СТРЕЛОЧНИК

Ириша поплотнее затянула пояс на тяжелом, пахнущем овчиной тулупе, нахлобучила на голову отцовскую меховую шапку, туго завязав ее под подбородком, и хотела, было, уже выскочить на улицу, но спохватилась и, вернувшись, натянула варежки. Пожалуй, они были единственным, что принадлежало именно ей. Все остальное: и тулуп, и шапка – остались от папы. Его не стало всего два месяца назад, Ира заменяла его на работе, пока тот болел, а теперь, поскольку это был единственный заработок в семье, так и осталась стрелочником. Начальство ворчало, не желая оформлять восемнадцатилетнюю девчонку на такую должность, но Ира упросила. Старший стрелочник, дядя Аким, обещал выдать ей одежду по размеру – даже оранжевый сигнальный жилет, но все как-то не доходил он до последнего участка с единственной, оставшейся на ручном переводе, стрелке.
На других-то участках стрелочники не успевали порой и чаю попить, посидеть на топчане, скинув тяжелые, выданные начальством сапоги, а у Иры было спокойно. Поезда ходили здесь редко.
Ириша, закрывая глаза от бьющего в лицо со всей силы январских холодов снега, захватила с собой лопату, чтобы расчистить механизм, и пошла вперед…
…А ее мать, Полина, в это время сидела в пустой, со старыми, кое-где ободранными обоями, комнате и, вглядываясь в метель за приоткрытым окном, тихо напевала колыбельную.
-Вот придет сыночка домой, а я его накормлю, обогрею! Вон, погода-то какая! А ляжет в кроватку, спою ему, как в детстве, как в детстве…
Руки женщины суетливо перебирали шаль, а глаза все смотрели и смотрели вперед, надеясь разглядеть силуэт сына.
Витю она видела последний раз на суде. Она тогда хотела подойти к нему, обнять последний раз, но муж, Матвей, крепко держал жену за руку, не давая двинуться с места. Ира, младшая сестра Виктора, стояла рядом, держась за стену. Матвей запретил рыдать в голос, Ириша только тихо всхлипывала, кусая губы в кровь.
Витьку судили за попытку обворовать товарный вагон и убийство девчонки, Нины, которая совсем недавно приехала в Луговской и устроилась там на почту.
-Это не я, мама! Не я! – кричали серые, испуганные глаза…
-Никогда не будет в нашей семье убийц! Не сын он мне больше! – Матвей ударил кулаком по столу, когда семья вернулась домой. – И чтоб больше ни одного слова про Витьку я не слышал!
-Папа! Зачем ты так! Витя хороший! Он…
-Замолкни, я сказал.
Матвей резко встал и, казалось, вот-вот замахнется и ударит дочь по скривившемуся, распухшему от рыданий лицу. Мужчине было очень страшно. Безумно. Страх захлестывал сердце, туманил разум, заставляя прокручивать в памяти события той ночи. Все ли он учел? Не проговорится ли этот слюнтяй Витя?... Хотя приговор уже вынесли, сам парень ничего не помнит, улик против Матвея нет. Выгорит дело! Точно!...
С тех пор и сидит Полина по вечерам, смотрит в окно и ждет своего сына, напевая колыбельные. А срок еще далек, а писем от Вити почему-то нет…
Матвей исправно проверяет почтовый ящик, конверт от сына сразу рвет и выкидывает, чтобы никто и никогда не узнал правды…
…Поезда по этой линии ходили редко. Дождавшись звонка от начальника станции, нужно было только перевести рельсы в нужное направление, и все. Ире полагалось сидеть в будке и ждать. Будка, деревянная, на одну комнату. В ней помещалась узкая кровать, столик, что когда-то отец сколотил сам, стул, выданный руководством, и буржуйка. Печка, небольшая, потемневшая от сажи, стояла в уголке, высовывая наружу трубу. Иногда из нее вверх летели искры, словно фейерверк. Они кружились, танцевали, гонимые ветром, а потом исчезали в темноте, оставляя на снегу серый, рассыпавшийся пылью пепел.
Вот так и Ирина жизнь, жизнь ее семьи рассыпалась, взлетев бешеным факелом вверх и слившись с пустотой…
Девушка еще раз посмотрела на часы, подставив их под луч света, падающего от желтого, словно разлитое на снегу сливочное масло, фонаря.
-Да, пора! – Ира открыла ключами замок, аккуратно спустила рукоятку.
Теперь маршрут был переведен с восьмого на девятый путь. Поезд дал гудок, чуть притормозив у станции, машинист моргнул лучом в ответ на свет Ириного фонаря. Девушка довольно улыбнулась. Работа выполнена, и теперь можно вернуться в будку, попить чай и согреться.
В бурлящих вихрях снега Ира не заметила, как, махнув рукой в знак благодарности, с подножки тепловоза спрыгнул мужчина. Поправив рюкзак, висевший на плече, он медленно пошел куда-то, прикрывая лицо от льдинок, сыплющих из низкой, дымчато-черной тучи.
-Домой? Или сразу зайти к нему? А если сегодня не его смена? – мужчина остановился. Он то поворачивался к огонькам Луговского, манящих своим теплом и покоем, то смотрел вдоль железнодорожных путей, туда, где в окошке старенькой будки, кажется, мелькала тень стрелочника. – Сразу к нему.
Сколько раз Витя представлял себе эту встречу. Он все продумал до мельчайших подробностей. Пожалуй, это то, чем он занимался все те годы, что сидел за решеткой. А еще прокручивал в голове события той ночи.
… Витя тогда уже устроился работать на железнодорожную станцию. Он вместе со стареньким дядей Никифором принимал товарные вагоны, отмечал их прибытие в журнале, а потом следил за тем, как тяжелые тепловозы забирают их с собой, таща скрипящие составы по рельсам. Сталь гудела, дребезжали стаканы в каморке отца, провожая поезда тихим звоном.
Витя работал сменами, а потом где-то пропадал с друзьями. Он появлялся дома уже за полночь, тихо разувался и на цыпочках шел в ванную. А когда выходил оттуда, во сколько бы это ни было, Полина, его мама, уже суетилась на кухне, подогревала чайник, наскоро жарила яичницу – ее мальчик пришел с работы и не ужинал…
Виктор останавливался в дверном проеме и наблюдал за матерью. Та быстро вскидывала глаза, немного виновато улыбалась, боясь, что Матвей, ее муж, проснется и будет ругать их обоих, а потом, поцеловала севшего за стол сына и, потрепав его макушку, тихо говорила:
-Поешь и ложись. Я утром посуду помою! Люблю тебя, сынок!
При Матвее она такого никогда не делала, чувствуя его власть, зная, что сразу начнет высмеивать Витю, обзывая маменькиным сынком.
Когда Витя родился, Полина была одна. Муж уехал в командировку. Где-то строили железную дорогу, он нанялся разнорабочим, исправно присылал деньги. Поговаривали, что не просто так уехал он за сотню километров, что была там у него зазноба, но Полина старалась не думать об этом.
-Нагуляется и вернется! – говорили ей на работе. – А ты пока ему наследника расти!
И Полина растила, только не для мужа, для себя. Она целовала Витю и нянчила, слушала, как бьется его сердце, когда по ночам мальчик прибегал к ней, увидев во сне кошмар, смеялась вместе с ним над картинками в детских книжках…
Матвей никогда не обсуждал это с женой, но был уверен, что Витька не его сын. Сначала эта мысль казалась ему глупой, но потом, когда он вернулся из командировки и потолковал с товарищами, те в один голос уверяли, что Полька в мужнино отсутствие зря времени не теряла. Вот и появился Виктор.
-Матюш! Ты бы с сыном поиграл, а я в магазин сбегаю! – Полина натягивала сапоги в прихожей. – Не оставляй его одного в комнате!
-Ничего, посидит. Когда в саду место Витьке уже дадут?
-Маленький он еще, дома пусть побудет. Ты сам-то подумай! – Полина удивленно смотрела на мужа.
Матвей только сжимал губы. Нянчиться с чужим ребенком он не будет!
Однажды, выпив лишнего, он все же высказал все Поле.
-Нагуляла, а я должен его воспитывать?! Радуйся, что вообще вас из дома не выгнал! Я работал, а ты тут!!..
Полина в испуге смотрела на мужа.
-Ты что, Матюша! Витенька твой! Вон, и глазки, и нос – все твое! Как ты вообще мог такое подумать!
-А вот мог! - гордо, словно разоблачил банду жуликов, ответил мужчина. – Думала, не догадаюсь? Ух, смотри у меня! Если что, сразу на улицу пойдете!
Полина убежала на кухню, чтобы муж не видел ее слез. Нет! Она не будет оправдываться, уговаривать или просить прощения. А если и есть за ней какой грех, так и сам Матвей не ангелом вернулся из своей командировки!
