Северное приключение

Геннадий Кутько
1853 год. Китобойное судно потерпело кораблекрушение возле мыса Дежнёва. На полном ходу налетели на подводный айсберг. Капитан приказал всем покинуть тонущий корабль. Спустили на воду шлюпки - в последнюю сел капитан и восемь матросов. Среди них был и 40 летний матрос, бывший кузнец из под Рязани. Поднялся шторм, шлюпки раскидало и к берегу прибило лишь одну, с капитаном во главе.
Был конец ноября и уже холодало. Насобирали по берегу плавники - это выброшенные на берег обломки деревьев и досок с затонувших кораблей, разожгли костёр, обсушились и на голодный желудок легли спать. Ночь прошла спокойно. Утром все разбрелись в поисках пищи. Но к вечеру вернулся один кузнец. Поднялась снежная буря. Ночью слышалась возня и рычание белых медведей. Утром кузнец - звали его Мефодий, при приближении к морю, обнаружил останки двух моряков. Конечно он понял, что вокруг бродят голодные белые медведи, которые дожидаются установки льда. Тогда им можно охотиться на моржей и морских котиков.
Мефодий пошёл строго на запад, шёл трое суток, пока не выбился из сил. Мороз крепчал, а на нем была тоненькая парусиновая роба и согревал его только тёплый свитер. Он всегда брал его с собой - свитер из овечей шерсти был связан женой. Кузнец стал замерзать. Очнулся от прикосновения горячего языка - это эскимосские собаки везли на собачьей упряжке людей за плавником. Ими отапливали свои чумы и готовили еду. Мефодий опять впал в бессознательное состояние.
Открыл глаза уже в тепле - его раздели и натирали снегом. И снова сознание помутнилось. Вновь очнулся уже от боли, когда эскимосы ножом разжимали стиснутые зубы, чтоб влить ему талой воды. Вкус той воды он помнил. Ещё в молодости, когда ходил на охоту - с мужиками набивали котелки снегом и на костре растапливали.
В чуме стоял полумрак и только языки пламени от костра освещали жилище. Эскимосов здесь было человек восемь. Говорили на непонятном языке и все смотрели на его чёрные руки - обморозил он их начисто. Затем один поднялся и снял свисающую сверху связку сухих грибов. Это позже Мефодий узнал, что это за грибы и с чем их едят. Отломив часть гриба, засунули ему в рот и показали жестами, чтоб съел. Другой эскимос достал нож и начал точить, а затем стал держать его над огнём. Тот, что помоложе, принёс высушенные оленьи жилы и бросил их в котелок, а самый старый достал иглу для сшивания парусины. Конец иглы был расплющен и слегка согнут. И тут у Мефодия все померкло, глаза застлала пелена и вдруг стало так хорошо. Ещё бы - сьел кусок эскимосского мухомора. В забытьи он пробыл неделю.
Семья эскимосов жила бедно, самое большое богатство - это пара упряжек ездовых собак да та сплющенная игла. Лёд ещё не встал, на моржей охоты не было. Жили впроголодь, была юкола и вяленная рыба да и та для собак. Мефодий очнулся от запаха вареного мяса. Когда ему пришлось удалить обе обмороженные кисти, Старейшина послал людей в соседнее стойбище за 100 вёрст к оленеводам, чтоб обменять иглу на оленя. Больного чужака надо было спасать. Его поили сначала шурпой, затем помаленьку стали кормить мясом.
Получив такое богатство, соседи дали свежую тушу оленя и впридачу живого оленя. Ведь это настоящее богатство - игла! Теперь они смогут сшивать оленьи шкуры для чума и шить обувь с одеждой. А игла пришла нашим эскимосам по наследству. Когда-то несколько пудов моржовых клыков отвалили купцу за неё и была она дня них бесценна. До этого шкуры протыкали рыбьими костями, которые постоянно ломались. Затем в отверстие вставляли жилы оленя и было прочно и долговечно. А с иглой любо - дорого. В ушко вставил жилу и шили в своё удовольствие.
Очнувшегося Мефодия усадили, подложив под спину оленьи шкуры. Он стал пить из пиалы, выдолбленной из красного дерева. Море много чего выкидывало на берег. Шурпа была наваристой, жирной, обжигала губы и гортань. По телу заструилось тепло и снова наш кузнец впал в небытие. Но уже заснул от сытости и блаженства. Проснулся от хихиканья детей - это он всхрапнул по- мужицки, а детям стало смешно, как он с присвистом втягивает воздух и с громкими раскатами выдыхает.
По вечерам эскимосы нагревали морскую воду в котле. Лечение продолжалось. Мефодию разматывали тряпки и заставляли опускать руки в эту морскую воду, подливая и подливая горячую воду. Он, глядя на свои култышки, на грубые рубцы красного цвета, думал как же дальше жить. Ведь он кузнец, хоть и бывший. И такая тоска навалилась на него, что решил он свести счёты с жизнью. Но как?
Однажды, взяв нож, рукояткой упёр его в рогатину, удерживающую шкуры. Кистей то нет. Но тут вдруг вбежала маленькая эскимосочка, ринулась вперёд, обхватила его за колени. Плача и бормоча что - то по - своему, вскарабкалась на грудь кузнеца и начала неистово целовать его. И нос, и глаза, и щеки - обильно намочив своими детскими слезами. Оказывается, совсем недавно, до того, как был подобран кузнец, её отец, покалеченный белым медведем, так же свёл счёты с жизнью. Слезы катились теперь в два ручья, плакала девочка и плакал кузнец! Они подружились и девочка начала учить его эскимосскому языку. Сначала с простого - огонь, пиала, собаки, чум. Девочка от Мефодия стала быстро запоминать русские слова. Без запинки называла все предметы. А кузнец тоже не лыком шит, начал сносно объясняться. Долгими зимними вечерам он рассказывал русские сказки, но остальные не понимали и девочка с кузнецом переводили. Это было весело.
Мефодий тяготился своей беспомощностью, ну чем он мог помочь со своими култышками? Однажды, бредя по берегу с девочкой, он увидел в далеке корабль. Рванул бегом к воде. Девочка еле поспевала за ним и подбежав, они увидели, что это небольшой пароходик американской торговой компании. Он капитально сел на мель - его выкинуло штормом. Экипаж и купцов спасли, весь товар вывезли, осталась утварь - посуда, ложки, поварёшки, постельное белье, вещи. А главное - небольшая кузня! Мефодий упал на колени и зарыдал. Девочка стала его успокаивать. Она ничего не понимала - почему этот большой дядька радуется и плачет одновременно?
На следующий день весь род на собачьих упряжках прибыл к кораблю. Мефодий показал и объяснил, как разобрать кузню. Отсоединили меха. Эскимосы сразу оценили кожаные меха - пойдут на подошвы для обуви. Но нет. Мефодий сказал, что это вещь, а не калач. Нашли запасы кокса для кузницы. Все удивлялись этим чёрным пористым камешкам. Кузнец взял и провёл по волосам коксом и сразу срезал большой клок волос. Эскимосы обрадовались - теперь волосы на голове не ножами можно срезать, а этими камушками! Мефодий просил собрать весь инструмент и подсказал - какой металл и где нужно снять, открутить, оторвать. За три дня все металлические части были сняты. И про медную обшивку не забыли - Мефодий подсказал, как куском оленьей шкуры отшлифовать медь. Тогда она становится блестящей и сверкающей, что можно увидеть своё отражение. Радости не было предела! Кузнец попросил с берега привезти голышей - это камни, которые отшлифовало море. Они понадобятся для кладки печи. Старейшина попросил увезти медные зеркала, чтобы обменять на оленей. Мефодий дал добро, его даже обуяла радость, что хоть какую-то помощь может оказать людям, спасшим его от неминуемой гибели!
