: "что мне делать?"
- Я на третьем курсе в институте учусь заочно. У меня дома мама и братья ещё маленькие. Мне идти некуда. И Алексей говорил, что вы давно живёте как чужие люди. Он просто из-за детей с вами живёт.
- Да?! - Люся чувствовала, что её терпению приходит большой и пушистый писец. - Ты мне номер телефона и адрес свой оставь, я с тобой свяжусь!
- В смысле?!
- Как его выпишут, позвоню, чтобы забирала.
- Куда?
- К маме своей и братишкам.
- У неё места нет.
- Ну а сейчас ты же где-то живёшь?
- В общежитии.
- Вот туда вам и дорога. Ты на квартиру мою не нацеливайся. Она мне от бабки моей досталась, так что при раз воде разделу не подлежит. Ну чего моргаешь? Нет у него никаких прав на мой угол.
- Зря вы так, мы любим друг друга.
- Ну тогда в шалаше и проживёте. А сейчас топай уже, пока я добрая. Выход помнишь где? Тогда дорогу показывать не буду. - Люся кинула в раковину кастрюлю, которую чуть не протёрла до дыр, пока с гостей беседовала.
Три дня Людмила не спала и не ела толком, как попал благоверный её в ав ари ю. Поначалу прогнозы были не у теши тельные, но Алёшка её выкарабкался.
Устала Люда за эти дни, которые муж между мирами находился, мочи нет. Позвонили, сказали, что перевели в палату и теперь ухаживать жене придётся.
А тут эта пи гали ца беременная нарисовалась, за жилплощадью охотница. Ох, и накрутила бы волосики Анькины реденькие она на свою рученьку и с лестницы спустила бы с пятого этажа, да устала морально и физически.
Идёт Люся голову повесила, думы думает. Хочешь не хочешь, а сходить надо. То ли ухаживать, то ли обиду высказать. Ага, сейчас она его в миг на ноги поставит, так "отухаживает", что мало не покажется. День рождение он ей не хотел портить.
Сидит Аня на лавочке у подъезда.
- Тёть Люсь, тёть Люсь.
- Вот неугомонная. Чего ждёшь? Я тебе разве не всё сказала?
- А вы не к Лёше?
- И что?
- Возьмите меня с собой.
Ничего не ответила Люся. Идут - молчат. В автобусе Анна рядом села. Люся отвернулась к окну, будто не знает её.
Провела Людмила беременную к Алексею как племянницу.
- Ты тут подожди. Я первая схожу. - скомандовала жена девчонке и вошла в палату.
Лежит Алексей один. Соседей пока не подселили. Нога на вытяжке.
Вошла супруга. Посмотрела пристально, Лёжка от взгляда её проснулся, улыбнулся, да только Людмиле невесело, кошки на душе скребут.
А он смотрит на неё такими щенячьими глазками. Ко бе ль потрёпанный. Весь в ссадинах, синяках, нога в гипсе.
- Здравствуй, Алексей.
- Люся, как же хорошо, что ты пришла. Я тебя так ждал.
- Ждал он! Да кто бы сомневался?!
Супруга из сумки достаёт домашнюю еду и на тумбочку прикроватную ставит. Щёки, уши горят у неё, в пот бросило.
- Картошечка горячая с котлетками, как ты любишь Лёшка. Ешь, пока не остыла. - дрожащим голосом говорит она.
- Люсь, чего такая красная-то? Случаем не заболела?
- Нет, ху же! Я ведь тебя из армии дождалась Лёшка. Родителей не послушала и выскочила за тебя. А помнишь как на одних макаронах сидели? А сыновей наших, а ночи бессонные... Что же ты Лёша всё забыл?
- Разве такое забудешь? Люсь, ну что ты? Нашла время и место вспоминать. Всё пережили.
- Всё да не всё, Алексей. - к горлу у Людмилы ком подступил.
- Люсь, ну ты чего?
- А то, Алёша. Не ожидала я от тебя такого. Ты мне н ож в спину вонзил и до самого сердца достал.
- Люсь, прости ду ра ка. Я не специально. Не виноват. Я тихо ехал, как ты всегда наказываешь мне, вот те крест.
- Как же ты мог, Лёша? - закачала Люда головой.
- Люсенька, другую машину купим, только на ноги встану.
- Тьфу ты, думаешь я из-за машины? - закинула в тумбочку пакет с апельсинами.
- А из-за чего? От того что чуть сам "не накрылся"? Неважно выгляжу?
