Подаренный сын.

Мне 35 лет. У нас есть машина и хорошая квартира. Мой муж – чиновник. Еще у меня имеется дача за городом, доставшаяся от бабушки. Там чудный маленький домик, резные скамейки и качели, которые еще сотворил дедушка.
Всегда пахнет цветами, травой и дождем, а если поднять голову на небо, то можно бесконечно наблюдать за облаками. Я ее обожаю, муж нет. Мы можем себе позволить съездить за границу несколько раз в год. И на фоне других жителей провинциальных городов живем, что говорить, в шоколаде. Пожалуй, только я очень редко вижу своего мужа. Что поделать, работа.
Когда-то и я не пополняла ряды бездельников, как сейчас, а трудилась. Любимое место, учитель рисования. Наконец супругу надоели краски, кисти, творческий беспорядок и череда учеников. И он настоял на том, чтобы любимая жена сидела дома. Это вначале нравилась. А потом скукотища страшная!
Потихоньку от него я рисовала. Больше на даче, куда он ни ногой. Вроде бы я ничего не забыла в своей упорядоченной и благополучной жизни? Нет, забыла. Самое главное. Боль моя. У нас нет ребенка. Божечки, чего мы только не прошли! Лучшие клиники, обследования. Вердикт врачей: «Оба здоровы, все хорошо!». Тогда почему их нет? Муж, шутя, успокаивал: «Поживешь для себя. Я тебя и так люблю!». Только… Почему тогда он дарит игрушечных зайчиков, белочек и чебурашек своей коллеге Марине, что в декрете? Мол, от коллектива. И почему ее сына зовут так же, как моего мужа – Сергей? Совпадения? Однако если встречаем эту девицу с коляской на улице, она делает на редкость наглую физиономию и с вызовом смотрит на меня, а мой муж вдруг заливается краской. Может, я себя накручиваю. А может, это его ребенок? Почему я так спокойна? Просто сил плакать и переживать уже нет.
Горечь поселилась где-то внутри. Я ее туда загнала. Иногда она вылазит, и тогда я почти умираю. Но стараюсь держаться. Надо. А еще с помощью разных психологических упражнений готовлю себя к тому, то Сергей уйдет. Любой уйдет. У нас нет малышей. Значит, брак обречен. Только надо бы к этому подготовиться, чтобы окончательно не сойти с ума. Такой вот у меня замкнутый круг беды за благополучным внешним фасадом…
Тот апрельский день начался как обычно. Утро, кофе. Муж, рассеянно завязывающий галстук. Невольно залюбовалась им: высокий, темноволосый, с глазами цвета сапфира. Хоть сейчас на обложку. Сама я сидела на кухонном диванчике в шортах и майке и грызла сушку, прихлебывая чай из блюдечка.
- Лика! Ну что за манеры! Неужели нельзя налить чай в чашку, а вместо этой дурацкой сушки взять что-нибудь из вазочки, - поморщился Сергей.
«Лика» - это я. Уменьшительное от Анжелики.
- А мне так нравится… Может, вечером сходим на пруд, уток покормим? Погуляем, - предложила я.
- Нет, милая. Я очень занят. Буду совсем поздно, не жди меня, ложись. Какие уточки? Вон, по магазинам лучше пройдись, купи себе что-нибудь, - еле прикоснувшись к моей щеке, обдав привычным ароматом дорогого парфюма и на ходу застегивая пальто, муж вышел за дверь.
В окно я смотрела, как шофер распахивает перед ним дверь машины.
- Посмотри на меня, - прижавшись носом к стеклу, загадала я.
Он не посмотрел. Машина уехала. Почему раньше все было по - другому? Безумные поцелуи под луной, купание в ночной реке, веночки из одуванчиков и барбекю на бабушкиной даче… А еще мы слушали кузнечиков и пытались разглядеть светлячков. Теперь все это Сергей называет бредом, а я… Бездельница и неудачница, чьи мечты о счастливой жизни просто разбились.
Нужно было чем-то заняться. Надев белую куртку и шапку с помпоном, словно бросая вызов хмурой погоде, я отправилась гулять. Природа просыпалась, и вовсю чувствовалось дыхание весны. И облака были какие-то особенные, пушистые. Людей в будний день было мало. Правильно, все на работе. Миновав светофор, направилась дальше. Боковым зрением увидела на противоположной стороне три машины. Присмотрелась. Номера не наши. Авто заляпаны грязью. Большие, дорогие, насколько позволяют мне судить мои познания в технике, сама водить не умею, да и не особо хочу. Возле одной из машин стоял мужчина, что-то громко говоря по мобильному. Я видела только стриженый затылок и модную парку. За руку он держал ребенка лет пяти.
Дети - больная тема. И я чуть притормозила. Фантазируя, что эти двое звонят маме, говорят, что скоро приедут. В какой-то момент отец выпустил руку ребенка, увлекшись разговором. Тот пробовал тянуть его за штанину, за рукав, но мужчина, жестикулируя, продолжал беседу. Неожиданно малыш сделал шаг в сторону и побежал. Все бы ничего, но прямо на проезжую часть! Слева на полной скорости мчался автомобиль, водитель которого не мог видеть малыша за поворотом. Мысли ушли. В мозгу осталось «только бы успеть». Я побежала тоже, услышав за спиной крики. Перед летящим автомобилем я и малыш оказались одновременно. Счет шел на секунды. Не помню, как я это сделала. Просто подхватила его на руки и прыгнула в сторону, упав на асфальт. Раздался визг тормозов и страшное «Тооша!».
Наверное, минуту мы лежали вместе. Я внизу, чувствуя гул в ушах, он – наверху. Наконец, чьи-то руки оторвали ребенка от меня, а меня – от земли. Говорят, человек в важные минуты может думать о какой-то ерунде. Меня только что чуть не сшибла машина. А я смотрела на свою куртку и думала о том, что она грязная, рукав порван. Шапка вообще валяется посреди дороги в луже и лучше ее там и оставить. И потом как озарение: «А как же малыш?».
Видимо, последствия перенесенного стресса сказались, я безумно вращала глазами, а еще постоянно открывала рот, глотая воздух, как выброшенная на землю рыба. Они были напротив. Папа держал на руках сына. Я увидела глаза цвета холодной стали, жесткие складочки у рта, короткий ежик русых волос. Мужчина ничего пока не говорил, просто прижимал к себе ребенка и смотрел на меня.
Наконец, мальчик поднял голову с плеча отца и обернулся. Огромные, нереальные, прозрачно-синие глаза в обрамлении пушистых ресниц, которые слиплись от слез. Золотистые волосы. Ротик чуть кривился, готовый заплакать, но ямочки на щеках видны отчетливо. Будто сошел на землю ангел с полотен великих художников.
- Ты как, малыш? - спросила я, удивляясь, как хрипло звучит мой обычно звонкий голос.
Мальчик снова уткнулся в плечо отцу, ничего не сказав.
- Спасибо вам. Вы… жизнь ему спасли. Если бы с ним… я даже не представляю. Я бы…, - мужчина не смог говорить дальше, только крепче прижал к себе светловолосую головку.
- Да ладно. Главное, что все хорошо. Я обычно куда медленнее бегаю, не знаю, что на меня сегодня нашло. Прямо, как крылья выросли! – пошутила я.
И только тут почувствовала, как меня держит за локоть крепкого вида молодой человек.
- Меня зовут Дмитрий. А сына Тоша, Платон. Отойдем в сторонку, мне надо вам кое-что сказать, - передав ребенка спутникам, незнакомец и я встали чуть поодаль.
Попутно я достала зеркало и посмотрела туда. Н-да. Лицо все в грязных разводах. Одежда умерла. Если взять в руки сумку и сесть у магазина, вполне можно сойти за обитательницу социального дна.
- Видите ли, в чем дело… Мы проездом в вашем городе. У меня был важный звонок. Это не оправдывает, но я отвлекся. А Платон… С ним все сложно, после того, как его мама… моя жена умерла полгода назад. Он пытался мне что-то сказать, а я отмахнулся. Он и побежал, чтобы внимание привлечь. Только он думал, что это просто улица, а не проезжая часть. У вас же тут светофоров нет. У себя-то он знает, что когда машины несутся, надо стоять. А здесь растерялся. Еще раз спасибо вам. Сколько я вам должен? Любая сумма, поверьте, я умею быть благодарным, - папа Платона стал шарить в кармане пальто.
- Да вы что? Какие деньги? Это же… Да я бы… Не надо ничего! – я всплеснула руками.
- Ну как это. Вы и одежду себе испортили, - он впервые улыбнулся, хорошей улыбкой, которая вмиг придала человеческое выражение его холодному лицу.
- Что у меня, надеть нечего? Ерунда, это всего лишь вещи, - отмахнулась я.
Малыш подошел сзади. Я скорее почувствовала это, чем увидела.
- Тошка, иди к Сане, мы сейчас поедем! – проговорил отец.
Мальчик взял мою руку и погладил ее. А потом поднял свои удивительные глаза и улыбнулся. Нескольких зубов не было, что придавало ему особое очарование.
- Вы ему понравились, обычно он не очень к окружающим, - вздохнул Дмитрий.
Им нужно было ехать, а я пыталась унять бешено бьющееся сердце. Вы можете счесть меня сумасшедшей… Странное, всепоглощающее, волнующее чувство. Будто это мой сын...
- Совсем у тебя от недостатка детей крыша едет. Возьми себя в руки, - подумала я и попробовала кисло улыбнуться.
Тоша никуда ехать не хотел. Отец пробовал его взять снова на руки, но он брыкнулся.
- Может, в игровую комнату? Тетя нам покажет, где она тут, - сделал новую попытку Дмитрий, но и она окончилась неудачей.
И тут я ляпнула неизвестно зачем:
- А может, ко мне на дачу? Ну, заодно наши окрестности посмотрите. Сейчас там немного прохладно, но красиво, места чудные! Горы видно, у бабушки у меня дом такой, весь в цветочках! А еще там Тоша, волшебный слоник живет! Он уже старенький, одноухий, зато умеет исполнять желания!
Ребенок снова разулыбался, и вопросительно глянул на отца, потянув его за рукав.
- Поехали, - вздохнул Дмитрий, горестно глянув на часы.
Видимо, они опаздывали… Оказавшись внутри салона, я по достоинству оценила дорогой автомобиль. Нет, у моего мужа тоже очень хорошая машина, но это… Круто, как из кино!
Наверное, отец Тошки важная шишка, сзади двинулись две машины сопровождения. Мы ехали впереди, я показывала водителю дорогу. Дмитрий сидел рядом с ним, а малыш – сзади со мной. В какой-то момент он снова протянул мне ладошку, маленькую и очень теплую. Я слегка подула на нее. На даче Тошка бросился собирать остатки снега в уголках сада и бросать в отца. И только тут меня неожиданно осенило. Почему он молчит? Все время. Неужели после перенесенного стресса?
- Дмитрий. Э-э-э, может, вам на обратном пути в приемный покой заехать? Просто Тоша все молчит, может, испугался? – спросила я.
- Он молчит уже полгода. С тех пор, как умерла его мать, - сталь в глазах стала еще холодней.
- Извините, - только и пролепетала я.
Потом поставила самовар и повела малыша на второй этаж. Там стояла бабушкина кровать с пологом, вазы, старая лошадка, лежали вязаные половички. И восседал тот самый слон. Ребенок увидел его сразу. И, несмотря на старый и потрепанный вид (я представляла, какие у него игрушки!) тут же взял на руки мое выцветшее чудовище… Потом повернулся на меня и махнул рукой.
- Ты хочешь, чтобы я ушла? Хорошо! – я сделала несколько шагов в сторону и неизвестно зачем, спряталась за деревянным выступом.
Малыш бережно посадил слона на колени. Солнечный лучик запрыгал по его лицу, сделав кудри еще более золотыми. Потом он достал из кармана фотографию. Показал слону. Погладил его. Провел пальчиком по фото и вдруг заплакал, упав в подушку. Плечи ребенка вздрагивали, слона он прижимал к себе. Я вышла из своего укрытия и подняла упавший на пол снимок. Красивая девушка с глазами, как у Тошки и такими же волосами, беззаботно смеялась в объектив.
- Это мама твоя, да? – я погладила его по плечу.
Мальчик развернулся, вырвал у меня фото и сев, забившись в угол вместе со слоном. Не в силах выдержать его далеко не детский взгляд, я вдруг неожиданно для себя сказала:
- Тошенька… Ты у слоника попросил маму вернуть?
Мальчик кивнул.
- Тоша. Он ее вернет, обязательно, он же волшебный. Только… он не может ее совсем вернуть, как раньше, потому что твоя мама сейчас живет в сказочном мире, вон там, на небе. Но она теперь всегда сможет к тебе приходить, просто ты ее не увидишь. Но знай, мама рядом. Даже прямо сейчас рядом. Сидит с тобой на кровати! – продолжала я.
Грустными глазами малыш смотрел по сторонам. Потом протянул руку и погладил пустоту.
Мне нельзя было плакать. Я взрослая тетя. Но я плакала. Ну как, как объяснить ребенку, что мамы больше нет? Как он живет с этим, бедный…
- Вот вы где… ну, чай вкусный. Тошка, давай мы с тобой и с тетей наперегонки по дорожке побегаем и поедем, хорошо? – Дмитрий взял сына на руки.
Тоша по-прежнему прижимал к себе моего ободранного слона.
- Это тетина игрушка, верни! – начал отец.
- Да что вы, пусть берет! Бери, Тошенька! Это теперь твой слоник! И все у тебя будет хорошо, он же волшебный! – улыбнулась я.
Домой в этот день я попала поздно. Как ни странно, муж уже был там (хотя я его раньше полуночи не ждала). Он вышел с чашкой кофе и газетой, при виде меня чуть не выронив все содержимое из рук.
- Лика! Боже мой, в какой ты виде? Что с тобой? Ты вся грязная и одежда рваная! – я впервые за несколько лет видела на его лице проблески интереса к моей персоне.
- Потом, Сереж. Это я так, упала неудачно, - сказала я, на ходу направляясь в ванную.
Уже засыпая, подумала о том, почему не переоделась на даче. А еще: как там сейчас Тошка?
На следующий день была суббота. Муж на удивление никуда не спешил. Хотя все выходные в последнее время у него находились какие-то дела. Мы пили чай, когда раздался звонок в дверь. Сергей пошел открывать. Вернулся, с удивлением произнеся:
- Там, кажется, тебя…
Выйдя в коридор, я увидела букет. Он был до такой степени огромный, что курьера за ним практически не было видно.
- Анжелика Кожевникова? Это вы? Вот, распишитесь. Это вам.
Когда за курьером закрылась дверь, Сергей подбежал к букету и выдернул оттуда белеющую карточку.
- «Самой прекрасной и смелой девушке на свете. Спасибо за слона». Это что такое? – он нахмурил брови.
Не выдержав, я расхохоталась, потом рассказала мужу вчерашнюю историю.
- Не вижу ничего смешного. Во-первых, машина могла тебя сшибить насмерть из-за какого-то незнакомого мальчишки. Во-вторых, ты что, всем адрес свой раздаешь? – кипятился Сергей.
- Ну что ты. Я телефон только дала. На всякий случай, - непонятно зачем принялась оправдываться я.
- Тогда откуда он адрес узнал? Отец этого пацана? Он вообще кто?
- Я не знаю. Да что ты злишься. Возможно, я его никогда не увижу, - чувствуя, что ноет где-то внутри, прошептала я.
Однако ошиблась. Еще через два дня, возвращаясь из магазина с полными пакетами, я увидела у подъезда знакомый автомобиль. Хлопнула дверь, и вышел Дима. Несколько минут мы просто стояли и смотрели друг на друга.
- Добрый… день. Ой, что-то с Тошей? – наконец нарушила молчание я.
- Добрый. Нет. То есть да. Видите ли, Анжелика. С той самой встречи с вами мой сын… он переменился. Стал играть, смеяться, повсюду носит вашего слоника. Даже спит с ним. Наш психолог… Она считает, что у сына впервые наметился прогресс. А тут он мне написал на листке, что хочет вас увидеть. Если вам нужно отпрашиваться с работы, я все компенсирую. Только скажите, сколько, - Дима переминался с ноги на ногу, и было видно, что он не знает, как себя вести.
Если бы рядом была моя приятельница Верочка, она назвала бы эту ситуацию на грани абсурда. Незнакомые люди. Малыш, которого я видела пару часов. И ехать к ним… Потом я вспомнила, как маленькие ручки беспомощно гладили слона там, на даче. Как плакал Тошка, показывая игрушке фото мамы и просил, пусть и мысленно, чтобы она вернулась.
- Что вы все, Дима, на деньги переводите. Я поеду с вами. Только картошку занесу, - произнесла я.
- Что? А, картошку. Позвольте, я вам помогу, - он рассмеялся.
Пока гость пил чай, дозвонилась до мужа и сказала, что мне нужно срочно уехать.
- Куда? Что значит уехать? Я сейчас буду! – начал Сергей, но я его оборвала.
- Не надо, Сереж. Я потом все объясню. Надо помочь одному человеку. Не скучай.
Дорогой я занималась самоедством. Думала, зачем лезу в чужую жизнь, хоть и просят, вместо того, чтобы спасать свой трещащий по всем швам брак. Наконец автомобиль въехал в красивые резные ворота. От восхищения у меня дар речи пропал. Большой белый дом с колоннами никак не писался с обликом Димы, в котором, если честно, сохранилось что-то от ребят из фильмов про 90-е. Я представляла нечто более помпезное. Когда машина остановилась, на пороге появился Тоша. Он просиял и бросился к нам. Не добежав одного шага, смущенно остановился. Мой жуткий слон также был у него в руках.
- Смотри, сынок. У нас гости! – Дима рассмеялся.
Внутри нас поджидала дородная пожилая женщина в фартуке, двигающаяся, словно корабль по морю.
- Здравствуйте. Ваши вещи отнесут наверх. Дмитрий Александрович, обед когда подавать?
- Да прямо сейчас, Галина. Нашу гостью зовут Анжелика.
За обедом, состоящем из настоящей русской кухни: котлеты, пельмени, окрошка, картошка в масле с ароматным укропом и луком и жареная, пироги (позже я узнала, что Дмитрий является ее горячим поклонником) мы разговорились. Вечером я читала Тоше сказки, плавала с ним в бассейне. Он уснул у меня на руках на веранде, откуда я перенесла его в детскую.
Она оказалась шикарной! Огромной, кроватка в форме авто, игрушки в человеческий рост, много машинок, потолок как светящееся звездное небо. Хотя где еще должен жить маленький принц? Конечно, в таком вот дворце. Когда я хотела уйти, Тоша во сне взял мою руку и не отпускал. Так я и просидела еще пару часов. Огромный дом спал. Я спустилась в сад. Огонек сигареты возвестил о том, что не одна тут… Подошел Дмитрий.
- Простите, Анжелика, что мы вас вот так… выдернули из дома. Я, как отец-эгоист думал о благополучии сына, а у вас свои дела.
- Если вы узнали, где я живу, наверное, знаете, что у меня нет никаких дел. Я ж не работаю, - попробовала улыбнуться я.
От него исходил просто потрясающий магнетизм. Вот откуда в Тошке такая бездна обаяния, что сердце просто рвется на куски!
- Моя жена умерла полгода назад. Врачи были бессильны. Где я ее только не лечил. Рак. Думал, с ума сойду. Пил неделю, вторую. За Тошкой няня смотрела. Потом постарался себя в руки взять, а он уже не говорит. Мне бы с ним рядом быть, а я повел себя, как последний… слов нет. Он, скорее всего, решил, что мамы нет, и папа тоже ушел насовсем. Испугался, отсюда такая реакция. Я монстр, правда? – Дима стоял так близко, что у меня вдруг застучало в висках.
- Нет, ну что вы. К горю и беде никто не готов. И реакция у каждого своя. Вас оно захватило целиком, вот только ребенку этого не объяснишь. Ложитесь спать, Дима. Все наладится, - не глядя на него, я развернулась и побежала к себе.
Он уехал рано утром. Тошка тоже еще спал. Я спустилась на кухню, где домоправительница Галина готовила что-то умопомрачительное.
- Десерт сегодня у нас, не едали, поди такого. Тошенька-то прямо оттаял с вами. Я думала вначале, когда хозяин сказал, что за вами поедет, что вы на его жену, на Ариночку похожи. Она же, как куколка была. А нет. Волосы только цвета одного и все. Но личико у вас симпатичное, живое такое! Носик вздернутый, веснушки, глаза большие, как блюдца! Ой, заговорилась я. Не обижайтесь. А мальчик все равно к вам тянется. Добрая вы, наверное. Ой, дверь хлопнула! Не иначе эта ведьма опять пришла, Саня-охранник, что ли ее пустил? - вдруг всплеснула руками Галина.
- Какая ведьма? – удивилась я.
- Подруга хозяина. Он, видать, от безысходности с ней, стервой связался. Изабеллой себя зовет, хотя по паспорту Валька, я проверила. Вся фу-ты, ну-ты, расфуфыренная. А уж как Тошку не любит! Мальчик-то не говорит. А она эти пользуется и его обижает. Я тогда сама видела, как она его ущипнула, да больно так! – возмущалась Галина.
- А почему вы Дмитрию Александровичу не рассказали? – поинтересовалась я.
- Дак кто ж мне поверит? А Тошка молчит! Ох, грехи наши тяжкие, - Галина двинулась к холодильнику.
Любопытство взяло верх, и я тихонько выглянула в гостиную, звук шагов скрывали толстые ковры. В кресле расположилась нимфа! Высокая, с длинными черными волосами ниже талии, с пухлыми губками и большими зелеными глазами. Нимфа качала ножкой, обутой в серебристую туфельку. Платье в тон обтягивало совершенные формы. Взяв сияющий стразами телефон, девушка набрала номер и капризно изрекла:
- Диииииима! Ну, ты где? Я уже у тебя! Мы сегодня к Князевым приглашены. Как не пойдем? Нууу. Хорошо, дома так дома! – отшвырнув телефон, красавица скорчила рожицу и тут увидела входящего в комнату Тошу.
Тот остановился в нескольких шагах, робко улыбаясь.
- А, маленький гаденыш! Все из-за тебя, уродец немой! Твой отец из-за тебя не хочет со мной никуда идти! Ничего, женится он на мне, я тебя в интернат сдам! Слышал? Там такие же уроды, как ты! Будешь там жить! А я уж здесь с комфортом устроюсь, не все по съемным квартирам ездить! – нимфа запустила в Тошку подушкой, и он убежал.
Я отступила внутрь, чувствуя, как руки сжимаются в кулаки. Было безумное желание войти и задать пассии Тошкиного отца хорошую трепку, оттаскать за копну волос. Впрочем… В голове у меня вдруг забрезжила одна идея. На кухне я поделилась услышанным с Галиной, отчего та схватилась за сердце:
- Ой, выживет ребенка! Или отравит. Она на все способна! И покоя от нее никакого нет. Такая если сама не уйдет, ни за что не отвяжется.
- Значит, мы сделаем так, чтобы сама ушла! – радостно воскликнула я.
Потом взбежала наверх, в спальню, где еще вчера положила местную газету. «Все, что вашей душе угодно, мы выполним! Даже самое нереальное», - гласило нужное объявление.
- Здравствуйте! Если вы можете выполнить все, то слушайте, кто мне нужен! – начала я.
Через час, одолжив у Галины аляповатое платье с розами, накрасив брови черным карандашом, а щеки щедро нарумянив, с двумя косичками и пакетом семечек вошла в гостиную.
- Прывет! – проорала я, плюхнувшись в кресло напротив нимфы.
Та минуту смотрела на меня с полным ужасом, потом изрекла:
- А вы вообще кто?
- Как хто? Сеструха Димкина, Агриппина. Из Захарьевки приехала. Мать корову продала и здесь на рынке мясом торгую. А ты, поди, невестушка его. Ой, а че тощая-то такая? Откармливать тебя надо срочно! – плюнув семечкой в сторону нимфы, продолжала орать я.
- Не надо. Я и так красивая! – окинув меня презрительным взглядом, изрекла нимфа.
- Дык какая ты красивая? Димкин отец, дядя Коля, наказ со мной передал: чтобы следующая жена была ничуть не меньше 120 килограммов, тогда и проживет долго. Меньше этого веса он и не примет. А Димка без согласия отца не женится. Так что будем тебя кормить, иначе не бывать свадьбе. А дед Калина тоже присоединился. Самогонки послал со мной 10 литров. Грит, невеста-то Димкина должна при тебе литр выпить залпом, я щас принесу, самогонку-то. Этот мы тебя тестировать будем, во, какое слово знаю! А уж через неделю к нам, в Захарьевку поедем! Вся родня тебя увидеть хотит! Грит, корову доить научим, сено косить, за курями ухаживать! Ну, ничего, ты девка хорошая, все вытерпишь. А пока займись-ко Борькой, с ним сладишь, так я сразу своим отзвонюсь, что масть пошла! – отправив очередную порцию шелухи от семечек на дорогой ковер и мысленно попросив прощения у Галины, выпалила я.
- Какой Борька? Этто ваш брат что ли? – нимфа с ужасом вжалась в кресло.
- Эка ты смешная! Брат! Да братовьев у меня десять человек, ты, кстати, столько же детей должна родить! Борька - это хряк! – откинувшись в кресле, я постаралась засмеяться как можно противнее.
- Ххряк? Ккакой хряк? – прошептала нимфа.
- Обыкновенный. Породистый. Да вона, гляди, он идет. Так что ты давай, поласковей с ним. Почеши его, покорми, да помой! – я махнула рукой в сторону.
Зрелище было что надо! В предусмотрительно открытые Галиной двери вошел… настоящий трехсоткилограммовый хряк! Фирма не обманула, у них действительно было все и для всех. Причем они заверили, что животное умное и умеет много чего. На имя свое реагирует исправно. Подбежав к подруге Тошиного отца, я постаралась максимально обнять ее и принялась звать:
- Борька, Борька!
Попутно прошептав ей в ухо:
- А я сегодня освежителями в туалете надушилась, вкусные, страсть! Че вот вы духи берете, тут столько добра! – при этом обдав луковым запахом (пришлось съесть две штуки, но что поделать, искусство требует жертв!).
Нимфа, потеряв дар речи, пыталась вырваться от меня. А с другой стороны, неторопливо, к ней приближался розовый хряк.
- Мамочки! Свинья гигантская! Не поеду я ни в какую деревню! Другую дуру ищите! А все по ресторанам водил, видимо, готовил к этому кошмару и придурочной родне! И пусть не звонит мне больше, - отскочив от приблизившегося вплотную хряка как ошпаренная, кандидатка в жены молниеносно покинула дом.
В дверях беззвучно хохотала Галина. Выбежал Тоша, и без опаски подойдя к Борьке, принялся его гладить. Когда вернулся Дмитрий, мы чинно ужинали. Хряка уже увезли.
- А где Изабелла? Не дождалась меня? – рассеянно сказал он.
- Она ушла, вроде не придет больше, - исподлобья пробурчала подающая тарелки Галина.
- А… Может, это и к лучшему, - он стал есть, практически не замечая вкуса пищи.
Вечером я позвонила мужу.
- Ты вообще соображаешь, что делаешь? Уехала неизвестно к кому, непонятно зачем. Лика! Немедленно вернись домой! Тебе что не хватает? На приключения тянет? Его отец, кстати, где? Он чем занимается? – бушевал Сергей.
- Не знаю. Вроде у него два завода, - машинально ответила я.
- Что? – в трубке послышались гудки.
Я прогостила неделю. Вспомнив все сказки и погружаясь в волшебный мир детства. Вместе с Тошкой и его отцом мы посещали аттракционы, пускали супер большие фигурные мыльные пузыри и воздушных змеев за городом, кормили уток в парке, даже в лес выбрались. Мое внимание было всецело поглощено ребенком, с Димой мы практически не разговаривали.
Только иногда я ловила на себе его пристальный взгляд. А потом пришла пора уезжать, и мое сердце снова разрывалось. И уж совсем стало грустно, когда я садилась в машину, которая готова была умчать меня в мой родной город, а из дверей выбежал Тоша. Со слоном. На этот раз он не стал останавливаться вдалеке. Просто подбежал и обнял меня за колени. Я опустилась вниз.
- Ну что ты, солнышко, Тошенька. Я снова приеду в гости. И ты с папой будешь, и с Галей. Мы с тобой еще порисуем. Ты все рисунки храни, и мои, и свои. Мы же и Борьку рисовали, правда? Он как поросюшка, только большой очень. Тошенька! – уговаривала я.
Но ребенок, заплакав, вырвался и убежал в дом.
Его отец молча стоял рядом.
- До свидания, Дима. Вы звоните, если что, - чувствуя ком в горле, прошептала я.
- До свидания, Лика, - положив руки в карманы, он стремительным шагом пошел за сыном.
Ну а в родных пенатах меня ждал сюрприз. Супруг пришел со службы в 18.00, чего не делал последние пять лет. Квартира блестела, на столе горели свечи, ужин Сергей заказал в ресторане. Он был предупредителен и внимателен, еще пару месяцев назад я бы за такое отношение преданно заглядывала ему в глаза. А теперь… Внутри царила пустота. Отношения живы, когда любят. Что спасать? Скорее всего, я ему не нужна. Пусть дальше дарит зайчиков сыну своей коллеги Марины (или своему тоже?).
- Прости. Не хочу есть. Извини, - я резко встала из-за стола.
- Лика! Постой! Да что с тобой? В конце концов, я твой муж! Что происходит? Милая, успокойся. Мы же семья! Может, в отпуск? На Гоа рванем? - обеспокоенно промолвил Сергей.
- Нет. Мы не семья. У нас нет детей. И на Гоа я не хочу, - я устало села на стул.
- Да будут! – закричал муж.
- А если нет? – ответила я.
- Да без разницы мне! Лишь бы ты была рядом! Господи, дурак, ну какой же я был дурак. Лика, ты жизнь моя! Я… не смогу без тебя. Лика, пожалуйста, - Сергей прижал меня к себе.
Тут зазвонил телефон. Дима.
- Мне… надо ответить, - я стремительно вышла из комнаты.
- Лика! Лика, постой! Да что же это такое! Лика, это чужой ребенок! Это не твой сын! – неслось вслед.
- Как ты добралась? Все хорошо? Знаю, глупо. Но я тоже скучаю по тебе, как и Тошка, - раздался в трубке бархатный баритон Димы.
В эту ночь я не могла уснуть. Муж тоже не спал. Никогда не видела его таким. Сильный, волевой, блестящий чиновник, умеющий найти выход из любой ситуации, он сидел на кухне, обхватив голову руками. А я молча смотрела на дисплей телефона. Где улыбался мне мой голубоглазый, ставший таким родным мальчик Платон…
Мы продержались неделю. Я пыталась их забыть. Дима, видимо тоже понимая, что нестандартная наша ситуация выходит из-под контроля, не звонил. В пятницу вместе с Сергеем мы возвращались домой с покупками. Неожиданно я почувствовала, как рука мужа, держащая мою, напряглась. Он резко остановился. И тут я обнаружила их. Дима и Тошка сидели у нашего подъезда на скамейке. Отец увидел меня, сын еще нет.
Муж покачал головой и выпустил мою руку. Я побежала. Тошка встрепенулся, что-то почувствовал и бросился ко мне. Я едва успела его подхватить, чувствуя неповторимый детский аромат арбуза, солнца и карамелек. Дима и Сергей стояли напротив друг друга.
- Здравствуйте. Сергей. Прошу в дом! Жена много рассказывала о вас. Приятно увидеть, - все-таки мой муж не зря «рулил» городские вопросы, в выдержке ему не откажешь.
- Здравствуйте. Дмитрий. Взаимно! – бегло улыбнувшись, Дима протянул руку.
В нашей квартире, которая, хоть и была большая, но не превышала и двадцатой части их дома, Тошка быстро освоился и казался довольным. Двигал статуэтки на полочке, рассматривал коллекцию игрушечных лошадок, которую собирал мой муж. Когда все темы для разговоров и вежливости иссякли, Дима смущенно сказал:
- Мне предстоит командировка. На несколько дней. Вы простите нас. Но мой сын очень хочет провести это время с вашей женой. Он мне написал это. Я не знаю, как быть. Если скажите, чтобы мы ушли, мы уйдем, - он посмотрел в сторону.
- Да что вы. Не скрою, вначале меня эта ситуация напрягала. Да и сейчас немного. Только… Я сделаю все, чтобы моя жена была счастлива. И ваш сын… Конечно, оставляйте, не беспокойтесь о нем, - Сергей, качнув головой, устремил взгляд в окно.
- Спасибо. Ну, я пойду? – Дима, как он всегда делал, стремительно вышел.
- А пакетов-то сколько! Лика, он что привез? Мы что, ребенка не прокормим! Лика! – донеслось из коридора.
Я в этот момент смотрела в окно. Дима быстрым шагом шел к машине.
- Ты обернешься? – спросила я себя мысленно.
В ту же секунду он развернулся и помахал мне рукой, улыбнувшись.
На ватных ногах вошла в зал. Сергей, положив руку на плечо Тошки, проговорил:
- Привет, малыш! А давай, лошадками с тобой поиграем? Я тебе расскажу, откуда они сюда примчались…
И тут же добавил шепотом:
- Лика, а может он меня «дядя Сережа» будет называть?
Помолчав, я ответила:
- Сереж… Он же не говорит.
- А.. Точно. Ничего, мы так разберемся. Или вон напишет. Парень-то грамотный! В пять лет отлично уметь писать, это супер! Меня вон, Тошка, до семи лет ничего научить не могли. Да и потом кое-как каракули царапал. Значит, вот эту лошадку зовут Пегас. Она летает по небу.
Пока они занимались, я ушла готовить. Пытаясь себе сказать, что ничего особенного не произошло. Просто в нашей жизни вдруг появился маленький мальчик. И… его папа. Как нам жить дальше?
Устав от равнодушия мужа, теперь я неожиданно увидела его с другой стороны. На другой чаше весов был Дима, с которым у нас было так много общего. Даже просто молчать в тишине…
В выходной мы с Тошкой возвращались из детского комплекса, где малыш от души напрыгался. Сергея вызвали на работу, куда отправлялся он, отмечу честно, нехотя. Долго махал рукой от машины, чего в жизни не делал. Немного погуляв, я решила отнести пакеты домой. Дело двух минут. Тошка вцепился руками в качели, и уходить не хотел. Попросив бабу Катю с первого этажа пару минут постоять возле мальчика, я забежала домой, кинула сумку, выглянула в окно и обомлела. Тошка сидел, вцепившись в качели, откуда его пытался пинками вытащить мальчик постарше. Баба Катя с причитанием бегала вокруг, а рядом орал какой-то пьяный мужик. Через три ступеньки побежала на улицу.
Но я не успела. Резво затормозил автомобиль. Оттуда, не закрывая дверей, выскочил мой муж и бросился на детскую площадку, с легкостью перемахнув через забор. Вначале отодвинул ребенка-задиру от Тошки. Потом – его невменяемого отца. Тот с кулаками кинулся на Сергея. Муж, отбросив в сторону пиджак, за пару минут скрутил дебошира, только пыль поднялась. Не зря же он служил в спецназе.
- Вызывайте полицию. Тут гражданин в алкогольном опьянении, да еще и с ребенком гуляет, хотя на ногах не стоит. И органы опеки пусть подтянутся, все ждем, - бросил Сергей в телефон.
Доблестные службы прилетели за три минуты. Когда на площадке стало пусто, Тошка показал пальчиком на колени мужа.
Нарядные брюки были перепачканы грязью. И если ранее из-за малейшего пятнышка Сергей приходил в недовольство, то теперь просто махнул рукой.
- Пошли домой, Платоша. Вот такие у нас тут кадры ходят. Ты не бойся, если что. Я с подобным контингентом умею разговаривать. А если тебя мальчишки тронут, то в ответ тоже бей, да сильнее. Тогда бояться станут и лезть не будут!
- Ты чему ребенка учишь? – ужаснулась я.
- Законам жизни. Не всегда с ним рядом крутой папа будет. Пусть учится себя защищать. Он мальчик. Пойдемте, я тебе дома пару приемов покажу, - взяв Тошку за руки с двух сторон, мы пошли домой.
Уложив ребенка, я думала о его отце. Странное, необъяснимое чувство. Просто вихрь эмоций и когда он рядом, становится даже нечем дышать. Вроде бы у нас с мужем любовь. И влюбленность была. И конфетно-букетный период. Тогда это что? Нет, нужно держать себя в руках. Я не имею права… Кем я стала для Тошки? Наверное, если он когда-то заговорит, то назовет меня «тетя Лика». И у меня появится племянник…. С этими мыслями я заснула. В течение двух месяцев мы так и виделись. То он с отцом приезжал к нам, то мы с мужем (уже вместе!) ездили к ним в гости. Сергей окинул взглядом дом и только вздохнул:
- Бизнесмен, значит. А по виду типичный бандит… Все, молчу. Сынишка у него чудный, ты не думай, я не из вежливости. Я тоже к нему привязался, Лика.
Подруга, узнав об этой истории (причем чисто случайно, видела нас в городе, меня, Сергея и Диму с Тошкой), только и смогла промолвить:
- Обалдеть! Другие мужика нормального найти не могут! Живут со всякими алкашами, драчунами, нищебродами. А у тебя муж-красавец с должностью, да теперь еще любовник с заводами и готовым ребенком! Я вся обзавидовалась! Я вот замуж никак не выйду, одни излом да вывих. Решишь с мужем развестись, я его заберу! Тот, конечно, тоже сказка. Но он на меня не поглядит. Ему, поди, модель подавай с такими-то бабками.
- Что он тебе, котенок что ли? Чтобы забирать. А насчет модели… Это вряд ли, - с улыбкой произнесла я, вспомнив историю с хряком Борькой.
Тошка, кстати, с той поры часто рисовал поросят. Да и я вспоминала забавного свина. Он умненький такой оказался. Похрюкивал в такт мелодии, Тошка его яблоками и котлетами кормил, играл с ним. Как сейчас Борька?
Ну а дальше случилось событие, которое в корне перевернуло мою жизнь.
Мы, как обычно, приехали с Сергеем к Диме и Платоше. Теплым летним вечером пошли гулять на набережную. Мужчины лениво переговаривались в сторонке, я с Тошей за ручку смотрела на плавающих уток. Он показал рукой в сторонку. Там росли полевые цветы.
- Можно? – вопросительно и молча говорили его глаза.
- Конечно. Хочешь, сорви цветок, - улыбнулась я, потрепав его по золотистым кудряшкам.
Тошка побежал в сторону. Я видела, как он сорвал цветок с пушистой розовой головкой и быстро побежал ко мне. В синих шортах, футболке с якорем. Я невольно залюбовалась ребенком. И тут со всего разбега Тошка зацепился ногой за выступ и плашмя полетел на асфальт, пробороздив по бетону голыми ногами и руками. Закричав, я бросилась к нему, увидев, что Сергей и Дима тоже несутся сюда. До Тошки оставалось совсем, когда он с трудом поднялся на ноги и вдруг… звонко закричал:
- Мама! Мамочка, мне больно, мама! – и протянул ко мне руки.
Я подхватила малыша, прижав к себе. Он, рыдая навзрыд и обнимая меня за плечи, все повторял:
- Мама! Больно! Помажь мне коленки чем-нибудь, щиплет, больно, мама!
Я невольно улыбнулась. Тошка назвал меня «мама». Тошка заговорил! Рядом появился Дима с женщиной в белом халате. Где он только за такие кратчайшие сроки медика откопал?
- Вот матери пошли! Ребенок ревет, а она смеется, непутевая! – покрутив пальцем у виска, произнесла проходящая мимо женщина с тележкой.
Откуда ей было знать, что именно этого слова «мама» я ждала всю жизнь? Да что там, я отдала бы за него жизнь… Тошке мазали коленки. Дима смотрел на меня нежно, склонив голову набок, не отрываясь.
- Ну, вот и все, да, Лика? Ты теперь уйдешь, конечно. Он победил. Тем, что у него есть этот малыш, который назвал тебя мамой. Ты никогда не бросишь его, я знаю тебя. Вы будете жить втроем долго и счастливо в этом сказочном доме. Только как я буду без тебя? Я не могу без тебя, – я впервые видела, как плакал мой муж.
Тошка весь вечер не слезал с моих колен. Муж лежал в шезлонге, глядя в небо и ни с кем не разговаривая. Дима долго вел переговоры по телефону. Все мы старались сделать вид, что все хорошо…
Ночью я вышла в сад. Сергей уснул. Пахло розами. Дима шагнул из темноты. И молча поцеловал меня. Те, кто любил, поймут. Это желание раствориться в любимом человек. Я еле нашла в себе силы отстраниться.
- Постой… Мы не должны. Так нельзя, - уронив голову ему на грудь, я заплакала.
- Я люблю тебя. Очень. Не из-за того, что ты любишь моего сына или что он назвал тебя «мама». Просто люблю. За смелость, доброту, за твою удивительную душу. За красоту. Выходи за меня замуж! Я все для тебя сделаю! Лика… Я же вижу, что ты тоже любишь меня. Твой муж – взрослый человек. К тому же я навел справки и у него с коллегой… - начал Дима.
Я его перебила:
- Не надо… Не говори ничего. Я, правда, так счастлива из-за Тошки. Но я не могу… Не могу. Не провожай меня, постой тут. И молчи. Иначе я снова расплачусь. Просто хочу, чтобы ты знал, что так много значишь для меня.
На следующий день мой муж вернулся в наш город один. Тоша приболел, и я осталась с ними. Через четыре дня позвонил заместитель Сергея:
- Анжелика Григорьевна! Извините, что беспокою. Но где Сергей Александрович? Мы его все потеряли. Конечно, при его должности он может себе позволить немного отдохнуть. Просто дела неотложные. Вы слышите меня, Анжелика Григорьевна? Телефоны шефа молчат, дома его нет. Вы вообще где?
Я отключилась и побежала в кабинет Димы.
- Сергей не отвечает. Мне надо домой!
В его глазах цвета холодной стали промелькнула боль.
- Езжай. Водитель отвезет. Тошке я скажу, что ты скоро вернешься. Ты же вернешься? – он подошел и уткнулся головой в мои волосы.
- Мамочка! Ты куда, мама? – Тоша вбежал в комнату и вцепился мне в ногу.
- Я вернусь скоро, малыш. Только проведаю… Одного человека…
Вставляя ключ, рука дрожала. Где Сергей? Почему он не вышел на работу? Зная педантичный и обязательный характер, его стремление в карьере… В коридоре я за что-то запнулась. Включила свет. По полу катались пустые бутылки из-под виски. «Он же не пьет. Вообще!», - мелькнула мысль. Муж был в спальне. Трезвый. Глаза красные. Рубашка расстегнута, мятые брюки.
- Ты что творишь, Сережа? Тебя на работе потеряли, - прошептала я.
- Да гори она, эта работа. Все гнал, гнал. Там успеть, там подмазать. Сюда съездить, там показаться. Все получил, а тебя потерял. Ты за вещами? Уезжай, не беспокойся обо мне. Мне все равно теперь. На все. Пока не появился этот мальчик, я думал, что такая упорядоченная и спокойная жизнь с тобой будет всегда. Забывал дарить тебе цветы, говорить, что люблю. Теперь поздно. Главное, чтобы ты была счастлива. Тоша, Тоша. Он подарок небес тебе. Твой сын. Не родной по крови. Но стал родным по сердцу. Вот ведь как бывает. Превратности судьбы. И его отец. Слишком хорош, этот Дмитрий. Благороден. Богат. Моя жизнь кончена, Лика. Парадокс, но только теперь я понял, что мне не нужна ни одна женщина, кроме тебя. А тебя я теряю, - Сергей уронил голову в руки и зарыдал.