Весть по побережью разнеслась молниеносно - теперь эскимосы сами приезжали за зеркалами и пригоняли оленей.
Понемногу сложили печь. Разожгли, кинув несколько полос железа в горн, раздули мехами огонь. Металл побелел и полетели искры - все на стойбище завороженно смотрели на это чудо. Кинулся кузнец, а наковальни нет. Оказалось, что её использовали в качестве груза для сети. Попросил Мефодий отправиться за наковальней. А вот кто будет работать кувалдой? Они отродясь то и кувалду не видели, не говоря уж о щипцах и ножницах для кузнечного дела. Стал кузнец учить молодого эскимоса. На словах объяснил, как согнуть кольцо из металла. Все ахнули! Один из гостей решил взять в руки это кольцо и сразу завоняло палёным мясом. Бедолага бросил кольцо, но было поздно. Тут же вскочил волдырь на всю ладонь, вздулся как пышка на сковороде. Мефодий показал, как кольцо можно приспособить к собачьей упряжке. Раньше эскимосы привязывали к кожаному ремню и он служил совсем короткое время - быстро перетирался. Затем кузнец научил, как выковать нож для снятия шкур и разделки мяса. Ручку сделали из красного дерева каюты на выброшенном корабле. Эскимос оказался смышлёным парнем и всё хватал на лету. Их ножи были полукруглыми, режущая кромка в верхней части прямоугольная. А крепилась к ручке из бивня моржа. Не очень удобная и скользила.
Слух о ножах дошёл далеко от побережья и за тысячу вёрст приезжали, чтоб выменять эти ножи! Мефодий научил, как из медной пластины сделать серьги и монисты для своей маленькой подружки. Правда через неделю они тускнели, но девочка брала золу из костра и начищала своё сокровище.И сверкали они, как золотые! Очень радовалась этому подарку. Все молодые женщины, особенно девочки мечтали о таком богатстве.
Время шло. Благодаря Мефодию род разбогател. Паслись тучные стада оленей, поставили новый чум для кузнеца, а для кузницы сложили каменный домик. У Мефодия не было отбоя от невест - предлагали приданое в тысячу оленей. Но он был верен своей жене, да и венчан был в церкви.
В один из дней море преподнесло ещё подарок - выбросило на мель небольшой пассажирский пароходик. В нём динамо - машина, вырабатывающая электричество. Всего 6 ватт, но и это Мефодий использовал. Рядом протекал ручей. Соорудили небольшую плотину, поставили колесо. Оно приводилось в движение потоком воды. Сняли с пароходика все лампочки и провода, провели в несколько чумов свет. А на берегу поставили вышку, типа маяка, чтоб предупреждать моряков об опасности. Эскимосы с удивлением смотрели на все приготовления. Вечером, как стемнело, включили свет. Люди в ужасе побежали от этого дьявольского огня. Но постепенно привыкли и уже требовали заменить лампочки, если они не горели.
Так незаметно пролетели 10 лет, пока однажды китобойное судно не бросило якорь и не пришла шлюпка. Мефодия провожали все - от мала до велика . Его юная учительница эскимосского языка уже превратилась в красивую девушку. Она не могла скрыть слез, ведь ей мечталось выйти за Мефодия замуж, когда вырастет. Ведь недаром он всех невест отверг. Всё думала, что он ждал, когда она подрастёт. Но она была для него как дочь. Кузнец уже и не чаял, что сможет увидеть своих родных и вернуться в любимые сердцу края. Так закончилось его долгое путешествие. Он всю жизнь помнил своих спасителей.
Мефодию уже надоело утром мясо в обед и вечером и по ночам стали сниться сны то супруга нажарила картошки в выжарками ‘ то он с погреба пьет простоквашу она аж зуб ломила ‘ то свиную домашнюю колбасу ел скворчащюю на сковороде ‘ Я забыл на том затонувшем корабле была в бочонках мука и вот он научил свою подружку эскимосочку замесить тесто для пельменей ‘ мясо быстро нарубили мелкими кусочками ‘ так как не было бутылок в ход пошли голыши с побережья моря лепили всем стойбищем и получились пельмени разного размера и маленькие с ноготок и с детскую ладошку ‘ отсортировали маленькие к маленьким большие к большим ‘ занесли с мороза пельмени и кинули в чан ‘ когда всплыли пельмени все начали кушать сопя и вытертая пот с лица ‘ скоро все скинули верхнюю одежду жарко стало и говорят да Мефодий повезло тебе что кушал эти пельмени ‘ а Мефодий про себя думает ЭХ вы еще не пробовали бражку на стоянную на листьях самосада когда после первого ковша срывает башню но не стал Мефодий развращать чистые души эскимосов !
19.10.2021 Красноярск .
©️ Copyright: Геннадий Кутько, 2022
Свидетельство о публикации №222110500205
Список читателей / В
У него жену Бог поцеловал
Мужчина расчищал кладовку, мусор и рухлядь выбрасывал. Собрал большую кучу на дворе. Заметил тоненькую грязную книжку. Вероятно, детей. Открыл и начал читать. Наткнулся на слова, что человек «родился затем, что ли, чтоб поковырять землю, да и умереть, не успев даже могилу самому себе выковырять».
Прочитал и как с ума сошел. Он ведь точно так же. Что видел? С молодых лет работа и работа. И дома. То огород, то забор, то ворота. И под огород весной пахать. И ухаживать. Они с женой еще один участок себе отхватили. Всю молодость на это угробили.
Хозяйство сделало из них рабов. Под старость лет у обоих даже небольшие горбики появились.
Ничего не видали. Ничего! Никуда не ездили. Отупели оба от работы, руки цвета земли, глаза в землю смотрят.
И жена: моет, варит, парит, варенье и соленья, закрутки и прочее. Вечная забота о куске хлеба.
Правильно Горький в «Макаре Чудре» сказал, что человек – это раб. Всю жизнь о куске хлеба беспокоится.
И не читали ничего, и в стороне от культуры остались, двух слов не свяжут.
У него заболела душа. Показалось, что вся жизнь коту под хвост. Где-то есть театры, где-то растут пальмы, красивые умные люди говорят о красивых и умных вещах, а они с женой как были крестьянами, так и остались.
И дети по этой же тропинке пошли. И их такая же судьба ждет.
Вот что он видел? Сроду хорошей одежды не нашивал. Нигде не был дальше Крыма. В Питере и то не был. За всю жизнь только один раз на самолете пролетел. На поезде проехал несколько раз.
Вся жизнь – двор, огород, скотина и куры. Работа до отпуска. В отпуске работа дома. Вечно хлопочущая жена.
Ноги протянешь, «не успев себе могилы выковырять»! Замечательные слова!
Грязную книжку расправил рукой. Отнес в сени, положил на тумбочку. Рука не поднялась выбросить. Всем бы прочитать, чтобы задуматься о своем рабстве.
День закончился. Они сидели с женой в сумерках, не зажигая электричества. И он рассказал ей о своих думах про рабство и про ковыряние земли. Про то, что жизнь зря прошла. Что скоро помирать, а они, кроме грядок, ничего не видели. И чего старались? Жизнь же только раз нам дается. А они с женой ее профукали.
Жена ничего не сказала. Встала, принесла воды и полила цветы. Затем открыла ящики и достала чистое постельное белье. Постелила постель. Легла. Повернулась к мужу и сказала: «Иди спать ложиться. Хватит трепаться».
Обоим не спалось. Он чувствовал, что и жена не спит. Вздыхает. Затем повернулась к нему лицом и сказала: «Не всем Пржевальскими или Колумбами быть. Их Господь поцеловал. И у них назначение такое. А остальным Он повелел радоваться труду и земле. И детей вырастить. И картошку выкопать. Чего на великих смотреть»?
Помолчала и добавила, что она не рабыня. А делала то, что хотела, что ее радовало. И ей себя упрекнуть нечем.
Он встал, накинул на плечи старую телогрейку. Вышел во двор. На небе золотились звезды. Закурил и присел на ступеньку.
«Надо же, какая у меня жена-то умная! Пятьдесят лет вместе прожили, а я и не знал».
Возится по хозяйству, кормит семью, дом в чистоте содержит. И она не рабыня! Потому что Бог поцеловал на хозяйство, на детей, на мужа, на семью. Потому что все в семье начинается и в семье заканчивается. Надо же, какая жена умная! Кто бы мог подумать?
Георгий Жаркой
Заброшка (рассказ)
— Да чего ты боишься, Сашка? Мы туда сто раз уже ходили! Всего-то десять километров, за день обернемся. Пойдем по железке, она почти полностью сохранилась.
Саша задумалась. Она давно хотела сходить с друзьями в заброшку, проверить свои силы, испытать прилив адреналина. И вот сейчас подружка Маша зовет в дальний поселок — там еще сохранились развалины секретного завода. Во время войны завод разбомбили немцы, восстанавливать его не стали. Просто вывезли все, что представляло хоть какую-то ценность, заколотили окна и двери и бросили. А потом уже народ потихоньку растащил то, что осталось.
— А еще Женечка твой пойдет. Ты же по нему уже год сохнешь! — Маша ехидно прищурила глаза.
Женя Николаев, голубоглазый красавчик, приезжавший в соседнюю деревню на каникулы к бабушке, был тайной Сашиной любовью. И вот сейчас появилась возможность провести рядом с ним весь день, слушать его голос, смотреть в глаза… Сердечко девушки заколотилось часто-часто.
— Ладно, Маш, согласна. А кто еще пойдет?
— Ты, я, Женька, оба Семеновых и Ленка Демидова.
— Отличная компания, — улыбнулась Саша. — Кто что будет покупать? И расскажи мне, что взять с собой.
***
Неприятности начались уже на следующий день. К близнецам Семеновым на машине приехал отец. Их мама сломала ногу, ей одной сложно присматривать за младшей сестренкой, поэтому отец забрал братьев в город.
— Ладно, Саша, не расстраивайся! Пойдем без них, — Маша, как всегда, полна оптимизма. — Мы с бабушкой днем поедем в город по делам, а вечерним рейсом вернемся. Заодно куплю батарейки для фонариков и спички.
Однако вечером автобус в деревню не приехал. Тогда ребята еще не знали, что он безнадежно и надолго сломался.
Утром на условленном месте встретились только Саша и Женя.
— Привет! Ты Саша? Я зашел по дороге к Лене. У нее температура под 40, похоже, перекупалась вчера.
— Привет, — девушка расстроилась. — А что же делать? И Маша из города не вернулась… Никого нет. Мы не пойдем?
— Почему никого нет? — парень улыбнулся. — Мы же есть! Заброшенная ветка начинается за перелеском, я уже ходил туда. Заблудиться невозможно. Идем?
Саша посмотрела в глаза молодого человека, поправила рюкзак и смело сказала:
— Конечно, идем!
***
Чувство неловкости, возникшее в начале встречи, быстро прошло. Весело болтая, ребята пошли в сторону заброшенного поселка. Когда-то к этому заводу, спрятанному в лесу от любопытных глаз, была подведена отдельная ветка узкоколейки. Именно по ней ребята за несколько часов дошли до полузаросших развалин.
Конечно, Саша и раньше видела заброшенные дома, но эти развалины среди леса смотрелись необычно. На толстых кирпичных стенах были четко видны отметины от пуль и снарядов, на ветру поскрипывали оконные рамы с выбитыми стеклами, внутри зданий выросла целая поросль молодых деревьев.
— Саша, давай перекусим немного и передохнем. А потом я покажу, где было заводоуправление, склад, цеха.
— А что здесь делали?
— Не знаю. Но говорят, что разрабатывали секретное оружие.
Ребята осторожно переходили из комнаты в комнату, разглядывали отметины на стенах, выглядывали в окна, по полуразрушенной лестнице поднялись на верхний этаж. Сквозь пробитую крышу виднелось небо и облака. Женя вылез на крышу и с восторгом оглядывал море леса, далекую железнодорожную станцию, маленькие домики, Саша боязливо жалась к стенам.
— Женя, я вниз пойду, подожду на улице.
Проходя по брошенным помещениям, Саша вздрагивала и поеживалась — было сыро, пахло плесенью и грибами. Тень, мелькнувшая в окне, заставила девушку сделать неверное движение. Она оступилась, покачнулась и, не удержавшись, упала в большое отверстие в полу.
***
Тоненькая девичья фигурка мелькает среди деревьев. Тяжелая сумка почтальона оттягивает плечо, мешает идти, бьет по ногам. Шурочка сегодня утром первый раз пошла с письмами на передовую и, похоже, заблудилась. Линия фронта продвигается очень быстро, и девушка уже не понимает, где находится. Впереди раздаются звуки выстрелов, крики. Шура падает на землю и ползком продвигается к домам, виднеющимся сквозь деревья. «Откуда в лесу кирпичные дома, как в городе? Если стреляют, значит, там свои. В доме можно спрятаться». Последний рывок и девушка забегает в дом, обессиленно сползает по стене на пол, пилоткой вытирает слезы.
— Русиш, стафайс! — резкий голос и выстрелы звучат совсем рядом.
Девушка кидается вниз по ступенькам в подвал и замирает в дальнем углу.
***
— Саша! Саша! Да где же ты?! — громкий крик привел девушку в сознание. Она села, ощупала голову, тело…
— Женя? Женя, я здесь!
В отверстии в потолке мелькнул луч фонарика:
— Жива?! Слава богу! Все цело? Встать можешь?
— Вроде, все цело. Только голова кружится, ударилась.
— Ты в подвал провалилась. Сейчас вход поищу и вытащу тебя.
Женя палкой и руками, ломая ногти, отгреб обломки кирпичей, землю, мусор от входа в подвал. Но железную дверь перекосило то ли от взрыва, то ли от времени.
— Саша, мне не открыть дверь. Я попробую вытащить тебя через дыру.
Юноша на животе подполз к пролому, спустил в дыру куртку:
— Хватайся за рукав!
Грохот, пыль, крики... И Женя оказался на полу подвала рядом с девушкой.
— Нога! — брюки юноши в крови, на лбу проступили капельки пота.
— Сейчас, Женечка, сейчас! — Саша сняла футболку, разрезала ножом на полосы и неумело, но старательно перебинтовала раненую ногу.
— Ты только ничего не бойся! Все будет хорошо! Мы обязательно выберемся, — Женя укрыл девушку своей курткой. — Сейчас передохнем и выберемся.
Успокоившись и согревшись, Саша положила голову на колени молодого человека и задремала.
***
Крики и выстрелы давно затихли. «Надо посмотреть, что вокруг творится». Шурочка затолкала тяжелую сумку с письмами в глубокую нишу, закидала обломками кирпичей и осторожно вышла из подвала. Где-то вдалеке гремели взрывы, а в здании стояла звенящая тишина. Сначала Шура подумала, что ей показалось, но стон раздался еще раз, и девушка пошла на голос. В комнате, прислонившись к стене, сидел бледный молоденький боец. Услышав шорох, он поднес пистолет к голове.
— Свои! Я своя! — девушка подняла руки.
— Ты кто?
— Сержант Александра Петрова. Я почтальон новый. Заблудилась, когда бой начался.
Солдат опустил пистолет:
— Рядовой Николаев. Меня Женей зовут… Мы удерживали завод, пока вывозили оборудование. Но все погибли…
Шурочка сняла нижнюю рубашку, разорвала на полосы и перебинтовала раненого. Потом прошла по этажам, собрала документы погибших и положила в подвале рядом с сумкой с письмами.
— Все, Женя, надо уходить. Мы уже в тылу у немцев.
***
— Саша, Сашенька, просыпайся!
Девушка резко открыла глаза:
— Женя? А где немцы?
— Саша, ты что?
— Мне такой сон приснился…
Девушка медленно обвела глазами подвал. Подошла к нише, откинула обломки и… с удивлением достала старую сумку и документы.
— Странно, мне кажется, что я это уже видела, — Саша открыла сумку. — Письма… Я такие солдатские треугольники в кино видела. И документы старые!
Ребята подтащили в кучу кирпичи и доски, сложили горку и вылезли из подвала.
— Женя, это же военные письма! Может, они все погибли, но их дети живы или родственники. Надо в музей отдать! Или в военную комендатуру.
На улице уже рассвело, полузаросшие рельсы железной дороги поблескивали в лучах восходящего солнца. Медленно, очень медленно ребята пошли по путям в сторону деревни.
Маша не вернулась вовремя в деревню из-за сломавшегося автобуса, приехала только утренним рейсом. Когда друзья не пришли вечером, девушка испугалась. В развалинах могли остаться неразорвавшиеся снаряды со времен войны.
Утром искать Женю и Сашу пошли жители всех окрестных деревень. Ребят нашли в паре километров от перелеска. Они сидели на железнодорожных путях и читали солдатские письма.
***
Прошел год.
— Саша, привет! — верная Маша примчалась к дому подруги рано утром. — Сегодня твой Женя приезжает, да? На заброшку завтра пойдем? Тут рядом — по железнодорожным путям всего десять километров.
— Маша, опять?!
— Да ладно, пошутила я, — Маша не скрывала радости от приезда подруги. — Расскажи про те письма лучше, а то я из твоего звонка ничего не поняла.
— Письма? Мы отнесли сумку в военкомат, а они передали в архив. Там были письма родным и красноармейские книжки. По ним смогли узнать судьбу многих солдат, числившихся без вести пропавшими.
— Значит, не зря вы тогда в подвал провалились?
— Да, Женю потом приглашали в военкомат, благодарили. А еще сказали, что тогда из всего взвода выжил только один боец — Николаев Евгений Петрович. Он долго лежал в госпитале, потом демобилизовался по ранению, женился на Александре Дмитриевне Петровой. У них родилось два сына и дочь. А солдатам, погибшим при обороне завода, установят на станции памятник… стелу, с перечислением имен.
---
Зоя Сергеева
Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka ТРЕТЬЕГО НЕ ДАНО...
Когда мне было 18 я узнала, что мой отец на самом деле мне не родной. С мамой они познакомились, когда мне было два года. Мой родной отец бросил ее беременную.
Родители решили, что раз я теперь взрослая, то имею право знать правду. Что лучше скажут сами, чем всплывет потом. Сказали, что даже не осудят если начну искать биологического отца - это мое право. Я была в шоке. В ступоре.
Всю ночь провела в раздумьях и не могла уснуть. В голове каша. Родной отец? А какой он? А вдруг жалеет о прошлом? Вдруг будет мне рад, если я его найду? А если не будет? Плакала, думала:
"Ну почему я? Почему это со мной произошло? Все же было так хорошо... Все хорошее было ложью? Мы не семья?".
А потом... а потом я стала вспоминать...
Я вспомнила, как папа сидел до часу ночи делая со мной поделки в сад, когда мама была на смене.
Вспомнила, как тайком от мамы мы ели на кухне в темноте конфеты.
Вспомнила, как в гараже его друга, рядом с которым я гуляла пока папа помогал, я внезапно забежала внутрь, а на меня полетела раскаленная до красна железная арматура... Папа схватил ее голой рукой. Ожог был страшный. Зато я цела.
Вспомнила, как на каждый день рождения, из тех что помню, он дарил мне пусть и небольшой, но красивый букетик. Приносил его прямо ко мне в кровать с самого утра, а ведь если мне рано в школу - он в 6 утра за ним бегал в цветочный магазин. Как он, умея готовить только пельмени и яичницу, научился печь мой любимый торт, потому что его постоянно не было в магазинах (первые попытки были отвратительны, но он не сдавался).
И утром я пришла на кухню, когда папа пил кофе, увидела тот самый шрам на руке от ожога, обняла и сказала, что другого папы у меня нет и быть не может.
Нет, эта новость не прошла бесследно. Она дала мне понять как сильно я люблю маму с папой, и как сильно любят меня они...
Источник: из сети.
— Людка, ты рехнулась на старости лет! У тебя внуки уже в школу ходят, какая свадьба? — такие слова я услышала от сестры, когда сказала ей, что выхожу замуж.
Ну а куда тянуть? Через неделю мы с Толей расписываемся, надо сообщить сестре, думала я. Конечно, на торжество к нам она не приедет, мы живём в разных концах страны. Да и пышные посиделки с криками «Горько!» в свои 60 лет устраивать не собираемся. Тихо распишемся и посидим вдвоём.
Можно было бы вообще не расписываться, но Толя настаивает. Он у меня кавалер до мозга костей: дверь в подъезд перед дамой открывает, руку подаёт, когда из машины выхожу, пальто помогает надевать. Нет, он без штампа в паспорте жить не согласится. Так и сказал: «Что я, мальчишка, что ли? Мне нужны серьёзные отношения». А для меня Толя и правда мальчишка, хоть и с седой головой. На работе его уважают, зовут исключительно по имени отчеству. Там он другой: серьёзный, строгий, а как меня видит — так словно лет сорок сбрасывает. Схватит в охапку и давай кружить посреди улицы. А мне хоть и радостно, но стыдно. Говорю: «Народ смотрит, смеяться будет». А он мне: «Какой народ? Я никого не вижу, кроме тебя!» Когда мы вместе, у меня и впрямь такое чувство, что на всей планете больше никого нет, только я и он.