- А ты по поводу внешнего вида своего не переживай. До свадьбы, знаешь, всё заживёт, то бишь к осени как новенький будешь.
- Люсь, ты о чём?
- Ни о чём, а о ком! Об Анне, не знаю как её по батюшке и фамилию не спросила.
- Какой Анне? - опешил пациент.
- А той, Алексей, что ребёнка от тебя ждёт.
- Какого ребёнка? Люсь, ты головой ударилась?
- Я-то ударилась? Он ба бу молоденькую нашёл, ребёнка ей за де лал, а я ненормальная? - наконец-то Люся дала волю чувствам и разрыдалась.
- Люсь, давай врача позовём? Я понял - это всё нервы. - Алексей попытался приподняться на локтях.
- У меня нервы? А я её с собой привела. Сейчас позову Аньку твою бесстыдницу. Она ещё в моей квартире с тобой жить собирается, после того, как ты со мной разведёшься осенью, после моего дня рождения.
У Алексея волосы на голове зашевелились, а глаза из орбит полезли. Он от последних слов супруги дар речи потерял.
- Что, пойман с поличным? - Люда вскочила со стула. Распахнув дверь, крикнула в коридор. - Анка, заходи!
В палату вошла девушка. Она выпятив живот и держась за поясницу осмотрела помещение. Взгляд её споткнулся о Лёшку. Аня изменилась в лице.
- А где мой Алексей?
- А это кто?
- Тёть Люд, вы сейчас посмеяться решили? Этот мужик лысый не мой Лёшка.
- В смысле не твой?
- Мой молодой и красивый. Вот у меня фото есть. - Анна достала из расстёгнутой куртки телефон. - Это мы с ним.
- Значит ты не к тому Алексею пришла? - заулыбалась Люся.
Глядя на лица супруга, которого чуть инфаркт не хватил, и Анны, Людмила расхохоталась, а затем повалилась на свободную кой ку, держась за живот и заливаясь слезами от смеха, гоготала несколько минут.
- Куда же ты? - остановила Люся девушку, которая попала в неловкую ситуацию. - Рассказывай всё по порядку.
И выяснила Люся, как к ним девчонка попала. Это её Лёшка неправильный адрес назвал. И кто бы мог подумать, что там тоже Алексей живёт.
Людмила подключила все свои знакомства и таки разыскали нужного Алексея.
Он не попадал ни в какую больницу. Друга попросил Анне сообщить, что в тяжёлом состоянии после ДTП, хотел от неё отделаться. И конечно разводиться не собирался ни осенью, ни зимой.
Раз уж свела судьба, значит неспроста. Люся желанная женщина. Не осталась безучастной к жизни обманутой Анны. И с жильём помогла, и из роддома забрала новую знакомую, и взыскать алименты с виновника, чтобы в другой раз неповадно было девчонок обижать.
Нерадивый папаша в воспитании сына не участвует, но алименты платит исправно. Он знает, если что Люся знает, где его искать. Она-то прекрасно помнит, кто наобум назвал её адрес и не хочет представлять, что если бы не разобравшись Лёшку своего любимого выгнала бы из дома.
Хорошо, что Анну с собой взяла в больницу. Аня благодарна Людмиле, спасительницу свою зовёт: "мама Люся, мой ангел-хранитель!"
А когда сынок у Анны подрос, Люся её с хорошим мужчиной познакомила из своего окружения, сосватала и на свадьбе за главного гостя повеселилась.
Вот так мама Люся и сама счастье не потеряла и других осчастливила.
==============================================
....... автор - Татьяна Воронина (орфография автора)
МУЖ ТВОЙ МНЕ ДОЛЖЕН ОСТАЛСЯ...
Анна даже вздрогнула, вроде рядом только что не было никого? И вдруг,
-----------------------------------------------------------------------------------
- Здравствуй Аня, хорошо, что приехала, в наследство что ли вступаешь? Давно не была, прими мои соболезнования, - в калитку вошёл их сосед, хромой и вечно хмурый Григорий Павлович.
Взгляд такой, что никогда не поймешь, что у него на уме. Деревенские рассказывали, что невесту он свою из реки вытащил, тонула она. А сам когда с бугра в реку прыгал, спину повредил. Лечился, но хромота осталась, а невеста его с другим сбежала, не захотела за хромого замуж идти.
Может и хмурый потому, что с тех пор так один и живёт.
Григорий Павлович
Мужа Анны Георгия их сосед недолюбливал. За что она не знала, да Анне раньше и дела до него не было.
