Муж для многодетной мамочки

- Нинка, ты вроде опять тяжелая? – Прасковья с подозрением смотрела на округлившуюся фигуру дочери.
Молодая женщина улыбнулась:
- Ага.
- Снова мне подбросишь работенку? Только-только Зойку помогла тебе поднять, думала, дух переведу, ан нет... – вздохнула мать.
- Мамочка, а когда еще рожать, если не сейчас? – Нина закружила Прасковью вокруг себя. – И нам с тобой радость, вон Зоечка умница какая.
- Радость-то радость, – буркнула мать, – но лучше было бы, если бы ты была мужней женой, и детей рожала мужу, а не матери.
- Ну что поделать, если так складывается? – не смолчала Нина. – Я бы тоже хотела, чтобы у детей был отец, а у меня муж. Но не ты ли мне всегда говорила, что человек предполагает, а Бог располагает?..
Прасковья растила дочку одна, и та была для нее светом в окошке. Красивая, а по меркам их поселка – даже очень, веселая, трудолюбивая. И учителя, и односельчане не могли нахвалиться на девушку, постоянно ставили ее в пример своим детям. Матери завидовали:
- Редкая дочка у тебя. И собой хороша, и работящая, и добрая. Возле тебя как лисичка, прямо завидки берут.
Женщина согласно кивала – Нина не доставляла ей хлопот. Ее будущее казалось ясным и безоблачным. По крайней мере, Прасковья надеялась, что дочка выучится и останется в городе, выйдет замуж и подарит ей внуков. Не сбылось ничего, кроме внуков, которые родились не в браке.
- Мама, я пойду на ферму, телятницей, – вдруг заявила Нина после окончания школы. – Председатель, встретив нас, рассказал, что скоро будет новая ферма, механизация, а это значит, нужны грамотные люди.
- Доченька, – внутренне ахнув, запротестовала Прасковья, – может, хотя бы попробуй поступать, а если не получится, тогда уже на ферму пойдешь.
- Нет, я слово дала, что скоро выйду на работу. А учиться, если захочу, смогу потом, от колхоза, председатель обещал.
На ферму Нина пришла не одна – еще несколько одноклассниц остались в поселке. Ее быстро заметили – телята в ее группе и вес быстрее набирали, и болели гораздо реже. О молодой телятнице стали писать в местной газете, а она охотно делилась своими профессиональными секретами. Рассказывала, как выпаивала малышню различными отварами, как с матерью заготавливали для телят травы. Даже среди ночи, бывало, прибегала к ним, если кто заболел.
Обратил внимание на девушку и один из строителей, которые возводили новую ферму (все, как и обещал председатель!). Ей тоже понравился паренек – был под стать ей, симпатичный, работящий. Начали встречаться, и мать, словно что-то предчувствуя, стала предостерегать Нину, чтобы блюла себя. Но было уже поздно – девушка забеременела.
- Нина, поедем со мной, – просил парень, который был нездешним. – Я остаться не могу, там мама одна.
- Прости, но я у мамы тоже одна, и тоже не могу ее бросить, – говоря это, девушка боялась признаться, что чужбина ее вообще пугает, – еще не доводилось надолго покидать дом.
После окончания строительства парень уехал, а Нина родила дочку.
- Назовем ее Зоей? – предложила матери, когда приехали из роддома на председательском УАЗике. – Зоечка – звучит!
- Зоя так Зоя, – согласилась Прасковья, глядя на крохотную малышку, которая так напомнила ей саму Нину, – такая же круглолицая, с черненькими волосиками и светло-голубыми глазенками.
- Глазки, как у меня, правда? – шепнула дочь, словно прочитав мысли матери.
- Еще могут поменяться, – неожиданно тоже шепотом ответила ей Прасковья и привлекла к себе. – С дочушкой тебя, моя родная!
В декретном отпуске Нина практически не была. Когда Зоя немного подросла, оставила ее на маму, а сама вышла на работу. Прасковья нянчилась с внучкой с удовольствием, тем более, что девочка была спокойной, и бабушка успевала переделать все дела.
Внучке было годика три, когда Прасковья заметила, что фигура дочки округлилась. Беременность та не отрицала, но имени отца категорически не называла. На упрек матери, что снова родит без мужа, Нина нарочито вздыхала:
- Зато дети будут. Я рада, что Зоенька не останется одна, – сама всегда страдала, что у меня нет ни братика, ни сестрички.
Надюша родилась в положенный срок, и больше всех ее появлению радовалась Зоя, которая вдруг сразу почувствовала себя старшей. Было любопытно наблюдать, как она забавляла сестренку, если та заплакала, как тащила свой горшок и не понимала, почему Надя на него не садится.
- Она еще маленькая, доча, – ворковала Нина, – но пройдет немного времени, и ты ее всему научишь.
Картинка была умилительная, и Прасковья, которая сама была хорошей матерью, по-доброму завидовала Нине, потому что та не скрывала своих чувств к детям, постоянно их обнимала и целовала, что для сельской местности не совсем было характерно. В свободное время играла с ними, читала книжки, стараясь развивать, – садика у них в поселке не было.
После родов Нина еще больше похорошела – налилась женской силой, как соком, и мужчины на улице голову сворачивали ей вслед. А она оставалась все такой же, улыбчивой, приветливой и недоступной.
- Ишь королева, – шептали иногда злые языки, которые, конечно же, в поселке были, – а на самом деле обыкновенная шл..., только и знает, что детей, как кошка, рожать.
- Вы бы работали, как она, а не языками чесали, – однажды не удержалась заведующая фермой, пресекая досужие разговоры. – Не нам ее судить, а поучиться тому, какая из нее мать, многим не мешало бы.
- Мамочка, внука тебе не хочется? – однажды, ластясь к матери, спросила Нина. – А то у нас сплошное бабье царство.
Состоялся разговор вскоре после праздника урожая, который в хозяйстве отмечался широко и с размахом. Было много гостей из района. Нину чествовали наряду с лучшими работниками, и сердце Прасковьи, которая привела на праздник внучек, таяло от материнской гордости.
- Признавайся, опять беременна? – строго спросила у дочери, которая задала вопрос как бы между прочим, накрывая обеденный стол. – Кто отец на этот раз, снова не скажешь?
- Мама, какая разница? – отмахнулась молодая женщина. – Кто он, что он, где он, это не важно. Главное, – она нежно погладила живот, – здесь у меня сыночек, я чувствую, что будет мальчик.
И правда, родился сын. В поселке посудачили немного, да и закрыли эту тему. Рожает человек для себя и пусть рожает. Дети ухоженные, обутые и одетые не хуже всех, а по развитию так вообще опережают ровесников.
- Завидую Нине, – однажды сказал жене сосед, Антон, – такая большая, дружная семья, – и, обняв Оксану, шепнул в ухо. – Может, и мы родим девочку? А то сын один, и ему скучно, и нам.
- С ума сошел? – увернулась супруга. – Парню скоро в армию, а ты детей хочешь. Нет, нет и еще раз нет, с меня хватит. Это только Нинка может такие глупости себе позволить – рожать без конца, да еще без мужа.
- Почему глупости? – неожиданно обиделся за соседку Антон. – Она во всем молодец – и выглядит хорошо, и работает ударно.
- Что-то подозрительно ты ее хвалишь, – рассердилась Оксана, которая по жизни заводилась с пол-оборота. – Может, и дети у нее от тебя? Смотри – узнаю, не поздоровится.
- Глупая ты, – махнув рукой, Антон вышел во двор.
А вскоре женщина услышала, как он обращался к пожилой соседке:
- Тетя Прасковья, помощь нужна?
Хотела выскочить следом, возмутиться, а потом передумала – пусть делает, что хочет. Хотя Нинка и рожает детей без мужа, никто из замужних односельчанок ни разу не заподозрил ее в связях со своими супругами. Может, те и не прочь были бы закрутить романчик с местной красоткой, но Нина со всеми держалась ровно, никого не выделяя и никому не оставляя надежды.
- Завидую тебе, Нина, – признался Антон, когда однажды вместе возвращались домой, – он был механизатором, и председатель перевел его на ферму, – счастливая многодетная мама.