Витя с первой своей встречи с отцом стал бояться его. Что-то грозное, жестокое увидел мальчик в пристальном взгляде Матвея. Виктор не хотел оставаться с этим мужчиной наедине, убегал к матери, мечтая, что однажды отец исчезнет также внезапно, как появился, но тот никуда не уходил…
Жизнь Виктора изменилась. Его место рядом с матерью занял Матвей. Теперь по ночам нужно было лежать в своей кроватке, накрывшись с головой одеялом и слушать, как за стеной, в родительской комнате, бубнит радио. Ближе к полночи оно замолкало, дом погружался в тишину. Не стало сказок по вечерам, не стало хохота, что разносился по комнате, ушло что-то родное, домашнее, заставив Виктора вдруг повзрослеть.
-Мам, посиди со мной, - просил Витя, когда оставался дома с температурой. – Немножко почитай!
Мальчик хватал с полки книгу, любую, лишь бы мать задержалась хоть на десять минут, но та качала головой.
-Дел много, сынок! Лежи, обедом я тебя покормлю, с работы приду. А папа вечером тебе почитает.
-Ну, мам! – Витя надувал губы, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
-Витя! – одергивала его Полина. – Не надо!
И уходила.
А однажды мать пришла домой не одна, а с орущим кульком. Кулек назвали Ириной. И отчего-то Ира сразу стала «папиной» дочкой. Матвей не разрешал Вите лишний раз подходить к кроватке сестры, ругая его за неаккуратность.
-Это ж человек, Витька! Что ты в нее пальцами своими грязными тычешь?! Иди, приведи себя в порядок сначала!
И Виктор шел, было, отмывать чернила с рук, но потом хватал со стола краюшку хлеба и убегал играть в футбол с друзьями. Он появлялся дома к вечеру, садился за уроки и слушал, как за стеной бубнит радио, и Ира иногда хнычет, а Полина шикает на нее, пытаясь успокоить…
Годы сменяли друг друга, дети росли, становясь выше своих родителей. И вот уже Витя сам работает на станции, получает зарплату наравне с отцом и может сам решать, как ему жить.
-А парень твой хорош! Внимательный, аккуратный! - старик Никифор довольно кивал, расхваливая Витю перед его отцом.
-Да? Ну, вот и хорошо. А я уж боялся, разгильдяй вырос!
-А чего ж ты боялся? - прищурившись, качал головой Никифор. – Полина его хорошо воспитала, а ты, как я знаю, только рычал.
-Нормально я с ним себя вел! Он просто в Полькину породу пошел. Они там все слюнтяи.
Старик поморщился. Он знал Матвея с тех пор, как тот вернулся из командировки, а Полину - с рождения. Знал Никифор и ее родителей.
-Врешь! Хорошие они были люди, и Поленька умничка, тяжело только ей.
-Ей? С чего это?
-Да так, жизнь нелегкая ей досталась.
Матвей хотел возразить, но его окликнули с улицы. Мужчина быстро вышел, оставив Никифора одного.
-Не того она выбрала, не того… - вздохнул старик и, набросив капюшон, быстро выбежал из здания. Начинался дождь, нужно было позвать ребят, что работали сейчас на путях, как бы не простыли.
-Витька! Зови команду! Переждите под навесом, нечего мокнуть, - услышал парень голос за спиной и медленно обернулся. По щекам текли дождевые капли, щекоча кожу.
-Ладно, перекур! – крикнул Витя и, сложив руки крест-накрест, поднял их вверх. Те, что работали далеко, сразу побросали инструмент и бегом направились под крышу. Дождь все усиливался, и вот уже с неба льется настоящий поток, размывая дорожное полотно.
-Ты смотри! Мы два дня ковырялись, не успели с гравием, и все опять заново! – с обидой прошептал Витя.
-Ничего, заплатят по дням работы. Мы тут ни при чем! – успокоил его высокий, с серым лицом мужчина, что пришел в их бригаду неделю назад.
Когда рабочий день закончился, Виктор пошел в кино с Ниной, девушкой, что работала на почте. Она только недавно приехала в поселок, познакомилась с красавцем Виктором и напросилась к нему на свидание.
-Хороший фильм, правда? – Нина улыбалась, заглядывала в глаза своему кавалеру, как будто ждала, что он вот-вот ее поцелует.
-Да, ничего. Но какой-то он не жизненный, так не бывает.
Нина рассмеялась и пожала плечами. Уж очень сложно иногда говорил этот паренек. Для самой Нины все было проще. Она просто радовалась, что после скучной работы попала в кино с видным парнем, что это ее первое свидание, что лето еще впереди…
-Вить, а как там у вас на работе вечером? Что происходит?
-Ничего, - удивился наивному вопросу Виктор. - Иногда товарные вагоны переставляют, ну, еще скорые проходят, надо стрелку переводить. У меня отец стрелочником на путях работает. В будке дежурит.
-А, пойдем, посмотрим, что там сейчас делают! – Нина схватила его за руку и потащила в сторону станции.
-Брось! Я не хочу! – Витя хотел сначала остановиться, но передумал. – Ладно, пойдем. Только тихо.
-Хорошо-хорошо! – Нина быстро закивала.
Нина чем-то напоминала Виктору его сестру, Иринку. Та тоже вечно всем интересовалась, была от природы неугомонно любопытной. Парню казалось, что, как только Ира научилась говорить, она так и не замолкала, засыпая брата своими «зачем» и «почему». С отцом Ира держалась сдержанно, побаиваясь его. Мать Иринку любила, но у нее просто не хватало времени на детей. Витя, по сути, был для младшей сестры нянькой, отводил и забирал ее из садика, кормил обедом и ходил гулять.
Нина была попроще, как будто, примитивнее Ириши, но Вите было с ней легко, а о большем он и не задумывался.
Молодые люди обошли здание станции чуть правее.
-Там будка стрелочника с седьмого пути на восьмой, там – будка моего отца. Там, за этим забором, стоят вагоны. Их завтра должны перегнать в город, Виктор размахивал руками, а Нина восторженно крутила головой.
-А что в вагонах-то? Вам говорят, что перевозят эти составы?
-Иногда говорят, иногда – нет. Да мне все равно, - пожал плечами парень. – Пойдем, посмотрим. Хочешь?
Нина согласно кивнула. Как хорошо, что сегодня она надела кеды, в них так удобно ходить по гравийной насыпи железнодорожных путей!
Молодые люди зашли за забор, и вдруг Витя прижался к стенке одного из вагонов, закрыв собой девушку.
-Ты что? – удивленно спросила она, пытаясь посмотреть вперед.
-Ничего. Стой молча. Стой здесь, я сейчас.
В сумерках Нина заметила каких-то людей, суетливо озирающихся по сторонам. Мужчины стояли у двери одного из вагонов и пытались сорвать замок какой-то железкой.
-Витя! Они, что, воры? – Нина испуганно всхлипнула. – А что, если они нас заметят? Давай, уйдем, пожалуйста!
Витя почувствовал, как она боится, как изо всех сил вцепилась в его руку, как дрожит и дышит часто-часто, словно загнанная собака.
Он обернулся и тихо обнял девчонку.
-Да, мы сейчас уйдем. Тихо, аккуратно. И ты забудешь о том, что видела. Поняла?
-Почему? Надо в милицию сообщить! – горячо зашептала Нина.
-Я сам все сделаю. Не ввязывайся!
Ребята, стараясь не шуметь, шагнули в сторону, чтобы обойти дощатый забор, но тут Нина оступилась, гравий предательски зашуршал.
Мужчины, что ковырялись с замком, обернулись. Матвей встретился с сыном взглядом.
-Иди сюда! - грозно сказал отец.
Витя смело смотрел на него…
…Голова раскалывалась, боль рождалась где-то в затылке, потом простреливала в глаза и возвращалась назад, уходя в шею. Витя осторожно поднялся на колени. Все кружилось, казалось, что парень купил билет на безумный, жестокий аттракцион и теперь не знает, как уйти.
Повернув голову чуть вправо, Витя увидел Ниночку. Он тихо позвал ее, потом чуть громче, но девушка не отзывалась. В памяти смутно всплыли картинки, как отец идет на Витю с чем-то блестящим в руке, как Нина кричит за спиной парня, как товарищи отца переглядываются, согласно кивая.
Как дрался, Витя не помнил, как Нина оказалась между ним и Матвеем, как тихо вздохнула и осела на землю, тоже… Голова гудела, мысли путались. А по путям к нему уже бежали люди в форме. Они тыкали в парня оружием, потом подошли врачи. Нину положили на носилки и накрыли покрывалом.
-Ты за что ж ее?! – орал начальник станции. – Девчонка ведь совсем! Ах, ты…
Он полез на Витю с кулаками, но его оттащили, в Виктора задержали «до выяснения»…
Сначала Витя верил, что все выяснится, что его выслушают, а отца и его подельников поймают и накажут.
Полина тайком от мужа навещала Витю. Она договорилась со следователем, и тот разрешил матери свидания.
Женщина молча приходила в комнату, туда же приводили сына. Они садились за стол и смотрели друг на друга.
-Мама! Я не делал этого! Ты мне веришь?
-Я люблю тебя, сынок! Я все равно люблю тебя!...
А потом в комнате Виктора нашли что-то, что было украдено из тех злосчастных вагонов.
Как не старался убедить парень следствие, что во всем виноват отец и его товарищи, ему никто не верил.