Зимой они с Георгием в городе жили, а этот дом деревенский был у них типа дачи, наездами сюда приезжали.
Выращивать Георгий на огороде ничего не хотел, в детстве говорит напахался, хватит!
Мать его была строгая, чуть что не так - хворостиной хлесть по ногам, - Ну ка Жорик, натаскай воды, да грядки с навозом перекопай. Тогда и гулять пойдешь, только тебе и гулять бы, лодырь!
А в городской квартире Георгий наслаждался. И вода горячая, и батареи тёплые, вот это красота!
Жили как все, Георгий водитель, Анна парикмахер. Сына Ваську растили, семья у них ничем не выдающаяся, обычная. Поначалу вроде любовь была, а потом делась куда-то.
Иной раз Анна даже думала, что Георгий женился на ней, чтобы в город перебраться. Но потом гнала эти обидные мысли, тем более что Георгий не жадный был. И вниманием, и подарками время от времени жену баловал.
Сын правда нервы им потрепал, когда постарше стал, но Георгий его быстро тогда приструнил.
Мужа уже второй год, как нет. Василий женился, в их дом жену привел. Вот и решила Анна лето в деревне пожить, а там видно будет.
- Здравствуй, Григорий Павлович, давно не виделись! - кивнула соседу Анна.
- Жорка то твой мне должен был, отдать бы надо! - вдруг неожиданно сказал Григорий Павлович, выжидательно глядя на Анну.
- Как должен? Мне Георгий ничего про долги не говорил! - Анна с подозрением смотрела на Григория Павловича - врёт что ли? С чего вдруг было мужу у него занимать, чушь какая-то!
- У меня и расписка есть, там всё подробно написано. Хочешь - экспертизу сделаем, - в глазах Григория Павловича Анна вдруг увидела любопытство.
Надо же, обычно он хмурый и всё! А тут расписку придумал и смотрит странно!
Григорий Павлович достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул, - Читай!
Анна взяла стала читать, что за ерунда?
- Что значит сына откупить? И за это двести тысяч?
- А ты не помнишь, как Васька ваш в историю попал? Твой тогда в долг нигде не нашёл, ко мне приехал. Пожалел я его, как обычно, дал.
- А ещё пятьдесят за что? Что значит "разное" на целых пятьдесят тысяч! - возмутилась Анна, - Ты видно Григорий Павлович глупой меня считаешь? Кто в такое поверит?
- Глупой я тебя считал, когда ты с Жоркой жила. Он баб зимой иной раз сюда возил, да ко мне за бутылкой прибегал. Просил, чтобы я его не выдал.
А ты ему глупая верила!
И Васька ваш видно такой же, весь в отца. Думаешь я не понял, что это он тебя из квартиры выжил?
Аня чуть не задохнулась от обиды, - Ты что мелешь? Думаешь раз Георгия нет, так можно и напраслину на него возводить? Уходи, не верю ни одному твоему слову!
- Хорошая ты женщина Анна, да не повезло тебе! В этом мы с тобой даже похожи.
Вот меж нами забор, думаешь твой Жорка его ставил? Это я забор ставил, а Жора твой под предлогом привёз сюда пассию очередную. И тоже половину за забор так и не отдал, паразит, прости Господи, царствие ему небесное! - махнул рукой Григорий Павлович и пошёл к калитке.
Потом обернулся, - Только если у тебя совесть есть подумай! А денег нет - отрабатывай, у меня бабы в хозяйстве нет!
Я ведь к домашней готовке не привыкший, а хотелось бы хоть под старость лет борщечка отведать. Руками такой вот женщины приготовленного, да со сметанкой!
Ну а если и ты такая же, как твой Жора, так Господь с тобой, живи...
Анна аж вся вспыхнула - это ж надо, что удумал? В прислуги позвал!
В доме прибиралась и вслух сама с собой разговаривала. Половики перетрясла, полы вымыла, и всё бубнила - вот ведь старый дундук, борщечка ему подавай! Щассс, обойдесся! Нашёл должницу! А потом ему ещё что в голову взбредёт, и чего?
Пыхтела, пока три дня порядок в доме наводила.
А на четвертый день сын Вася позвонил, - Мам, мы с Леной хотим на выходные приехать, на природе отдохнуть, примешь?
Хорошо хоть порядок навела да перестирала всё подряд. Вышла на улицу - на своём крыльце Григорий сидит, хлеб ест с колбасой и редисочкой.
Хлеб в одной руке, в другой полколясочки краковской, а пучок только сорванной редиски в миске на ступеньке.
