История любви (опусы и рассказы)

- Доченька, ты пойми, что это не шутки! Это огромная ответственность! На всю жизнь! Ты готова к этому?! Нет, конечно… Ты всегда была доброй душой и парила в облаках. Спустись на землю, Соня! Это серьезно! - Мам, ты думаешь, что мы не понимаем?! – не выдержала Соня и швырнула на стол нож. – Мы уже не дети, мама… Большая, просторная, светлая, кухня была их царством. Когда родители достроили дом, Соне было тринадцать. Но она вместе с мамой выбирала цвет кухни, плитку для пола, технику и посуду. Уже тогда у нее был отменный вкус, и она очень любила готовить. Большую часть техники для кухни отец покупал именно для Сони. Ее торты и пирожные имели грандиозный успех у родственников и друзей семьи. Ни один праздник не обходился без звонка от кого-то из близких: - Сонечка, возьмешь на себя сладкий стол? Лучше тебя ведь никто не сделает! Вопроса о том, где будет учиться Соня после окончания школы, даже не возникло. Пока она осваивала азы менеджмента, по вечерам подрабатывая во французском ресторане в центре столицы, родители копили на то, чтобы осуществить Сонину мечту. - Смотри, Сонечка! Правда, место хорошее? Папа долго его искал! Маленькое кафе, конечно, и не работает давно, но зато – почти в центре! И цех кондитерский, пусть и небольшой, но есть. Рискнем? - Рискнем, мамочка! – Соня осторожно ступала по разбитому стеклу. Кто-то пробрался в помещение, которое предлагал выкупить отец Сони, и навел беспорядок. Но даже в тот момент Соня уже понимала, как будет выглядеть ее кондитерская. Она давно уже придумала все – от цвета стен до ассортимента. - Начнем с малого. Потом будем развиваться потихоньку. Помнишь, мам, у нас возле дома была небольшая кондитерская, где делала самую вкусную «картошку» в городе. - И трубочки! Ты их так любила, что готова была есть на завтрак, обед и ужин! - Ага! А потом объелась как-то, когда папа позволил купить столько, сколько я захочу. И у меня страшно разболелся живот. Я после этого на них даже смотреть не могла! Все хорошо в меру… - Это точно! Ну что, Сонь? Берем? - Берем! – Соня, закрыв глаза, благодарила небо за то, что у нее есть семья и мечта, еще не зная, что придет время и ей придется очень сильно постараться, чтобы сохранить то, что, казалось, незыблемо и вечно. Кондитерская Сони пользовалась популярностью. Через пару лет после открытия Соня запустила второй кондитерский цех и при помощи отца поставила бизнес совсем иначе, чем было задумано изначально. Вместо маленькой кондитерской с авторскими сластями, она стала хозяйкой целого предприятия. Ездила по области, ища поставщиков среди фермеров, попутно прикидывая, не открыть ли еще магазин, где все смогут купить свежее молоко и масло. Но дела шли в гору, а Соня грустила. И только мама ее знала – почему. Время тоже шло, а рядом с Соней не было того, кто тронул бы ее душу и заставил ее запеть. Она жила, словно по инерции. Сердце жаждало любви и семейного счастья, но даже перспектив на это не было никаких. Соня не была красавицей, но и страшненькой ее назвать язык бы не повернулся. Яркой внешностью природа, поскупясь, ее не одарила, но у Сони были красивые серые глаза, неплохая фигурка и длинные волосы, которые она привычно собирала в гульку на макушке, когда работала. Все новые рецепты Соня всегда «обкатывала на публике» сама, и лишь после того, как понимала, что десерт пришелся по вкусу, запускала его производство в полном объеме. Вот в один из таких дней, когда она работала в кондитерской, отправив отца в очередной «тур» по области в поисках поставщица яиц для большого цеха, Соня и познакомилась со своим будущим мужем. - Молодой человек, у нас так не принято! Шеф не общается с посетителями! Соня прислушалась к шуму в зале и вопросительно