-Отец рассказал нам, какие у вас были отношения. Мягко говоря, натянутые, ведь так?- следователь устало подпер голову рукой. – Никто Матвея в тот вечер на станции не видел, а вот тебя и девчонку видели.
-Как не видели Матвея? Он же дежурил на стрелке!
-Вот он и дежурил. В момент совершения преступления он как раз занимался переводом маршрута…
…Суд вынес обвинительный приговор. В тот же день Виктор был отправлен в тюрьму…
Витя растерянно смотрел, как закрываются двери камеры, как становится душно и тесно. Ему хотелось биться о железную дверь и звать, звать Полину, потому что до сих пор перед глазами стояло ее лицо, бледное, осунувшееся. А еще Витя видел во сне отца, тот довольно улыбался, кивая своим мыслям.
Виктор поклялся отомстить. Хоть через год, хоть через десять лет. Но Матвей получит свое сполна.
Сколько людей до и после Витьки будут жить одними лишь мыслями о наказании своего обидчика, сколько человек будут черпать в этом силы, заставляя себя каждое утро открывать глаза и вставать с жесткой постели…
Сегодня, наконец, мечты Вити могут стать реальностью. Будущее станет настоящим, а сам парень будет отомщен!...
…Мужчина уверенно кивнул и зашагал вдоль путей, проваливаясь по щиколотку в пушистый, свежий снег. Рука невольно полезла в карман куртки, проверяя, на месте ли нож.
Подойдя к будке, путник на миг замер. Осталось только открыть дверь. Это очень просто, ведь Матвей никогда не запирал ее… И что тогда?..На самом деле, что бы Витя не сделал, все будет уже бессмысленно. Матвей наверняка теперь старый, слабый, возможно, также мучается ревматизмом, как один из сокамерников Виктора. Жалкий он уже. Был Матвей, да весь вышел. Но ему-то тогда было все равно, что Витька, молодой, растерянный, ломает свою жизнь, Матвей тогда воспользовался сыном, прикрыв свои грехи. И теперь он должен за это заплатить!
Виктор уверенно подошел к будке и толкнул дверь ногой. Та с легким скрипом поддалась, залив ступеньки неярким светом лампочки, подвешенной под потолком.
-А абажур так и не сделал? Ни к чему? – Витя смотрел на фигуру, ничком свернувшуюся на кровати и накрытую тулупом. – Эй! Привет, батя! Вернулся я!
Фигура зашевелилась, и Ира испуганно вскочила на ноги. Она, пригревшись под овчинным тулупом, задремала, а теперь никак не могла понять, где находится, сколько сейчас времени, и что хочет от нее этот страшный мужчина, стоящий в дверном проеме с ножом в руке.
-Ирка? – выдохнул гость. – Ты почему здесь?!
Девушка, прищурившись, рассматривала незнакомца. Потом по ее щекам сами собой потекли слезы, она села на кровать и заплакала.
-Витька! Витенька! – шептала она и размазывала слезы по лицу.
-Что , Ириша!? Где он, а? Где отец? – Виктор опустился на колени и заставил Иру поднять глаза. – Дома?
Она только судорожно замотала головой.
-Витя, я же писала тебе! Папы не стало еще несколько месяцев назад… Ты не получал письма?
Мужчина отрицательно покачал головой.
-Я от вас вообще ничего не получал. Никогда.
-Как же так? Я писала тебе, ты не отвечал, но я все равно писала. А мама… Она так ждала твоих писем! Но тебе было плевать на нас, да?! Плевать?!
Она вдруг вскочила на ноги и ударила брата по лицу.
Ей было страшно, обидно, ей было так одиноко, а он, самый близкий человек, даже ни разу не ответил на ее письмо. То, что он сделал, разрушило Ирин мирок, пусть плохенький, но хоть немного похожий на нормальную жизнь.
-Уходи! Слышишь, уходи! Ты нам не нужен. Живи один. Оставь нас в покое! Отец умер, мама, как тебя посадили, стала потихоньку сходить с ума. Теперь она сидит у окна целыми днями и поет колыбельные, твои любимые колыбельные. Нам квартиру давали, а она отказалась, ведь ты же не узнаешь, куда идти, где она тебя будет ждать! Представляешь, мы так и живем в этой развалюхе, а она ждет…Дождалась. Но ты не пойдешь к маме! Ты предал нас всех!...
Виктор стоял перед сестрой, сжав кулаки. Сколько обид разом она вылила на него, сколько боли и горя рвалось из ее горла! Ирка…
Он вдруг обнял ее и крепко прижал к себе. Она замолчала, положив голову ему на плечо, и только часто-часто всхлипывала, как в детстве.
В душе Виктора вдруг разлилась пустота. Мстить больше некому, все, чем он жил долгие годы, потеряло смысл. И что дальше? Куда деть эту злость, что так старательно он взращивал, отбывая срок?
-Это не я, Ир. Я в тот вечер видел, как отец с дружками вскрывали вагон. Я был с Ниной. Мы даже ни разу не поцеловались с ней в тот вечер, представляешь?! Она все тянулась ко мне, а я решил не спешить, мол, еще будут свидания… - Витя всхлипнул. – Я писал вам. Я тысячу раз писал, но вы не отвечали. Мне никто не верил, даже мать решила, что я способен был убить Нину. Но это не я.
Ира подняла голову и посмотрела брату в глаза.
-Это он, Ира. Это отец сделал. А я за него отсидел…
Мир Ирины рухнул еще раз, с беззвучным треском он разлетелся по воздуху, перемешался со снежными вихрами и взвился в черное небо.
-Как же так, Витя! Как же это… Письма твои мы не получали. Папа проверял почту каждый день, но всегда говорил, что пусто. Неужели, он врал?! Гадость какая! Бедная мама! Ей так плохо. А я так устала! Я больше не могу-у-у! У отца был инфаркт. Прямо на работе. Он еще полежал в больнице, но ничего не получилось… Он даже не пришел в себя. Я с ним прощалась и от себя, и от матери. А потом поняла, как боялась его, а теперь не боюсь ничего и никого.
Ира застонала и уткнулась головой в подушку.
Витя гладил ее по голове и шептал что-то простое, глупое, лишь бы не молчать.
Вдруг воздух комнаты задрожал от телефонного звонка.
-Мне надо стрелку перевести, - Ира встала и начала собираться.
-Я тебе помогу…
Ира молча кивнула. Она теперь была рада, что Витя рядом. Теперь все будет по-другому.
Витя и Иринка вышли на улицу. Яркое в своей холодной, серебристой от мерцающих звезд черноте, небо, накрывало землю плотным куполом. Метель утихла, оставив после себя белый, ровный саван. Не было больше черных ветвей и заборов, не было истоптанных, посеревших от грязных подошв, дорожек, вокруг была только белая простыня, упавшая складками на обезумевший мир. Ткань прикрыла прошлое, скрыла его от посторонних глаз, дав возможность чертить новые линии своих судеб.
Две фигурки, держась за руки, шли вдоль железнодорожных путей. Они шли прокладывать новый маршрут, ища координаты счастья…
Кира подошла к большому окну и провела рукой по пыльным стеклам. Старенькая деревянная рама кое-где облупилась, белая краска лежала на подоконнике тонкими, ломкими пластинками.
Женщина поправила косынку, одернула цветастый фартук, вздохнула и принялась за работу. Она уже навела здесь порядок, украсила пустую, казенную квартиру, отчистила кухню, натерла до блеска пол, развесила привезенные с собой из родительского дома занавески.
Кире было не привыкать. Уже который раз они с мужем переезжают, потому что у Тимур никак не может осесть где-то, все что-то тянет его двигаться, ехать...
-Конечно, это тяжело, - размышляла Кира, размазывая по полу лужу, натекшую с подоконника. - Каждый раз все заново, каждый раз наводить уют, а потом все бросать и ехать на новое место. Зато столько уже городов посмотрели, в каждом теперь есть знакомые…
-Мам! За продуктами пойдем? – Сашка влетел в комнату, таща по чистому полу самосвал на веревочке.
-Да что ж это такое! Я только помыла все, а ты натоптал! – Кира распрямилась и строго посмотрела на сына. Тот виновато втянул голову в плечи и накрыл мыском сандалика маленькую каплю на линолеуме. Та предательски почернела, набухла песком, который ссыпался с подошвы.
-Извини, мама… Я случайно!
-Ладно, ничего. За продуктами пойдем чуть попозже. Мне соседка сказала, что рынок открывается в десять. А сейчас сколько?
Сашка поискал глазами часы. Отец повесил их над диваном. Мальчик еще плохо понимал время по стрелкам, ему просто нравилось смотреть, как секундная палочка быстро, складно пробегает круг, а потом начинает все сначала. Как мама…
-Ну, - замялся Саша. – По-моему, девять часов.
-Правильно! Молодец! Иди, поиграй во дворе ,а, как закончу, позавтракаем и пойдем за покупками. Беги-беги!
Кира улыбнулась. Сашка был так похож на Тимура, также морщил лоб, также облизывал нижнюю губу, когда задумывался.