Но у меня ещё есть родная сестра, которой нужно всё рассказать. Боялась, что Таня, как и многие другие, осудит, а мне нужнее всего была её поддержка. В итоге набралась смелости и позвонила.
— Людка-а-а, — протянула она очумевшим голосом, когда услышала, что я собираюсь под венец, — год только прошёл, как Витю похоронили, а ты уже замену ему нашла! Я знала, что шокирую сестру своим из­вестием, но не думала, что причиной её негодования станет мой покойный муж.
– Танюш, я помню, — перебила я её. — А кто устанавливает эти сроки? Вот ты можешь назвать мне цифру? Через ка­кое время я могу снова быть счастливой, чтобы не получить осуждения?
Сестра задумалась:
– Ну, для приличия надо хотя бы лет пять подождать.
– То есть я должна сказать Толику: из­вини, лет через пять приходи, а я пока траур носить буду?
Таня молчала.
– А что это даст? — продолжала я. — Думаешь, что и через пять лет никто нас не осудит? Всё равно найдутся те, кому охота языки почесать, но мне, если чест­но, до #опусы нет дела. А вот твоё мнение важно, и если настаиваешь, то я отменю эту затею со свадьбой.
– Знаешь, я не хочу быть крайней, да женитесь вы хоть сегодня! Но знай, что я тебя не понимаю и не поддерживаю. Ты всегда была себе на уме, но не думала, что к старости совсем из него выживешь. Имей совесть, подожди хотя бы ещё год. Однако я не сдавалась.
– Вот ты говоришь: подожди ещё год. А если у нас с Толей всего год жизни остался, что тогда?
Сестра захлюпала носом.
– Ну тебя, делай как знаешь. Я понимаю, всем хочется счастья, но ведь ты столько лет прожила счастливой жизнью…
Я рассмеялась.
– Тань, ты серьёзно? Ты тоже все эти годы считала меня счастливой? Хотя я и сама так думала. И только сейчас по­няла, кем была на самом деле: рабочей лошадью. Я даже не знала, что можно жить по-другому, когда жизнь в радость!
Витя был хорошим человеком. Воспитали с ним двух дочерей, теперь у меня пять внуков. Муж всегда внушал, что главное в жизни — семья. Я и не спорила. Сна­чала мы работали на износ ради семьи, потом — ради семей своих детей, затем — ради внуков. Сейчас вспоминаю свою жизнь и понимаю, что это была сплошная гонка за благополучием без перерыва на обед. Когда старшая дочь вышла замуж, у нас уже была дача, но Витя решил рас­ширяться, выращивать для внуков домашнее мясо.
Взяли в аренду гектар зем­ли и повесили себе на шею ярмо, которое тащили не один год. Он завёл скотину, её приходилось всё время кормить. Раньше полуночи никогда не ложились, в пять утра уже были на ногах. Круглый год жили на даче, в город выезжали редко и то только по делам. Иной раз найду время подругам позвонить, а те хвастаются: одна с внучкой только что с моря вернулась, другая с му­жем в театре была. А мне не то что в театр, в магазин съездить некогда!
Бывало, без хлеба по несколько дней сидели, потому что живность связала нас по рукам и но­гам. Одно только сил придавало: дети и внуки сытые. Старшая дочь благодаря на­шему хозяйству машину поменяла, млад­шая ремонт в квартире сделала — значит, не напрасно мы столько горбатились. Как- то приехала меня навестить приятельни­ца, бывшая коллега, и говорит:
– Люда, я сначала тебя не узнала. Дума­ла, ты тут на свежем воздухе отдыхаешь, сил набираешься. Да ты-ж еле живая! И зачем себя так изводишь?
– А как иначе? Детям же надо помогать, — ответила я.
– Дети взрослые, сами себе помогут, а ты бы лучше для себя пожила.
Я тогда не поняла, что значит «пожить для себя»? Зато теперь знаю, что можно жить по-другому: спать столько, сколько хо­чешь, спокойно ходить по магазинам, в кино, бассейн, на лыжах. И никто от этого не страдает! Дети не обеднели, внуки не голодают. Но самое главное, я научилась смотреть на привычные вещи другими глазами.
Если раньше, сгребая на даче в мешки опавшие листья, злилась, что от них столько мусора, то теперь эти листья да­рят мне настроение. Идёшь по парку, под­брасываешь их ногами и радуешься, как ребёнок. Я научилась любить дождь, ведь теперь не нужно мокнуть под ним, загоняя под крышу коз, а можно любоваться через окошко уютного кафе. Только сейчас рас­смотрела, какими удивительными бывают облака и закаты, как приятно просто пройтись по хрустящему снегу. Увидела, какой, оказывается, красивый наш город! И глаза мне на всё открыл именно Толя.
После смерти мужа я была слов­но в бреду. Всё произошло неожиданно: у него случился сердечный приступ, и Витя умер до приезда скорой. Дети тут же рас­продали всё хозяйство, дачу и пере­везли меня обратно в город. Первые дни ходила как шальная, не понимая, что теперь делать и как дальше жить. По привычке просыпалась в пять утра, бродила по квартире и думала, куда себя деть.
А когда в моей жизни поя­вился Толя, помню, как в первый раз вывел меня на прогулку. Он оказался моим соседом и знакомым зятя, по­могал нам перевозить вещи с дачи. Уже потом признался, что поначалу не имел на меня никаких видов, уви­дел потухшую, растерянную женщину и пожалел. Говорит, сразу понял, что я живая и энергичная, просто нужно вывести меня из депрессии, растор­мошить. Повёл меня в парк подышать воздухом. Мы сели на лавочку, Толя купил мороженое, а потом предложил прогуляться до пруда, покормить уток. Я держала уток на даче, но за все годы у меня не было ни минутки, чтобы про­сто за ними понаблюдать. А ведь они, оказывается, такие забавные! Так смешно кувыркаются, ловя хлеб!
— Даже не верится, что можно просто стоять и смотреть на уток, — призна­лась я. — На своих мне некогда было любоваться, только успевай запаривать им зерно, готовить мешанку, кормить и чистить, а тут — стой и смотри.
Толя улыбнулся, взял меня за руку и сказал: — Подожди, я тебе столько всего ин­тересного покажу! Ты словно заново родишься.
И он оказался прав. Я, как маленький ре­бёнок, каждый день открывала для себя мир, и он мне так нравился, что про­шлая жизнь начала казаться тяжёлым сном. Уже и не помню, в какой именно момент #опусы поняла, что безумно нуждаюсь в Толе, в его голосе, смехе, лёгком при­косновении. Но однажды проснулась с мыслью, что и он, и всё, что происходит со мной сейчас, — настоящее, без это­го теперь не смогу жить.
Мои дочери приняли наши отноше­ния в штыки! Говорили, что я предаю память об отце. Было очень обидно, я как будто чувствовала себя перед ними виноватой. Дети Толи, наоборот, пора­довались, сказали, что теперь за папу спокойны. Осталось только рассказать обо всём сестре, и этот момент я оття­гивала до последнего.
– И когда у вас роспись? — спросила Таня после нашего долгого разговора.
