Муж выгнал жену, когда узнал, что она ждёт дочку.

А она родила двойню
Лика смотрела на тест и улыбалась. Наконец-то получилось. Она ждёт ребёнка.
-Тимофей, я жду ребёнка, - обратилась девушка к мужу, - получилось наконец-то.
-Это же здорово, - вскочил со своего места Тимофей, - надо придумать имя для нашего сыночка.
-Хорошо и для дочки тоже, - улыбнулась Лика.
-Нет, у нас будет сын и точка! - сказал Тимофей, сдвинув брови.
Лика только улыбнулась, ей показалось смешным такое упрямство мужа.
На первое УЗИ девушка ходила одна, да и срок ещё был совсем маленький, не видно ничего.
На второе УЗИ муж пошёл вместе с ней, надеясь, что уже скажут пол ребёнка.
-Возможно это мальчик, малыш сидит спиной, плохо видно, - сказала врач.
-Мальчик, мальчик, - сказал Тимофей радостно, - конечно мальчик.
Когда подошёл черед третьего УЗИ Лика хотела пойти одна, но муж настоял на присутствии.#опусы Срок уже большой всё точно будет видно.
-Доктор там же мальчик? - с нажимом спросил Тимофей.
-Нет, у вас чудесная девочка, - улыбнулась врач.
-Вы уверенны? - спросил Тимофей.
-Да, конечно, можете сами посмотреть, - сказала врач и повернула экран.
После этого мужчина встал и молча вышел из кабинета.
-Он расстроился? - спросила врач у Анжелики.
-Да, возможно, он очень хотел сына, - ответила девушка.
-Ну ничего, родится ребенок, он увидит свою дочку и забудет, что хотел сына, - успокоила врач Лику.
Когда Лика вышла из кабинета, не увидела своего мужа. Она обошла весь этаж, пока уборщица не сказала ей, что мужчина ,который вышел из кабинета УЗИ ушёл на улицу.
Лика стала звонить мужу, но он не брал трубку. Выйдя на улицу, Лика огляделась, но мужа так же не увидела.
Не понимая куда делся муж, девушка пошла домой. Возле квартиры её ждал не очень приятный сюрприз, сумка с вещами и записка.
"Ты специально решила родить дочь, вот и живи с ней одна, как знаешь!"
Лика прочитав записку, решила всё же поговорить с мужем, поэтому стала звонить в дверь.
Тимофей через дверь сказал, чтобы она уходила.
Лика взяла сумку вышла из подъезда и вдруг почувствовала себя нехорошо. Она присела на лавочку, рядом сидела одна из соседок.
-Лика ты рожаешь, - сказала ей соседка.
-Нет, ещё рано, я просто понервничала, - сказала лика.
-Поверь старому врачу, тебе надо в больницу, - сказала соседка, - дай-ка посмотрю.
Соседка пощупала живот Лики.
-Да. у тебя же двое, так что нормально, что раньше срока, - серьезно сказала соседка,
-Какая ещё двойня, у меня дочка, одна, - чуть не плача сказала Лика.
-Говорю двойня, - строго повторила соседка, - я звоню в скорую.
Скорая увезла Лику в больницу и через несколько часов, девушка действительно родила двойню, девочку и мальчика.
В день выписки Лику встречали мама и папа, они радостно хлопотали вокруг дочери и внуков. В какой-то момент к ним подошёл Тимофей.
-Лика, я узнал, что ты родила сына, - сказал он.
-Я родила дочь и сына, - сказала Лика с нажимом.
-Ты можешь вернуться домой, только с сыном, - сказал Тимофей.
-А куда я должна по твоему дочь девать? - спросила Лика.
-В роддоме оставь или вон, своим родителям отдай, - пожал плечами Тимофей.
-Всё понятно с тобой, я к тебе не вернусь, буду жить с родителями, - сказала Лика и отвернувшись села в машину.
С Тимофеем Лика развелась и растит своих малышей одна. Недавно она познакомилась с мужчиной, который сразу привязался к её сыну и дочке, а они как ни странно сразу стали назвать его папой.
ДзенБлог: Мама ПИШЕТ
ЛЮБИТЬ ТЕРПЯ, ТЕРПЕТЬ ЛЮБЯ❤️💔❤️
✍🏻Автор: Яла ПокаЯнная
У Ивана и Дарьи брак был венчанный.
В день венчания, когда свадебная процессия уже подходила к церкви, неожиданно поднялась летняя неистовая буря. Она прилетела неизвестно откуда, безжалостно сорвала с невесты фату. Фата поднялась к небу, как воздушный шарик, закружилась в вихре и, обессилев, опустилась в грязную лужу. Все гости успели только ахнуть. Внезапная буря стихла. Иван сразу кинулся за фатой, но поймать не успел.
Белоснежная фата лежала в черной луже. Дарья, в смятении, крикнула своему жениху:
-Ваня, не поднимай её. Я не буду эту фату надевать!
Бабушки, вечно сидящие возле церкви, зашушукались между собой. Мол, теперь, вся жизнь у молодых будет в бурях и невзгодах...
Дарье в ближайшем магазинчике купили искусственный белый цветок и зашпилили на прическе. Искать новую фату было некогда. Нельзя же опоздать на собственное венчание!
"Новоневестные" в притворе храма перед алтарем стояли, венчальные свечи держали, супружеские обеты под венцом давали. Для Бога. Но перед Таинством Венчания молодые люди в ЗАГСе расписались и свадьбу красивую сыграли. Для людей…
Через три года супружества в семье уже было двое детей. Дочка Софья и сын Артем. Жили своим семейным укладом, горя не зная.
…А спустя десять лет, в дом Ивана и Дарьи постучалась девушка.
Дарья всегда была рада гостям и званым и незваным. Все принимались добродушно- хлебосольно. И были вкусно кормлены, чаем поены, и задушевными беседами утешены. В этот раз гостья была особенная. Она пришла, когда хозяина не было дома.
Дарья сразу женским глазом оценила незнакомку. Хорошо сложена, приветлива, очень красива и молода.
-Здравствуйте, Дарья. Меня зовут Мила. Я - будущая жена ...Вашего мужа, - представилась незнакомка.
-Как интересно! - опешила Дарья.
-И давно Иван у Вас в женихах? - продолжила странный диалог Дарья.
-Давно. Но мне дольше тянуть некуда. У нас с Иваном будет ребенок, - нисколько не смущаясь, отрапортовала Мила.
-Хм... Прям, хрестоматийный сюжет! Жена - любовница - незаконнорожденный ребенок...
Девушка, а Вам известно, что мы с Иваном венчаны навеки? У нас дети, - пыталась вразумить "будущую жену" Дарья.
-Я обо всем осведомлена. Но у нас любовь! И тоже навеки! Понимаете? А вы можете развенчаться. Вам же муж не хранит верность. Я все узнала. Так можно, - уговаривала Мила.
-Ну, вот что, девушка! Я искренне не советую Вам влезать в чужую семью! Мы без Вас разберемся с нашей верностью и любовью, - начала раздражаться Дарья, - Прощайте!
Девушка, пожав плечами, мол, я обо всем предупредила, поспешно ушла.
Дарья громко захлопнула входную дверь.
"Она все разузнала... Ишь, свирестелка! Не видать тебе Ивана!" - злилась Дарья.
Она начала припоминать, что Иван стал как-то не так относиться к детям, к ней самой. В таких случаях задерживаются, якобы, на работе; возникают непредвиденные командировки; вдруг мужа начинает интересовать трехдневная рыбалка или охота... Хотя до этого никаких хобби не наблюдалось. Все перечисленное происходило и с Иваном. Женщина всегда чувствует фальшь. Она сразу "учует" запах соперницы. В воздухе появляется некая напряженность, недосказанность...
Но Дарья гнала черные мысли. Авось, она все надумала, а муж непорочный?
Вечером, когда пришел хозяин дома, Дарья пригласила его за стол отужинать. Знала, вначале мужа вкусно-сытно накорми, потом решай семейные, да и всякие проблемы.
И когда Иван поблагодарил за угощение, Дарья мигом перешла в атаку.
-Ванюша, ты влюблен? - не знала с чего начать не простой разговор обманутая жена.
-Влюблен, - насторожился Иван.
-Сегодня приходила твоя ...зазноба. У вас это серьезно? - боялась ответа Дарья.
-Я подлец! Жить без Милы не могу! Задыхаюсь без нее! Пробовал порвать! Ничего не вышло! Отпусти меня, Даша! - взмолился Иван.
-Отпускаю... - Дарья понимала, что взывать к совести, применять запрещенные методы, вроде: у нас же дети, одумайся - бессмысленно. Жизнь рассудит.
…Иван ушел к возлюбленной.
А Дарья поехала в церковь к батюшке за советом. Священник внимательно выслушал горести её и попытался утешить:
-Дочь моя, любовь долготерпит, не перестает! Эти слова из Писания. Помни. Ты имеешь право развенчаться, поскольку, муж твой подался в греховный блуд. Не смог обуздать свою плоть. А можешь все простить, молиться и ждать его. Пути господни неисповедимы...
…Через два месяца Дарья почувствовала, что под сердцем носит ребенка. Это было дитя Ивана. Женщина обрадовалась, так как подумала, что это некий знак. Значит, Иван, со временем, покается и вернется. С этой успокоительной мыслью Дарья и жила все месяцы до рождения малыша.
…На свет появился сынок. Мама Дарьи предложила назвать его Яном. В русском варианте это Иван. "Авось, дочка, твой Ванюшка вернется. В жизни всяко бывает..."
Благо, Дарьина мама ей во всем помогала. Всех детей нянчила-воспитывала, кормила-поила, сказки рассказывала, уму-разуму учила.
…Иван не забывал Софью и Артема. Игрушки дарил, на море свозил, деньги для Дарьи в конверте передавал.
Дарья детям строго-настрого запретила говорить их папе о рождении братика Яна. Да разве ж послушают?
Софья все выложила папе Ивану, когда была у него в гостях. Иван решил, что Дарья, наконец, устроила свою личную жизнь. Сердечко защемило, налезли воспоминания о прошлой счастливой жизни... Он и вообразить не мог, что это его родной ребенок!
…А тем временем, новая жена Мила лежала на сохранении в роддоме. Иван бегал то за фруктами, то за солеными огурцами, то искал "вкусный" мел. У Милы в организме не хватало кальция и она со смаком грызла мел. Но все закончилось бедой. Мила родила мертвую девочку. Одна беда не угасла - другая разгорелась.
Вторая её беременность закончилась выкидышем.
Мила, тяжело пережив все горькие утраты, хотела взять короткую паузу. И погодить с рождением детей. Но судьба приготовила свой сценарий...
Иван всегда был рядом с женой. Он жалел Милу. Считал себя виноватым во всех бедах, постигших их семью. У каждого свои заботы-хлопоты.
…А к Дарье зачастил в гости её бывший однокурсник Валерий. Когда Даша училась в институте, он у нее числился в ухажерах. Валерий отучился с Дашей все годы и сразу, после защиты диплома, предложил ей выйти замуж. Даша же никогда не рассматривала Валерия в качестве мужа. Он был слишком навязчивым, дотошным, без чувства юмора, любимчиком своей мамы. И каким-то сложносочиненным. Хотя, девчонкам с курса Валерка нравился. Они даже соревновались за его внимание. Но, как только Даша встретила на своем пути Ивана, Валерию была дана безоговорочная отставка. "Отставник" тогда отошел в сторону. Оказалось, на время.
…Однажды Даша ехала в автобусе, смотрела в окно. Была дождливая и тоскливая осень. Настроение минорное. К женщине подсел мужчина.
-К Вам можно? - спросил он.
-Да, пожалуйста, - не оборачиваясь, подвинулась Дарья.
-Скучаете, девушка? - не отставал мужчина.
Дарья всё еще не повернула головы. Вздохнула. Дескать, а Вам-то какое дело? Поезжайте себе молча.
Мужчина не давал покоя.
-Дашенька, привет! Чего грустная такая?
Дарья, наконец, нехотя обернулась.
-Валерка? Господи, сто лет тебя не видела! Где ты? Что ты? - обрадовалась Дарья и оживилась.
-Даша, ты о себе расскажи! С твоим-то счастлива? - исподволь спросил Валерий.
-Валерка, приглашаю тебя в гости! Жена не заругает, если задержишься? - Дарья уже за руку тянула мужчину к выходу.
По дороге Валерий купил бутылку вина, фрукты и всякую всячину для детей.
За душевным ужином Дарья все рассказала Валерию. Ей надо было выговориться до дна. Хоть кому-нибудь. Валерий оказался благодарной "жилеткой". Он слушал, не перебивал, понимающе кивал головой. В конце своей исповеди Даша поцеловала Валерия. В щечку. За сочувствие. Валерий, окрыленный и в светлой надежде, попрощался и ушел домой.
…Выяснилось, он так и не женился, детей не заимел. Такая, уж, судьба.
Валерий стал захаживать в дом Дарьи. Всем детишкам приносил гостинцы. Дарье, непременно, цветы.
Дарья сразу поставила все точки над "i".
"Приходить - приходи, но я жду мужа. Никаких вольностей не позволю".
Валерий и эти условия считал для себя счастьем. Все же лучше, чем одному куковать.
Он Даше сказал:"Ну, что ж, буду тебя сестрой считать! А ребятишек - племянниками."
И прижился…
А тем временем, в семье Ивана произошли приятные перемены. Мила родила чудесную и здоровенькую девочку. Назвали Боженой. Значит, благословенная. Чтоб поближе к Богу...
Мила с головой ушла в долгожданное и выстраданное материнство.
Не раз и не два она вспоминала разговор с Дарьей. Ох, не сладкое это ворованное счастье! Одна горечь...
Мила только после рождения Божены начала понимать, какое лихо принесла в дом Дарьи. "Чужая беда не дает ума". Ей хотелось кинуться в ноги этой женщине и со слезами вымолить прощения!
Иван очень полюбил свою дочку Боженку. "Забрасывал" её новыми погремушками, по ночам не уставал подходить к детской кроватке и убаюкивать малышку, обожал её купать. Мила не могла налюбоваться на такого заботливого папу.
Река времени текла, не останавливаясь…
…Прошло пять лет.
Все дети этой истории подросли, остальные персонажи еще больше повзрослели.
Так случилось, что Мила серьезно заболела. Ей тогда было всего тридцать лет. Иван места себе не находил. Больницы, врачи, дорогие процедуры, лекарства...
Мила прощалась с жизнью. Она готовилась к небу.
Иван, как мог, утешал и ободрял жену. Он видел, как Мила с каждым днем уходила...
Она была за шаг от вечности.
И, когда врачи выписали безнадежную пациентку умирать домой, Мила с трудом прошептала Ивану:
-Отвези меня к твоей родной жене. Пожалуйста!
Иван удивился, но перечить не стал.
Даша знала, что Мила неизлечимо больна. Дочка Софья рассказала. Она по-прежнему ходила в гости к папе. Поэтому, когда Иван позвонил с просьбой о встрече, Дарья
не отказала.
Иван привез Милу в свой бывший дом. Она была так слаба, что Ивану пришлось на руках вносить её внутрь дома.
Вся семья была в сборе. Ожидали объяснений.
Дарья, скрестив руки на груди, указала глазами на кровать. Иван, как хрустальную вазу, бережно положил Милу на красивое покрывало, подпер поудобнее подушку.
-Оставьте нас с Дарьей. Прошу вас! - еле слышно попросила Мила.
Все послушно вышли из комнаты.
Дарья подошла поближе к Миле, рассмотрела больную. «В гробу краше лежат,» - подумала.
Потом Дарья присела на краешек кровати.
-Прости, если сможешь, Дарья! Вот и до меня добралась Божья кара... Хочу просить тебя. Забери Боженку к себе! У меня, кроме Ивана и ... тебя - никого. Обещай, что Божену вырастите с ...Иваном, - пронзительно умоляла Мила.
Её слезы лились в три ручья.
Дарья, выслушав свою разлучницу, взяла нежно её за руку.
-Мила! Не Господь наказывает, а мы сами себя!
Я давно тебя простила! За Божену не тревожься, не оставим. И еще. Поживите с Иваном у меня. Тяжело ему. И тебе. А то нехорошо получается. Один в бороне, а все в стороне. Дом большой, поместимся!
Я обещаю - ты поправишься! Вот увидишь! Богу все возможно! Ты только на отчаивайся и не бойся! - Дарья подбадривала Милу.
В доме Дарьи, как в сказочном теремке, всем нашлось место.
Все выхаживали Милу. Самое активное участие принимал ...Валерий. Он как-то с первого дня трепетно относился к болящей. Почти безотлучно был у её постели. Находил правильные слова. Вел с ней разговоры долгие и, как оказалось, спасительные. Все больше о жизни. "Одно слово кость ломит, другое - сращивает". Валерий и не заметил, как влюбился в Милу. А Божену её боготворил! Называл божьей ромашкой. Девочка, действительно, была чудо!
Мила хотела жить! Она боролась!
Дарья смогла вселить в нее, хоть и слабую, надежду, вдохнуть душу. Мила "вцепилась" за эту хрупкую соломинку и уже не отпускала.
…Прошло полгода отчаяния, мучительного лечения, изнурительных процедур. Мила уже могла без помощи выходить во двор. Гуляла, сладко вдыхала пьянящий воздух, подставляла бледное и похудевшее лицо солнцу, что-то шептала себе под нос, улыбалась... Жизнь тоненьким ручейком вливалась в измученное тело Милы. Как говорится, из-под святых встала. Недуг отступал…
Мила думала о Валере. Ивана она любить не перестала, но он чужой муж! А, значит, не трожь! "На чужую кучу нечего глаза пучить!" Эту науку Мила зазубрила на всю жизнь! А Валерий хороший и отзывчивый человек. С таким не пропадешь. Дочку принял, как свою. И Милу полюбил. Живут и такие семьи. Любви одного хватает на двоих. Мила постарается, чтоб любовь Валерия не угасла, а умножилась. И тогда будет поровну. Надо чуть-чуть подождать. Только бы выздороветь!
Она медленно, но уверенно исцелялась!
...Настал день, когда Мила за семейным обедом объявила:
-Дашенька и Ванюша! Мы с Боженкой и ...Валерой покидаем вас. Спасибо вам за приют, за заботу, за любовь, откуда и не ждала! Я никогда не встречала таких людей! Наверное, уже и не встречу! Низкий вам поклон!
Иван и Дарья переглянулись.
Вообще, они знали, что между Валерой и Милой зарождается высокое чувство. ЛЮБОВЬ.
Задолго до этого события, Иван имел не простой разговор с Дарьей.
-Даша! При любом исходе с Милой, я хочу и должен быть с тобой! Твоему великодушию нет конца-края! Примешь меня? Нам с тобой поднимать троих наших детей! В ногах у тебя валяться буду! Каюсь пред тобой!
-А как ты думаешь, Ванюша? Приму ли? Еще и прощения у тебя просить буду! Знать, не прилежной женой я тебе была, раз на другую позарился! Жизнь - наука мудрая! Не захочешь, а научишься! - обнимала и целовала Дарья блудного мужа.
-Как быть с Боженой, Иван? Ты ж ей отец! Она любит тебя, - волновалась Дарья о судьбе девочки.
-Да, Боженка моя дочь! И она не должна страдать от ошибок своего отца. Я никогда от нее не откажусь! Мой дом всегда для нее открыт, - поставил жирную точку Иван.
Валерий, Мила и Божена готовились уезжать.
Мила уже у порога подозвала Ивана.
- Люби Дарью свою! Больше жизни люби! Не обижай её. Я буду помнить о тебе, Ванюша! - Мила прощально поцеловала Ивана.
-Будь счастлива, Мила, - ответил Иван…
Батя.
Жуткий сюрприз выяснился по чистой случайности. У моей младшей четырёхлетней сестры, Люськи, вылезла пупочная грыжа. Врачи сказали – не затягивать. Чем раньше прооперируют, тем лучше. Люська без папы наотрез отказывалась ехать в больницу. Дождались его из рейса, и папа проводил её до самой операционной.
- Папочка, ты меня будешь тут ждать? – рыдала сестрица.
- Куда я денусь, милая? Конечно буду ждать. Почему ты плачешь, ты же такая храбрая у меня?
- А где я платю? Я плосто вздыхаю!
И её увезли. Несложная плановая операция. Но родителей попросили сдать кровь в банк крови – это было обязательным условием.
- А у неё ж только с одним из нас совпадает, по идее. – спросил папа. – Может, вы пробы сначала возьмете? Чтобы мы вам лишнюю не сдавали.
- Кровь лишней не бывает! – твёрдо сказал врач.
Мама с папой сдали кровь. Мама была бледна, казалось, вот-вот и грохнется в обморок. Потом всё не могла усидеть на месте. Бегала в процедурную, разговаривала с медсестрой. Потом уж и Люсю вывезли из операционной, батя пошёл встречать, как обещал. Сидел с ней весь выходной. Мама вроде подуспокоилась, проведала дочку и повезла меня домой, хоть я и отказывался.
- Я тоже могу с ней сидеть. – упрямо настаивал я.
Мне тогда уже исполнилось одиннадцать лет. Люсю, свою маленькую светловолосую сестру, я любил больше всех на свете. Наверное, даже больше мамы и папы. А как её было не любить? Ангел. Светловолосый ангел во плоти.
Представьте себе маленький районный центр с районной же больницей. Да, новой, полностью оборудованной – даже банк крови имелся, чтоб ему. Но ПГТ он и есть ПГТ. Прошло ровно три дня – Люся уже была дома, папа собирался в рейс. Пошёл купить курева в дорогу. А пришёл… похожий на грозовую тучу.
- Папочка… - завопила Люська из детской (у неё ещё был постельный режим) – Ты принёс мне мои любимые зефилки.
Отец оставил пакет из магазина в коридоре. Велел мне быстро идти в детскую. Взял мать за локоть и завел в кухню.
- Коля… Коля… ты чего?
А в кухне был разговор, о котором я узнал только спустя годы – тогда мы с Люськой не понимали ничего. Она была ещё мала, а я слушался отца. В детскую так в детскую. Люся захныкала и стала требовать папочку и зефир, я предложил почитать ей. Слава Богу, она согласилась.
В кухне Коля, вращая бешенными глазами, подошёл к Зине так близко, что она вжалась в стену. Больше некуда было отступать.
- Это правда? Что Люська не моя?
- Да как… да что… Коленька, в своем ли ты уме? Что же ты говоришь такое?
- А я тебе скажу, что говорю. У меня кровь вторая положительная, у тебя – первая положительная. А у неё – он мотнул головой в сторону двери – третья отрицательная. Если что-то напутали, так ведь можно и пересдать.
Зина решительно отодвинула мужа, прошла к столу, села. Уронила голову на руки и простонала:
- Сволочи. Ну просила же! Чего им всем надо? Завидуют, Коленька, на нашу жизнь. Всё у нас есть. И детки вон какие хорошенькие.
- Просила значит… ну, ясно.
Он вышел из кухни, на которой осталась плакать Зина. Всего-то раз и оступилась… от скуки… с командировочным инженером. Муж всё в рейсах, да в рейсах. Это в кино муж-дальнобойщик – красиво и романтично. А в жизни – холодно и тоскливо. Зина решила, что надо что-то делать! Ведь он-то поди в рейсах своих тоже не был примерным мужем. Постольку дней катается. Она вскочила и побежала на Колей, но его уже и след простыл. На столе одиноко лежала коробка с зефиром.
После рейса отец серьёзно со мной поговорил. Просил уйти с ним.
- Пап, а как я… а Люська? Мама? А ты не можешь остаться?
На меня будто положили бетонную скалу. Скалы состоят из горных пород – я смотрел видео. И скала на моих плечах тоже была неоднородной. Там был страх потерять отца. Страх перед выбором. Получается, кого-то я всё равно терял. Посчитав нехитрое уравнение в уме, я решил остаться. Люся + мама были больше по количеству, чем один папа. Хотя, по значению могла перевесить и одна сестра.
Отец часто встречался со мной. Про Люську он как будто забыл. Я ничего не понимал, но знал: мог бы батя мне объяснить, что происходит – объяснил бы. Сестра поначалу тосковала и плакала, на неё было больно смотреть. Но потом стала спрашивать об отце всё меньше и меньше. Она замыкалась в себе и проводила все время со своими игрушками. Я не понимал дословно, за что на Люсину голову выпала эта кара, но догадаться мог. Что же касается мамы…
Мама спятила. Она начала тащить в дом с помойки всякий хлам. Сначала безобидный и, вроде как, полезный в хозяйстве. А после уже и всё подряд. На нас ей стало абсолютно наплевать. Мать сидела над своими помоечными богатствами. Что-то шептала, перебирала. Как молодая и красивая женщина могла за полтора года превратиться в это – я не понимал. Но отцу ничего не говорил. Обо мне, иногда и о Люське, заботилась соседка. С едой я худо-бедно разбирался на алименты от отца. А вот с запахом, который пропитал всю нашу квартиру… в школе надо мной все ржали, но я старался не вступать в открытые конфликты.
-Тётя Маша, научите меня гладить? – постучался я к соседке.
- Глебушка, да тебе бы постирать бы для начала… - морщила нос Мария.
- Бесполезно. Я стирал. Но мне завтра к отцу, и надо как-то выглядеть…
- Так он что… - ахнула соседка. – Ничего про Зину не знает?
- Я не буду ему ничего говорить. Он ушёл, а значит это не его дело!
Она пропустила меня в свою квартиру, потом подумала и велела:
- Люську тоже веди. Я вас приведу в порядок. И вообще, принесите ко мне вещи. Будете переодеваться у меня. Чем могу…
Так и поступили. Теперь я хоть не вонял на всю школу, как бомж. Но заботливая тётя Маша решила этим не ограничиться. Она пошла к отцу и пристыдила его. Папа встретил меня после школы.
- Ты почему молчал?
- А что? Ты бы вернулся?
- Нет. Но ты можешь жить со мной.
- А Люська.
Отец молчал. Я отрицательно помотал головой и пошёл в сторону дома.
- Погоди ты! Люська может жить у бабушки.
- У бабушки новый муж. Ей не до нас.
- Понятно, в кого… - начал отец и осекся.
Папа всё же сделал попытку поговорить с бывшей тёщей.
- Коля, да ты спятил? Зачем мне маленькие дети, у меня, можно сказать, вторая молодость.
- Но Люся ваша внучка!
- Жаль.
- Что?! – опешил отец.
- Жаль, что материнство очевидно, а отцовство – нет. Вот был бы у меня сын, а у него дети – так поди знай, мои внуки, или нет. Взятки гладки. – откровенно насмехалась бабушка. – А тут и впрямь моя. Да только у меня своя жизнь.
- Да. Как я мог жениться на Зинке? Нужно же было просто повнимательнее посмотреть на вас.
Однажды утром я проснулся и не обнаружил матери дома. Вся её помойка была на месте – не захламила Зина только нашу с Люськой комнату – а её самой не было. Я открыл форточку, морозный воздух немного разбавил смрад. Накормил Люську, что-то поклевал сам. Отвёл сестру к соседке:
- Матери нет, а мне бы в школу.
- Как нет? – опешила Маша. – Мороз-то какой. Где же она?
Моя беспутная спятившая мать закончила свои дни на дальней свалке. Как и почему она замерзла вместо того, чтобы идти домой – никто не знал. Маша сказала, что теперь за нами придёт специальная служба и там уже будут решать. И служба пришла. Женщина посмотрела на нашу квартиру и повернулась к Маше:
- А… мы не могли бы у вас всё оформить?
- Пожалуйста, проходите. – пожала плечами соседка.
- Так, стоп! Никто никуда не проходит. – услышал я голос отца, который поднимался по лестнице. – Прошу прощения. Только с рейса. Это мои дети.
- И квартира ваша? – хмыкнула женщина из опеки.
Папа не стал даже заглядывать внутрь. Просто сказал мне:
- Собирайся давай. Поедем домой. Тут после разберемся.
- А Люська? – замирая от ужаса, спросил я.
- Само собой. Люся, ты тоже собирайся.
Сестра отлепилась от стены, которую подпирала, и неуверенными шагами подошла к отцу.
- Папочка?
- Что, милая?
- Это правда ты?
Отец подхватил сестру на руки и прижал к себе, тяжко вздохнув.
- Это я. И я тут. Всё хорошо.
- Не уходи больше, папочка! – завыла Люся.
Я обмер. Сейчас сдаст всех с потрохами, и строгая женщина нас заберет, несмотря на наличие живого официального отца. Но тётка потеряла к нам интерес и о чём-то сплетничала с Машей. А батя держал Люську на руках и по лицу его текли слёзы. Он так старался обидеться в том числе на сестру, так долго пытался держаться подальше, но любовь к ней победила всё остальное. Любовь к нам, к его детям.
- Не уйду. Я никуда больше от вас не уйду. – плача, выговорил он.
Автор. Ирина Малаховская - Пен. Канал на дзен: "Мистика в моей крови"
Вдовий праздник. Рассказ
Рассеянный хореограф
– Нюр, ну, чего на площадь-то не пойдешь нынче? – Валентина вышла с утра на скамью у дома, переваливаясь еле добрела, тяжело бухнулась.
Когда-то Валентина была первой красавицей на селе. Высокая, статная, с узкой талией и красивыми ногами. Теперь бёдра грузной Валентины почти скрыли собой то, на чём она сидела.
– Да что ты! – Нюра приковыляла к забору, опираясь на клюку, схватилась за жердину, – Какая нам уж площадь! Еле встала седня. Поднимусь, опять лягу. Думала и не раскачаюся.
– Да. Уж не для нас праздник-то. Пускай молодые..., – Валентина махнула пухлой рукой, – У нас Светка с утра с пирогами мается.
– А мои в город поедут. Праздник смотреть, а потом в парк. У Гали заночуют. Так что – одна буду...
– Так и мои в гости к Лапшиным после площади, наряды уж приготовили. У Герки-то день рождения ведь, у Веркиного. Вот и ... Дело молодое. И мы гуливанили.
– Даа, было дело. Тяжело Верке-то, чай? После операции, а полон дом гостей будет.
– Так они ж в подворье сядут. А ей чего – лежи да лежи. Хоть вчера и видела я ее уж. Согнулась, за бок держится, а уж по двору семенит. Неугомонная. Сходить бы надо к ней. Может и добреду. Через дорогу и перейти-то...
– Сходи, сходи! А я уж – нет. Плохо нынче что-то. Порой и не вижу ничего, боязно.
Из дома Нюры выскочила правнучка – белый фартук, банты.
– Здрасьте, баб Валь! С праздником! Сегодня ж День Победы, помните?
– Помним, как не помнить...
На улице хорошо. Тепло, пахнет тополем и сиренью. Флаги по улице, народ потихоньку начал тянуться к площади. Старушки приумолкли.
Помните? ...
И рад бы забыть. Не помнился день прошедший, не помнилось то, что произошло неделю назад, а война помнилась так отчётливо, как будто была она вчера. А иногда просто напоминала о себе ежедневно и ежечасно. Проковылял Аким безногий под окнами – война, ногу ему на фронте оторвало ещё летом сорок первого, сразу и вернулся. Таким гармонистом был, бабы ноги отбивали, а теперь уж чего...руки артритом скрючены.
Принесет Люська Мартынова пирожки раз, а через месяц - два, а ещё через месяц – три. Поминает сыновей своих невернувшихся, всех троих. Так и осталась Люся без детей и внуков. Как тут забыть? Только вот последний раз уж племянница ее пирожки носила, лежит больная Люся.