Прошло два года….
Мне 37 лет. Сегодня 1 сентября. Платон пошел в первый класс. Он подрос, мой любимый малыш. Прижимая к себе букет роз для учителя, обернулся и помахал нам рукой со словами:
- Я вас жду! Заберете меня! Пока, мама и папа. Пока, папа Сережа!
Ну а мы втроем пошли в кафе. Я, мой муж и Дима. Я по-прежнему замужем. Не смогла сломать жизнь своему супругу. Мы вместе. Дима… Конечно, я его люблю. Но мы друзья. Не знаю, как будет дальше. Тошка очень привязался и к моему мужу. Спросил, как его называть. Я думала, Сергей скажет «дядя Сережа». Но он поступил иначе.
- У тебя же две мамы, Тоша. Одна вон там, на небе. Скачет на волшебном Пегасе и смотрит на тебя. Вторая рядом с тобой. Я вот тоже, как и твоя мама Лика, хочу, чтобы у меня был сын. Поэтому, если твой папа не против, ты можешь называть меня «папа Сережа». Хотя бы так. Я очень рад буду, - он погладил мальчика по голове.
- Не против. Видишь, сынок. У тебя две мамы и два папы,- усмехнулся Дима.
- Ура! А у некоторых кто-то один. Значит, я самый счастливый мальчик? – Тошка обнял нас по очереди и рассмеялся.
Я много времени провожу в доме Димы. Муж, как и раньше, работает в родном нашем городе, на своей прежней должности.
Конечно, я бываю и там. Наверное, кто-то меня осудит, хотя ничего предрассудительного я не сделала. У меня нет никаких отношений с отцом Тошки. Хотя подруга Верочка едко цитирует кино «Иван Васильевич меняет профессию» и говорит общим знакомым про меня:
- Получается, у нее два мужа!
Возможно, это зависть. Но я не собираюсь разубеждать окружающих. Просто благодарна судьбе за то, что она подарила мне настоящее, вселенское счастье. Моего сына Тошеньку… Я живу ради него, а мужчины… Без них, конечно, нельзя и сложно. Но все кипящие страсти - это все немного второстепенно по сравнению с объятиями любимого малыша!
P.S. Да, хряка Борьку мы забрали из развлекательной конторы. И он теперь чинно ходит по саду, очень любит, когда Платоша поливает его из шланга. Или засовывает мордашку в окно Галине, где она кашеварит и получает порцию булочек или фруктов. Глазки-бусинки у Борьки теперь не грустные, как раньше, а очень даже веселые! Он ходит осторожно, стараясь никого не задеть своей внушительной массой. Любит, когда ему чешут за ушками. И в то время, как Платон приходит из школы, Борька ждет его у ворот, забавно похрюкивая.
Так вот мы и живем…
©️ Copyright: Татьяна Пахоменко, 2018
Свидетельство о публикации №218052701218
💛____••••🫀••••____💚
😂😂😂Вы oкaзывaлись когда-нибyдь в магазине в cyбботу вечepoм где-то в paйоне 21:50? Не в Азбуке вкyса, не в Окее или Ленте, а в обычнoй двopовой Семье, Дикcи или какой-нибудь Пoлушке шаговoй дocтупности.
Итак, мecто действия — «Семья», вечер, время 21:55. Работает одна касса. В тeчение минуты в кассу выстpaивается очередь чeловек 7. Мyжчина лет 45 с бутылкой литрового джин-тoника, за ним девушка лет 20 с шoколадкой и колoй, молoдая мама с ребенком на одной руке и корзинкой в другой, пара пенсионеров, парень с бутылкой вина. Замыкает колонну желающих отовариться мужчина средних лет с бутылкой водки.
Мyжчина с водкой нepвничает — остaeтся 5 минут, и есть все шансы оставить желанный напиток до линии касс.
«Те кто со спиpтным потopопитесь!» кричит кассиpша. «Так мы-то уже… Откpoйте вторую кассу!», — нepвно ворчат в очереди.
Пик-пик… бутылка литрового джин-тоника проскочила через сканер 2 раза. «Ой! 2 раза пробилась… Вам тoлько одну?»
«Эээ… да, у меня тoлько 100 рублей..», — отвeчает мужчина.
«Брал бы две», вopчат из очереди, «А то сейчас ни одну не успeешь».
«Саша! Ключ!», — кричит кассирша, «Где Анжeла?! Открывайте втopую кассу! Да, где же, блин, Сaша с ключом??!!», с этими словами она встает и быстрым шагoм топает в подсобку.
«Не успeeм, наверное..», слышится из конца очереди. «Еще 4 минyты, может, еще успеем», отвeчает кто-то.
21:56 Топот, крики, подобно бригаде хиpypгов, спешащих в операционную, в зал вбегaeт кассирша, за ней Саша с ключoм, следoм Анжела со словами «Только бы включилась, тoлько бы включилась!»
«Измeнить, да! Кoppектировка, да! Кoличество, один! Пoдтвердить, да! Покyпка 88 рублей. Есть!!», как корректировщик огня в танковом бою хoлоднокровно комментирует нажатия кнопок кассового аппарата Саша.
21:57 Парень с джин-тоником бpoсает 100 рублей, со словами «Сдачи не надо, надо успeть остальных пробить!»
«Вторая касса только на спиртнoе!!», — кричит Анжелла, «Быстрее, 2 минyты осталoсь!».
Подобно легковушкам, освобождающим выделенную полосу для автобycoв, скopee даже для пропуска скорой помощи, отходят мамы с детьми, пенсионеры, студенты, создавая гуманитарный коридор к кассе №2, куда выстраиваются не успевшие заранее затариться бедолаги. Все понимают — ситуация кpитическая, счет идет на ceкунды… От дeйствий каждого зависят судьбы людей…
21:58 Пик-пик, «Молoко потoм пpoбьете!», кричит Анжела, буквально отшвыривая «Домик в дepевне» назад на ленту. «Девушка, куда вы лезете со свoeй шоколадкой и колой! Не видите что ли, из-за вас люди могyт не успеть!!!»
«Прoxoдите пожалуйста», отступает мама с ребенком на руках, пропуская вперед парня с бутылкой вина… «Огромное вам спасибо!», благoдарит тот, ставя на лeнту заветную бyтылку.
21:59 «Там! Там еще мyжчина с водкой в кoнце стоит!!», — кричит кто-то. «Точно уже не успеет», обреченно говорит кассирша 50 секунд осталось.
«Сюда! Давай, кo мне!», — кричит парень с вином. «В мoй чек его!»
«Меньше минyты! Не успeть», говорит кассирша «В результате сами без вина останeтесь».
…Вся жизнь пробегает перед глазами пaрня — детский сад, пионерский галстук, который он так и не успел надеть, первый поцелуй в дачном садоводстве, первая машина, та самая видавшая виды девятка 1989 года, в которой он катал будущую жену, все это умещается в секунду. «Сам погибай, а товарища выручай» откуда-то из бессознательного приходит приказ, которому невозможно противостоять… Выдохнув, командует — как будто отдает приказ «В бой!»: «В мой чек! Я сказал, в мoй чек!!!»
Раз-два, водит кассирша бутылкой у сканepа. «Не читает зараза..». Очередь стиxла. «20 секунд..», — шепчет Анжлелла. Время неумолимо летит. Хватaeт ручной сканер и как снайпер, прищурив один глаз, прицеливается, как реаниматолог считает три, два, один, выдыхает и… «РАЗРЯД!», т.е. Пик! Р-р-р-р-р, вбивaeт 1000 рyблей наличных и, Дзынь! Касса открылась. Покyпка прошла!
22:00 Вся очередь аплодиpyет. Малыш на pyках у мамы улыбaeтся, мyжчина с водкoй в руках не можeт найти слова благодарности для своего спасителя. Парень улыбается: «Да epyнда», говорит он, — «На моем месте каждый бы так пoступил». Усталая кассирша с видом хирурга, закончившего 12 часoвую операцию на открытом сердце, кypит у входа в магазин, рядом Саша достает из нагрудного кармана мятую пaчку элэмa: «Что подeлать… Такая работа у нас, Свeтка».
*DioBох*
Добрая... добрая баба Вера
Баба Вера не сразу узнала его, когда ранним утром он несмело постучал в дверь её дома.
- Не прогонишь, тёть Вер? - остановился у порога. - Наверно, и не признаешь...
Она вглядывалась в небритое и потерянное лицо, и, не веря себе, спросила:
- Гриша? Ты Гриша? Да?
- Выходит, не прогонишь? Признала, тёть Вер?..
- Ой!.. Проходи, проходи Гриша.