Даже слюнки потекли, как ест вкусно. До этого краем глаза Анна видела, как сосед у сарая дрова для бани колол. Потом свои грядки поливал, бог знает, что этот хмурый дундук там на них выращивает. Лук, чеснок да редиску поди, вряд ли что-то ещё, даже приготовить не может, безрукий!
Вася с Леной привезли три сумки продуктов. Анна сначала обрадовалась, а открыла сумку и рассмеялась. Чипсы, кольца кальмаров, креветки, какие-то кольца луковые - шелуха какая-то, только желудок засорять! Неужели они дома так питаются?
За стол сели - налила им борща. Бордово-красного, со сметаной да с зеленью. На доске хлеб, сало, да чеснок порезала. Аромааат - только ложки и замелькали.
Подумала - может Григория позвать, он ведь тоже борща хотел. Пока ходила звать, Лена уже тарелки моет, надо же, хоть это умеет.
- Научите меня Анна Сергеевна? Анна посмотрела - Лена без косметики и в простой одежде совсем девчонка!
Шепнула ей, - Конечно научу, а то я смотрю не пойми чем питаетесь!
Григорий Павлович на её зов сразу откликнулся. Пришёл в свежей рубахе, за стол сел, как увидел борщ её, да сало с чесночком, даже разволновался, - Ух ты, давненько такую вкуснятину не ел! Мать только такой и готовила!
Ел аккуратно, сало на хлеб положил и понемногу откусывал, словно боялся голодным показаться.
Анна его рассмотрела, не такой он и старый. Жилистый, взгляд упрямый, вот постричь бы его модно, да усы смешные бы сбрить, вообще хорош мужик будет.
Гость её взгляд заметил, кусочек сала в рот положил и усмехнулся, - Хороша хозяйка, хоть и городская, знатный борщ.
Анна сама себе удивилась, так приятна ей эта похвала была!
- Ты, Василий, мать то не обижай, - Григорий Павлович доел борщ, подобрал хлебушком, - Из квартиры не выживай, в деревне женщине одной тяжело жить!
- Да я и не выживаю, дядь Гриша! Это так, на лето, мама сама захотела на свежий воздух. А как захолодает, мы за ней сразу приедем, мы так и собирались, скажи, Лен?
Лена разливала по чашкам чай и была какая-то непривычно тихая, не как в городе. Анна достала пряники, мармелад, а самой смешно - пакеты с чипсами так и стоят в углу. Видно надоела им она в городе!
Когда сын с невесткой уехали, Григорий Павлович предложил Анне, - Завтра в поселок еду в магазин, хочешь поехали со мной? Там выбор больше.
И Анна с радостью согласилась.
Поехали на старой " буханке", она у Григория давно уже, а всё на ходу. По магазину ходили, продукты вместе выбирали. Потом на второй этаж поднялись в отдел одежды.
- Женщина, вот такую куртку посмотрите, вашему мужу точно подойдёт, - предложила продавщица.
Анна улыбнулась и не стала её поправлять. Григорий тоже в усы улыбнулся, и Анна вдруг подумала, что усы можно ему и оставить, усы Грише идут.
А на следующий день Григорий Анну в гости позвал. Она пришла, а он стол накрыл, сам чего-то наготовил, старался.
В новую футболку и джинсы нарядился, волосы до и дело рукой приглаживает,
- Анна Сергеевна, Аня! Я ведь один живу, да и ты похоже одна. Ты конечно женщина красивая, можешь себе любого найти. Но я тебе предложить хочу - выходи за меня замуж! Снишься ты мне, Аня, не думал, что со мной такое может случиться!
Анна не знает, что и ответить, быстро как-то - и предложение! А Григорий ей, - Аня, ты не думай только про тот долг, это я от горечи! А рассмотрел тебя, да бог с ним, с долгом. Давно это было, Аня, выходи за меня!
- Я согласна! - Анна подошла и Григорий обнял её неуклюже и неумело.
И так они и стояли, уже немолодые, но ещё не старые два человека.
И оба были счастливы этой нежданной любви словно в первый раз.
Анна решила остаться в деревне
- Мама, ты что такая радостная?
Вася с Леной приехали и не поймут, что они с Григорием Павловичем так заговорщицки улыбаются.
- Сынок, я замуж выхожу, - Анна взяла Гришу за руку. Это не передать и не понять, но почему нет? Любовь...
==============================================
....... автор Жизнь имеет значение - Оля (орфография автора) https://dzen.ru/life_matters
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев