Алексей Анисимов

Я ВАС ВСЕХ ЖИТЬ ЗАСТАВЛЮ
- Ну, здравствуй, сынок. Вот я и пришла. - На пороге кабинета местного фельдшера, который располагался в новеньком фельдшерско-акушерском пункте, застыла восьмидесятилетняя женщина.
- Ой, здравствуйте, Дарья Тихоновна! - радостно заулыбался фельдшер, и скорее вскочил со своего стула. - Как я вас ждал-то! Как ждал! Как вы до нас добрались? Не сложно было?
- Да, обычно добралась, - ответила пожилая женщина. - Села на рейсовый автобус, да и приехала. Ну, говори, сынок, какое у тебя ко мне дело-то будет? Сегодня ведь середина сентября. Помнишь, как мы с тобой после нового года договаривались? Я ведь не забыла. Потому что в чисельнике записала.
- Да я помню, помню. Только вы погодите сразу к делам-то переходить. Сначала снимите верхнюю одежду, проходите, садитесь, и я на вас немножко посмотрю.
- А чего на меня смотреть? - недовольно сморщилась женщина, но всё-таки к стулу пошла. - Я, чай, не икона. Ты же меня, наверное, не за тем звал, чтобы на меня смотреть?
- И для этого тоже. Я же фельдшер. По правилам, я должен не просто на вас посмотреть, но и обследовать. Ну-ка, снимите пальтишко. Давайте я вам помогу. - Молодой фельдшер помог снять пожилой женщине одежду, и усадил немного упирающуюся бабушку на стул.
- Ну, что ты, сынок, тянешь. Ты же мне в прошлый раз сказал, что у тебя к середине сентября будет ко мне какое-то важное дело. Ну, говори своё дело.
- Погодите. Сначала я вам давление замерю. - Фельдшер уже накручивал манжету тонометра женщине на руку, и занялся своим привычным делом. Сделав паузу, он спросил: - Ну и как вы всё это время, пока мы не виделись, жили?
- Как жила? – вздохнула женщина. - Плохо жила. Но ты же сказал про важное дело, вот мне и пришлось всё пережить. Скрипела, терпела, но всё-таки жила.
- Вот и хорошо, что жили, - заулыбался фельдшер. - А то, помните, что вы в прошлый раз мне говорили?
- А что я говорила?
- Как что? Вы же умирать собирались. Говорили, мол, всё надоело, пора на тот свет.
- Я говорила так, потому что мне очень плохо тогда было. Сердце болело как чирей. А стала таблеточки принимать, которые ты мне выписал, и вроде стало лучше.
- Я уж вижу. Давление у вас, конечно, чуть выше нормы, но в пределах допустимого. Не болит теперь сердце?
- Побаливает изредка. Но раз я тебе так нужна, я терплю. Говори уже, какое дело ты мне хотел поручить.
- А куда вы всё торопитесь, Дарья Тихоновна?
- Как куда? Мне же восемьдесят! Дел у меня на этом свете не осталось. #опусы Вот твоё дело сделаю, которое ты мне поручишь, и можно будет спокойно помирать.
- Это что такое? – нахмурился немедленно фельдшер. - Опять вы за старое? Опять собрались помирать?
- А чего мне делать-то, сынок? Я же всех своих родственников уже давно похоронила.
- Прямо - всех-всех?
- Ну, которые молодые, тех, конечно, не стала. Но я их и не должна хоронить. Это они меня, я надеюсь, похоронят, как положено. Так что, нужно скорее их освободить, и с чистой совестью сложить руки крестом на груди, и лечь под образа.
- А вот с чистой совестью, Дарья Тихоновна, наверное, у вас лечь уже не получится... - осторожно заметил фельдшер, и виновато посмотрел на бабушку.
- Как это с чистой совестью не получится? - насторожилась бабушка. - Почему не получится?
- Потому что теперь, если вы помрете, меня за это сильно накажут. Поэтому я и хотел вам поручить, чтобы вы ещё минимум пять лет не умирали.
- Это что ещё за новость такая? - опешила пожилая женщина. - Это что за поручение такое. Разве такое можно старушкам поручать?
- Может, и нельзя поручать, но... Сейчас, Дарья Тихоновна, закон один вышел, очень для нас – медиков - нехороший. Если у молодого специалиста, который фельдшером работает в селе, бабушка какая-нибудь случайно помирает, этого специалиста очень сильно наказывают.
- Сильно - это как?
- Я же говорю – очень сильно. Могут даже и в тюрьму посадить.
- Да ты что говоришь такое? - страшно удивилась бабушка. - За что тебя в тюрьму-то?
- За то, что вас не вылечил.
- Так я же не от болезни помру, а просто так. От старости.
- Всё равно. Я же за вами, бабушками, наблюдать должен, обследовать, вовремя лечить. А если вы умрете, выходит, я что-то упустил, вовремя не заметил. Просто так люди не умирают.
- Нет умирают. У нас половина села просто так умерли.
- Как это - просто так?
- А вот так. Вечером легли в постель – а утром не проснулись. Потому что устали жить, и всё.
- Ну, это вы придумываете. От жизни устать нельзя.
- Нет можно. И я тоже устала. Каждый день жду не дождусь, когда меня Бог к себе призовёт.
- Всё ясно, Дарья Тихоновна, - тяжело вздохнул фельдшер. - Значит, можно и мне к тюрьме готовиться…
- Что значит - можно и тебе? Неужто кого-то из фельдшеров уже за это посадили?
- Посадили, Дарья Тихоновна... И не одного уже, а двоих… Просто об этом в телевизорах не говорят. А я третьим буду… Эх... А я, как дурак, хотел вас попросить, чтобы вы ещё пожили. Хотя бы ради меня продержались... Мне ведь пять лет нужно без замечания проработать. Понимаете? А иначе... Не хочется мне в тюрьму.
- Господи... – пожилая женщина испуганно перекрестилась. - Вот это поворот... И чего мне теперь делать?
- Как что? Жить, Дарья Тихоновна. Жить, и всё... Ну, пожалуйста... Ну что вам, трудно, что ли? Ради меня…
- Ну, если только ради тебя, сынок... – неуверенно пробормотала женщина.
- Значит, мы с вами договорились?
- Ну, это уж как получится... Но я буду стараться. Честно слово, опять будут терпеть…
- Спасибо вам, Дарья Тихоновна! - страшно обрадовался фельдшер. - Вы меня просто спасаете! Давайте, я вам помогу одеться. Автобусы теперь из вашей деревни сюда хорошо ходят?
- Слава Богу, ходят…
- Тогда вы ко мне опять после Нового года загляните, ладно? Что бы, я вас осмотрел. Вы там у себя где-нибудь запишите.
- Да уж теперь обязательно запишу и приеду. Куда деваться? Коль жить ещё пять лет придётся…
Когда бабушка вышла из кабинета, фельдшер задумчиво вздохнул, достал из кармана специальный блокнот, нашёл в нём нужный лист, поставил там галочку, потом пробормотал:
- Так... На днях из деревни Александровки должна ещё и девяностолетняя Антонина Дмитриевна приехать. Её тоже нужно как-то жить подольше уговорить. Ох, милые бабулечки... Ну, ничего... Вы ещё у меня поживете... Я вас всех жить заставлю…
Автор – Алексей Анисимов #ОпусыИрассказы
#АлексейАнисимов_ОпусыИрассказы
По весне у меня что-то в боку закололо. Может, отлежала? Может, съела что-нибудь не то? Или наоборот – чего-нибудь вовремя не съела?
Но потом думаю: а вдруг, не дай Бог, аппендицит? На всякий случай пошла, записалась в больницу.
В больнице сейчас как? Всё через терапевта. То есть ты записываешься к терапевту, а он уже решает – стоит медицине с тобой возиться или нет.
Пришла к восьми ноль-ноль в назначенный день. Терапичка говорит:
— Проходите, садитесь… если вы по записи. А если без записи – то нельзя.
— По записи, — говорю. – Всё честь по чести. Записалась в марте, мне назначили 30 июля – и вот я тут. Правда, уже забыла, который бок у меня весной болел.
— Покажите язык, — говорит терапичка. – Покажите горло… покажите ногти… кстати, ногти хорошие. Где делали?