- Ага, счастливая, – подтвердила Нина, а потом, взглянув на задумчивого соседа, спросила: – У тебя все в порядке? Если хочешь, зайди, чаю попьем и поговорим заодно.
Чай еще дымился в кружках, когда в дом Нины, как фурия, влетела Оксана, – кто-то донес, что мужчина зашел в соседский дом. Не обратив внимания на хозяйку, она набросилась на мужа:
- Вот только тебя у нее еще не хватало! Пошли домой, нечего здесь делать. Тут и без тебя куча детей.
- А тебе кто виноват, что родила только одного ребенка? – неожиданно повысил голос Антон. – Сколько ни просил, ни в какую не захотела рожать. А ведь всегда знала, что я люблю детей и всю жизнь мечтал о большой семье. И прокормил бы всех! – выговорившись так, строго добавил: – Иди домой, попью чаю и приду.
Оксана только хватала ртом воздух, не зная, как реагировать, – Нина в какой-то момент даже испугалась, а вдруг станет окна бить. Не стала, зная характер мужа. Зато, прибежав домой, в злости начала швырять в чемодан вещи мужа. Захлопнув, выставила его на крыльцо и, продолжая злиться, уселась перед окном.
Двор был, как на ладони, и она надеялась, что Антон, вернувшись, станет проситься назад. Но все пошло не по плану. Муж, увидев собранный чемодан, на какое-то мгновение замер, словно обдумывая, как поступить, потом решительно взялся за ручку и пошел обратно к калитке. Вот закрыл ее на щеколду и повернул к соседскому дому...
Сын, вернувшись с улицы, застал Оксану в слезах:
- Мама, что случилось? Где отец?
- Нет у тебя больше отца, – всхлипывая, выдавила из себя женщина. – Ушел. К Нинке этой... И к чужим детям...
Парень, скрипнув зубами, выскочил во двор и, схватив лопату, стал лихорадочно копать землю. Его переполняла злость на отца, ни до, ни после не захотел его даже выслушать, с уходом так и не примирился. Зато Оксана спустя несколько дней отважилась на унижение. Придя к соседям в дом, стала при всех упрашивать мужа вернуться.
- Нет, я тебе не игрушка, чтобы со мной так обращаться, – сказал Антон, будто отрезал.
Через некоторое время, справив сыну прощальный вечер (деньги дал Антон, и Оксана от них не отказалась), женщина продала дом и уехала к себе на родину в соседний район. Сын после службы в родные места вообще не вернулся – остался в городе, женился, но связи с отцом так и не возобновил.
А у Антона, когда расписались с Ниной, как будто открылось второе дыхание. Они всегда были вместе – и на работе, и дома. Между собой общались с улыбкой, по-доброму. Ее дети, которые росли без мужчины, Антона приняли и со временем стали звать отцом. Теща поначалу переживала, что зять ушел из семьи, но потом, узнав, как все было, успокоилась, доверившись дочери.
У Антона с Ниной родилась дочь, имя которой дал счастливый отец:
- Пусть она будет Люба, наша Любовь.
Вместо ответа женщина только улыбнулась – она тоже была счастлива.
- Это же надо, такого мужика отхватила, – судачили все те же злые языки, – а еще говорят, что на чужом несчастье счастья не построишь.
- Так Оксана сама выгнала мужа, – вставлял кто-нибудь реплику ради справедливости.
- Ну так что? – возражали другие. – Чего не сделаешь в сердцах?!
Но это было так, ради проформы, все всё понимали. Страсти скоро утихли - Антон с Ниной не давали пищу для пересудов. Поселок всколыхнули разговоры года через два – когда у Нины снова заметили животик. Рты всем закрыл Антон, когда собрались на совещание животноводов. Приобняв супругу, он сказал шутливо:
- Когда в семье есть Надежда и Любовь, не хватает Веры, правда? Вот и мы так же рассудили.
- Ладно, не оправдывайся, – миролюбиво заметил кто-то из коллег, – скажи, что на пенсию жену хочешь отправить раньше.
- И это тоже, – не стал спорить Антон, обернувшись к Нине и улыбнувшись тому, что было понятно только им двоим.
Автор Нина Писаренко
#ЖитейскиеИстории
- Санька, вставай. К тебе Генка пришёл. И чего ему в такую рань надо. Куда собираетесь? – будит отец
Тот спросонья ничего не понимает, таращит глаза, трёт их отчаянно, пытаясь окончательно проснуться, и бредёт прямо в трусах в коридор, где никакого Генки, конечно же, не обнаруживает и с недоумением взирает на отца.
А тот в ответ:
- Первое апреля – никому не верь.
И хохочет. В этом году он победитель. В прошлом – Санёк был. Такоё уж у них соревнование необычное.
Бабка беззлобно ворчит:
- Ужо взрослый, а всё ровно дитя тешится.
Мама подсмеивается над сыном – она и сама не прочь так же повеселиться. Бывает, и над отцом подшучивает в этот день, и над Сонькой. А старшие брат с сестрой потешаются над маленьким Андрейкой, пытаются обмануть как-то и родителей, но это редко получается. Не ведутся они. Только с бабкой Фёклой в этот день не связывается никто. Уважают, потому не смеют. А может, и побаиваются её крутого нрава.
Словом, день сегодня предстоит веселёхонький. Жаль только, что выпал он на воскресный и последний день каникул. Это единственная причина, по которой не мешало бы и в школу пойти сегодня – одноклассников развести куда как легче.
А день, и вправду, обещает быть замечательным. Уже с утра солнце весело в окошко заглядывает. От него щуришься до слёз, в доме по полу светлые полосы, а по стенам скачут весёлые и озорные солнечные зайчики.
Сонька быстренько накидывает пальтишко и выскакивает во двор. Долго стоит на крылечке, наслаждаясь весенней прохладой, смотрит на чистое небо, радуется новому дню. А сама придумывает, как бы обмануть кого-нибудь.
Санька после отцовского розыгрыша теперь долго не будет никому верить, отца и маму обхитрить сложно, Андрюшку – неинтересно, потому как тот наивный, верит всему, что не придумаешь. Сонька видит развешанное на верёвках полусухое бельё, которое мама вчера почти весь день стирала и довольно улыбается. Кажется, у неё получится повеселиться сегодня. Тут, кстати, и солнышко за невесть откуда взявшимся облачком скрывается.
Сонька забегает в дом и кричит:
- Мам, тазик дай. Дождь начался, сейчас всё бельё намочит. Надо снимать его с верёвок. Оно уже почти сухое.
Мама подхватывается, зовёт с собой отца – она понимает, что Сонька не сможет снять большое бельё, пододеяльники и простыни, которые висят довольно высоко. А дочку Бог росточком обидел. Все трое выскакивают на крыльцо – дождя нет.
- Первое апреля никому не веря, - хохочет Сонька.
Получилось. И не только маму, а ещё случайно и отца обманула.
Родители не обижаются на неё. Такой уж это день.
Только Санька хмурится. Он никого не обманул пока. «У тебя вся спина белая» - у Соньки реакции ноль. Стара шуточка! Ох, и стара!
Бабка Саньку уговаривает:
- Не гони лошадей-то. День длинный. Чего путного-то, а обманывать не мудрёно. Плети плетень – ныне твой день. Только, думаючи, надо соврать, чтобы придумка на правду похожая была да не обидная шутка, а весёлая нужна. А то что ж человека обидеть, что воды попить. С вас станется.
День до обеда быстро прошёл. Никто никого обмануть больше и не пытался.
После обеда мама осталась убирать на кухне посуду, отец возился во дворе, а бабка, взяв батожок, ушла на улицу, чтобы посидеть на лавочке со своими ровесницами-подружками, поболтать да погреться на весеннем солнышке.
Санёк отправил Андрейку в огород ловить воробьёв, которые, по его словам, слетелись туда на весеннюю ярмарку. Младшой, конечно, поверил, в огород сходил, никого там не увидел, кроме старой каркающей вороны, которая быстро улетела, увидев маленького человека. Вскоре тот домой пришёл и огорчённо пожаловался сестрёнке:
- Не дождались. Улетели уже. Видно, у них быстро ярмарка кончилась.
