Вероника

— Ника, ты готова? — Девочка дернулась от вопроса учителя, набросила уголок одеяла на россыпь листов бумаги, посмотрела в приоткрытую дверь. — Твоя мама придет через полчаса, — улыбнулась Любовь Васильевна.
Вероника кивнула без намека на радость. Может быть, младшие в интернате и радовались, возвращаясь домой по воскресеньям. Ей все чаще было досадно.
— Эй, — Любовь Васильевна дождалась реакции. — Не против, если я войду?
— Да, конечно.
Трое соседок уже разъехались по домам, и в кои-то веки в комнате стояла тишина. Любовь Васильевна присела на край одной из пустующих кроватей.
— Все еще боишься показать свои рисунки? — спросила она.
Девочка промолчала, плотнее укутала листы. Ей нравилась эта добрая женщина. Любовь Васильевна действительно старалась о ней заботиться. Даже карандаши и бумагу покупала не родная мать, а учитель.
Тогда почему Вероника краснела от стыда, словно разбивший стекло первоклашка?
— Они ужасны, — выдавила Ника.
— Я так не думаю.
— Вы же их не видели. Откуда вам знать?
— Я знаю тебя. Этого достаточно, чтобы судить о твоих работах, Ника. Ты старательна, добра, внимательна к деталям. Ты бываешь неряхой, когда устаешь, но быстро приводишь себя в порядок. Я уверена, твои рисунки так же хороши.
Девочка снова кивнула. Любовь Васильевна словно видела ее насквозь. Рядом с ней Ника чувствовала, что ее понимают.
Дети в шутку звали ее монашкой, но Вероника не знала никого в интернате, кто не любил бы Любовь Васильевну.
Она посмотрела на женщину и тут же отвела взгляд. Поймала свое отражение в зеркальце на прикроватной тумбочке. Отражение оскалилось в злобе.
“Предательница!” — закричали из зеркала.
Вероника зажмурилась. Больше всего на свете ей хотелось сейчас откинуть одеяло и показать рисунки. Поделиться сокровенным, услышать заветное “молодец”. Но разве не работа матери — хвалить своего ребенка? Ведь сегодня воскресенье! Если так хочется показать, покажи маме! Ну, чего тебе стоит, слабачка?
“Предательница и трусиха, вот ты кто, — прошипело отражение. — Мама родила тебя, выносила, кормила молоком, а ты готова мурлыкать перед чужим человеком.”
Ника сжала кулаки, ногти больно впились в ладони, на глаза навернулись слезы. Она схватила один из рисунков, смяла в комок и швырнула в зеркальце.
— Ты не права! Уходи!
Любовь Васильевна встала, оправила простую юбку ниже колен.
— Как знаешь, — сказала дрогнувшим голосом. — Не буду мешать тебе собираться.
Ника не заметила, как осталась одна…
Спустя двадцать минут зеркало все еще лежало на полу. Девочка дрожала. Из мелких осколков на нее смотрели озлобленные, крохотные Ники. Нелюбимые, оставленные матерью в интернате, никому не нужные малявки.
Большая Ника устала злиться.
В дверь постучали. Не дождавшись ответа, в комнату вошла женщина с пожелтевшим исхудалым лицом и плохо замазанным синяком под левым глазом. Донесся знакомый запах дешевых духов, алкоголя и сигарет.
— Привет, дочурка. Соскучилась?
Голос звучал так же притворно, так же приторно, как дешевые духи в попытках спрятать омерзительный запах.
Девочка не ответила. Стала молча собирать вещи, замешкалась, поняв, что рисунки так и остались под одеялом. Оставить их здесь?
"Покажи!"
"Покажи ей!"
Малявки Ники заверещали наперебой.
Действительно, что ей стоит показать рисунки родной матери? Сегодня же воскресенье. Разве не самое время для семейного воссоединения?
Вероника могла так размышлять пять лет назад, едва оказавшись в интернате, но не сегодня. К четырнадцати годам начинаешь чувствовать разницу между безразличием и старанием любить чужого ребенка.
И все же Любовь Васильевна учила, что нужно быть храбрыми. Нужно побеждать страх! Пусть мама каждый раз говорит, что рисунки дочери — ерунда, но, может быть, сегодня, хотя бы в это солнечное воскресенье она поймет, что была не права?
Ника откинула одеяло. Взяла один из рисунков. Подошла к матери.
— Я нарисовала тебя, мам.
С листа бумаги смотрела красивая женщина. Легкая, аккуратная штриховка играла светотенью, подчеркивая тонкие черты. Такой она была, наверное, в молодости — живой и счастливой. Такой видела свою мать Вероника.
Женщина скривилась. Губы сжались в холодную трещину. Конечно, она узнала себя. И от этого стало только больнее. Каждый раз, глядя на свое лицо с портретов дочери, она испытывала отвращение к самой себе. Хотя едва ли могла осознать это чувство.
— Ты бы лучше уроками занималась, — проскрежетала трещина материнского рта. — Зря бумагу переводишь.
В груди Вероники взорвался вулкан. Извергнулся гейзерами слез. Опалил сердце, оставляя в груди зияющую пустоту. Вероника сжала рисунок и выскочила в коридор.
— Поэтому я не хотела ей показывать! — бросила большому зеркалу на стене. Отражение рассмеялось, попыталось догнать, но разбилось о стену, отколов кусок штукатурки.
Вероника ворвалась в кабинет Любови Васильевны. Упала на стул, тяжело дыша. Протянула дрожащими руками рисунок.
— Скажите правду, — взмолилась девочка. — Скажите, что портрет ужасен, и я больше никогда не буду рисовать!
Любовь Васильевна встала из-за стола и закрыла дверь. Вернулась. Налила Веронике стакан воды, приняла рисунок.
— Ника, твой рисунок прекрасен.
Казалось, вулкан внутри вот-вот расколет ее пополам. Разве мама могла ошибаться? Как жить дальше, зная, что человек, подаривший тебе жизнь, не любит тебя на самом деле?!
— У меня есть друг, — сказала Любовь Васильевна, рискуя потерять ребенка. Понимая, что остановившись сейчас, может подорвать доверие Ники. Снова заставить ее чувствовать себя ненужной, брошенной к очередному, другому взрослому. Но поддавшись желанию пожалеть девочку, согласившись на ее просьбу, навсегда лишить ее возможности по-настоящему взрастить талант. — Мой друг директор художественной школы. Он почти согласен взять тебя на обучение с полной стипендией, только просил показать твои рисунки. Ты не против, если я покажу ему этот?
Вероника осушила стакан. Налила себе второй. Выпила большими глотками, пытаясь заглушить пожар в груди. И молча кивнула.
Алексей Нагацкий
#рассказы
Наглая Аглая
— Не понимаю, зачем человеку в 75 лет зубные импланты? Это же как целую квартиру захорони… сунуть себе в рот.
Внучка, подперев кулаком розовую щёчку, вилкой в тарелке складывала из салата мозаику. Что такого, она лишь сказала то, что все думают. Лицемеры.
Только что юбиляршу Аглаю Петровну спросили, куда она потратит содержимое конвертов? «Добавлю пенсионные накопления — и на зубы», — поделилась та. Мелкое сухое личико у неё так и сияло.
Возникла неловкость. Гости примолкли, затем рассыпались в преувеличенных восторгах.
— Кушайте курочку, с пылу-жару, — заторопилась сноха. На блюде крупная смуглая, бронзовая курица шипела и плевалась фонтанчиками жира. В душе сноха была согласна с дочерью. На восьмом десятке унести с собой в могилу полмиллиона… Выискалась голливудская звезда Мила Кунис, понимаешь. А сами виноваты. Надо было дарить, как всем старушкам: сервиз, банный халат, постельное бельё — нужные в хозяйстве вещи. А тут — наглость какая…
Идея с конвертами принадлежала самой снохе. Не сомневалась, что свекровь — тоже как все старушки — поможет с ипотекой любимой внучке.
Сноха упустила из виду, что Аглая не как все старушки. Вон, легко уговорила полбутылки красного, глазки блестят. О душе надо думать, а она учит инглиш. Заче-ем, с богом на том свете по-английски шпрехать?! На старости лет с такими же хипповыми подружками скачет по кафе, хвастается, как за ними волочились молодые люди. Ага, чтобы выставить в тик-токе с заголовком: «Иногда они возвращаются». Или: «Прикиньте, мумии тоже ходят в кафе».
