Как у Екатерины Великой появился «убор с лалами и шпинарью» - знаменитый бант-склаваж

«Начитались эти французы Лафонтена, а наши бабы их моду перенимают, не глядючи!» - возмущались русские мастера, когда все чаще стали получать заказы от знатных вельмож на «складни». Так россияне-ювелиры прозвали французские «эсклаважи» - ошейники и колье из дорогих металлов да ценных камней. Со временем первая буква затерялась, и вот уже при дворе Екатерины Великой появилось новомодное словечко «склаваж».

Царица с нетерпением ждала, когда в Россию из Вены прибудет Леопольд Пфистерер, известный и талантливый «золотых и алмазных дел мастер». Зима 1763-го года выдалась щедрой на распутицу, злые вьюги и огромные снежные заносы на дорогах. Поэтому приезд иноземного гостя затягивался. Пусть поработает в мастерской алмазных дел вместе с Экартом, посмотрим, чего он стоит… Так рассуждала мудрая правительница России, планируя дать прусскому мастеру первые задания для «испытания сил». Не успел Пфистерер ступить на русскую землю, как тут же получил от государыни кучу заказов: изготовить богатую коллекцию украшений. А среди них – три великолепных убора для самой Екатерины, гранатовый, бриллиантовый и лаловый.

«Лалы и шпинари», разные виды и оттенки роскошной шпинели, порой, ничем не отличались от рубинов. По крайней мере, на взгляд дилетанта, который не разбирался в искусных ювелирных делах. Как вы можете догадаться, дорогие читатели, и, забегая вперед, скажу, что выписанный из-за рубежа ювелир прекрасно справился с поставленными целями. Государыня была премного довольна, а потому, издала указ – подписать бумаги с непревзойденным мастером на шесть лет, и ни годом меньше!

Яркие и чувственные, будто пьянеющие вишни, нежные и томные, словно щеки скромной девы, розово-красные «шпинари» всевозможных оттенков прошли сложную огранку на Петергофской шлифовальной мельнице. Так Леопольд Пфистерер смог оставить именные надписи на каменьях. А 10 апреля 1764-го года он уже представил вниманию Ее Императорского Величества великолепный «складень», именуемый «колье со шлейфом». Драгоценность представляла собой тот самый модный «ошейник», украшение, что пришло в Россию из легкомысленной Франции. Пару царственному колье составили тяжелые, торжественные, пылающие, как два солнца, серьги-подвески с такой же рдеющей шпинелью.

«До чего же прелестно сияют эти лалы с золотою оправою», - восхищалась Екатерина, знатная любительница роскошных украшений. Колье, плотно облегающие женскую шею, было принято носить с особыми подвесками, бантами или крестами. Ну а впоследствии они уступили место чокерам-бархоткам. Такие женственные ленточки дамы носили на шее, дополняя вещицы самыми разнообразными кулонами. Крупный бант, часть невиданного ожерелья, горел в тусклом свете дворцовых свечей, привлекая внимание золотой и серебряной оправами для множества камней. Двадцать один экземпляр пурпурно-красной шпинели в окантовке из россыпи прозрачных бриллиантов – сказка, ставшая былью.

«О, этот бант так скромно и кокетливо прикрывает нежные ямочки ключиц от ненужных взоров!» - говаривали французы, называя подвеску «ханжой-святошей». Что на французском звучало, как «девотэ». Русские же знатоки ювелирных вещиц стали звать модные колье не иначе, как «складень с доводом». Ну а чудесный бант-склаваж, уже хорошо знакомый нам по коллекции Алмазного фонда в Кремле, числился, как «шлейф-девод». О наличии самого ожерелья, к которому, собственно, и прикреплялся царский бант, говорил тот факт, что количество камней шпинели и бриллиантов было указано в гораздо большем количестве. Сам же ошейник-колье, из-за коего не доставало двенадцати указанных лалов и почти половины бриллиантов, как полагают исследователи, был безвозвратно утерян.

Драгоценный каркас банта был выполнен так мастерски, что императрица даже не смогла его рассмотреть из-за россыпи искрящихся бриллиантов. Казалось, будто лалы и их прозрачные соседи не имеют под собой никакой увесистой основы. Мягкие, волнообразные линии и округлая огранка бриллиантов позволяла сделать массивный склаваж легким, изящным. Можно сказать, ажурным, а не каменным. «Девять светлых камней шпинари на фольге, в обрамлении отличнейших бразильских бриллиантов», - наверняка, именно так, четко и ясно описывал серьги-подвески, составляющие пару для колье, сам ювелир-иностранец.

Да, чуть не забыла добавить. Выбирая наряд, царица часто облачалась в сказочной красоты драгоценную парюру, уже известную нам. Частью ее были не только колье, подвеска, и серьги с розово-алыми каменьями, но и сверкающие пряжки. Украшения следовало крепить на башмаки или туфельки правительницы. Также к плечу: пряжка удерживала шлейф Ее Величества, завершая причудливую картину ювелирной фантазии и величия самодержицы российской.