Доверчивый, он даже и не понял, что его обмануть пытались. Саньке это было совсем не интересно. Он собрался и быстро удрал на улицу. Авось, хоть там повезёт.
А Сонька села уроки делать. Завтра в школу. Каникулы кончились.
***
В этот день Санёк достал всех. Отцу говорил, прибежав с улицы, что его на работу вызывают, Соньку умолял выйти на улицу, будто кто-то её там зовёт, маме врал, что Андрейка в лужу свалился – никто ему не верил. Он обижался и исчезал.
Сонька уже и забыла, что сегодня шуточный апрельский денёк, увлёкшись выполнением заданий на неделю вперёд. Мама рядом гладила назавтра ребятишкам одёжки, Андрюха играл тут же.
И вновь явился Санька:
- Мам, в магазин груз привезли. Тебе баба просила передать. Ей кто-то на улице сказал. Она скоро тоже домой придёт, там её подружайки уже по домам собрались.
- Сань, ну сколько можно уже? Прекрати. Сегодня воскресенье. Какой груз? Отстань.
И продолжила заниматься своими делами.
Санька, было, попытался возмутиться такому неверию, но мама прикрикнула на него:
- А ну, перестань. Это уже не смешно.
Пришлось Сашке ретироваться.
Вскоре и бабка Фёкла появилась.
- Нин, а тебе разве Санька не сказал, что сегодни груз в магазине? Вчера машина не доехала, сломалася в дороге. Сегодня давать тама что-то хотели. Очередь все занимають. Я жа его отправляла к тебе. Ты чего дома-то сидишь?
Мама встрепенулась, взяла сумку и отправилась в магазин. Но вскоре и вернулась, объяснив:
- Разобрали всё уже, и магазин закрыли. Будь неладен этот день. Говорят, конфеты шоколадные были, и масло сливочное, и тушёнка… Остались без продуктов.
Сонька чуть не заплакала – хотелось конфеток. Все посокрушались и успокоились.
А бабка подвела итог сегодня сегодняшнего дня, как всегда, точно и метко:
- Враков больше – брюхо тоньше. Это про наша семейство. Сами потакаете имя таким шуткам, а потом и получается абы что. Тута не Санька виноват, а кто старше, тот умнее должон быть.
Автор Светлана Крупская
Странный внук..
Женщина позвонила дочери и долго разговаривала, затем захотела с внуком-подростком поговорить. Парень не был многословным, сказал, что собирается в субботу на футбол.
Наступила суббота, и внук неожиданно к бабушке приехал. Она удивилась и спросила про стадион, он нехотя ответил, что передумал.
Натянул шорты, отправился в огород и начал полоть грядку с редиской. Добросовестно все сделал, затем принялся за свеклу и за морковь.
Стало жарко, он надел старую панаму, что в сенях висела, и работал несколько часов.
Бабушка не знала, что и подумать. А парень молчал, ничего не говорил.
Думала бабушка: «Какой мальчик у нас хороший. Отказался от футбола, ко мне приехал, чтобы помочь. Значит, любит меня».
И на душе нежность – до слез.
Парнишка во дворе прибрался, выкосил траву у забора, отремонтировал крылечко в курятнике, заделал дыру на крыше собачьей будки.
Бабушка снова подумала: «Никто не учил, и так хорошо у него получается».
Еще чем-то трудолюбивый внук занимался. Смотрел кругом внимательными глазами, найдет изъян и исправит.
А бабушка на кухне возилась, чтобы внука покормить. Сварила борщ, пошла в огород за зеленью, остановилась, чтобы полюбоваться, как парень работает. Не удержалась: «Какой ты у меня хороший»!
Взглянул – снова ничего не сказал.
Поели с бабушкой, уже вторая половина дня. Внук поливал грядки и картошку в огороде, потому что давно дождя не было.
А бабушка в это время пирожками занялась. Надо внучка порадовать. Он любит пирожки с вареньем.
Выглянула в окно, а он цветочные клумбы в палисаднике поливает.
До слез умиление у бабушки. Слеза скатилась: «Господи, какая я счастливая! Благодарю Тебя, что внук у меня такой».
И думала: «Надо же, не в отца. Зять уж больно ленивый, ему бы на диване валяться. Ко мне приедет, палец о палец не ударит».
И действительно: прекрасно видел, что крыльцо у курятника сгнило. Но не помог. А парень приехал и все сделал. Его никто не просил, а он сделал.
Вот вечер. Печку в баньке затопил, сходил и помылся. И удивительное дело – ночевать остался.
Перед сном долго держал телефон в руках, а потом быстро заснул.
Бабушка нежностью переполнена. Хотела обнять и в щечку чмокнуть, но он отстранился – большой уже.
Спит внук, а бабушка на утро пшенную кашу варит: мальчика покормить, он вон какой высокий, питаться хорошо надо.
Снова солнечное ясное утро, такая погода второй месяц. Все в огороде растет, потому что вчера обильно полили.
Проснулся внук, ест кашу. Бабушка спросила: «Скажи, ты же на футбол хотел, а сам ко мне приехал. Что случилось»?
Так хотелось услышать, что бабушку больше футбола любит. Мальчик серьезно посмотрел: «Ничего рассказывать не буду. Мне стыдно».
Всё! Проснулось у бабушки любопытство, ласково уговаривала: расскажи да расскажи.
Вздохнул парень: «Мама зарплату получила на второй работе наличкой. Короче говоря, стянул у нее тысячу. Она не заметила. Потом хватилась, подумала, что на рынке потеряла. Понимаешь, мне очень надо, а она бы не дала. Стянуть пришлось. В субботу утром она прилегла, плохо себя чувствовала, очень устала на двух работах. Мне стыдно было, себя ненавидел. Не стал ей рассказывать, сам себя наказал – приехал к тебе отработать. Вот так. Ты только маме не расскажи».
И поехал домой.
Бабушка растерялась: как отнестись к такому поступку? Ругать нельзя, хвалить нельзя. Странная нынче молодежь пошла.
Автор Георгий Жаркой
#ЖитейскиеИстории
Теперь я верю тебе
— Ну что, пришла? Ишь, ишь, шёрстку–то как вылизала! Красотка! Юр, смотри, Нюрка пришла! — крикнула выгружающему из машины пожитки мужу Татьяна. Супруги только что вернулись со станции, где закупались провизией, и теперь надо всё разложить по закромам, чтобы не испортилось, отдохнуть, и в огород. Юрий улыбнулся, кивнул, аккуратно поставил на землю сумки с упаковками яиц, мукой, сметаной и молоком, а Татьяна, уперев руки в бока, всё стояла на крыльце, глядя на сидящую перед ней, гордо выпрямившую спинку и играющую кончиком хвоста Нюрку, дворовую, приблудную кошку.
Нюрка столовалась у тёти Тани вот уже который год, терпеливо ждала, пока закончит хозяйка все свои дела, уберётся в горнице, наготовит, накашеварит, посидит, отдыхая, у телевизора, вот тогда можно стучать лапой в окошко гостиной, требуя еды.
Нюрка свои права знала, знала, что в дом ей нельзя, что есть надо быстро и аккуратно, не разбрасываясь шерстью по придверному коврику, гладить и ласкать себя не позволяла, быстро сметала угощение и уходила. Но перед тем, как нырнуть в смородиновые кусты, Нюрка всегда кланялась хозяйке, точно собачка в цирке вытягивала передние лапы и опускала голову вниз.
— Ну ладно, ладно, иди уже! Поела и будет тебе! — смущаясь от такой благодарности, шептала Татьяна, убирала Нюркину мисочку, занималась делами, но никогда не забывала покормить кошку в следующий раз.
Таня не очень любила животных, от них ей виделся один дискомфорт, шерсть, запах; их характеры обычно скверны, а повадки так и вовсе невыносимы, они дерут обои и шторы, всё грызут, портят и пачкают. Животные и Таня были несовместимы. Всё, кроме Нюрки.
Нюраня – кошка особенная, вот уж действительно, сама по себе жила, но непременно рядом с Татьяной, забот и хлопот не доставляла, не надоедала, но и не пропадала насовсем.