Дала ей адрес ногтей. Терапичка говорит:
— Если бок болит – это серьёзно. Возможно, придётся оперировать аппендицит. Но сначала я назначу вам анализы.
Посмотрела в компьютере график и обрадовалась:
— Вот как удачно! Сегодня 30 июля. Я вас втисну на анализы 15 августа. Ближе некуда.
— Как скажете, — говорю. – Приду через две недели, пятнадцатого, и сдам.
— Но чтобы посмотреть бок, вам надо бы сначала на УЗИ, — говорит врачиха. – Вот, смотрите – назначаю вам УЗИ на 2 сентября. Годится? Ближе всё равно некуда.
— Годится, — говорю. – Приду второго.
— Это ещё не всё, — говорит терапичка. – Женщинам обязательно надо пройти через женского врача. Ну, тут вы мухой пролетите, как раз свободное окошко есть!
Записываю вас в осмотровой кабинет на 22 сентября.
— Приду и двадцать второго, — говорю. – Куда деваться.
— Рано радуетесь, — говорит терапевт. – К тому времени ваши анализы уже прокиснут и придётся вам их сдать заново – 29 сентября.
— Хорошо-хорошо, — говорю. – А когда хирург-то меня посмотрит?
— Сразу после этого и посмотрит, — говорит врачиха. – То есть вот сдадите анализы, пройдёте УЗИ, посетите женского доктора – и тут вам сразу и хирург… записываю вас на 12 октября.
— Наконец-то добрались! – говорю. – Как думаете, назначат мне операцию?
— Может, и назначат, — говорит терапичка. – А то что-то вид у вас нездоровый. Возможно, придётся вам что-нибудь ампутировать, чтобы вы повеселели. Так вот, 12 октября хирург вас посмотрит, а операцию я назначаю на 26 октября.
— Какая прелесть! – говорю я. – Значит, к ноябрьским праздникам я буду как огурчик.
— Не спешите, девушка, — говорит терапичка. – 26 октября вы придёте на операцию и вам дадут наркоз. А сам хирург подойдёт только 10 ноября.
— Вот так милота от медицины! – говорю я. – То есть я с 26 октября по 10 ноября должна лежать под наркозом и ждать вашего хирурга?
— Ну, может, он раньше освободится, — говорит терапичка. – Главное, чтобы вы у хирурга в плане стояли, а то он вообще плюнет и мимо пройдёт. Двадцать шестого октября вам жахнут анестезию, положат куда-нибудь на подоконник и спите себе спокойно, ждите очереди.
— Ладно, — говорю я. – Здесь вроде разобрались. Две недели я лежу в коматозе у вас на окошке – а потом хирург 10 ноября делает мне операцию, вырезает аппендицит и отправляет домой?
— Примерно так, — говорит врачиха. – То бишь 10 ноября он вас разрежет, а потом у него назначены другие больные... короче, зашьёт он вас только 5 декабря.
— Да ошизеть! – говорю я. – То есть месяц я буду валяться у вас на окошке – сначала сонной, а потом ещё и разрезанной как британский флаг? А меня там мухи не засидят?
— Про мух не знаю, — говорит врачиха. – Их у меня в графике нет. Но в общем, примерно к Новому году мы снимем вам швы и поставим вас на ноги.
— Вы заражаете меня своим оптимизмом, — говорю я. – Смущает меня только один вопрос. А не получится ли так, что у женского доктора я сяду в кресло 22 сентября, а сам он тоже подойдёт только через недельку-другую?
— Знаете, вполне может быть, — говорит врач. – Потому что у него где-то там сессия. Но вам-то что? Сели в кресло и сидите себе, посвистывайте. А лучше я дам вам его номер, вы созвонитесь – и он вас по вайберу посмотрит. Как вам идея? Окей?
— Сейчас я утону в слезах счастья, — говорю я. – Осмотр у гинеколога по вайберу – мечта всей моей жизни. А по-другому точно никак?
— Есть другой вариант, — говорит терапевт. – Я могу отправить вас к лешему – это без всякой записи.
— Зашибись, приехали! – говорю я. — А не пошла бы ты сама к лешему?
— Вы меня не поняли, — говорит терапевт. – Если аппендицит вас совсем уж прижмёт – вызывайте скорую. На ней работает фельдшер Леший. Мужик золотые руки и каменная печень! Леший вам прямо в машине отрежет всё что хотите, без анализов и УЗИ. Клал он с пинцетом на всю нашу систему, потому что давно на пенсии.
— С этого бы и начинали, — говорю я. – Задача ясна! Если что – вызову Лешего. До свиданьица!
Пришла из больницы домой – и снова бок болит! Перепугалась, хотела уж вызвать Лешего на скорой помощи, но потом посмотрела – а это просто юбка в поясе жмёт.
Отлегло. Теперь думаю: всё-таки идти мне на анализы 15 августа или ну их к лешему… вместе с нашим здравоохранением?
Автор: Дмитрий Спиридонов
Я СДЕРЖАЛ СВОЁ СЛОВО..
- Ну всё, теперь не пропадём!..
Папа потряс какой-то бумажкой у лица мамы, мы с сестрой замерли, а что? Должны были пропасть? Мы не знали об этом...
-Что это, Коля? - голос мамы уставший, измученный, мама вообще последнее время какая-то вялая, быстро приготовит ужин, серые макароны, промытые холодной водой и посыпанные сахаром, либо зажаренные и перемешанные с выжарками и уходит в комнату, ложится на кровать и отворачивается к стене.
-Мама, мааам, - зовёт сестра Настя, - мама, безразлично повернув голову, посмотрит на сестрёнку и опять отворачивается.
Я брал плачущую Настю и уводил за руку, мы играли с ней в шарады, строили из спичек дома, пока они не стали дефицитом, не дома, спички.
В нашу жизнь плотно вошло слово дефицит, а ещё голод.
Папу сократили с работы, он перебивался как мог, искал разные подработки, чтобы заработать хоть какую-то копейку.
Мама начала потихоньку продавать своё золото, большие громоздкие перстни с красными камнями, серьги, всё что ей дарил папа и отдала бабушка, папина мама.
Постепенно украшения закончились, мама вытащила из шкатулки последние маленькие серёжки, они были с маленьким камешком я знал, что предназначались они сестре, мама отнесла и их, равнодушно посмотрев на заплакавшую Настю.
- Не плачь, - как мог я, успокаивал сестру, - не плачь, когда я вырасту большим, я накуплю тебе разных серёжек, каких только ты захочешь.
Я всегда умел успокоить сестричку.
Мы с интересом ждали, что же такое скажет папа, что за бумага, которая спасёт нас.
— Это, дети, наше спасение! Вячеслав Иванович, помните его? Так вот...
Конечно, мы помнили Вячеслава Ивановича, дядю Славу, более того мы видим его раз в неделю, когда он заезжает за папой и они, два бывших ведущих специалиста 24 фодного известного НИИ, едут на стареньком дяди Славином "Москвиче" на подработку, туда где платят картошкой, свёклой, тыквой и кабачками.
Иногда они привозят мясо, редко это было два раза.
Папа потрясает бумажкой, даже мама воодушевилась немного, она с интересом смотрит на папу.
-Оля, дети! Мы спасены! Это...тадаааам, участок на пять соток, недалеко от города. Пять соток обработанной земли! Мы там посадим, - папа начал загибать пальцы, - картофель, да-да, я договорился, мне дадут селекционного картофеля, тыкву, кабачки, помидоры...
Мама издала крик раненой птицы.
-Коля...Колллляяя, опомнись, что ты несёшь? Какие помидоры, Коля? Твоим детям нечего есть, им не на что покупать одежду, Коля...Я снесла все украшения, скоро начну продавать свои вещи, я...
Мама махнула рукой и ушла в комнату, мы сидели и не понимали радоваться нам или огорчаться.
Отец сидел, опустив голову.
Я взял сестру за руку, и мы вышли на улицу. В животе неприятно урчало.
-Витя, идём посмотрим на пирожки.
Каждый раз я клялся себе, что больше не пойдём, но.. силы были неравны, и я согласно поплёлся на базар, чтобы ощутить давно забытый запах пирожков.
-А ну пошли, трутся, стоят тут, - толстая тётка, в белом переднике и серых нарукавниках, с красными натруженными руками и белёсыми глазами навыпучку, смотрела на нас с сестрой.
- Мы просто стоим, - тихо сказал я.
- Стоят они.. кыш пошли, воришки..
Никто и никогда не оскорблял меня так, да ещё и сестру, никто и никогда. Моё лицо вспыхнуло, и загорелось каким-то пламенем, всё тело пронзили иголки.
-Мы не воры, - прошипел я, - сдались мне эти ваши пироги, мы просто стоим и ждём.. родственника.
Тётка открыла рот, чтобы заорать, но в этот момент к нам подошёл парень, одет он был в чёрное пальто, белый шарфик небрежно болтался на шее, во рту блеснул золотой зуб.
-А вот вы где, вот пострелята, племяши мои, сестра уехала, мне доверила, не усмотрел. А что? Почём пирожки? Заверни-ка мне всех по два.
Тётка что-то заворчала недовольно.
Парень зло глянул на неё, и что-то сказал.
-А давай по пять, правда ребятня? Уж больно вкусно пахнут у тебя пироги, - говорил он это с улыбкой, но в голосе звучал металл, глаза смотрели сердито, будто кинжалы, подумалось мне.
Я хотел уйти, но парень догнал нас.
- Нате племяши, держите..
-Нет, спасибо, - начал отнекиваться я.
- Держи.. спасибо.. Голодные?..
Мы кивнули - не судите, голод был сильнее нас.
-Лопайте, если прижмёт сильно, придёте воон туда, видишь там мужик стоит, в воротник что-то говорит?
Я кивнул.
-Скажешь, что до Семёна, мол, племянник, не стесняйся. Приходи. Как вас зовут?
-Витя и Настя.
-Ну вот, Витя и Настя...бегите. Стой...
Я повернулся, парень протягивал деньги.
-Нет, я не возьму.
-Возьми...пожалуйста, вы дети, вам можно попросить ЕГО за Семёна...
-Кого? - не понял я.
-Потом поймёшь, бегите, денежки маме отдайте, а впрочем...купите себе сладостей, - и он махнул рукой, запахнув своё чёрное пальто зашагал вглубь базара...
Что это был за аттракцион невиданной щедрости, я тогда не понял.
Деньги мы отдали маме, она даже не спросила, откуда у восьмилетнего и шестилетней взялась приличная сумма.
Просто купила макарон и ещё что-то.
Мы видели Семёна много раз потом, когда ходили на базар за капустой, или за молоком.
Он всегда подмигивал нам и что-нибудь покупал.
Однажды купил упаковку шоколадок, коробочку доселе невиданных заморских батончиков, мы отнекивались, но Семён тааак глянул, что мы не решились отказываться.
То подарил Насте куклу, ну что за кукла, экая прелесть!.. Мы вдвоём играли этой чудесной девочкой, мама опять не спросила нас, откуда это всё.
А в скором времени мама начала исчезать из дома, она говорила, что ходила подумать в парк, однажды она не пришла ночевать, а потом и вовсе исчезла.
Папа проводил всё время на своих подработках, пытался вырастить урожай на участке, мы слышали разговоры, что там была одна глина и ничего не росло.
Папа ломал голову, где бы добыть чернозём осенью, чтобы вырастить урожай весной.
Мама появилась нарядная, красивая, принесла нам целый пакет сладостей, а ещё колбасы, мы давно не видели колбасу, а ещё мы давно не видели маму, весёлую маму и подавно забыли уже.
Она пообещала приходить к нам, сказал, что поживёт пока отдельно. Поцеловала нас и ушла.
Больше мы её не видели...
Мы рассказали всё папе, наварили суп с колбасой, накормили его. Он поправлял съезжающие на нос очки и растерянно смотрел на нас своими голубыми невинными глазами.
Потом приходила его сестра, тётя Нина, она говорила плохие вещи про маму, я закрывал Насте уши и старался сам не слушать. Тётя Нина сказала, что надо отдать нас бабке в деревню, что она должна исправлять то, что натворила дочка её, беспутная.
Мы не хотели в деревню, тем более мы не знали никакую бабку.
-По крайней мере, - сказала тётя Нина, - там они не погибнут от голода.
-Я сам позабочусь о своих детях, - сказал папа и поднял гордо голову.
Когда ушла тётка, мы бросились к папе и просили не отдавать нас ни к какой бабке, ни в какую деревню.
Папа пообещал этого не делать, а я понял, что пришло время искать Семёна.
Мужчина, что говорил что-то прикрывшись воротником, велел посидеть на перевёрнутых, пустых ящиках.
Вскоре к нам подошёл мальчишка, чуть старше меня и велел идти за ним.
Настя, увидев Семёна, кинулась к нему как к родному и заплакала, настолько моей сестрёнке не хватало заботы от взрослых, я еле сдержал слёзы.
Семён стоял, не дыша и тихонько гладил сестрёнку по голове.
Я рассказал ему всё: и про глину на участке, и про маму, которая куда-то ушла и про бабку, про тётю Нину, про то, что папа пытается заработать, но он неудачник, поэтому мама не может с ним жить, про всё...
-Что же мне сделать для вас?
-Дайте мне работу, - попросил я.
-Чего? - Семён наклонился ко мне, - работу? Тебе учиться надо, малец. А вот для твоего отца...Идёмте, идёмте племянники мои...Что же, видно так надо...
Мы привели его домой, он рассматривал наш альбом, поиграл с Настей в её замечательную куклу, сразился со мной в партию шахмат.
Потом пришёл папа, они о чём -то долго говорили, очень долго. Я слышал, как папа вставал, ходил по комнате, что-то доказывал, я даже представлял как папа яростно жестикулирует руками, Семён говорил что-то тихим и спокойным голосом.
Мне хотелось, чтобы это всё исчезло, мне хотелось оказаться опять маленьким, чтобы папа приходил с работы весёлым, чтобы по расстелённому на полу одеялу ползала маленькая Настя, а мама тихо улыбалась и пела нам песни.
Чтобы дома вкусно пахло выпечкой и не витало чувство опасности и страха.
Вскоре у папы появились деньги, деньги и чуть затравленный взгляд.
Я не знаю, чем он занимался, но мы стали жить лучше, намного лучше, чем жили до этого всего.
Мы с Настей росли, голодными мы уже не были, учились, гуляли с друзьями, занимались в секциях, всё как обычно.
Про маму мы не говорили никогда.
Вскоре у нас появилась тётя Катя.
Сначала мы приняли её настороженно, но она смогла найти к нам подход. Мы видели, что папа счастлив с ней, значит мы тоже постараемся быть счастливыми, решили мы с сестрой.
Семён всё реже мелькал в нашей жизни.
Он встретил меня у школы, был хмурым и дёрганым.
-Витя, я должен уехать...Привык я к вам, вот держи...да не бойся, это я в церкви купил, на честно заработанные деньги, здесь тебе и Настёне, - так он звал мою сестру.
Он подал мне два маленьких крестика, на небольших верёвочках.
-Ты куда, Семён? Мы больше не увидимся?
-Да, пацан, скорее всего не увидимся, а если встретишь когда похожего на меня, пройди мимо, хорошо?
-Да...
-Ну бывай, да...ты не бойся, отцу твоему... с ним всё чисто.. Вырасти человеком, Витёк, -так сказал этот странный и ставший родным для нас человек.
Он ушёл, как всегда, подняв воротник пальто и немного ссутулившись...
Семён не был нам родственником, мы не были до этого знакомы, просто у человека что-то ёкнуло при виде двух голодных детей.
Удивительно, что не ёкнуло у матери, которая родила этих детей, в трудную минуту бросила и не вспоминала о нас много лет.
Нас вырастила тётя Катя, у нашего вечно, как говорила мать, неудачника-отца, вдруг дела пошли в гору.
Он не стал каким-то крутым богатеем, он просто смог обеспечить жизнь своим родным людям, и они даже с тётей Катей, с нашей настоящей мамой, подарили нам брата Андрюшку...
...В тот день я был особенно счастлив, моя девушка Лена ответила мне согласием на предложение руки и сердца, а ещё... Ещё я нашёл серёжки точь-в-точь те, что отнесла тогда в ломбард наша мать, те, которые должны были стать украшением ушек моей сестры.
Я выкупил те ли, либо похожие, не знаю, но я их купил.
Настя заплакала, прижавшись ко мне, я опять вспомнил тех двоих, голодных и неприкаянных детей, что ходили на базар нюхать запах пирожков.
Я поклялся себе, что мои дети будут расти в полной семье и никогда не узнают, что такое голод и родительский холод.
Женщина, родившая нас, она дала о себе знать. На нас вышли сотрудники социальной службы, предложили забрать домой нашу, якобы, когда-то потерявшую память и чудесным образом вспомнившую про своих детей, маму.
Представляю, что о нас с Настей подумали эти люди, когда мы сказали, что наша мама дома, вместе с папой.
Я ездил к ней, она жаловалась на жизнь, на маленькую пенсию, что приходится доживать жизнь в чужом углу.
Она всячески намекала мне и жаловалась, я пообещал приезжать иногда, как она к когда -то, двум брошенным ею детям.
Я сдержал своё слово, и данное той, которая нас родила, и самому себе.
Мои дети и дети сестры растут в любви, ласке и достатке.
Автор: Мавридика де Монбазон.
В поисках себя
— Жень, может, съездишь в город за спреем от комаров? У меня уже весь резус-фактор высосали на этом твоем огороде, — в четвертый раз подошла супруга к Евгению Павловичу, когда тот полол сорняки.
— Это всё твоя голубая кровь, деликатес, — посмеялся муж.
— Может, ну ее, эту дачу, а? Поехали в город? А еще лучше — поближе к воде, куда-нибудь на море, Средиземное… — жалобно затянула жена.
— Надоело! — мотнул головой мужчина. — Города, моря, океаны, рестораны — всё надоело! Завари лучше чайку смородинового, я скоро буду, — отложив тяпку, сказал муж. Он направился к парковке и в чем был (комбинезоне, резиновых сапогах и панаме) сел в свой новенький электрокар.
Барсукову Евгению Павловичу совсем недавно стукнуло шестьдесят, и он с уверенностью мог бы сказать, что за одну жизнь прожил три. Создав с нуля микроимперию, Барсуков сколотил состояние, исполнил все свои мечты и достиг всех целей. Отойдя от дел, он передал довольному сыну два завода, один отель и три квартиры из семи имеющихся, а себе оставил вклады и часть акций, на проценты от которых и собирался жить.
Несмотря на богатство, пенсия встретила Барсукова серой скукой. За пять лет он объездил все континенты, забирался на Эверест, купался в проруби на Северном полюсе, плевал в жерло действующего вулкана и делал много того, о чем мечтают миллионы. Но всё это быстро приедалось и не впечатляло. Хотелось какого-то душевного покоя и нового смысла. Барсуков искал это по-разному: гулял по заповедным лесам, занимался конным спортом, йогой, пробовал себя в кулинарии, наняв учителями лучших поваров страны, а недавно и вовсе ударился в садоводство: купил дачу в полгектара и пытался собственноручно вырастить редкие виды овощей.
Доехав до города и купив спрей от комаров, Евгений Павлович заметил грязь на порогах и дверях своей машины и решил на обратном пути заскочить на мойку.
Автомойка на выезде из города выглядела как большой самодельный гараж с двумя воротами. Колесо машины Барсукова стоило дороже, чем вся эта конструкция с ее внутренностями, но искать другую не было ни желания, ни времени — супруга, атакуемая пищащими кровопийцами, без конца посылала сигналы бедствия. Заехав в открытые ворота, Евгений столкнулся с антонимом понятия «сервис». Мойка выглядела совершенно вымершей и очень грязной. Если бы не включенные прожекторы, можно было подумать, что она давно закрыта. Барсуков зашел в офис и заметил на стойке менеджера объявление, написанное от руки: «Обед до 14:00».
— Совсем оборзели, — процедил сквозь зубы мужчина. Судя по часам на стене, ждать оставалось больше сорока минут, а телефон разрывался от сообщений жены.
Вернувшись к своей машине, Барсуков хотел плюнуть на мойку, но тут заметил, что крышка багажника и задний бампер перемазаны грязью, а номера практически не читаются ― спасибо проселочной дороге.
Оглядев помещение, мужчина увидел небрежно разбросанные черные шланги с мойками высокого давления на конце. Некоторые были вставлены в специальные металлические чехлы, другие просто валялись на бетонном полу, так как вставлять их было некуда. Всё здесь было каким-то недоделанным и разваливалось на глазах. Доверять свой автомобиль такому месту Барсукову совсем не хотелось.
Подождав еще минут пять, мужчина психанул и, вытащив гидропистолет из чехла, нажал на кнопку. Напор ударил в пол, чуть не выбив пистолет из рук. Кое-как удержав инструмент, мужчина направил струю на свою машину и начал сбивать грязь, которой было больше, чем показалось на первый взгляд. Засохшая глина легко отлетала от кузова кусками и, превращаясь в мутную жижу, быстро утекала в сливные отверстия. Барсуков мыл аккуратно, но внимательно, стараясь не пропускать ни сантиметра. Он ощущал какое-то приятное волнение, глядя, как ажурными струйками стекает вода, как блестит краска и становятся чистыми стекла.
Закончив поливать водой, мужчина отыскал взглядом пистолет, над которым висела табличка, где красным по белому было написано «Шампунь». Раньше Евгений Павлович заезжал на мойки ежедневно и досконально изучил весь порядок действий. Взяв другой пистолет, он начал поливать свою «лошадку» розовой пеной, представляя себя пожарным, которым мечтал стать в детстве. Через пять минут он уже снова работал водяной мойкой, ловко убирая остатки грязи, затем принялся за коврики и пороги. Барсуков напевал себе что-то под нос и так увлекся процессом, что не заметил, как у него разрядился телефон, а в другие ворота заехала машина, обклеенная в брендовые цвета такси.
— Как закончишь, сделай таксишную мойку, — обратился к Барсукову нервного вида водитель и, больше не сказав ни слова, исчез за дверью, ведущей в офис.
Евгений Павлович не сразу осознал, что произошло, пока не взглянул на свой наряд и на пистолет в руке. Он уже хотел было догнать таксиста и объясниться, но тут понял, что впервые за пять лет почувствовал себя непривычно хорошо. Что-то привлекало его в этом примитивном процессе, из недр души вырывались новые эмоции.
Барсуков взглянул на грязный, пыльный кузов старого «корейца» и почувствовал мощнейшее желание сделать его чистым.
— Новенький? — спросил у Евгения Павловича пацан лет восемнадцати, одетый в точно такой же комбинезон и сапоги, когда с машиной такси было покончено.
— Ага, — зачем-то кивнул Барсуков, расплывшись в довольной улыбке. Он был счастлив, как ребенок, дорвавшийся до взрослых игрушек, и никак не мог остановиться.
— А это чья бандура? — кивнул парень на джип Евгеньевича. — Первый раз к нам такая заезжает. Страшно представить, сколько стоит. Наверное, принадлежит какому-то бандюгану или директору банка, — подойдя ближе, он внимательно изучил машину взглядом. — Он заплатил? Надо бы ее выгнать, там уже очередь, — показал мойщик на две машины, стоящие на подъезде к воротам.
В этот самый момент вернулся таксист. В руке он держал пластиковый стаканчик с кофе. Быстро обойдя свою машину, он удивленно произнес:
— Слушай, бать, отлично помыл! У меня вот тут на пороге пятно было битумное, три раза я просил его убрать, но мне всегда отвечали, что не получается. А у тебя получилось! — он полез в карман и достал оттуда смятые сто рублей. — Держи, заслужил, — протянул он деньги Барсукову.
— Спасибо, — сказал Евгений Павлович и с какой-то гордостью посмотрел на грязную купюру. А затем сделал то, отчего у таксиста и молодого мойщика отвисли челюсти: сел в салон своей машины и отогнал ее на улицу и как ни в чем не бывало вернулся в бокс.
— Ну дела, — засмеялся в голос таксист, выезжая следом.
Юный мойщик молча хлопал глазами. Впервые в жизни он наблюдал, как человек подписывает себе смертный приговор, да еще и с таким невозмутимым лицом. Но на разговоры не было времени. В бокс заехали две машины, и оба мойщика включились в работу.
— Дружище, где тут пылесос? — иногда спрашивал Барсуков. — А воск как наносить?
Молодой парень, которого звали Андрей, оказался весьма отзывчивым и спокойно подсказывал своему новому старшему коллеге каждый раз, когда тому требовалась помощь. Через пару часов на мойку зашел какой-то мужчина в кожаной куртке и солнцезащитных очках. Он громко жевал жвачку и разговаривал как хозяин жизни. Андрей вытер руку о штаны и протянул ему.
— Здравствуйте, Игорь Алексеевич.
— Я что-то тебя не помню, — подошел мужчина к Барсукову, проигнорировав парня.
— Я новенький, — не удержался Евгений Павлович, которого вся эта ситуация ужасно забавляла. Его прямо трясло от удовольствия.
— А Серега где? Опять спит? — спросил мужчина в очках, повернувшись к Андрею, но тот лишь пожал плечами.
— Ясно. Значит, уволен. Ладно, работайте. Андрюха, введи человека в курс дела. А ты не забудь потом зайти в офис, паспорт отсканировать, — бросил небрежно мужчина Барсукову и исчез за дверью.
Во время рабочего перерыва Евгений Павлович вспомнил про жену и, подключив телефон к зарядке, позвонил.
— Женя, что ты несешь? Какая, к чертовой матери, мойка? Какая работа? Какой еще Андрей?! Ты с ума сошел! Мне комары тут ногу отгрызли уже, увези меня на Майорку! — изнывала в динамике Барсукова.
— Жанночка, я счастлив! — только и повторял старый бизнесмен. — Я хочу мыть машины!
— Ты головой там нигде не бился?
— Нет, но пару раз ударился коленом, когда пылесосил салон «жигулей».
Барсуков отработал до конца смены, познакомился с менеджером Ксюшей, которая всегда выглядела такой уставшей, словно весь день укладывала рельсы, а затем убрал в боксе за собой и за Андреем, хоть особо никто и не требовал.
Вечером, пока никто не видел, Евгений сел в свою машину и уехал домой, где весь вечер делился эмоциями с супругой, а наутро вернулся полный сил и желания работать.
За последние пять лет у Евгения Павловича накопилось много сил и, несмотря на возраст, он с проворством студента бегал вокруг машин: мыл, протирал, полировал фары, пылесосил и делал всё, что требовалось, при этом совершенно не жалуясь.
Андрей смотрел на своего старшего товарища и никак не мог понять, почему тот такой активный.
— Понимаешь, Андрюх, пока я мою машины, я отдыхаю, — объяснял Барсуков во время обеда.
— Не очень понимаю, если честно, — признался измотанный с самого утра Андрей. Они вдвоем успели перемыть за пол дня кучу машин.
— Жена тоже не понимает. Я всегда о чем-то думал, всю жизнь: о бизнесе, о детях, о здоровье, а тут… Благодать. В мыслях покой, кайф.
— Ага, — кивал Андрей, делая вид, что верил словам о бизнесе.
— Слушай, а чего тут так всё плохо организовано? Грязь всюду, оборудование старое, нет фирменной спецодежды, и Ксюша эта весь день то в телефоне сидит, то курит. Почему бардак такой?
— Игорю Алексеевичу и так нормально. Он особо не парится.
— А тебе самому приятно так работать? Мне лично нет.
— В моем случае выбирать особо не приходится, да и деньги неплохие платят, хоть иногда и недодают, и штрафуют просто так.
— Ты молодец. Думаю, если бы сервис был чуть получше, клиент шел побогаче, то и зарплата у тебя была бы выше, а штрафов меньше, — подмигнул Барсуков. — Я поговорю с начальником.
— Не стоит, — аккуратно предупредил Андрей. — Плохая идея.
— Почему? У меня есть соображения, как сделать это место лучше.
Не слушая голос разума в лице молодого мойщика, Барсуков отправился в кабинет хозяина мойки и изложил ему свои мысли и предложения.
— Отец, я же тебя не учу, как из шланга поливать? Давай и ты меня не будешь бизнесу учить, — посмотрел из-под очков хозяин мойки на Евгения Павловича.
— Слушайте, но я же не прошу о многом. Просто замените старые шланги, а то мы сами быстро промокаем. И туалет почините, перед клиентами неудобно, а уж про нас я вообще молчу. Выдавайте новую форму хотя бы раз в год, зарплату платите честно, ну и так, по мелочи. Вы вложитесь немного, но в перспективе получите больше, если у вас будут довольные работники и хороший сервис.
— Еще раз зайдешь сюда с таким предложением ― вылетишь, понял? Тебе сколько лет? Сто? А всё мойщиком работаешь. Жизнь ничему не научила, раз начинаешь в первый же месяц права качать?
Барсуков спокойно проглотил оскорбления и молча вышел. Ему было не столько обидно за себя, сколько за то, что человек не хочет слушать советы своего подчиненного. Сам-то он всегда консультировался с рабочими, а их у него было больше пятисот. Потому его империя и не развалилась, как у многих конкурентов.
Не приняв всерьез предупреждения хозяина мойки, Евгений Павлович приходил к нему еще пару раз. А не увольняли Барсукова лишь потому, что он действительно хорошо работал и всегда получал самые большие чаевые, которые с радостью отдавал Андрею, незаметно добавляя сверху из своих денег. Он видел, как парень старается, всегда подбадривал его и помогал, если тот где-то ошибался или не успевал.
— Андрюх, а пойдешь ко мне старшим на мойку? — спросил как-то Евгений Павлович, когда они с Андреем закончили отмывать очередную партию таксистов.
— К вам? На мойку? — усмехнулся Андрей.
— Ну да. Я думал, что мне надоест через месяц эта работа, но вот уже три прошло, а я все еще в строю. А раз наш начальник ничего менять не хочет, то мы сами всё поменяем. Откроемся, мыть продолжим. Ты старшим будешь. Что скажешь? — улыбался мужчина.
— Скажу, что вам отдохнуть надо, Евгений Палыч. Боюсь, что с нашей зарплатой вы на свою мойку только через двести лет накопите.
— Так ты согласен на предложение или нет?
— Ага, без проблем, — брякнул Андрей и уткнулся в телефон.
На следующий день напротив мойки началась какая-то активная стройка: рылась земля, заливался бетон, возводился каркас.
— Сволочь тут какая-то решила еще одну мойку открыть у меня под носом! Совсем страх потеряли! — всё чаще слышались подобные выкрики хозяина, когда он разговаривал с кем-то по телефону.
— Интересно, там уже набирают персонал? — сказал как-то вслух Андрей, глядя на будущих конкурентов, чье здание выглядело как конфетка в новенькой обертке.
— Набирают, — ответил Барсуков.
— Откуда знаете?
— Спрашивал.
Прошло еще несколько месяцев, прежде чем Барсуков снова обратился с предложением к хозяину мойки, когда тот зашел в бокс во время перекура.
— Ты уволен, — вынес вердикт мужчина в кожаной куртке вместо ответа.
Андрей стоял в стороне и молча наблюдал.
— А кто работать будет? — усмехнулся Барсуков.
— Серега из запоя вышел. Он и будет, а ты всё равно скоро на пенсию свалишь, — отмахнулся хозяин.
— Я ж к конкурентам уйду.
— Мне теперь тебе в ноги броситься?
— А вы их не боитесь?
— Кого мне бояться? — оскалился хозяин. — Я тут десять лет, у меня свой клиент наработан, люди мне доверяют, смотри, какие тачки ко мне приезжают, — показал он на черный электрокар последнего поколения, припаркованный у ворот. Недолго думая, Барсуков достал из кармана брелок и нажал на кнопку. Машина приветственно моргнула.
В боксе повисла звенящая тишина. Было слышно, как у Андрея открылся рот от удивления. Евгений Павлович еще раз нажал на кнопку, машина снова моргнула и заблокировалась.
— Ты что, ключи украл? — спросил хозяин мойки.