Стареют те, кто видел войну воочию. Только в этом году троих старух схоронили. Марфа Захарова – фронтовичка, разведчица. Всегда за столом во главе ее сажали, а она будто стеснялась. Не любила вспоминать войну-то. Зимой схоронили. А кого не схоронили ещё – по домам сидят, как они с Валентиной. Уж и не до праздников – жить бы помаленьку, да болезнями не мучаться.
Пусть молодые празднуют.
А улица всё наполнялась праздником. На площади у клуба уж гремела музыка, из окон – слышен рокот Московского парада.
– Это парад наших доблестных вооруженных сил! На трибуне члены правительства... На гостевой трибуне представители более чем шестидесяти стран... С праздником, товарищи! Ура!
Через дорогу семенит Рита Ивановна. Она из эвакуированных, осталась жить тут. Юбка длинная, ног не видать, а кофта белая, нарядная.
– С праздником, кума!
– С праздником! Нарядная ты. Никак на площадь ходила?
– Доошла...Народишшу! Проглядела из-за спин – не вижу ниче. И не слышу, глухая стала. Так и пошла назад. Чего там тыкаться-то?
– Даа, а помнишь, как собирались, сиживали? Тут и у нас бывало – за столом этим.
В просторном дворе Нюры стоял длинный деревянный стол.
– Помню. Только уж теперь некому собираться-то. Кто помер, кто лежит уж, не встаёт. Ушло наше поколение, – вздохнула чернобровая Рита Ивановна. Когда-то ее черноглазости и ярким сочным губам бабы завидовали. А теперь губы ее вытянулись в тонкую ниточку, а глаза блестели из черных впадин.
– И не говори... Помираем потихоньку.
Рита пошла дальше, широко размахивая рукой, помогая себе в движении. А баба Нюра устала, зашла в дом.
Домашние ещё не вернулись с площади, а вернутся – уедут, будет она опять одна. По телевизору шла демонстрация. Баба Нюра под нее и задремала. А проснулась от хлопанья дверей.
– Мам, уехали мы. Закройся. Я там стол тебе накрыла, покушай вкусненького, колбаски порезала, сырку, праздник же. Останемся у Гали мы с ночёвкой в городе. Не жди ...
Нюра выползла семейство проводить, махала им рукой, а потом опять села перед телевизором. Там шел фильм.
Показывали киножурнал - хронику. Старую хронику, ещё военную. Она смотрела как бойцам выдавали оружие, как строились они, целовали знамя. Диктор громко и отчётливо объяснял – что к чему.
А потом по экрану поползли тёмные танки с крестами. Показывали бои. Взрывы, обугленный лес, сожжённая деревушка с торчащими вместо изб черными печками, так похожая на их деревню.
Парень в ватнике, белобрысый и потный, в саже лицо. Он перебежал от печки к печке и скрылся. Тут же по земле ухнуло так, что она покачнулась. Почернело все, заполонило едким дымом.
Нюра напряглась, села прямо на диване, наклонилась к экрану.
Господи! До чего ж на Сашу похожий!
А парень появился из-за печи, целехонький. Грязный, усталый, с автоматом наперевес. Теперь он бежал прямо на нее, во весь рост, словно глядя сюда, в свое неведомое будущее. Но вот опять грянул взрыв и кадр сменился.
Был это не ее Саша, не муж. Живой ли? – думалось Нюре. Был это другой чей-то муж, сын, отец... так похожий на ее молодого развеселого Сашеньку, с которым и прожили-то они всего два года, и который так и не узнал, что родился у него второй сынок.
Нюра сидела, как оглушенная. Так отчетливо вспомнился сейчас Саша, а она сегодня и за помин души его не пригубила.
Она вошла на кухню. На столе красовались закуски. Она взяла клюку и решительно вышла во двор. Валентина торчала там, сидела сиднем на своей скамье.
– Валь! А чего мы, разе не заслужили праздника? А ну-ка подымай зад свой, иди за Веркой, приходите ко мне на двор. Теплынь вон какая! Помянем своих!
– Да что ты! Разе пойдет она? После операции, да и застолье ж у них...
– Ну, это у них! И у нас будет! Подымайся, иди. А я за Ритой.
– Да что тебе вдруг взбрело-то? Еле сижу, а ты – поди!
– А ниче не взбрело! Може последний год живём! Чего сидеть-то! Помянуть надо... Ступай, ступай, пересиль себя, зови... И может Никитичну там встретишь, тоже зови.
Валентина нехотя со вздохами и скрипом запереваливалась через улицу. А Нюра с клюкой посеменила к Рите. Рита – безотказная. Она быстра на ногу, обежит. Сказала – Ольгу кликнет и Егорыча, старого их председателя. Хоть и не был он фронтовиком, с детства был с одним глазом, но всю войну с бабами тут прошел.
Нюра вернулась в дом. Ох, чего это... Народ кличет, а закуски-то мало. Но подумала и махнула рукой! Чай не голодные придут!
Подрезала ещё колбаски, собрала в корзину тарелки, выставленные невесткой, вынесла на улицу, вернулась за картошкой. Для Нюриных ног и эти метанья уж были подвигом.
Пришла Валентина с горой пирогов. Сказала, что Вера не придет. Болеет еще. А за Валентиной пришли и Рита с Ольгой, в руках – бутылка браги, кастрюлька с котлетами.
– Ритуль, а Люсю-то, Люсю Мартынову тоже ж надоть... На троих ведь сыновей – похоронки.
– Так лежит она, не ходит уж.
Во дворе, залитом красным вечерним солнцем собирались старики. Вот уж и брага лилась по стаканам, капала на деревянный стол.
– Давайте, за Сашу мово! И за всех наших мужиков погибших. За Витю твоего, Ольга, за Сергея, что сгинул, Рит... За всех! За Победу!
Двор наполнялся. Привела дочь Егорыча. Держась за бок пришла все же Вера, не удержалась. Робко заглянула старуха Митрофановна, которую привезли сюда дети уж после войны, и все закричали, замахали ей руками. А потом вдруг неожиданно пришел и Аким. Нёс он гармонь. Бабы удивились, давно уж Аким показывает всем свои скрюченные пальцы. Какая гармонь?
Аким выпил аккуратно, до дна. А потом, низко наклонившись над гармошкой, вдруг неуверенно заперебирал. Полилась мелодия нескладно, неровно. Печальной волной накатывало веселье.
Закатное солнце плавилось за огородами, а в Нюрином дворе – песни да пляски. Гуляли вдовы, старики – ветераны. Гуляли сами, без молодых. Это был их праздник.
Прибежал внучок Люси Мартыновой.
– Баба велела вам сказать, что и рада бы с вами посидеть, да не может уж. Плачет она.
– А ты ей передай, что и мы плачем, поминаем всех. Скажи, что и ее сыночков помянули, не забыли. Пусть не горюет, зайдём завтра... Вот все, кто может, и зайдём к ней. Пускай ждёт.
И молодые вдруг засуетились, заприносили старикам блюда. Сначала прибежали бабы из Веркиного двора, где отмечал ее зять День рождения. Принесли они салаты, закуски и торт, потом подтянулись и другие.
Зашёл кавказец, построивший совсем недавно у них в селе не то дом, не то дачу из красного кирпича. Принес огромное блюдо шашлыка.
– Это вам, женьщины! За Победу. Дед мой тоже воевал, погиб.
Стол у стариков ломился. И кто ж это все съест?
Развеселые Нюрины гости гуляли во дворе, балагурили и пели, плакали и смеялись. За калиткой толпами останавливались молодые парни и девки – смотрели молча, как гуляют старики, потом шли дальше.
А Аким уже играл дробно, с переборами. Куда делся артрит?
И тут вышла на середину Нюра с клюкой, запритопывала больными ногами о твердую весеннюю землю, завела частушку. А за ней выскочила шустрая Рита Ивановна – глаза черные горят, а юбка так длинна – на подол ступила, хорошо хоть поймали. А когда руки свои полные раскрыла и пошла по кругу толстая Валя, взмахнула своей черной юбкой, и двор показался тесен всем.
Бабы, еле ходящие уж по дому, отплясывали, били больными ногами, вспоминали молодость. Слезы текли по морщинистым щекам от избытка чувств, с непривычки сдавало дыхание, но бабы плясали, сменяя друг дружку.
И тут Митрофановна затянула:
– Каким ты-ы был, таким ты и остался, орел степной, казак лихой…
И эту песню в разноголосье подхватили старухи.
До темна, до звёздного неба неслись над деревней, над рекой, над миром вдовьи песни. И если б видел их кто-то из далекой вселенной, если б смог разглядеть, то непременно бы заметил, что среди этих женщин сидят невидимые людскому глазу солдаты. Отцы, мужья, сыновья, братья... Они молчаливо слушают, качаясь с поющими в такт.
И рядом с каждой старухой-вдовой – молодой ее солдат.
***
И пусть под звездным небом настанет мир...
Активная ссылка на канал автора ♏️ https://dzen.ru/persianochka1967?share_to=link Маленький разведчик
Войны рассказы.
В конце июля 1942 года никто не сомневался, что Майкоп сдадут немцам. Их самолёты часто пролетали над городом, сбрасывая бомбы. Мы жили на самой окраине, дальше только бурьян. Мама работала в племенном хозяйстве, там выращивали баранов и овечек. В один из дней над нашими головами пролетели два немецких самолёта. Один отбомбился, а второй ни одной бомбы не сбросил. Проводив его взглядами, люди успокоились, но послышались взрывы. Я тут же бросился бежать на их звук, ведь именно там был скотный двор хозяйства. Когда подбежал, увидел, что на заборах висят останки животных. Начальник мамы, заметив меня, придержал: «Подожди, не разобрались ещё тут». Через час мне издали показали платок мамы, он был весь в крови, но я всё равно его узнал. Найти что-то ещё не удалось. Моя мама погибла. Приютила тётка, она жила в станице, что была в десяти километрах от Майкопа. Чья она родственница, отца или матери, я толком не знал. Приезжала пару раз к нам в город на рынок, оттого и знались. У тётки было трое детей, самому старшему девять, муж воевал. Работая на колхозном поле сторожем, она воровала турнепс, который потом солила. Я сделал ей замечание, но она пропустила его мимо ушей, сказав лишь, что когда будет голодно, я ей спасибо скажу.

Но благодарить тётку не пришлось. 10 августа до нас дошли слухи, что Майкоп сдали. Тётка собрала мне котомку и показала в сторону большака:
- Иди туда, там Красная армия отступать будет, подберёт кто-нибудь. Мне такую ораву не прокормить, немец скоро здесь будет.
Помню, что меня поразили тогда её слова. Она не сказала «наши» отступать будут, а именно «Красная армия». А ещё я догадывался о причине её поступка. Она боялась, что я выдам её с турнепсом. Делать нечего, пришлось идти на дорогу. По ней действительно отступали наши войска, но меня никто не подбирал. В раннем детстве я переболел корью, мой рост сильно замедлился. В свои пятнадцать я выглядел лет на десять. Кому нужна такая обуза? Показались конные, это были казаки. Один из них остановился возле меня.
- Родители где? – спросил он, нагнувшись ко мне.
- Нет их.
- Денисов, забери мальчонку. 
Подъехала телега, возница, пожилой мужчина, подвинулся, освобождая мне место.
- Есть хочешь?
- Нет.
Мы ехали до самого вечера, ночевать остановились возле небольшой речки, на берегу которой стояло несколько домиков.

Казаки развели костры, принялись кашеварить. Из кустов раздались крики. Двое бойцов вывели на поляну человека в серой форме, его руки были связаны за спиной.
- Товарищ командир, что с ним делать? Надоел дорогой, - обратились бойцы к казаку, который остановился возле меня на дороге.
- Да расстреляйте и делу конец, - распорядился тот.
Немец как будто понял казака, стал, заикаясь, быстро говорить.
- Он просит не расстреливать его, говорит, что может сообщить важную для нас информацию, - перевёл я слова немца казачьему командиру.
- Знаешь немецкий? – спросил казак.
- Знаю.
Кто-то подошёл сзади и взял меня за плечо.
- Тихо про немецкий, тихо. Пойдём.
Я не знал кто это, но было видно, что дядька серьёзный. Отведя меня за дуб, человек в форме спросил:
- Откуда язык знаешь?
Я рассказал ему свою историю.

Из-за маленького роста меня в школе дразнили. Особо выделялись трое моих одноклассников. Они жили в интернате, а учились в нашей школе. Они всё время придумывали мне обидные прозвища, их подхватывали другие ученики. Немецкий язык у нас преподавал настоящий немец, откуда он здесь взялся никто не знал. Он жил с семьёй недалеко от школы, в маленьком саманном домике. К нам, ученикам, относился уважительно. Несмотря на наш возраст, обращался ко всем на «вы». Чем-то я ему приглянулся, он стал заниматься со мной дополнительно. Да и мне этот тихий человек понравился. Я пропускал другие уроки, чтобы избежать насмешек одноклассников, приходил в его класс и тихонько сидел за последней партой. Дальше-больше. Я стал ходить к нему домой, где разговаривал только на немецком, с его женой и сыном, он был чуть младше меня. Учитель говорил, что у меня способность к немецкому языку. За три дня до начала войны я пришёл к нему домой. Я удивлялся идеальному порядку в его доме, а тут такое! Дверь была распахнута, на полу валялись вещи. Я понял, что что-то случилось. Больше я их семью не видел.

Мужчина в форме слушал меня внимательно, не перебивал.
- Иди кушать, через час придёшь в штаб. Вон тот домик видишь?
- Вижу.
Я подошёл к вознице, на телеге которого ехал.
- Кто этот дядька? – спросил я его, с жадностью уплетая кашу.
- Тот, с кем лучше не сорится, - ответил тот туманно.
Через час я был в указанном доме, меня посадили за занавеску, мой новый знакомый сел рядом.
- Сейчас приведут того немца, будет допрос. Слушай внимательно и немца и переводчика. Если тот переводит верно – кивай, нет – маши головой. Понял?
- Понял. 

В доме послышались шаги, сколько вошло в комнату человек, я не видел. Кто-то предложил немцу сесть, говоря по-немецки, я запомнил его голос, вероятно, это был переводчик. Два человека задавали пленному немцу вопросы на русском, а переводчик переводил. Пока всё шло хорошо, перевод был почти дословным и верным. Допрос подходил к концу. Кто-то сказал: «Он нам больше не нужен». Послышался голос переводчика: «Вас сегодня расстреляют, нужно бежать, я помогу». Махать или кивать было необязательно, всё было понятно по моим округлившимся глазам.

С этого дня я находился при человеке в форме, который приказал называть себя «товарищем майором». Красная армия продолжала отступать. Я видел грузовики и телеги, переполненные ранеными бойцами. Нас постоянно атаковали немецкие самолёты. Я ехал с удобствами. Большой чёрный автомобиль хоть и трясло на ухабах, но мягкое сиденье лучше соломы в телеге. Майор обо мне заботился. Я всегда был сыт, смотря в окно, грыз сахар. 

18 августа мы наконец остановились. Вдалеке гремели взрывы, канонада не затихала даже ночью. Из того, что я слышал, я знал, что немцы взяли Краснодар, но их остановили. Мы поселились в каком-то городе, в доме возле парка. Дождавшись, когда водитель и ещё один военный занесут вещи в дом, майор устроил мне допрос. Его интересовало всё. С кем я общался, кто мои друзья, где мои родители, где живут мои родственники. На его вопрос, верю ли в Бога, я ответил, что я пионер. Ответ его устроил. Как-то вечером, тот военный, который всегда сидел рядом с водителем и молчал, принёс книгу. Это были стихи на немецком языке. Майор приказал мне читать их вслух. Я довольно бегло прочитал несколько страниц. Потом он придвинул ко мне лист бумаги и стал говорить текст, мне нужно было его записать, опять же по-немецки. Я справился и с этой задачей, было видно, что майор доволен. 

В начале сентября майор пропал на две недели. Почти всё время со мной рядом находился его помощник, я уже знал, что он в звании старшего лейтенанта, но к каким войскам он со своим начальником относятся было не понятно. Майор вернулся не один. С ним приехал мужчина в строгом костюме и шляпе, о стрелки на его брюках можно было порезаться. Он поздоровался со мной на немецком, я почему-то понял, что он его не учил, это его родной язык. Каждое утро после завтрака он приходил в мою комнату. Учил правильному произношению технических терминов, машин и механизмов. Рассказывал о Гитлере, о жизни в Германии, о правилах поведения в немецкой семье, как и кого надо называть. Я учил воинские звания немецких солдат и офицеров, знаки различия, по которым можно определить род войск. Слушал и запоминал, хотя не понимал, зачем мне это надо. 

Прошло несколько дней. Однажды вечером ко мне в комнату зашёл майор, посмотрев на обложку книги, которую я читал, он сел за стол и закурил.
- Тяжело приходится нашей стране. Красная армия бьёт врага, но его много. В такое время очень нужна информация, которая поможет победить. У тебя есть возможность помочь.
- Что я могу сделать? – удивился я.
- В Краснодаре штаб немецкой горнострелковой дивизии. Командовать ею хотят назначить генерал-лейтенанта Вальтера Штеттнера Рихтера фон Граберхофена. Чёрт, язык сломаешь, пока выговоришь! – выругался майор.
- А я…?
- Слушай дальше. Это отлично подготовленная дивизия для ведения войны в горах. Скоро этот генерал приедет в дивизию с инспекцией. Ты должен заменить ему сына.
В этот раз я промолчал, понимал, что мне скажут всё, что нужно знать.
- Его единственный сын умер от болезни в марте 1939 года, ему было одиннадцать лет. Генерал в нём души не чаял. Мы думаем, что у тебя получится сблизиться с ним на этой почве.
- Но я же русский?! – не выдержал я.
- Нет. Вот. Внимательно прочитай, - майор положил на стол папку, - утром дашь ответ.

Ночь была бессонная. Я перекладывал листы бумаги, читая напечатанный текст. Из всего этого выходило, что я сын немецкого горного инженера, который жил с семьёй в Майкопе, работал на нефтепромыслах. Повествование о немецкой семье заканчивалось 1940-м годом. Что было дальше – тайна.

Утром пришёл майор, было видно, что он нервничает, таким я его раньше не видел. Он достал папиросу, но курить передумал.
- Что скажешь?
- Я согласен, - ответив, я протянул ему папку.
- Оставь у себя - читай, запоминай. Это твоя жизнь, ты должен знать её назубок.
- А если появиться настоящий сын инженера?
- Это исключено.

Началась зубрёжка. Тот самый мужчина в строгом костюме опять приходил по утрам. Спрашивал подробности «моей» жизни, иногда пугал меня, повышая голос. Оказалось, что школу я не посещал, так как отец опасался, что меня побьют дети русских рабочих. Моим воспитанием занималась мама, которая дала мне необходимые знания. 

Как-то вечером, когда я вышел из комнаты по нужде, услышал разговор моего учителя с майором. Тот сомневался во мне, говорил, что мой немецкий плох. Срочно придумали соседей инженера, которые следили и подслушивали его семью, а значит, разговаривать на родном языке, мне приходилось мало.

Наш последний разговор с майором состоялся в середине сентября. Это был инструктаж по поводу связи. С его слов за мной постоянно будут наблюдать. Он назвал мне несколько слов, в зависимости от дня недели, они были паролем, чтобы я знал, что разговариваю с нужным человеком. Целых пять дней заняла дорога до Краснодара. Меня вели какие-то люди, они всегда молчали, лишь изредка переглядываясь между собой. 