Танин муж предлагал взять кошку в дом, всё равно и кормят они её, и привечают, ну вроде как не чужие теперь, но Нюра не хотела, будто чувствовала, что с её приходом в избу Таня перестанет относиться к ней также хорошо, как раньше. Это была какая–то непонятная, необъяснимая связь, где каждый чувствует грань, за которую заходить нельзя.
— Танька, да поставь ты её миску в сени, а как забежит, так и закрой дверь. Посидит, попривыкнет, сама потом приходить будет, — строгая черенок для лопаты, кричал Юра. — А то что она ни туда, ни сюда, вроде и наша, а вроде и ничейная.
— А она, — выпрямлялась, запыхавшись, Таня, отодвигая Нюркину мисочку в уголок крыльца, — настоящая, независимая женщина, как это там говорят… Эмансипированная, вот! Ей ваши дома да «чейности» не нужны. Пусть уж так, как есть.
Юрик пожимал плечами и отворачивался, а Нюрка, подождав, пока уйдёт с крыльца в огород Татьяна, выпрыгивала из кустов и подкравшись к еде, быстро слизывала всё, что ей положили, потом, поклонившись в сторону хозяйки, ныряла в заросли.
Нюра ночевала под сараем. Там был прорыт кем–то ещё до неё лаз, запаха прошлого жильца уже не осталось, а то кошка, конечно же, побрезговала жить в чужой норе. Мороз и весенний паводок вымыли, вычистили лежбище, солнце высушило его своими остренькими, щекотливыми лучами, и теперь в домике под гнилой сараюшкой обитала Нюрка. Её не беспокоили топот мышей по старым доскам пола, уханье совы в лесу, стрёкот пулемётов на полигоне в нескольких километрах от деревни, протяжные стоны скорых поездов из–за рощи. Всё это было частью Нюркиного существования, простого и независимого, эмансипированного.
Однажды Нюрка, как бы в благодарность за Танину доброту, поймала и принесла на крыльцо огромную, жирную крысу. Схватка с той была недолгой, крыса обомлела от Нюркиной наглости, растерялась и была тут же схвачена за загривок, ну а дальше дело нехитрое…
Кошка торжественно положила добычу на половицы, отошла, стала из–за смородиновых кустов наблюдать, понравится ли хозяйке подарок.
Таня, выйдя утром и чуть не споткнувшись о Нюркин презент, завизжала, стала подпрыгивать, в свои–то семьдесят пять, причитать и хвататься за перильца. Те затрещали, не выдержав грузного тела, и вот уже Татьяна лежит на земле, накрытая перекладинами, а сверху на неё смотрит свесившая голову «подарочная» крыса.
Юрик, решив, что на участок пробрался медведь и теперь рвёт его старуху на части, схватил ружьё и выскочил с гиком наружу в одном исподнем, увидел барахтающуюся внизу Таню, крысу, безвольно лежащую у двери, замер, а потом, громко вдохнув, захохотал, запрокидывая голову назад, присев, и ударяя кулаками по коленям.
— Ну что ты, как конь! Ну помоги супруге встать на ноги–то! — обиженно буркнула Таня, потом, сев и облокотившись спиной о тёплую стенку дома, сама улыбнулась.
— Ну Нюрка, — беззлобно потрясла она кулачком в сторону кустов, — голова – два уха! Ты мне эти дела брось! Ты мне тут не тогось!
Юрий селя рядом, обнял жену.
— Это она тебе подарок, значит, признала в тебе хозяйку, теперь котят таскать будет! — уверенно, обыденно, как будто про погоду, сказал мужчина.
— Типун тебе на язык! — всплеснула руками Татьяна. — Нюрка! Да вижу я тебя, вижу, вон нос твой пакостный из кустов вылазит, не сметь мне тут рожать! Ну куда…
Это «ну куда» Нюра слышала вот уже третий год и исправно приносила трёх слепеньких детёнышей к Татьяне, всегда в конце мая, всегда один был черный, как уголёк, второй в пятнышках черного и белого, а третий, как снег светленький, даже голубоватый.
Татьяна качала головой, строго грозилась, приговаривая:
— Ну что ты за девка такая, а?! Не стыдно? Ну хоть бы постеснялась меня, а то свои гульбарии на почётное место выставляешь! И как теперь? Как их, что их?! — тыкала пальцем Таня в копошащихся и пищащих котят.
Нюра не разрешала их трогать, только Таня или Юрик нагнутся, чтобы поправить чуть не свалившегося со ступенек детёныша, она начинала шипеть и бить воздух лапой.
— Ишь, ты! Смотрите, какая маман выискалась! Нельзя, значит? Ну–ну… — обижалась Татьяна, отдергивала руку, уходила подальше, не желая больше и знаться с такой грубой кошкой, а потом, повыдергав в огороде сорняки и сбегав в сельмаг за продуктами, поостыв и смилостивившись, исправно выносила Нюрке мисочку.
— Ну а как… — разводила женщина руками, — кормящая мать, ей полагается…
Таня помнит, как, когда кормила грудью дочку, Ирочку, есть хотела постоянно, сметала всё из холодильника, запивала сливками из пакета и улыбалась. И ни на грамм не поправилась, Ира высасывала всё. Так и Нюрочка ложилась на доски, котята пристраивались у её живота, принимались есть, толкая друг друга, Нюрка терпела, иногда только как будто вздыхала от тяжести материнской ответственности.
— Ничего, Нюраня, бабья доля такая уж, так на роду у вас написано… — не смея подойти близко, шептал Юрик.
Когда котята подрастали, становились взрослыми, самостоятельными, Нюра уводила их куда–то, надолго пропадала, появлялась месяца через полтора уже одна.
— На расселение что ли она их отправила? — всё удивлялся Юрий.
— Да кто их разберёт! Деревень вокруг много, где–то да ходят… — вздыхала Таня, вздыхала за ней вслед и Нюрка, сидя в кустах.
Таня тоже вот так выпустила на волю своего детёныша, Ирочку, теперь только телефонные звонки, редкие встречи, потому что у каждого своя жизнь, свои заботы, своё отпущенное время…
Зимой кошка тоже обреталась на Танином участке, в дом не шла, как ни уговаривали, пряталась где–то, соблюдая свои правила – не нарушать территории хозяйки. В самые морозы только могла присесть в сенях, отогреться, а потом опять юркнуть в приоткрытую Юрой дверь.
— Эмансипе… — кряхтел, собирая с пола рассыпавшиеся дрова, мужчина. — Отморозишь себе лапы, будешь потом жалеть!
Но всё обходилось, Нюрка держала нейтралитет, крыс больше не приносила, ела, кланялась и исчезала…
Этой весной Нюра забеременела рановато, ещё в середине апреля. Татьяна, уже опытная, видела и набухшие соски на животе кошки, и огромный, колобродивший живот, и то, как Нюря тяжело вспрыгивает на ступеньки, чтобы добраться до миски и поесть.
— Не нравится она мне, Юр, что–то уж больно велик живот, — то и дело беспокойно говорила Таня, сидя за столом и штопая мужнины носки.
— Природа разберётся. Всё равно мы с тобой тут ничего сделать не можем! — пожимал Юра плечами. — Ест она хорошо, значит, не мучается.
— Да уж пора ей давно разродиться, уж сроки! А она всё носит их. Может, свозить её к Роману Петровичу, он скажет, что и как. Хоть и часто выпивши он бывает, но животинок чувствует, как себя…
Роман Петрович, местный Айболит, лечил всех пернатых, хвостатых, парно – и непарнокопытных района, был заядлым холостяком, жил одиноко и как бы отдельно ото всех, но с животными, будто с детьми малыми, лепетал.
— Ой ты моя красоточка, ой ты девочка ненаглядная, – неслось из коровника, где рожала очередная тёлка. — Ну давай мы ещё чуточку постараемся с тобой, ягодка моя…
А потом, обращаясь к нерасторопной доярке, что переваливалась с ноги на ногу рядом:
— Ну что встала столбом тут мне?! Неси воду теплую, неси полотенца! Ну как безрукие, честное слово! Вишь, мучается девочка, а ты губы дуешь!
