100 шагов

— Сынок, а тут за квартиру можно заплатить?
— Угу, — ответил охранник, даже не повернув головы к посетителю.
— А где, сынок, подскажи, а то тут я впервой.
— У окошка,- раздраженно ответил охранник.
— Ты бы мне пальцем показал, а то я без очков плохо вижу.
Охранник, не поворачиваясь, просто махнул рукой в сторону кассовых окошек.
— Там.
Дед в растерянности стоял и не мог понять, куда именно ему идти.
Охранник повернул голову к посетителю, смерил взглядом и презрительно кивнул:
— Вот ты чего встал, неужели не видно, вон окошки, там и плати.
— Ты не серчай, сынок, я же думал что у вас тут порядок какой есть, а теперь понятно, что в любом окошке могу заплатить.
Дед медленно пошел к ближайшему окошку.
— С вас 345 гривен и 55 копеек,- сказала кассир.
Дед достал видавший виды кошелек, долго в нем копался и после выложил купюры.
Кассир отдала деду чек.
— И что, сынок, вот так сидишь сиднем целый день, ты бы работу нашел лучше,- дед внимательно смотрел на охранника.
Охранник повернулся к деду:
— Ты что издеваешься, дед, это и есть работа.
— Аааа,- протянул дед и продолжил внимательно смотреть на охранника.
— Отец, вот скажи мне, тебе чего еще надо? – раздраженно спросил охранник.
— Тебе по пунктам или можно все сразу? – спокойно ответил дед.
— Не понял? – охранник повернулся и внимательно посмотрел на деда.
— Ладно, дед, иди, — сказал он через секунду и опять уставился в монитор.
— Ну, тогда слушай, двери заблокируй и жалюзи на окна опусти.
— Непо… охранник повернулся и прямо на уровне глаз увидел ствол пистолета.
— Да ты чего, да я щас!
— Ты, сынок, шибко не ерепенься, я с этой пукалки раньше с 40 метров в пятикопеечную монету попадал.
Конечно сейчас годы не те, но да и расстояние между нами поди не сорок метров, уж я всажу тебе прямо между глаз и не промажу,- спокойно ответил дед.
— Сынок, тебе часом по два раза повторять не нужно?
Али плохо слышишь? Блокируй двери, жалюзи опусти.
На лбу охранника проступили капельки пота.
— Дед, ты это серьезно?
— Нет, конечно нет, я понарошку тыкаю тебе в лоб пистолетом и прошу заблокировать двери, а так же сообщаю, что грабить я вас пришел.
— Ты, сынок, только не нервничай, лишних движений не делай.
Понимаешь, у меня патрон в стволе, с предохранителя снят, а руки у стариков сам знаешь, наполовину своей жизнью живут.
Того и гляди, я тебе ненароком могу и поменять давление в черепной коробке,- сказал дед, спокойно глядя в глаза охраннику.
Охранник протянул руку и нажал две кнопки на пульте. В зале банка послышался щелчок закрывающейся входной двери, и на окна начали опускаться стальные жалюзи.
Дед, не отворачиваясь от охранника, сделал три шага назад и громко крикнул:
— Внимание, я не причиню никому вреда, но это ограбление!!!
В холле банка наступила абсолютная тишина.
— Я хочу, чтобы все подняли руки вверх! — медленно произнес посетитель. В холле находилось человек десять клиентов.
Две мамаши с детьми примерно лет пяти.
Два парня не более двадцати лет с девушкой их возраста.
Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и миловидная старушка.
Одна из кассиров опустила руку и нажала тревожную кнопку.
— Жми, жми, дочка, пусть собираются, —спокойно сказал дед.
— А теперь, все выйдите в холл,- сказал посетитель.
— Лёнь, ты чего это удумал, сбрендил окончательно на старости лет что ли? —миловидная старушка явна была знакома с грабителем.
Все посетители и работники вышли в холл.
— А ну, цыц, понимаешь тут,- серьезно сказал дед и потряс рукой с пистолетом.
— Не, ну вы гляньте на него, грабитель, ой умора, – не унималась миловидная старушка.
— Старик, ты чего, в своем уме? — сказал один из парней.
— Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? – спросил мужчина в темной рубашке.
Двое мужчин медленно двинулись к деду. Еще секунда и они вплотную подойдут к грабителю.
И тут, несмотря на возраст, дед очень быстро отскочил в сторону, поднял руку вверх и нажал на курок. Прозвучал выстрел. Мужчины остановились. Заплакали дети, прижавшись к матерям.
— А теперь послушайте меня. Я никому и ничего плохого не сделаю, скоро все закончится, сядьте на стулья и просто посидите. Люди расселись на стулья в холле.
— Ну вот, детей из-за вас напугал, тьху ты.
А ну, мальцы, не плакать, —дед весело подмигнул детям.
Дети перестали плакать и внимательно смотрели на деда.
— Дедуля, как же вы нас грабить собрались, если две минуты назад оплатили коммуналку по платежке, вас же узнают за две минуты? – тихо спросила молодая кассир банка.
— А я, дочка, ничего и скрывать-то не собираюсь, да и негоже долги за собой оставлять.
— Дядь, вас же милиционеры убьют, они всегда бандитов убивают, – спросил один из малышей, внимательно осматривая деда.
— Меня убить нельзя, потому что меня уже давненько убили, — тихо
ответил посетитель.
— Как это убить нельзя, вы как Кощей Бессмертный? – спросил мальчуган. Заложники заулыбались.
— А то! Я даже может быть и похлеще твоего Кощея, — весело ответил дед.
- Ну, что там ? — Тревожное срабатывание.
— Так, кто у нас в том районе? –диспетчер вневедомственной охраны изучал список экипажей.
— Ага, нашел.
— 145 Приём.
— Слушаю 145.
— Срабатывание на улице Богдана Хмельницкого.
— Понял, выезжаем. Экипаж включив сирену помчался на вызов.
— База, ответьте 145.
— База слушает.
— Двери заблокированы, на окнах жалюзи, следов взлома нет.
— И это все?
— Да, база, это все.
— Оставайтесь на месте. Взять под охрану выходы и входы.
— Странно, слышь, Петрович, экипаж выехал по тревожке, двери в банк закрыты, жалюзи опущенные и следов взлома нет.
— Угу, смотри номер телефона и звони в это отделение, чо ты спрашиваешь, инструкций не знаешь что ли?
- Говорят, в ногах правды нет, а ведь и правда,- дед присел на стул.
— Лёнь, вот ты что, хочешь остаток жизни провести в тюрьме? — спросила старушка.
— Я, Люда, после того, что сделаю, готов и помереть с улыбкой, — спокойно ответил дед.
— Тьху ты… Раздался звонок телефона на столе в кассе.
Кассир вопросительно посмотрела на деда.
— Да, да, иди, дочка, ответь и скажи все как есть, мол, захватил человек с оружием требует переговорщика, тут с десяток человек и двое мальцов, —дед подмигнул малышам. Кассир подошла к телефону и все рассказала. — Дед, ведь ты скрыться не сможешь, сейчас спецы приедут, все окружат, посадят снайперов на крышу, мышь не проскочит, зачем это тебе? — спросил мужчина в темной рубашке.
— А я, сынок, скрываться- то и не собираюсь, я выйду отсюда с гордо поднятой головой.
— Чудишь ты дед, ладно, дело твое.
— Сынок, ключи разблокировочные отдай мне.
Охранник положил на стол связку ключей.
Раздался телефонный звонок.
— Эка они быстро работают, — дед посмотрел на часы.
— Мне взять трубку? — спросила кассир.
— Нет, доча, теперь это только меня касается.
Посетитель снял телефонную трубку:
— Добрый день.
— И тебе не хворать, — ответил посетитель.
— Звание?
— Что звание?
— Какое у тебя звание, в каком чине ты, что тут непонятного?
— Майор, — послышалось на том конце провода.
— Так и порешим, — ответил дед.
— Как я могу к вам обращаться? —спросил майор.
— Строго по уставу и по званию. Полковник я, так что, так и обращайся, товарищ полковник, — спокойно ответил дед.
Майор Серебряков провел с сотню переговоров с террористами, с уголовниками, но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут обычной рутиной.
— И так, я бы хотел ….
— Э нет, майор, так дело не пойдет, ты видимо меня не слушаешь, я же четко сказал по уставу и по званию.
— Ну, я не совсем понял что именно, —растерянно произнес майор.
— Вот ты, чудак-человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, разрешите обратиться, и дальше суть вопроса.
Повисла неловкая пауза.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Я бы хотел узнать ваши требования, а также хотел узнать, сколько у вас заложников?
— Майор, заложников у меня пруд пруди и мал мала. Так что, ты ошибок не делай. Скажу тебе сразу, там, где ты учился, я преподавал. Так что давай сразу расставим все точки над «и». Ни тебе, ни мне не нужен конфликт.
Тебе надо, чтобы все выжили, и чтобы ты арестовал преступника.
Если ты сделаешь все, как я попрошу, тебя ждет блестящая операция по освобождению заложников и арест террориста, — дед поднял вверх указательный палец и хитро улыбнулся.
— Я правильно понимаю? – спросил дед.
— В принципе, да, — ответил майор.
— Вот, ты уже делаешь все не так, как я прошу. Майор молчал.
— Так точно, товарищ полковник. Ведь так по уставу надо отвечать?
— Так точно, товарищ полковник, —ответил майор
— Теперь о главном, майор, сразу скажу, давай без глупостей.
Двери закрыты, жалюзи опущены, на всех окнах и дверях я растяжки поставил. У меня тут с десяток людей. Так что не стоит переть необдуманно.
Теперь требования, — дед задумался,
— ну, как сам догадался, денег просить я не буду, глупо просить деньги, если захватил банк, — дед засмеялся.
— Майор, перед входом в банк стоит мусорник, пошли кого-нибудь туда, там конверт найдете. В конверте все мои требования, — сказал дед и положил трубку
— Это что за херня? — майор держал в руках разорванный конверт,
— бля, это что,шутка? Майор набрал телефон банка.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Мы нашли ваш конверт с требованиями, это шутка?
— Майор, не в моем положении шутить, ведь правильно?
Никаких шуток там нет. Все, что там написано — все на полном серьезе.
И главное, все сделай в точности как я написал. Лично проследи, чтобы все было выполнено до мелочей. Главное, чтобы ремень кожаный, чтоб с запашком, а не эти ваши пластмассовые. И да, майор, времени тебе немного даю, дети у меня тут малые, сам понимаешь.
— Я Лёньку поди уже лет тридцать знаю,-миловидная старушка шептала кассиру, — да и с женой его мы дружили. Она лет пять назад умерла, он один остался. #опусы Он всю войну прошел, до самого Берлина. А после так военным и остался, разведчик он. В КГБ до самой пенсии служил.
Ему жена, его Вера, всегда на 9 мая праздник устраивала.
Он только ради этого дня и жил, можно сказать. В тот день она договорилась в местном кафе, чтобы стол им накрыли с шашлыком.
Лёнька страсть как его любил. Вот и пошли они туда. Посидели, все вспомнили, она же у него медсестрой тоже всю войну прошла.
А когда вернулись... ограбили их квартиру.
У них и грабить-то нечего было, что со стариков возьмешь. Но ограбили, взяли святое, все Лёнькины награды и увели ироды.
А ведь раньше даже уголовники не трогали фронтовиков, а эти все подчистую вынесли.
А у Лёньки знаешь сколько наград-то было, он всегда шутил, мне говорит, еще одну медаль или орден если вручить, я встать не смогу.
Он в милицию, а там рукой махнули, мол, дед, иди отсюда, тебя еще с твоими орденами не хватало. Так это дело и замяли.
А Лёнька после того случая постарел лет на десять. Очень тяжело он это пережил, сердце даже прихватывало сильно. Вот так вот…
Зазвонил телефон. — Разрешите обратиться, товарищ полковник?
— Разрешаю, говори, майор.
— Все сделал как вы и просили. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит.
— Майор, я не знаю почему, но я тебе верю и доверяю, дай мне слово офицера. Ты сам понимаешь, бежать мне некуда, да и бегать-то я уже не могу. Просто дай мне слово, что дашь мне пройти эти сто метров и меня никто не тронет, просто дай мне слово.
— Даю слово, ровно сто метров тебя никто не тронет, только выйди без оружия.
— И я слово даю, выйду без оружия.
— Удачи тебе, отец,- майор повесил трубку. В новостях передали, что отделение банка захвачено, есть заложники. Ведутся переговоры и скоро заложников освободят. Наши съемочные группы работают непосредственно с места событий.
— Мил человек, там, на крыльце лежит пакет, занеси его сюда, мне выходить сам понимаешь, — сказал дед, глядя на мужчину в темной рубашке.
Дед бережно положил пакет на стол. Склонил голову.
Очень аккуратно разорвал пакет. На столе лежала парадная форма полковника. Вся грудь была в орденах и медалях.
— Ну, здравствуйте, мои родные,-прошептал дед, — и слезы, одна за другой покатились по щекам.
— Как же долго я вас искал,- он бережно гладил награды.
Через пять минут в холл вышел пожилой мужчина в форме полковника, в белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника, и до самого низа, была в орденах и медалях. Он остановился посередине холла.
— Ничего себе, дядя, сколько у тебя значков, — удивленно сказал малыш. Дед смотрел на него и улыбался. Он улыбался улыбкой самого счастливого человека.
— Извините, если что не так, я ведь не со зла, а за необходимостью.
— Лёнь, удачи тебе,- сказал миловидная старушка.
— Да, удачи вам, — повторили все присутствующие.
— Деда, смотри, чтобы тебя не убили, —сказал второй малыш.
Мужчина как-то осунулся, внимательно посмотрел на малыша и тихо сказал: — Меня нельзя убить, потому что меня уже убили.
Убили, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали ее на свой лад.
Когда забрали у меня тот день, ради которого я год жил, что бы дожить до моего дня.
Ветеран, он же одним днем живет, одной мыслью — днем Победы.
Так вот, когда у меня этот день забрали, вот тогда меня и убили.
Меня убили, когда по Крещатику прошло факельное шествие фашиствующей молодежи.
Меня убили, когда меня предали и ограбили, меня убили, когда не захотели искать мои награды. А что есть у ветерана?
Его награды, ведь каждая награда — это история, которую надо хранить в сердце и оберегать.
Но теперь они со мной, и я с ними не расстанусь, до последнего они будут со мной. Спасибо вам, что поняли меня.
Дед развернулся и направился к входной двери. Не доходя пару метров до двери, старик как-то странно пошатнулся и схватился рукой за грудь. Мужчина в темной рубашке буквально в секунду оказался возле деда и успел его подхватить под локоть.
— Чо- та сердце шалит, волнуюсь сильно.
— Давай, отец, это очень важно, для тебя важно и для нас всех это очень важно.
Мужчина держал деда под локоть: — Давай, отец, соберись.
Это наверное самые важные сто метров в твоей жизни.
Дед внимательно посмотрел на мужчину. Глубоко вздохнул и направился к двери.
— Стой, отец, я с тобой пойду,- тихо сказал мужчина в темной рубашке.
Дед обернулся.
— Нет, это не твои сто метров.
— Мои, отец, еще как мои, я афганец.
Дверь, ведущая в банк открылась, и на пороге показались старик в парадной форме полковника, которого под руку вел мужчина в темной рубашке.
И, как только они ступили на тротуар, из динамиков заиграла песня
«День победы» в исполнении Льва Лещенко.
Полковник смотрел гордо вперед, по его щекам катились слезы и капали на боевые награды, губы тихо считали 1, 2, 3, 4, 5… никогда еще в жизни у полковника не было таких важных и дорогих его сердцу метров.
Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победе, знают цену наградам, два поколения 42, 43, 44, 45…
Дед все тяжелее и тяжелее опирался на руку афганца.
— Дед, держись, ты воин, ты должен! Дед шептал 67, 68, 69, 70...
Шаги становились все медленнее и медленнее.
Мужчина уже обхватил старика за туловище рукой.
Дед улыбался и шептал….96, 97, 98…
он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал:
— Сто метров… я смог.
На асфальте лежал старик в форме полковника, его глаза неподвижно смотрели в весеннее небо, а рядом на коленях плакал афганец..."
Автор: Александр Андрющенко
Невеста с довеском
В семье Шуры случилось несчастье. Пропал сын. Вышел искать свою жену и исчез. Шура пробовала ему дозвониться, но он не отвечал.
Все случилось после очередного скандала. Невестка объявила о своем положении. Шура дала ей ценный совет. Лена начала цепляться к словам, словно специально искала повод для ссоры. А затем обиделась и ушла. Через какое-то время за ней поспешил и сын. Он, кажется, тоже был поражен поведением своей жены. В скором времени Вадик перестал отвечать на звонки. И вот пошли уже четвертые сутки, как его телефон выключен... А она не знает, что ей и думать. По крайней мере такую версию Шура рассказала полиции. Она сильно лукавила. Но рассказать всю правду не могла. Подумала, что ее не так поймут. Нынче люди спешат делать выводы, не вникая в суть происходящего.
Лена казалась невесткой тихой и скромной. Сын познакомился с ней на какой-то современной выставке и сразу влюбился. По крайнем мере Вадик говорил, что сразу почувствовал, что Лена его человек. Добивался он ее, как казалось Шуре, слишком долго. Целый год водил по разным музеям, выставкам, галереям. Дарил цветы и конфеты, подвозил до дома, приглашал в кафе. Шуре, надо сказать, все это не нравилось. Она считала, что Лена слишком высокого о себе мнения, раз до сих пор отталкивает ее сына. А зачем Вадику зазнайка? Шура надеялась, что Лена лишь очередная девушка, с которой сын просто повстречается и расстанется. В его жизни было много разных женщин. Но ни одна из них так и не смогла завоевать его сердце. И у этой ничего не выйдет... 
Однако Шуру очень настораживало, что про других девушек он почти ничего не говорил, а вот о Лене... Вадик как околдованный, рассказывал матери о том, какая она замечательная и великолепная, какая она умница и красавица. Все сыну в ней нравилось. Абсолютно. 
Как сказала близкая подруга, если сын тебе рассказывает о великолепной девушке, то скорее всего он уже мысленно записал ее в жены. Обычно мамам о ком попало не говорят. Скорее всего избранница сына достойная женщина.
Шура отмахнулась. Не поверила. Там, где она выросла, сыновья домой приводили всех подряд. Склочных, наглых, ленивых, ушлых. Никогда не угадаешь кто стоит перед тобой. Видели уже, проходили...
Брат у Шуры такой же был... Всех подряд к себе тащил. Каждую любимой называл. С семьей знакомил и о свадьбе размышлял. Через месяц другой девушки менялись, а брат по-прежнему утверждал, что очередная избранница единственная и неповторимая. Он с ней готов и в огонь, и в воду. Мать, казалось бы, с таким положением дел смирилась. Улыбалась, как могла. Приглашала к столу. Только Шура знала, как вечерами она бранилась. Называла девушек брата «грязными щелкушками», а сына бестолковым.
- В бордель квартиру превратил. Поскорее бы успокоился.
Казалось, стоило бы все эти претензии предъявить сыну. Но нет. Мать Шуры ему ни слова не говорила. Боялась отношения испортить. Надо думать. Он как устроился на работу, начал здорово помогать деньгами. Что-то, конечно, оставлял себе, но в основном весь заработок отдавал матери на продукты. Шура тогда еще мало понимала что к чему и считала, что все эти девки, которых он водит к ним домой, обманывают его. Потому ее брат никак не может найти ту самую... Он ей казался человеком хорошим, не способным на подлость. Так и жили. Пока однажды он не объявил о свадьбе. И вроде бы радоваться надо, да избранница оказалась на десять лет старше его. Да к тому же имела двух детей от предыдущих браков. Мать невестку не приняла. Но оно и понятно. Жена брата оказалась женщиной наглой и высокомерной. С порога начала диктовать свои правила. Мало кому такое понравиться. Шура же подозревала, что причина конфликта заключается еще и в том, что брат перестал помогать материально. Но про мать с сестрой не забывал и иногда заходил на чай. Мама кривилась, спорила, лезла к нему с советами и говорила гадости про его жену. Он обижался и уходил. Теперь в его жизни главное место занимали другие люди. Шура возненавидела его жену за то что та, как говорила мать, заставила его позабыть про семью в которой родился и повесила на него своих детей. К слову, его брак оказался крепким. Правда, что он в той женщине нашел, оставалось так и не ясно... Спустя время Шура поняла, что расстраивало маму не то, что сын женился на неприятной особе, а то, что ей ничего не рассказал о своих планах. Даже спустя года, когда уже было окончательно ясно, что брат счастлив, мать так и не смогла это признать. И, как следствие, они перестали общаться. Мама полагала, что сын сам к ней приползет, когда наступит время. Но этого не случилось... 