Как же она любила своих мужчин, но как же с ними иногда было непросто…
На себя времени почти не хватало. Кира была по образованию художник. До замужества она работала в Доме культуры, оформляла праздники красивыми, яркими плакатами, вела кружок рисования для детей, любила сидеть по выходным у окна, когда солнце заливало комнату мягкими, ласковыми лучами, и, макая палец в масляную краску, наносить на чистый, беленький холст небо, морские барашки на фоне дымчатого горизонта, залитые солнцем поля и букеты пионов, что так часто привозила бабушка из деревни.
-Писать картины можно только днем, естественный свет не даст допустить ошибок в сочетании цветов! – так и звучал голос учителя в голове.
А Кира писала теперь по ночам. Она расчищала кухонный стол, ставила на него лампу и, вдохнув побольше воздуха для смелости, наливала в масленку растворитель и забывала обо всем. Часы удивленно крутили стрелки вокруг ночного неба, а в окошке Киры все горел и горел свет.
Утром на мольберте стояла очередная картина, на подоконнике лежали замотанные в ветошь кисти, а Кира, сонно щурясь, все никак не могла попасть рукой по будильнику, бьющего утро пополам…
-И куда мы повесим этот шедевр?- улыбался Тимур, допивая чай из любимой кружки, которую когда-то они с женой купили в Абхазии.
-Я думаю, если ты не против, конечно, то в нашей комнате.
Тимур встал и, прищурившись, как настоящий ценитель прекрасного, отошел подальше, насколько позволяла маленькая кухня, уперся спиной в плиту, и наклонил голову набок.
Картина пестрела маками, рассыпанными красными рубинами на поляне, вдалеке петляла среди изумрудных полей река, а справа, за плетнем, стоял домик. Его распахнутые окна так и манили заглянуть внутрь, поздороваться с хозяевами, да так и остаться там жить, спрятавшись от суеты городской жизни.
-А мне в кабинет взять нельзя? – Тимур серьезно взглянул на Киру.
-Можно, конечно. Только подожди, масло сохнет долго…
И Тимур ждал. У него совсем недавно появился собственный кабинет. До этого все хирурги толкались в одной ординаторской. Было весело. Молодые, умеющие видеть хорошее и говорить только о хорошем, ребята кипели энергией, думая, что могут когда-то перевернуть мир.
-Тимур, тебе, говорят, кабинет дали? – друзья обступили коллегу, не давая пройти к столу.
-Ну, есть такое дело.
-Тогда надо бы проставиться!
-Потом, все потом, - Тимур смущенно перебирал бумаги. Ему было немного стыдно, что его повысили, хотя годами он был младше многих других.
-Потом… Потом… Всегда все потом, а сейчас что?
-Работать идите! Болтают, как трещотки! – баба Нина, протирая пол в ординаторской, строго посмотрела на ребят. – Вон, у вас там больные в простынях щеголяют, ждут, а вы языками чешете!
-Идем, баба Нина, идем! Ну, что ж мы без вас делали! Вот кому отдельный кабинет нужен, со всеми удобствами! – подтрунивали мужчины, расходясь по своим делам.
-Тимур Павлович! – баба Нина нежно посмотрела на Тимура. – Я у вас уже пол помыла. Цветочков там на подоконник поставила. В-общем, кабинет готов, можете заселяться.
-Спасибо большое! Ну, куда я без вас! – молодой человек улыбнулся.
Не так давно он оперировал дочку уборщицы. Пустяковая операция, но теперь баба Нина смотрела на балагура-хирурга совсем по-другому, с благодарностью и любовью. Она пыталась поначалу даже подкармливать длинного и худого, как жердь, парня, таскала на работу пироги и судки с супом. Но Тимур отвел ее в сторонку и тихо, почти шепотом поведал о ревнивой жене и о том, что та, заметив выросший живот супруга, тут же с ним разведется.
-Да? Ну и ладно! – подмигнула баба Нина. – У меня дочь какая! Мигом тебя женим!
-Нет, баба Нина! Я однолюб, зачахну, погибну…
-Тогда иди, - сдалась женщина. – Я просто хотела как-то отблагодарить…
Кирина картина подсохла. Масло крепко впиталось в грубый, с толстыми нитями, самодельный холст. И вот уже Тимур принес в кабинет молоток, наметил место на стене и забил гвоздь. Картина заняла свое место в самом центре.
-О! Красивая! Где купил? – Андрей Андреевич, коллега Тимура, с нескрываемым восхищением смотрел на полотно.
-Нигде не купил. Напрямую у художника взял!
-Да, ну?! Кто? Сведешь?
-Жена моя, Кира. Нет, не сведу.
-Эх…
Андрей махнул рукой и вышел из кабинета.
Тимур посмотрел на часы. До конца смены оставалось совсем немного. Потом быстро домой. Сашка, небось, заждался, да и Кира просила показать ей все местные достопримечательности.
Дело в том, что Тимур, наконец, вернулся домой, в поселок Луговской. Хотя, по большому счету, назвать его домом было бы неправильно. Все, что угодно – место жительства, прописка, картирование с матерью и отцом, но не дом. Не может называться домом место, где ты навсегда потерял сестру.
Нина была старше Тимура на шесть лет. Когда родители привезли его и сестру в Луговской, Нине было девятнадцать. Она, недолго думая, устроилась на работу, на почту. Скоро девушка познакомилась с парнем. Они и повстречались-то всего несколько раз, а потом…
Тимур не любил об этом вспоминать, потому что потом Нина погибла. Случайно, глупо. Знакомый привел ее на железнодорожную станцию, где работал сам, да там ее и нашли.
Следствие было недолгим. Тимур навсегда запомнил этого Виктора, что, размазывая слезы по лживому лицу, уверял судью в своей невиновности; запомнил его мать, которая тихо плакала, запомнил отца, с каменным лицом стоящего в проходе…
Они тогда даже не подошли к семье Тимура, ничего не сказали. Просто развернулись и ушли,как только судья объявил приговор.
Тимур ненавидел их, их всех, даже девчонку, Иру, сестру подсудимого. Потому что у него теперь сестры не было…
С тех пор прошло много лет. Тимур выучился на врача, а его мать так и жила в Луговском, как он не уговаривал ее уехать.
-Здесь Ниночкина могила, - тихо говорила она. – Как же я уеду…
Отец вздыхал, разводил руками и грустно смотрел на сына.
И вот теперь Тимур снова идет по знакомым улицам, потому что ему предложили место в больнице, потому что мама умерла, нужно было освободить квартиру в доме под снос.
В то время много трехэтажек в Луговском ломали, переселяя людей в новенькие, комфортные дома.
Но по каким-то соображениям Тимуру выделили лишь служебное жилье, квартиры для них с Кирой пока не нашлось.
-Подождите. Как раз новостройка на Пражской улице достраивается, там и выберете себе любую квартиру. Я лично прослежу! – заверила Тимура главврач. Тимур согласился…
…Кира закончила уборку.
-Сашок! - Кира высунулась в окно. – Я все сделала, пойдем за продуктами!
-Ага! – мальчик взбежал по ступенькам на третий этаж, аккуратно положил игрушки на пол в уголке и схватил мамину авоську. – Я сегодня все понесу!
-Хорошо. Так, список взяли, деньги взяли, пойдем!
Они, взявшись за руки, зашагали по улице. Народу было мало. Все либо уезжали в Николаевск на работу, либо трудились на заводе цветных металлов, что был неподалеку. Рабочая неделя была в самом разгаре.
Кира рассеянно смотрела по сторонам. Потом ее взгляд остановился на паре, что неспешно двигалась по тротуару. Мужчина вел под руку старушку. Та, чуть сгорбившись, постоянно останавливалась и поднимала взгляд на попутчика, гладила его по плечу, он что-то говорил ей в ответ, улыбался, но как-то невесело, потом они шли дальше. Что-то тоскливое, рвущее это прекрасное утро, отменяющее радость самого существования, было в этой паре. Кто они? Скорее всего, мать и сын. Уж очень похож мужчина на эту старушку. Куда они идут, и отчего он так мрачен?...
-Извините, не скажете, сколько времени? А то мы на автобус хотим успеть, а часы я не взял, – обратился вдруг мужчина к Кире.
-Да, конечно! – она подняла, было, руку, но Сашка схватил мать за запястье.
-Я сам посмотрю! – быстро сказал он. – Половина одиннадцатого.
-Спасибо! – мужчина засуетился. – Давай, мамуль, надо поторопиться! На прием опаздывать нельзя!
-Мама! Я молодец? – спросил гордо Саша.
-Да, милый!
Кира взяла сына за руку и повела дальше, но все оглядывалась, наблюдая, как мужчина уговаривает мать идти быстрее.
-Витенька, да не могу я быстрее! – Полина часто дышала, опираясь на руку сына. – Успеем!
Виктор вез мать в больницу. Участковый врач из поликлиники настоятельно рекомендовал показаться хирургу. У Полины сильно болели ноги. Вены, синие, бугристые, выпирали и пульсировали, воспаляясь от любых нагрузок.
