Договорить Шуре не дали - Вика, видимо, смотрела новости, потому что до ушей Шуры доносилось сделавшееся громче бубнение диктора и несложно было догадаться о том, что в новостях вещали о какой-то очередной неприятности.

Только чужие неприятности приносили Вике гамму эмоций: сначала ужас, а после радость оттого, что у неё, слава Богу, всё хорошо. Вике не терпелось поскорее перейти к сути, поэтому она прервала скучные излияния невестки:
— Короче, Шур, мы вечером придём, накрывай на стол! И мама с папой, и мы, и Галка - все наши, короче. Ну всё, давай, у меня тут в новостях такие страсти, извержение вулкана на островах, не дай Бог!
— Но у меня ничего не приготовлено! Мы не планировали! - успевает вставить Шура и от неожиданности останавливается посреди лужи и чувствует, как за борт низкой туфли заливается вода. Отпрыгнула.
— Тю! Так время же есть! Ты так вкусно готовишь, Шур, так вкусно, а я не умею. Короче, всё, пока! К шести жди.
Короче, короче, короче! Этим словом-паразитом Вика никогда не брезговала и вставляла чуть ли не в каждую фразу. Наверное, таким образом ей казалось, что она сразу ныряет в суть вопроса без лишних предисловий. "Язык бы тебе чуть покороче и мозг подлиннее!" - в сердцах думала Шура, когда прошло несколько лет и её попытки по угождению были брошены.
Вообще-то она была Александрой и любила, когда её звали именно так. На худой конец и "Саша" сойдёт, но... Но "Александра", по мнению новой родни, звучало слишком официозно и благородно, а чего там благородного в той Шурке, вчерашней деревенщине? "Саша" - это тоже незаслуженно ласково, а вот "Шура" - в самый раз, по-колхозному, чтобы не забывала невестка откуда выползла и откель до их любимого Венечки присосалась, да и понятно сразу на какой ступени семейной иерархии ейное место. Посему и нечего нос задирать! Шурка она - масляная шкурка. И баста!
Шура считала своим долгом не ударить в грязь лицом перед родственниками. Накупив продуктов, она принималась готовить и ей хотелось не только порадовать гостей, но и удивить. Помимо основных блюд на столе красовались мини-закуски, такие как яркие канапе в разных вариантах, аппетитные тарталетки, фаршированные помидоры, огурцы и шампиньоны, итальянские брускетты и прочее прочее. Чтобы гости за столом не скучали, Шура заготавливала нехитрые развлечения, какие-то игры, а для этого требовалось то распечатать бумажек со словами, то позаботиться о символических подарках. Несмотря на все старания, угодить всем родственникам мужа было непросто.
— Опять всё только домашнее? - уточнял свёкр, кисло рассматривая заваленный угощениями стол, - а я так хотел пиццы. Когда же вы уже начнёте зарабатывать и заказывать еду на дом? Надоела мне эта домашняя стряпня.
Шура молча глотала обиду и на другой раз ничего не готовила сама, а тратилась на пиццу, суши и китайскую лапшу. К тому времени у них уже родился первый сын и с маленьким было тяжело напрягаться с застольями.
— Иу! - снова возмущались родственники, - а что - домашнего ничего нет? Даже ни одного салатика? Мда, Веня, обленилась у тебя жена, совсем городской стала. Где это видано, чтобы гостей одним хлебом кормили и лапшой пересоленной?
— Это не хлеб, а пицца, - робко вставлял Вениамин.
— Хлеб это! Два кружочка колбасы и пять грамм сыра! Самую дешёвую заказали, а я тебе так скажу, Веня: на родных не экономят, неприятненько, однако! - высказывала Вениамину мать, а Шура молча краснела, наливалась обидой. Про себя она думала "ну скажи же ты им что-нибудь, выскажи! Скажи, что ты вообще-то их не приглашала, что они сами припёрлись, что они все ей надоели, достали, что не видеть бы их уже и не слышать!". Но Шура молчала. Не находила она в себе сил идти против дружной и сплоченной стаи. А родственники не молчали и кто-то непременно добавлял:
— Ну… Как говориться, что не сделано своими ручками – то не считается.
Вениамин хоть и заступался за жену, но делал это деликатно, стараясь отшучиваться.
— Саша, ну не обижайся ты так... Они люди простые, без изысков, что на уме, то и на языке. Они тебе зла не желают, ты им нравишься.
— Ага, прям нравлюсь!
— Ну конечно! Зачем бы они так часто к нам заглядывали, если бы ты им не нравилась?
"Пожрать на халяву они заглядывают!" - в сердцах думала Саша, но снова молчала.
Иногда дорогие гости могли позвонить даже за полчаса до визита и когда Саша видела, что звонит Вика или свекровь, в ней сразу начинала закипать злость.
— Шура, мы тут по магазинам гуляем недалеко от вас, зайдем через полчасика передохнуть и чайку попить, - пела в трубку золовка.
— Я сейчас не могу, у меня ребёнок спит!
— Так мы же тихо! Придумай нам что-нибудь перекусить, будь другом!
Даже если Саша не брала трубку, они всё равно приходили и тарабанили в дверь до последнего, так что отвечая на звонок Саша хотя бы знала через какое время их ждать.
Никого не волновало, что у Саши-Шуры ребёнок, что она устаёт, что гости здесь лишние! Также никого из родственников не волновало, что Вениамин занят по работе, когда требовалось кого-то отвезти в поликлинику, на рынок, на вокзал или дачу. Ведь Веня предприниматель, сам себе хозяин, неужели так трудно помочь родне? Неужели Веню не будет мучать совесть, если маме, сестре, папе, свату и брату придётся платить за такси?! Не по-родственному это!
Так они дотянули до второй беременности, во время которой даже у мужа Вениамина начали раскрываться глаза. Беременность у Саши развивалась тяжело. После шестого месяца муж боялся оставлять её надолго одну. Однажды ему пришлось уехать по работе с ночёвкой в другой город и он попросил сестру Вику присмотреть за Сашей - просто переночевать и в случае чего вызвать скорую, помочь собраться, а после присмотреть за старшим сыном.
Вика наелась от души, клюкнула вина и до позднего часа развлекала Сашу бессмысленной болтовнёй, хотя той давно хотелось спать. Наболтавшись, Вика уснула на диване, а диван тот был раскладным и на нём всегда спали Саша с мужем, потому что других кроватей, кроме детской с бортиками, в квартире ещё не было. На неразложенном диване места больше не оставалось и Саша всю ночь просидела на стуле, потому что не было ничего такого, что можно было постелить на пол - они очень экономили, чтобы насобирать на собственную квартиру. Утром Вика ускакала на работу, а Саша походила-побродила и поняла, что дело плохо... Она позвонила подруге, чтобы та взяла к себе ребёнка и помогла Саше добраться до перинатального центра. В результате Сашу госпитализировали и сделали операцию, чтобы сохранить беременность. Пока она там лежала, муж рассорился с роднёй.
— Чтобы я ещё хоть раз вас о чём-то просил?! Да ни в жизни! Один раз попросил помочь, один раз, и что из этого вышло?! Нет, значит, как вам надо, чтобы я побыл бесплатным извозчиком - так это всегда и везде, а как для меня что-то сделать - так фигушки?! Больше не просите меня, чтобы я кого-то из вас катал на машине, вызывайте такси!
Первые эмоции прошли, Саша благополучно родила второго сына и родственники постепенно нашли пути примирения, вот только случай тот помог Саше с мужем отрастить первые острые зубки. Вениамин слово сдержал и больше никого никуда не подвозил сколько бы его не просили. По сути-то виновата в том эпизоде была одна Вика, но мать с отцом встали на неё сторону и заявили, что Шурка тоже виновна в своём слабом здоровье: нормальная баба должна уметь рожать так же легко, как плевать семечки. Обижаться на родного сына и брата они не могли, поэтому после каждого отказа поминали недобрым словом невестку, ведь это именно она настроила Венечку против семьи.