— Ага. А сейчас и работника украду. Пойдем, Андрей, — повернулся Барсуков к молодому коллеге, — я тебе там форму привез, с бейджиком. В машине лежит.
— Уволю! — заверещал хозяин, сняв очки и глядя бешеными глазами на молодого мойщика.
— Вы меня так и не устроили, — напомнил Андрей, — я же сто раз приходил заявление писать.
— Я тебе не заплачу за этот месяц, щенок! — исходил слюной мужчина. — Быстро взял тряпки и пошел работать!
Испугавшись, Андрей хотел было послушаться, но Евгений Павлович остановил его. Затем достал из кармана несколько купюр и скрученные в трубочку бумажные листы.
— Вот твой договор, а вот твоя зарплата, — протянул он бумаги молодому коллеге. — Его зовут Андрей Васильевич, а не щенок, — спокойно сказал Барсуков бывшему начальнику.
Оба мойщика ушли под вопли разъяренного бизнесмена. А спустя день новая мойка через дорогу включила вывеску и начала принимать машины. Барсуков обзвонил всех своих знакомых, бывших коллег, клиентов и даже конкурентов, которых очень уважал. Такого количества дорогих машин Андрей не видел никогда в жизни. За год Евгений Павлович обучил молодого парня навыкам руководителя и позволил расширять бизнес по своему усмотрению, а сам, облачившись в комбинезон и сапоги, продолжал делать то, что привносило в его сердце покой.
Александр Райн
Ванечка
Тётя Люба, простодушная, приветливая, ещё крепкая пятидесятилетняя женщина жила в посёлке давно. Муж у тёти Любы был непутёвый. Он крепко подружился с зелёным змием, вечно попадал в разные передряги, а потому осталась тётя Люба вдовой лет пять назад. Детей у неё не было. Был только большой сибирский кот Ванечка.
Жили они в деревянном двухквартирном вагончике без удобств, зато стояли в очереди на квартиру. Все жители вагончиков топили печки, воду носили из реки и готовили на примусах.
Тётя Люба исправно вела хозяйство, работала уборщицей, да не на одной работе, а на целых двух. Ванечка тоже не сидел сложа лапы, охранял свой дом от мышей и крыс. Всё у них с Ванечкой было, жили не тужили.
Больше всего на свете тётя Люба любила своего кота Ванечку и чай с малиновым вареньем. Ванечка больше всего на свете любил тётю Любу и колбасу. Было у них полное взаимопонимание и уважение. Души друг в друге не чаяли.
Ванечка был большим хитрецом и пронырой, но при хозяйке вёл себя прилично, как и положено солидному хозяйскому коту. Иногда Ванечка срывался и самозабвенно воровал колбасу там, где она плохо лежала.
Была она в то время очень ароматная и вкусная, но в дефиците. В магазине отпускали строго по кило в руки. Особенно Ванечка обожал «Краковскую». Привозили её в посёлок редко.
Воровал Ванечка быстро и технично, работал с огоньком. Во время отсутствия соседей большой, сильный кот добирался до сеток с продуктами, вывешенных в холодное время года за окнами вагончиков.
Если в них была колбаса, то быстро прогрызал сетку и вытаскивал любимое лакомство. Остальное содержимое Ванечка великодушно оставлял владельцам сеток.
Соседи совсем не поддерживали увлечения Ванечки, а даже напротив, были настроены воинственно, защищая свои интересы. Они тоже любили колбасу. Обнаружив пропажу, зная о любимом лакомстве Ванечки, соседи тут же отправлялись к тёте Любе с претензиями.
- Люба, Ванька-то твой опять набедокурил! Сетку изорвал, колбасу стащил! – возмущённо выговаривал хозяйке, ставший очередной жертвой Ванечки сосед Андреич. – Где этот поросёнок?
А «поросёнок» скромно сидел в уголочке, притворившись глубоко оскорблённым незаслуженными подозрениями, и смотрел на них честными, наивными глазами. Только в самой глубине глаз умного и хитрого кота горели маленькие лукавые огоньки.
- Да нет, Андреич, ну что ты, мой Ванечка не мог! Он вообще всё время дома сидит. Я же его всегда кормлю досыта и колбасу для него покупаю. Ты же сам знаешь! Да это бурундуки повадились! Как пить дать бурундуки! – успокаивала соседа тётя Люба. – Давай-ка вот лучше чайку с малиновым вареньем попьём.
Андреич присаживался за стол и принимался пить чай с хозяйкой. Он постепенно успокаивался. Ванечка, притворно закатив глаза, с видом великомученика, оскорблённого незаслуженными подозрениями, на всякий случай тихо удалялся от греха подальше.
Такие инциденты периодически повторялись. Кончались они всегда мирным чаепитием. Ванечка привык к подобным визитам и, благодаря своему врождённому артистизму, был для тёти Любы чист и непорочен.
Каждый год в марте Ванечка, как в омут с головой, бросался в любовные похождения. Он пользовался большим успехом у противоположного пола. Потому пропадал из дома на несколько дней, заставляя тётю Любу переживать и разыскивать его.
В соседнем с ними вагончике жила пожилая женщина Екатерина Матвеевна. До выхода на пенсию она работала учительницей музыки. У неё жила старая, подслеповатая и наполовину глухая такса Олимпиада, а попросту Липа.
В посёлке говорили, что они очень похожи. Большую часть дня Олимпиада и учительница сидели в комнате и слушали музыку или смотрели в окно. Так и жили.
В один из прохладных осенних дней, когда тётя Люба была на работе, Ванечку разбудил чудесный аромат «Краковской» колбасы. Сон как рукой сняло. Ванечка вскочил и побежал искать источник запаха. Пахло из квартиры учительницы. Она ездила в районную поликлинику и купила в городе колбасу.
Звучала музыка. Екатерина Матвеевна с Липой сидели в комнате и слушали четвёртую симфонию Чайковского. Ванечка прошмыгнул в неплотно прикрытую дверь. Запах колбасы манил его с непреодолимой силой. Неслышно ступая лапами по деревянным половицам, пробрался на кухню. На большой деревянной полке лежала «Краковская». Целых два кольца!
На табурете стоял примус, на нём большой кипящий чайник. Рядом стоял ещё один табурет. Ванечка легко запрыгнул на табурет, оттуда на полку. Пожадничав, схватил в зубы оба кольца сразу.
Прыгая обратно на табурет с тяжёлым грузом, Ванечка промахнулся и задел примус с полным чайником кипятка. Всё рухнуло на пол. Приземлившись в разлившийся кипяток, бросив колбасу, Ванечка дико заорал.
Прибежавшие на шум Екатерина Матвеевна и Липа остолбенели от увиденного. В горячке Ванечка бросился вон из квартиры. Скатившись со ступенек, упал. От него валил пар. Дрыгая лапами, кот неистово орал на всю округу, не в силах подняться. Олимпиада заскулила, постепенно переходя на вой. Екатерина Матвеевна облила живот и лапы кота подсолнечным маслом и плакала, глядя на эти мучения.
На работу к тёте Любе прибежал мальчишка:
- Тётя Люба, там ваш Ванька сварился!!! – кричал посыльный, указывая в сторону её дома.
Первый раз в жизни тётя Люба так быстро бежала. Её сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Бежала, ничего не замечая, потеряв косынку и слетевший с ноги тапочек. Подбежав, увидела своего Ванечку. Он уже не кричал, только хрипло, по-человечески стонал.
Она осторожно принесла своего Ванечку домой, положила на диван. Живот и особенно подушечки на лапках кота были обварены кипятком. Несчастный дрожал как осиновый лист. Из кошачьих глаз катились крупные слёзы.
Ванечка лежал пластом, не ел, пил только воду. Тётя Люба взяла отпуск, чтобы выхаживать единственного члена своей семьи. Мази, перевязки, обработки. Приходили соседи и знакомые, приносили разные мази и гостинчики - кусочки колбасы. Ванечка не брал их, отворачивался.
Так прошла зима. Затянувшиеся ожоги на животике покрывались мягкой шёрсткой. Подушечки на лапах заживали медленнее. Покрытые новой тонкой кожицей, они болели при ходьбе.