— Девочка… Мучается… — ворчала доярка, — с ними лучше, чем с людьми, обращается! Тьфу!..
Можно, конечно, отвезти Нюру к Роману, пусть пощупает, поглядит, но ведь не дастся она…
Решили ещё немного подождать.
На редкость тёплая весна была в этом году, быстро сошёл снег, даже не успев растечься по земле сверкающими и топящими в своей глубине небо лужами, проклюнулись первые ростки, появился на полях свело–зелёный, едва ещё заметный пушок озимых, в огороде попёрла петрушка, набухали почки на деревьях.
Нюра часто сидела теперь на солнце, подставляя ему свою хитрую, усатую мордочку и перебирая лапками. Юрик, глядя на неё, тоже откладывал дела, садился на лавку, вытягивал вперед ноги, закрывал глаза и млел, слушая звонкую, многоголосую птичью…
— А чего, Нюрка–то не приходила? — удивленно глядя на полную еды мисочку, спросила как–то Татьяна, свесившись с крылечка и ища глазами кошку.
— Нет. Сам удивился, раньше, как по часам… Мож того она… Ну время пришло? — Юрик вынул изо рта папироску, пожевал губами, сплюнул.
— Рожает, думаешь? — отчего–то испуганно спросила Таня. — Вот бедняжка, вот мученица!
И ушла в дом. Там, убедившись, что не видит муж, вынула из комода иконку, поставила её перед собой, стала молиться, крестясь и вздыхая, шептала, шептала слова за Нюрочку, тварь божию…
Кошка не появилась ни в этот день, ни на следующий. Татьяна уж и к сараю подходила, и звала, и цокала язычком, и прислушивалась, не пищат ли в логове котята, но ничего так и не расслышала…
… Нюрка лежала на боку, тяжело дышала. Очень хотелось пить, но добраться до воды она уже не могла, надо потерпеть, выпустить наружу роящихся в животе детей, вылизать их, пригреть, а уж потом напиться вдоволь. Кошка слышала, как зовёт её Татьяна, хотела даже ответить, но потом вздрогнула, отвернулась.
Несколько лет назад, вот в такую же тёплую, ласковую весну Нюра принесла четырёх черных, как смоль, котяток своей хозяйке. Это были первые Нюрочкины дети, она тогда очень испугалась, как всё будет, как теперь с ними, но была уверена – хозяйка, которую все соседи звали Леночкой, поможет, она добрая. Лена, увидев Нюркиных детей, качала головой, ласково гладила кошку по спинке, сюсюкала с малышами, а потом, пока Нюра дремала, вдруг собрала всех котят в корзинку и понесла за дом…
Нюра вскочила, бросилась за Леночкой, царапала ей ноги, кусалась и выла, но Елена Романовна схватила её за загривок и заперла в сарае…
Через щель Нюрка видела, как три мокрых комочка легли обратно в корзинку, она звала их, они молчали. Четвёртого Леночка отдала своей сестре, хвасталась ещё, каких котят красивых кошка принесла…
В ту же ночь Нюра убежала. К Лене она больше не возвращалась, только во сне всё царапала и царапала её полные, нежные ноги и кричала…
Больше с людьми Нюрка не водилась, жила дикаркой, ела на помойках, ловила мышей, бродяжкой шла вдоль рельсов, пока не услышала песню. Таня, гуляя по лесу и собирая землянику, нежно, тихо напевала какой–то мотив. Нюра замерла, прислушиваясь, потом стала красться вслед за женщиной, стараясь быть незаметной, проследила, где живёт певунья, нашла себе нору и смело вышла к крыльцу, выдержав строгий Танин взгляд. Минуту они изучали друг друга, примеривались. Таня топнула ногой, Нюрка метнулась в кусты, но знакомство уже произошло, уже нельзя было Татьяне сделать вид, будто не знает она, кто теперь стал частью её жизни…
Какая она, Татьяна? На Леночку не похожа, это точно, а там кто знает…Нюрка твёрдо решила, что больше никому своих детёнышей не доверит, даже этой доброй с виду женщине…
… Нюра почувствовала, что началось… Она помогала котятам появиться на свет, старательно слушала свои инстинкты, отдыхала, отвалившись на землю, потом снова маялась, часто дыша.
На небе загрохотало, тучи затянули его, точно простынёй завесили, в Нюркиной норе стало темно.
Кошка почувствовала беспокойство, смутное, но с каждым часом нарастающее, пробегающее волнами по телу и заставляющее дрожать кончик хвоста. Надо уходить, немедленно убегать! Но как же котята – и те, что уже лежали рядом, и те, что ещё не появились на свет?.. Нет, придётся подождать…
Ливень застал Татьяну по дороге из Правления, куда она носила квитанцию за электричество.
Женщина, прикрывшись сумочкой, быстрым шагом направилась к дому. Мимо, крича и подпрыгивая, пробежали дети, захлопывались створки окон в домах, падали за подоконник сметённые ветром цветочные горшки, рвалось на веревке вывешенное хозяйкой бельё.
Деревья, заходив ходуном, бились друг о друга ветками, трещали и стонали.
Татьяна едва успела взобраться на крыльцо, как с неба точно ведро воды вылили, теперь вокруг дома была сплошная стена дождя. Юрий, выскочив из сеней, замер.
— Ты чего? — испуганно отпрянула Татьяна.
— Дрель оставил на верстаке… Теперь каюк инструменту… — махнул он с досадой рукой.
— Ну не остолоп? Ну как так–то?! Туча что, вдруг нарисовалась? — заругалась Таня, но замолчала, глядя, как побежали по тропинкам ручьи, потом реки, а дальше весь участок стал похож на болото, кипящее белыми пузырями.
Супруги хотели уже зайти в дом, но тут Татьяна выронила из рук сумочку, всплеснула руками.
— Нюрка! Нюрка же там! В норе своей! А если родила, с малышами там она… Утонут все! Юра! Юра! Побежали!
Она уже скатилась со ступенек, уже шлёпала босиком, по щиколотку в воде. Мокрая юбка прилипала к ногам, капли заливали глаза, но Татьяна упрямо двигалась к сараю. Поскользнувшись, она почти уже завалилась на спину, но Юрий ловко поймал её, буркнул что–то и, обогнав, припустил вперед. Тут раздался треск, большая старая яблоня, охнув, упала как раз на то место, где был лаз из Нюркиной норы.
— Юрка! Что делать–то?! Ой, утонут! — закричала в ужасе Таня, стала продираться через ветки упавшего дерева. — Ничего, Нюрочка, потерпи, солнышко, иду я! Иду!
Юра, глядя на рвавшую платье жену, махнув рукой, распахнул двери сарая, впустив туда потоки воды и блеклый дневной свет. Схватив лежащий на полке ломик, он бросился в угол, где, по его расчётам должна была прятаться под досками Нюрка. Скрипели половицы, схваченные зубами ломика, крошились, выпуская наружу ржавые гвозди. Юра поскользнулся, упал на руку, распорол о торчащий гвоздь себе кожу на предплечье, чертыхнулся, но инструмент не выпустил, рвал и рвал доски, потом, запустив ноющую руку в дыру, стал судорожно шарить, чувствуя холодную воду, мокрую землю, опилки и еловые иголки, всплывающие из–под нутра сарая.
Татьяна уже стояла рядом, всхлипывая и трясясь.
—Не смогла я туда пройти… Дерево мешает… Ну! Ну! — всё кричала она. — Дай я!
Оттолкнув мужа, она почти нырнула в дырку.
Пошарила, глубоко опуская руку по локоть, потом по плечо.
— Нет, Юра! Там нет их! Или померли уже… Юра!!!
Мужчина на миг закрыл глаза. Не велика потеря – кошка… Но это же Нюрка, Нюрочка… Так и виделось Юрику, как кланяется она, благодаря за еду…
— Тише! Не ори ты! — вдруг вскинул мужчина руку. — Слышишь?
Из–под пола шёл слабый, едва различимый звук – не то шорох, не то скрежет, потом удары.
— Рвётся! Рвётся кровиночка! Где, Юра, где?! — Татьяна озиралась по сторонам, потом, упав на четвереньки, стала прислушиваться, приложив ухо к мокрым доскам.
— Не пойму. Под стеллажом что ли? А ну отойди, Танька!
Одним сильным, грубым движением Юрик отбросил стеллаж. Посыпались на пол отвертки, пассатижи, гаечные ключи и жестянки с гвоздями.
Доска под стеллажом как будто выгибалась наружу, били её с той стороны, царапали.
Юрий заорал, чтобы жена несла лом. Та послушно стала шарить по полу, нащупала инструмент.
Мужчина рванул зубцами доску, она переломилась пополам, ощетинившись острыми зазубринами. Юра рубанул по сломанному концу, тот выгнулся назад, расширив тем самым дыру.
Татьяна, пока муж замешкался, уже ковырялась в мутной воде, пыхтела, отплёвывалась, потом радостно закричала:
— Есть! Юра! Вот! — в руке мокрой тряпочкой повис первый котёнок. В мутной воде появилась и Нюрка. Она, оттащив котят подальше, на самое высокое место под сараем, но поняв, что так долго продолжать не может, рвалась и билась в потолок, а теперь, увидев Татьяну, как будто сама подпихивала котят под руку хозяйке, молча, сосредоточенно, не раздумывая.
Юрий принял первого котёнка, второго, третьего.
— Там ещё! Бедная девочка! Юра, там ещё один! — Таня положила на руки мужу черный комочек, потом, изловчившись, вытянула саму Нюрку, прижала её к себе, всхлипнула еще громче.
— Ну чего сейчас–то?! Домой пошли, надо их отогреть! — рявкнул Юрик, зашагал к дому.
Татьяна бросилась за ним…
Расстелив на столе простыни, стали обсушивать котят. Те не двигались, молчали. Таня, уже не стесняясь мужа, молилась, тот тормошил детёнышей, ворочал их и так, и сяк. Нюрка, лёжа рядом, стонала.
— Как человек прямо… Как человек! Детка, ты не смей мне тут! Слышишь, не смей! — Таня обняла кошку, стала гладить её по мокрой шёрстке, уткнулась головой в теплый Нюркин бок. Юрий, дрожа и рыча, возился с котятами, не обращая внимания на руку. В той что–то постреливало всякий раз, как поворачивалась кисть…
И тут раздался писк – один, второй, третий, четвёртый котёнок захныкали, еле–еле раскрывая ротики и показывая розовые язычки.
— Живы. Все живы, жертв нет. Нет жертв, старуха! Кончай слёзы лить! — закричал Юра. — Нюрка, пляши, обошлось дело!
Кошка, едва заметно подняв голову, смотрела, как люди ласкают и укрывают её детей теплыми накидками, видела, как дрожат их руки и горят глаза.
— Нет, Таня совсем другая, она не Леночка, ничего общего! — вдруг ясно поняла кошка. — Все люди, оказывается, разные, хотя внешне похожи – одна голова, две руки... В ком–то живёт волк, он рвёт и грызёт то, что считает своей добычей, он безжалостен и хитёр, а в ком–то, вот как в этой женщине, Татьяне, и её муже, поселился голубь, белый, чистый, лёгкий, он не может причинить зла, он сам – добро, из добра соткан, напитан им до самого верха, наполнен, и не может жить иначе, как только творя добро вокруг себя…
Нюра прищурилась, закрыла глаза. Она дома. Теперь она дома. Таня может гладить её детей, Таня может дотрагиваться до самой Нюрки. Теперь это не опасно…
Татьяна, всё еще шмыгая носом, забинтовала руку мужа, обняла его за шею, прижалась щекой к щетине, вздохнула.
— Ну чего… Чего ты… — заворчал Юра.
— Спасибо тебе, Юрок, так люблю тебя, сил нет аж! И по Ирочке скучаю. Так хочется, чтобы тут была… — расчувствовалась женщина.
— Приедет. Обещала, значит приедет. Давай–ка лучше подстилку ребятишкам с Нюркой сделаем. Ящик у меня был где–то, сейчас в сенях погляжу.
Юра вышел, а Татьяна, погладив кошку по голове, закрыла глаза, стала напевать ту же самую песню, что услышала когда–то Нюрка в лесу, тихую, протяжную, льющуюся, как будто шёлк между пальцев проскальзывает, как будто колокольчики звенят нежные, тонкостенные, хрустальные.
Нюра ещё раз вздохнула, лизнула Танину руку.
— Поклониться бы сейчас, — подумалось ей. — Да сил нет… Потом… Таня никуда не денется, всё потом…
Автор Зюзинские истории
#ЖитейскиеИстории
- Одолжи нам денег. У тебя есть, я знаю! – сын пытался достучаться до матери..
Это сейчас кажется, что тогда была не жизнь: ведь в ту пору не было интернета, множества сортов сыра, доставки еды, искусственного интеллекта и многого другого. Ничего подобного: жили замечательно. Потому что у людей было основное: уверенность в завтрашнем дне! А остальное, как оказалось – фигня.
Итак, развитой социализм. Дружная семья Почечуевых мечтает о собственном транспорте: естественно, о машине. Но даже если бы деньги и удалось каким-нибудь образом добыть, взять ее было негде: в очереди стояли годами. И, хотя Дмитрий Иванович был не последним человеком на заводе, собственной машины у него в обозримом будущем не предвиделось.
В лотерею выиграть было не реально: все игры с государством, как известно, заканчивались ничем. Можно было бы купить готовый билет с выигранным авто, но за него просили двойную цену, да и где гарантия, что не нарвешься на мошенников?
А машина была нужна: на заводе главе семейства дали (бесплатно!) дачный участок, до которого добираться своим ходом было напряжно. Сначала нужно было доехать до электрички, потом ехать на ней больше часа до места назначения. Выйдя, трястись на автобусе до поселка. А потом идти пару километров пешком. И после всего этого вкалывать на даче, сначала ее построив.
Это какие же надо иметь силы, чтобы это выдержать? А дачу очень хотелось: во-первых, свои овощи-фрукты. Во-вторых, у всех были дачи. А мы, что, хуже? То-то же!
И вот участок уже был – можно было начинать строиться. Но без машины никак. И тут «собрат по разуму» –работник цеха Васька Курочкин – предложил за совершенно небольшую, чисто символическую мзду взять машину: у тестя, героя ВОВ подошла очередь. Да, очередь из инвалидов и ветеранов двигалась гораздо быстрее, включая очередь на получение жилья.
У Мити Почечуева захолонуло сердце: кажется, это называется именно так. К тому же, машина стоила относительно недорого: всего полторы тысячи да плюс Ваське за место в очереди. Шанс упускать было нельзя: когда еще представится такая возможность?
И вечером он изложил своей супруге Зинаиде про скорое «сбытие мечт»: дескать, готовь дачную одежду – будем ездить на дачу на новой машине. И она, конечно же, обрадовалась.
Дело было за малым: нужно было найти деньги. Точнее, деньги были. Но у свекрови. И нужно было просто у нее выманить нужную сумму: мама мужа была, мягко говоря, жадна. И деньги на глупости тратить не любила: даже в долг предпочитала не давать. Тем более, родне.
Назавтра выдвинулись к маме, заранее предупредив, что заедут. Чтобы задобрить старую женщину, купили ее любимый тортик. Но и это не помогло: Инна Евгеньевна давать деньги в долг отказалась.
- Ну почему, мама? – пытался воззвать к разуму старушки сын. – Мы же тебе все отдадим! Ты что, не веришь?
- Верю, - неискренне ответила смотрящая в сторону свекровь.
- Я вижу, что не веришь! – не унимался Дмитрий. – Мы же отдадим!
- Я принципиально не даю в долг, - попыталась объяснить свои принципы мама мужа.
- А почему бы тебе немного не отступить от своих принципов? – не сдавался сын. – Нам очень нужна эта машина!
- Но тебя же везде возят! – резонно произнесла Инна Евгеньевна.
- Не везде, а только на работу! И то потому, что я живу в одном доме с нашим главным бухгалтером – машину присылают за ней! Я же для руководства ничего не значу! Таких, как я – за рубль кучка! – почти кричал разозленный Дима.
- Не преуменьшай своей значимости! Я знаю, как тебя ценят на заводе! – свекровь стояла на своем, не желая отдавать деньги.
- Меня, конечно, ценят! Но на дачу никто возить меня не собирается! Поэтому, мы и хотим купить машину – появилась такая возможность. Мама, дай, пожалуйста, нам денег в долг – у тебя же есть, я знаю! – пытался достучаться до матери сын.
- Да откуда у меня деньги! – не сдавалась свекровь. – Я же бедная пенсионерка!
- Не такая ты и бедная! Если сейчас не купим, потом все накроется медным тазом. Мам, ну войди в положение – нам больше просто негде взять такую сумму. Ну, хочешь, отдадим с процентами? – зашел с козырей сын: это был последний аргумент.
Но и это не впечатлило: Не дам и все! Без объяснений: примите, как факт.
За все время интересной полемики Зинаида не произнесла ни слова. Во-первых, свекровь ее недолюбливала. Во-вторых, мнение невестки никого не интересовало и повлиять на ход событий совершенно не могло.
Ушли, даже не попробовав торт. И уже при выходе из подъезда Зинаида дала волю эмоциям, выорав мужу о любимой мамочке все, что можно. К слову, этот эпизод был далеко не первым: уже были прецеденты.
Почему все происходило именно так, сын объяснить не мог. Поэтому, частично вынужден был согласиться со словами жены, что мать – старая жадная дрянь, полностью выжившая из ума, и гадина, каких мало.
Это был явный перебор, но все сказанное было не лишено смысла: элемент жадности в поведении мамы явно присутствовал. И это было видно не вооруженным глазом.
- Пусть подавится своими деньгами, сволочь! – кричала Зина в голос, не обращая внимания на присутствующих в общественном транспорте. – У гроба карманов нет – куда ей столько? И, ведь, только копит! Ладно бы, тратила – еще можно было бы понять. Но она же просто сидит на деньгах! Ест всякую дрянь, одевается, как бомжиха, но копит. Она, вообще, нормальная?
Муж, потративший все силы на разговор с мамой, молчал: вожделенная машина, мигая фарами, удалялась в неизвестном направлении. Было ясно, что и дача в ближайшее время тоже не будет построена: своим ходом не наездишься. Мечты, мечты – где ваша сладость?
- А давай проверим ее у психиатра? – не унималась Зинаида. – Пусть поставит ей диагноз, который она заслуживает, и упечет, наконец, в дурку. Где ей самое место!
Вечер прошел бурно: Зина продолжила кричать, хотя Дима практически не отвечал. И они ухитрились поссориться, хотя в обычное время могли обо всем договориться. Поэтому, впервые за все время совместной жизни, Дима лег на диване.
В понедельник он отказался от предложения Курочкина, и тот предложил купить машину зажиточному завхозу, у которого всегда были деньги. На дачу жена ездить своим ходом отказалась.
Прошло довольно много времени, чтобы супруги помирились, и дома установилось прежнее равновесие. Тем более, что пришли лихие 90-е и появилось много новых проблем: завод закрыли, и длительное время Дмитрий Иванович был безработным. Приходилось соглашаться на любой труд: он развозил по ларькам сигареты, работал курьером и даже подрабатывал дворником.
Зинаида, хорошо готовящая, устроилась поваром в одну появившуюся недавно турфирму, которые множились, как на дрожжах. Благодаря всему этому и выжили.
Часто вспоминали, что не удалось купить машину – вот бы было сейчас подспорье. Да и огород был бы нелишним. Спасибо свекрови – все уплыло!
При упоминании о машине и огороде Зинаида приходила в неистовство - после того случая она демонстративно прекратила общаться с Инной Евгеньевной: твоя мама – ты и общайся.
Свекровь тоже не рвалась налаживать контакты: она стала совсем старой, и лишние эмоции были ей ни к чему. Да и чего хорошего можно было ожидать от этой деревенской неинтеллигентной курицы Зинки?
В конце 90-х, когда доллар вырос в несколько раз, свекровь умерла.
От радости, наверное, - зло подумала невестка, решившая, что сбережения мама мужа хранит в долларах, не иначе. Ну, что – так даже лучше: других наследников, кроме сына, у нее не было. Поэтому, все богатство должно было достаться его семье.
На похороны свекрови Зина решила, все же, пойти: теперь делить уже было нечего. На поминках старалась думать и говорить только о хорошем: короче, решила «отпустить» все плохое – пусть земля будет пухом и всякое такое.
По прошествии нужного времени, поехали на мамину квартиру разбирать и выкидывать барахло перед предстоящим ремонтом: потом жилье решили сдавать. Несмотря на утрату Инны Евгеньевны, настроение было хорошим: сталинская двушка в хорошем районе - это вам не хухры-мухры!
И тут, при разборе старья, в диване обнаружили обувную коробку с деньгами. Да, полную коробку денег! И их бы с лихвой хватило в то далекое время и на машину, и на дачный домик, и кое на что еще. Но только в то время: эти деньги надо было обменять в 1991 году – но свекровь этого почему-то не сделала.
А сейчас ими можно было только оклеить стены или выкинуть с балкона – так поступали те, кому не удалось тогда обменять деньги: был установлен строгий лимит, превышать который было нельзя.
Видимо, у старушки, действительно, помутилось в голове: иначе объяснить происходящее не получалось. И тут Зина, забыв, что об умерших аут бене, аут нихиль – или хорошо, или ничего - сорвалась и заорала.
И напрасно Дима старался ее успокоить - негодование, переполнявшее жену, было огромным: скольких проблем им удалось бы избежать, если бы не эта старая, скупая маразматичка! Иудушкино отродье! Плюшкин в юбке!
В выражениях Зинаида не стеснялась. А под конец все напряжение у нее вылилось оглушительным плачем. И это был плач не по утрате денег. А скорбь по потере иллюзий, жалость к себе по поводу не очень удачно прожитой большей части жизни и сожаление о будущем «несбытии мечт».
И тут вдруг Дима обнаружил в самом углу дивана еще один небольшой пакет, который был, на первый взгляд, совершенно не заметен. Обычный целлофановый пакет с совершенно обычными долларами США числом 5 тысяч: а это уже было кое-что! И впереди замигала фарами машина, вполне реальная, которую можно было легко приобрести на эти деньги.
А Дима приободрился: мама оказалась не такой уж и дурой! А это всегда приятно. Тем более, что в совокупности квартира и деньги представляли вполне приличное наследство, которым можно было гордиться.
Зина перестала всхлипывать и взяла все свои слова обратно. И они, не сговариваясь, решили прекратить разбор завалов – куда торопиться-то! И, прихватив баксы, поехали домой. А по дороге зашли в церковь и подали записку за упокой мамы и свекрови, которую невестка помянула недавно недобрым словом.
Дескать, простите - погорячилась я, мама. Спите спокойно. И спасибо большое за все.
И свекровь, конечно же, простила. Что с невестки взять-то: одно слово – курица.
Автор Наташкины истории
#ЖитейскиеИстории
Собака с домом
Володя вышел на пенсию и переехал окончательно в свой деревенский дом, который он приобрёл около восьми лет назад.
Шикарный лес, озера, доброжелательные соседи - что ещё нужно для спокойной старости?
Жена, Света, часто приезжала к мужу, но жила постоянно в городе, так как ещё не хотела бросать работу.
-Тебе там и без меня хорошо. Сосед Виктор обожает тебя, ты ведь ему помогаешь, а он любит поболтать, вот уж нашёл себе благодарного слушателя, - говорила Света, - а я приеду на выходные и наварю тебе еды на всю неделю. И хлеба свежего привезу.
Виктор, пенсионер, жил один, дети его от первого брака не часто общались с ним, а бывшая жена и подавно, не хотела видеться.
Единственной подругой, верной и преданной, была его собака Жулька. Жила она с Виктором в доме, спала на небольшой старой кровати с панцирной сеткой, которую добрый хозяин поставил при входе в кухню.
- Эва, она у тебя, как баба. Живёт в доме, спит на кровати! Вот избаловал, - смеялся Володя, видя, как Жулька нежится на своем лежбище.