Как бы то ни было, приглашать себя в гости они не перестали - слишком это было удобно и выгодно. Сашке же к тому времени до того надоело их встречать и кормить, что она решилась стать плохой и проучить наглую родню. Сделала она это, кстати, тоже молча.
Явились, значит, разлюбезные родственники к ней в гости по весомому поводу - младшенькому исполнялось три месяца. Никто их, конечно, не приглашал...
— Ой, ты ещё не накрыла! - удивились гости.
— Там на столе селёдка - её разделать надо, и свёклу с картошкой я уже сварила, на плите в кастрюле найдёте, - улыбаясь, говорила Саша, качая ребёнка, - в четыре руки салат быстро сделаете, правда, Вик? Вы же, папа, пока за тортиком сбегайте, можете любой брать, я всё равно есть не буду, мне нельзя. Ну я пошла пока, а то маленький хнычет, у нас, знаете ли, колики-газики, некогда у плиты стоять.
Родственники ошарашенно переглянулись. Сами сделали салат, сами торт купили и сами же всё приговорили, даже кусочка для Вениамина не оставили, хотя ему-то и можно было торт есть! Саша даже сидеть с ними не стала, лежала с ребёнком, кормила его долго, потому что младший мог висеть на груди и по часу.
На следующий раз Саша даже подготавливать ничего не стала, предложила начистить картошки для жарки.
— Грибы есть замороженные. С ними красота будет, а не ужин!
Сказала - и вышла. Гости затихли, потом зашушукались. В комнату с каменным лицом вошла свекровь.
— Шура, мы заметили, что у вас хлеба нет. Мы все вместе выйдем, прогуляемся, может и ещё чего купим.
— Да пожалуйста. Что хотите есть, то и покупайте.
Вышли они за хлебом и не вернулись, и с того дня перестали радовать Сашу своими визитами. Закрепилась за Сашей дурная слава среди родни: плохая она невестка, мать ужасная, хозяйка нерадивая, и вообще неумёха эта Шурка, бессовестная, наглая, гадкая, бедный-бедный их Веня! А все те годы, когда Саша старалась и радовала их застольями, были вычеркнуты из памяти рода, словно никогда их и не было.
Саша всё проглотила. От добра добра не ищут! Зато больше не будет посторонних людей у них в доме, которых она не приглашала. Зато не надо тратиться на многочисленную незваную толпу. Саша так решила: раз уж нельзя в данном случае без крайностей, то пусть будет та крайность, при которой лично ей живётся спокойнее и удобнее, нежели наглым родным.
***
Если есть ошибки - простите. Мне пока очень тяжело писать, но так я хотя бы отвлекаюсь, когда погружаюсь в чужие истории.
*КАК УЛИЧНЫЙ КОТ СПАС ВЕРЕ ЖИЗНЬ.*
Боже, счастье, Вере сделали предложение. Игорь так и сказал: «Может, ты выйдешь за меня?». Без цветов, правда, безо всяких колечек. Но то был конец 80-х, наши люди еще к церемониям приучены не были. Вера тут же ответила «Конечно, пора уже».
То есть стоило ответить бы по-другому, и лучше не сразу, уклончиво, но Вера была прямодушна, словно ребенок. Хотя ей было уже тридцать шесть.
Вера совсем не была красавицей, носила очки, на работу в Ленинскую библиотеку ходила в трех кофтах, меняя их поочередно. Строго говоря, роман с Игорем был первым в ее жизни, если не считать… Да нет, можно не считать.
Поэтому Вера была очень счастлива. Пришла на кладбище к маме, сказала с улыбкой серому памятнику: «Мамуль, ну поздравь меня! Скоро у тебя и внуки появятся».
Вера от руки написала сорок приглашений, сама рассылала. Позвала даже начальницу, которая ее недолюбливала. Свидетель? О, это Вера решила в первую очередь. Свидетелем она позвала Васю, лучшего друга. С ним они познакомились в Университете, в столовой. Тощий Вася учился на последнем курсе, Вера на первом. Их пару даже назвали ВВ, они вечно ходили вместе, говорили о трудной судьбе Данте, сонетах Шекспира и французских импрессионистах. Вася был для Веры не просто друг, а еще и «скорая помощь». Если что не так, если просто хандра – Вера звонила ему.
Нет, никакого романа. У Васи была невеста, однокурсница, сразу после университета они поженились. Жена Васи относилась к Вере по-доброму, за глаза называла «нашей милой балдой» и «вечной девочкой».
Короче, все было к свадьбе готово. Включая платье и банкетный зал.
А за четыре дня до загса Игорь сказал: «Верк, тут мне хорошую работу предложили, очень денежную. В Магадане, на два года. Надо срочно лететь, послезавтра».
«Так я с тобой!» – улыбнулась Вера.
«Не, куда? Там жилье на одного, суровые условия…»
«Я не боюсь!»
Игорь внезапно стал говорить раздраженно. И в конце концов сообщил, что всю свадьбу мутил ради московской прописки и большой квартиры Веры.
Вера потом неделю не могла приходить на работу, благо суровая начальница ее поняла, сказала – прикроет.
А через месяц от инфаркта умер Вася. Ее милый, надежный Вася. Прямо в автобусе, возвращался домой. Остались сын и дочка, пяти и семи.
Вера ощутила – даже не скорбь, не одиночество, не боль – Вере показалось, что мир вокруг просто стерся, остались мутные силуэты. Где она бродила, не понимая, что делает, и зачем.
И тогда Вера решила, что смысла все это продолжать больше нет. Надо исчезнуть. Уйти навсегда. Придумала как.
Написала заявление об увольнении, начальница погладила ее по голове: «Может, передумаешь, Верунь?»
Та ответила кратко и жестко: «Нет. Я всё решила».
Вера шла домой от метро поздней осенью, думая лишь о том, что спустя час все для нее закончится.
Когда услышала из мусорного бака сдавленный «мяу». Остановилась. Да, точно мяу. Заглянула в бак. На самом дне, среди очисток и хлама, сидел котенок. Серый, всклокоченный. Глядел на Веру.
«Вот ты какой дуралей!» – сказала Вера.
Перегнулась, схватила котенка, засунула под шерстяную кофту.
Дома котенок быстро освоился, стал носиться как сумасшедший, забрался на шторы, на самый верх. Оттуда глядел на Веру: ну как, ловко я?
Вера улыбнулась: «Ну что мне с тобой делать?»
И она стала жить дальше. Ради этого Улисса, как она назвала кота.
Спустя неделю Вера позвонила жене Васи: «Прости за нахальство, я подумала – может, с твоими ребятами надо заниматься языками? Я ведь знаю английский, итальянский, французский. Нет, пойми верно, это бесплатно!»
И та согласилась. Вера стала не просто учительницей, она теперь была старшей подругой для сына и дочки своего любимого Васи. Водила их по музеям, в театры, просто по улицам, где рассказывала о домах и знаменитых жильцах. Дети ее называли «мама Вера». Да, она была им как вторая мама.
Нет, она не вышла замуж, никакого личного хэппи-энда. Она просто стала жить ради этих детей, ради других, радоваться тому, что есть новый день, что завтра будет еще один.
И тайно благодарила за это помоечного Улисса, который стал очень пушистым, важным, упитанным, по шторам больше не лазил.
«Ты мой спаситель», – иногда шептала Вера коту.