– В эту пятницу.
– Ну что я могу сказать? Совет да любовь на старости лет, — сухо попрощалась она.
К пятнице мы с Толей купили продуктов на двоих, оделись в парадное, вызва­ли такси и поехали на роспись. Когда вышли из машины, я замерла от неожи­данности: у входа в ЗАГС стояли мои дочери с зятьями и внуками, Толины дети с семьями и, самое главное, моя сестра! Таня держала охапку белых роз и улыбалась мне сквозь слёзы. —Танька! Ты что, прилетела из-за меня? — не поверила я своим глазам.
– Должна же я видеть, кому тебя отдаю, — засмеялась она.
Оказывается, в оставшиеся до нашей свадьбы дни они все заранее созвонились, договорились и заказали столик в кафе.
На днях мы с Толей отметили годовщину нашей свадьбы. Он для всех те­перь свой человек. А мне до сих пор не верится, что всё это происходит со мной: я так неприлично счастлива, что боюсь сглазить. #опусыирассказы
#проза
#истории
#семья
#авторскиерассказы
У женщины были руки с накладными ногтями, под которые забилась кровь и грязь. Я почему-то смотрел именно на ее руки. Они нервно сжимали ремешок от сумочки.
– Доктор, она совсем плохая?
– Ситуация тяжелая, но шансы неплохие, – сказал я рукам. – Сложный перелом мы соберем. Внутреннего кровотечения нет, только ушибы и ссадины. А кровь из рта из-за прикушенного языка. Собака относительно молодая, так что скорее всего поправится.
Руки слегка расслабились. Маленькая сумочка упала на смотровой стол. На ее черной коже горделиво сиял лейбл известной фирмы. Я перевел глаза левее сумки. Там лежала черная дворняжка, сонная и спокойная после предмедикации. Одна ее лапа была нелепо обмотана бинтами, а из второй торчал катетер. Перевязку наложила дама. Катетер поставил я. В операционной гремел инструментами Сашка, собирая все необходимое для остеосинтеза.
– Это просто здорово! – обрадовалась владелица сумки. – Доктор, сделайте все, что можно! Я себе не прощу, если она умрет.
– Это собака скорее всего бездомная. Даже если мы ее вылечим, она никому не нужна, – я наконец-то поднял глаза и посмотрел в лицо женщине. – Вы понимаете, что спасете ее только тогда, когда найдете ей дом? Это очень благородно, что вы привезли к нам сбитое вами животное, но на этом история не заканчивается…
Я всегда чувствовал себя немного меркантильной сволочью в таких ситуациях. Рядом с нашей клиникой проходила скоростная магистраль, и четвероногих жертв прогресса обычно несли к нам. Сашка – хирург – выбил из директора кучу инструментов для остеопластики и с увлечением собирал пазлы из раздробленных костей. Но было одно очень большое «но». Инструменты, рентген-аппарат, препараты для анестезии и расходные материалы стоили дорого. Аренда помещения тоже обходилась в круглую сумму. А несли нам чаще всего случайно найденных животных. И узнав, сколько будет стоить оказание помощи непонятно чьей или вообще ничьей кошке или собаке, добрые люди начинали скандалить. Они были уверены, что их миссия заканчивается на пороге клиники. И не понимали разницы между «Скорой помощью» для людей и клиникой для животных.
Мы частенько шли на уступки, проводили оказание неотложной помощи по цене приема для пенсионеров (на тот момент – 100 рублей, на что говорили: «Дорого»), но оставить у себя животное не могли никак. Стационар на две клетки не был рассчитан на пребывание безнадзорного животного на неопределенное время. Иногда нам помогала Лена, волонтер приюта, всеми правдами и неправдами находя передержку. Но чаще всего добрые люди просто бросали пострадавших под дверью. И в интернете уже появились гневные отзывы, что врачи-живодеры выбрасывают пациентов на улицу. А владелец клиники, старый совхозный ветеринар Иваныч, твердо заявил нам на собрании: «Если еще раз найду в стационаре животное, за которое никто не заплатил, вычту стоимость содержания из зарплаты дежурной смены, – потом вздохнул и добавил. – Все понимаю! Но милосердием с долгами не расплатишься».
Так что я был совсем не рад визиту дамы на дорогой иномарке, с затейливым маникюром и модной сумочкой. Такие женщины заводят себе крохотных собачек из элитных питомников или гордых кошек с длинными родословными. Черная дворняжка никак не вписывалась в красивую жизнь успешной женщины. Тем не менее, дама ответила:
– Да. Я знаю.
Мне показалось, что я ослышался. Но женщина была абсолютно серьезна.
– В-вы заберете ее с собой? – спросил я, почему-то заикаясь. Буквально неделю назад мне чуть не устроили мордобой, узнав, что я не могу оставить в клинике бездомного кота. На фоне множества таких историй желание женщины взять на себя ответственность за собаку было как минимум необычным.
– Да. Я ее заберу. Не бойтесь, это не минутная прихоть.
– Спасибо! – с чувством сказал я. – Большое человеческое вам спасибо!
– Да не за что, – улыбнулась женщина. – Сколько я вам должна? – и показала на объявление, которое Иваныч повесил на двери в целях борьбы с «несунами»: «Услуги стационарного размещения оказываются только по предоплате». Я покраснел.
– Операция будет стоить недешево, но у нее сложный оскольчатый перелом, – я показал женщине снимок. – Все эти осколки нужно собрать и закрепить. Это часа два-три очень кропотливой работы. Но у нас очень хороший хирург, новое оборудование и материалы. Так что соберем лапу по высшему разряду. Потом мы можем поместить ее в стационар до утра, закончим все равно не раньше 3 ночи. А утром можете забирать собаку уже целенькой, – тут я позволил себе улыбнуться. И показал прайс.
– Всего-то? – удивилась женщина. Я опять тяжело вздохнул.
– Нам обычно говорят: «Так дорого? А почему не бесплатно?».
– Да, знакомо, знакомо. Только лучше подержите ее в стационаре до вечера. Я ее заберу, когда поеду с работы, – женщина отсчитала купюры и протянула мне.
– Я вам напечатаю рекомендации по уходу за лапой, – я положил деньги в кассу и пробил чек. – Нужно будет привести ее несколько раз для контроля сращения кости. Как срастется, вынем все лишнее. Прогноз вам скажет хирург после операции, может остаться легкая хромота.