Дорога, по которой должен был проехать генерал, усиленно охранялась. Нам с трудом удалось к ней подойти, но провожатые меня оставили. Дальше я должен был действовать один. Просидев в кустах полдня, я выбежал под колёса генеральской машины. Картеж из трёх машин остановился. Немецкий офицер из первой машины замахнулся на меня, собираясь ударить. Я закричал на немецком, прося прощения. Генерал услышал, офицера остановил. Больше недели я жил с немецкими солдатами. Допросы были каждый день, два раза меня избили. Однажды утром за мной приехал гауптман. В Краснодаре меня помыли, одели. Я понял, что прошёл проверку. Генерал относился ко мне хорошо, называл именем умершего сына, я всячески ему подыгрывал. После окончания инспекции мы улетели в Берлин, но в декабре вернулись, генерала назначили командиром дивизии. 

P.S. Это вся информация, которую мне удалось найти. Думаю, что многое ещё под семью печатями.
Активная ссылка на канал автора ♏️ https://dzen.ru/id/601cc93d1d567b1eb08756cd?share_to=link Родня.
Войны рассказы.
Как глупо попался! А ведь командир партизанского отряда приказывал в село не заходить. В свои пятнадцать лет, я уже был опытным связным, знал все тайные тропинки до соседнего отряда. Подойдя к селу, решил ослушаться приказа, хотелось проведать мать, а ещё Светлану, мою одноклассницу, она мне очень нравилась. Заглянув в окно родного дома, видел, как мама штопает одежду, хватило ума не постучать. Возле хаты Клавдии, матери Светланы, забыл об осторожности, на том и «сгорел». Женщина плакала, а любимая мной девочка её утешала, отвлёкся. Обернувшись, увидел двух полицаев, которые повалив меня на землю, связали. 
- Входи, - полицай толкнул меня в спину, - гостем будешь.
В просторной комнате сидело ещё четверо с белыми повязками на рукавах, но мой взгляд остановился только на одном человеке. 
- Вот, разжился, - полицай, поставив на стол почти полную четверть, развернул рушник, показывая всем варёную курицу.
- Где это ты так?
- К Клавдии зашёл.
- А ведь божилась, что у неё ничего нет!
- Спрашивать не умеешь.
- А ты умеешь?
- Как видишь. Ты за старшего остался, дознайся, чего он у неё под окнами делал.
- Завтра Фрол приедет, пусть он и спрашивает. 
- Я смотрю, вы знакомы?
- Родня получается, отец один.

После смерти своей жены, мой отец сошёлся с мамой, у него уже был сын. Старший брат с самого моего раннего детства издевался надо мной, бил палкой, заставляя выполнять за себя работу. Я жаловался матери, но она боялась своего мужа, просила терпеть. Когда Виктору, так звали брата, пришло время идти в армию, он нарочно сунул свою левую руку под ремень молотилки, я это видел, и он знал об этом. Началась война, отец с Виктором из села пропали, приходили военные, спрашивали про них, но мы с мамой ничего не знали. Выходит, объявился брат. 
- Пошли, поговорим, - Виктор вытолкнул меня за дверь.
Возле дома стояли две лошади, меня привезли на одной из них, щипая траву, они дёргали ушами, отгоняя гнус.
- Мать твоя жива, потому что я молчу. Знаю что ты с партизанами.
- В ноги тебе упасть?! – я с трудом сдерживал злость.
- Не надо, родственники как-никак. 
- Отец где?
- Умер год назад.
- Чего в полицаях?
- А ты предлагаешь мне в Красную Армию идти? Нет уж, я здесь пригодился.
- Вспомнится тебе всё! Окна, вон, ставнями закрыли, боитесь!
- Завтра Фрол приедет, старший наш, расскажи ему всё, что знаешь. Я слово за тебя скажу, живой останешься.
- Сейчас убей.
- До утра подождём.
Проводив меня в дом, Виктор приказал завести лошадей под навес и дать им сена. Один из полицаев проверив, как связаны мои руки, запер меня в чулане. 