глянула на свою бессменную помощницу и лучшую подругу – Виту. - Что там? - Не знаю, Сонь. Сейчас выясню! – Вита стянула перчатки, и одернула фартук. – Бузит кто-то. Не волнуйся! Разберемся. Вита управляла кондитерской так, что Соня давно уже передала все дела в руки этой хрупкой девушки. Ее удивляло, как эта красавица с буйной повителью темно-рыжих кудрей и нежно-голубыми глазами, умудряется в уме решать сложнейшие задачки и не поморщившись, ругаться с поставщиками, требуя продукты только лучшего качества. - Ой, Витка! Я не умею с ними так! Меня почему-то всегда пытаются обмануть… - Это потому, Сонь, что они видят – ты человек добрый, порядочный и воспитанный. Вот и пытаются на тебе ездить. А на мне – где сядешь, там и слезешь! Забыла, кто меня воспитывал?! Я кого хочешь в бараний рог скручу! Папка мой, да и твой тоже, всегда говорили, что за своих горой стоять надо! А ты мне не чужая! Не волнуйся, и работай спокойно! А поставщиков оставь мне. Уж я с ними управлюсь! В этом Соня ничуть не сомневалась. Историю Виты она знала, как и все в городе, в мельчайших подробностях. О том, как маму Виты, которая возвращалась домой после ночной смены, затолкали в машину какие-то страшные люди и вывезли за город. Как измывались там над ней, а потом, натешившись, спрятали так, что нашли бедную женщину только через несколько лет, да и то случайно. Следствие тянуло с поисками, не давая внятного ответа, как продвигается дело, ни родным, ни журналистам. И тогда отец Виты взял все в свои руки. Связался с друзьями, с которыми воевал когда-то, и попросил помочь. Преступников нашли довольно быстро. Но приговор им отец Виты решил вынести сам, опасаясь, что они окажутся безнаказанными. Слишком громкими именами они хвастались, грозя ему тем, что сделают все, чтобы каждый знал – именно он виноват в том, что случилось с его женой. И отец Виты сделал все, чтобы больше никто и никогда не пострадал от действий этих нелюдей, а потом пошел и написал явку с повинной, предварительно договорившись с лучшим другом, отцом Сони, что Вита поживет в его семье столько, сколько будет нужно. Так у Сони появилась сестра. Родители никогда не делили их – своя-чужая. Они были в одинаковом положении. Вещи, сладости, игрушки – всего было поровну. Отец Виты отбыл наказание и вышел чуть раньше срока. Вите на тот момент было двенадцать. И первое, что он сделал, когда девочка вернулась в родной дом, отдал Виту в секцию карате. - Ты должна уметь защищаться. Пригодится или нет – вопрос. И дай Бог, чтобы не понадобилось тебе это. Но уметь ты должна! Сделай для меня, доченька. Мне так будет спокойнее… Вита не просто сделала. Она стала чемпионкой. Сначала города, а потом и области. Но дальше участвовать в соревнованиях отказалась. - Пап, я же не для этого спортом занимаюсь. Я – девочка! Хочу сладкого, и на ручки. Но для начала это сладкое хочу научиться готовить. Вон Соня печет свои пряники да тортики. А я чем хуже?! У меня, конечно, так вкусно не получается с первого раза, но я могу повторить, если мне все показать и объяснить. Не глупая. - Твой выбор, дочь. Как скажешь, так и будет! А Соня была только рада, когда Вита попросила дать ей возможность поработать в кондитерской. - Конечно! Только, ты же замуж, вроде, собиралась? - И? Разве замужество повод, чтобы не осуществить свою мечту? Сонь, знаешь, есть люди, у которых мечты и нет вовсе. Живут как-то… Существуют… Я так не хочу! - И какая же у тебя мечта, Вита? - Ресторан свой! Где не только сладости делать будут. Ты же знаешь, как я умею готовить? Твоя мама учила меня. А это, я вам скажу, школа! Не всякий шеф такому научит. У нас почему-то все больше суши какие-то да роллы. Или пицца, на худой конец. А ресторана русской кухни почему-то ни