Сама же Шура от жизни ничего хорошего не ждала. Много ужасных примеров было перед глазами. Замученные женщины, избалованные дети, пьющие мужики. Все хотели хорошо жить, и никто ничего не хотел для этого делать. Шура мечтала о счастливом будущем и взяла свою жизнь в руки. Окончив школу, поступила в институт. Переехала в столицу. Жила она в общежитие. По окончании учебы в институте возвращаться к себе в город не спешила. Устроилась на работу. Там и познакомилась с будущим мужем. Женя Шуре был симпатичен. Она же ему сначала нравилась. Даже больше... Он был очарован простушкой с мечтами о семейном счастье. Его забавляла ее наивность. Было в этом что-то необычное и притягательное. Затем начала его раздражать. Начались ссоры и склоки. Впрочем, Шура никогда не требовала от него нежности. Ее все устраивало. Ей казалось, что такая жизнь куда лучше, чем прозябание в провинции. А что-что, а ссорятся все подряд. Главное пережить этот период. Вскоре она узнала о беременности. Женя, как честный человек, сделал ей предложение и Шура, естественно, не отказала. Жил муж скромно. У него была своя квартира и старая машина. Шура, которая уже обвыклась в городе, считала, что ей крупно повезло. Мать очень ей гордилась и перед подругами хвалилась тем, что ее дочь теперь москвичка со своими метрами. И это было странно хотя бы потому, что брак Шуры оказался несчастливым. Муж вскоре после рождения сына начал гулять. Сначала скрывался, потом стал в открытую рассказывать о своих планах на вечер. Первое время Шура плакала. Никак не могла понять, что его не устраивает. Женю она полюбила и старалась для него как могла. Дома всегда было чисто, наготовлено. Вещи постираны и выглажены. Со временем, конечно, смирилась с ситуацией. Знала за кого замуж шла и подсознательно предполагала такой исход. Подругам она виделась как несчастная женщина, которая как может, старается тянуть на себе всю семью. Другие же фыркали и считали Шуру аферисткой. Охотницей за московскими метрами. А как-то, вообще смех, к ней подошел сосед и сказал, что она золотая женщина. Такую в пример остальным надо ставить. Все для мужа делает и против любовниц не возражает. В тот день Шура не знала, радоваться ей или плакать. Сосед одновременно ее похвалил и унизил. Получался какой-то «оскорблимент».
Когда сыну исполнилось пять лет, Женя не вернулся домой. Шура подумала, что муж опять загулял и особо не тревожилась по этому поводу. А потом ей позвонили и сообщили неприятную новость. Женя попал под машину и от полученных травм скончался.
Шура организовала ему достойные похороны. Не поленилась найти номера товарищей, коллег, подруг мужа. На кладбище плакала вместе со всеми. Ей было жаль его как человека. Возможно, он, как и она, мечтал о счастливой жизни. Но что-то не сложилось... С другой стороны, сам виноват. Предпочел гулянки семье. Не поехал бы к любовнице, остался бы жив.
Мать Шуры, на похоронах не была, приехала позже. Якобы помочь пережить тяжелые времена. Днями и ночами она бродила по городу. Человеком она была простым и легко вступала в диалог с прохожими. Ее вообще всегда мало волновало, что о ней подумают. Вечерами, возвращаясь домой, рассказывала дочке с кем познакомилась и что ей рассказали. Шуру это общение тяготило. А еще было стыдно из-за того что мама ведет себя бескультурно. В столице было не принято приставать к незнакомцам. Она ждала, когда мать вернется к себе домой. Хотелось уже пожить для себя.
Как-то не выдержав она указала ей на дверь. Та, естественно, обиделась. Поругались.
- Когда-нибудь и сын тебе дорогу укажет. Слишком много о себе мнить начала. Квартира, в которой ты живешь, обманным путем тебе досталась. А ты на дверь матери указываешь. Аукнется.
В чем заключался обман, Шура так и не поняла. А вот слова про сына задели. Ближе и роднее для нее человека не было. А после ухода матери в мирой иной, так и вовсе осознала, что свою жизни без сына больше не представляет. 
Потому, когда Вадик сообщил, что хочет жениться на Лене, испытала что-то вроде шока. Про будущую невестку она практически ничего не знала, кроме того, что говорил ей сын. А Вадик в свою очередь говорил про нее только хорошее. Ясное дело, влюбленный человек изъянов в разрушенном доме не заметит. Познакомившись с Леной поближе, Шура поняла, что невестка что-то скрывает. Уж слишком она была скромной и тихой. Был здесь какой-то подвох... Шура решила поговорить начистоту с сыном.
И шестое чувство не обмануло. Тихая и скромная Лена была раньше замужем и теперь воспитывала дочь. Долго отталкивала от себя Вадика потому что боялась новых отношений. Впрочем, реакция сына удивила. Он не видел ничего дурного в том, что будущая жена уже имеет дитя.
- Как родную воспитаю. Честное слова. Девочка у нее ангелочек. Такая же тихая и скромная. Стихи сочиняет, представляешь? Лена хочет сборник издать. Не на продажу, а для себя. Поддержать юную поэтессу. Правда здорово?
- Будущая жена с довеском, - сказала она сыну, не желая ничего слышать. - куда ты смотришь? Неужели не знал об этом раньше?
- Лена для меня любимая женщина. Я целых год ее добивался. И дочь ее никакой не довесок, а маленькая девочка. Довесок только у тебя в голове в виде предрассудков. Надо же слово какое нашла... 
- Ты сам на себя не похож. - Возмутилась на оскорбление Шура. - Точно околдовали тебя, как когда-то моего брата. Не понимаю зачем тебе эта аферистка. Отмени свадьбу пока не поздно. Не успеешь глазом моргнуть, как она сюда переедет, пропишет себя и ребенка, а мы потом с носом останемся.
Скандал тогда получился знатный. Никогда еще Шура не видела сына настолько злым и агрессивным. Возможно, она высказалась чересчур дерзко. Но как иначе реагировать на такую несправедливость? Сын ее не слышал и считаться с ее мнением не собирался. Стоило бы смириться с ситуаций и позволить ему наломать собственных дров, но оставаться в стороне Шура не собиралась. Решила к «ведьме» сходить и узнать, не приворожила ли Лена ее Вадика. 
Бабка Шуру выслушала. А потом вынесла вердикт.
- Порчу на нем вижу. Снимать надо.
Шура испытала смешанные чувства: одновременно обрадовалась тому, что была права и огорчилась.
- Сколько? Любые деньги заплачу! – Воскликнула она.
- Дорого. Очень дорого. Боюсь тебе не по зубам цену вынести.
- Сколько? Я ради сына кредит возьму. Уж лучше пустую картошку есть, чем знать, что мой мальчик околдованный.
- Все что угодно сделаешь? – Еще раз уточнила «ведьма».
- Да! Жизнь отдам. Говорите. Когда и сколько?
Бабка вздохнула.
- Цена - смирение твое. Говоришь сколько угодно заплатишь, голодать будешь... Так отпусти. Любовь у них самая настоящая. Ты все портишь.
- Чепуха, - Шура покачала головой.
- Говорю же не по зубам тебе смирение... 
Шура от бабки ушла. Не помогла та ей ничем. К совету решила не прислушиваться.
Вадик с Леной тихо расписались. Жили вроде спокойно. Квартиру снимали и ничего не просили. Теперь сын стал реже ей звонить. А навещал так и вовсе раз в месяц. Шура злилась. Она даже и не представляла, как сейчас напоминает свою мать. А возмущало ее, что сын девку с ребенком нашел. И та ему мозги запудрила. Иначе объяснить поведение сына не могла. 
Время от времени стала Шура гадости говорила. Цеплялась к невестке по пустяками. Пыталась Вадику глаза на нее открыть. Без толку. Тот как баран уперся со своим "люблю Лену". Но самое страшное произошло, когда невестка сообщила о своей беременности.
- Что вы натворили? – Ахнула Шура. – На аборт еще не поздно?
Лена обиделась.
- Как вы можете так? Столько времени прошло, а вы все продолжаете на своем стоять. Ноги моей больше здесь не будет.
Невестка обиделась и ушла. Сын покачал головой и сказал страшные слова:
- Долго я терпел, но теперь точно все.
Шура не понимала, что значит это «все». Сыну решила позвонить на следующий день, но он не ответил... И так продолжалась три дня. Шура не могла поверить в то, что они решили про нее забыть. Съездила к ним домой, но никто не открыл двери. Недолго думая, решила обратиться в полицию. Сказала, что невестка и сын пропали. В глубине души женщина рассчитывала на то, что когда полиция свяжется с Вадиком, то ему станет стыдно. Поймет, что она, его мать, вся извелась из-за его холодности. А там может невестка и прощения попросит... Но все сложилось по-другому. На следующий день сотрудники правоохранительных органов сообщили, что с ее сыном все в порядке. Никуда он не пропадал. Просто не хочет больше общаться.
Большего унижения в своей жизни Шура никогда не испытывала.
- Быть того не может. Я же ничего не сделала, чтобы со мной так. Неужели, и правда все?
Месяц терзали Шуру разные сомнения. А уж на невестку злилась так, что при одной мысли, начинала скрипеть зубами. До того, ее возмущало, что все так сложилось. Права была «ведьма», говоря, что Шуре такую цену не вынести. Наотрез женщина не хотела признавать себя виноватой.
Оправдывала саму себя, что как лучше для сына хотела. О своей проблеме решила брату рассказать. Тот выслушал ее, а затем сказал:
- Знаешь, почему я с нашей мамой общаться перестал?
- Уважения у тебя к ней не было.
- Да брось... Она мою жену не приняла. Часть меня. Понимаешь? Я не умею хорошо объяснять... Но это как то же самое, что она отказалась от меня. Какой бы она у меня не была, но она моя. Я и есть она. Мы как одно целое. Это сложно на словах объяснить. 
- Чепуха, - Шура понимала о чем говорит брат, но принимать его слова не хотела. 
- Вот и ты делаешь то же самое. Я бы мог еще понять, если бы твоя невестка какой-нибудь преступницей была или тоже хуже... Сама поняла кем... В таком случае ты бы Вадика защищала, но это... Чистый воды эгоизм. Не мешай сыну жить, как не мешали тебе.
- Ничего ты не понимаешь, - обиделась Шура и всхлипнула.
- Зато слышу, что ты поняла. Стучи в двери пока они не закрыты. И уверен их для тебя откроют. По крайней мере, если бы наша мать признала ошибки, думаю, все было бы иначе.
В который раз Шура попыталась дозвониться до сына. Но его телефон все еще был выключен. Неужели, номер сменил? Горько так стало, что слезы сами потекли из глаз. 
Тогда женщина решила переступить через себя и позвонила невестке. Больших усилий стоило перед ней извиниться. Шура не чувствовала себя виноватой, а от того, каждое слово давалось ей с большим трудом. Сейчас на кону стояло ее общение с сыном. Лена, знала, что свекровь лукавит, но решила сделать вид, что все нормально. В конце концов как-никак это мать мужа. Такая какая есть... Со своими тараканами. Да и худой мир лучше доброй ссоры. Так в народе говорят...
Теперь Шура старалась держать язык за зубами и лишний раз промалчивала, если ее что-то не устраивало. Было сложно, но возможно. Брат назвал это мудростью. Но на деле руководил Шурой страх провести старость в одиночестве. Это она потом поняла, когда с невесткой сблизилась. Как только Шура ситуацию отпустила какое-то спокойствие в жизни появилось... Правда смирение действительно далось ей нелегко. Но сама ведь однажды сказала, что готова любую цену заплатить... И это было чистой правдой. Сын с женой и детьми, видя как Шура старается, стали чаще наведываться к ней в гости. Внучки росли и радовали родителей и бабушку. Шура их между собой не делила на родных и чужих. Дети то уж точно ни в чем не виноваты. Подарки делала одинаково ценные. Видела благодарность в глазах сына и была счастлива. Со временем и вовсе позабыла, что когда-то что-то делила с невесткой. Но оно и понятно... Счастливые люди с добром в сердце живут и на прошлое не оглядываются. Удивительно, что об этом она не знала раньше...
Подарки от Андреевны
Я сегодня злая как мегера. А все из-за чего? А все из-за капустной рассады.
Андреевна притащила ее полный ящик. Как она волокла его, большой секрет. Но дотащила таки. Стоит, довольная. Глазенки, блестящие пуговички, сияют. Угодила невестке, полдня возилась в своей тепличке, упаковывала капусту, чтобы не помять в дороге молодые росточки.
Я смотрю на слабые, прозрачные, вытянувшиеся ростки сорта «Слава» и закипаю… Ну конечно, как обычно, в духе «чтобы вам дать, что нам не нать» Опять Андреевна со всей дури насеяла полные ведра своей капусты. Что покрепче – оставила себе, а этих уродцев – мне сплавляет. И помидоры сорта «Тетя Надя подкинула». И огурцы «Наверное, завтра сдохнут». И ноготки под поэтичным названием «На кой черт они мне сдались»
У Андреевны беда с этой рассадой. Рука тяжелая, движения резкие, грубые. Семена не сажает, а вбивает в землю. Позже, когда самые отчаянные из них дают слабые ростки, Андреевна их щедро заливает холодной водой из-под крана. И поэтому из стаканчиков вечно пахнет плесенью. Но она все равно тащит свое сокровище мне. Помогает таким образом своей неласковой невестке. Я молча киваю свекрови на свои «грядки», на которых блаженствуют крепенькие рядки здоровой и ухоженной поросли помидоров, перцев, петунии, табака, и пресловутой капусты «Слава».
