***

Я ПОХОРОНЮ ТЕБЯ, ОБЕЩАЮ
#РассеянныйХореограф
– Ну, а Вы куда едете?
– К сестре. Не виделись уж три года. Только вот по телефону и общаемся...
– Конечно, тогда надо увидеться...
Надежда Васильевна – приятная интеллигентная бабулечка с лёгкой грустинкой в глазах. Вот и сейчас, как заговорила она о сестре, в глазах мелькнул огонек боли. И внимательная соседка заметила:
– Что-то случилось там? **"
– Болеет сестра...
– Вот и хорошо, что едете. Может и поднимите её на ноги.
Надежда лишь вздохнула.
Вышла Надежда Васильевна на маленькой станции, в провинциальном, но вполне симпатичном городке. Вышла вечером.
Погода глубоко осенняя. Земля заиндевела и хрустким ледком подернула лужи. Надежда поежилась – у них на юге куда теплее.
Но воздух здесь был родным. Немного горьким и терпким от листьев, от окружающих городок лесов и ещё от чего-то далёкого – из самого детства. Сколько раз уезжала она с этого старого вокзала, пока не уехала окончательно.
А потом возвращалась... Но все больше по грустным делам – хоронить близких, папу, маму...
Мама ждала ее до последнего тогда. Уж в поезде узнала она, что мамы не стало – не дождалась.
А теперь вот Вера.
Вера-Верочка ....
Сестра старшая, единственная сестра. Одно время было – они поссорились. Из-за чего? Из-за чего ссорятся сестры. Из-за наследства, конечно. Оказались у родителей две квартиры, вот и не могли никак разделить.
Тогда Вера сама приехала к Наде. Поплакали, обе друг другу повинились, да и помирились, не меняя ничего уж в делах наследственных. Только вспоминали детство, общие радости, да жаловались друг другу на невзгоды.
До дома сестры тут было совсем недалеко, но Надежда пошла искать такси. Годы уже не те, чтоб с сумками таскаться, да и в последнее время она, можно сказать – наконец-то, научилась себя жалеть. Хватит уж. Возраст – пора и пожалеть себя.
Условия для этого у неё сложились к старости лет неплохие. Дочка уж давно работала в банках, занималась инвестициями и как-то удачно умела распорядиться даже самыми небольшими накоплениями. Вот и у нее, у Надежды, сейчас был приличный капитал на счету. Такой, о котором и не мечтала в годы зрелые.
Знать бы раньше, что те деньги из-за которых ссорились с сестрой, вскоре сгорят все в жерле инфляции ... Эх, знать бы, нервы б не мотать.
Уж и внуки семейные, уж и правнуки растут. Все, что она имела, могла хоть сейчас отдать им. Не привыкла, что есть лишние деньги, волновалась за них. Делала весомые подарки, помогала внучатам.
Дочь ворчала:
– Мам, балуешь ты всех. Для себя поживи, вот в санаторий съездили с тетей с Верой, а подумай, куда ещё хочешь. Или себе что-то купи.
Надежда обещала, но опять и опять делала подарки близким.
А сейчас ехала она к сестре. Сестра заболела серьезно. Уже выписали её из больницы домой. Алексей, племянник, говорил, что "помирать мать выписали" еще три месяца назад.
Время шло, сестра слабела. И последние телефонные звонки, их разговоры, заставили Надежду ехать за две тысячи километров к Вере.
Вера-Верочка.
Сестра была старше ее на три года. Сильная, независимая, добросердечная Вера. Сейчас она стала зависимой от сына и от его жены. Хотя официальной женой Ирина ему не была. Всего лишь год, как жили они с Алексеем. Оба были давно в разводе.
А Вере все хуже становилось во всех смыслах. Ей меняли назначения, обещали, что станет лучше, велели бороться. Но Вера – хоть и слаба совсем стала, но не глупа. Понимала – дни её сочтены.
А недавно, рассказала она Наде по телефону, услышала, как Ирина шепчет сыну:
– У тебя мать помирает, а ты пьешь...
– Тихо ты! Орёшь! – зашипел он, – А может я поэтому и пью?
– Дождешься, уйду! Надоело мне все это! – ревела Ирина.
Да, Алексей выпивал. Не так, чтоб уж совсем – пьяница, но бывало это довольно часто. А в последнее время все чаще.
Ирина дергалась. Кому ж понравится, ухаживать за чужим человеком, когда помощь твою совсем не ценят?
Но, похоже, Ирина себя ощущала неким спасителем-благодетелем. Исполняла, все, что надо, привычно старательно, приговаривая одно и то же.
– Вы поправитесь скоро. Надо верить, Вера Васильевна. Надо верить.
А на пессимизм Веры возмущалась:
– Даже не думайте, не смейте думать о смерти. Выздоравливайте!
И вроде, чего б ещё желать-то. Повезло. Но эта ширма, отделяющая ложь от правды угнетала. Ирина уводила разговор, сюсюкала с ней, как с маленькой, излишне суетилась.
– Как дела у дочки твоей, Ириш?
– Прекрасно, прекрасно дела.
– Ты ж говорила Лёше, что машину разбила она...
– Нет, нет. Послышалось Вам. Прекрасно все, не волнуйтесь. Нельзя Вам волноваться.
– По-моему, мне уж все можно..., – огорчалась Вера.
Ее оградили от новостей, от реалий жизни, чуть что – переводили разговоры на посторонние темы, даже если это касается чужих. Пустые слова.
А уж о ее собственном состоянии, Вера могла лишь догадываться. Ей ничего о болезни не говорили.
Надежда ехала к сестре без предупреждения. Так вот решила, чтоб не волновать.
Надежда подняла глаза. Слепым вечерним светом задернутых штор тускло светились, казалось, заиндевевшие родные окна.
Дверь открыла Ирина. Виделись они впервые.
– Здравствуйте, Вам кого?
– Здравствуйте! Я– Надя, сестра Веры Васильевны, а Вы, наверное, Ирина?
– Как это, Надя? Вы ж ..., – наконец, она поняла, – А! Вы приехали что ли? Заходите, – она сделала шаг назад в тесной прихожей, – А Вера Васильевна уже спит.
– Ну, ничего, разбужу...
– Что Вы! Ей и так нелегко, пусть спит. Вы ... Вы у нас остановитесь?
– У вас, я ж – к сестре.
Эту квартиру получил папа Надежды и Веры, когда были они подростками. Сколько радости тогда было! Двухкомнатная квартира с отдельной кухней, ванной и туалетом внутри, казалась огромной. После комнатки в коммуналке на пятерых с их бабушкой и с удобствами на улице это было и не удивительно.
Теперь же квартира казалась совсем тесной. Надежда поставила чемодан, слегка улыбнулась, когда Ирина показала, где у них ванная, посмотрела на себя в зеркало ванной – усталая с дороги, морщины на шее, под глазами – круги.
Здесь, в этой квартире, старость особенно была удивительна. Из этого зеркала на неё всегда смотрела молодая Надя. И теперь на её место пришла вот эта пожилая дама с черепашьей шеей.
Надежда автоматически растянула кожу под подбородком. Потом вздохнула, поправила волосы и вспомнила, что лет ей уже немало. Произнесла про себя спасительную в таких случаях мысль " Если б мы не старели – не росли бы наши внуки. Каждому времени – свои законы."
Ирина суетилась, извинялась, на ходу убиралась. Объясняла, что Алексея когда на дежурство собирают, всегда вот так...
– Ну что Вы, Ира. Это Вы меня простите, что я без предупреждения.
– Так ведь имеете право. А Вера Васильевна совсем плоха. Уж и не знаю, что делать. Я уж и доктора звала, обезбаливают ведь только, вообще лечить не хотят. Доктора называются.
– Ира, а можно я все же пойду к сестре?
– Так ведь ... Ваше дело, но ее беспокоить ничем нельзя, Вы уж имейте в виду. О диагнозе – ни слова, пожалуйста.
Надежда обещала. Странно все это – Ирина, зная жёсткий диагноз, жалуется на врачей. Как будто сама себя обманывает.
Надежда приоткрыла дверь спальной. Сначала показалось, что на постели никого и нет. Вера полной всегда была, а сейчас... Да и седые совсем волосы слились со светлым бельем. Лёгкий свет просачивался сквозь щель темных занавесок.
Надежда прикрыла за собой дверь и прислонилась к косяку. Здесь все не так, как было раньше. Все приспособлено к уходу за больным человеком. Вот, даже шкаф поставили поперек небольшой спальни, отгородив кровать больной от другой части комнаты, прикрыв ей вид в окно. Зачем?