– Спасибо, – женщина погладила черную голову, и собака сонно облизнулась. – Знаете, у меня когда-то была собака. Нора. Очень похожа на эту, – руки с грязным маникюром почесали дворнягу за ушком. – А потом я вышла замуж и взяла собаку с собой. Она была уже старенькой, с больным желудком, и ей нужна была диета. Мама отказалась за ней ухаживать, она какое-то время жила у меня с мужем, а потом я забеременела. На третьем курсе. Муж меня буквально за шиворот из съемной квартиры перетащил жить к свекрови. А та не любила животных. Норе требовалась диета, а свекровь кормила ее отбросами, пока я была на учебе. Разумеется, у собаки начинался понос, а гулять с ней свекровь считала ниже своего достоинства. И я приезжала с института в насмерть загаженную квартиру с орущей свекровью и поддакивающим ей мужем. В общем, однажды мне сказали: "Либо пес, либо мы". И я, беременная, отвела Нору на усыпление. Потому что точно знала, что свекровь выгонит собаку, когда я буду в роддоме. Или попросит кого-нибудь пристрелить, чтоб не вернулась. А так она уснула у меня на руках, – женщина подняла на меня глаза, блестевшие от слез. – Но я никогда, никогда не могла себе простить смерть Норы. Я ведь могла проявить характер и тоже сказать: "Или собака, или вы внука даже на фотографиях не увидите". Найти передержку. Вернуться к родителям. Но я была слишком молодая, к тому же боялась за ребенка. А через год вдруг прозрела. Или созрела – не знаю. Бросила мужа и его кошмарную мамашу, оставила ребенка своей маме и уехала в Москву. За деньгами. И мне повезло. Знаете, доктор, смерть Норы меня закалила. Ожесточила. Когда кто-то начинал мной манипулировать, типа: «Или вы принимаете мои условия, или мы расстаемся!», я вспоминала свою свекруху. И так зверела, что даже здоровые мужики пугались. Воспитала из меня жизнь железную бизнес-леди. Дом купила, сын в Англии. Только собаки у меня с тех пор не было. А тут эта псина в темноте, под колеса… Как вы думаете, это судьба?
– Не знаю, – я улыбнулся и протянул женщине влажные салфетки. – Но как-то я прочитал фразу, которая мне очень понравилась: «Собак и кошек или заводят, или они заводятся сами». Кажется, Терри Пратчетт родил сей афоризм.
– Обожаю Терри Прачетта! – засмеялась сквозь слезы женщина. – Может, мне назвать ее Эсмеральда? – она посмотрела на черную дворняжку. – Тощая, черная, потрепанная…
– Замечательное имя! Но длинное.
Сашка возмущенно высунул голову из операционной.
– Женька, ты все болтаешь? Быстро брей лапу, у меня уже все готово! Извините, – тут он обратился к клиентке, – но в час ночи я забываю про этику и деонтологию. Тем более впереди операция.
– Да-да, не буду вас задерживать! – клиентка выкинула грязные салфетки и повесила сумочку на плечо. – Вот моя визитка, позвоните утром. Я очень волнуюсь, – и, по-деловому улыбнувшись, застучала низкими каблуками в сторону выхода.
– Женщина моей мечты… – прошептал ей в спину Сашка.
– И моей тоже, – отозвался я. – Свой дом, новый «мерседес», волевой характер! Ты обратил внимание на ее руки? Она вытащила собаку из-под машины и так и пришла сюда с грязными ногтями. Ей плевать на маникюр, если есть дела поважнее! Может, познакомиться поближе?
– Даже не вздумай! – шикнул на меня Сашка. – Жена тебя кастрирует.
– Дурак. Я не такой!
– Да. Ты у нас болтун-задушевник. Брей лапу, трепло!
Зажужжала машинка, запахло йодом, зазвенели флаконы. Мы с Сашкой нырнули в привычный мирок операционной и погрузились в процесс, как в море.
– В принципе, неплохо, – сказал Сашка несколько минут спустя, хотя часы показывали четыре ночи. Такое бывает во время операции: время вдруг пропадает. – Осколки я закрепил на совесть, должно срастись. В общем, все восстановил, как мог. Шей кожу, у меня пальцы не сгибаются уже.
Я заправил нитку и начал зашивать длинный разрез на передней лапе. Потом я наложил повязку, и мы заключили восстановленную лапу в гипсовый лубок. Поскольку перелом был оскольчатым, нужна была полная иммобилизация конечности.
– Все, теперь спааать! – сладко потянулся Сашка, уложив собаку в клетку в нашем стационаре. – Устал как собака. Ты идешь?
– Иду, противный, – я скорчил кокетливую рожицу. – Только сначала покурю.
– Не делай такое лицо. Ты похож на идиота, а не на гея.
– Иди уже дрыхни, знаток!
Дама забрала собаку домой. Потом мы сняли гипс, а через положенное время вынули фиксаторы. Псинка оказалась очень веселой и хитрой, и хозяйка переименовала ее в Гиту Ягг. Легкая хромота осталась, но это не мешало Гите допрыгивать до моего лица, чтобы смачно лизнуть в губы. Тощего Сашку она вообще затиранила. В день, когда я снимал швы, счастливая хозяйка оставила нам с Сашкой небольшой благотворительный взнос, «за оплату стационара для бездомных животных, которые, возможно, будут у нас лечиться».
С тех пор началась мистика. К нам перестали нести беспризорных жертв ДТП. Единственный за зиму подкидыш с переломом оказался «парашютистом», который выпал из окна, и того потом нашли хозяева. Сашка скрутил купюры в тугую трубочку, засунул в темный флакон и написал: «Разбить в случае ДТП».
Разбили мы заначку только весной.
В Сашином подъезде жила одна малоприятная пожилая женщина Ангелина Викторовна. Высокая, сухощавая, напоминающая цикаду. Весь дом от неё страдал, катком могла проехаться по любому.
И я не исключение, и в меня время от времени летели ядовитые стрелы нелепых обвинений. Только я дама сдержанная, закалённая общением с придирчивыми клиентами в ателье, в конфликт не вступала, масла в огонь не подливала, просто желала доброго дня и шла по своим делам.
А потом вдруг заметила, что вечно брюзжащая соседка притихла, пройдёт молча мимо, глазки в пол. Вроде недавно ещё крепкая была, бойкая, но, как бы мы не старались, время упрямо вносит свои коррективы в наше здоровье. Не сказать, что Ангелине лет много, всего лишь 74, но вот стала слабеть, пыл поубавила и настроение на нуле. Она, конечно, старалась марку держать: помада на губах, перстенёчки на пальцах сверкают, шарфик на шее яркий, но красоты становилось всё меньше, всё больше сидела на лавочке во дворе, грустно наслаждаясь нежным теплом осеннего солнца. Стала тросточкой пользоваться, таяла на глазах, теряла опрятность и статность.
Может женщина от одиночества страдала, хотелось внимания и заботы? Только не любил никто Ангелину, потому как помнили её заносчивость, высокомерность и скандальность, доброго слова же не услышишь. Саша рассказывал: в прошлом - богатая барыня, командный голос, муж при должности, детей нет, в доме - прислуга. Сама полы не мыла, не готовила, кофе утром ей в постель подавали. А вот машину водила хорошо, такие виражи закладывала, что многие мужчины завидовали. Мужа не стало семь лет назад, прислуга уволилась, теперь одна живёт. #опусы Варит что попроще, квартира запущена, на полках пыль, окна сто лет не мылись. За собой уже следить всё труднее, не то что за большой квартирой. Соседи сжалились - стали помощь предлагать, а она в отказ: из деревни девка едет, племянницы дочка. Будет ухаживать.
В одно прекрасное утро во дворе появилась девочка. Росточка небольшого, худенькая, в руках потёртый чемодан, на ногах старые ботинки, на голове вязаный берет набекрень. Глазёнки большие, на носу веснушки, улыбка до ушей, коса до пояса. Спросила, как пользоваться лифтом и уехала на седьмой этаж, где жила Ангелина.
Весь дом всполошился: конец несчастной девочке, загрызет её старуха, как есть замучает. Это ж воробушек, птенчик, как она будет со сварливой бабулей справляться?