Полина устала. Она так долго ждала сына, пока он отбывал заключение, так радовалась его возвращению, так ей было больно, наконец, услышать рассказ о том, что ее муж, Матвей, свалил свою вину на Витю, исковеркав его жизнь, так жалела она, что не бросила мужа, забрав Иринку, младшую дочь…
Усталость накатывала, заполняла женщину до краев. Витя вернулся, напряжение этих лет ушло, теперь Полина хотела только одного – смотреть на своих детей, зная, что все у них хорошо.
А тут Витя настоял на этой поездке… К чему ей, старухе, операция? А вдруг сердце? А ей так хочется еще пожить! Вот и тянула Полина время, опаздывая на автобус.
-Зря ты, мама! Вылечат тебя, потом еще Иркиных детей нянчить будешь!
-А твоих, Витя? Я и твоих хочу!
- Ну, это вряд ли… С моей-то историей…
…В коридоре амбулаторного отделения было много народа. В больницу съезжались с нескольких поселков, да из города тоже.
Тимур сегодня дежурил на приеме во вторую смену. Он специально взял дополнительные часы, денег катастрофически не хватало.
-Заходите! – громко сказал он, открыв дверь кабинета и, не глядя, пропустил вперед двух посетителей, старенькую женщину и сопровождавшего ее мужчину.
-Садитесь. Кто у нас пациент? Направление из поликлиники с собой? – хирург задал все стандартные вопросы и протянул руку за листком.
И только тут он внимательно прочитал фамилию вошедших, потом вскинул голову, и его кулаки сами собой сжались до белесых костяшек.
- Ты?! Как посмел?! Выпустили уже? Зря!– Тимур вскочил.
Полина испуганно смотрела на него. Она не узнала в этом высоком, серьезном мужчине мальчишку, что в свои тринадцать провожал сестру в последний путь…
-Витя, что происходит? – растерянно спросила женщина.
-Извините, - Виктор тоже встал. – Но у нас направление…
-Пошли вон! И бумажки свои заберите! Я никогда, слышишь ты, никогда не буду иметь ни с тобой, ни с кем-то из твоих родственников дело! – Тимура трясло.
Убийца сестры привел к нему на прием мать, чтобы он, Тимур, спасал ее жизнь!
-Витя, кто это? Что случилось? – Полина старалась побыстрее выйти из кабинета, она видела, как побледнел сын.
В коридоре Виктор опустился на банкетку и обхватил голову руками.
- Я не могу так! Я так больше не могу! – шептал он.
Вернувшись в поселок после освобождения, он постепенно понял, что никогда больше не приживется здесь. Знакомые сторонились, прежние друзья отворачивались. Устроиться на работу было, в-общем-то, не сложно. На заводе всегда были нужны разнорабочие, а в тюрьме Витьку возили на химкомбинат. Какой-никакой, а опыт был. Но, все равно, Витя теперь был чужим. От него шарахались, как от чумного. Люди не приняли обратно в свой мир того, кто, по их мнению, совершил преступление.
Виктор устал доказывать всем, что ничего не делал. Это было бесполезно…
А тут еще судьба столкнула его с братом Нины…
-Сынок! Да кто ж это? – Полина села рядом и погладила сына по плечу.
-Мама, ты не узнала его? Это брат Нины. Ее младший брат, Тимур. Он тогда был на суде.
-Тимур? Какой Нины?
Витя вздохнул. Мать стала все забывать. Все, что было связано с болью и горем в ее семье. Так ей было легче, Витя был не вправе заставлять ее переживать все снова…
Мужчина отвез мать домой.
-Что? Что сказали? – Ира встретила их в прихожей.
-Ничего не сказали.
-Как так? Мам, я не поняла!
-Понимаешь, Ириш, - Полина осторожно опустилась на стул. – Там какой-то врач, не помню, как зовут. Так вот, он нас выгнал. Витя сказал, что это потому, что он брат какой-то Нины. Я ничего не поняла, очень устала и хочу отдохнуть.
Ира испуганно посмотрела на Виктора, а потом быстро подошла и обняла его.
-Ты все равно у меня самый хороший, слышишь?! Самый лучший!
Витька ничего не ответил, только уткнулся лицом в ее пахнущие ромашкой волосы.
-Я уеду, наверное. Учиться пойду, на вечернее. Все равно мне здесь жизни нет. Батя уж постарался, так постарался. Ненавижу…
Ира провела рукой по лицу.
Ей казалось, что жизнь, наконец, стала налаживаться. Как будто и не было этих лет разлуки. Ира ушла с работы на станции, устроилась в школу учителем рисования. До болезни отца она успела окончить несколько классов художественного училища, даже победила на каком-то конкурсе. Директор не стала придираться и взяла девушку на работу.
Витя тоже работал. Вместе с матерью они переехали в новую квартиру. О Матвее старались не говорить. Виктор выбросил все его вещи, все, что могло хоть тенью напомнить о том страхе, что царил в семье.
И вот теперь опять… Опять прошлое бьёт их наотмашь, не давая опомниться...
-Не надо, Витя. Все наладится! – Иринка пыталась уговорить брата не отчаиваться. - Пойдем к другому врачу…
Она говорила, но понимала, что Витя прав, он в Луговском теперь незваный гость…
…Кира испуганно смотрела на мужа. Тот, еле держась на ногах, завалился в прихожую и осел на пол.
-Что случилось? – прошептала она, стараясь не разбудить Сашку.
-Ничего, - улыбнулся Тимур. – Просто ко мне на прием сегодня приходил, знаешь, кто?
-Кто? – Кира помогла мужу дойти до дивана.
-Тот, кто убил Нину. Представляешь? Маму привел, мол, лечить надо.
Кира на миг замерла.
-А ты что?
-А я их выгнал. И вот, напился. Плохо, правда? Плохо, что они живут, лечатся вот, с направлением пришли…А Нины нет.
Он всхлипнул.
-А его выпустили. А зачем? Зачем он вернулся сюда? Вот сам бы этими руками…
Тимур не договорил, ударив кулаком по подушке.
-Не надо, - Кира обняла его. – Слышишь? Ты не такой! Ты клятву давал!...
-Брось! – Тимур улыбнулся. – Я такой. Я даже очень такой! Я его найду!
Кира просто сидела рядом и молчала. Она не знала, что говорят в таких случаях, что делают. Она могла только обнять мужа и убаюкать его пустыми фразами. А там – будь что будет!...
…Ира спешила на работу. Первый урок в третьем классе был ее. А еще нужно подготовить краски, палитры, кисточки…
-Мама! – услышала Ира за спиной детский голос. – Смотри, это наша учительница по рисованию. Она недавно к нам пришла.
Ира обернулась. Саша улыбался ей, держа Киру за руку.
Здравствуйте! – Ирина кивнула. – Я – Ирина Матвеевна.
-Доброе утро! Приятно познакомиться! Саше нравятся ваши занятия. Да и те рисунки, что он мне показывал, очень хороши! – Кира улыбнулась.
-Правда? Я очень рада.
Тут Кира прищурилась и вдруг спросила:
-Извините, ваше лицо кажется мне очень знакомым. Мы не могли где-то встречаться раньше? Я тоже художник, но сейчас не работаю…
Ира пожала плечами.
-Может быть, на выставках или конкурсах? Я, правда, только в одном большом областном конкурсе участвовала. Тогда моя картина заняла первое место. Сейчас она висит в школе, в коридоре,- Ира смущенно улыбнулась. – В музеях пока нет места.
-Да? А можно взглянуть?
Кира определенно где-то уже видела эту женщину. Ее грустный взгляд, лицо, чуть вытянутое, не сказать, что красивое, но цепляющее. Такие лица хочется рисовать…
Саша побежал к товарищам, а Ира провела его мать на второй этаж.
-Вот она, та картина.
На стене, в скромной раме висел пейзаж. Кира вспомнила его. Она тоже была на том конкурсе, только не победила.
Маковое поле, избушка вдалеке, река. Именно этот сюжет так запал ей в душу, что Кира мечтала найти это место, а пока иногда рисовала по памяти.
-Я помню его. И вас я помню, - Кира вдруг обрадовалась. – Очень красиво! Я тогда заняла второе место, а вы первое… Меня Кирой зовут. А где это поле?
-Да тут недалеко. От станции чуть левее.
-Вы мне его покажете? Я очень хочу написать такой пейзаж с натуры!
-Хорошо.
Ира растерялась. Но тут в коридор хлынул поток детей, женщины попрощались, и Ирина поспешила в класс…
…Тимур хмуро просматривал историю болезни.
На койке, скрючившись, лежал старик. Его дряблая, серая кожа обтягивала то, что когда-то было сильным, здоровым телом, а теперь превратилось в подобие мумии.
-Почему раньше не пришли, Аким Петрович? – хирург сел напротив больного и сложил руки на груди.
-Раньше не болело, - глухо ответил старик.
-А когда заболело?
-С неделю, наверное…
Тимур понимал, что пациент лукавит. Просто раньше, судя по виду старика, горячительное помогало справиться с болезнью, забыть о ней, а теперь «лекарство» отказалось работать.