…Прошло больше тридцати лет. Те дети выросли. Они много раз ездили с Верой в Европу, водили по тем музеям, о которых она лишь мечтала. Они заботятся о своей «маме Вере», водят к лучшим врачам, даже наняли бойкую домработницу, ибо Вера так и остается девушкой непрактичной, готовить не научилась. Ей уже семьдесят, говорит, что очень счастлива.
Улисс прожил долгую жизнь рядом с Верой. Конечно, его давно нет. Вера потом завела еще котика, и еще.
Но она совершенно уверена, что тот серый котенок был послан ей свыше, в последний момент. А что нашелся в помойке? Какая разница, откуда придет спасение?
*Автор Алексей БЕЛЯКОВ.*
🕯ВРЕМЯ МИСТИЧЕСКИХ ИСТОРИЙ🕯
В конце 30-х годов XX века в городе Барнауле горкомом партии было принято решение разбить большой и красивый парк. Местом для парка выбрали большой участок в центре города, на котором располагалось основанное в 1780 году, а потом заброшенное, Кресто-Воздвиженское кладбище. Руководителем работ по созданию парка был назначен известный в городе архитектор Дмитрий Степанович Шелехов. В апреле 1939 года партийное руководство объявило субботник, на который уже в первый погожий день вышли сотни человек. Под звуки бодрых маршей духового оркестра коммунисты и комсомольцы очищали огромную территорию от высохших деревьев, с просевших могильных холмов стаскивали потрескавшиеся каменные надгробия, деревянные кресты и оградки.
Однако не прошло и часа с начала работ, как разразилась страшная гроза. Проливной дождь хлестал по лицам трудящихся, ураганный ветер валил с ног. Но непогода, казалось, только раззадоривала молодежь. У одного из работавших парней в руках оказалась гармонь. Он заиграл «Цыганочку». Молодая комсомолка в красной промокшей косынке отбросила в сторону грабли, взобралась на каменное надгробие с высеченным на нем крестом и стершейся от времени надписью и пустилась в лихой пляс. Тотчас вокруг могилы собралась толпа, которая принялась весело хлопать в такт танцу.
Вдруг над головами собравшихся раздался оглушительный удар грома. В ту же секунду танцевавшая на каменном кресте комсомолка вспыхнула ярким пламенем, пронзительно закричала и замертво рухнула на надгробие. Онемевшая от ужаса толпа увидела, что каменная плита, на которой лежало обуглившееся тело комсомолки, от удара молнии раскололась надвое.
Это трагическое событие явилось первым в череде других — таинственных и страшных, — которые стали происходить на старинном кладбище.
Несмотря на трагедию, явившуюся неким предостерегающим знаком, работы были продолжены. Когда было расчищено пространство вокруг небольшой заброшенной церкви, строители приступили к демонтажу ее посеревших от времени куполов. Один из рабочих, ковырнув стену ломом, обнаружил в ней тайник, в котором лежали какие-то бумаги, а также золотой нательный крест, золотое кадило и серебряная лампада, украшенная драгоценными камнями. Документы он немедленно отдал прорабу, а найденную дорогую утварь решил оставить себе.
Найденные в стене церкви документы показались весьма интересными архитектору Шелехову. В них содержался детальный план кладбища с указанием дат захоронений и фамилий похороненных. Помимо плана обнаружилась бумага, по содержанию похожая на завещание. Этот документ был составлен «купцом 1 гильдии Акинфием Погибловым мая 8 числа 1780 года». В завещании говорилось о том, что купец приобрел землю на берегу Оби для устройства на ней кладбища с целью захоронения самых уважаемых граждан города. Акинфий Погиблов велел построить на выделенные деньги церковь и после своей смерти похоронить себя рядом с ней. На плане указывалось и место захоронения купца, которое оказалось под тем самым расколовшимся каменным надгробием с крестом, на котором сгорела от удара молнии комсомолка.
Кроме того, в завещании изъявлялась воля Акинфия Погиблова, заключавшаяся в том, что кладбище это должно служить местом упокоения честных людей до второго пришествия Христа. Тем же, кто посмеет нарушить покой душ усопших, вскапывая и расхищая могилы, должен был покарать некий злой страж, находящийся в одной из могил кладбища.
А расхищать из могил старинного кладбища действительно было что. Когда через неделю ковш экскаватора взрыл кладбищенскую землю, то вместе с истлевшим деревом гробов на поверхности оказались шкатулки с золотыми монетами, украшения, часы работы старых швейцарских мастеров и еще много такого, чего рабочие никогда прежде не видели.
О ценных находках вскоре стало известно компетентным органам. Была создана комиссия по изъятию найденных ценностей, а на территории развороченного кладбища установили круглосуточное дежурство милиции. Именно с этого времени в своих рапортах милиционеры стали докладывать о странных явлениях, происходивших ночами на разрушенном кладбище. Так, почти в полной тишине периодически раздавались негромкие звуки, похожие то на стон, то на плач, шорох чьих-то шагов, вздохи и покашливания. Поначалу сотрудники милиции пытались выяснить, кому принадлежат столь странные звуки, однако вскоре оставили это безнадежное занятие.
Информация о загадочных явлениях на подведомственном объекте практически ежедневно стала поступать к Шелехову. Однажды, незадолго до майских праздников, к нему на прием в кабинет, устроенный в одном из приделов полуразрушенной кладбищенской церкви, пришла пожилая женщина. Она заявила, что является потомком Акинфия Погиблова. Женщина попыталась объяснить Шелехову, что они задумали богопротивное дело, потревожив прах завещание ее предка, слывшего, по преданию, сильным колдуном, чар которого боялся весь Барнаульский уезд. Атеист по убеждению, Шелехов лишь отмахнулся от слов гостьи, сославшись на то, что снести кладбище и построить вместо него парковую зону — есть решение партии, которое обсуждению не подлежит. После такого ответа женщина сняла с шеи резной деревянный крест и подала его Шелехову, сказав, что этот крест обладает большой силой, и он еще ему пригодится.
В тот же день архитектору пришло страшное известие — в дальнем конце кладбища обнаружили тело того самого рабочего, который нашел в церкви любопытные бумаги и который тайно присвоил найденные в тайнике церковные ценности. Мужчина повесился на старой осине, склонившейся над одной из немногих еще уцелевших могил. Под трупом на заросшем травой могильном холме лежала похищенная им церковная утварь…
Через неделю рабочие дошли до северной окраины кладбища — им осталось снести последние могилы. С пятью почти провалившимися могилами экскаваторщик справился еще до обеда, а вот с шестой могилой, над которой как раз и повесился рабочий, пришлось изрядно повозиться. Ковш мощной машины, погружаясь в землю, упирался во что-то твердое, что никак не хотело выходить на поверхность. Смена уже подходила к концу, когда рабочие решили вручную очистить могилу от останков усопшего.
Вот, наконец, штыки лопат во что-то уперлись. Приглядевшись, землекопы поняли, что имеют дело с металлическим гробом. Рабочие взялись за ломы, которыми подцепили с четырех сторон крышку гроба. Послышался скрежет металла, и следом за этим из могилы раздалось рычание, переходящее в утробный низкий вой. На отпрянувших рабочих дохнуло смрадом, в бригаде поднялась паника. Кто-то из рабочих бросился к церкви, где находилось руководство стройки.
Как только Дмитрию Шелехову стало известно о происходившей на краю кладбища чертовщине, он почти инстинктивно схватил деревянный крест, лежавший в ящике стола, и побежал к месту происшествия.