Воробушка звали Дашей. Она старшенькая в многодетной семье была, первая помощница в доме. За малышнёй ухаживала, обеды варила, стирала, вещи чинила - всё умела. Матушка жалела дочку, вот и отпустила к занемогшей тётке с условием, что та поможет ей в городе образование получить.
Дом притих, все ждали развития событий. На следующее утро Дашка вышла во двор, зажмурилась, подставив солнцу лицо, улыбнулась, погладила толстого дворничихиного кота Филиппа Петровича и вприпрыжку поскакала в булочную, зажав в руке авоську и весело напевая. Соседи успокоились: жива пока, и пошли заниматься своими делами.
Девчонка оказалась твёрдым орешком, как Ангелина не старалась, раскусить не смогла. На несправедливые придирки и грубые указы недовольной родственницы девочка отвечала спокойно, вежливо и с достоинством, обращалась только по имени-отчеству, удивляла невозмутимостью, выдержкой и чистоплотностью. А ещё я бы сказала - утончённостью вкуса и уникальной элегантностью. Имела на всё свою точку зрения и ненавязчиво следовала своим принципам.
Первым делом навела порядок в кухне: окна блестят, кастрюли сверкают, на столе чистая скатерть и красивый столовый сервиз. Ангелина Викторовна пыталась против сервиза протестовать, но девушка уверенно и твёрдо настояла: зачем красивой посуде в шкафах пылиться, будем из неё есть. А когда Дашка стала готовить и по квартире аппетитные ароматы поплыли, старушка язык прикусила и пошла к обеду переодеться: ну не сядешь же к дорогой расписной, немецкой тарелке в старом халате. #опусы Тут больше подойдёт блузка кремовая с рюшами, юбка в пол и туфли-лодочки. Нарядная старушка в столовую явилась и охнула: красота! Вилка слева, нож и ложка справа, салфетки, супница, чашечки фарфоровые, блюдца, печенье в хрустальной вазочке. И Дашка вежливо так Ангелине говорит: приятного аппетита! Разве мог кто-то знать, что этот хрупкий, деревенский воробушек обожает читать книги про сервировку столов, изучил вдоль и поперёк правила этикета и мечтает стать ресторатором?
Потихоньку девочка приводила запущенную квартиру в порядок, а заодно и старушку: пропуская мимо ушей её ворчание, требовала опрятности и аккуратности, хвалила за помощь и самостоятельность. На завтрак готовила кашу и какао на молоке, на ужин - овощи. Стол накрывался, как в лучших домах, по всем правилам: соусники, молочники, сахарницы, розетки, салатницы. Ангелина первое время, конечно, пыталась брюзжать и осуждать настойчивость Даши, но вскоре сдалась. Тут и слепому видно: жизнь-то к лучшему повернула. Вот старушка как-то не сдержалась и расплакалась: никто её никогда не хвалил, а Даша - пичужка деревенская, всегда похвалит, в щёчку чмокнет, обнимет. Ангелина воспряла, вспомнила молодость и званые обеды для жителей Олимпа, начала учить девочку безупречным манерам и тонкостям накрытия столов с учётом повода, меню и времени суток, начиная от текстуры и размера скатерти, кончая солонками и перечницами. Как сервировать обед и как ужин, праздничный стол и стол чайный. Куда смотрит ручка кофейной чашечки и где лежит лопатка для торта.
На наших глазах соседка потихоньку стала оттаивать, оживать, возобновила прогулки в парк, походы к парикмахеру и на маникюр, в театр. Опрятная одежда, ухоженная обувь, сумочка. Ангелина и Дашку к зиме приодела: шубка, тёплые сапожки. Не зря говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Никто не слышал, чтобы Даша голос повысила, всегда улыбается, вежлива, приветлива. Солнечная девочка. За ней и Ангелина подобрела, нет-нет, да пожелает при встрече доброго вечера, чем вначале вызывала у меня оторопь и недоумение: может ослышалась?показалось? Диво дивное, да и только.
С Дашкой мы вскоре познакомились, стали общаться, я брала её с собой в центральный "Книжный", тогда-то и обратила внимание на её выбор: этикет, сервировка столов, украшение блюд, посуда. Тогда-то и узнала про её мечту стать ресторатором.
На мои расспросы, как она справляется с капризной бабулей, девочка ответила: Вы тоже думаете, что она плохая? Я заметила, многие её не любят. Никто не знает, а она мою маму от смерти спасла, оплатила операцию и лечение за границей. А пока мама в клинике лежала, Ангелина Викторовна нам посылки и деньги отправляла. Она всю нашу семью спасла. Вот у меня шесть сестёр и братьев, и мы все живы и здоровы благодаря ей.
Меня тряхнуло. В очередной раз жизнь ткнула носом в то, что никогда не стоит лезть в судьи и развешивать ярлыки, человек не всегда то, что мы видим. У каждой судьбы своя история, у каждого сердца своё дно. А ещё у каждого своё отношение и требования к окружающему миру и на то, чаще всего, есть определённые причины, которые нам неизвестны. Мы не обязаны принимать недостатки других людей, но мы можем быть терпимее и добрее.
В жизни нашего подъезда наступила тишь да гладь, да божья благодать. Но ненадолго. В один из зимних дней Ангелина взорвалась...
Появилась в нашем дворе собака, бродила от подъезда к подъезду, выпрашивала еду, заглядывала в глаза. Грязная, тощая, из стороны в сторону её мотает от голода и холода. Все гонят, ногой отпихивают, а Дашка в квартиру притащила. Тут Ангелина взбунтовалась, про все этикеты забыла, голос срывала, ногами топала: в доме ковры и розами пахнет, а она тут с помойки это вонючее чудище притащила. Старушка визжит, за сердце хватается, корвалол пьёт, соседи не знают в какую сторону спасаться, а Даша шубку сняла, на крючок повесила и повела собаку в ванную: что толку спорить, лучше делать то, что решила, проверено уже не раз. Так и вышло: Ангелина попричитала-попричитала, вздохнула обречённо, допила корвалол, да пошла за большим полотенцем...
...И вот прошёл год. Даша - студентка университета. Утром, убегая на занятия, машет рукой Ангелине. Старушка - высокая, статная, прекрасная возрастом и улыбкой, переполненная чувством собственного достоинства, направляется с собакой на прогулку в парк. Джек уже знает и безропотно выполняет семь команд, счастливая Ангелина с удовольствием оттачивает свои педагогические способности на его воспитании. У них полное взаимопонимание и любовь. Даша целый день на занятиях, пожилая дама тоже не скучает, есть теперь с кем пообщаться, рассказать о былых временах, как оно всё было, когда барыней при богатом муже жила. Воспоминания туманят реалии, возвращают молодость и красоту. Ангелина забудется на какое-то время, задумается, прикроет глаза, потом встрепенётся, погладит собаку, посмотрит на часы: ох ты, Господи, скоро Даша придёт. Поднимется из кресла, полюбуется на отражение в зеркале, поправит выбившуюся прядь волос и пойдёт на кухню греть ужин. Сегодня её очередь накрывать на стол и мыть посуду, с Дашкой же не поспоришь, крепкий орешек.
Будьте добрее, берегите себя и близких!
#опусыирассказы
Автор: Gansefedern