Запечённая курица превзошла все ожидания и сгладила неловкость. Вот ещё шпилька в адрес свекрови: не умеет и не хочет готовить. К еде относится с ужасом и обречённостью. Как кошка Муся: та тоже шарахается и обходит миску за версту, будто мину замедленного действия. Еда для Аглаи — опасное, но, увы, необходимое для жизнедеятельности забрасывание в организм топлива. Белки, жиры, углеводы, минералы. Не более чем.
Категорически запрещает гостям приносить торты. «Имейте в виду, я этот торт вам на голову надену». И ведь наденет.
Все остальные в доме любили покушать плотно, вкусно и… вредно. «Она ещё нас всех переживёт», — с неприязнью думала сноха.
***
— Доброе утро, ножки! Доброе утро, пальчики-горошинки на ножках! Большой, указательный, средний, безымянный, мизинчик — все здравствуйте! Шевелитесь, сжимайтесь, радуйтесь!
Аглая следует советам из женского журнала — с опозданием в полвека. С опозданием в жизнь. С другой стороны, когда и здороваться с ногами и шевелить пальчиками, как не на пенсии?
Молодость и зрелость — суматошный бег с препятствиями. Вскинешься по звонку будильника, быстро-быстро в душ, потом, полусонная, лезешь в холодильник. Хлеб, масло, колбаса, заветренный сыр. Сынишку под мышку — и на пятидневку. Выходные — отсыпной. За жизнью не увидела жизни. И все так по утрам, смирись, разве кроме любовниц олигархов. Но в Аглаиной юности этот экзотический вид хищного зверька ещё не зародился.
Поболтала ногами в воздухе. Ноги были стройненькие, тощие — как у манекенов в витринах. С той разницей, что у тех они двадцатилетние и секси, а у Аглаи семидесятилетние и жалкие.
***
Вдруг вспомнила, что видела интересный сон. По мере воспоминания сон истончался, осыпался прахом, как крыло бабочки. Таял, как игольчатые снежинки — и вот уже в ладони лужица. А такой был упругий, крепкий, яркий сюжет. Но, при попытке вынуть его из глубин сознания, сох и морщился, как вынутая из глубин моря медуза.
Связано с детством, с противным соседом по парте Сёмкой. Он её обзывал «Наглая Аглая», с ударением на первый слог, что неверно. Однажды подрались, и она воткнула ручку ему прямо в переносицу. И сама испугалась. Перо было острое, стальное. Ручка качалась и трепетала как дротик, струйки крови и чернил перемешались. Сёмку увели в медпункт.
— А если бы в глаз? — спросила Сёмкина мать. Это была насмерть усталая женщина. Одна поднимала шестерых, выматывалась на ферме так, что на эмоции не хватало сил.
Сами виноваты, Аглая давно просила, чтобы рассадили. И ещё эпизод вспомнился, уже в старших классах. Аглая набирала у колонки воду, несла тяжёлые вёдра на коромысле. Гордилась, что ни капли не выплеснула.
Сёмка нёсся навстречу на велике. Спрыгнул и… обеими руками ухватил Аглаю за грудь. За недавно набухшие пухлые болезненные бугорки, они натягивали тонкий ситец халатика. Тогда все девочки ходили в халатах на пуговицах.
Дать отпор Аглая не могла: обе руки заняты. Так и стояла и ртом ловила воздух, пока он её вволю лапал. Сёмка сатанински захохотал, оседлал велик и умчался. Нестерпимо ныла грудь. Дома Аглая сняла тяжёлые вёдра, перехватила коромысло и пошла к Сёмке. Мимо копошившейся во дворе мелюзги, мимо матери в кухне. Сёмка за занавеской даже с койки вскочить не успел. Небось, перебирал в уме волшебные мгновения. Ладони хранили несказанное ощущение девичьих мягких округлостей. У неё с трудом отобрали коромысло: излупила похабника так, что пришлось вызывать фельдшера. И снова Сёмкина мать устало спросила:
— Аглая, а если бы насмерть?
***
…Так ярко, чётко, будто всё случилось час назад. А что сегодня произошло час назад — нужно напрячься, чтобы вспомнить. Первый звоночек. Так начиналось у подруги Кати. Она включала воду и топила нижние этажи. От неё прятали газовый краник, она находила и ставила чайник. Включала газ, а огонь зажечь забывала. От неё прятали телефон, но Катя его находила. Набирала полицию и кричала шёпотом: «Меня травят цикутой!». Приехавший наряд обнаруживал, что её поили растворимым цикорием.
От Кати отказались все сиделки, она у них шла в чёрном списке под номером один. Сын сел искать образцовые частные дома престарелых. От реклaмных картинок разбежались глаза: мраморные холлы, цветники, фонтаны, молельные комнаты, актовые залы, мастерские для кружков… Уютные палаты на двух — трёх женщин. (Именно женщин: мужчины до такого возраста не доживают.) Катя не уживётся ни с кем, ей подавай личную комнату с отдельным туалетом.
— Ну у вас запросы! — удивились в телефоне. — Таких комнат у нас проектом не предусмотрены.
— Простите, а вы сами хотели бы коротать старость в спальне на три койки? Не мраморный шик нужен старушкам, а уединённое гнёздышко. Они ведь не пионеры в лагере. Зачем же вы взялись за устройство пансионатов, если глухи к психологии пожилых людей? — сорвался Катин сын. — Или вам важно пыль в глаза пустить?
Катя перессорилась с сиделками, а сын — с местными богадельнями. Яблоко от яблони. Но ведь он прав: нечего чёрствым и некомпетентным людям браться за такое тонкое, деликатное дело.
— Ну и нянчитесь со своей капризной мадам сами.
— Ну и буду.
Краники выкручены, на окнах и балконе установлены решётки, мебель перевязана скотчем. Будто в квартире завелось буйное дитя. А так и есть. Катерина приникает к решётке и кричит: «Свободу попугаям!» или: «Свободу Анжеле Дэвис!», или: «Свобода слова!». В её бедной голове перемешались мультики, советские передовицы и перестроечные лозунги. Но сквозь двухкамерные стёкла её не слышно.
***
Аглая с подругами боятся участи Кати. Чтобы этого избежать, нужно усиленно развивать оба полушария мозга. Решать кроссворды, штудировать иностранные языки, зубрить стихи. Активно общаться, наполнять жизнь новыми лицами и свежими впечатлениями.
У Аглаи жизнь бедна событиями. Даже не бедна — их у неё 0 (ноль). Полное отсутствие (кафешки не в счёт). Отсюда апатия. Порой сил хватает только на утреннее шевеление пальцами. Потом хочется снова завернуться в мягкий рулетик одеялка, включить телевизор и лежать весь день. Нет, нет, нужно срочно выбираться из кокона одеяла, из кокона вязких мыслей.
…Позвонила подруга: «Несчастье, Катюша умерла». Пошли в магазин ритуальных услуг. Магазин нарядный, пушистый, будто поросший изнутри пышной зеленью и яркими цветами. Похож на корзиночку или домик феи. Пахнет воском, свечами.
В тишине, во тьме печальной
Гроб качается хрустальный…
Катин сын рассказал: перед самым уходом мама вдруг пришла в себя, стала прежней Катериной. Лицо прояснело и посветлело, мысли стали прозрачные, разумные. Дала наказ: «Сплошной гранит не клади. Плита давить будет, тяжело груди дышать. Оставь окошечко в земле. Как будто глазок, я через него смотреть на вас буду. Цветочки посадите, только не сильно поливайте, а то быстро сгнию».
***
Цветы так цветы. Пакетики с семенами продавались на втором этаже. Туда вела узенькая крутая лесенка — такой и полагается быть в домике феи. Шаткие перильца обвешаны гроздьями искусственных букетов. Стена заставлена стеллажами, какими-то лакированными выпуклостями.
Дела в магазине шли отлично, товару было тесно. Вымирающее население активно способствовало процветанию похоронного бизнеса. Владелец давно собирался расширяться, открыть точку в центре города. Аглая поднималась бочком, чтобы суеверно не коснуться зловещей зелени, мёртвых кружев и бахромы. Тут раздался грохот, и на неё свалилось что-то большое и тяжёлое. И сразу в мире для Аглаи всё стало темно и тихо.
Это рухнул гроб, он был выставлен в качестве рекламы. Нарядный, угольно-чёрный, бархатный, в серебряных галунах. Гроб приглашал, манил, демонстрировал, как мягко и уютно будет лежать во взбитом шёлке, в пене гипюра. Странно, что до сих пор не нашлось желающих. Судя по ядовито-розовому ракушечному нутру, предназначался женщине.
Гроб подсёк Аглаю, она в него упала и поскакала по ступеням, вцепившись в края, как в корыте. Или как в фильме «Вий» Панночка. Под конец он подпрыгнул, перевернулся и погрёб Аглаю под собой. Пока подруги суетились, пытались поднять тяжёлую домовину, искали грузчика — она лежала с широко открытыми глазами. Ресницы щекотала атласная рюша. Видит бог, не таких впечатлений она искала! Бойтесь желаний: они имеют свойство сбываться.
***
Аглая лежала вторую неделю с широко открытыми глазами. Она знала, что её дела плохи по тому, что сноха к ней резко подобрела. Врачи говорили про время, которое лечит, и про шок. Так слепому ясно, что шок. Хотели увезти в больницу, но сноха не дала. Свекровь лежала тихо как ангелок, никому не мешала — всегда бы так. Владелец ритуального магазина в знак извинения принёс огромный фруктовый торт. Аглая с удовольствием бы надела коробку с тортом ему на голову — но не могла шевельнуть пальцем.
Гробовщик расщедрился на похороны «он клюзив» (всё включено). Венки, памятник эконом-класса, катафалк. Гроб — не исключено, тот самый, выбравший Аглаю. Сноха пыталась выбить бонусом ещё и поминки в кафе — но гробовщик возвёл очи горе и пробасил: «Побойтесь бога».
Голоса за стеной был тихие, подобающие случаю, но у Аглаи слух обострился, как у летучей мыши. Возможно, открылся и третий глаз. Вдруг её осенило, что смерть — это ведь то же самое рождение, только наоборот. Рождаешься наружу — это называется жизнь, а потом рождаешься обратно в Небытие. Просто тихо открываешь ту же самую дверь, только ручка с другой стороны.
***
Вошла заплаканная сноха, поправила одеяло, назвала мамой, поцеловала в лоб. Видимо, уже скоро. Не целуйте меня в лоб, как покойника, пожалуйста… Интересно, как всё происходит? Вот подруга Катя перед самым концом встрепенулась, вскинулась, позвала самого близкого человека — сына. Значит, почувствовала. Как почувствовала, что именно? Не торопи события, скоро сама узнаешь.
Аглае стало страшно. Она вовсе не хотела ничего узнавать, всяких таких событий. Значит, её время ещё не пришло. Это умирающим всё равно, им не до этого, они уже перебоялись. Мизинчик на ноге слабо дрыгнул в знак протеста. Задел безымянный, и тот откликнулся. Передал эстафету среднему, тот — указательному. Указательный палец на ноге — смешно, на что указывать-то?!На дырку в носке?
Тепло возвращалось в Аглаино тело, юмор — в мысли, гримаса слабой улыбки — в сморщенные губы. Она вытащила сама себя, как Мюнхаузен за волосы. Страстно хотелось жить. Запах жизни — это запах кофе. Аглая умирающим голосом попросила сварить кофе. Уточнила: Эль Густо.
Сноха стояла у плиты, варила кофе и на её лице читалось: «Наглость какая». Она уже вымерила спальню: если выбросить кровать, поместится ли новый ковёр три на полтора?
***
Нужно было брать себя в руки. Как минимум, снять с тела мятую сорочку, а с лица — остекленевшее выражение. А какое выражение может быть у человека, который две недели неотрывно глядел в могилу?
Аглая начала потихоньку разминаться. Ходила сначала с подружками, потом одна, сначала с палочкой, потом без, сначала по двору, потом в скверике. Жмурилась как котёнок. Сколько щедрого доброго тепла опрокидывает на людей солнце. Как славно кричат малыши, мягко шуршат автомобильные шины, шелестят деревья над головой. Если закрыть глаза — будто в лесу.
Идиллию нарушил стремительный одеколонный ветерок, он овеял её буквально в сантиметре. Мимо пронёсся электросамокат. Аглая до тошноты боялась велосипедистов и самокатчиков, они вечно бесшумно выныривали откуда-то из-под мышки, яко тати в нощи. Неужели трудно приделать звоночки? Хотя если за спиной будут непрестанно трезвонить — это же будет город неврастеников.
— Совсем с ума сошли?! А если бы я нечаянно подняла руку — вы бы мне сустав выбили! А ещё пожилой человек, не стыдно?
Аглая пробовала голос, и он возвращался: прежний молодой, сочный, звонкий. Она как-то не обратила внимания, что сама виновата. Забылась и шла по велосипедной дорожке.
Бывает старость грязноватая, сивая, а бывает светлая, серебряная. Именно такой серебряный старик едва не сбил её. Промчался с развевающимися длинными, редкими локонами, крикнул: «Какие глазки!». Пронёсся в конец аллеи, лихо развернулся и вновь подкатил к Аглае. Прислонил самокат к дереву, с церемонией поклонился.
— Не угодно ли присесть? — будто приглашал на венецианский стул, а не на облезлую парковую скамейку. Представился: «Семён». Странно. Конечно, не тот Сёмка из детства, всё равно странно. Судьба пытается всё время что-то нам подсказать совпадением имён, чисел. Что именно, как разобраться в этой нумерологии?.. Но третий глаз уже закрылся.
***
— Он крутой адвокат, — рассказывала Аглая подружкам. — Его заинтересовал мой случай. У гробовщика в кармане с потрохами весь город: газеты, полиция, врачи. Но Семён пригрозил, что раздует скандал на всю страну. Тогда мой физический ущерб и моральные страдания выльются ему в копеечку. Тот пошёл на мировую — хватит и на зубы, и на ипотеку.
Аглая пока отложила то и другое. Загорелась сумасшедшей идеей: устроить в брошенном сельском детском садике пансионат для стариков. Малюсенький и скромный, непременно с отдельными гнёздышками. Семён со своими связями поможет. Оказывается, нынче дома престарелых — рисковое дело. Конкуренция бешеная, старики — вторая нефть.
— Так что роман с адвокатом? — сгорали от любопытства подружки.
А нет никакого романа. Страшный бабник, не пропустит ни одной юбки, от 18 до 90. Прочно и счастливо женат, куча детей и внучат.
***
Её среди ночи разбуди, отбарабанит статьи Трудового кодекса, как таблицу умножения. Будьте уверены, оба полушария мозга задействованы на полную катушку.
Расклад сил таков: Аглая — директор, сноха — бухгалтер, внучка — администратор. Трое решительных женщин покинули очередной кабинет. Вооружены до зубов кипами законных и подзаконных актов, всевозможных согласований и разрешений. Особенно нахально себя вела шустрая маленькая старушка. Пришлось всё подписать. Оторопевшая чиновница смотрела вслед: даже ручку не позолотили, как заведено. Наглость какая!
Надежда Нелидова
#рассказы
Обмануть смерть 7 раз. История Франо Селака - самого везучего невезунчика в мире
Франо Селак был учителем музыки из Хорватии. За необычную судьбу он получил прозвище "самый везучий невезучий человек на Земле". Он семь раз столкнулся лицом к лицу со смертью и каждый раз смог выжить. А в конце жизни еще и разбогател!
Автобус
Франо Селак впервые столкнулся со смертью в 28 лет. Это был 1957 год и автобус, в котором он ехал, съехал с дороги и упал в реку. Селаку и водителю удалось выбраться, и они доплыли до берега.
Селак позже заявил, что водитель Ахмет никогда не садился за руль без полбутылки ракии (балканский крепкий алкогольный напиток), но, тем не менее, был отличным водителем.
Как выяснилось в дальнейшем, они оба выпили по рюмке ракии перед посадкой в автобус. Собственно, и поехали они, чтобы купить еще бутылку.
Они оба пережили аварию, отделавшись несколькими незначительными порезами и ушибами.
Поезд
Катастрофа повторилась в 1962 году во время поездки на поезде из Сараево в Дубровник. На рельсы упал валун, в результате чего поезд сошел с рельсов и упал в ледяную реку Неретву. Селаку удалось разбить окно купе и выбраться из вагона, а также спасти жизнь знакомому, который ехал с ним.
Обоих вытащили из реки жители близлежащей деревни, и Селак получил только перелом руки и переохлаждение. Семнадцать других пассажиров погибли во время крушения.
Самолет
В 1963 году Селак сел на чартерный рейс из Загреба в Риеку, чтобы навестить заболевшую мать. В рейсе не было мест, но он объяснил, что у него семейные дела, и ему удалось убедить экипаж взять его с собой. Он сидел в задней части самолета рядом со стюардессой по имени Розика.
Недалеко от аэропорта назначения у самолета возникла техническая неисправность, он начал терять высоту и в конце концов врезался в валун.
Перед падением дверь самолета сорвало, и Селака выбросило из самолета на высоту 800 метров — несмотря на все трудности, он приземлился в стог сена. Это спасло ему жизнь. Розика тоже выжила, а все остальные пассажиры погибли в катастрофе. Селак, по вполне понятным причинам, больше никогда не садился в самолет.
Автомобиль
Отказ от общественного транспорта не помог. В 1970 году Селак ехал на машине, когда она внезапно загорелась. Он успел покинуть машину и отойти на безопасное расстояние за несколько секунд до того, как пламя добралось до топливного бака.
В 1973 году еще одна поездка на автомобиле обернулась неудачей. Когда Селак был за рулем, из неисправного топливного насоса горячее масло попало в двигатель. В результате пламя вырвалось через вентиляционные отверстия. Хотя большая часть его волос была сожжена, Селак не получил никаких других травм.
Пешеход
В 1995 году он попал под автобус в Загребе. И снова никаких серьезных травм.
Снова автомобиль
Год спустя грузовик ООН чуть не врезался в машину Селака на горной дороге. Франо избежал столкновения, свернув в последний момент, и врезался в ограждение. Ограждение поддалось, и его машина упала в ущелье, примерно в 100 метрах ниже.
Селак, однако, не был пристегнут ремнем безопасности — после трагической авиакатастрофы он, как сообщается, больше никогда им не пользовался. Он выпрыгнул из окна автомобиля, уцепившись за дерево на склоне, прямо перед тем, как автомобиль опрокинулся и разбился.
Это была последняя из почти смертельных катастроф, которые Селак пережил за свою жизнь, но не последний раз, когда он сыграл со своей удачей. После всего пережитого Селак решил сыграть в лотерею. Оказалось, что фортуна действительно благоволит смелым.
Лотерея
Через несколько дней после того, как ему исполнилось 73 года, Селак выиграл джекпот в размере около 900 000 евро (51 млн рублей по текущему курсу).
Он купил дом и дачу, а оставшуюся часть выигрыша щедро разделил с друзьями и родственниками. По сообщениям, он купил и подарил 25 автомобилей и одолжил деньги многим людям, большинство из которых, как это обычно бывает, он больше никогда не видел. Это не озлобило его, и он часто шутил на эту тему.
Он скончался в 2016 году в возрасте 86 лет. Добрым, позитивным и счастливым.
Егор Александров
#простоинтересно2
Последний вопрос
АВТОРСКАЯ ТЕМА НАТАЛЬИ АРТАМОНОВОЙ
Иван Алексеевич своей дочке и внукам никогда не рассказывал о войне, о тех испытаниях, которые пришлось ему пережить. Не мог он без боли в сердце вспоминать об унижениях, издевательствах, которым он подвергся своими же после побега из плена.
Валентин Егорович приезжал к Ивану Алексеевичу из Молдавии каждый год на День Победы и в один из таких дней рассказал Тане, какое обвинение пришлось пережить её отцу. Таня поняла, почему папа никогда не смотрел фильмы о войне и не делился воспоминаниями. Однажды всё-таки высказался насчёт прошлого: "Самое беспощадное для человека - это его память. Зная, что сердцу, душе очень тяжело, больно, всё равно добивает его воспоминаниями. Хочется многое в жизни забыть, проснуться и ничего не помнить, но память тут как тут. И ведь даже не знаешь, с какой стороны она начнет наносить удары. Вот вчера песню услышал о войне, потом выступления ветеранов, и я вновь переместился в то далёкое мучительное прошлое, и память долго не могла угомониться".
Дочку Иван Алексеевич растил один, жена умерла во время родов. И только глядя на маленькую крошку, он нашёл в себе силы жить дальше. Так уж сложилось, что не мог после смерти жены встретить женщину, а точнее, так и не смог никого полюбить. Он хотел, чтобы у Танечки была мама, но в определенный момент наступало разочарование, так как замечал у своей избранницы безразличие, нелюбовь к дочке, и тогда просил их оставить.Так и прожил он всю жизнь с дочкой вдвоем: тихо, мирно, во взаимопонимании. Всю жизнь он в первую очередь думал о благополучии дочки, а она всю жизнь заботилась о его спокойствии и здоровье.
Женщины-чекисты бывали более жестокими, чем их коллеги мужчины. На себе Иван почувствовал руку палача одной из таковых. Разгул жестокости, несправедливых обвинений, обрушившийся на пленных, унёс не одну жизнь неповинных солдат. Попал в руки лютого зверя Зинаиды по прозвищу, а скорее, кличке "Хай" и Иван Алексеевич. Походкой, приподнятая к голове рука, громкий удар голенища о голенище, прищур одного глаза и послужили причиной такой клички. Выбивания признаний пытками не сломали Ивана, но шрам на душе остался на всю жизнь. Чисто случайно его оправдали. Освободили искалеченного, замученного до такой степени, что никто не думал, что может он воскреснуть . Никогда Иван Алексеевич не думал, что когда-то придется вновь встретиться с "Хай".
Таня работала в доме престарелых терапевтом. По разным причинам попадали люди в этот дом, но в основном одинокие. Одна старушка с гордо поднятой головой, с прямой спиной, руками по швам, словно собралась маршировать, к себе близко никого не подпускала, всегда была одна, ни с кем не общалась, на всех смотрела свысока с каким-то презрением. Всегда всем была недовольна. Всегда говорила: "Как же я ненавижу здешний сброд! Еле ноги тащат, а улыбаются. Чему рады? Что никому не нужны!!" У нее был сын, внук и правнук. Её навещали строго в одно и тоже время и только в среду. Если же они приходили раньше, то, посматривая на часы, дожидались в коридоре разрешения войти. Если опаздывали, то она просто им не разрешала входить, при этом орала на весь дом, что нет на них Сталина, что они нарушают ее режим, а значит, ее права. Но даже если сын приходил вовремя, все равно его отчитывала, как школьника, что-то требовала, упрекала, а вот внука принимала всегда с улыбкой, обнимала, целовала, просила делиться своими проблемами и обещала выслушать .
Однажды Таня услышала, как она успокаивала внука, просила не обижаться на прозвище данное правнуку "Трус" и проговорилась, что ее страшнее называли за глаза в годы войны - "Хай". Таня подумала, что в точку попали.
Как-то вечером внучка Ивана принесла брошенного котенка. Спорили, как его назвать. Ничего не подозревая, Таня сказала:
- Мы котенку не можем придумать кличку , а тут людям прозвище, как погоны, прицепили на всю жизнь и попали в точку.
Рассказала о Зинаиде. От услышанного папа изменился в лице, глаза закрыл и голову опрокинул назад. Было заметно, как задрожали его руки.
- Ты меня прости за то, что никогда я с тобой не поделился своими воспоминаниями, никогда не говорил, как я воевал и где я побывал.Я боялся тебя тревожить, ты ведь впечатлительная, ронимая стала бы переживать за меня, плакать, а мне достаточно своих пролитых слез.
Расскажу вкратце . Был неравный бой, мой отряд сдал позиции врагам, почти все солдатики погибли. Но я и ещё несколько солдат остались живыми,и были взяты фашистами в плен. Нам удалось через некоторое время из плена бежать, и мы очень радовались, когда переплыли реку и подползли к своим рубежам. Такими наивными были! Толком и не слышали про приказ Сталина номер 270. Вот в спецотделе я узнал, что такое настоящие испытания, боль и страх. Там меня быстро переквалифицировали из командира отряда во врага, все ошибки, промахи отряда раздули до таких масштабов, что впору нас надо было сразу расстрелять. Но Бог милостив, заступился за нас. На допросах "Хай" не слышала наши ответы, она выкрикивала свои доводы, выводы, обвинения. И била, била, била, надеясь услышать признания, которые хотела услышать. Геннадий Максимович нас оправдал, так как доказал, что с таким количеством солдат, без снарядов нельзя было удержать позицию, что нас взяли плен, а не мы сдались. Она же кричала, что мы должны были друг друга удушить, а не сдаваться. Танечка, давай больше не будем об этом, просто дай мне возможность посмотреть ей в глаза. Я хочу спросить, смогла ли она смыть кровь со своих рук, не снятся ли те солдатики, которых она замучила до смерти. Ведь её даже мужики нквдешники боялись. Они говорили, что Зинаида может из ада такой ад сделать, который даже чертям не снился. Я хочу перед ней встать с орденами, медалями и спросить, узнает ли она врага, которого пытала самыми изощрёнными методами.