Когда архитектор прибыл к развороченной могиле, из нее все еще раздавались холодящие кровь звуки, а рабочие стояли на безопасном от ямы расстоянии в полном безмолвии. Шелехов вытащил из кармана крест и сам не понимая, зачем он это делает, бросил его в могилу. Земля под ногами ощутимо вздрогнула, и все прекратилось. Шелехов дал команду снова засыпать могилу и сровнять ее с землей, что и было сделано в тот же вечер…
Через год в Барнауле состоялось торжественное открытие нового парка. Уже на следующий день после начала его работы Шелехов выбросился из окна своей квартиры, находившейся на третьем этаже дома, в котором проживала городская элита…
За более чем 40 лет своего существования этот парк стал излюбленным местом отдыха горожан. Однако старожилы до сих пор вспоминают те таинственные случаи, утверждая, что до сих пор цела злополучная могила. Смотрители и сторожа уверяют, что и в наши дни вечерами в парке можно встретить безмолвного призрака, бредущего среди аттракционов по тенистым аллеям.
Это статья из газеты меня очень заинтересовала, потому как я родился в Барнауле и живу по сей день. Прогуливаясь по этому парку, действительно ощущаешь тяжелую атмосферу и некий страх…
*МАМУ НЕ ОТДАМ.*
(Рассказ основан на реальных событиях.)
Эту историю рассказала общительная женщина, с которой мы вместе ехали в одной маршрутке в Алушту. В разговоре она упомянула бабушку Фатиму. Заметив моё удивление, светловолосая синеглазая Оля улыбнулась и сказала:
– Да-да, вы не ослышались, именно Фатима. Бабуля – крымская татарка, мой дед ей жизнью обязан.
Если бы не она – кто знает, что с ним стало бы и каким бы он вырос.
И я с интересом стала расспрашивать.
…В довоенные годы в одном селе близ Алушты жила большая дружная крымско-татарская семья. У молодых супругов Асана и Фатимы подрастало трое ребятишек – шестилетняя Реяна, пятилетняя Эльзара и четырёхлетняя Севиль. Рядом с ними стоял домик соседей – Анны и Петра Екимовых, сынишка которых, босоногий Тимофей, частенько прибегал поиграть к своим подружкам. Было ему в ту пору около трёх лет, соседи на свой лад звали его Тимуром.
В те годы люди, особенно в сёлах, не делили детей на своих и чужих. Все они были общими. Каждая мать старалась приветить соседского ребёнка – и вкусненьким угостить, и по голове погладить.
А уж забавного вихрастого Тимошку семья Алиевых и вовсе считала за своего – собственного-то наследника Бог не дал, одни дочери в семье.
Так бы и жили соседи дальше, не тужили, да нежданно пришла беда. Рожая второго ребёнка, Анна умерла, спасти не сумели обоих. Обезумевший от горя отец не находил себе места, дневал и ночевал на сельском кладбище на могиле Аннушки.
Стоял морозный февраль, Пётр же ходил на погост, не особо заботясь о том, тепло ли одет. Тяжёлое воспаление лёгких встретил с облегчением: жизнь без Анны была лишена смысла. В одну из ночей Пётр ушёл вслед за Анной, оставив маленького Тимошку круглым сиротой.
Родни у супругов не было, и единственное, что ждало ребёнка, – это детдом.
– Тимурчика никому не отдам, – твёрдо сказала Фатима, – это сын наших дорогих соседей, а значит, и наш сын тоже. Воспитаем как своего, ничего, где трое – там и четвёртому место найдётся.
Бедно жила семья Алиевых, но любви и ласки у родителей с лихвой хватало на всех детей.
С началом Великой Отечественной отца семейства забрали на фронт. Первое время жена и дети исправно получали весточки, радуясь, что папка жив-здоров, отважно бьёт фрицев. Все надеялись, что совсем скоро наши разгромят гитлеровцев и с победой вернутся домой.
Однако враг оказался силён, и надежды таяли с каждым днём. В один из дней на тихую окраинную улочку принесли похоронку. Собрав остатки воли в кулак, заплаканная Фатима буквально заставила себя вернуться в повседневную жизнь – детям как никогда была нужна её забота.
Тимофей, потеряв второго отца, не отходил теперь от матери ни на шаг: вглядывался в её лицо, ловил малейшее движение. Чуткое сердечко трепетало от боли и сострадания к этой враз постаревшей женщине, глаза которой не просыхали от слёз. По ночам, крепко прижавшись к маме, приёмный сынок слышал, как сотрясалось от рыданий её худенькое тело. Но натруженные руки, годами не знавшие покоя, продолжали нежно гладить сыночка по голове, шептать ему на ушко ласковые, ободряющие слова:
– Мы справимся, родной, всё будет хорошо!
В мае 1944-го в дом пришла новая беда: ранним утром крымских татар вывели во дворы и приказали собрать весь скарб. Впереди были долгие годы депортации.
Десятилетнего Тимофея, русского по национальности, Фатиме не отдали. Сцена прощания была настолько душераздирающей, что даже конвоиры отводили в сторону глаза, дав матери возможность попрощаться с сыном. Обессилевшего от слёз мальчишку вырвали из её рук буквально силой.
– Мама, мамочка моя, не оставляй меня! – захлёбываясь от плача, Тимошка бежал вслед за грузовиком, увозившим мать и сестёр в неизвестность. В маленькую жизнь ребёнка вновь пришло большое, недетское горе.
– Тимурчик, жди меня, родной, мы обязательно вернёмся, помни, что я тебя очень люблю! – рыдала Фатима, к платью которой тесно жались насмерть перепуганные девчонки.
Возвращение затянулось на десятилетия. В Узбекистане Алиевым пришлось всё начинать с нуля. Горя, выпавшего на долю этой молодой женщины, хватило бы не на одну книгу. Но с Божьей помощью и при поддержке местного населения осиротевшая семья потихоньку наладила жизнь. Фатима устроилась на швейную фабрику, дочки пошли в школу. Осенью все вместе собирали в колхозе хлопок.
Но не было ни одного дня, ни одной ночи, чтобы мать не вспомнила о своём сыне. Мысли о том, где он, что с ним, продолжали терзать измученное сердце.
Ни на минуту не забывал о маме и сёстрах и Тимофей, которого сразу же определили в детский дом. В родное село он вернулся несколько лет спустя – когда возмужал и вырос. Парнишке пришлось самостоятельно обживаться в опустевшем доме. Со временем освоил строительную специальность, построил много домов своим землякам, позже женился на хорошей девушке, с которой познакомился ещё в детдоме. Люба знала, сколько горя выпало на долю её супруга, да и сама она настрадалась не меньше – родители погибли в войну.
В особо тяжёлые минуты она, как когда-то это делала Фатима, гладила Тимошу по голове и говорила:
– Мы справимся, родной, всё будет хорошо. И мама к нам обязательно вернётся.
Пролетели годы. Дочери Фатимы вышли замуж, создали свои семьи, подарив бабушке долгожданных внуков. В конце 80-х многие крымские татары начали возвращаться домой, в родной Крым. Сердце матери рвалось туда с неистовой силой, ведь оно продолжало жить надеждой на встречу с сыном.
В конце жаркого узбекского лета большая семья собралась на совет. Дочери с зятьями приняли решение: едем! Вот только куда? Собранных денег едва хватало на сельский домик в степном Крыму – изрядно потрёпанный временем и давно не знавший ремонта.
– Ничего, справимся! – сказала Фатима. – И не такое переживали, Всевышний нас не оставит, с Его помощью всё преодолеем.
Первые месяцы ушли на благоустройство и привыкание к новой жизни. Но дети и внуки знали: матери очень хотелось поехать в Алушту, в родное село, к своим истокам. Туда, где она оставила сына. Расспросить, узнать, что стало с её любимым мальчиком.
И вот старшая дочь Реяна с мужем Сервером попросили соседа, имевшего старенькие раздолбанные «Жигули», отвезти их в Алушту – подарить маме встречу с прошлым. Фатима едва дожила до утра – нестерпимо болело сердце, ведь впереди опять ждала неизвестность.