Тимур посмотрел анализы, результаты рентгена и покачал головой.
-Это вам нужно бы в специализированную больницу ехать. Здесь сложное лечение требуется.
-Да не доеду я, милый. Давайте, тут режьте!
Но оба понимали, что уже поздно. И резать, и ехать…
-Я тут немножко полежу и пойду домой, -прошептал старик. – Можно, только чтоб больно не было, а?
Тимур кивнул и сделал какую-то запись в карте.
-Надо прислать онколога, да только смысл… - подумал он и вышел из палаты.
Аким лежал, закатывая глаза к потолку. Вот и его конец приходит, а как страшно! Раньше он думал, что не боится, не верит в существование загробной жизни и Страшного суда ,а теперь стало боязно. Где-то сейчас Матвей, где другие, те, что были связаны злом между собой навсегда?...
Старика мучили кошмары. Один и тот же сон: станция, товарные вагоны и девчонка на рельсах. А Матвей стоит над ней, держа что-то в руках. Во сне Аким все пытался рассмотреть, кто же там лежит рядом с девочкой, но не мог. Матвей закрывал собой тело сына…
А потом Матвей вдруг оборачивался и смотрел на Акима. Ничего не говорил, просто смотрел. И казалось, что это сам Диавол заглянул в глаза старику. От этого кровь стыла в жилах…
-Ну,что, Аким Петрович? Как самочувствие? – дежурный врач устало смотрел на Акима, едва заметного под одеялом.
-Доктор, милый, ты ко мне вызови, пожалуйста, милиционера, а? Только побыстрее!
-Зачем? – врач напрягся.
-Исповедаться хочу.
-Так это не по адресу!
-Мне как раз. Ну, пожалуйста! – Аким чуть приподнялся на локтях. – Вот тут деньги. Возьми.
-Да ну вас! – врач покраснел и оглянулся. Остальные пациенты внимательно следили за ним. – А что сказать-то, как вызывать буду?
-Скажи, признаться хочу. Душу облегчить…
…Аким говорил долго. Пришедший участковый сидел на кровати и быстро записывал все на листе бумаги. Умирающий давал показания, он вспоминал дело, закрытое много лет назад, дело, по которому невинный человек отсидел срок и теперь пытался жить дальше.
-Матвей там был, - шептал Аким. – Они с ребятами вагоны обворовывали. Время такое было…
Он закашлялся и на минуту замолчал.
-Ну, и? – участковый напрягся.
-Вечером я должен был за Матвея стрелки переводить на восьмом маршруте, а он вагон вскрывал. Его сын все видел. Да еще и девчонка там была. Ниной звали. Она на почте работала. Она закричала, Матвей, не рассчитав, ее и …
Аким опять закашлялся.
-А на сына вину свалил. Тот не помнил ничего. Матвей его арматурой по голове ударил…
-Значит, вы знали это столько лет и молчали?! Вы позволили пацана за решетку посадить, а подельника выгораживали?! – молоденький участковый раскраснелся, вытер пот со лба.
-Да. Я боялся. Он бы убил меня, понимаете? Он был не человек, а зверь! Он…
Милиционер еще что- то спрашивал, Аким отвечал. Потом, не глядя, подписал листы бумаги и отвернулся к стенке. Теперь он был готов уйти из этого мира. Теперь было не страшно…
Тимур, пришедший в ту же палату к другому пациенту, так и сидел на краешке стула, не в силах пошевелиться. Он слышал все от начала и до конца.
Мужчина не помнил, как в тот день доработал до конца смены, как вернулся домой, как нашел адрес пациентки, что недавно выгнал из кабинета. Вечером он пришел к ним домой.
Полина открыла дверь сама.
-Извините, я пришел извиниться. Перед вами и Виктором, - сказал Тимур чуть хрипловато.
Витя провел его в комнату. Они долго разговаривали о чем-то, потом Тимур ушел.
-Что он хотел? – спросила Полина, выглянув из кухни.
Виктор растерянно стоял в коридоре.
-Он сказал, что дядя Аким сейчас в больнице, и что он все рассказал участковому.
-Что рассказал?
-Что я не виновен, что это отец во всем виноват.
-А… - Полина рассеянно посмотрела. – Ну, это ваши с отцом дела…
Виктор вздохнул. Ира, выскочив из соседней комнаты, вытирала слезы, не зная, что сказать…
Правда рванулась наружу, став последними словами последнего свидетеля, она захлестнула и разлилась по поселку, оправдывая невиновного…
Через месяц Витя все же уехал из Луговского, поступил на вечернее отделение Института Стали и Сплавов, устроился на работу токарем. Как только жизнь в городе наладилась, он забрал к себе маму и сестру. Ирина закончила художественное училище, ее картины хорошо продавались.
А Тимур и Кира так и остались в Луговском. Что-то переломилось, ушло, освободив место для радости и спокойствия. Тимуру стало легче.
А Ирина перед отъездом все же показала Кире то самое место, где писала свою картину. Потом Кира часто водила туда своих учеников, обучая рисованию с натуры…
Автор Зюзинские истории
ТАНЮХА
- Тааань, Таааань, ты дома?
-Нет, меня нетууу.
-Ааа, - соседка развернулась и собралась уходить, но потом быстро сообразила, - да ну тебя, я зайду?
-А с каких это ты пор, у меня спрашиваешь, зайти ли тебе?
-Да неудобно как-то, депутатша всё таки.
-Аааа, -женщина за оградой рассмеялась, - ну да, я же теперь величина огого, ко мне теперь знаешь, как надо обращаться? Не иначе, как синьора Лопес.
-Чего? Какая ещё синьора?
-Лопес, в девичестве Вильереаль де...
-Да ну тебя. Слушай, Тань, у тебя же Петька не пьёт?
-У меня Петька не пьёт?- захлебнулась Таня, -ты вроде не красная.
-А с чего мне красной быть?
-А с чего бы это моему Петьке не пить? Да с такой женой как я, не только пить, ещё и гулять по бабам надо, три раза на дню, а в четверг ещё и в прмежутки, ты что не знала?
Аааа, ты же не местная, а так -то об этом ещё тридцать лет назад, свекровушка моя, Аполинария Дормидонтовна, а в быту Полина Сергеевна, прямо на свадебном торжестве нашем с Петром четвёртым и заявила об этом.
-С каким Петром четвёртым, Тань? У тебя разве Петька не первый муж?
-С чего бы это? Первый, единственный и неповторимый. А почему четвёртый?
-Ну?
-Как Полина Сергеевна боролась за наследника своего, не иначе как за наследника престола какого -нибудь.
Ну, а так, как наследник Пётр, то делаем выводы...Пётр Первый был, Пётр второй был, даже Пётр третий был, упокой его душеньку, ну а мой, а на тот момент Полины Сергеевны, Петенька, знать четвёртым стал.
Так с чего ты взяла, что солнышко моё яснобокое, красномордое не пьёт?
-Ну дак, Тань, смотрю давеча, а вы под ручку под вётлами гуляете...
-Аааа, это...так мы вопросы важные решали, Надя...депутат я теперь или не депутат?
Он же мне говорит, мол, депутат ты Танюха не всамделишный, дрянной, говорит депутат какой-то. Вот ежели бы ты от посёлка была депутатом, так бы я признал твоё превосходство, а с улицы, тьфу...
Дебаты у нас были, с Петром Яковичем.
-Да ну тебя.
-Чего, не веришь что ли? Идём чай пить.
-Да неее, некогда мне.
-Ну конечно, полчаса стоим, языками зацепились, есть когда, а тут враз некогда стало, идём я сотами тебя свежими угощу.
-Ну идём...
Включив в розетку самовар, а Таня пила чай только из самовара, заварной, без всяких добавок, чёрный, крупнолистовой чай, могла выпить десять чашек подряд.
Женщины тихонечко болтали, соседка уже и забыла зачем она пришла к Татьяне, вот так всегда, придёшь к ней по делу, нахохочешься и забудешь зачем приходила.
-А помнишь, Танюха, как вы со Светкой Спиридоновой пообещали мне семян квашеной капусты и рассады солёных огурцов, а ты ещё сказала, что к бабушке своей в Монголию съездишь и отростков квашеных яблок попросишь?
-Ахахаха, а ты тогда поверила, что ли?
-А то, я ж городская, блин, была. Попросила Федю ящиков под рассаду сколотить, побольше, подлиннее, ну чтобы значит свекрови нос утереть, а то всё городская, да городская... ну тот колотит, а вы же ещё...сказали, что не меньше метра, потому что я и пелюски хотела вырастить, квашеные...
Ну тот колотит, ему то что.
Свекровь пришла, спрашивает, для кого гробы колотим?
А у нас как раз Пальма ощенилась и кошка окотилась, та в слёзы, оёёёй, мол, уже котят всех разобрали заочно и щенят, как же мол, эта городская не уследила...
Ну я, то есть.
Я понять ничего не могу, Федька тоже, показываем ей приплод, теперь та понять ничего не может.
Опять про гробики.