одного нет в городе! Вот я и открою. Чтобы и горячего можно было поесть, и пирожком вкусным закусить. А к тебе буду отправлять за пирожными. Что скажешь? - Дерзай! Чем смогу – помогу. Мечта – это здорово! Но реализацию плана Вите пришлось немного отложить, когда на свет у нее появилась сначала дочка, а потом сын. - Ничего! – Вита проверяла накладные в кондитерской, со спящим сыном на руках. – Есть папа. Поможет! Да и свекровь обещала. Справимся! - Вита, ты можешь взять паузу, и заниматься детьми. - Злая ты, Сонь! Я же так с ума сойду! Ты не подумай! Я детей своих больше жизни люблю! Но и работу я тоже люблю! И потом, я же учусь! Нет! Некогда мне дома сидеть! Что у нас с мукой? Почему так мало завезли?! – Вита заворковала, когда сын захныкал, затанцевала, укачивая его снова, и подмигнула подруге. – А ты говоришь – пауза… Соня смотрела, как подруга управляется с детьми, и отчаянно хотела для себя такой же судьбы. Чтобы кроха на руках… Чтобы счастье полной ложкой… Но не срасталось. Пока не появился Алексей… - Вот, Сонь! – Вита вернулась из зала для посетителей вместе с каким-то человеком. – Тебя требует! - Что-то случилось? – встревожилась Соня. Проверок она не боялась. Этими делами всегда занимался отец, у которого было много друзей в городе. Они помогали решать такие вопросы. Да и нарушений Соня старалась не допускать. Вот почему появление одетого в строгий костюм незнакомца стало для нее поводом для волнения. - Скажите, откуда у вас рецепт этих профитролей?! Он же мамин! Семейный! Только она умела такие делать! – мужчина явно был растерян, и смотрел на Соню так, словно у нее на голове в одночасье выросло дерево. - Это мой рецепт, - Соня глянула на Виту, точно зная, что та ее поймет правильно. – Я такие пирожные делаю с тех пор, как мне исполнилось десять. Мама научила меня. Вот! Возьмите! Рада, что наши пирожные так вам понравились! Соня протянула посетителю коробочку с профитролями, которую принесла Вита, но мужчина не спешил брать ее в руки. - Скажите, вы замужем? – неожиданно для всех выпалил он, не отрывая взгляда от Сониного лица. - Эй! – возмутилась было Вита, но Соня не стала жеманничать. - Нет. Я не замужем. - Тогда, я хочу пригласить нас на ужин. Можно? Вита украдкой покачала головой за спиной странного посетителя, но Соня уже кивала в ответ. - Хорошо. Я освобожусь после семи. - Я буду ждать вас! Конечно, Вита высказала Соне все, что думала о скоропалительных знакомствах и посетителях, которые вместо пирожных требуют внимания, когда незнакомец ушел. Но Соня ее совершенно не слушала. Она думала о человеке, который так смотрел на нее, будто видел что-то такое, что давно знал, но потерял когда-то и не мог найти долгие годы. - А я даже имени его не спросила… - Вот-вот! А на свидание согласие дала! Нет, Сонь! Я тебя одну не отпущу! Сейчас позвоню благоверному, и мы пойдем в тот же ресторан, что и вы! - Зачем? – словно очнулась Соня, услышав слова подруги. - Чтобы он тебя не обидел! Сонь, ну неужели ты думаешь, что я позволю тебе вот так запросто пойти на свидание с первым встречным?! Он явно не из нашего города! Ты костюм его видела?! - А что с ним не так? - Все так! Хороший костюм! Даже слишком. Осторожность не помешает! Соне пришлось согласиться. Но все обошлось. Незнакомец оказался представителем крупной компании, которая планировала строить завод по производству пластиковых окон неподалеку от города. Соня просто понравилась ему с первого взгляда, а поскольку с девушками Алексей общаться не очень-то умел, то не придумал ничего лучшего, чем быть максимально открытым. - Я тебя так долго искал… Думал, что уже и не найду никогда! – целовал он Соню на свадьбе. – Жена моя… Счастье мое… - Леша, ты меня смущаешь! – смеялась Соня, обнимая его в