Вдруг, лёгкое шевеление и ...
– Надь, ты?
– Я, Верунь, я...здравствуй! Думала – спишь. Узнала-то как?
Вера зашевелилась, тяжело задышала и выдохнула:
– Так ведь – жду. Думаю, приедет Надя, должна...
Голос тихий, но такой родной.
Надежда подошла к постели, села на край, взяла сестру за худые холодные руки.
– Приехала. Как я могла не приехать к тебе?
– Так ведь уж...немолода, ноги вот... Думаю, далеко больно...
– Да ну... Хорошо доехала, спокойно. Зять в поезд засунул – адью, тещенька. Как ты?
– Хорошо...
Можно было и не спрашивать. Видно было даже в темной комнате – плохо.
Истончившиеся в болезни губы застыли в неком подобии полуулыбки. Даже сил порадоваться приезду сестры уж не осталось.
В дверь заглянула Ирина.
– Разбудили? Ой, что же делать? Будем колоть, иначе не уснет, а я ведь не могу, мне ж на работу завтра. Плохо, что проснулась...
Она включила резанувший глаза свет и начала готовить какие-то лекарства.
– А в туалет не хотите? А бок не тревожит? А не душно?
– Ира, а давайте чаю выпьем, а? – попросила Надежда.
Ирина встала, как вкопанная:
– А как же...– махнула рукой на лежащую Веру, как на экспонат.
– Так и она с нами. Проснулась же.
– Ну,что Вы. Ей на ночь чай нельзя. Совсем нельзя. Ей только воду...
– Вер, а чего чаю-то нельзя?
Вера пожала плечами.
– Верунь, мы пошепчемся тут о тебе, ладно?
Надежда попросила Ирину выйти. Оказалось, что чаю нельзя лишь потому, что он бодрит, и от него худо спится.
– Ира, по-моему, с таким диагнозом можно уже все.
– Ну, зачем Вы так! Ведь всегда есть надежда...
– А можно спросить, почему шкаф так стоит? – перевела разговор Надя.
– Ну, это чтоб диван отделить от кровати, там иногда Леша спит или Витька, когда приходит. Вот и сделали, чтоб Веру Васильевну не стеснять. Там ведь у неё и туалет и ... сами понимаете. Типа две теперь комнаты ...
Чай взбодрил и Веру, хоть и сделала она всего три глотка. Когда включился свет, Надежда обнаружила сестру в заношенной штопанной футболке.
Это Веру -то! Ту, которая никогда не позволяла себе даже дома быть замухрышкой.
Надя полезла в свой чемодан, и вскоре Вера была уже в новой трикотажной сорочке.
Ирина ушла спать, а Вера с Надеждой ещё долго беседовали о близких, об ушедших родителях, о детстве. Правда, говорила, в основном, Надя. Сил у Веры было немного, но она, прикрыв глаза, слушала речь сестры с видимым удовольствием. Трепет и волнение памяти чувствовались во всей ее позе.
– Со мной тут, как с чуркой, давно уж никто ни о чем не говорит, – прошептала она.
Надя проснулась утром от беготни Ирины. Шли утренние процедуры.
– Верка, ты не против, я останусь тут. Посмотрю, поучусь...
Вера только кивнула.
– А зачем Вам это? Я справляюсь, – напряжённо ответила Ирина, размешивая жидкую кашу.
– Ир, а разве Вера не поест сама?
– Ну, она уже три дня ничего не ест...
– Пусть поест сама. А ты беги, куда надо. Мы справимся.
Ирина поставила кашу на тумбочку и удалилась. Вскоре хлопнула дверь. Показалось им, что обиделась.
– Чего, Верунь, обидела что ль я ее?
– Ну и пусть,– махнула рукой Вера, – Говорю ей, я и сама потихоньку, оставь... Я ж и до туалета потихоньку дойти могла тогда, а она стул этот притащила... А как спрошу чего о том, что там врач сказал, начинает врать... Мне все врут, Надь. Хоть ты мне не ври...
Надежда поймала взор сестры, требующей от неё одного – только правды.
– И не собираюсь.
Каши Вера съела одну чайную ложку.
В этот день с помощью соседа Надежда развернула шкаф, теперь сестра могла смотреть в окно. Обрадовалась очень.
В середине дня пришла пожилая медсестра, она приходила делать уколы. Поговорили наедине. Оказалось, что Вере осталось жить ... в общем, они удивлены, как она ещё живёт. Все процедуры – облегчающие страдания. Ее давно не лечат.
Впрочем, это Надежда предполагала.
– Вы знаете, самое плохое в этой ситуации, что Ваша сестра совсем одинока, как мне кажется. Вот сейчас еду я от женщины, которая тоже обречена. Там и уход хуже, а она ... Она говорит, что все сделала, дела закончила, собралась и пока ещё пытается даже быть нужной ... И мне кажется, что она счастливо уйдет. Как бы это странно не звучало.
После уколов Вера проспала полдня. Потом они обмылись и попытались покушать ещё раз. И опять – одна ложка.
Они потихоньку переоделись. Теперь Вера сидела в своих подушках в белой кофточке.
– Вот и я нарядная, а помру ... Наденька, чего боюсь-то, – тихо шептала Вера, – Ведь Лешка пьет. Как умру, напьется, да и все,– Вера отдышалась, чувствовалось, что то, что сказать хочет, важно для неё, – А Ира... Ира, хоть и заботливая, но ... Знаешь, она скуповата. Похоронят ли они меня нормально? Я чуток тут деньжат отложила, но ведь дорого все сейчас. А деньги вон там лежат, вместе с похоронным, в чулке там...– Вера показывала на полку в шкафу, – А Ире говорю, она отмахивается, говорит, что я выздоровлю. Да где уж.
И тут Надежда поняла, чего ждёт от неё сестра. Она ждёт правды. Устала она от этой недосказанности.
– Так, – деловито сказала она, – Где это все? – она полезла в шкаф и достала приготовленный сестрой пакет, – Денег не густо, конечно. Но вот что я тебе скажу, сестрёнка: у меня сейчас с деньгами очень хорошо. Очень! Я все оплачу по высшему разряду. Нечего экономить!
– Останешься? Похоронишь меня? – и в глазах – такая радость, во взоре – такое облегчение ...
– Конечно! И халатик этот великоват тебе, – Надежда развернула приготовленный халат, – Я новое платье тебе куплю. Говори, цветом каким хочешь?
Они не один день обсуждали детали похорон, место на кладбище, могилу. Надя вспоминала все, что знает об этой церемонии, узнавала детали, обговаривали мелочи.
Вера ожила. С таким трепетом и волнением говорила об этом. Сейчас ей это было очень важно.
– Ты губы мне накрась, ладно?
Когда Вера засыпала, когда силы все уходили, Надя приговаривала:
– Я похороню тебя, Вер! Похороню от всего сердца. Ты не переживай ...
Когда услышала это Ирина, раскричалась, если можно так назвать громкий шепот, которым приходилось шипеть на кухне, чтоб не услышала Вера.
– Как можно! Как так можно! Это ж Ваша сестра, а Вы говорите ей, что ... что похороните. Уму непостижимо! Вы, Надежда, похоронили её последнюю надежду!
– Зато подарила ей надежду, Ир, на то, что достойно уйдет, что не будет это неожиданностью. Я б и сама хотела, чтоб мне сказали правду. А ты?
Ирина делала большие глаза. И Надежда понимала, что смерть для этой женщины – тема запретная. Если и существует, то уж точно не подлежит обсуждению.
Через неделю Алексей встретил тётку приветливо. Разобнимались. Похудел, осунулся, оброс щетиной...
– Ох, теть Надь, мать-то ждала Вас.
– Потому и приехала. А зачем Вы её сказками кормили, почему не говорили, что умирает.
– Как почему? Чтоб не волновать...
– А мне кажется, ей искренность сейчас важнее.
– И как я ей скажу?
– Да и не надо ничего говорить, она все и так понимает, но и врать тоже не надо. Пойми, после поставленной точки, ты ничего уже ей не скажешь, ничего не изменишь. Она будет незримо существовать рядом, а ты останешься таким же ... виноватым перед ней ...
В этот день Алексей долго сидел в ногах у матери и все гдадил и гладил её сморщенную руку.
– Мам, я брошу пить. Не буду больше. Слово тебе даю. И это слово, считай самым честным в моей жизни. Ты прости меня, мам ...
А она шептала, что верит, и верила.
Алексей, без конца говоря матери о том, что все у нее будет хорошо, и сам поверил в это. Нет, не поверил, а сделал вид, как бы играл сам с собою в эту игру. А чувства подключились к игре. Они очерствели.
А вот теперь, когда вдруг признался себе, что дни матери сочтены, стало так тяжело. Тяжело, но так логично – проститься с матерью, пообещать, переосмыслить и свое ...
Он выбежал из квартиры и горько, как маленький мальчишка, заплакал в подъезде ...
И только Ирина охала и утверждала, что нельзя так с больными – нельзя говорить, что дни их сочтены. Осуждала Надежду и злилась на Алексея.
– Я не могу так. Как ухаживать за человеком, если он уже не поправится? Если думает, что умрет?
Ира не могла это понять.
А вот медсестра нашла Веру проветлевшей.
– Чудес не бывает. Вот-вот, готовьтесь ... Но вижу, что она готова к этому и совсем не боится. Это все благодаря Вам, – посмотрела она на Надежду.
Через десять дней, когда рано утром Надя раскрыла шторы и зимнее уже солнце осветило комнату, когда Ирина принесла воду для обмывания, а Надежда начала доставать свежее белье, Вера последний раз повернула к окну голову и что-то прошептала:
– Что? Что, Вер? Не слышу...– Надежда прикрыла шкаф, наклонилась к сестре.
– Похоронишь меня...– еле прошелестели губы Веры.
– Похороню, сестра! Конечно, похороню. Лучше всех похороню тебя, Верочка ...
***
А мы так многое хотели бы, но уже не можем исправить ...
«Смерть никогда не захватывает мудрого человека врасплох, он всегда готов уйти» — Жан де Лафонтен
***
Житейские истории.
Подлость
Старуха Трофимова-так зовут ее все в деревне, забыв о том, что у нее есть красивое имя Варвара, или Варя, как звали ее в молодости, копала картошку на поле. Полем, она называла маленький клочок земли, вскопанный за бутылку Колькой-соседом. Тупая, ржавая и облепленная сырой землей, лопата, была Варваре, тяжелой, прямо неподъемной. С трудом разогнув больную спину, прислушалась к себе…
-Надо отдохнуть. ВечОр, так пристала, что до кровати не доползла. На диване в кухне и свалилась, как колода. Прошу Господа, чтобы прибрал меня, а он все откладыват. **"
-Должно быть, не до меня ему. Че на каку- то старуху время терять…
Поровнее выпрямившись, воткнула лопату в землю, обшаркав руки-одну о другую, побрела на межу. Там у нее, была расстелена старая фуфайка. Лежала бутылка с водой и таблетки «от давления». Давление, она определяла по своему состоянию здоровья. Если тукает в висках-это значит-сто пятьдесят на девяносто. Если голова раскалывается- это срочно надо пить таблетку. Если болит все и сразу-надо вызывать скорую. И, надо сказать, она почти угадывала с цифрами. Сейчас у нее раскалывалась голова. Пора принимать таблетку. Усевшись на фуфайку и вытянув свои сухие, как палочки, ноги, попила. Брызнув на ладони, освежила лицо. Сунула таблетку под язык, и прилегла отдохнуть. Над землей неслышно проплывали облака. Небо,отполосканное прошедшими дождями, было свежим и ярким.
-Красота то какая! Вот прошу, чтобы Господь прибрал, а сама с землей да красотой такой, расставаться не хочу. Разве где еще есть красота такая.?
Хоть и тяжела жизнь на земле, да нету ничего лучше ее.
Детство то какое трудное досталось. Пять лет было, когда немец в деревню пришел. В дом солдаты пришли, а их, в сарай, где раньше корова жила, выселили. Мать, немцам обед варила, а трое детей, голодные… Стала она потихоньку продукты таскать. Когда картошку, когда куриные косточки. Узнали. Убить хотели. Один немец заступился. Иногда еще и шоколадом угощал. А как наши пришли, обвинили мать в связях фашистом, и в ссылку отправили. Так и оказались они на Севере. Та же полуголодная жизнь. Отец без вести пропал. Мать в колхозе работала. Трудодни зарабатывала. Михаил вырос-женился. Наталья вышла за инвалида безногого. Хорошо живут. Дети у них, а по инвалидности, пенсию получают. Мамка, здесь же, на Севере, родила еще дочку-Татьяну.
С пятнадцати лет Варя работать дояркой пошла. Как рученькам не болеть! Сколько ведер воды, молока эти рученьки носили! Спину гнули. Зиму и лето-в сапогах… Вроде и молода не была. Только работа вспоминается. На работе и с Федором встретились. Серьезный мужик, работящий. К матери пришел, посватался. А мать-рада от души. В те годы, мужиков то в деревне мало было.Да и ей хоть ей полегче. А Татьяна, восемь классов закончила, и в город подалась.
-Не хочу, кричит, как вы, всю жизнь в сапогах да в навозе…
Только в шестьдесят первом, стали за труд-деньги давать. Варвара с Федором надумали дом строить. Колхоз — это дело одобрил. Дети –сын да дочь подрастали. Дом получился на славу! Просторный. Три комнаты, кухня, прихожая. Все, как мечталось.
Мать в одночасье умерла. Схоронили. Через год приехала из города Татьяна. Губы помадой накрашены, ногти-лаком. И впрямь, городская. Посмотрела она на Варю.
-Да…Чухонка - чухонкой. Ты хоть бы завивку сделала! Сейчас все с химией ходят. Вот у меня-легкая химия…
Сначала говорила, в отпуск приехала. Потом сказала, что уволилась. Надоело ей в пивной пьяные рожи глядеть! Пошла работать нянечкой в ясельки. В колхозе это была самая малооплачиваемая работа. Поэтому туда никто не шел. А она согласилась.
-Это вам деньги нужны! Родили себе «спиногрызов!» Сейчас до смерти, ,кормить их будете…
Наталья, старшая сестра,только головой качала.
-Н е в мамку, и не в нашу породу! Мы, до работы жадные. А она, работать не любит. Гони ее, Варя, со двора. Пусть в мамкином доме живет. А то ей у тебя хорошо, на всем готовеньком. И тепло, и чисто, и поесть приготовлено.
Варя и думать об этом не могла-
Как это, родную сестру из дому гнать.-
- Скучно ей в мамкином доме, Да и печка там худая…Пусть живет.Места хватит!Гордится Варя своим новым домом. Потолки беленые. Стены, обоями бумажными оклеены, а пол красивой, светло-коричневой краской покрашен. На окнах, герани, тюлевые занавески. Посмотрела бы мамка, порадовалась, как Варя живет! И на ферме, все хорошо, и в семье.
Лето в тот год выдалось жаркое да оводное. Уж столько оводу, что днем скотину на пастбища не выгоняли, пасли ночами. И доить коров-одно наказание! Брыкаются, лягаются. Вот и Варю, корова по ноге лягнула. Распухла нога. На покос надо, а Варя- на ногу наступить не может.
- Давай, я поеду! Думаешь, не справлюсь?
Так и решили. Варя-по дому управляется, а Федор с Татьяной, сено косят.
Только стала замечать Варя, что как то по другому Татьяна с Федором разговаривают. Татьяна, раньше. Федора, будто и не замечала. А сейчас все о нем говорит-
-Мы с Федей двадцать копен сгребли…Мы с Федей, только дважды отдохнули, торопились до грозы…
Прибежит с работы, да скорее на покос собирается…
Как Варя догадалась, сердце ее, чуть не остановилось от этой подлости. Два самых родных человека, муж да сестра, предали.
Начала с Федором разговор-тот,глаза прячет, а клянется-божится, что ничего нет.Что любит он,только ее,Варю... Татьяна же, не стала отпираться.
-Да, мы с Федей-любовники! Захочу, и совсем из дому уведу! Не все же тебе! И муж, и дом новый…А я,чем хуже?Погляди на себя-Чухонка!На голове- черт-те-что и навозом провоняла!
Хорошо, что детей в это время дома не было. За хорошую учебу, в лагерь их путевками наградили
Так вот что! Ей новый дом сестры жить мешал! Позавидовала. Услышал это Федор, рассердился и выгнал Татьяну. Старался помириться с Варей, загладить вину.Рассудил по мужски-С кем мол,не бывает! Только не смогла Варя с ним жить. Подлости его, предательства, не могла вытерпеть. Долго Федор ходил, уговаривал ее. Любила. Наверное, простила бы она ему любую другую бабу. Но сестра…
С тех пор уж пятьдесят годов прошло. Не знает она ничего о сестре, и знать не хочет. Фёдор , лет пять жил один. Все ходил, звал ее назад. Не уговорил. Женился на женщине с двумя детьми. Вдов да одиноких на Руси, много. Выбирай любую. И к Варе сватались. Да заледенело сердце, на любовь и ласку перестало отзываться. Дети с отцом общались. Она не препятствовала. Семь лет назад, захворал он. Перед операцией приходил повиниться. Прощенья просил.
Простила будто. Обиды такой жгучей, уже нет. Но не забывается. Больно уж глубокую борозду пропахали муж с сестрой в Варином сердце. Умер Федор. Не помогла операция. Видно чуял, что больше не свидеться.
Ходит сейчас Варя на кладбище. Придет, сядет. Обо всем, что думает,делает,расскажет Федору.Вздохнет,и скажет-
-Эх, Федор… Жалко мне тебя. Потерялся ты в этой жизни. Дай Бог, чтобы там, хорошо тебе было.
Смотрят люди, как она бредет через всю деревню, удивляются-Смотрите, жива еще старуха Трофимова! А мы думали, уж и нет ее…
Варвара открыла глаза. Небо все такое же синее, чистое.
-Хорошая погода.
Ну вот, отдохнула. Пойду картоху копать. Пересчитала мелкие картофелины в ведре-двадцать две… Это она счеты себе сделала. Значит, двадцать два ведра картошки накопала. Ещё ведра четыре, накопаю. Ведер десяток, продам. Сахару куплю, да теплые тапочки. В избе пол холодный. По мешку-детям. Остальное, на семена и на еду. Сыночка непутевого,Шурика,кормить надо.
Ничего, картошка есть, значит, поживу еще..
Автор : Нина Сондыкова
***
Недомать
- Михайловна, а ты слышала, говорят, что у Надьки беда – ребёнок умер? – Антонина Васильевна покачала головой, – Допилась до ручки…
- Так похороны же были позавчера, – кивнула старушка, – людей много было… Надька, так та и кричала, и рыдала, и в обморок падала, а ведь ничего уже не вернёшь… Клялась, что капли в рот больше не возьмёт… Это ж у неё младший сын умер, ему ещё года не было, а средний до сих пор в больнице… Не знаю, перевели ли его из реанимации или ещё нет… **"
- У неё же трое детей? – уточнила Антонина Васильевна.
- Трое пацанов. Было… Осталось 2. Старшему 7 лет, среднему вроде 3… А младшенький умер-то из-за того, что недоглядела мать, не до того ей было…
- Зачем они только рожают, такие непутёвые?! – вздохнула пожилая женщина, – У нормальных, вот, детей иногда нет, что только не делают, а у всяких алкашей и неблагополучных – по 5 штук бегают. Холодные, голодные, грязные – и ничего!
- Не скажи, – вздохнула Анна Михайловна, – у Надьки, вот, умер…
- Ещё одного родит! – махнула рукой Антонина Васильевна, – Для таких это плёвое дело! А чем они заболели-то?!
- Не помню я названия болезни этой, – пожала плечами пожилая женщина, – знаю только, что если бы вовремя обратились в больницу – всё могло бы закончиться нормально.
Вторая старушка в ответ согласно закивала: так происходит довольно часто. Главное: обратиться в больницу вовремя, особенно с детьми.
… Надежду в их небольшом посёлке знали все. Она появилась здесь 12 лет назад. Привёз её из какого-то глухого села Мишка – местный хулиган из многодетной, достаточно неблагополучной, семьи. Он время от времени ездил в составе строительной бригады по сёлам и посёлкам. В бригаде он был разнорабочим. Вот и познакомился в одном из сёл с Надеждой – вчерашней выпускницей. Семью девушки нормальной тоже можно было назвать с большой натяжкой. Родного отца Надежда не знала, мать меняла мужиков, как перчатки. Девушка была старшей в семье, поэтому ей приходилось смотреть за младшими, а их было 4-ро, и справляться по хозяйству. Естественно, об учёбе не было и речи: матери было всё равно, как учится её дочь и ходит ли она, вообще, в школу. Надежда еле-еле окончила 11 класс. Правда, на одни «3»… Учиться дальше она не планировала. Когда у девушки появилась первая возможность уехать из своего села (а появилась она тогда, когда девушка закрутила роман с Михаилом), то Надежда не преминула ею воспользоваться. Она понимала, что другой такой возможности может и не быть. Это был шанс вырваться в другую жизнь. Правда, эта жизнь не стала для девушки вечным праздником, как она на то рассчитывала…
Михаил с Надеждой сыграли свадьбу: устроили посиделки в летнем кафе у дома. Естественно, ни платья, ни машин, ни букетов или бутоньерок – просто «пьянка» для знакомых и родственников. Все в посёлке удивлялись, как Мишке удалось отхватить такую красивую девушку в жёны. Поселились молодые люди в семейном общежитии, а спустя год переехали с двухкомнатную квартиру в хрущёвке: умерла бабушка парня. Старший брат Михаила на тот момент уже 2 года сидел в тюрьме, поэтому квартира досталась среднему. Взамен он отказался от своей части в родительской квартире в пользу младшего брата. Забеременела Надя практически сразу, поэтому на работу так и не вышла. Родила сына, назвали мальчика Данилой. Молодая женщина не слишком хорошо справлялась с ролью матери, но соседки в общежитии научили её основам. Здесь же ей объяснили, что не стоит всё внимание уделять исключительно детям: привыкнут. Можно не брать на руки, как только малыш закричит: авось, сам успокоится со временем. Можно не менять каждый раз пелёнки: всё равно следом будут мокрыми… Ну, и много прочих «полезных», жизненных советов. Естественно, соседки Нади по общежитию относились не к совсем благополучным социальным категориям, а больше советы ей давать было некому. Разве что мать Михаила иногда забегала. Однако она тоже не отличалась умом и сообразительностью, а отличалась любовью к выпивке. Чтобы наладить отношения с невесткой, женщина брала с собой бутылочку домашнего вина (у них была дача с виноградником – винограда, обычного, синего винного, было всегда полно): они с мужем вина делали много. Хотя хватало его, сколько не сделай, максимум месяца на 2…
- Я же грудью кормлю! – хлопала поначалу ресницами Надя.
- А что тут такого?! Это же вино: всё натуральное! – пожимала свекровь плечами, заявившись в гости и едва окинув взглядом внука.
- А Даньке не повредит? – всё ещё сомневалась молодая женщина.
- Нет, конечно, лучше спать будет! – махала рукой свекровь, – Сама посмотришь!
Вскоре Надежда уже со всеми наравне пила алкогольные напитки и за то, как это отразится на здоровье сына, особо не переживала. Тем более, она видела то же дома, то же – вокруг себя в общежитии…
Благо, Надежда не успела спиться: они с мужем и с сыном переехали в отдельную квартиру, которая находилась на другом конце посёлка. Сюда лишь время от времени заглядывала свекровь...
Зато попивать начал Миша. Он и раньше любил опрокинуть рюмочку-другую, а теперь всё чаще возвращался домой нетрезвым. Надя устраивала ему скандалы, ругалась, пугала разводом. Естественно, Михаил её угрозы всерьёз не воспринимал: прекрасно понимал, что идти-то ей, на самом деле, некуда. Парень постоянно нигде не работал. Его друг предложил ему заняться рыбалкой (браконьерством, по сути). У Михаила были старые поржавевшие «Жигули». Вот и стал он ездить с сетями по ночам то к реке за посёлком, то по сёлам к озёрам. Иной раз улов попадался очень даже неплохой. Тогда Надежда звала на помощь свекровь: пока та сидела с Данькой, Надю муж вывозил на рынок, чтобы она распродала рыбу. В такие дни семейство праздновало хороший улов: обязательно устраивали большую пьянку, на которую собирались друзья-приятели и обязательно, в первых рядах, родители Михаила. Спустя некоторое время молодая женщина устроилась реализатором в продуктовую палатку: так в их семье появилась хоть какая-то постоянная прибыль. Однако вскоре оказалось, что Надежда снова беременна.
- А что, рожай! – пожал плечами муж, – Пособие оформим. Поднимем! Чего уж там…
Он особо сыном не занимался, поэтому говорить об этом ему было легко. Хотя ведь и Надежда была совершенно посредственной матерью. Не раз воспитатель в саду, куда женщина спихнула сына, едва ему исполнилось 2 года, напоминала ей о том, что не мешало бы обрезать ребёнку ногти или помыть уши. Не раз намекала на то, что вещи ребёнка грязные или не по сезону. Надя до самых холодов водила Даньку в садик в резиновых сапожках, хотя дождей не было. Водила бы и дальше, если бы какая-то из мамочек, увидев это, не принесла Даньке сапожки, из которых вырос её сын. Потом другая принесла какие-то вещи… Надя всё благодарно принимала: она, вообще, старалась на одежду сына тратить как можно меньше денег: он же всё равно растёт, зачем ему новые вещи?! Данька донашивал вещи за одногруппниками, за детьми соседей, за сыновьями каких-то дальних родственников…
Не раз воспитательница напоминала Надежде и о том, что в детский сад за ребёнком нельзя приходить в нетрезвом виде. Надя плакала и клялась, что это – в последний раз:
- Вы же понимаете, работа у меня такая! – всхлипывала она, – Холодно нынче, полдня на морозе никак по-другому не выстоишь!
Воспитательница кривилась, однако администрации на нерадивую мать не жаловалась: ей было жалко и без того вечно несчастного Даньку…
Надежда родила второго сына. Назвали парня Евгением. Михаил праздновал рождение сына неделю: даже не успел к выписке жены с младенцем из роддома. Благо, свекровь помогла со справками и даже навела у них в квартире относительный порядок.
Со вторым ребёнком Надежде стало похуже: Даня ещё не вырос, ему ещё требовалась забота и уход, а тут – Женя… К тому же сын родился болезненным и хилым (что, вообще, не удивительно, учитывая образ жизни матери), поэтому много плакал, плохо набирал вес, не спал по ночам… Михаил кричал на Надежду, что она плохая мать: не может успокоить младенца. Она кричала в ответ, что пусть попробует сделать это сам, раз такой умный… В одну из таких ссор Михаил впервые ударил жену. Дальше это стало обыденностью… Красивая когда-то Надя всё чаще ходила в синяках и ссадинах. К тому же женщина не прекращала выпивать. Часто приходила свекровь, уже не с вином, а чем-то покрепче, появились у Надежды и подруги-единомышленницы… Нередко летом они засиживались на улице практически до утра: Женя спал в коляске, а Данька пытался не уснуть где-нибудь на лавочке около матери, тогда как она с мужем и подругами-друзьями «уходили в кураж»…
Несколько раз соседи, видя, в каких условиях живут маленькие дети, вызывали социальную службу. Однако к её приезду в квартире обычно всё просто сияло, а в холодильнике было первое и второе, и даже компот. Ну, да, небогато. Старая мебель, застиранные вещи, аккуратно сложенные на полках в шкафу… Но все трезвые и адекватные, а дети – чистые и довольные жизнью. Как оказалось, у матери Михаила в социальной службе работала бывшая одноклассница, которая оперативно сообщала старой подруге о том, когда планируется выезд в семью её сына. Надежда со свекровью быстро наводили порядок и готовили еду, выбрасывали мусор, большую часть которого составляли пустые бутылки, и отмывали детей… У представителей социальной службы замечаний к семье не возникало… «Проведена профилактическая беседа,» – записывали они, а Надя ответственно расписывалась…
О третьей беременности Надежда узнала, уже тогда, когда ребёнок зашевелился: она была занята выяснением отношением с мужем, пьянками и скандалами.
- Ну, может, девочка будет! – махнула рукой свекровь, – Рожай!
- А что, у меня есть другой вариант?! – нахмурилась Надя, – Уже почти 20 недель! Конечно, рожать буду… Опять эти пелёнки-распашонки, – бурчала она, – снова эти бессонные ночи… Надоело!
Артём родился недоношенным. Малышу пришлось почти месяц провести в роддоме. Помимо этого выяснилось, что у него проблемы с сердцем. Надежда выслушивала докторов и их рекомендации с каменным лицом. «Это всё младенческое! С возрастом пройдёт! – говорила ей свекровь, – Не стоит тратить на это свои нервы, деньги и время!»
Надежда больше верила свекрови, чем педиатрам. Так ей было удобнее. Женщина старалась по больницам не ходить и с врачами лишний раз не встречаться. Однако Артёмка часто болел, плохо ел и почти не набирал вес. От нескольких госпитализаций Надя уже отказалась…
Когда малышу исполнилось полгода, он, казалось, немного окреп и стал похож на обычного младенца. Правда, у него всё так же синел носогубной треугольник, когда он плакал, и иногда он как-то странно задыхался, но к этому Надежда успела уже привыкнуть…
Той зимой Михаил ездил по шабашкам: с рыбалкой как-то не складывалось – морозы. Приезжая раз месяц на неделю, он привозил деньги, большая часть которых тут же спускалась в соседней с домом забегаловке. Надя эту неделю тоже гуляла: оставляла детей дома, а сама уходила с мужем и друзьями на всю ночь в кафе.
- Мам, Тёмка плакал почти всё время! – пожаловался утром Надежде Данила, – Я не смог его уложить спать.
- Ничего страшного! – устало отмахнулась та, – Поплачет и уснёт – не впервой! Днём поспит…
Женщина завалилась спать, сунув бутылку со смесью маленькому сыну, который беспокойно кряхтел в своей кроватке… Того, что содержимое бутылки осталось не тронутым, она уже не видела: уснула крепким здоровым сном.
- По-моему, он горячий! – свекровь взяла Артёма на руки, – Не нравится он мне! Глаза какие-то запавшие, голову странно выкручивает…
- Ничего страшного! – отмахнулась Надя, – Я уже дала ему жаропонижающее. Наверное, зубы лезут, вот и реакция такая…
- Ты б дома осталась, – Михаил взглянул на жену, – малой-то заболел…
- Ага, ты опять завтра уедешь, а я месяц с ними буду сидеть! Я с тобой пойду: тоже хочу отдохнуть и расслабиться. Мать твоя с малыми побудет, я её попросила. Ничего с ними не случится!
- Надь, что-то не сбивается температура, – свекровь выглядела озабоченной, – и у Жени лоб горячий, от света он прячется… Может, «скорую» вызовем?
- У Вас что, дети никогда не болели?! – нахмурилась Надежда, – Сейчас опять начнут мне рассказывать о проблемах с Тёмкиным сердцем, о том, что нужно лечь в больницу на обследование… Знаю я это обследование: потом такую сумму выставят, вовек не рассчитаешься! А то и на операцию отправят: им бы только резать! Вот завтра Мишка уедет, и вызовем «скорую», если ничего не изменится. Хотя я думаю, что завтра уже всё будет хорошо: Артём уже дня 3 температурит… На поправку скоро пойдёт.
- Что-то не заметно, что ему легче, – протянула свекровь, поглядывая на бледного, тяжело дышащего малыша.
- Завтра вызовем врача! – отмахнулась Надежда, – У меня сегодня последний вечер с мужем, он завтра утром уедет – и вызовем. Сегодня мне не до того…
Водка лилась рекой, громко играла музыка, далеко нетрезвые посетители кафе выплясывали под «Белые розы», когда в кафе вбежала, запыхавшись, мать Михаила.
- Надька! Ты почему трубку не берёшь?! – набросилась она на невестку, – Я тебе раз 20 звонила! Детей «скорая» увезла, хуже им стало. Особенно Тёме – тому совсем плохо…
- Вы что, не могли жаропонижающее дать?! Я же оставила! – возмутилась нетрезвая мать, – Зачем «скорую» вызвали?! Я же говорила…
- Надь, ему очень плохо! – женщина тормошила невестку, – Жаропонижающее не помогло! Начались судороги, он покраснел, потом – побелел… Это так страшно, Надя… Врачи сказали, что всё очень плохо… Что Артём может до утра не дожить… Я звонила тебе!
- Что Вы такое говорите! – вспыхнула Надежда, – От простуды не умирают! Это пугают они: я-то знаю!
- А кто тебе сказал, что это простая простуда?! – вздохнула свекровь, – Я же говорила, что не легчает ему… Врачи другой диагноз называли, но я не запомнила…
Надежда и Михаил, собравшись, отправились домой: настроение праздновать как-то пропало. Дома мужчина завалился спать, а Надежда, протрезвев после слов свекрови о том, что всё очень плохо, набрала номер приёмного отделения детской больницы.
- Их отправили в реанимацию, – последовал ответ, – дети очень тяжёлые. Вы бы ещё дольше тянули с лечением! С менингитом не шутят!
Надежда стала собирать вещи: «Придётся-таки ложиться в больницу!» – подумала она.
Утром женщина набрала номер детской реанимации, но медсестра на другом конце провода сказала, что доктор будет говорить с ней только лично. Надежда поплелась в больницу…
- Ждите! – окинув её холодным взглядом, произнесла медсестра за стойкой, – Иван Петрович сейчас к Вам выйдет.
- Я хочу увидеть детей! – тихо проговорила Надя, – Меня к ним пропустят?
- Ждите. Сначала поговорите с доктором. У нас тут реанимация. Всё не так просто…
Надежда села на стул в коридоре. Ей почему-то казалось, что все, кто появляется здесь, смотрят на неё как-то странно: одновременно и с сочувствием, и с презрением. А потом к ней, наконец, вышел доктор. Он завёл её в кабинет, поставил перед ней стакан воды.
- Сядьте! – сказал строго, – У меня для Вас очень плохие новости.
- Что с моими детьми?! – Надежда робко посмотрела на седовласого мужчину, – Они живы?! Когда я смогу их увидеть?!
- Старший жив. У него есть шансы. Артём умер два часа назад. Но у него шансов и не было ещё когда его сюда привезли, – тихо проговорил доктор, – Вы сами обрекли его на это!
- Как умер?! Мой сыночек! – Надежда залилась слезами, – Но как такое могло случиться?! Этого просто не может быть! Он же вчера был ещё живой, с ним всё было нормально…
- Всё было нормально?! – здесь уже не смог сдержаться доктор, он нахмурился, сурово взглянув на женщину, – Бригада «скорой» привозит 8-мимесячного малыша, у которого третьи сутки температура под 40 и почти не сбивается – и это нормально?! Может, Вы скажете, что он нормально ел и спал эти, как минимум, 3 дня?! Никогда не поверю!
- Я не знаю, – прошептала Надя, – не знаю, как он ел…
- Да что Вы, вообще, можете знать! Если Вас даже дома с ребёнком не было, когда за ним «скорая» приехала! – махнул рукой врач, – У Вашего сына и так были невелики шансы на долгую жизнь без операции на сердце, а тут ещё менингит… Где же Вы были, когда нужна помощь Вашему малышу?! – покачал головой мужчина. Надежда громко рыдала. Она всё ещё не могла поверить в то, что изменить ничего нельзя…
… На похороны Артёмки собрался весь посёлок. Люди прощались с маленьким мальчиком, не успевшим ещё пожить на белом свете. Надежда, в чёрном платке, казалось, и сама почернела. Она чувствовала себя виноватой в смерти сына и в том, что второй её сын до сих пор находится в реанимации. Михаил ходил растерянный и злой: он не мог поверить в реальность происходящего. Он уже выместил свой гнев на жене, да только та всё рыдала, а легче ему от этого не становилось…
- Нет! Не надо! – Надежда пыталась оттолкнуть от гроба мужчин, что должны были его заколотить, – Не отдам! Сыночек мой…
Женщины вокруг снова заголосили, Михаил оттащил жену. Та упала ему на грудь, заливаясь слезами.
- Это из-за меня так всё получилось! Это я виновата! Я больше спиртного и в рот не возьму! – плакала она навзрыд. Михаил тоже рыдал. Никто из присутствующих не мог сдержать слёз…
- Если ты не бросишь пить, то потеряешь и старших детей! – строго сказал Надежде доктор, когда переводил Женю вместе с ней в детское отделение из реанимации спустя пару дней, – Это уже последняя капля…
Надежда, действительно, пить бросила. Она чуть ли не каждый день ходила теперь на кладбище к сыну, убирала его могилку, носила цветы. Старших сыновей она брала с собой. Михаил всё больше где-то ездил: ему теперь было как-то тяжело находиться дома. Смерть Артёма их разъединила. Каждый переживал это горе в одиночку. Даже свекровь теперь ходила к Надежде редко: ей было неуютно рядом с трезвой невесткой…
40 дней со дня смерти Артёма прошли. Семья сидела за столом на кухне Надежды и Михаила.
- Ну, что, я винца принесла, Артёмку помянуть же нужно! – мать Михаила достала бутылку домашнего вина.
- Наливай, мать, – подставил рюмки Михаил.
- Выпей, Наденька, легче станет! – уговаривала свекровь невестку, – Сыночка помянуть – дело нужное…
Надежда послушно взяла рюмку. После вина на столе появилась бутылка водки. Вечер переставал быть томным… А в соседней комнате спали уставшие за день Данила и Женя. Они всё ещё верили в то, что их мама никогда больше не будет пить, а их семья станет такой, как другие, нормальные, семьи…
Автор Ирина Б.
***
Ольга Брюс
Кристина сидела на зеленом солнечном лугу и плела венок. По безоблачному синему небу периодически со свистом проносились стрижи, выслеживая очередную мошку.
Над лугом стоял густой гул, который говорил о том, что пчелы и шмели работали дружно и слаженно.
Кристина блаженно зажмурилась и посмотрела через луг в сторону дома. Там, вдалеке, она увидела очертания двух фигур. Девочка не могла увидеть лиц, но точно знала – это мама и папа идут к ней, держась за руки. **"
- Криська! Вставай! Сколько можно валяться?
Грубый голос матери не сразу донесся до сознания Кристины, еще погруженного в любимый сон. вернее, это был не сон, а самое счастливое воспоминание из детства. Их последнее лето. Кристине пять лет, родители молоды и счастливы, а папа был еще жив и здоров.
Кристина помнила, как мать враз почернела и будто съежилась. Она настолько погрузилась в свое горе, что родителям папы, несмотря на собственную горечь утраты, пришлось взять на себя воспитание внучки. Почти пять лет девочка жила у бабушки с дедушкой.
Мать звонила редко. Приезжала еще реже. Бабушка и дедушка ее не обвиняли, не осуждали, внучке говорили, что мама тяжело переживает потерю папы.
Как потом оказалось, мама давно ни о чем не переживала, кроме как о том, что еще продать ради очередной бутылки. Видимо, пагубное пристрастие, которым страдали ее родители, передалось и ей. Оправдывая свои запои горем по мужу, женщина опускалась все ниже, не желая выбираться и пытаться жить нормальной жизнью.
Часто замечая ее пьяной, соседи ворчали:
- спихнула девчонку на свекров, вот и пьет. Было б о ком заботиться, может и не пила так беспробудно.
- Не ваше дело! Я страдаю, у меня горе! – на полусогнутых ногах женщина ковыляла домой.
- Ты пять лет уже страдаешь, - фыркали соседки. - Зенки «с горя» каждый день залиты.
- Не ваше дело. Это моя жизнь.
- Валь, ты бы пить бросила. Что ж ты, как мать с отцом, не живешь, а существуешь? Сама ведь страдала от их запоев.
- Да они просто алкаши были, - махала рукой Валентина, пытаясь поскорее убраться из виду любопытных сплетниц. - А у меня причина есть.
- У тебя же дочь растет. Девочка отца потеряла, хочешь, чтобы вообще сиротой осталась? Сопьешься ведь! Забери девочку, брось пить, заживи как человек.
Валя слушала и злилась на весь мир. А со зла пила еще больше. Получался замкнутый круг.
Кристина по матери не скучала. Слишком плохо помнила ее участие. С самого рождения девочка была папиной. Он вставал по ночам менять пеленки и кормить дочку, занимался ее развитием по вечерам после работы, баловал ее, приносил с работы разные интересные вещички. Мама же относилась к ребенку прохладно. Идея родить была папина, поэтому мама, выполнив свой долг, отдыхала. И продолжила это делать, овдовев.
Но разговоры соседей мимо не прошли. Женщина стала все чаще задумываться о том, что пора бы забрать дочь к себе. Опять же, выплаты положены за нее. А сейчас ими свекры пользуются. Наживаются на сиротке. В общем, накрутила себя с пьяных глаз и решила забрать дочь. К тому времени Кристине уже стукнуло десять.
Первая попытка забрать дочь не увенчалась успехом: свекры не отпустили внучку, единственную радость в жизни, выставив условие – бросить пить.
Прошел год. Валентина несколько раз пыталась избавиться от пагубной привычки, но удавалось ей это плохо. До тех пор, пока она не встретила мужчину, как ей показалось, любящего и самого лучшего. Он тоже любил приложиться к бутылке, но редко и не уходя в запой. Узнав, что у Валентины есть дочь, он неожиданно сильно обрадовался и оживился. Выяснив, что девочку отдадут, если женщина бросит пить, начал всеми силами помогать Валентине привести себя в человеческий вид. Добившись более-менее приличных результатов, Валя собралась за ребенком.
Чтобы забрать Кристину без эксцессов, она прихватила с собой своего мужичка.
- Ну что, снова не отдадите законной матери дочь? Мы тогда в суд пойдем. Вы старые уже, за девчонкой смотреть не сможете. А мы ей условия создадим, - с порога заявила Валя.
Пожилые родственники понимали, что отдавать девочку таким «родителям» опасно, поэтому попытались снова отправить невестку восвояси.
- Валентина пить не бросила! Почти шесть от нее ни слуху, ни духу. Кристина ее даже не помнит. – ответила свекровь, не желая впускать женщину в дом.
- Тогда будем судиться, - ухмыльнулась Валя. - Вы уже люди немолодые, не ровен час, оступитесь на кочке или в темной подворотне внезапно плохо станет, - тихим елейным голоском проговорил мужичок.
- Да хоть самому Папе Римскому жалобу пиши, все равно дите не получишь.
- Аркадий, что делать? – шепнула сожителю Валя. – Придется уезжать.
- Ты представляешь, какие деньги ты за нее получишь?! – подсчитывал в уме Аркашка. – Надо как-то договариваться.
Все ж забрать ребенка не удалось. Свекор встал грудью и пригрозил тюрьмой, если кто-то из незваных гостей начнет драку. Пришлось возвращаться назад.
Целый месяц Валя не пила. Оделась прилично, причесалась и отправилась в опеку жаловаться на нахальных свекров. Через неделю к тем нагрянула проверка, представители которой едва не довели до инфаркта пожилых супругов. Кристину забрали в приют временного пребывания, хотя она плакала и просила оставить ее здесь.
Из приюта ее забирала уже мать со своим Аркадием. Довольные результатом, оба предвкушали беззаботное будущее.
Первое время жизнь с матерью казалась девочке адом. Бабушка очень вкусно готовила, мать не готовила ничего, кроме макарон.
Дед каждый день помогал ей с уроками, рассказывал всякие интересные истории, ходил с девочкой в лес и на речку. В новом доме всем было наплевать на ее успеваемость и успехи в школе.
Но хуже всего было то, что Кристина стала замечать – Аркадий специально поит ее мать, а сам не пьет. Он охотно ходил в школу на собрания, активно участвовал в жизни класса. В общем, изображал заботливого отца. Настолько заботливого, что мать «решила» переписать дочь на него.
- Валька, ты в своем уме? – Аркадий впервые был груб и орал на нее.
- А чо такого? Ты ж ей отца заменил. – бухтела подвыпившая женщина.
- Да? А платить с чего за нее будут? Включи мозги!
- Не подумала… - икнула Валя, поднося ко рту стакан с водкой.
Кристине на тот момент уже исполнилось двенадцать. В глазах окружающих, у нее была вполне нормальная семья. Особенно радовались соседи: Алкоголичка Валька бросила попойки, нашла себе мужичка нормального (и как только он на такую позарился), дочь забрала. Мужичок тоже старается – везде лезет помогать, рассказывает, как рад, что обрел свое счастье и Кристину любит, словно родную.
Неспокойно было только бабушке с дедушкой. Им сложно стало видеть внучку. Приходилось звонить или приезжать к школе. Забирать девочку на выходные Валентина не давала, боялась, что дочь наговорит лишнего.
Казалось, меньше всех была рада возвращению дочери сама Валентина. Ей никогда не хотелось детей. Муж отлично справлялся. А когда его не стало, появилась отличная причина убить одним выстрелом двух зайцев - дочь с рук сбагрить и пить каждый день, прикрываясь уважительной причиной. Теперь же дочь каждый день мозолила глаза, не позволяя вести прежний образ жизни: что–то требовала, рассказывала, как ей славно жилось у бабушки с дедушкой. В общем, раздражала неимоверно! Раздражение копилось, не находя выхода. Ссориться с соседями было не интересно, чтобы выплеснуть негатив, с Аркадием – страшно, он мог уйти, а она в последнее время пила жила исключительно на его деньги.
Поэтому свою злость она выпускала на «виновницу всех бед» - дочь.
Валя не разговаривала с девочкой, не обнимала ее, не желала доброго утра или доброй ночи. Она только выдвигала претензии и орала.
В то утро мать была особенно зла – Аркадий не оставил денег на опохмел, а Кристина умудрилась не проснуться сразу после первого оклика. Условия для «выпуска пара» идеальные.
- Криська! Ты встанешь или нет! Сколько мне орать? Хочешь, чтоб мать охрипла? Зараза неблагодарная! Я для тебя все делаю, а ты? Ну-ка встала и марш в школу.
- А завтрак? – наконец, девочка появилась в кухне.
- Не заслужила! – вопила мать, ища бутылку под раковиной.
- Дай мне хотя бы денег на обед, - заскулила Кристина.
- Откуда я их возьму? У самой труб… голова болит с утра, а на лекарства денег нет! Иди, пошевеливайся!
Кристина молча поплелась в школу. То ли душный класс, то ли отсутствие завтрака и обеда (да и в целом очень скудное питание по сравнению с бабушкиными кулинарными шедеврами) сделали свое дело – девушка потеряла сознание на уроке.
Молодая учительница, не на шутку испугавшись, побежала за школьной медсестрой.
- Ты ела сегодня? – первый же вопрос медика вскрыл проблему, как наболевший прыщ.
- Нет, - Кристина не знала, что об этом рассказывать ни в коем случае нельзя.
- Она в последнее время постоянно бледная, - поддакнула учительница.
После женщины обсудили семью Кристины и сделали вывод, что девочка живет в неблагополучных условиях.
Позвонив матери Кристины, медик рассказала о случившемся и чуть ли не в приказном тоне сказала, что ребенку необходимо сдать анализы.
К тому времени, Валентина нашла заначку сожителя и «позволила себе расслабиться». Толком не поняв, что случилось, она грубо ответила:
- Что ей, кобыле, сделается, пусть домой чешет!
Медсестра поискала в медкарте девочки номера других родственников. Нашла номер Аркадия. Позвонив ему, она попросила приехать.
Тот прилетел в течение десяти минут. Был обеспокоен и потрясен. Бил в грудь кулаком, обещая показать ребенка врачам.
В такси ехали молча. Когда машина остановилась у дома, Аркадий открыл дверь для Кристины. Та удивилась. Заходя в подъезд, она вдруг почувствовала, как мужчина, словно невзначай, опустил ей руку на плечо, и пальцы быстро соскользнули по спине (чуть ниже) и обратно. Кристина резко дернулась и побежала в квартиру.
Она, в силу возраста, не поняла, что он хотел от нее, но очень испугалась.
С тех пор Аркадия словно «прорвало». Он старался как можно чаще оставаться с ней наедине, то приобнимет, то погладит по голове. Мать на это внимание не обращала, а Кристине становилось все страшнее. О том, чтобы рассказать маме, не было и речи. Она итак Кристину на дух не переносит, а из-за этой новости явно побьет ее, не поверив ни единому слову.
Однажды Аркадий зачем-то изъявил желание отвезти девочку в школу, хотя она благополучно добиралась сама. Потом повадился встречать у школьных ворот. Кристина чувствовала неловкость.
- Мальчики тебя не обижают? Не задирают? – его слащавый голос врезался в уши и оседал липким налетом.
Кристина ежилась, глядя себе под ноги, и молчала. При Валентине Аркадий держал некий нейтралитет к ребенку, а когда она засыпала, то тут же кружился вокруг Кристины, как тот шмель на лугу, и совал свой нос в учебники, задавая глупые вопросы, на которые Кристина не отвечала.
Через несколько дней в школу на урок пришла какая–то тетя. Много говорила о безопасности, о том, как надо вести себя в той или иной ситуации и какие действия старших родственников, знакомых или незнакомых должны насторожить подростка. В числе прочих были и прикосновения. Постоянные, назойливые и вызывающие страх. Потом тетя раздала листочки и попросила написать, если кто–нибудь испытывал на себе что–то подобное. Подписывать «признание» необязательно. Кристина сразу решила, что напишет правду. Ведь никто не узнает, что это написала именно она.
Оказалось, тетя была сотрудником ПДН и ее пригласили ради Кристины. По почерку быстро определили, какой ребенок написал о странном поведении «родственника». Психолог и учительница долго и аккуратно разговаривали с девочкой. О том, как она жила, почему ее забрали бабушка и дедушка, как ей живется с мамой. Несколько раз они переглядывались, стараясь скрыть от девочки ужас и гнев, который вспыхивал у них в глазах.
Семью Кристины проверяли несколько раз, в итоге было принято решение вернуть ее дедушке и бабушке. Аркадий был арестован. Во время следствия обнаружились некоторые факты: его уже дважды привлекали за попытку раст ления малолетних.
Оставшись без мужского плеча, Валентина продолжит спиваться. Через пять лет ее найдут мертвой на обочине дороги. Кристина вырастет, окончит институт и устроится на должность школьного психолога.
Берегите своих детей, они заслужили лишь доброту и счастливое детство.
Конец.
***
ОНА НЕ СМОГЛА
#МавридикаДеМонбазон
Верочка сидела под столом, рядом старший брат, Андрей, он прижимал к себе сестрёнку и тихонько похлопывал её по спинке.
-Нина, успокойся, - раздавался нетрезвый голос папы, - ну что ты как ...
Договорить папа не успел, послышался звон посуды и пьяный мамин голос, который упрекал папу в том, что он испортил ей жизнь, что не о такой доле она мечтала. **"
Сейчас драться начнут, подумала Верочка и уткнулась в коленки, обняв голову руками.
Андрюша тоже весь задрожал, прижимая к себе крепче сестрёнку.
Родители начали драться, переворачивали стулья, летела посуда, звенели разбиваемые тарелки и стаканы.
Дети сидели под столом крепко прижавшись друг к другу.
Неслись вопли, крики, звон разбитого стекла.
-Не подходи, сожгу, сожгу, - визжала мать
-Нина, Нина успокойся, - бубнит отец.
Они начинают бороться пыхтят, вскрикивают, толкают друг друга.
-Как ты мне надоел, ненавижу тебя, всю жизнь мне испортил!
-Я? Я испортил? Ах, ты гадина, да это из-за тебя я не смог закончить вышку, это из-за тебя должен работать за копейки! И жить в таких условиях!
-Да что вы, посмотрите на него,граф выискался, а я не вынуждена? Я в золоте купаюсь, да? пошёл ты к чёрту, к чёрту...
-Что ты делаешь? Ты что больная?
-Я сожгу тут всё, сожгу к чёртовой матери. Уйди, убери свои поганые руки, вот тебе, вот тебе...
Детей вытащила из -под стола приехавшая полиция и скорая помощь. Их увезли в больницу, оттуда забрала бабушка, мама их папы.
Ребята дичились бабушки, они не знали её, видели в редкие дни посещения бабушки, это были какие-то семейные праздники.
Тогда детей одевали в красивые вещи, мама с папой наряжались и они ехали в большой красивый дом бабушки и деда.
- Андрюша, почему мы не ходим в гости к бабушке с дедом когда хотим? Другие ребята в садике всегда ходят и их забирают бабушки, - спрашивала Верочка у Андрюши.
Мальчик пожимал плечами и объяснял сестрёнке как мог.
-Бабушка была против чтобы папа женился на маме, у него была другая девушка, а потом встретил маму...
-И что?
-Не знаю, полюбил маму, а бабушка не полюбила.
-А дедушка?
-Не знаю, Верочка, может и дедушка , не полюбил...
Сейчас они жались друг к другу, им было страшно и не понятно что происходит.
А где мама и... папа, - спросила Верочка шепотом, не поднимая глаз на бабушку.
-Мама и папа...Они, - бабушка беспомощно повернулась к деду.
- Верочка, а пойдёмте я вам с Андрюшкой комнату вашу покажу, - позвал дедушка, - вы пока у нас поживите, хорошо.
Мама не появлялась, папа тоже. Потом они с бабушкой поехали в больницу, к папе. Он лежал бледный и худой очень обрадовался появлению детей.
-Папочка, ты заболел?
-Всё хорошо, детка, я скоро поправлюсь.
Андрей едва сдерживал слёзы он, был старше Верочки и многое понимал уже, что-то ему сказали, что-то услышал, какую-то информацию сопоставил он, понимал что произошло что-то плохое.
-Папа...А мама...
-Сынок, всё хорошо, скоро мама будет дома и я, я обещаю что теперь всё поменяется, я ... мы...
- Андрюша, бери Верочку и подождите меня в коридорчике на лавочке.
Верочка услышала как бабушка сказала папе
- Детей я ей не отдам, тебя потеряла, так хотя бы детей твои спасу, Миша.
Если честно, Верочка не хотела жить с мамой и папой.Нет, она их конечно любила, но...
Ей так понравилось спать в кроватке, в чистой постельке, под сказки которые читают то бабушка, то дедушка по очереди.
Ребята остались жить у бабушки с дедушкой.
Они часто видели папу, а вот маму нет. Верочка уже стала забывать как она выглядит, мама...
В этом году Верочка пошла в первый класс, на линейку пришли дедушка с бабушкой и папа...
Когда закончилась торжественная линейка, к Верочке подошла...
-Мама...
- Доченька моя, доченька...
Мама опустилась на колени перед Верочкой и обнимала её, целовала, мама сильно похудела, была коротко и неровно подстрижена...
К ним подошёл Андрей, он стоял опустив голову.
-Сынок, сыночек иди ко мне...
-Уходи, - прошептал мальчик, - зачем ты пришла? Ненавижу тебя, зечка...
-Сынок, Андрюша...
-Уходи, - шепчет мальчик - ненавижу...
Дома Верочка спрашивает у бабушки
-Баба, а что такое зечка?
- Верунчик, это очень, очень плохое слово, никогда не произноси его, хорошо?
Верочка хотела конечно бы жить с мамой и папой, но ей было страшно, она помнит как ей было страшно, смутно, но помнит, как же ей было страшно, кода она и Андрюша жили с мамой и папой.
Дети остались жить с бабушкой и дедушкой.
Мама с папой, как и раньше приходили к ним по большим праздникам.
Мама была худая, с потухшими глазами. Верочка стойко терпела пока она плача обнимает её, Андрюша так и не подходил.
-Мама, ты болеешь?
- Скоро всё наладится детка, я выздоровею.
Верочка в пятом классе, бабушка везёт её куда-то. В больницу, там мама...
Она гладит Верочку по лицу и тщетно выглядывает Андрюшу.
Дома бабушка долго о чём-то разговаривает с Андреем, на второй день он тоже едет в больницу, они оставляют его одного с мамой в палате. По дороге домой, Андрей спрашивает
-Ба, она поправится?
Бабушка молча вытирает глаза платком. Андрюша отворачивается и смотрит в окно Верочка, прижимается к брату, как в детстве...
- Верочка надо ехать, детка...
-Да бабуля, мы к маме?
Бабушка молча прячет заплаканные глаза, Андрюша лежит на кровати отвернувшись к стене.
- Вставай, Андрюша, надо ехать - говорит бабушка - надо, сынок.
Они приехали к тому дому, Верочка его вспомнила, они раньше здесь жили давно. Мрачный двухэтажный, деревянный, с одним подъездом.
У подъезда стояли люди они, смотрели на детей.
-Мама...Мама, - крикнул Андрюша и побежал в квартиру.
Верочке было страшно, она крепко вцепилась в руку бабушки, она уже поняла, но не хотела верить...
Папа пришёл жить к ним, когда не стало мамы.
Верочка однажды спросила его прямо глядя в глаза.
-Папа, что тогда произошло я должна знать...
Папа несмотря на Верочку рассказал что они с мамой пили, поэтому бабушка с дедом не хотели общаться с ними. В тот день они тое пили потом начали выяснять отношения, а потом...мама нечаянно ткнула в папу ножом семь раз.
Он простил её, за хорошее поведение маму не стали долго держать, но там, где она была, мама подорвала здоровье.
Слишком поздно обратились в больницу. Она была хорошая, правда, вас любила и меня. Просто не смогла во время остановиться.
Видите я смог, а она нет, она не смогла, не успела.
- Простите нас дети, - просит папа,- простите...
Андрей с Верочкой выросли, выучились.
Папа долго жил один, потом нашёл себе женщину.
Женщина , на которой папа женился второй раз это та самая, первая любовь, тётя Надя.
Хорошая, спокойная и добрая. Своих детей у неё нет, она приняла всей душой Андрея и Верочку, а после и их супругов.
Радуется внукам.
Папа не пьёт, нянчит внуков, иногда тоскливо смотрит вдаль.
- Когда он вот так смотрит, куда -то вдаль, мне кажется он тоскует по ней, вашей маме...Я не ревную, нет, мне жаль его в такие минуты.
-Тетя Надя. - говорит Верочка, - он тоскует по утраченным возможностям...
Ребята сохранили тёплые отношения друг к другу, всю жизнь.
Они ездят к маме, сто раз уже говорили что простили её и не обижаются.
Ничего не вернуть уже назад, размышляют они, главное нам не повторить тех ошибок, которые совершили родители.
Доброе утро, мои хорошие!
В жизни разное может происходить. падения и взлёты, жизнь она такая.
Главное вовремя понять что ты сможешь...
Обнимаю вас, хорошие мои!
Шлю вам лучики своего добра и позитива!
Всегда ваша
Мавридика д.