Подумав, тётя Люба сшила для Ванечки из байкового одеяла четыре маленьких валеночка с завязками и надела их ему на лапы. Кот попробовал в них пройтись и ему понравилось. Было совсем не больно. Ванечка стал выходить гулять в валенках. Кошки, коты и даже собаки шарахались от него в ужасе.
А он не понимал, почему все убегают, они же его знают. Пробовал догнать, но в валенках не получалось. Тётя Люба сшила ему ещё одну пару на смену.
Наступил март. Наконец-то лапы окончательно зажили. Но Ванечка ни в какую не хотел выходить на улицу без своих валенок. Как не просила, не уговаривала его тётя Люба, всё было бесполезно. Он сидел у двери и истошно орал, пока ему не надевали валенки. Заполучив обувку, он тут же через открытую форточку исчезал из дома.
Никто не хотел теперь дружить с Ванечкой. Все бывшие подружки разбегались, как только он приходил на тусовку.
Лишь одна тощая, драная трёхцветная кошка, живущая под теплотрассой и промышляющая на местной помойке, была к нему благосклонна. Уж очень ей понравился этот роскошный жених в пёстрых валеночках.
В один из летних дней тётя Люба, как обычно, пришла с работы домой. Войдя в квартиру, увидела на диване лежащего Ванечку. Рядом с ним лежала пёстрая худющая кошка-богатка. Между ними ползали три маленьких котёнка. Один был трёхцветный, а двое вылитые Ванечки.
- Ой-ой-ой, Ванечка, да что же это! – всплеснула руками хозяйка.
Кошка спрыгнула с дивана, пригнувшись, ожидая удара, к которым привыкла. Ванечка заволновался. Котята запищали.
Сердце тёти Любы сдавило от жалости. Она успокоила кошку лаской. Нагрела воды, помыла всю компанию дустовым мылом, сытно накормила. Довольная проделанной работой села пить чай с вареньем, разговаривая с кошкой.
- Говорят, что кошка-богатка к счастью… Ты теперь будешь у меня Манечкой. А что? Ванечка и Манечка, уж как хорошо, – улыбалась добрая женщина.
Ванечка упрямо продолжал ходить в валенках, изготавливаемых любимой хозяйкой. Манечка была ничуть не против. Зато теперь Ванечка не любил «Краковскую». Ну если только так, совсем немножко, за компанию…
Через несколько месяцев тётя Люба получила новую квартиру. Котят к тому времени разобрали хорошие люди. Переезжали втроём. Первым зашёл в новую квартиру Ванечка в новых валенках, за ним Манечка и тётя Люба.
Они твёрдо знали, что в этой квартире будет жить только счастье!
Автор: Наталия С.
ОТШЕЛЬНИЦА
— Андрюша, я дома! — Лика быстро разулась, скинула плащ и прошла в комнату.
С портрета на комоде на нее смотрел ее муж. Прошел год, но траурная ленточка так и осталась на фотографии. Анжелика не могла ее убрать.
Она подошла к комоду и нежно провела пальцем по фото. Никогда больше она не сможет прикоснуться к любимому, обнять, поговорить, услышать его голос. Время не лечит. Это теперь она точно знала. Время не способно даже притупить боль.
Анжелика присела в любимое кресло. Вот уже год каждый день, вернувшись с работы, она устраивалась в кресле:
— Знаешь, Андрюш, я сегодня ничего тебе не буду рассказывать. Ты же не обидишься? — проговорила она.
Тоска костлявыми пальцами сжала горло, болью отдалась в сердце. Воспоминания накатили теплой волной. И Лика с удовольствием нырнула в эту волну, спряталась от реальности в счастье ушедших дней.
В самом их знакомстве не было ничего примечательного. Анжелика в тот день забежала в кафе, выпить кофе. И вот там к ней подошел Андрей. Познакомиться. Но она была не настроена заводить новые знакомства. И тактично отказала.
Но Андрей не отступился. Пошел на приступ. Не навязчиво, но настойчиво он искал встреч с девушкой. Встречал у подъезда, дарил цветы и мягкие игрушки. Приглашал в кафе.
Одним словом, Лика продержалась недолго. Сдалась, как говорится, на милость победителя. И даже самой себе долго не признавалась, что влюбилась с первого взгляда. И это она-то! Та, которая никогда не верила, что так бывает. Что достаточно взглянуть на человека и утонуть в чувстве к нему. А вот, под ж ты, именно с ней это и случилось. Поэтому и сопротивлялась она не очень долго.
А дальше для нее все было как в сказке. Так, как она мечтала: любящий и любимый муж и дом полная чаша.
Андрей был чутким и внимательным. Всегда прислушивался к желаниям Анжелики. И старался сделать ей приятное. А Лика точно также относилась к любимому. Наверное, поэтому у них не возникало обид друг на друга. Тем более, что с первого дня совместной жизни они договорились не молчать, замыкаясь в своих обидах. Обязательно обсуждать все, что накипело-наболело.
Нет, конечно, мелкие размолвки между ними случались. Бывало, и поспорят, и поругаются. И все из-за какой-нибудь мелочи. Но вот обид друг на друга никогда не хранили.
Анжелика сидела в кресле и вспоминала, как она купалась в своем счастье. Казалось, что так теперь будет всегда, и ничто не сможет разлучить влюбленных. И чувства их никогда не остынут. Но, как это часто случается, беда ходила рядом и всего лишь ждала удобного часа. И дождалась.
Молодые отметили трир года со дня свадьбы. #опусы Шумную вечеринку устраивать не стали. Оба не этого любили. Просто вдвоем посидели в кафе. Было у них любимое заведение. Больше всего оно нравилось ребятам своим уютом. У столиков стояли мягкие диванчики, на которых можно было посидеть рядышком, обнявшись и прижавшись друг к другу.
А через несколько дней после торжества Андрей начал часто жаловаться на головные боли. И это совпало с большой нагрузкой на работе. Компания, где работал молодой человек, готовила проект на конкурс. Поэтому все без исключения были завалены работой по самую макушку.
В ответ на жалобы Андрея Лика попыталась отправить его к врачу. Но он лишь отмахнулся, списав все на усталость.
Через какое-то время суета с конкурсом закончилась. Кстати, победой компании. И головные боли прекратились. Андрей и Лика уехали к морю, где провели две недели отпуска. Сейчас молодая женщина вспоминала те счастливые две недели. Море, солнце и много любви и внимания от Андрея. Сколько он тогда ей сюрпризов сделал!
Она помнила, как проснувшись в первый день после приезда, увидела на тумбочке записку. В ней говорилось, что Андрей ждет ее в ресторане гостиницы. Она быстро умылась, нанесла легкий макияж. Надела платье, специально купленное для отпуска и поспешила в ресторан.
Не успела она выйти из номера, как к ней подошла горничная и протянула роскошный пион:
— Доброе утро! Вам просили передать, — улыбнулась женщина.
— Спасибо, — улыбнулась в ответ Лика и взяла цветок.
Она направилась к лифту и уже почти подошла к нему. Но вдруг путь ей преградил служащий отеля. Он протянул ей еще один пион:
— Сказали, что это для лучшей девушки Земли, — улыбнулся молодой человек.
— Спасибо, — Лике было очень приятно.
Она вошла в кабину лифта и нажала кнопку первого этажа. Подъемник мягко понес ее вниз. Когда открылись двери, Лика увидела портье. Конечно, в руках у него был пион:
— Молодой человек просил вручить этот цветок своей единственной и любимой девушке, — администратор чуть склонил голову, приветствуя Анжелику и вручая ей цветок.
— Спасибо, — только и оставалось ответить Лике.
Но ей было так приятно, она была так счастлива! И так уже хотелось увидеть любимого!
Она открыла дверь ресторана. К ней тут же подошел официант с пионом в руке:
— Позвольте проводить вас к столику, — предложил он, вручая цветок. — Там ждут самую красивую девушку нашего отеля.
И он пошел вперед, показывая путь Анжелике. Она шла за ним, пряча лицо в букет и наслаждаясь тонким ароматом пионов. Это были ее любимые цветы.
Андрей ждал ее за столиком, накрытом к завтраку. Он нежно обнял и поцеловал жену:
— Доброе утро, любимая! — и он отодвинул стул, чтобы ей было удобнее присесть за стол.