ответ. – Я тоже тебя искала… И нашла! - Это я тебя нашел! - Не меня! А мои профитроли! - И их тоже! Повезло же мне! - А то! Жизнь семейная складывалась у них лучше некуда. Ни скандалов, ни ссор, ни выяснения отношений. Они жили настолько мирно, что даже Вита посмеивалась. - Сонька, это не дело! Нужен иногда хоть какой-нибудь крошечный скандальчик! - Зачем? – недоумевала Соня, для которой такие отношения в семье были нормой. Так жили ее родители. И Соня видела, насколько мать и отец уважают друг друга. Конечно, иногда они ссорились, но это были странные ссоры. Разругавшись с мужем, мама Сони готовила его самые любимые блюда, а он в ответ проходил по дому, устраняя мелкие огрехи, вроде перегоревшей лампочки или разболтавшейся дверцы кухонного шкафчика, по каким-то причинам пропущенные им до ссоры, и звал жену на рыбалку. - Давно не были. Соня знала, что родители даже часа не смогут высидеть на берегу с удочками молча. Сначала выскажут друг другу все, что накипело, а потом будут целоваться до одури, не обращая внимания на то, что клюет. - Вита, я не знаю, почему мы не ссоримся… Просто не из-за чего. Видимся утром и вечером, да по выходным. Ведь оба работаем. К тому же, Леша часто бывает в командировках и в эти дни я одна. Когда нам ругаться? И потом… Мы оба хотим одного – семью. Детей… Уже два года прошло, а все никак… Врачи говорят, что проблемы есть, но незначительные. И это не должно мешать. А у нас не получается… - Ничего! Все будет, Соня! Дай срок! Будешь ты своим малышам про гулюшек песни петь, как я когда-то. Помнишь, как просила меня научить тебя этой колыбельной? - Ох, Виточка! Твои бы слова да Богу в уши! Как же я хочу ребенка… Но прошел год, другой, третий, а детей у Сони и Алексея так и не случилось. Они обращались к лучшим специалистам, но те лишь разводили руками: - Это не в нашей компетенции. С точки зрения медицины – все прекрасно! Все вопросы к небесной канцелярии. Где-то ваш аист заблудился, наверное. Ждите! И они снова ждали… Но аист не спешил. И тогда Алексей предложил Соне взять ребенка из детского дома. - Как думаешь, может быть, это будет правильно? Если своих нам иметь не дано, то давай дадим дом хотя бы одному малышу, который в этом нуждается. Любви у нас, Соня, с тобой – океан. Но если ее не дарить кому-то, то зачем столько? Как считаешь? - Считаю, что ты прав, Леша! Я сама хотела тебе предложить подумать над таким вариантом, но боялась, что ты не поймешь меня. - А вот это зря, родная! – Алексей обнял жену, вытирая ей слезы. – Нельзя нам бояться друг друга. Не дело! Так хорошего ничего не построишь… Страх уничтожит все. Нельзя! - Я больше не буду, Леш… Как думаешь, нам дадут ребенка? - А почему нет? Кому, если не нам? Им не отказали. Алексей и Соня прошли школу приемных родителей, оформили нужные документы, и стали ждать. Надежда снова поселилась в их доме, легкокрылой голубкой ласкаясь то к одному, то к другому. А пока они ждали, Соня решила поставить в известность родителей, что скоро они станут бабушкой и дедом. - Нет, Соня! Нет! – Ольга Ивановна качала головой. – Ты хоть понимаешь, чем это может обернуться?! А если там наследственность плохая? А если ребенок будет больным? А если… - Мама! – Соня перебила мать, и обняла ее, встряхнув за плечи. – Успокойся! Почему ты думаешь о плохом?! Откуда это взялось у тебя? Ты учила меня смело смотреть на этот мир и ничего не бояться! А теперь что? Я должна испугаться сейчас? Не будет этого! Ты не понимаешь, мамочка! - Соня заговорила мягче и спокойнее. - Для нас это шанс. Своих детей у нас с Алексеем, скорее всего не будет. Ну вот такая судьба у нас… Ничего не поделаешь. Но разводиться из-за этого или пытаться построить свою жизнь с другим партнером, я не стану! Я люблю Лешу! А он любит меня. И у нас достаточно ресурса для того, чтобы взять на себя эту ответственность. Болен будет ребенок? Будем лечить. Возможно, для этого малыша, мы – это единственный шанс, чтобы вырасти и стать человеком. - А если… - Мама! – оборвала Соня Ольгу, не давая договорить. – Ты не поняла. Для нас нет никакого «если». Все уже решено. Я не прошу твоего разрешения. Я прошу понять, что иначе не будет. И тебе придется либо принять это, либо… Отказаться от меня, как от дочери… - Что ты такое говоришь?! - Мам, ты будешь принимать меня только тогда, когда я все буду делать по-твоему? Так? - Нет, конечно! - Тогда прими мой выбор! Я его уже сделала. - Я не могу… - Ольга плакала. – Я хочу своих внуков… - А кто для тебя свой? – Соня покачала головой. –Когда Вита пришла в наш дом, ты приняла ее, как родную. А она была тебе чужой. И сейчас ты готовишь стол, такой же, как для меня или папы, потому, что у нее день рождения, а ты считаешь ее дочерью. Потому, что ты любишь ее, мама! А ребенка, которого ты ни разу еще в своей жизни не видела, уже готова гнать из своего дома. Разве это правильно? - Ох, Соня! Что же ты со мной делаешь?! - Ничего, мам! Ты сама это все делаешь. Подумай! А когда решишь, что мы тебе еще нужны, я рада буду, если у нашего малыша появится бабушка. - Я подумаю… Раздумья Ольги не затянутся надолго. Через две недели после дня рождения Виты в доме Сони и Алексея раздастся долгожданный звонок. И они станут сначала опекунами, а потом и родителями. Только, не для одного малыша, а сразу для двоих. Брат и сестра из-за халатности мастера, чинившего машину их родителей, останутся сиротами, а бабушки не смогут в силу возраста о них позаботиться. И Соня с Алексеем с радостью примут в свою семью двухлетнего Артема и годовалую Леночку. А еще через семь лет Соня сама станет мамой. Долгожданный сын родится у нее ранней весной. И Ольга, которая приедет на выписку вместе с мужем, зятем и внуками, осторожно примет на руки малыша. - Сонечка… У нас теперь трое… И это такое счастье… - Да, мамочка! Спасибо тебе… - Соня обнимет мужа, и поманит к себе детей. – Ну что? Будете с братиком знакомиться? - Да! Далеко за полночь по дому Сони пробежится на цыпочках тишина, и замрет у двери ее спальни, откуда будет тихо литься та самая колыбельная: - Ой, люлюшки, люлюшки Прилетели гулюшки. Стали гули ворковать, Стали деточек качать… Автор: Людмила Лаврова. Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо , что вы с нами ❤

Правда, после ей перенаправили несколько сотен писем со всей страны, во многих утверждалось, что Максим жив и даже относительно здоров. Сначала Галина с мужем хватались за каждое такое утверждение, дважды выезжали в другие города, были в Самаре и даже в Сызрани, истратив на поездки все свои накопления. После третьей неудачи поняли — так им сына не найти. Несколько лет назад, ещё до ухода Петра, Галина получила письмо, в которое была вложена фотография, взглянув на которую сжалось её бедное сердце. На фото был Максим. Под руку с полной женщиной, сильно старше. Писавшую звали Татьяна, и она сообщала, что Максим, её муж, умер ни с того ни с сего во сне, в возрасте двадцати трёх лет. И что она, Татьяна, только теперь узнала, что у него есть родственники, потому что Максим говорил ей, что он сирота. Татьяна узнала правду случайно: её подруга, которая по работе отсматривала выпуски старых программ, в том числе и "Жди меня!" посмотрела передачу в записи и узнала Максима. В письме Татьяна приглашала Галину с Петром к себе, в Красногорск, обещала показать могилу сына, но не указала ни обратного адреса, ни номера телефона для связи. Галина недоумевала, забыла или... нарочно. Вдвоём с Петром они искали Татьяну, но так и не нашли. Пытались искать через