Иван Алексеевич проглотил комок в горле и тихо сказал: "Завтра ей посмотрю в глаза".
Таня отговаривала отца, да мало ли с таким прозвищем людей. Но родинка, про которую сказала дочка, была на щеке "Хай", говорила о том, что это не ошибка, эта-то и есть "Хай".
Всю ночь не спал Иван Алексеевич, встал очень рано, выпил успокоительных, надел парадный костюм, который одевал только на День Победы, и поехал в дом престарелых .
- Почему без стука? Выйди вон!
- Ну здравствуй, "Хай". Иван Алексеевич долго молчал,а ,,Хай" все кричала и кричала. Но вдруг резко замолчала и отбежала к окну.,,Я имею право без стука входить к палачу, чьи руки в крови. А ты просила разрешения, когда невинного защитника родины ставила на колени и обливала ледяной водой, когда солью посыпала раны? Скажи, тебе не снятся солдаты, которых ты без суда и следствия казнила?
Иван Алексеевич опять подошёл поближе, желая посмотреть в её глаза. Перед ним стоял безрассудно-злой человек со звериным взглядом. Но и звери бывают бывают кротки и спокойны, а данный зверь был свиреп и жесток. Иван стоял перед ней с высоко поднятой головой и чувствовал её огненное дыхание , желание на него наброситься. Желчная и язвительная "Хай", воспламенившаяся гневом, опустила голову, а потом вовсе сползла по стене.
Иван вышел из комнаты с тяжёлым сердцем, чувства облегчения не было. Не было его и тогда, когда узнал, что ночью "Хай" предстала перед Богом.
Валерий Акимов.
Купить пельмени.
Этот случай произошёл в городе Рязани, в далёком 1982 году.
Зимним, февральским днём Нинка Зашибалина возвращалась из техникума, где она училась на последнем курсе. Она ехала в троллейбусе и смотрела в окно. На углу улицы Дзержинского и Высоковольтной Ника увидала очередь. Народ толпился возле лотка на улице. Нинка усмотрела, что давали пельмени. Денег, как всегда, не было, а при мыслях о пельменях у Нинки потекли слюнки.
-« Надо скорее в общагу!- подумала Нинка.- Сгоношим с девчонками денег и быстро сюда! Главное, чтобы пельмени не кончились!»
В расстегнутом пальто и с криком-« Девки! На Дзержинского пельмени дают!» Нинка влетела в комнату общежития.
Но до стипухи оставалось ещё два дня и денег ни у кого не было.
-Блин… Так пельменей охота! Девчонки… Я пока ехала, чуть слюнями не захлебнулась!
-Может, занять у кого?- несмело сказала одна из подружек.
-Не надо занимать…- ответила другая, Лариса.- Мне мать вчера пять рублей прислала.
-Ура!!!!- закричала Нинка.- Есть всё- таки Бог на свете!
-Давай, Лар, деньги, потом со стипендии, тебе скинемся.
Лариса протянула Зашибаленой, новую пятирублёвую бумажку. Нинка схватила деньги, сунув их в карман пальто, быстро выскочила из комнаты. Был уже час-пик и Нинка еле- еле протиснулась в троллейбус.
-«Только бы успеть!- думала Нинка.- Только бы пельмени не разобрали!»
Троллейбус был битком. В толпе Нинку сильно прижали к молодому мужику. Нинка в целях безопасности сунула руку в карман и сжала заветную пятёрку.
-« В такой давке спокойно вытащить могут, и не почувствуешь даже. Сколько случаев было, и сумки резали , да и ножичком пырнуть могут».
Нинка посмотрела на мужика, стоящего рядом. А тот с интересом стал рассматривать её. И Нинке даже показалось, что он, как бы трогает её пальто вблизи кармана.
-«Вот ворюга!- смекнула Нинка.- Точно… Он… Приноравливается!»
Нинка ещё сильнее сжала в ладони купюру и стала пристально смотреть в глаза мужику. Слава Богу, вот и остановка. Нинка выдернула руку из кармана и стала пробираться к выходу. Она заметила, что мужик тоже стал пробираться за ней.
-«Увидел деньги! Отобрать хочет!» Подумала в ужасе Нинка.
Двери открылись, и Зашибалина спустилась со ступенек. Она уже хотела рвануть к лотку с заветными пельменями…. Как получила страшный силы пендаль в зад!
Нинка пролетела несколько метров и сильно ударилась коленями.
-Зараза!- крикнул ей тот самый мужик.
-« Вот гад!- подумала Нинка.- Не смог деньги украсть, так отомстил»…
-Сам дурак!- крикнула ему в ответ Зашибалина.- Я сейчас милицию позову, ворюга!!!
Мужик плюнул, выругался и пошёл в другую сторону. А Нинка поковыляла быстрей к очереди.
Купив пельмени и проверив тщательно сдачу, Нинка поехала обратно в общагу.
К тому времени собрались уже все подружки. Нинка, раздеваясь стала рассказывать, как ей удалось сохранить деньги и успеть купить пельмени.
-А он, гад такой! Хотел деньги вытащить у меня! Ну, нет… Не на ту напал! Ворюга! ВО!!! Выкуси!
И Нинка сделала довольно большой кукиш и показала его вымышленному вору…
Пока варились пельмени, Нинка полезла за сдачей в карман. И к своему удивлению, она вытащила новенькую пятёрку, ту самую, которую ей дала Лариса…
Апрель 2022 г.
#валерьянакимов
Отчаянный побег
«Ты что опять натворил?! Я же просила тебя не пить чай за ноутбуком, ты всё залил! Не ребенок, а наказание какое-то, одни убытки! Вот погоди, отец вечером придет с работы, всыплет тебе как следует», — всё еще звенел в ушах голос матери, когда Мишка с рюкзаком через плечо тянулся к кнопке домофона.
Сырой ветер ударил в лицо острой снежной крошкой, стоило мальчугану выйти из подъезда. Сразу захотелось обратно, в свою теплую, сухую комнату. Но Мишка твёрдо решил, что надо уходить. Зачем терпеть, если дома его никто не любит и не понимает? Нужно быть реалистом и строить новую жизнь: без родителей, без школы, без обязательств. Вот только дождаться окончания метели — и можно уходить. Он вернулся в подъезд и, доехав на лифте до последнего этажа, перешел через балконную площадку на лестницу.
«Можно считать, что официально побег уже начался», — решил для себя мальчуган, усевшись на бетонные ступеньки.
Ветер периодически прорывался внутрь, хлопая тонкими балконными дверями, и уносился вниз по лестнице, а за мутными стеклами окон серел занесенный снегом город.
Просидев так примерно полчаса, Мишка откровенно заскучал. Телефон он специально выключил, чтобы родители не смогли дозвониться, а так как заняться больше было нечем, он разглядывал надписи и рисунки, годами оседавшие на заляпанных и прокуренных до черноты стенах. Вспомнив, что в рюкзаке у него имеется несколько маркеров, Мишка достал черный и, стянув зубами колпачок, начал выводить собственные наскальные рисунки. Дверь в очередной раз хлопнула, но Мишка не обратил на это внимания, пока не услышал голос:
— Так вот кто мне работу создает!
Вскочив на ноги от неожиданности, мальчишка рванул вниз.
— Да успокойся, не трону я тебя. Мне всё равно красить, — донеслось ему вслед, но Мишка и не думал останавливаться. Он успел пролететь два лестничных марша, когда услышал фразу, заставившую его притормозить:
— Рюкзак забыл!
Осторожно поднявшись наверх, Миша увидел мужчину с ведром и большим пакетом в руках.
— Я не рисовал, — сказал Мишка, осторожно протягивая руки к рюкзаку.
— Ага, мне-то не ври, я же не слепой. Да и плевать я хотел. Говорю же, мне все равно это закрашивать. Я маляр. Знаешь, кто это такой?
Мишка кивнул, а незнакомец продолжал:
— Ты сам-то чего тут тусуешься? Куришь, что ли?
Мишка замотал головой.
— А чего тогда? Школу прогуливаешь?
— Нет, я в первую смену учусь.
— А-а-а, сбежал, значит.
— Нет, не сбежал! Просто греюсь.
— Мне-то не рассказывай. Я сам сбега́л в твоём возрасте. И не раз, — маляр говорил, а сам ковырялся в пакете. — Блин, растворитель забыл. Чай будешь? — он достал термос и, не дожидаясь ответа, отвинтил большую крышку и наполнил ее до краёв.
— Нет.
— Как хочешь.
Усевшись на закрытое ведро с краской, маляр подул и осторожно отхлебнул дымящийся напиток. Подъезд быстро наполнился ароматом черного чая с лимоном. Мишка, не сводя глаз с незваного лестничного гостя, присел на нижних ступеньках.
— А ты не думал, что для побега сезон не самый удачный? — снова обратился к нему маляр.
— Я не сбежал, — продолжал гнуть свою линию парень.
— Ага, а бутерброды, которые у тебя из куртки торчат, для голубей.
Мишка засунул пакет с криво нарезанными бутербродами глубже в карман.
— План-то хоть есть какой? — продолжая отхлебывать чай, ухмыльнулся маляр. — Или так и собираешься по подъездам ошиваться?
— Квартиру сниму! — не выдержал Мишка. Ему не нравилось, что его считают маленьким и несамостоятельным.
— А деньги есть?
— А тебе-то что?
— Не «тебе», а «Вам». Тебя не учили, что с незнакомыми, тем более старшими людьми, нужно на вы?
Мишка промолчал.
— На, — протянул маляр кружку, в которую подлил чай, — выпей, согрейся.
Миша недоверчиво покосился, но всё же поднялся по ступеням и принял угощение.
— Слушай, я не собираюсь тебя отговаривать или сдавать родителям. Я тебя знать не знаю, и мне, честно говоря, все равно, что ты там задумал. Единственное, мне кажется, что у тебя всё совершенно не продумано. Каждый раз, когда я сбега́л, как ты сейчас, мне приходилось возвращаться, потому что негде было ночевать и нечего было есть. Без денег это невозможно, поверь.
— И что ты… то есть что вы предлагаете? — все еще не решаясь отхлебнуть горячий напиток, спросил Мишка.
— Могу посоветовать тебе отложить побег на более теплое время, а пока накопить на будущее жильё и еду.
— Родители мне не дадут денег, — замотал головой Миша. — Я мамин ноутбук испортил. А до этого разбил утюг и разлил духи. Да и по матеше за четверть у меня чуть двойка не вышла…
— Да уж, любишь ты, видимо, косячить, — усмехнулся маляр.
Мишка обиженно отставил чай в сторону и засобирался на выход.
— Я могу тебе помочь, — снова остановил мальчишку незнакомец.
— Как вы мне поможете?
— Ты можешь поработать вместе со мной. Мне двадцать четыре подъезда надо за зиму покрасить, начиная с этого. Работы много, а я один. Будешь получать зарплату, накопишь на побег.
— Мне одиннадцать лет. Работать можно только с четырнадцати. И я в школе еще учусь.
— Так после уроков. Как домашнее задание сделаешь, можешь подключаться на несколько часов. Получать будешь за выполненный объем. Отложишь себе на побег. Согласен?
— Не знаю. А вдруг вы маньяк какой.
— Я, вообще-то, тебя не преследовал. И вот скажи мне, похож я на маньяка?
Миша замотал головой.
— В общем, некогда мне с тобой тут это выяснять. Если надумаешь, завтра в это же время подходи сюда, только одежду надо такую, которую не жалко. А сейчас я пойду. Без растворителя мне все равно делать нечего. Тебя как звать?
— Миша.
— А меня Андрей Сергеевич, — протянул маляр руку, и Мишка пожал её. — Всё, Мишан, давай, пока.
— До свидания.
После того как Андрей Сергеевич скрылся за дверью, Миша просидел на ступенях еще с полчаса, размышляя над своими перспективами. Маляр был прав: плана у него не было, а денег тем более. Мишке даже как-то стало легче оттого, что можно вернуться в тепло и уют, а уж потом, ближе к лету, совершить нормальный побег с полными карманами денег и идей.
Дома его ждала взбучка за ноутбук и за то, что ушел из дома без спросу, к тому же с выключенным телефоном. Но он не думал об этом, ведь теперь у него появилась цель. Он однозначно скоро сбежит, и всё будет иначе. Так, как он сам захочет.
На следующий день Мишка всё продумал. Матери соврал, что идёт к однокласснику, что живёт в их доме двумя этажами выше. Уроки он обещал закончить там же. Вопросов не возникло, так как Мишка не надел куртку и захватил с собой рюкзак.
Не успел он перейти на лестницу, как нос уловил тяжелый запах краски и растворителя.
— А, Мишан! Пришёл? — поздоровался Андрей Сергеевич, успевший уже покрасить два этажа.
— Да, я готов работать, — уверенно заявил будущий беглец и поставил рюкзак на пол.
— А ты домашку выполнил? — зачем-то спросил маляр, продолжая водить валиком по стене.
— Не-е, — махнул рукой Мишка, — зачем мне ее выполнять? Я все равно скоро сбегу.
— Нет, дружище, — повернулся к нему Андрей Сергеевич, — так дело не пойдет. Мне нужен помощник, на которого можно положиться. Сегодня тебя родители отпустили, а завтра из-за того, что ты их обманул с учебой, не отпустят. А у меня сроки.
— Но мне деньги нужны!
— Тогда делай домашнее задание, а потом подключайся.
— Я завтра спишу.
Маляр взглянул на Мишку так, что мальчик понял — торговаться бесполезно.
— Я не знаю, как решать, — стыдливо признался Миша, доставая тетрадь.
— Что там у тебя? Пойдем, покажешь.
Андрей Сергеевич замочил валик в растворителе и предложил спуститься на несколько этажей вниз, чтобы не дышать краской. Там Мишка нехотя вытащил учебник из рюкзака и начал показывать задачи и примеры.
— А вы что-то помните со школы? — посмотрел он недоверчиво на маляра.
— Что-то помню, давай проверим.
На домашнее задание у них ушло около часа. Маляр действительно помнил многое и смог растолковать Мишке неподъемную тему по математике, а заодно побеседовал с ним на ломаном английском. Историю и географию Мишка обещал доделать дома, а Андрей Сергеевич обещал, что на следующий день проверит дневник. Если беглец всё еще хочет устроиться к нему на работу, он обязан следовать установленным правилам. А что обманывать Андрея Сергеевича бесполезно, Мишка понял сразу.
Когда с уроками было покончено, мальчугану был вручен респиратор и доверено таскать инвентарь, а также ведро с краской. Время от времени краску нужно было перемешивать и добавлять растворитель, чтобы не густела.
В первый вечер они сделали немного, всего несколько этажей. Но Андрей Сергеевич все равно заплатил, причём больше положенного. Довольный первой получкой Мишка убежал домой. Пропахшую растворителем и краской одежду он спрятал в пакет, а дома вывесил за окно, чтобы родители ничего не заподозрили.
На следующий день мальчуган подготовился более основательно. Бо́льшую часть домашнего задания он выполнил еще в школе, а то, что показалось сложным, разобрал вместе со своим новым начальником. На этот раз ему доверили чуть больше: покраску кисточкой труднодоступных мест. Правда, работал Мишка в эту смену не так охотно и даже начал филонить. Но Андрей Сергеевич его не отчитал, а просто вручил сумму вдвое меньше предыдущей.
— Это же нечестно! Я сделал больше, а получил меньше.
— Я прекрасно видел, как ты сегодня работал, — покачал головой маляр. — Либо делаешь как положено, либо уходи.
В этот же вечер Мишка решил закончить с дурацкой затеей. Он уже забыл причину, по которой решился на эту работу, но родители ему напомнили. Мальчуган получил очередной нагоняй за бардак в комнате и за драку с одноклассником прямо во время урока, о которой сообщила классная руководительница, позвонив матери в обед. Вечер был полон слёз и обид. В мыслях снова громыхало страшное слово «побег».
На следующий день Миша вернулся на работу в полной боевой готовности.
Андрей Сергеевич нехотя принял его обратно и стал вести себя еще более строго, чем раньше. Он постоянно требовал работать на качество, перепроверял за Мишей каждый метр и заставлял оттирать разлитую краску. Иногда работу приходилось делать по второму кругу, если где-то было плохо прокрашено. К концу первого подъезда Мише наконец доверили валик, но только на последнем этапе. Зато зарплату чуть повысили. Заветный побег становился всё ближе.
На середине второго дома маляр предложил разделиться. Миша теперь работал сверху вниз, а Андрей Сергеевич, наоборот, снизу вверх.
Родители, на удивление, ничего не подозревали. Мишка уходил из дома в среднем часа на четыре, а возвращался всегда до наступления темноты. Если мать звонила, то он тут же срывался домой, стараясь не вызывать подозрений. По совету маляра он работал в шапке и маске, чтобы не запачкать лицо и волосы, а также тщательно следил за тем, чтобы одежда, пусть и сменная, была чистой. В школе дела тоже заметно пошли в гору. Хорошистом парень еще не стал, зато двойки всё реже заплывали на белые берега его тетрадей и почти не пришвартовывались в колонках дневника. Причин для беспокойства у родных не было.
Иногда Мишка и Андрей Сергеевич болтали. Мишка делился своими историями из школьной жизни, рассказывал о друзьях, о врагах, о том, что родители относились к нему намного лучше до рождения младшей сестры. Андрей Сергеевич тоже поведал о своём жизненном пути. Рассказы его были не самыми радужными. Чем больше они общались, тем незначительней казались Мишке его собственные проблемы, но Андрей Сергеевич уверял, что любая судьба важна, просто у каждого она своя.
— Ну что, на побег хватает? — спросил как-то маляр, вручая Мише треть от своей зарплаты, которую сам ещё даже не получил.
За окном громко капало. Зима уже почти разжала свои клешни, и город готовился к встрече календарной весны. По планам Мишки до побега оставалось всего ничего.
— Возможно, — пожал плечами Мишка. — Только я уже не уверен, что хочу убегать.
— Что так?
— Не знаю. Всё как-то изменилось. Я вот думаю: может, лучше я эти деньги отдам маме на новый компьютер или на духи, которые пролил. Это ведь действительно была моя вина.
— Мне кажется, это хороший вариант, — кивнул маляр. — Знаешь, работа подходит к концу, а раз твоя проблема решилась, то я могу закончить и без твоей помощи.
— Я всё равно завтра приду, — твёрдо заявил Мишка.
— Хорошо, буду рад.
Вечером мальчик, как и планировал, торжественно протянул матери конверт с накопленными деньгами и попросил прощения за своё поведение. Он рассказал о тайной работе, о маляре, с которым проводил каждый вечер, о том, как он все переосмыслил. Реакция последовала незамедлительно. Правда, не совсем та, которую ожидал одиннадцатилетний мальчик, решивший сделать родителям приятное.
— Дай-ка мне номер телефона твоего Андрея Сергеевича, — попросил отец у Миши.
Этим же вечером, несмотря на слезы и уговоры сына, отец нагрянул в последний дом, где работал маляр. Одолжив у своего коллеги по работе бейсбольную биту, мужчина собирался выбить всю дурь из непонятного субъекта, что влез в голову его ребенка и еще платил деньги бог знает за что. Каково же было его удивление, когда перед ним предстал двадцатилетний студент-заочник.
— Это вы Андрей Сергеевич? — не веря собственным глазам, спросил отец, всё еще сжимая биту.
— А вы, я так понимаю, папа Миши?
— Ну… Ну да.
Мужчины поговорили.
Студент наотрез отказался от денег, которые пытался вернуть отец Миши, заявив, что мальчик честно помогал ему и выполнил немалую часть работы. А еще он рассказал о том, как рос в детском доме и как начал работать примерно в том же возрасте, что и Мишка. Он поведал о запланированном побеге своего юного помощника, о его переживаниях за отношения в семье, о проблемах в школе и еще много о чём, что узнал за эти месяцы от своего нового друга. Отец молча выслушал и извинился.
— Передо мной извиняться не нужно. Лучше с сыном поговорите, он хороший парень. Не заставляйте его чувствовать себя ненужным или слишком маленьким. Относитесь к нему с уважением.
— Я и не знал, что у него столько всего на душе. Он ведь ребенок. Откуда эти мысли, не понимаю… Меня воспитывали так же. — Он замолчал, прокручивая в голове картинки из собственного детства. — Да уж, теперь понятно, почему я не горю желанием общаться с отцом. Как же мне с сыном теперь контакт налаживать? Он же меня, наверное, ненавидит…
— А вы попробуйте вместе поработать, наверняка он поделится с вами тем, чем делился со мной. У меня тут объект намечается, если хотите, могу вас пригласить на один дом.
— Спасибо за совет и за предложение, — протянул отец Мишки руку маляру и без всякого сарказма добавил: — Думаю, что мы ими обязательно воспользуемся, уважаемый Андрей Сергеевич.
Александр Райн
ВОЛКИ НАС ПЕРЕХИТРИЛИ
Первое, что чувствуешь, входя в избу Алексея Игнатьевича, – прогорклый запах, который обычно стоит там, где жарят не на масле, а на сале. Зато в чай хозяин кладёт сливочное масло – по-сибирски. Вкус непривычный, но если добавить мёд, пить можно.
О существовании Алексея Игнатьевича я узнала случайно. Гостила в деревне у подруги, и та предложила зайти к соседу-охотнику: «Ты же любишь всякие истории? Вот дядя Лёша тебе и расскажет».
Алексей Игнатьевич – большой, грузноватый, с копной седых волос и ещё чёрной, но тоже седеющей бородой. Его дом у обрыва, рядом с озером.
Хозяйка, тётя Наталья, женщина неопределённого возраста с сухим обветренным лицом, встретила нас сдержанной улыбкой.
– В позапрошлую зиму еле весны дождались, – рассказывает Алексей Игнатьевич. – Зима пустая. Морозы за сорок, а зверья нет, даже кабаны пропали. Но хуже всего, когда несколько таких зим подряд. Лет пятнадцать назад так было, самые бескошачьи зимы на моей памяти.
– То есть «бескошачьи»? – не уловила я мысли.
– Когда в лесу нечего есть, лисы приходят в деревню и утаскивают кошек, – пояснил дядя Лёша. – Так что после бескошачьих зим в наших местах котёнок – самый большой подарок.
– Дядь Лёш, расскажи про Рэя, – попросила подружка.
Я заметила, как Алексей Игнатьевич немного погрустнел.
– В те годы лисы перестали приходить в деревню, даже в пустые зимы, – сказал дядя Лёша. – Может, Рэй им не давал.
Так я услышала историю о том, как Алексей Игнатьевич приютил зверя – помесь волка и собаки.
Деревенские псы часто убегают в лес, здесь нет ничего необычного. Гоняют зайцев, тревожат бурундуков. Лесникам эта вольница не по душе – тузики часто разоряют птичьи гнёзда. Однако слишком далеко в чащобу собаки не заходят. Но когда у деревенской суки течка и она убегает в лес, то может привлечь к себе и волка.
Если от этой любви рождаются щенки, они нередко становятся больше и сильнее диких собратьев, а главное – намного умнее. Встреча родственных генов, разлучённых 10–15 тысяч лет назад, играет роль масла, подлитого в огонь. Они порождают существо, обладающее невероятным чутьём и наследующее от домашних предков все их инстинкты, высокий интеллект, а также полное отсутствие страха перед человеком. Именно волка и встретила в лесу местная овчарка Альма.
В помёте оказалось пять кубарей, но выжило только два. Одного взял Вовка Учитель. По виду – вылитый волк, только маленький, чёрный и с большой головой. Местные пьянчуги, проходя мимо Вовкиного забора и видя, как это чудо пытается высунуться из штакетника, первое время пугались: «У-у-у, Занзибар!» Так Вовин пёс обрёл свою кличку.
Второго щенка забрал дядя Лёша. Рэй больше напоминал обычного волка – тёмно-серый окрас, белая подпалина на груди, только морда шире волчьей, здоровенная, как у волкодава.
– Более преданной собаки не встречал, – говорит дядя Лёша. – Бывало, выйдешь к нему, позовёшь: «Рэй». Он выглянет из конуры. «Ах ты пёс!» – хвалю эту морду. А он понимает, что хозяин хочет потрепать по голове, но не бросается со всех лап, знает, что я такое не люблю, да и Наталью пугает. Ползёт на брюхе, подлезает под руку и скулит совсем по-собачьи.
– И не кусался? – интересуюсь.
– Ни разу, – качает головой Алексей Игнатьевич. – Днём Рэй жил в конуре на огороженном участке, а ночью мы его выпускали во двор. Помню, сыну Кольке было три годика. Мы не разрешали ему гулять на территории Рэя, но в тот день прозевали момент. Сын отворил калитку Рэевой делянки и отправился «поиграть с собачкой».
Рэй сидел около конуры. Я-то сам не видел, мне Наталья рассказывала. Колька и нос ему выкручивал, и за усы дёргал безбожно. Рэй скулил от боли, но терпел, даже не тявкнул. Наталья выскочила, подхватила Кольку на руки, отругала, чуть не отшлёпала. Так-то она тоже побаивалась к Рэю подходить, но после Колькиных выкрутасов вынесла псу миску с мясом на мозговой косточке, погладила, поблагодарила за терпение. С тех пор Наталья стала часто баловать Рэя вкусненьким, и он её всегда радостно встречал.