- Ну вот видишь. И эти (Свекровь кивает в сторону своих подарков) у тебя приживутся. Богатый урожай соберешь.
Первые годы я так и делала. Выхаживала «Андреевских» заморышей, и потом соседушки прибегали поахать над огромными, не обхватить, крепкими кочанами, над здоровенной морковью, крепкой свеклой и кустами томатов, похожими на гроздья красной смородины.
Видит Бог, сколько сил и времени я потратила на реанимацию приемных питомцев. Но как сияла моя Андреевна:
- А я говорила, я знала! Вырастишь!
Вырастить урожай – одно. Надо бы его сохранить. И вот – это бесконечное консервирование добра, чтобы не пропало… И тут – вуаля: тащит моя Андреевна целые тюки, набитые овощами из своего огорода. Ладно, поблагодарю, добрым людям раздам.
Зимой не успеваем расправиться с поеданием заготовок. А моя вторая мама, тут как тут, ушки на макушке, пыхтит, тащит баулы с трех, пятилитровыми банками собственноручно сочиненных «кушаний»
- Ешьте.
- Да милая ты моя, да нас в семье трое, мы одну банку огурцов в месяц съедаем. Куда нам столько!
С заготовками у свекровушки тоже беда… Все торопится, пытается сохранить. Спешит. А на выходе получается какая-то ерунда. Масла, соли, сахара – много. Овощи прокручены в блендере - каша кашей. Капуста без хруста - вялая. Огурцы здоровенные, перезрелые, водянистые…
Беру. Благодарю. Потому что, объяснять, что этого нам не надо, бесполезно. Получается как-то зло, хлестко… Андреевна смотрит на меня, обижается, ее глаза, как у курочки Рябы, подергиваются пленочкой, лицо приобретает растерянное выражение. И вот она цепенеет, тупеет прямо на глазах, сжимается в комочек, как будто я ее больно ударила.
А ведь ей, и правда, больно. Как ей понять нас, сытых, спесивых, недовольных? Она всю свою жизнь спасалась этим огородом с его дряблой, неплодородной, скупой почвой. Муж ей достался ленивый, никудышный… Работать толком не умел. Денег в дом не носил. Двоих детей настрогал, а расти их - Андреевна. И билась она всю жизнь, как рыба об лед. И был скуден ее стол. Из мяса - отварные бычьи головы, что удалось с боем выбить на ферме. А остальное – картошка, капуста, да огурцы. На сладкое – варенье, да яблоки. И все, начиная от кулечков с навозом, до мешков с цементом возила она в сумочке на колесиках…
Другие грузовик заказывают, а у нее, видишь, миниверсия… Дачный домик строили несколько лет. Заманит, затащит мужа своего на участок, каких только обещаний не даст, лишь бы снизошел, соизволил явиться на эти разнесчастные шесть соток. Из последних копеек наскребет на бутылку, на закуску. И чтобы бутылочка запотевшая стояла на скатерке, а закуска не какая- нибудь, а мясная. И чтобы пироги, и колбаска копченая. А то закапризничает благоверный, разобидится и уйдет со скандалом. Правда, скатерочку в узелок с собой завязать не забудет. Дружки-товарищи обрадуются.
И вот – священнодейство. Хозяин с молотком, Андреевна лестницу держит, одновременно успевает и гвозди подавать, и доски подносить. И маты выслушивать безропотно.
Все садоводство уши развесило, у всех - работа побоку. Такой цирк пропускать нельзя ни в коем разе. Наблюдают из-за вишневых деревьев, как тщедушный мужичонка свою бабу гоняет.
- Так тебя перетак! Такая ты, разэтакая! Я какие гвозди просил? Пятнашку! А ты что мне суешь? Это пятнашка, я спрашиваю?
Андреевна блеет что-то несуразное в ответ, мечется в сараюшке в поиске нужных гвоздей. И ни черта не соображает. От стыда перед соседями, от их усмешек растерялась, начисто забыла, где гвозди, и как их различать… Она впадает в ступор и начинает бродить по участку, как сомнамбула.
Муженек демонстративно отшвыривает молоток, намеренно целясь в жену. Отбрасывает хлипкую лестницу, а та, ну как назло, с треском ломается… Крик, ор, проклятья. Андреевна попадает под горячую руку. И получает кулаком, аккурат, в правый глаз.
Соседи в приятном возбуждении. Ах, какой сегодня знатный концерт получился. Есть о чем вечером за самоваром под яблоней посудачить.
Поплакав в сараюшке, Андреевна утирает слезы. Умывается. И на грядки. Надо бы выполоть морковку, вон как мокрицей задавило росточки. Капустку полить не мешало бы, неделю дождей не было. Бренча огромными двенадцатилитровыми ведрами, наладилась к ручью.
- Только бы людям по дороге не встретиться, с пустыми-то ведрами. Разозлятся, отругают…
К вечеру Андреевна, уставшая, распаренная, тащится к автобусной остановке, катя перед собой свою сумочку на колесиках. Сиротливо забилась на самый краешек скамейки. Радуется, что на этот рейс совсем нет пассажиров, и никто не будет пялиться на фиолетовый синяк под глазом, и мучить ехидными вопросами
-Что, Клавка, прилетело тебе от Пашки? Приревновал, али надоела ему до чертиков?
Дома Андреевну встретит голодная, набегавшаяся с подружками, дочка Наташка.
- Мама, а мама, а мы кушать будем? А мне лисичка что-нибудь прислала? А папа придет? А Светке сегодня попало за порватое платье. А мы ловили тритонов! А Сережка уехал на мопеде на озеро. А меня не взял. А Сережка курит! А у Светки мама блины пекла, и мне дала…
Андреевна нарежет свежей зелени. Помнет ее немного деревянной толкушкой. Отварит картошки, горячую ее щедро сдобрит подсолнечным маслом, перемешает с лучком. Нарежет ноздреватого черного хлеба. Нальет целую кружку молока. Наташка трескает за обе щеки. Наевшись, убегает к телевизору.
В раковине – гора посуды. Пол не подметен. Остатки от завтрака не убраны. Надо наводить порядок. А еще неплохо бы картошки почистить, нажарить. Можно и блинков соорудить. Сережка голодный… И Пашу надо покормить, если придет. Ой, пронеси Господь, только бы не скандалил…
Я перебираю вялые кустики с гордым названием «Слава» .
- Ну, Андреевна, ты решила ген-план по рассаде выполнить. Я, наверное, свою больше высаживать не буду. Теперь ты у нас - ответственная. У тебя и солнца в квартире больше, и рука легче. Что не получится, так не переживай. У меня на огороде палку воткни – все прорастет.
И улыбаюсь. Свекровь расцветает от удовольствия. Мы попили кофейку, покумекали, как бы пригнать на Андреевские шесть соток машину хорошего конского навоза по знакомству. Мой сын накидает полную телегу. Муж привезет… Не переломятся, не баре. Андреевна, пользуясь случаем, робко просит, чтобы я уговорила мужиков заодно и старенькую крышу дачного домика подлатать. Я не возражаю
- Ничего. Никуда не денутся. Оторвутся от своей стройки ненадолго. Послезавтра все и сделаем…
И мы засели с Андреевной за расчеты, чтобы при заказе кровельных покрытий выбить в магазине хорошую скидку.
Автор: Анна Лебедева
СЫН
Александр толкнул тяжёлую деревянную дверь, и комнату озарило уличным светом. В этом доме время как будто замерло. Он замер и немного потупил взгляд, по его спине прошёл холодок, а в горле встал ком. Этот небольшой домик остался таким же, как и в прошлый раз, когда Александр навещал мать. Когда это было? Может, лет 5 или 7 назад. Он сделал шаг в комнату, и его накрыли ностальгические воспоминания. Половица скрипнула под ногами, он сделал ещё шаг и обратил внимание на часы в комнате матери. Они встали ровно на 12:40, это было то время, когда она ушла. Александр прошел в её комнату, медленно провел взгляд по её кровати, и журнальному столику с перегоревшей лампой.
В этот момент ком в горле начал давить настолько сильно, что на глазах выступили слезы. В голове крутились дурацкие, навязчивые мысли о том, что он был не самым лучшим сыном. Был, и этого уже не исправить.
Александр отодвинул старый стул, и сел за столик. В голове были только мысли о том, чего он не сделал, но мог. Сейчас поздно что-то исправлять, а в воспоминаниях прочно осел их последний разговор.
- Саша, сынок, здравствуй! Как у тебя дела, расскажи... - но Валентина Игоревна не успела договорить
- Да, привет. Я сейчас занят, потом перезвоню - Александр хотел положить трубку, но мама хотела поговорить с сыном
- Сашенька... - робко сказала она - но ты мне не перезвонил прошлый раз... У тебя не найдётся минутки? - её голос задрожал, как будто она спросила что-то глупое, и сейчас ей стыдно. Александр вздохнут с раздражением.
- Сейчас я занят, у тебя что-то важное? - он не скрывал своего нежелания говорить с матерью.
Ей было обидно. Обидно, что он не хочет с ней говорить. Обидно, что ей было так сложно его растить одной, но он всегда тянулся к отцу. Ей было обидно, что родной сын совершенно не хочет её увидеть.
- Может быть ты сможешь приехать на выходных? Я пирожков напеку... твоих любимых, с вишней - в её голосе были слышны подступающие слёзы, и надежда. Надежда на то, что он приедет, останется, она увидит его в живую. А не только будет слышать холодный голос сына через динамик старого телефона.
- Пирожки с вишней? - сын засмеялся - Мать, ну что с тебя взять? Ну чё к тебе ехать? За пирожками - он снова усмехнулся и бросил трубку.
В тот день Валентина Игоревна не находила себе места. Внутри неё что-то ныло и скреблось. Нет, это была не обида. Как она может обижаться на собственного сына? Скорее, это было разочарование, печаль, грусть, но не обида. Она прошлась в глубь маленького дома, в комнату Саши. Там весели его детские фотографии, рисунки и плакаты разных рок-групп. Мать сняла одну фотографию со стены, и сморщенным пальцем погладила лицо сыночка. Он смотрел на неё с фотографии и улыбался. По её щеке побежала материнская слеза, и вслух она сказала:
- Что же я сделала не так, мой дорогой сынок? Почему ты не хочешь меня видеть? - старушка вытерла слезу со щеки. И забрала фотографию в свою комнату. Наверное, ей хотелось, чтобы сын был рядом хотя бы на фото. Ей хотелось чаще видеть его, но пока не получалось даже слышать...
Всю свою жизнь она отдала, чтоб воспитать достойного человека. Одной было очень сложно растить ребёнка, и ей пришлось пожертвовать всем: личной жизнью, своим временем, своим здоровьем и нервами. Постоянно ограничивая себя во всём, она хотела дать больше своему единственному сыну. А когда он вырос, она осталась совсем одна в своей деревушке. Наедине с детскими фотографиями сына, и его рисунками.
Как и любая мать, она его не винила. У него правда много работы, он очень занят и просто не может приехать. Совсем скоро он закончит с делами, и приедет к своей маме. Появится на пороге дома, обязательно её обнимет, поцелует, расскажет, как хотел приехать, но из-за работы совсем не мог. И, конечно, он очень старается, чтоб найти время. У него просто не получается. Ведь она правильно его воспитала, и по другому быть просто не может...
Но сын не приехал через неделю, не приехал через месяц. Мать не дождалась сына даже через год. Она звонила, но почему-то вызов даже не шёл. Наверное, телефон выключен, или просто сел. С такими мыслями Валентина Игоревна ушла, ушла насовсем.
Об этом Александру сообщила соседка, когда не увидела Александра даже на похоронах.
- Саша, здравствуй - раздался в трубке сердитый голос соседки.
- Здравствуйте. Это кто? - у Александра не было номера соседки. Да и номер родной матери он заблокировал, чтоб не надоедала своими звонками
- Саша, это соседка мамы твоей - тётя Маша - представилась женщина. Александр вздохнул, и сухо ответил
- Угу...
- Маму твою похоронили сегодня, Саш. Тебя и на похоронах не было - тётя Маша говорила что-то ещё, но Александр не слышал. В его голове засела фраза: "Маму похоронили сегодня". Руки невольно затряслись, а рот начало сушить. Александр свёл брови
- Как похоронили? - это единственное, что он смог спросить у торопливой соседки
- Я же говорю, сегодня похоронили. Ты бы приехал, хотя бы сейчас. С домом что-то решать нужно... - в её голосе было слышно осуждение. Тётя Маша общалась с мамой Александра, и она знала, что сын давно не приезжал. И она видела, как тоскует её подруга.
- Да- Александр бросил соседке одно слово, и положил трубку. Ему нужно было собраться с мыслями, как быть? Что вообще делать в такой ситуации?
Александр чувствовал свою вину, но не понимал почему. Он ведь не был виноват в гибели матери, она была стара и ушла сама. Тогда что за чувство внутри жгло грудь и накатывало слёзы? Он не понимал, как избавиться от этого и принять мысль, что матери не стало.
- Это какая-то ошибка - сказал Александр вслух и открыл телефонную книгу в поиска номера матери. Он хотел позвонить и убедить, что это просто шутка, с ней всё в порядке. Сейчас он услышит её голос, она позовёт его на пирожки с вишней, и сейчас он совершенно точно, обязательно приедет. Он расскажет ей все самые главные новости, поможет по дому и они будут болтать сидя на кухне. Всё будет хорошо.