Он сидел на краешке лавки, и, уперев взгляд в стол, аккуратно и не торопясь ел, спроворенную баб Верой, яичницу. Она боялась, что сейчас закурит какую гадость, очень уж не терпела запаха табака. Но он, похоже, не собирался...
- Ай, не куришь, Гриш?
- Нет. На зоне простыл - тяжело болел. Доктор сказал: «Курить будешь – сдохнешь». Бросил.
- Гриш. Не в укор... Чего уж, раз так вышло? Сестра моя, мамка твоя, не дождалась - похоронили без тебя. А раньше и отец твой ушёл. Мы ведь и сообщить тебе толком не знали, куда...
- Куда сообщать? Из тюрьмы, да на зону, потом наоборот. Где-то догнали сообщения, да поздно...
- Господи! Да что ж ты такую жизнь себе? Мать-то как убивалась?.. Надеялась. И сейчас оттуда?
- Нет, тёть Вер. Уже больше года вольный. Туда больше не ходок, только и здесь судьба догоняет. Ладно, каждому своё. Заслужил - не ной. Я ведь думал, что в дом родителей зимовать вернусь, а там, знаешь, наверное, жить-то нельзя - ремонта много. Вот к тебе пришёл. Примешь на время?
- Что тебе сказать, Григорий? Родной ты мне племянник, другой родни у нас с тобой не осталось. Живи на здоровье, сколько хочешь. Да и мне не так тоскливо будет.
Помолчали чуть.
- Тёть Вер, сводила бы ты меня как-нибудь на могилки - проведать родителей. Сам-то не найду.
- Зачем «как-нибудь»? Давай, сейчас и сходим. Зима вот-вот ляжет. Засыплет - не подберёшься.
На кладбище они с трудом пробрались сквозь заросли к оградке из дряхлеющего штакетника. Два креста рядышком, как бы в нежности и согласии, склонённые друг к другу. Баба Вера положила на бугорок ветки рябин с ярко-красными ягодами и оглянулась на Григория.
Тот стоял, уставившись молча на кресты, на таблички на них.
И вдруг увидела она, как всё заметнее и резче дрожит, уже прыгает подбородок его, и поспешно отошла.
- Ты тут побудь, я к своим…
Пришли домой уже под вечер. В своих укладках отыскала баба Вера, когда-то приготовленное мужу и ненадёванное им бельё.
Дров на хорошую баню хватило.
Не держала бы она в доме водки, да, как иначе одинокой старухе дом содержать? Дрова рубил сосед Николай. И рубил помалу, чтоб чаще ходить. Ну, и стакан с соответствующей закусью хозяйка выставляла исправно.
А сейчас поставила на накрытый стол початую бутылку с некоторым опасением: каков он, племянник-то, выпивший? Но и не поставить нельзя – встреча все-таки. Да и на могилках постояли - будет как-то не по-людски.
- Давай, Гришенька, ушедших родичей наших всех помянем, – повернувшись к образам, перекрестилась.
Распаренный, явно утомлённый долгим днём, Григорий молча выпил. Пригубила и баба Вера, и всё осторожно поглядывала, уж больно нехороший взгляд у него заметила при встрече. Как будто замёрзло всё у него внутри - льдом и мраком пустым шибает. Может, ещё налить – оттает?..
Но неожиданно Григорий, чуть отвернувшись, сказал:
- Не, тёть Верю. Не надо - хватит…
Утром, встав привычно чуть свет, она старалась не шуметь, не будить Григория. Пусть отоспится. Но тот встал сразу, поплескался у рукомойника, и, взяв ведро, пошёл к колодцу.
А за завтраком приятно удивил её племянник - спрашивать стал насчёт работы. Может, кто возьмёт его, пока без паспорта? Не инвалид, чтоб на ее пенсии сидеть. Да и паспорт новый получать - деньги потребуются.
- Работа?.. - задумалась баба Вера. - Нет её в деревне. Но слышала в нашей лавке жалился Панкратов, фермер местный, некому трактор, да машины его чинить. Придут, копейку получат и пьют - такие ему надоели. А ты умеешь? - вопросительно глянула на Григория.
- Знакомое дело. На лесоповале рычагами двигал. А как его найти, фермера твоего?
- Нет, Гриша. Сначала сама поговорю с ним. Кто ты для него?
В дверь без стука уверенно вошёл плечистый парень – сосед Николай:
- Здасте, вам, баб Вера! Я это… увидел Григория. Я того - дровишки подколоть.
Григорий повернулся к нему:
- Спасибо, мы тут сами теперь справимся.
- Ну-ну… – с явным разочарованием произнес. - Ладно, тогда я пойду.
- Постой, Коля, - баба Вера протянула ему бутылку с остатками водки. - Спасибо, что помогал.
А потом она поглядывала в окно, как ловко управлялся топором Григорий, как быстро росла поленница у сарая: «Вроде тощ и мал, а сноровист. Одеть, обуть надо - в этом замёрзнет - зима в глаза. Одёжу в нашей лавке надо посмотреть. Он, похоже, без копейки, да у меня мало наберется. Некому копить-то…»
Подкатилась потихоньку зима. Наконец-то, баба Вера жила в покое и тепле: не билась со снегами, не таскала воду с колодца по полведра, не экономила дрова. Да мало ли… Григорий, хоть и поздно приходил с работы, успевал сделать по дому всю мужскую работу.
При встрече, Панкратов, у которого работал её племянник, скупо похвалил его. И неожиданно сказал, глядя куда-то в сторону, что непонятно, как это он, такой-растакой хороший, а столько лет по тюрьмам? И сам предположил, что где-то его жизнь так тряханула, что вышибла много нажитой дури. Даже - вот удивление - не пьёт!.. Да только - не поздно ли? Немолод ведь.
А баба Вера осмелилась, да спросила, что мол, доволен – это хорошо. А копейкой-то его не обижаешь? Панкратов отшутился, такого, мол, крутого, и обижать побоюсь. А потом серьёзно намекнул, что доволен Григорий.
И правда, видно, завелась у него копейка. Съездил в районную полицию - начал хлопоты по паспорту. Кое-что из одёжи ещё прикупил - сапоги тёплые. И бабе Вере намекает, что бы брала деньги на расходы. А ей и не надо - пенсия неплохая – хватает. А он пусть подкопит - ему нужнее…
Уже в конце зимы, увидела Вера в окно, как их участковый идет к её дому. Как-то напрягло это её: взволнованно зашлось сердце, и она перекрестилась на образа.
- Здравствуй, тёть Вера! Не забыла еще меня?
- Да, как забудешь? В соседях ведь рос, помню, Миша.
- Смотрю, у тебя порядок во дворе, снег-то, как машиной почищен. Уж не деда ли себе завела?
- Смейся, смейся. Что с нас взять? Только посмешить и можем.
- Эх, тёть Вер! С кем же посмеяться, как не со своими? Ладно, разговор серьёзный есть до тебя.
- Да ты разденься, проходи к столу, сядь. Может, чаю хоть спроворю, а дело подождёт. Мороз-то не отпускает, хоть и зима к концу.
В волнении старалась Вера оттянуть «серьёзный разговор». Давно уже не ждала она ничего хорошего от неожиданных вестей.
Михаил только шапку снял, прошёл к столу и присел на табурет.
- Значит, Григорий Лигарёв у тебя проживает? Я ведь его едва помню, малой был, когда он первый раз сел, да больше здесь и не появлялся. Его заявление о потере паспорта пошло по инстанциям, да вот неожиданность - нашлась пропажа. - Михаил положил на стол паспорт и рядом толстый конверт. - Мы запрос по его последнему месту жительства, а оттуда паспорт. Нашёлся он у женщины - его сожительницы. Она и передала в полицию. Я тут всё ему оставляю, бумаги, бланки нужные. Разберётся, всё заполнит, и пусть в город настраивается. Надо прибытие, и прочие дела оформить, а потом здесь зарегистрироваться. И чтоб не тянул. И пусть с деньгами едет - там сборы всякие. И вот... письмо для него переслали. Ну, это полиции не касается, пусть сам разбирается.
Направляясь к двери, остановился:
- Честно, тёть Вер - не обижает? Уж больно биография его. Читал – ну, конченый уголовник.
- Что ты, Миша?! Как на духу - не нарадуюсь! Да ты можешь и у Панкратова спросить, он ведь у него работает - и тот доволен.
- Спрошу, обязательно, - серьёзно сказал Михаил. – И, если, что, мне сообщай. Сильно не надеюсь я на его исправление. Но… всякое бывает. Будь здорова, тётя Вера! Дел много, пойду.
Глянула Вера паспорт Григория, а там: кроме прописки… ни женитьбы, ни деток, ничего…
А конверт, на котором крупно «Григорию Лигарёву», она ощупала со всех сторон, похоже, фотографии там есть.