ЗАГС, отправляли запрос по зарегистрированным бракам, но и здесь мимо — возможно сын жил с Татьяной в гражданском браке и до ЗАГСа не дошёл. Наверное, увидев могилу сына, Галина поверила бы в его смерть, а так сочла письмо Татьяны злой шуткой. И верила, что Максим жив, просто бросил свою жену так же, как и их с отцом когда-то. Пётр работал вахтой в городе, да там и нашёл себе другую женщину. С квартирой и "со всеми удобствами". И Пётр пропал — ни слуху, ни духу, ни весточки. Галина вздыхала, вспоминая о нём, обида прошла. За годы одиночества она всё сумела себе объяснить. Попробуй, живя с минимальными удобствами, выглядеть, как Софи Лорен. А ведь она старше Галины! В последний раз, Галя видела Софи по телевизору, когда итальянская суперзвезда приезжала в Россию, и известный кардиохирург Бокерия жал ей руку вместо того, чтобы поцеловать. Галина представляла себе зазнобу мужа именно такой: ухоженной, с высокой причёской и безупречным макияжем. И в руке сияющий конвертик-клатч. Никто бы не устоял, где уж Петьке! А у неё, у Галины, видать судьба такая — быть всеми брошенной. А раз так, махнула рукой Галина на жизнь свою. Стала похожа на ведьму, и ладно — зато пришлые лиходеи, если что, не позарятся. Спустя ещё десять лет, в деревне никого не осталось, кроме самой Галины, старика Никиты Андреевича и его угрюмого, молчаливого сына Дениса. Из хозяйства были у Галины курочки, зимой приходилось забирать их в курятник, который Галина организовала в сенях, чтобы куры не помёрзли и не стали добычей лис, промышлявших вокруг. При Петьке так была ещё и коза, да хлопотно с ней одной, пришлось продать. Галина вздохнула, подумав, что неплохо бы сейчас попить козьего молочка. Но, у неё была коробка пакетированного, «из порошка», которое она заказала в лавке. Зато и хранится порошковое год. Дров у Галины куплено было достаточно, лишь ветхая крыша беспокоила её. А ещё проводка. Если будет много снега, крыша может не выдержать и обвалиться, накрыв собою Галину и превратив её дом в могилу. Если дом не сгорит раньше. Бывшая атеистка Галина крестилась, представляя себе такие сценарии. Как-то обрабатывала она собранную калину. Перетёрла с сахаром, выставила баночки на подоконник. И решила отнести парочку Никите Андреевичу и Денису. Одной всё равно всё не съесть, да и надо поддерживать друг друга. Никита Андреевич тоже иногда баловал соседку: в прошлом году угостил салом (приличный дал шмат, Галине на всё зиму хватило), и когда баню с Денисом топили, напарившись, приглашали и соседку, чтобы и она могла «пропарить косточки». Вот и сейчас вился над их банькой дымок. Денис топил, дома был его отец. — Здорово, Андреич! — приветствовала его Галина, — баньку топите? Так вроде не пятница? — Да что-то хвораю я, — закашлялся старик, — простыл. — Так может, тебе и не надо тогда париться? — Надо. Только одно и осталось средство, — прокашлял Никита Андреевич. Ну, вот тебе ещё средство! — Галина достала из сумки банки с калиной. — Только сегодня закрыла! С горячим чаем пей, полезно. — Ай, спасибо! — улыбнулся дед, — это я люблю! Ты, Галя, подходи часа через четыре, Дениска подержит жар, попаришь косточки. — Приду, — пообещала она и пошла восвояси. Расстроилась. Отчего-то показалось ей, что Никита Андреевич плох и никакая баня его на ноги уже не поставит. От расстройства она и не заметила, что на свежий снежок, что лёг на дорожку к её дому, легли чужие следы. Но успела увидеть, как дрогнула занавеска в её окне. Галина остановилась, как вкопанная. Кто-то был в её доме! Кто-то чужой. Она стояла и раздумывала, что делать: взять в сенях топор и пойти узнать, что за гость, или вернуться, позвать Дениса Никитича. А вдруг это бывший муж? Или… сын? Она шагнула в сени, оттуда ворвалась в