Ну я -то уже тёртый калач, меня -то уже две, кхм...хозяйки обучили, я ей так пренебрежительно, мол семян дадут, квашеной капусты, рассады солёных огурцов, а Таня от бабушки из Монголии, отростки от яблок мочёных привезёт...
Свекровка аж зазаикалась...Она, аж присела, а Федя так ржал, что соседняя кобыла отозвалась...
Танюха, они же меня потом пару лет за булками с маком в огород посылали, просили, если в город еду, морковки варёной, семян купить, они же меня селёдку солёную ловить с собой брали...
-Ну весело же, Надюха.
-Ага, весело...весельчаки, блин, Толик, Федькин младший брат, пошли как -то с ним за коровами, он так смотрит, зас***нец, сосредоточенно, а потом руками всплеснул и выругался.
Я на него пришикнула, а он мне, мол, бабки Юдихи козёл, опять нашу корову п о к р ы л, смотри у неё какие бока, опять придётся топить этих козлобыков...ты, мол, поругайся на пастуха, ты же взрослая, тебя послушает...Он не доглядел...
Хорошо, что я того пастуха не увидела.
Я домой пришла и так значимо говорю своему, мол бабки Юдихи козёл, корову нашу покрыл, а сама краснею, ну стыдно мне было такое говорить, ну кого я там, девчончишка...Мол, Толик сказал, что надо пастуху высказать.
-Ах, он, паразиииит, - закричала свекровка и побежала вон из хаты за живот держась, я думала пастуха ругать рванула, ну.
А мой ничего, держится, спрашивает, что делать будем.
Я ему в ответ, мол Толик сказал, топить будем...
Он красный весь сидит, трясётся видно топить не хочет, спрашивает кого топить? Пастуха?
Я ему чуть не плача отвечаю, что козлобыков, Федька упал, трясётся гад, в окно смотрю, свекровь моя, Таисья Павловна, Толика по двору гоняет, орёт на него, сама красная, смеётся, слёзы вытирает...
-Надюх, ты что? в школе не училась, что ли?
-С чего бы это, училась, я и ПТУ закончила, я же швея, чего ты.
-Закончила она, ПТУ закончила, на швею, а вот не знаешь, Надюха, что корова от козла - козерога принесёт...
-Да иди ты...
Смеются соседки.
-Вот до каких времён дожили, Танюха...
-До каких? Хорошие времена, гласность, перестройка. Всё отлично, Надюха, главное, что не тридцать седьмой год...
-Да где же нормально, Тань...Давеча Ирка моя, с о п л я зелёная, смотрю, прячет м о р д у, что такое? А она накрасилась, Таня...накрасила ресницы, губы намазала...
-Сколько ей? Шестнадцать?
-Да каких шестнадцать, Таня. Пятнадцать лет и девять ой, нет...десять месяцев, ну...
Я её отшлёпала, иди, сейчас же умойся, говорю, пока отец такого срама не увидал...
Они ведь сейчас смотри какие, грамотные, Тань, они же песни какие слушают, а там всё про этот про *экс...Господи, мы раньше и не знали этого, а они сейчас что творят...Это в деревнях, а в городах, что?
Сестра говорит, страсть господня, то волосья вот так вот, начешут, то цепями обмотаются...
Вот Таня, смех смехом, а бабку Федину то и вспомнишь, она говорила, что время анчихриста придёт...вот оно к тому всё и идёт...
-Да ладно тебе, Надь, чего жути -то нагоняешь, ты лучше, вот что мне скажи, у тебя бабки знакомой нет, чтобы испуг лечила?
-Бабки? Так Колываниха же, я помню, Ирка тогда, вот такую грыжу наорала...
-Да нееее, мне надо, чтобы у животных испуг лечила.
-Как это?
Да так, Луис Альберто, чёрт плешивый, попёрся вчера на речку, батя пошёл рыбки поймать с утреца, ну этот увязался за ним...
-Кто?- в ступоре сидит Надежда.
-Да говорю же тебе, Луис Альберто, ну кот наш старый, с отмороженными ушами и хвостом переломанным, ну что Васькой раньше был-то...он же по молодости завсегда с батей на рыбалку ходил, ну по своей молодости и по батиной тоже...
А теперь оба не молодые, попёрлись, батя червей дома оставил, решил колбасы на крючок нанизать, у него с собой завсегда бутерброд с докторской.
А Луис Альберто, ну Васька - то бывший, тоже докторскую любит, батя вытащил из кармана, тот и вцепился в кусок, с разбега, да промахнулся и бате в палец, как... тот со страху мотанул рукой и бедный Луис в воду отлетел, а там ондатра сидела...
Вот мы с Петей и искали нашего гурмана.
Он там со страху все камыши обделал, в дупле застрял, еле нашли, он головой туда застрял, туда и орал, пока не охрип...
Бате -то что, ему водки на палец, самогона внутрь и всё...А Луису Альберто плохо, страх у него теперь.
Надюха смеётся вытирая слёзы...
-Ой, Танюха, ну я не могу...Как ты так живёшь? Ведь у тебя всегда смех, где бы ты не появилась, всё, все животы рвут.
-Я же недаром в Культпросвете училась...Меня же в артистки не взяли, сказали, учёного учить, только портить.
Ты, что думаешь, меня из-за хромой ноги не взяли, что ли? Да прям...меня сам... Чарли Чаплин, вот так, по голове погладил и сказал мне, чтобы ехала домой и никогда не грустила...
Мол все артистки мира, тебе Таньющка и в подметки не годьятся. Так и сказал, да, Надь...Он же мне завсегда с экрана подмигивает, мол, как ты там Танюха, не грустишь?
Я вот и выполняю его завет.
-Какой Чарли Чаплин, Тань?Тот самый?
-А то...Он к нам приезжал как раз, вот я и хотела в артистки попасть...А попала вон, в училище...Мда...Ой, Декольте, а ты чего вылезла, чего детей бросила? Ах, ты, кися моя, Декольтешечка, иди, иди сюда, я тебе молочка налью...
-Танюха...А как у тебя собаку зовут?
-Этого что ли?- Таня показала на маленькую кудлатую собачонку, что спала на веранде под столом, - этого Бобик, иногда Жорик, иногда Свитер...
-Ахахаха, да не...На цепи который, по проволоке бегает, вс забываю.
-Ааа, так Кабысдох.
-Почему? Он вон какой, упитанный.
-Не знаю...я его люблю, мясо на холодец сварю, косточки разберу, пойду ему вынесу, мелкому то что, кину чуток, тот и доволен, грызёт, урчит, а Кабыздошеку своему, я собственноручно даю.
Кашку варю своему старичку.
Сяду около него, на пенёчке, он знаешь, аккуратно так берёт, пока не разрешу, не возьмёт.
Уж мы с ним всё обсудим...
-С кем, Танюх, с собаааакооой?
-Ну, не с пеньком же.
Он знаешь какой ко мне попал, с обрывком верёвки на шее, его Юрка мой, тогда мальцом ещё был, в лесу нашёл, к дереву привязанным.
Истощал весь, щенком был, зубки махонькие, грыз верёвку, не Юрка, щенок.
Мой рыдал, ножичком перочинным старался перерезать, с Витькой Евдохиным, потом бутылку разбили, из-под воды, с собой брали, вот осколками и перепилили.
Он следом плёлся, щенок, а Витька Юрку на себе тащил, пока верёвку резали, распластал себе руку сынок наш, сознание потерял...
Выбежала, Витька ревёт в голосину, на себе Юрку прёт, следом собачёныш ковыляет...
Ох...У Юрки шрам на руке, с Витькой друзья такие, что я те дам...а мне вот, латка на голове седая, да Кабысдох в придачу....
-Да ну тебя, что-то я исплакалась вся...
-Ууу, Надюха, если я тебе расскажу, как с Полиной Сергеевной за Петеньку моего воевали, ты бы там слезами умылась...
Я тебе потом, как нибудь расскажу.
-Ой, а что это мы засиделись побегу я, Таня...
-А чего приходила -то, - уже закрывая калитку за гостьей, спрашивает Татьяна.
-Да я уже и забыла, так видимо, поболтать...с тобой же поговоришь, будто в речке с крещенской водой умоешься, жить хочется.
-Ну да...ты свекрови моей это как - нибудь намекни, а то все тридцать лет я у неё ведьма, да баба Яга, любит меня старая...
И чего приходила, от дел только отрвала, тааак, что я хотела сделать? А, точно, надо Петечке задание дать...пол чтобы перестелил, а я его синей краской покрашу, пол -то...Красота...
-Мамммааа, - в калитке качается здоровый, пьяный мужик.
Тьфу ты чёрт, опять нажрался, -думает Таня про себя, а потом ковыляет ему на встречу, улыбается и протягивает руки.
-Папа наш вернулся.
-Мамма...я немноггго, ик, пьян...
-Мальчики, помогите занести моего ясноокого в дом, мне одной не справиться, - обращается Таня, к переминающимся с ноги на ногу мужикам, что обмывали аванс...
Они ещё не знают, что скоро обмывать будет нечего и нечем, а пока...
Осторожно взяв своего бригадира под ручки, нечсут его в дом, переговариваясь между собой, как же повезло Петру Яковлевичу с женой, им то дома концерт обеспечен.