- Да где этот чёртов номер! - разозлился мужчина, но его злость резко прошла, когда он вспомнил. Номер заблокирован. Сын вынес мать из чёрного списка, и только тогда осознал, насколько давно ей звонил. Практически год Александр не поддерживал связь с Валентиной Игоревной. Зачем вообще он её заблокировал? Саша не мог ответить на этот вопрос.
Весь вечер он провёл в раздумьях, а на утро взял билеты в родную деревню. Но, так давно там не был, что вовсе забыл как добраться до дома. Как вообще прийти в родной дом, где тебя никто не встретит? Мама больше не встретит у порога, и не начнёт душить объятиями. Этого больше не будет, и эти мысли крутились в голове всю дорогу. Мужчина не заметил, как дошёл до дома и оказался у родной калитки.
Забор уже давно повалился, а краска начала трескаться. За забором стояла огромная засохшая трава, видимо под конец жизни и матушки совсем не было сил ухаживать за территорией. В этом бы мог помочь родной сын, но он был слишком занят своими делами. Теперь ему осталось только думать о том, как бы он мог помочь. Если бы был чуть внимательнее к матери, если бы не игнорировал её, если бы был по-настоящему любящим сыном.
Казалось, что ничего плохого не может произойти. Он всего лишь не мог найти времени, а теперь его не для кого искать. Теперь он стоит перед старым письменным столом мамы, и вспоминает о том, каким плохим сыном он был. И сейчас он приехал, только когда позвонила соседка и сказал, что пора продавать дом. Дом, в котором он вырос. Дом, в котором ушла его мать, так и не увидев своего самого родного, самого любимого сына.
Со скрипом Александр отодвинул старый стул и сел за письменный стол. Провел по нему руками, тяжело вздохнул. Он открыл выдвижной ящик стола, и увидела огромную стопку писем. Они лежали аккуратными стопочками, перевязанные цветными нитками.
- Интересно, кому мама могла писать? - пронеслось в голове у Александра, а внутри что-то ёкнуло. Он как будто заранее понял для кого эти письма, даже не читая имя получателя. Он аккуратно взял одну стопку писем и аккуратно развязал бантик. Взяв один конверт, он увидел такой родной подчерк мамы. Да, буквы уже не такие ровные и красивые, как раньше. Но он его узнал. Этим подчерком мама подписывала открытки, писала список продуктов, и расписывалась у него в дневнике. Он прочитал имя получателя... "Моему любимому сыну Александру". Его бросило в жар. Он начал читать остальные подписи на конвертах, и на всех был один адресат. Её родной Александр.
На глаза накатили слёзы. Александру было сложно собраться с силами, чтобы прочитать хотя бы одно письмо. Он вдохнул, проглотил ком в горле и вскрыл конверт. Глаза были мокрые от слёз, и сложно было что-то прочитать. Он промокнул глаза и буквы стали читаемы. Он начал вслух:
- Дорогой мой сынок, уже год не могу до тебя дозвониться. Наверное, что-то с телефоном, старая моя голова совсем не может разобраться. Живу помаленьку, на хлеб денег хватает. Но здоровье уже совсем не то. Ночью совсем не спится, а днём боль в ногах совсем не даёт передвигаться. Но ничего, я справлюсь. С тобой бы успеть свидеться, да только знаю, что не хочешь. Но я тебя не виню... Виню себя, что была плохой матерью. Иначе, я не понимаю, почему ты так груб ко мне. - слёзы полились из глаз сына. Он как будто понял, как много упускал, и что он вообще наделал.
Почему он не был рядом с той, кто целовала ему разодранные коленки. С той, кто лечила его от болезней. С той, кто отдавала последнее, чтобы он был счастлив. Он не ценил...
- Это не ты! Не ты была ужасной матерью! Это я был плохим сыном. Мамочка... -он заплакал ещё сильнее. - Это я был плохим сыном. Прости меня, родная - он извинялся. Но его никто не слышал. Он открыл следующее письмо и тоже начал читать вслух:
- Дорогой сынок, как у тебя дела? Как ты кушаешь, хорошо? У меня все неплохо, только вот ноги болят. Совсем тяжело ходить, но я справляю. Маша приходит и помогает мне по дому, без неё бы пропала. Я всё думала над твоими словами, что нечего взять с меня. Сначала обижалась, а потом поняла: и правда. Старая, беспомощная, чего тебе со мной возиться. Так ведь и лучше, я Маше плачу, она мне помогает, много денег не берёт. А у тебя и своих проблем много. Я тут справлюсь... - дальше не было сил читать, да и из-за слёз Александр не мог разобрать не слова. Слёзы лились сами собой. Он посмотрел на количество писем. 10 аккуратных стопочек, сложенные одна к одной.
Как много она мне писала. Каждый день... Внутри у Александра всё бурлило: отчаяние, злость на себя, боль по утрате. Вдруг Александр понял, насколько сильно мать его любила. Насколько сильно она его ждала, насколько сильно любила, и как много прощала. В один момент он сознал всё: насколько плохим сыном был, как много он упустил, и что сейчас не вернуть ничего. Мама не оживёт после прочтения писем, время не вернётся назад, и он уже ничего не исправит. Александр винил себя за всё, что происходило с мамой. Как давно он не приезжал, и больше года вообще не общался. Как он мог не общаться с ней больше года? Чем он думал, когда так поступал с родной матерью? Александр ненавидел себя, он плакал, злился, бил стол и кричал.
В этот момент в дом кто-то зашел. Александр повернул голову в сторону входной двери. Это была соседка. Тётя Маша. Которая была ближе всех к его матери, в её последние дни. Приятная женщина вошла с улыбкой, но как только увидела Александра, сразу кинулась к нему.
- Саша - закричала она. - Саша, что с тобой? - она растеряно смотрела на него, пыталась обнять, успокоить. Александр не мог ничего сказать, он просто показал на стопки писем. Мария посмотрела на них, тяжело вздохнула и всё поняла. Конечно, она знала о письмах. Она знала всё.
- Ну тише, тише. - Она начала гладить его по голове, прижав к груди. В этот момент Александру как будто стало легче. Боль внутри отпускала, он на секунду почувствовал рядом маму. Её тепло. Он как будто оказался в детстве, когда его мама нежно обнимала и гладила по голове.
- Я был ужасным сыном - шёпотом сказал он. - я оставил её одну.
Тётя Маша прикрыла глаза, чтобы не выдавать слёз. Она знала, как было тяжело Валентине Игоревне, она сгорала на глазах у соседки. И каждый день тётя Маша видела, как мать Александра сидит у окна и ждёт его.
- Она простила тебя, Саша. Прости и ты себя. - она сказала правду. Валентина Игоревна не держала зла на сына, её любовь позволила простить все обиды. Александру не стало от этого легче, но он точно знал, что сделает всё, чтоб сохранить память о матери.
Автор: Файзуина Надежда