– А по диким сородичам скучал?
– Да, и это были самые неприятные дни, – вздохнул дядя Лёша. – Рэй становился сам не свой. То рвался с цепи, то сидел часами и неподвижно смотрел в сторону тайги. Это было даже страшновато: вот сейчас на тебя смотрит собака, а стоит ему повернуть голову в лес – и сразу взгляд волка. Хотя мы волков не слышали, по ночам Рэй подвывал в сторону леса. Молодым я его выпускал побегать по деревне, но перестал это делать, когда пёс вырос и начал пропадать в лесу по нескольку суток.
Потом эта дура Любка шла из сельсовета мимо Вовкиного дома, а Занзибар подбежал к забору и показал зубы. Он вообще-то ни на кого не рычал, вот только пьяных не любил. А Любка как раз с секретаршей в честь Седьмого ноября выпили. Упала баба со страху, заголосила, что волк напал. Люди потом разобрались, что к чему, но Любу было уже не унять, накатала заяву, что на неё набросилась волчья собака. Из милиции и охотнадзора приезжали – не только к Вовке, но и ко мне. Сказали, что всё понимают, но по закону обязаны отстрелить обоих псов. Либо я сам это сделаю, либо они.
Занзибара Вовка им отдал, потом запил. А я пообещал всё сделать сам – на днях. Сидел с Рэем вечером у конуры, слёзы сами наворачивались. Вспоминал, как он был маленьким и смешным, как играл с моей рукой, показывая первые зубы. Много я тогда ему наговорил, как человеку. А он, положив голову мне на колени, казалось, всё понимал.
Той же ночью Рэй сорвался с цепи и убежал в лес.
Служивые были недовольны. Сначала думали – я сам отпустил Рэя. Но увидели порванную цепь, и до них вроде бы дошло. «Искать его мы не будем, – сказали. – Но если вернётся, ты знаешь, что нужно сделать». И уехали. А я радовался, что Рэй остался жив, пусть и так.
Поначалу ждал, что он вернётся через несколько дней или недель, но пёс исчез. Первое время я уходил в лес, даже жил на охотничьих заимках, искал Рэя. Но потом понял, что дело это безнадёжное. А через пару лет Боря, местный промысловик, рассказал, как чуть богу душу не отдал в тайге.
– Пошёл соболя проверять, – рассказывал Борька. – Сижу в засаде, вдруг чувствую тяжёлое дыхание. Оглянулся – волки! Штук восемь или десять. Обступили, зубы скалят, вот-вот набросятся. И вдруг один, матёрый, выдвинулся вперёд, встал между мной и стаей. Присмотрелся я: ёлки-моталки, да это же твой Рэй! Он рыкнул на них – волки подвыли. Ей-богу, они разговаривали! Потом развернулись и ушли. А Рэй немного постоял и убежал вслед.
Сначала я не поверил Борьке, решил, что смеётся надо мной. А может, наоборот, пытается по-глупому утешить, зная, что моя боль не прошла. Но нужно отдать Боре должное – больше никому о встрече в лесу он не рассказал. Если не врал, то Рэй не просто попал в волчью стаю, а возглавил её, не будут волки вот так слушаться чужака.
Я знал, как это обычно происходит. Либо вожак погиб, и Рэй стал вождём потрёпанной и обезглавленной стаи, спасавшейся от других волков или охотников. Либо пёс сам загрыз вожака – сил бы ему хватило. Но иногда бывает и так, что ослабевший вожак сам уступает трон без крови, понимая: сейчас стаю может спасти только тот, кто не только сильнее, но и умнее его. А стая для волков важнее всего.
Но вскоре случилось то, что я до сих пор не могу объяснить.
Наталья слегла с горячкой – простыла. Жар, беспамятство… Надо бы в город везти, да, как назло, буран, метель. Все дороги занесло, «буханке» с красным крестом не пробиться. У фельдшерицы нашлись кое-какие таблетки, она позвонила, обещала принести.
Сижу у постели жены, смачиваю полотенце, кладу на лоб. За окнами ревёт стужа. Вдруг слышу толчок в дверь: фельдшерица пришла. Открываю, а в дом влетает Рэй, весь заснеженный, – и прямиком к постели хозяйки!
Я просто обалдел. Вот уж кого не ожидал дома увидеть, так это его. Но после в голову закрались чёрные мысли. Ведь теперь это не мой Рэй, а дикий зверь, вожак волчьей стаи.
Метнулся на кухню, схватил нож. Бегу к Наталье, но то, что увидел в комнате, сразу остановило меня. Рэй улёгся на ноги жены и лизал их. Потом положил голову ей на грудь и затих. Наташа очнулась, открыла глаза. Но не удивилась – хотя, может, просто была слаба. Протянула руку, тихонько погладила пса.
– Рэй…
А я, как дурак, застыл с ножом на пороге.
Сколько они так пролежали – не помню. Потом Рэй тихонько слез с постели, подошёл к хозяйке, лизнул лицо и убежал в заснеженную ночь. Больше я его никогда не видел.
Возможно, это просто совпадение, но Наталье в ту же ночь стало лучше – к утру смогла подняться. Днём пурга улеглась, и мы отвезли жену в город. В больнице диагностировали двустороннее воспаление лёгких. Врач качал головой: «Чудо, что вы до сих пор живы. Молитесь Богу, что вообще выкарабкались».
А мне не давала покоя единственная мысль: как Рэй почувствовал, что хозяйке плохо? В снежную бурю, в лесу, за километры, а может, за десятки километров от прежнего жилища.
С той поры прошло года три или четыре, и я узнал, что зимой в соседний район стали наведываться волки, таскали птицу, резали скот. Люди боялись показываться на улице. Через какое-то время охотничьи команды вышли на след стаи. И вот что мне рассказал один егерь.
Стая, судя по всему большая, но ни с одним волком они так и не столкнулись, хотя следы недавние, свежий снег только выпал. А егерей человек двадцать. Всё сделали по уму: флажки, цепь, отсечение всех путей отступления. Вот-вот волки должны выскочить на стрелков. Но никого, тишина в лесу такая, что жуть берёт.
– Только на обратном пути я скумекал, что волки нас перехитрили, – говорил егерь. – Мы проходили мимо болота, но никто на него внимания не обратил. Болото оно и есть: кочки, припорошённые снежком. Но когда возвращались, я заметил, что кочек стало меньше, а снег вокруг раскидан. Тогда догадался, что волки спрятались на болоте, нагнули серые головы – снег их припорошил, и они слились с кочками.
И вот ещё что. Старая лесная дорога почти заросла, а по бокам канавки, кое-где поросшие ельничком. Ну кто бы из охотников туда заглянул, в шаге от тропы? А часть стаи там и пряталась! Я это понял, когда шли назад, – заметил следы и сбитый снег. Волки залегли один за другим вдоль канавки, под ельником и не видно. И подходили грамотно: со стороны леса, где тоже рос ельник, – проползли под густыми ветками, на открытом пространстве не передвигались. Никогда такого раньше не видел!
Так Рэй уводил свою стаю от смертельной опасности. Он родился в деревне и любил людей, поэтому никто от волчьих клыков не пострадал. А может, понимал: стоит пролиться хоть капле человеческой крови, и стая обречена. Но если бы Рэй родился не в деревне, а в лесу и возглавил волков, обладая теми же силой и умом? Сколько бы егерей вернулось домой живыми?
Потом волки ушли в другие леса и больше в наших местах не появлялись. Лишь однажды я встретил их, по весне.
В конце марта, если встать на обрыв, можно видеть, как метрах в трёхстах левее озёрный лёд оттаял у берега – там мелководье, оно лучше прогревается. Как-то раз вечером стоял на обрыве, курил и вдруг заметил на льду цепь чёрных хвостатых точек. Они смешно приподнимались и били в воду передними лапами. Я догадался, что волки ловят рыбу на растаявшем мелководье. Сумерки, толком ничего не разглядишь. Верно в народе говорят: время между волком и собакой.
Конечно, это могли быть и деревенские псы, хотя не видел, чтобы наши бобики так себя вели, уж больно ленивы для подобной спецоперации. А одна из точек задержалась на льду, дожидаясь, пока остальные не закончат дело. Когда все ушли, припустила в лес за сородичами.
Хотя с той весны прошло много лет, мне хочется думать, что Рэй всё ещё жив. Может, он до сих пор ведёт вперёд свою стаю.
Записала
Олеся БАЛАКИРЕВА
Взято из газеты "Моя семья"
#моясемья