Чем меньше километров оставалось до родного села, тем неспокойнее вела себя старая женщина. Реяна, прижав её к себе, успокаивала как могла.
Вот уже и родные пейзажи Алушты, знакомые места. Машина свернула на узкую улочку, впереди показался дом. Но Фатима его не узнала. Вместо маленькой мазанки стояло крепкое просторное строение, огороженное красивым забором.
– Пустят ли нас во двор новые хозяева? – робко спросила она у зятя, с надеждой посмотрев ему в лицо. – Мне бы только воздухом родного двора подышать, спросить, знают ли они хоть что-нибудь о Тимуре.
– Не волнуйтесь, мама, думаю, нам не откажут, – ответил Сервер.
Еле-еле передвигая ослабевшие ноги, поддерживаемая с обеих сторон, Фатима подошла к калитке. Реяна нажала на кнопку звонка, где-то в глубине двора раздалась заливистая трель.
Любаша, готовившая обед, выглянула в окошко.
– Тимош, там люди какие-то стоят, а у меня руки в тесте, выйди, пожалуйста, к ним сам, – обратилась она к мужу.
Тимофей Петрович, сняв с переносицы очки, отложил в сторону газету и отправился во двор. Распахнул калитку, вгляделся в лица – и буквально остолбенел. На пороге стояла его мама, мамочка, мамуля! Конечно, она постарела, да ведь и он уже давно не мальчик. Но он не мог не узнать её, образ матери навечно запечатлелся в его сердце.
– Тимурчик, родной! – на всю округу раздался крик старой женщины. – Хвала Аллаху, ты жив, мой мальчик!
Тимофей, плечи которого затряслись от рыданий, опустился на землю и крепко обнял колени старушки.
Навзрыд плакали все – Реяна и Сервер, пожилой водитель-сосед, Любаша, прибежавшая на крики и сразу осознавшая, что произошло.
– Добро пожаловать в дом, гости дорогие! – первой оправившись от слёз, гостеприимно пригласила Любаша.
– Мама, познакомься, это ещё одна твоя дочь, Люба, – Тимофей подвёл супругу к Фатиме.
– Ну, здравствуй, девочка моя, – обняла и расцеловала Любу Фатима.
Женщина, с малых лет не знавшая родительской ласки, прижалась к матери мужа и снова заплакала.
Позже, когда все вдоволь наговорились друг с другом, расспросили о житье-бытье, насмотрелись на фотографии детей и внуков, а гости собрались ехать обратно, Тимофей с твёрдостью в голосе сказал:
– Реяна, вы как хотите, но маму я не отдам. Она останется у нас, в своём доме – с моей семьёй, моими детьми и внуками. Слишком долго я её не видел. Да и стара она жить в степи, в неприспособленном доме – впереди зима, а здоровье у неё слабое. Со своей стороны, с ремонтом вам обязательно помогу: я же строитель, как и двое моих сыновей. И запомните: наш дом всегда открыт для вас, вы – моя семья на всю оставшуюся жизнь.
– Бабушка прожила у нас более десяти лет, – с теплом вспоминает Ольга. – Мы её очень любили, а дед Тимофей и вовсе пылинки сдувал. По вечерам они наговориться не могли: вспоминали прошлое. Бабушка научила меня шить, вышивать, готовить татарские блюда. А самое главное – научила любить. Через годы, через расстояния, наперекор всему.
Нам всем её очень не хватает. Но благодаря ей у нас теперь такая большая и дружная семья, и хотя мои замечательные тётушки Реяна, Эльзара и Севиль, к сожалению, тоже ушли из жизни, но остались их дети и внуки.
И как бы каждый из нас ни был занят, в день рождения бабушки мы собираемся вместе, и в бабушкином доме вновь многолюдно и шумно, пахнет пловом, чебуреками и кубете, и мы с теплом и любовью вспоминаем, каким удивительно душевным и добрым человеком она была.
И знаете друзья что я поняла из этого истории, не важно кто ты и какой национальности, главное оставаться всегда человеком!
*Автор Игорь Добрый.*
Соседство с ведьмой
Я и Вика - мамашки в декрете, и в свободное время мы бегаем в парке - лишние кг надо же сбрасывать. Так вот, в одном доме, но в разных подъездах с Викой живет бабуля-ведьма, звать ее Нина. На вид лет 70, бабушка очень тучная, взгляд пронизывающий и колючий. Подружек на лавочках у бабули нет, так как никто с ней связываться не хочет, ибо боязно всем. Но бабулька развлекается по-своему: то что- то вслед пробубнит, и этот человек ногу либо вывихнет, либо сломает; или земли какой насыпет у кого-нибудь под дверью, и вскоре что-то случается нехорошее.
Вот и Вика часто видит бабу Нину, украдкою - "Здравствуйте" и бежать скорее. Но помимо пакостей бабка славится очень-очень редко добрыми делами. Её соседи рассказывали, что она не последнему человеку нашего города помогла вылечить племянницу от эпилепсии, однако все думают, что на кого-нибудь болезнь перекинула, но не в этом соль. А история далее со слов моей Вики.
Собираюсь в магазин, так как к вечеру приедет сестра с семьей. Выхожу из подъезда, а там Нина в клумбе копошится. Ну, думаю, сейчас незаметно прошмыгну мимо, ан нет, заметила и говорит мне:
- Не хорохорься, не приедут они, им сегодня не до вас будет, - и обратно в клумбу.
Ну я опешила, сказала в ответ:
- Здрасте, - и пошла в магазин.
А бабуся хыкнула в ответ и что-то еще сказала, но я уже не услышала, так как быстро пошуршала за продуктами. Короче, накупила всего к столу, принялась готовить. И тут звонит сестра, говорит, что ее сынишка 3-х лет покрылся пятнами, поднялась температура, и, соответственно, в гости они не приедут. Потом выяснилось, что это была ветрянка.
У меня челюсть отпала от удивления. Дальше - больше.
Бегаю по парку одна, а в парке дорожка по кругу, в начале парка перекресток. Бегаю, народу - никого, смотрю вперед: листва зеленая, птички поют и тут - правильно! - прям перед носом появилась бабка Нина, в руках держит ветки и смотрит. Как же мне стало жутко, ведь никого не было, и появиться ей неоткуда, впереди все просматривается. Я опешила и говорю ей:
- Ох, баб Нин, так можно и душу Богу отдать.
А она со злостью:
- Все б вы только Богу и отдавали…
Я как дерану оттуда, а она стоять осталась. Я то, что за 10 минут пробегала, секунд за 40 пробежала. К подъезду прибежала как кенийский бегун и даже не знаю, какое матное, извиняюсь, слово вставить - НА ЛАВКЕ У ПОДЪЕЗДА БАБКА НИНА сидит, себе че-то бормочет под нос и ветки свои перебирает.
Ребята, это трэш, дар речи пропал. А Нина лишь ехидно улыбнулась.
А потом был случай с дядькой из крайнего подъезда, который поставил свою новенькую Тойоту на тротуар. Бабка на него долго возникала и ругала, а в какой-то момент быстро замолчала и ехидно лыбу давить стала. В итоге авто этого дяди сгорело дотла на работе на стоянке (стоянка, кстати, охраняется).
Но последней каплей стало то, что мою подругу Кристину напугало до слез.
Нинка ей встретилась и говорит:
- Дочка, дай мне спичек, бабушка я старенькая, купить не могу, а я тебе правду скажу.
Кристина купила ей спичек, а Нина ей в ответ:
- Кобелю своему я…ца оторви и в Волгоград по почте отправь!
Кристина обомлела, ведь ее муж дальнобойщик и часто мотается в Волгоград. И подозрения у неё были всегда, а тут такое!