Те две недели пролетели как в сказке. И Андрей не уставал каждый день удивлять Анжелику новым сюрпризом.
Но отпуск закончился. Пора было возвращаться в обычную жизнь. Будни замелькали чередой, сменяя друг друга. А вот вечера у молодой пары всегда были особенными, наполненными вниманием, заботой и любовью.
Если бы не эти вернувшиеся головные боли Андрея! Они появлялись все чаще. Иногда он признавался жене в том, что снова болит голова. Иногда молчал, не хотел ее расстраивать.
Но Лика видела, что со здоровьем мужа все не очень хорошо. И наконец-то настояла на том, чтобы он сходил к врачу.
И вот тогда беда громом среди ясного неба объявила о своей победе! Терапевт сразу дал направление к онкологу. Внешне он был спокоен и сказал, что визит к этому специалисту нужен лишь для того, чтобы исключить онкологию. Но по его глазам Андрей сразу все понял.
По дороге домой он тщательно продумал свое поведение, чтобы не напугать Лику. О направлении рассказал сдержано и осторожно. Но она сразу все поняла:
— Андрюша, рак в наше время не приговор. Даже если он у тебя обнаружится, мы будем бороться. Дай мне слово, что ты не сдашься!
— Ни в коем случае, — улыбнулся он. — Как я могу сдаться на милость болезни, когда рядом со мной лучшая девушка Земли.
Визит к онкологу, исследования, ожидание результатов — все это заняло время. А боли появлялись все чаще и становились все более затяжными. Наконец, результаты анализов были получены:
— Опухоль головного мозга, четвертая степень, неоперабельная, — приговор прозвучал, когда Андрей пришел на очередной прием к врачу.
К этому времени он уже с трудом справлялся с работой. Все чаще брал больничные листы и лежал дома с головными болями. Анжелика делала все, чтобы помочь мужу, выполняла все рекомендации врачей. И часто это помогало облегчить боль. Тогда появлялась надежда, что вот-вот все закончится. И они забудут это страшное время.
Но приговор доктора перечеркнул надежду на счастливый исход. Врач предложил Андрею госпитализацию. Молодой человек отказался. Глубоко в душе он понимал, что приговор окончательный и ничего уже не изменить. Каждый день чувствовал, что болезнь развивается все стремительнее.
Уже через две недели Андрей настолько ослабел, что не могу вставать с постели. Лика не отходила от любимого. Изо всех сил помогала ему преодолеть боль. А та становилась все непереносимее. Часто молодой человек впадал в беспамятство. Иногда начинал бредить, к нему приходили видения.
В один из дней, когда боль отступила и сознание прояснилось, Андрей взял Лику за руку:
— Родная, пока я в своем уме, хочу чтобы ты мне кое-что пообещала. Мы с тобой оба понимаем, что я скоро уйду. Не перебивай, — он чуть сжал руку жены, заметив, что она пытается его перебить, — У меня не так много времени. Ты же понимаешь, беспамятство может накатить в любой момент. Так вот. Пообещай мне, что когда я уйду, ты продолжишь жить. За нас двоих. И жить будешь полной жизнью. Никаких мыслей о суициде. Никаких уходов в монастырь. Я не буду требовать от тебя, чтобы ты вновь нашла себе близкого человека, это ты сама решишь. Но жить ты будешь полной жизнью. Пообещай мне это сейчас.
— Хорошо, родной. Я обещаю, — Лика едва сдерживала слезы. —Не уйду в монастырь. И о суициде думать не буду.
— И еще об одном я тебя попрошу. Не нужно никаких вычурных памятников на моей могиле. Поставь обычный деревянный крест. Такой стоит на могилах моих бабушки и дедушки. Я часто в последнее время об этом думал и понял, что хочу такой же.
— Я сделаю, как ты просишь, — Анжелика попыталась улыбнуться. Осторожно отняла руку у мужа. — Погоди, я на минуточку.
Она быстро ушла в ванную, где смогла дать волю слезам, которые собрались в уголках глаз и только и ждали возможность хлынуть. Но она не могла себе позволить вернуться к мужу с красными, заплаканными глазами. Поэтому быстро взяла себя в руки, умылась и вернулась к Андрею.
Войдя в комнату, она сразу поняла, что боль вернулась.
Следующие две недели для Анжелики были сплошным ужасом. После их разговора Андрей практически не приходил в сознание. Боль трепала его со страшной силой. Лика часто вызывала врача. В конце концов больного пришлось перевезти в специализированную больницу. Несколько дней Анжелику даже не пускали к нему, говорили, что его ввели в медикаментозную кому.
Через какое-то время ей позвонил лечащий врач и пригласил к себя. Она помчалась, надеясь на хорошие новости. Умом она понимала, что ничего уже не изменить. Но сердце хотело верить в чудо.
— Проходите, Анжелика Александровна, — обратился к ней доктор, когда она открыла дверь в его кабинет. — Я хочу с вами обсудить один вопрос.
— Да, я готова, — Лика пыталась держаться. Но никак не могла унять дрожь в руках и восстановить дыхание. Воздух в легкие поступал с трудом, мелкими глотками.
— Буду с вами откровенен, — начал доктор. — Состояние Андрея Николаевича ухудшается. Здесь уже ничего нельзя сделать. Сейчас мы можем только вывести его из комы, чтобы вы могли проститься.
Лика почувствовала, как сердце сковало диким холодом. Вместе с сердцем замерзли все ее чувства и эмоции. Ушла дрожь, она наконец-то смогла спокойно вдохнуть. Но чувствовала, что часть легких как будто тоже замерзла и отмерла. Ей уже никогда не удастся вдохнуть полной грудью. Это она тоже поняла. Две слезинки медленно скатились по щекам. И больше слез не было. Она впала в какое-то оцепенение. При этом разум работал четко, понимая все, что происходит.
— Да, конечно, когда? — только и смогла сказать она.
— Когда вы будете готовы, — ответил доктор.
— Завтра, — тихо, почти шепотом ответила Анжелика.
Но все закончилось внезапно. На следующий день, когда Лика пришла в больницу, ей сообщили, что Андрей ушел ночью. Сердце остановилось. Эту новость вдова приняла молча, без истерик.
«Хорошо, что мое серде замерзло еще вчера», — вдруг подумала она.
Потом были похороны, какие-то люди, которые что-то говорили, чем-то помогали. Ей все это было не нужно. Это было лишним. Она хотела остаться одна.
Наконец-то все закончилось. Лика сидела в кресле и оглядывала квартиру. Их с Андреем квартиру, которую она так любила. Сейчас на комоде стояла большая фотография мужа в красивой рамке с траурной лентой.
«Пообещай мне, что ты будешь жить», — вдруг услышала она его голос.
— Жить буду, — вслух проговорила она и не узнала свой голос. Блеклый и бесцветный. Осипший. — Но так, как решу сама.
И с этого вечера Лика стала отшельницей. Нет, она не ушла в пустынь, не скрылась от людей, не заперлась в квартире. Она продолжала работать. Все там же, на той же должности.
Но она перестала общаться с людьми. Благо, работала администратором сайта в крупной компании. И ее работала требовала общения только с маркетологом. Вот только с ним, да с руководителем она и разговаривала. И то при острой необходимости.
Ее перестали видеть в комнате для обедов и отдыха. Такая была в компании. Там сотрудники стайками собирались в обеденный перерыв, обсуждали последние новости, распространяли слухи и сплетни.
Первое время коллеги еще пытались вывести Лику на разговор. Но она только отмалчивалась. И со временем ее стали сторониться, решив, что горе так повлияло на нее.
Одним словом, Анжелика продолжала жить среди людей. Но стала полной отшельницей. Ей не нужны были разговоры и общение с людьми. Она перестала в этом нуждаться. Разговаривала только с фотографией мужа. Каждый вечер. Ведь она так и стояла на комоде. И Андрей смотрел на вдову влюбленным взглядом. А ей и этого было достаточно.
Часто Лика приезжала на кладбище, где на могиле мужа стоял обычный деревянный крест. Она садилась на лавочку и долго молча сидела, устремив невидящий взгляд на этот крест. Что она видела?
Те дни, когда была счастлива и любима...
Автор: Алена Шульева