Григорий с порога заметил необычное на столе. Не раздеваясь, повертел в руках с видимой радостью и удивлением свой паспорт, вопросительно посмотрел на бабу Веру, и, не ожидая ответа, с опаской и напряжением взял в руки конверт.
- С полиции, Гриша, человек всё принёс. Ещё там про бумаги сказывал, чего и как… - и замолчала, понимая, что не слушает он её.
Давно остыла еда на столе. Григорий читал, откладывал письмо, и, молча, глядел куда-то вдаль, снова брал бумагу.
Баба Вера, делая вид, что хлопочет у печи, поглядывала на него.
- Тёть Вер, – сказал он неожиданно. - Хочешь посмотреть? Вот, кто у меня, оказывается, есть…
Она подошла к столу, где разложены фотографии. На них сняты женщина с малым ребёнком. Баба Вера переводила взгляд с одной фотографии на другую, внимательно рассматривала.
- Гриша, никак, это сынок твой? Меня глаз не обманывает. Лигарёвская порода. - Она посмотрела ему в глаза и не увидела там льда: растерянность, неуверенная, чуть заметная улыбка. - Кто это? Та самая, которая от тебя ушла?
- Другой не было, тёть Вер. А вот про ребёнка… не знал я - не было разговора. Выходит, у меня сынок есть?
- Значит, есть, Гриша! Это тебе счастье твоё! И его, Гриша, подымать теперь надо. – она поглаживала карточку с видимой добротой, с материнской нежностью. - Разбирайся с той женщиной, чтоб мальчонке по-людски, в семье расти - с отцом и матерью. И хватит со мной молчать, Гриш. Мы с тобой теперь самая близкая родня. Не обижай - мне ведь не всё равно.
- Расскажу, а ты спать перестанешь. Не просто всё…
- Просто, знаешь кому?.. Пока жив человек, успевай, поворачивайся. Давай-ка, поешь пока, да потом и обдумать надо новое наше с тобой положение. И к такому делу у меня по рюмочке припасено.
Весь тот долгий вечер рассказывал Григорий о многом: о том, как в последнюю отсидку, сдружившийся с ним сиделец один, дал адрес одинокой подруги своей жены. В доверительной беседе Григорий, увлёкшись, рассказал ему, что намерен быть здесь в последний раз. Надоела эта жизнь «в клеточку». Вот и получил адрес тот, но с рассказом, что выгнала та женщина мужа-пропойцу и других пьющих уж не подпускает.
Списались. Григорий сообщил о себе правду и о твёрдом решении, если сладится, жить по-людски и в трезвости. И его покорили её бесхитростные рассуждения о жизни своей, о неудачном, и уже давнем замужестве. Вот на этом поняли друг друга и сошлись.
Её небольшая комната в общежитии какого-то промхоза стала их семейным очагом. Впервые в своей жизни ощутил Григорий и заботу женскую, и нерастраченную любовь, которая пришла к ним обоим через время привыкания и стеснения. Работала жена в этом же промхозе и жила на небольшую зарплату фельдшера медпункта, которую ещё и задерживали. Григорий понимал, что ему, бывшему зэку, не устроиться на нормальную работу, и нашёл место подсобника в бригаде строителей-шабашников. Его работоспособность, готовность к любым делам, понравились бригаде, и ему неплохо платили.
- Осмелели мы тогда оба. Поверили, что уже всё у нас несокрушимо, планы всякие… насчёт дома своего. Но вот про детей… старались не говорить. Не молоды ведь, понимаешь. А оно вон как повернулось…
- Так, что ж разбрелись-то?
- Думаю, обоим жизнь немало нахлопала: мне за дела мои недобрые, ей от мужа - пропойцы. Обидчивы мы оба стали - оттого и нетерпимы. Как-то поддался я на уговоры бригады, когда расчёт за работу получили и «обмывали», на что зарок дал и своей поклялся. Ладно, мол, подумал, только грамм сто. Потом ещё чуть и… очнулся в нашей комнате в общаге. Как и что - ничего не помню. А на столе бумага большая, чтобы сразу увидел:
«Приду с работы, чтобы тебя тут не было».
- Да, что ж она сразу так-то? Ну, хоть поговорить бы - разобраться.
- Да и мне бы не в обиду тут же удариться. Может, как-то повиниться. Виноват, конечно, но ведь не алкаш. И я, что? Собачонка никудышная, да ещё и нашкодившая, что пинком под хвост и вон? И такая смертная обида взяла на всё сразу: на неё, за надежды свои несбывшиеся, да и вообще, на всю жизнь свою. И не дорога она мне стала, такая жизнь, где никому, понимаешь, никому на всём свете не нужен. Взял какую одежонку свою, паспорт поискал, не нашёл и… куда глаза глядят!.. Поотирался на рынке на другом конце города - есть-то и обиженному надо. Помогал торгашам товар подвозить-увозить, за что и подкармливали. Так лето и прошло, спать в палатках холодно стало. Надо было что-то думать, вот и стал я всё чаще деревню нашу вспоминать. Да только стыдно было таким появиться, люди пальцем показывать станут: «Явился…» А потом подумал, да, кто там остался? Родни все равно нет - я ведь и тебя не думал увидеть.
- Что ж ты меня похоронил-то до срока?
- Да, нет, тёть Вер! Я ведь тебя, по старой памяти, моложе представлял. Думал, уехала куда. В общем, засобирался: посмотрю дом родительский, подлажу, чем-то зарабатывать стану. Ну, не живым же в могилу от такой жизни, в которой и винить некого - сам виноват. И вот у тебя прижился - не званный… не прошенный.
- Гриша, да, что ж обижаешь-то? Опять тебе говорю, одни мы с тобой с нашей родни на этом свете. По одному нам… разве хорошо будет?
- Выходит, теперь не одни мы с тобой. Сынок, вот, у меня образовался, а с ним и мать его, значит, жена моя. Вот она мне пишет-то чего. Читай, баб Вер, я пока дойду до Панкратова - поговорить нужно.
- Куда ты? Ночь уже на дворе?
Когда Григорий вышел, нацепила баба Вера очки и за письмо. Читала, и всё поглядывала на фото, на женщину эту - и с каждой строчкой становилась она понятнее и ближе. Писала, что погорячилась тогда. Конечно, проплакала всю ночь, и решилась, да где-то надежда была, что не уйдёт, глядишь, и помиримся. Но раз пропал, что делать?
«Не судьба, значит. А тут и поняла, что беременна, и забота, и радость – не одна теперь буду в целом мире. Только родила - и беда за бедой. Промхоз тот развалился, всех долой, а общагу какой-то богатик выкупил. И нас всех требует на выход. А мне, куда? С грудничком! Деньги мало-мало есть, жить можно, но, где? Сказал хозяин, что на неделе всё отключат, отопление тоже.
Ходила по начальству, руками разводят - «всё по закону». И в детский дом, в малюточную группу обращалась, что б на время, пока работу да жильё. А там: отказ совсем напиши - тогда возьмём. Вот и край! И тут из милиции… и узнала, где ты живёшь. Я, Гриша, не виниться... и каяться не собираюсь. Оба виноваты. Да тут дело по-другому повернуло: сын и у меня, и у тебя. Ты должен знать и сам решить, как быть. Если тебе шибко гордость не позволит - вывернусь как-нибудь. Одна подниму. На всякий случай - имя сыну твоё дала. Будь здоров! Анна».
Вера отложила письмо и вновь за карточки, и всё ближе и роднее делась ей эта женщина с простым и спокойным взглядом, и малыш, таращивший на белый свет ещё несмышлёные глазёнки. И думы, думы… о своём и далёком, отчего сжало сердце…
- Почитала? – она не слышала, как вошёл Григорий. - Завтра поеду забирать их. Машину Панкратов даёт. Ты… того… не против?
- Да, ладно, тебе, Гриша. А то не понимаешь? Старухи, что за детьми присматривают, как от веку положено, живут долго. А я, Гриша, при вас хочу много лет еще прожить. Потому как должно у вас ладом пойти, и меня не обидите. Давай с утра - в час добрый и вези… домой вези.
Долго не спалось бабе Вере в ту ночь. Планировала, что надо уже рассаду сажать, семян нет, по товаркам придётся прикупить, потому как задаром нельзя, примета - надо купить за десять копеек. А весной снимет Григорий заборчик и трактором запашет огород, уже лет семь не паханый. Семья есть попросит - как без своего-то?
Потихоньку забылась сном… и опять, как бывало с ней всё чаще последнее время, привиделся сон тот, как она, совсем молодая, качает зыбку пустую. Но сейчас она твёрдо знала, что больше не пустит в этот сон печаль и боль своей далёкой утраты, от которой просыпалась в слезах и тоске. А она все качала и качала, и всё пыталась вспомнить песенку-колыбельку... «Баю-баюшки... баю…» И слезы… опять слезы глаза застилают...
Но были это уже слезы радости ее сердечной и полного душевного спокойствия…
Автор Валерий Слюньков