В общем, эта бабушка страху наводит на весь наш дом и окрестности. Как вот вести себя с ней? Здороваешься – плохо, а не здороваешься - так вообще Боже, упаси!
Надеемся, что ее дочка заберет, но она к ней вообще не приезжает, вот так и живем бок о бок.
Реальная жизненная история.
У приятелей был попугай породы "ара", он такой большой, красивый с огромным клювом. И вот так случилось, что надо было уехать и птицу пристроили к одному товарищу на время, а у того был кот, считающий себя главным если не в мире, то в квартире точно. Попугая принесли в клетке, поставили на стол и кот тут же занял весьма враждебную позицию, начал бросаться на клетку, всячески угрожать и т. д.
Но так как попугай - не канарейка, да и клюв у него серьезный, нынешний хозяин решил клетку открыть и поглядеть чего будет. Клетку открыли, попугай вышел и направился к коту, кот сперва шерсть дыбом, в бой.
Но потом как-то сник и начал потихоньку пятиться задом, а попугай знай себе идет на него, кот уперся спиной в стенку, попугай подошел к нему вплотную и спросил (он, оказывается, был говорящим): "Чаю хочешь? "
Кот три дня сидел под диваном.
Жизнь под откос.
- Ненавижу дождь! - нервы Ольги были, как натянутая струна, в последнее время её многое раздражало, даже летний дождь, который ещё пару лет назад она просто обожала.
Был обычный, ничем непримечательный день, похожий на сотни других, Ольга на своём белоснежном внедорожнике ехала с работы. Точнее, не ехала, а стояла в пробке. Поток машин, казалось, замер и не двигался с места уже минут десять.
- Ненавижу дождь! – повторила она и в отчаянии ударила по рулю. Раздалось короткое «би-би». – Да что ж за день такой сегодня? Хотела хоть раз вовремя вернуться домой, уже не помню, когда в последний раз такое было… – Ольга с силой надавила на клаксон, раздалось протяжное «би-и-и-и», словно этот звук был способен рассеять скопившиеся впереди десятки, а то и сотни машин.
Терпение Ольги было на пределе, а дождь тем временем только усиливался, от чего на душе становилось ещё тоскливее. Машины не двигались, женщине ничего не оставалось делать, как безучастно смотреть по сторонам, но неожиданно её внимание привлекло непонятное движение в сквере, расположенном неподалёку от дороги.
«Что там такое? Там кто-то дерётся на земле?» - заинтересовалась она происходящим.
Из-за кустов было плохо видно и Ольге стало любопытно, она съехала в парковочный карман и вышла из машины. Зонта у Ольги в машине не было, но это её не смутило, прохладные капли дождя, падающие на лицо, даже слегка оживили её.
Подойдя ближе, Ольга увидела сидящего на газоне молоденького парнишку, рядом с ним лежало перевёрнутое инвалидное кресло, с которым он возился, безуспешно пытаясь поставить его на колёса.
Ольга в тот момент сама испугалась своих мыслей, осознав, что ей нравится наблюдать за беспомощностью этого юноши. «В кого я превращаюсь? Ведь я всегда относилась к подобным людям с сочувствием» - мелькнуло в голове. Ей стало не по себе, по спине пробежал неприятный холодок.
Взгляд Ольги, всё такой же безучастный, был устремлён куда-то вдаль. Парень, казалось, не обращал на неё никакого внимания, во всяком случае, о помощи не просил.
На Ольге был деловой костюм светло-голубого цвета. Не обращая внимание на то, что недешёвая одежда может быть испачкана грязью, женщина решительно шагнула с гравийной дорожки в мокрую траву.
- Я помогу! – коротко бросила.
- Спасибо… только вы аккуратнее, тот бок, на котором лежит коляска, весь перепачкан мокрой землёй.
- Это не страшно, - пожала плечами Ольга, и вскоре коляска стояла на колёсах.
- Спасибо вам, - повторил парень. – Вы всё-таки испачкались…
- Испачкаться в грязи – это не самое страшное, что может произойти в жизни, - грустно усмехнулась Ольга.
- Да, понимаю… - опустил голову парень.
Между тем, дождь почти закончился.
- Я поищу, кто поможет усадить тебя в коляску, одна я с тобой не справлюсь, - сказала женщина.
Через пару минут Ольга привела двух парней, которые легко справились с задачей.
- Спасибо, что не оставили меня в беде, - не переставал благодарить Ольгу юноша. – Сам не знаю, как так вышло, что я врезался в бордюр и перевернулся.
- На девушку, наверное, красивую засмотрелся?
- На девушку… нет… что мне на девушек смотреть, всё равно за меня никто замуж не пойдёт. Кому я такой нужен?
- Скажи мне, где ты берёшь силы жить? – неожиданно спросила Ольга, которая не привыкла церемониться с вопросами.
Парень растерялся. Он, конечно, привык к любопытным взглядам со стороны прохожих. Он привык, что старенькие бабушки и дедушки с сочувствием качают головами, ахают и охают, увидев его. Он привык, что невоспитанные дети тычут в него пальцем и говорят что-то обидное, а мамаши при этом молчат, делая вид, что так и должно быть... Много было разных ситуаций, но таких вопросов ему ещё никто не задавал.
- Когда мне было лет пятнадцать, я решил, что всё, я не хоту больше жить. Я сказал маме: зачем мне такая жизнь? Что будет дальше? Кому я буду нужен, кроме тебя? - ответил после долгой паузы парень.
- Как тебя зовут? Это у тебя заболевание? - перебила его Ольга.
- Меня зовут Илья... Мне двенадцать лет было, когда мы с отцом отправились с дачи на речку на мопеде, там ехать было километра два, это я упросил поехать на мопеде, отец предлагал прогуляться до речки пешком… - опустил голову парень и замолчал ненадолго. – Получается, это я виноват, - продолжил он.
- Что-то случилось по дороге? – поинтересовалась Ольга.
- Да, нас машина задела, и мы отлетели в столб… Отец погиб, а я, вот, в инвалидном кресле с тех пор…
- Вряд ли здесь есть твоя вина, это просто стечение обстоятельств, - деловым тоном сказала Ольга, она, занимая высокую должность, привыкла говорить коротко и по делу.
- Меня очень моя мама поддержала, - нежно улыбнулся Илья, говоря о матери. – Если бы не она, возможно, я решился бы свести счёты с жизнью, так мне было плохо: я сидел у окна в этом проклятом кресле и смотрел, как мои сверстники гуляют на улице, веселятся, радуются жизни, а я был вынужден целыми днями сидеть дома – мы жили тогда на пятом этаже «хрущёвки». Самостоятельно спуститься я не мог, только с помощью матери, а друзей после произошедшего у меня не осталось, все куда-то резко исчезли.
- Плохие, значит, были у тебя друзья.
- Я их не виню. Понимаю, что им со мной, калекой, стало неинтересно. А потом мать поменяла квартиру, мы переехали в другой район, на первый этаж, у меня появилась возможность бывать на улице, там же я обрёл верного друга, и я почувствовал, что жизнь стала дарить мне радость…
- Завидую я тебе...
- Вы завидуете мне? - с нескрываемым удивлением спросил Илья.
- У меня есть высокооплачиваемая работа, хорошая машина, обустроенная квартира, муж, с которым мы уже шесть лет вместе. А в душе ничего, пустота... Всё кажется мне бессмысленным, порой мне кажется, что моя жизнь катится под откос... Я не хочу продвижения по карьерной лестнице, не хочу заводить детей. Я не хочу путешествовать с мужем по миру и не хочу готовить ему каждый день вкусные завтраки и ужины...