- Так она мне и есть настоящий друг. Бабы, они ведь и сбежать могут, как моя последняя приживалка. А эта будет верной до самого конца…- улыбался Виктор и гладил свою собаку.
Но однажды весной провалился под лёд на рыбалке неосторожный Виктор. Промочил ноги, заболел. Не сразу и к врачам обратился, стараясь в бане выгнать хворь. Но воспаление лёгких забрало его жизнь быстро.
Володя бесконечно жалел соседа. Он организовал похороны, сообщил детям, которые успели приехать только к могиле отца из далёкого региона.
Поручили они и продать дом отца за любые деньги, и Володя согласился.
Домик Виктора не был ухоженным: мужик жил один, любил и выпить, и ремонтами не утруждал себя.
Покупателей на домик не находилось. Уж очень не хотелось людям вкладываться в капитальный ремонт.
Сложности возникли и с собакой.
Жулька ни за что не хотела покидать дом хозяина. Она поначалу скучала, всматривалась Володе в лицо, будто спрашивала: “Когда вернётся мой хозяин?”
Володя любил Жульку. Он кормил её, разговаривал, как мог успокаивал.
Но оставаться у Володи собака никак не хотела. Поест, посидит некоторое время в гостях и смотрит на дверь. Володя выпустит её во двор, и она бегом в свой дом, на свою кровать.
- Жуленька, да не жди ты его, не придёт он сюда больше. Эх, ты… верная душа… и как тебе объяснить?
Так продолжалось около полугода.
Покупателей на дом не находилось, наследники готовы были уже почти задаром отдать домик, и однажды Володя зашёл к Жульке и спросил её:
- Ну, и что мне с тобой делать? Не хочешь с хаты съезжать? Конечно, у меня условия похуже, но я тоже люблю тебя…Пошли ко мне,а?
Жуля завиляла хвостом и, уткнувшись в колени Володе, стала лизать его руки. Он встал и пошёл к выходу. Жулька побежала за ним, но когда он открыл дверь, она снова побежала к кровати.
И так продолжалось несколько раз.
Собака словно объясняла ему, что лучше остаться тут…
В приезд жены Володя сказал:
- А что, Светик, не купить ли нам и Витин домик? Цена символическая, смешная, а все- таки дом… Буду потихоньку ремонтировать…
- Так на что нам два дома? - удивилась жена, - скучно тебе стало?
- Так вот ты выйдешь на пенсию и станут чаще к нам сюда дети с внуками приезжать. Чего тесниться в одной комнате? Будет им где остановиться, так будет просторнее!
- Делай как знаешь, - улыбнулась Света, - я ничего против не имею.
Она улыбнулась и ничего больше не сказала мужу. Догадывалась, отчего он принял такое решение. В их семье все любили собак и вообще - животных.
А Володя сломал в тот же вечер забор между дворами и начал наводить порядок.
Жулька радостно восприняла приход Володи в дом. Она была участницей всех дел, субботников и ремонтов. Не отходила от нового хозяина и была счастлива, когда он впервые остался ночевать с ней в её доме.
Света, глядя на старания мужа, решилась бросить работу и тоже переехала в деревню. Теперь они уже вместе наводили порядок на участках, в саду, ставшем вдвое больше, а Жуля подружилась с котом Мурзиком, приехавшим с хозяйкой из города.
Супруги жили дружно. Они успевали ходить по лесам за грибами, и Жуля никогда от них не оставала.
Вскоре она так привязалась к Свете, кормившей её вкусняшками, что Володя стал ревновать.
- Уж не изменяешь ли ты мне, душенька? - спрашивал он собаку, делая обиженное лицо.
Жулька кидалась к хозяину и лизала его руки. Но тут же её звала Света, и собака бежала к ней, виляя хвостом.
- Ну, хватит нам её делить, а то она не знает к кому бросаться…- смеялась Света.
- Счастливая потому что! Другая бы болталась голодная на улице, а мы её так оба любим, - говорил Володя, гладя Жульку.
Через год домик Виктора выглядел намного лучше. Кровать собаки убрали. Жуля, как ни странно, с приездом Светы стала больше времени находиться рядом с хозяйкой, и вскоре начала оставаться ночевать с ней в доме, у двери на коврике, как и положено некрупной собаке.
- Волшебница ты, Светка. Всех обласкала и к своей юбке привязала, - обнимал жену Володя.
- Ладно, иди, ложись ко мне под бочок спать, - смеялась Света, - на то она и женщина, чтобы всех любить. Она хранительница очага…А то и ты у меня один тут совсем одичал, совсем позабыл, что я тебя люблю…
- Ну, вот и поместились все в одном доме, - улыбался Володя, - не так много и места нам надо. Была бы дружба и любовь.
- Верно. А тот дом гостевым будет. Там теперь уютно стало. Не стыдно и гостям предложить. Ты молодец, - похвалила жена.
- Да что я, это все Жулька…- ответил Володя, глядя на собаку, мирно спящую у печи на своём коврике…
Автор Елена Шаламонова
#ЖитейскиеИстории
Жена сжалилась..
У супружеской четы был старый холодильник, который нуждался в частой разморозке.
Конечно, неудобно, но их это особо не напрягало, потому что к неудобству привыкают люди. И казалось, что так и надо.
Особенно сложно летом, когда еда может прокиснуть, если вынуть из холодильника.
Но приспосабливались: съедят все, тогда и размораживать можно. В исключительных случаях обращались к соседям. Только их нужно заранее предупредить.
Как-то раз мужчина с другом зашли в магазин и увидели современные холодильники. Друг сказал: «Вы же не разоритесь, если новый купите. Не понимаю тебя, возьми дело в свои руки. И жене приятно будет. Смотри: здесь три морозильные камеры. Можно забить и долго за покупками не ходить. Да и вообще места много. Самое главное, что мучиться не надо».
Идея в голову попала.
И вот жена уехала из дома по делам – на несколько дней. Получил муж зарплату и купил новый прибор. Должны были доставить за день до возвращения жены.
Старый удалось пристроить: знакомые на дачу увезли.
Привезли современное чудо, мужчина добросовестно все помыл и включил. Друг позвонил: «Просто так не отделаешься. Обмыть покупку надо, так что поляну накрывай».
Как без этого?
Купил, что надо, позвал двух друзей – вечером придут. Сегодня пятница, посидеть допоздна можно. А жена вернется в субботу вечером.
Пришел с работы, прибрался немного. Друзья должны прийти через два часа. Душа радуется: посидим отлично, давно в мужской компании не отдыхал.
Раскатал губу, как говорится. А тут как тут сюрприз – жена раньше времени приехала. Открыла дверь и радостно сообщила: «А вот и я».
Провалилось хорошее настроение в глубокую яму, тяжело стало.
Прошла жена на кухню, увидела новый холодильник, остолбенела: «Какой ты молодец! Вот это да»!
И тут же открыла, увидела на полке несколько бутылок со спиртным, стразу стала серьезной, радость как смыло: «А это что такое? Я тебя спрашиваю! И так много, ужас какой. Отвечай».
Пролепетал, что Серега с Олежкой зайти хотели. Собирались посидеть втроем.
Жена рассматривала холодильник, ворчала: «Чтобы вонь тут была? И перегар, а еще накурит твой Олежка. Нет, праздник отменяется. Спиртное подлежит конфискации. Вопросы не задавать».
У мужа глаза потухли, уголки губ опустились. Сел на диван, телефон взял, чтобы ребят предупредить: начальство вернулось.
Жена пару раз мимо прошла, что-то говорила, а он не отвечал – в сторону смотрел.
Жалко его стало: «Ладно, так и быть, пойду к маме ночевать. Об одном прошу, пусть Олежка на балкон выходит и дверь за собой закрывает».
Конечно! Драгоценная, чудесная жена! Что угодно муж пообещает, только быстрее уходи!
Снова глаза как прожекторы, улыбка до ушей, звонкий голос празднично звучит.
Усмехнулась женщина: «О, воспрял, а то помирать собрался».
Жизнь удалась: новый холодильник работает, друзья пришли. Стол на кухне, шутят мужики, смеются, потому что свобода.
Вот что значит новое купить!
Автор Георгий Жаркой
#ЖитейскиеИстории