-Кладите, кладите, от сюда...
-Мамма, - мычит Пётр четвёртый.
-Ну что тебе, что тебе, папа...
Утром Пётр Яковлевич пьёт крепкий чай с сахаром.
-Ничего не понимаю, мать.
-Что такое, Петруша?
-Да спокойно сидели, не дрались, а всё тело болит...неужто мужикик меня за что, отвалтузили?
-Да не, Петя, они тебя привезли, на диван положили, раздеть помгли, всё с уважением, нее, зря ты на ребят нагвориваешь.
Возможно болезнь у тебя, Петя.
-Какая, мать?- выпучил глаза Пётр.
-Набутылочная, скрытая, утюжная волчанка.
-Что это? Разве есть такая болезнь?
-Есть, Петя...ты только не говори никому, у тебя уже какой раз так, как выпьешь, так...
-Ну...точно. А почто не гворить -то?
-Она заразная, Петя, хочешь чтобы все от тебя отвернулись?
-Ох, ёёёёперный тиятр.
-Угу, ты чего думаешь, Колька Пастухов пить бросил резко?
-Неужто и у него?
-А то, только тссс, мне Лизка по секретуту сказала, тот вообще, чуть не того...
-Кого, того? Танюха?
-А то ты не понимаешь. Молчи смотри и Кольке не дай знать, что ты тайну его знаешь, про себя он смолчит, а про тебя всем растреплет...
В зарплату Петя пришёл трезвый, принёс конфет, "Мишка на севере".
Итак, на неделе три прздника было, Пётр ни-ни, трезвенник. Сидят с Колькой Пастуховым, делают вид, что им и не хочется совсем...
-Мать, а что это у нас утюг старый, чугунный, в пиме моём старом лежит.
-Ааа, это... да бабка Ковалиха сказала, мол, чтобы мыши ушли из дома, надо так сделать.
-Ха, ха, ха и ты поверила?
-Ну помогло ведь, Петя, помогло...
Утюг спрячу, валенок на крышу унесу, мало ли..надеюсь не понадобится больше, ну свекровушка...могла ведь раньше сказать, что своего старика так вылечила, нет же, молчала столько лет.
Даст бог, Юра пить не будет, а если что, сразу Насте рецепт расскажу... и утюг по наследству передам, отходит хорошенько валенком с утюгом внутри, авось поможет, тьфу, тьфу, тьфу, хоть бы не пригодилось
Кабыздооох, Кабыздошенька, иди мой милый, иди, Таня тебе кашки сварила, со шкурочками куринными...
Автор и Мавридика де Монбазон
РАЗЛУЧЁННЫЕ
ЮЛЯ
В их небольшой семье, несмотря на юный возраст 16 лет, Юля была за старшую. Мать её Галина, инвалид с детства с диагнозом ДЦП, оставалась вечной девочкой, и дочь рано почувствовала ответственность за неё.
Они жили в небольшом домике в частном секторе: мама, бабушка, Юля и мамин брат Ваня. Родственники любили выпить и наливали матери, а ей алкоголь противопоказан. Юля пыталась вразумить их, но кто бы её слушал.
Потом Ваня уехал на заработки в столицу и пропал. Бабушка подавала в розыск, но так его и не нашла. Бабушка недолго прожила без него, её не стало два года тому назад.
Может и грех так думать, но для Юли и её матери жизнь без них стала намного спокойнее.
Юля училась в школе. Она рано научилась готовить. Не изысканные блюда, конечно, но борщ на неделю могла сварить, картошку пожарить и даже испечь блины. На изыски у них не было денег. Жили на материну пенсию по инвалидности. Распределять деньги на необходимые нужды тоже приходилось дочери, мать могла в магазине всё за раз спустить.
Юля с раннего детства знала из разговоров взрослых, что её отцом был проходимец Колька. Он был вхож в их дом, скорее всего принимал активное участие в совместных попойках. Однажды и воспользовался доверчивостью Галины, а когда понял, что она беременная, бесследно исчез. Мать родила Юлю в 25 лет, но её умственное развитие отставало от биологического возраста.
Юля понимала, как было бы хорошо, если бы у неё был отец! Он бы мог купить ей белые туфельки, как у одноклассницы Нины. Но отца не было.
Не бедность и безденежье больше всего угнетало девочку. Чем старше она становилась, тем отчётливее чувствовала, что ей чего-то не хватает в жизни. Вернее, кого-то. Сначала она думала, что ей не хватает отца, потом поняла, что нет. Не хватает кого-то очень близкого и родного. И это ощущение пустоты было почти физическим.
Юля часто видела свою мать плачущей. Она пыталась узнать причину её слёз, но мать молчала. Дочь решила, что на плаксивое настроение мамы влияет её болезнь. Однажды мать всё-таки рассказала правду.
Оказалось, что 16 лет тому назад она родила двух девочек- близняшек. Галина полюбила своих девочек с первой минуты и забрала бы их без раздумий.
Врачи же советовали оставит только одну. Куда ей близняшки? С одной бы справилась. К тому же её родственники не обрадовались такому пополнению семьи. Они хотели, чтобы Галина отказалась и от той, и от другой.
Но снова вмешались врачи. Они объяснили, что одну девочку надо оставить, чтобы психологическая травма не была такой сильной для роженицы, и не усугубила болезнь.
Под общим давлением медиков и родственников Галина сразу в роддоме написала отказ на вторую дочь, которая была младше первой на 20 минут. Она поцеловала девочку на прощание и всю жизнь плакала, вспоминая её.
Юля обрадовалась, она наконец поняла, чего ей так не хватало в её одинокой жизни!
ТАТЬЯНА
Младшую отказную девочку определили в дом ребёнка. Она там прожила больше года, пока однажды на пороге не появились мужчина и женщина. К ним она затопала маленькими ножками со словами "Мама, мама!" И бездетная семейная пара, мечтавшая о сыне, уже не раздумывала, кого им взять?
Супруги, удочерившие малышку назвали её Татьяной. Они быстро перебрались в дальний район города, отсеченный, протекающей рекой и мостом.
Так в разных концах города стали расти две одинаковые девочки. Только судьбы у девочек были разные. И больше повезло приёмной дочери, а не оставшейся с родной мамой.
Таню каждый вечер обнимали и папа, и мама, а на ночь ей читали сказки. У неё было всё, что она не пожелает, игрушки, книжки, красивая одежда. Каждый год девочку возили в Сочи. Папа Тани был инженером, мама - учительницей.
Сестры взрослели, оставаясь похожими друг на друга, и обе чувствовали какое-то смутное волнение и ожидание чего-то важного.
ВСТРЕЧА
После маминого признания о наличии второй сестры Юля вспомнила, ей несколько раз знакомые говорили, что видели в городе девочку очень похожую на неё. Юля тогда не предала этому значения, но теперь... Она постаралась выяснить, где именно видели эту девочку? И поняла, что это новый район города за мостом. Она каждый день ходила по улицам в том районе, но напрасно.
Татьяне тоже подружка рассказала, что видела её копию в старом городе. Она была в гостях у родственников, которые живут недалеко от той девочки.
Таня не стала откладывать свой визит к таинственной незнакомке, как две капли воды похожей на неё.
ДЕВУШКИ застыли на пороге. Старшая - от радости, младшая - от удивления. Она не знала, что была приемной дочерью. Таня засмеялась сходству, а Юля заплакала, - Я твоя родная сестра. А это твоя мама. -
Море слез затопило комнату, в которой обнимались встретившиеся дочери и мать. Мать просила у Тани прощения и всё никак не могла насмотреться на неё.
Сестрички немного успокоились и поехали к Таниным родителям. Они и представить не могли какой шок пережили Танины мама и папа, когда в комнату вошли сразу две их дочери. Они же не знали, что их приёмная девочка была из близняшек.
Когда все сели за стол, одинаковые девочки одновременно потянулись за солью. В процессе общения выяснилось, что девчонки всегда чувствовали друг-друга. Когда Таня сломала ногу, у Юли нестерпимо болела здоровая нога. Когда Юля покрасилась в рыжий цвет, Таня тоже неожиданно для всех перекрасила волосы. Они в детстве даже ветрянкой переболели в одно время.
ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ?
Юля обрела пусть не родного, но отца. Таня - родную маму, и две разлученные половинки, никогда не видевшие друг друга, стали самыми родными и близкими людьми на всём белом свете.
...С момента их встречи прошло почти 20 лет. Сёстры уже взрослые женщины. У каждой своя семья. Юля назвала свою дочь Татьяной, а Таня назвала сына Юлианом. Они больше никогда не разлучались надолго и так же радуются друг - другу, как в момент первой встречи!
| Учёные до сих пор не могут объяснить духовную и психологическую связь между близнецами, формировавшимися в одной зиготе. Почему они будучи разлучёнными чувствуют друг-друга на расстоянии? Доказано влияние одинаковых генов, но только на 50%.
А что влияет на духовную связь? Загадка...
Рассказ написан по реальным событиям. Имена героев изменены.
Автор Простые люди - Сибирь