- Вы представляете, сегодня я сам приготовил котлеты! Полностью сам! И отвёз их маме в больницу, она сказала, что получилось очень вкусно и она даже думала, что я купил готовые! - лицо парня светилось от радости.
- Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей, что я тебе всё это говорю? Просто, наверное, я на грани, мне надо кому-то выговориться. Муж меня не понимает, говорит: «Это всё твои капризы». Больше поделиться мне не с кем, родственники живут далеко. Не подчинённым же на работе я стану жаловаться на жизнь. А у нас с тобой разговор, знаешь, как в вагоне поезда: пооткровенничали и разбежались, кто куда. Я могла бы пойти к психологу, но и этого я не хочу. - Ольга и сама не понимала, почему вдруг её «прорвало», наверное, ей действительно нужно было просто выговориться. – Так что с твоей мамой, почему она в больнице? – поинтересовалась она.
- С ней уже всё в порядке, через несколько дней её выписывают.
- Ну всё, мне пора ехать, смотрю, пробка уже рассосалась. Заболталась я с тобой, разоткровенничалась. Ты далеко живёшь? Доберёшься сам?
- Вот в том доме живу, - Илья указал рукой на дом. - Теперь справлюсь, спасибо. Простите, что вам пришлось перепачкать ваш красивый костюм из-за меня…
- А, костюм… - Ольга посмотрела на грязный рукав и карман пиджака. – Ерунда, отстирается, а если не отстирается, куплю новый, тем более, я не люблю долго носить одни и те же вещи – надоедает.
Ольга села в машину. По её красивому, ухоженному лицу вдруг потекли слёзы. Сколько лет она не плакала? Теперь уже и не вспомнить…
От выплаканных слёз стало легче, Ольга почувствовала, как внутри неё что-то зародилось. До этого там была только пустота... и никаких желаний. Теперь желание появилось, и оно становилось всё более явным: ей хотелось помочь Илье, такому светлому и неунывающему парню, встать на ноги. Но возможно ли это сделать?
Через неделю Ольга отправилась к дому Ильи. Узнать, в какой квартире он живёт было не сложно – всего один вопрос сидящим у подъезда бабушкам. От матери Ильи, Натальи, Ольга узнала, что Илье помочь можно, чувствительность в ногах есть. Только нужна операция, стоимость которой заоблачная, после операции ещё и длительная реабилитация требуется, что стоит тоже очень больших денег.
Стоимость операции, действительно, впечатляла. Ольга с мужем были людьми состоятельными, но их финансовые возможности были далеко не безграничны, к тому же муж был категорически против тратить деньги на какого-то незнакомого парня, которого Ольга видела единственный раз в жизни.
Ольга не стала сидеть, сложа руки, по корпоративной почте она разослала сообщения с просьбой помочь всем желающим. Желающих оказалось немало, да и как отказать большой начальнице? Недостающую сумму, несмотря на яростные протесты мужа, внесла Ольга из собственных средств.
Ольга частенько заглядывала в гости к Илье с мамой, перед поездкой в клинику необходимо было решить ряд вопросов. Общаясь с Ильёй и Натальей, Ольга будто оказывалась в другом мире. Такими чистыми и жизнерадостными, несмотря на все невзгоды, были эти люди! Никакой тоски и уныния, только большие планы на будущее. Глядя на них, Ольга чувствовала, что её затяжная жизненная апатия постепенно сходит на нет. Ей больше не казалось, что её жизнь летит под откос.
Во время операции Ольга была на важном деловом совещании, как только оно закончилось, она выскочила в коридор и позвонила Наталье.
- Как всё прошло? Как Илья? – с волнением спросила она.
- Врачи говорят, что всё прошло успешно, прогнозы хорошие, но предстоит длительное восстановление и много-много работы.
- Я не сомневаюсь, что Илья, с его тягой к жизни, со всем справится, - сказала Ольга и почувствовала, как подступили слёзы.
Пока Илья находился на реабилитации, Ольга узнала о том, что беременна. И самое главное, она понимала, что очень хочет этого малыша! Мужа Ольги так обрадовало известие о предстоящем отцовстве, что он перестал каждый день бубнить о том, что жена потратила много денег на лечение незнакомого парня.
Отношения супругов с этого момента изменились, муж стал относится к Ольге с заботой и вниманием, оберегал её. Такие отношения у них были сразу после свадьбы, а потом спустя год-полтора вдруг куда-то всё исчезло…
- Дорогой, у нас будет сынишка! – сказала радостная Ольга, вернувшись из больницы.
- Я очень рад, что будет сын, хотя я и дочке был бы рад…
- А я уже знаю, кто будет крёстным нашего мальчика!
- И кто же это?
- Я собираюсь пригласить Илью.
- Я согласен, пусть будет Илья.
- Парень делает огромные успехи, думаю, к крестинам он сможет встать с коляски. Я так рада за него!
- Я раньше локти кусал, думая, сколько денег ты потратила на его лечение… Я очень был на тебя зол.
- Я догадываюсь, ты это несильно скрывал. А теперь?
- А теперь я не жалею, я тоже радуюсь за парня. Я ведь машину хотел себе новую купить, но машина - эта всего лишь железка, а ты подарила человеку шанс стать здоровым. Оленька, я уверен, что ты поступила правильно, я горжусь твоим поступком!
Источник⤵️ https://dzen.ru/id/628804ed0a5bc364af9a192f?tab=articles «Сдается квартира с … женихом»
Такое необычное объявление в интернете увидела студентка 4 курса мединститута Зоя Кислицына и улыбнулась креативному мышлению человека, его давшего. Чтобы привлечь внимание, в развернутом описании обычно указывают все существующие и мнимые преимущества: тихий центр, рядом метро, магазины, большая жилплощадь, хорошая звукоизоляция, солнечная сторона, отзывчивые соседи и прочее. А тут всего три слова в необычном сочетании (ладно бы речь шла о мебели!) и номер телефона.
Зоя подумывала о переезде из шумной общаги в отдельную квартиру, где намного комфортнее жить и готовиться к сессии, но просмотренные варианты не устраивали в основном из-за дороговизны. И все же девушка не теряла надежды найти скромную квартирку на окраине города за разумные деньги.
На второй день, вспомнив о необычном объявлении, скорее из любопытства Зоя набрала указанный номер. Ответила женщина, ровным спокойным голосом подтвердившая, что это не розыгрыш, она действительно хочет сдать свою трехкомнатную квартиру рядом со станцией метро в долгосрочную аренду вместе со своим взрослым сыном. Причем, весьма недорого.
Озвученная сумма приятно удивила небогатую студентку Зою настолько, что она захотела приехать и посмотреть жилье тотчас.
Металлическую дверь открыла светловолосая стройная женщина лет пятидесяти.
– Пожалуйста, проходите, – вежливо пригласила, смерив гостью быстрым оценивающим взглядом.
Интерьер апартаментов с шикарной мебелью, натяжным потолком с новомодными светильниками впечатлил.
– Та у вас тут царские палаты! Я правильно поняла, проживание здесь мне обойдется в сто долларов в месяц?
– Да.
– Я согласна.
– Но вы не одни здесь будете, – вежливо напомнила хозяйка о прописанном в квартире сыне. – Подождите немного, он скоро вернется из магазина, познакомитесь.
Установилась неловкая пауза.
– Людмила Викторовна, – представилась женщина, улыбнувшись. – Вы не подумайте ничего такого. В объявлении есть, конечно, доля шутки. Просто Эдик особенный мальчик. Он с трудом появился на свет, две недели находился между жизнью и смертью в реанимации… Я уже было смирилась с приговором врачей, но Бог услышал мои молитвы, мой мальчик на 14-й день задышал самостоятельно, без аппарата.
Материнские глаза повлажнели: ей по-прежнему трудно даются такие воспоминания.