«Неужели завтра умру?!» - в заступничество брата я не верил, рассказывать ничего не собирался. Устроившись за ларём, попробовал пошевелить руками, не вышло, хорошо связали. Последний солнечный луч, пробившись через дырку в крыше, высветил осколок стекла. Его блеск больно ударил по глазам, я не торопился, ждал, когда в доме уснут. Уже в темноте пришёл Виктор, он был пьян:
- Приври завтра чего, чем больше расскажешь, тем дольше жизнь.
Отвернувшись, я промолчал. Крики и песни в доме уже давно стихли, а я всё не решался пошевелиться. Наконец, придвинувшись к осколку, я сжал его руками, пошла кровь. Несколько минут я резал верёвку, прислушиваясь к малейшему шуму, фыркали лошади, ветер трепал тряпку на окне. С ногами вышло быстрее, узлы верёвки были не такими тугими, я свободен. Хотелось быстрее уйти, но не просто так. Приоткрыв дверь в дом, я увидел спящих полицаев, двое лежали на голом полу, на столе, чадя, стояла керосинка. Лошади не понимали, почему их среди ночи выгоняют на улицу, глядели на меня своими большими глазами, пока я выливал остатки керосина на их сено, занялось пламя. Будучи на окраине села, я видел зарево пожара, не жаль мне было этих людей, и брата не жаль.
Активная ссылка на канал автора ♏️ https://dzen.ru/id/601cc93d1d567b1eb08756cd?share_to=link Тридцать дней
✨
Тридцать дней, всего тридцать дней, - думала Вероника наблюдая за Наташкой и Сашкой, близнецы копались в песке, поворачивая к ней свои одинаковые мордашки и хитро улыбались.
-Мы продержимся мама, я обещаю, - шепчет Вероника, - всего-то тридцать дней.
Я справлюсь!
Я смогу!
- Девочки, собираемся, и идём домой.
- Неть! - в один голос заявили близнецы, - неть, неть, неть!
-А я говорю идём домой. Я пошла, всё. Пойду сварю себе вкусное какао и буду пить с пряниками.
-А де пьяники? Нетю...
-Я в магазин зайду и куплю.
-А Натаски?
-А Саски?
-А Наташки с Сашками пусть на улице сидят, понятно?
Девчонки дружно подхватив своих куколок, открыли синхронно рты, чтобы заорать.
-Идите сюда, пойдём за пряниками, горюшки луковые.
Девчонки в припрыжку прибежали к Веронике, взяли за руки с обеих сторон и припрыгивая заглядывая ей в глаза, начали узнавать какие пряники она им купит.
-Мне соколадные
-А мне с повидьём
-Какие куплю такие и будете лопать, ясно?
-Яшно. А кода мама пидёт?
-Мамоцка когда придёт?
Вероника держится, как сказать им, двухлеткам, что никогда. Будут ли они помнить её, или забудут?А вдруг ничего не получится и их заберут. Тридцать дней, всего тридцать дней, - думает Вероника, - главное продержаться до этого времени.
Вероника зашла в магазин с девчонками. Им улыбались, их все знали.
-Привет, принцессы, - говорит охранник, дядя Гаджи глядя на Веронику и подмигивая девчонкам, - как ваши дела сегодня.
-Хоросо, - говрят близняшки в голос - мы пьишьи за пьяниками, есь пьяники?
-Конечно есть, - наклоняется к малышкам дядя Гаджи, -а денежки у вас есть?
-Есть, - машут одинаковые девчушки, - воть, - они показывают маленькие ладошки на которых лежат листочки одуванчиков, - это денезки, мнёёёго.
-Ооо, это действительно большие денежки, дети, берегите их. - он поднимает глаза к Веронике, - как ты девочка.
-Нормально, дядя Гаджи.
-Может нужно что, не стесняйся, не молчи, поняла?
-Да... Спасибо вам.
-Ну бегите покупайте свои пряники, Ника, ты знаешь что и я, и тётушка Адина, мы всегда поможем, слышишь?
Вероника ещё раз поблагодарила папу своего одноклассника, и пошла с девчонками по рядам.
В голове девушки всё последнее время билась мысль, тридцать дней. С каждым днём число уменьшалось, но пока тридцать. Завтра будет двадцать девять, потом двадцать восемь...
А пока тридцать...
Купив необходимое, Вероника с девчонками пошли домой.
Сашка с Наташкой о чём то трещали, спорили, задавали вопросы, Вероника машинально отвечала, она думала про тридцать дней.
Дома, раздев малышек и усадив их ждать какао с пряниками, Вероника набрала номер, там сначала сбрасывали, а потом вообще отключили.
-Да что такое-то, а.
Накормив девчонок ужином, напоив их какао с пряниками, Вероника села за стол и уставилась на узор на клеёнке.
-Мама, мамочка...что мне делать? А вдруг...
-Ты чего в темноте сидишь, - раздался хрипловатый голос.
- Стас! Ну как так можно? Сначала не брал трубку, а потом вовсе отключился.
- Жрать хочу, есть чего?
- Стас, я с тобой разговариваю или с кем?
- Ника, не начинай, не строй из себя строгую мамочку, ты старше меня всего на два года. Сама -то, тоже не ангел...
Вероника в два шага оказалась рядом с худеньким, задиристым мальчишкой.
-Ты что, - зашипела она, - ты не понимаешь, да? Не понимаешь? Близняшек могут забрать сто процентов и тебя тоже, ты не понимаешь?
Нам надо сидеть как мышам, месяц, один месяц, я же просила тебя, что ты опять натворил? Это что? Алкоголь? Ты что пил, - девушка отшатнулась, - а знаешь что? Чёрт с тобой, пусть тебя забирают, да, я не могу с тобой справиться, а за близняшек я повоюю. А ты... Делай что хочешь, пей, кури дерись воруй, мне плевать...
Ты маму не слушал...
-Я? Это я виноват, что она у... у… что её нет, да? Ты меня винишь? - голос мальчика сорвался и перешёл на визг.
- Стас, успокойся
-Конечно, это я виноват, что она связалась с этим... и родила девчонок, - уже всхлипывает мальчик, он вдруг становится маленьким, Вероника подходит и прижимает его к себе, тот яростно вырывается, девушка с силой прижимает его опять.
- Успокойся, слышишь? Мне нужна помощь... твоя. Я тебя прошу, пожалуйста, продержись этот месяц, тридцать дней, всего тридцать дней, мне исполнится восемнадцать и я возьму над вами опекунство.
-А если тебе не дадут?
Вероника вдруг поняла что брат ...боится.
-Послушай меня, слышишь? Послушай, - мы с тобой уже взрослые, даже если нас... тебя заберут в детский дом, ты никогда не сможешь забыть маму, меня, близнецов, а они забудут, понимаешь? Ты понимаешь?
Мальчик плакал, навзрыд, захлёбываясь слезами, заикаясь, хватая ртом воздух.
-Всё, всё, успокойся. Я рядом, слышишь? Тридцать дней, нам продержаться только тридцать дней. Я никому вас не отдам.
-Уууу, ууууу, - раздался рёв, - Вероника обернулась, близняшки взявшись за руки и подняв к потолку одинаковые мордочки, плакали в унисон.
-О, господи, что случилось?
-Стяся пьясет...уууу, - объявили девчонки.
-Да что такое-то, а? -Вероника позвала близняшек, обняла всех троих, уткнувшегося в колени среднего брата и малышек.
Так и сидели вчетвером.
Тридцать дней бьётся мысль у Вероники в голове, тридцать дней, думает мальчишка, - а вдруг?
Вдруг раньше чухнут? Вдруг заберут? Права Ника надо сидеть и не отсвечивать, а он... дуrак, блин. Ника старается, а он... Мальчик поднял заплаканное лицо на сестру.
-Нет! Я мужик, я вас защитю... защиню, защищу!
-Да, - сказала с гордостью Вероника, - ты наш защитник!
Покормив брата, уложив малышек, Вероника опять присела к столу.
Мама...Девушка все эти две недели старалась не думать об этом, ровно две недели как... как её нет.
Подруга маина, тётя Люда, она всё помогла организовать, дала важный, по её мнению совет
- Мелких в детский дом сдай, они маленькие, хорошенькие их сразу заберут. Если повезёт, то в одну семью обоих. Стаса... ну тут не знаю, тяжёлый он, ты же понимаешь.
Мать с ним мучилась.
Хорошо если за папашей следом не пойдёт...
- Сама разберусь, - грубо сказала Вероника, - спасибо вам, за помощь, дальше сами.
Тридцать дней, бьётся в голове у засыпающей Вероники.
Близняшки прибежали к ней, утром проснулась от тяжести в ногах, Стас, спит в ногах.
Господи мужик... скоро пятнадцать, где он их встретит? Зависит от трид...от двадцати девяти оставшихся дней.
Они пришли неожиданно, оставалось восемь дней.
Осмотрели чисто- вымытую квартиру, заглянули в холодильник.
Сказали что забирают их...
-Нет, - встали плечом к плечу Вероника и Стас, - нет, мы не отдадим детей, - девчонки будто что-то, почувствовав, спрятались под кровать.
-Вы сами дети, вы о чём? - спросила толстая женщина, брезгливо морща губы.
Не думаешь о девочках, подумай о сестре.
Зачем ей такой груз?#опусы Ты не понимаешь? Вас же не к людоедам отправляют, - и повернувшись к какому -то мужчине глазами показала на портрет малышек.
Вероника это видела.
-Вы что? Решили продать наших сестрёнок?
-Что ты такое говоришь, Вероника?
-Ничего, уходите! Вы не получите детей!
-Ещё как получим, и ты ничего не сделаешь, - толстой надоело сюсюкать. - Хватит, собирайте малышек, и этих, - она кивнула в сторону Стаса и Вероники.
Мужчина шагнул в комнату, заверещали близняшки, Стас кинулся на полицейского, закричала Вероника.
-А что здесь происходит, а? Вероника, я на час не могу вас оставить одних? В чём дело? Кто эти люди?
Вероника подумала что она, сошла с ума, все замолчали, даже близняшки.
На пороге стояла... мама...
-Вы кто? - просипела толстая.
-Я? А по мне не видно?
-Она... вы ... умерла...вы...
-Я родная сестра Марии и родная тётя детей, а вот документы об опеке, я единственный живой совершеннолетний родственник детей, мужчина, быстро отпустите малышек.
Близняшки, почувствовав свободу, прижались к сестре и брату смотря во все глаза на "мамочку".
-Ну? Я долго буду ждать?
Все вышли, она шагнула к детям, обняла. Прижались, сопят, потом плакали все вместе.
Близняшки уцепились за шею и ни в какую не хотели отходить от"мамочки", целовали, гладили, жаловались как скучали. Сразу и ручка боба, и ножка вава.
-Де, бия, де бия, пьякаи! Ми так пьякаи, иииии. Ника пьякая, Стася пьякай, не уходи!
-Да вы мои котятки, не уйду, никогда не йду, и никуда, - Ольга, так звали тётю, которую ребята никогда не видели и которая была как две капли воды похожа на маму, - целовала крошечные пальчики, зарывалась в пушистые волосики, потом позвала Веронику со Стасом, и опять обнявшись, они сидели и ревели.
-Всё хорошо, мои сладкие, всё хорошо, я рядом. Я никому вас не отдам.
Уже вечером, сидя на кровати, в окружении спящих Сашки с Наташкой, их куколок, Вероники и Стаса, Ольга рассказала почему много лет не общалась с родной, единственной сестрой.
-Я не хочу обвинять никого.
Мы с Машей из детского дома, да вы наверное и сами знаете, я на четыре года старше, всегда чувствовала ответственность за младшую.
Так получилось что полюбили одного мужчину.
Ника, твоего папу.
Он был моим мужем, я не могу меть детей...
Они сбежали, - пожала плечами тётя, сбежали...А я осталась одна. До меня доходили отголоски её жизни, что он бросил её, я старалась вернуть сестру.
Но она уехала, потом встретила папу Стаса, - кивнула тётя на мальчика, я подумала пусть, может остепенится.
Я вышла замуж, жила с мужчиной, не знаю зачем? Чтобы заглушить одиночество.
Он был неплохим, но пил...Я его выгнала, искала её.
Нашла, звала вернуться.
Ей было тяжело одной с двумя детьми, она не согласилась.
Сказала что... Сказала что... что я хочу забрать Никушу, - тётя посмотрела на Веронику, -ты похожа на своего папу, она решила что я заберу...
Я тоже рассердилась, сказала больше не потревожу её.
Она нашла меня сама, полгода назад, сказала что больна.
Мы много разговаривали.
Я согласилась на командировку за рубеж, думала есть время... потому и опоздала, документы мы начали готовить заранее, остались мелочи.
-Нас не заберут, тёть Оль?- вновь почувствовав себя маленькой спросила Вероника.
-Нет, ты что, детка, ты что? Я с вами.
Надо решить, мы остаёмся здесь или уезжаем в мой город?
Они всё же решили уехать.
-Как расцвела Ольга Владимировна, - удивляются коллеги какая она красивая.
-Ага -говорят другие, - и добрая.
Вероника поступила учиться, Стас пошёл в школу и на новом месте проявил себя очень хорошо.
Близняшки пошли в садик.
-Господи, какая же я счастливая, спасибо тебе. И тебе, моя маленькая сестричка, моя Мария, за счастье стать матерью...
Мавридика де Монбазон