Из дальнейшего рассказа Зоя узнала, что мама Эдика после смерти мужа поднимала его на ноги одна. Он ни в чем не нуждался, первый в классе стал обладателем навороченного компьютера. Не знала тогда, какую мину замедленного действия подарила. Мальчишка быстро подсел на виртуальные игры, как наркоман на иглу: дошло до того, что уроки совсем забросил.
– И слезно просила, и наказывала, и запрещала к компьютеру подходить, и к психологу водила, – если и помогало, то ненадолго, – кажется, клубок воспоминаний продолжал распутываться сам по себе. – После школы никуда не захотел поступать, так с тех пор и сидит дома у меня на шее. С утра до ночи в компьютере, в своих дурацких играх, – всхлипнув, закончила грустный монолог хозяйка квартиры.
Щелкнул дверной замок и на пороге обозначился высокорослый, худощавый парень с пакетом продуктов. Бросил беглый взгляд на незнакомую девушку, потом вопросительно посмотрел на маму. Не сказав и слова, прошел на кухню, а оттуда тенью прошмыгнул к себе. Фразу Людмилы Викторовны о том, что девушка-студентка будет снимать у них комнату, Эдик услышал вдогонку. И никак не прореагировал. И даже потом не вышел, чтобы познакомиться.
«Вот видите какой он… замкнутый в себе. Вырастила себе на старость эгоиста, – в очередной раз вздохнув, печально, слегка извиняющимся тоном молвила женщина. – Вы на него тоже не обращайте внимания. Живите сами по себе. Давайте я вам покажу вашу комнату».
Зоя призадумалась: насколько комфортно ей будет на съемном жилье с этим чудаковатым парнем? Может, поискать другую квартиру, пусть менее комфортную и просторную, но без такого вот странного «приданого»?
О ее сомнениях, видимо, догадалась хозяйка.
– Давайте сделаем так. Вы поживите первое время бесплатно, если не понравится – съедете. Я в деньгах не нуждаюсь, у меня есть неплохой бизнес.
В будни Зоя находилась в институте на лекциях, семинарах-тренингах, лишь вечером, немного уставшая, возвращалась в съемные апартаменты – 20-метровую, обставленную дорогой мебелью комнату. По сути для того, чтобы только переночевать до утра. В выходные встречалась в городе с подругами, с которыми, если была хорошая погода, гуляли по парку, «тусили» в кафе или ходили в любимую «Юлу» на молодежные дискотеки. Так что с нелюдимым сыном хозяйки они за неделю встретились с глазу на глаз лишь однажды, когда проснувшись в воскресный полдень, оба захотели выпить кофе.
– Привет, – вяло выдавил из себя Эдик, вальяжно войдя на кухню.
Зоя ответила куда дружелюбнее и даже улыбнулась, надеясь, пообщаться. Но парень, быстро приготовив кофе в машине, молча удалился с ним к своему компу.
«Лунатик какой-то не от мира сего, – с сожалением подумала. – Трудно ему будет в жизни».
Еще через неделю она сказала Людмиле Викторовне, что остается и оплатила последующий месяц проживания стодолларовой купюрой.
Успешно сдав сессию, Зоя до конца лета уехала домой, в древний Полоцк. Как же она соскучилась по тихим извилистым улочкам, уютным скверам и добрым людям любимого города с более чем тысячелетней историей! Колыбель белорусской государственности не умеет стареть и даже в плохую погоду остается привлекательной, чистой, молодой. В первую очередь для своих, коренных жителей, или на время уехавших, но душой оставшихся в городе.
Насладившись общением с родителями, школьными друзьями и всласть выспавшись, отдохнувшая Зоя в конце августа с отличным настроением вернулась в столицу.
Эдик, как обычно, играл в танки, судя по доносившейся из комнаты канонаде боя. Зная, что он не любит и даже срывается на истерический крик, когда мама в такие минуты отвлекает его, решила не беспокоить фанатичного геймера. Поэтому о ее возвращении он узнал ближе к полуночи, когда наконец вышел из боя и из своей «берлоги». Но к полоцким гостинцам, специально оставленным на кухне для него, даже не притронулся.
Проснувшись под утро, Зоя услышала странный хрип, доносившийся из-за приоткрытой соседней двери. Сонная заглянула туда и обомлела от увиденного: на полу, раскинув руки, в полубессознательном состоянии лежал Эдик. Он плохо дышал, как рыба, выброшенная волной на берег, жадно глотал воздух, из уголков рта струилась слюна, а из носа выступила кровь.
Она не на шутку испугалась, подумав, что у парня приступ эпилепсии или чего-то еще и он уже при смерти. Чуть совладав с эмоциями, на автомате вспомнила как профессор Серебрянский на практическом занятии учил их оказывать первую помощь в экстренных случаях. А это как раз такой случай, когда для спасения пациента важна каждая секунда и каждое действие имеет значение, поэтому оно должно быть точным, выверенным.
Еще не понимая, что привело к обмороку, Зоя аккуратно приподняла голову парня, нащупала пальцем сонную артерию: пульс был слабым. Затем, чтобы обеспечить приток крови к голове, под ноги подложила вещи, находившиеся под рукой. Расстегнула ворот рубашки, настежь открыла окно, так как в комнате не хватало свежего воздуха и сбегала в свою комнату за аптечкой с нашатырем. Смочив им ватку, поднесла к носу: Эдик тут же очнулся, открыл глаза. Зоя с облегчением вздохнула.
От вызова скорой он наотрез отказался. Сказал, что уже лучше, просто поспит и наберется сил. Она все же позвонила и рассказала об инциденте Людмиле Викторовне, приехавшей через полчаса. Взволнованная не на шутку, со слезами на глазах… Как же она все-таки любит и переживает за своего непутевого сына! Зря только она нравоучениями занимается. Попытка прочитать очередную мораль о вреде бессонных ночей у компьютера привела к тому что Эдуард хлопнул дверью и снова стал недоступным. Поведение типичного интроверта, человека, зацикленного на собственном внутреннем мире.
Хозяйка квартиры появлялась через день, приносила еду сыну и непременно справлялась о здоровье. Правда, такую мамину заботу он не ценил, будто стеснялся ее, а на все расспросы отвечал, что уже здоров. А вот с Зоей он начал нормально разговаривать, даже как-то предложил вместе новую «стрелялку» опробовать. Она согласилась без какого-либо интереса, лишь бы не прервалась ниточка общения.
Увидев, что игры ее совсем не увлекают, в следующей вечер предложил вместе прогуляться по расположенному неподалеку лиственно-хвойному молодому скверу, главной достопримечательностью которого был небольшой зарыбленный водоем с перекинутым через него симпатичным горбатым мостиком и поселившимися там дикими утками. Впрочем, прикормленные людьми и Эдиком с Зоей, они уже наполовину стали домашними, и, движимые инстинктом голода, из-за лакомого кусочка снеди, не боясь, покидали безопасную водную гавань и выходили на берег.
Узнав о променаде, довольная мама Эдика сильно удивилась.
– Не пойму, как тебе, Зоя, только удалось оторвать этого «домовика» от компьютера, да еще и на улицу вытянуть? – И, озорно подмигнув, предположила:
– Наверняка, тут без всесильных женских чар не обошлось…
А у них и впрямь наладилось нормальное общение после того утреннего ЧП. Вот уж и вправду: нет худа без добра.
Незаметно в золоте листвы затерялась осень и на горизонте замаячил Новый год.
Эдик предложил его встретить вместе. В Минске.
– А в твой Полоцк съездим на Старый Новый год. Идет?
Больше всех таким планам сына порадовалась…мама. Ее женское сердце первым почувствовало, что это к добру, любви и счастью.
Григорий СОЛОНЕЦ