комнату. — Максим! — Опа-на! Хозяйка пришла! — хлопнул в ладоши один из двоих мужчин сидевших за её столом, — встречай гостей, хозяйка! Она пригляделась. Два чужака тоже буравили её глазами. — Вы кто? — наконец, спросила она. — Я Михаил, а он — Викентий! — рисуя ножом в воздухе восьмерки, ответил старший. На вид ему было лет пятьдесят. Лицо у него было в рябое и в рытвинах. Из-под нависающих рыжих бровей смотрели на Галину маленькие, злые глаза неопределённого цвета. — Мы тут у тебя настоечку нашли, а вот с закуской промашка вышла! — цокнув языком, продолжал Рябой, — помоги, а. А то так жрать охота, что и переночевать негде! Он заржал и посмотрел на своего друга, Викентия, который сидел, опустив глаза в пол. — Нет у меня ничего, уходите, — сказала Галина и спокойно выдержала взгляд маленьких злобных глаз Рябого. — Так уж и нет! А курятинка парная? — сглотнул Рябой, и обратился к товарищу: — чего ты, Викентий, расселся, как на ярмарке, тащи курицу! Викентий медленно встал. Он был моложе Рябого и здоровее. Виновато глянув на хозяйку, он вышел в сени, где был оборудован зимний курятник. Послышался возмущённый куриный гвалт. Галина выскочила за бандитом, и схватила его за край телогрейки: — Не трожь! Это всё несушки, не мясные курочки! — Лучше делать как он говорит, мама, не то зарежет вас заместо курицы, — кивнув на дверь, прошептал Викентий, — лучше покажите мне, какую взять. Может, тем дело и кончится. Скрепя сердце, Галина показала на молодку Пеструшку. Та неслась плохо и Галина сама думала отнести её Денису, чтобы зарубил. Викентий схватил курицу и вытащив наружу, прикончил в один момент, свернув ей шею. — Ах, батюшки! — Галина повернулась, чтобы уйти. Она задумала добежать до Никиты Андреевича, рассказать им с Денисом о чужаках и пересидеть, пока те не уйдут. У старика было ружьё — в прошлые годы он охотился. У соседей Галине было бы безопаснее. — Куда? — Донёсся до неё развязный голос Рябого, — а ну-ка вернись, маманя! — Чего вам ещё? — не глядя на него, спросила Галина. — А кто же сготовит? Я люблю супчик по-домашнему. Давай, у тебя, наверное, всё для этого имеется! — и он снова заржал. Пришлось Галине вернуться. Женщина ощипала ещё тёплую Пеструшку, опалила тушку и разделав её, положила в чугунок. Туда же бросила сушёную зелень, морковь, картошку и лук, и поставила чугунок в печь. — Во! Другое дело! — удовлетворённо протянул Рябой, потирая руки, — когда приготовится? Всё время, пока готовился суп, Галина сидела и слушала немногословный разговор непрошеных гостей. По сленгу поняла — урки. Она не прислушивалась особо, но тут и так было понятно, что беглые. За сто с лишним километров находилась зона. Зеки валили и обрабатывали лес. Потом эти двое ели суп. И хозяйке оставили, потому как с ними делить трапезу она не захотела. Да и воняло от них так, что с непривычки резало глаза и накатывал рвотный рефлекс, хотя в этом смысле Галина была далеко не неженка. Она всё ждала, что наевшись, непрошеные гости уйдут, но не тут-то было. — Скоро стемнеет, — зевнул Рябой глядя в окно, и повернулся к хозяйке, — мы у тебя заночуем. Спокойно у тебя, хорошо. Галина перекрестилась и вздохнула. Что тут возразишь? Спорить с Рябым она не рискнула после рекомендации, которую дал ему Викентий. — Да не боись ты, — по-своему расценил её страх Рябой, — ты, бабуся, не в моем вкусе! Галина снова сделала попытку выйти из избы, тем более что четыре часа, о которых говорил Никита вышли, и её ждала оставленная специально для неё баня. — Мне нужно к соседям, — сказала она, умолчав, однако про баню, — там старик один… болеет. Нужно покормить его, и супчик оставшийся, кстати, отнесу. — Никуда не пойдёшь, — зевнул Рябой, сыто развалившись на лавке, и почесывая вывалившееся из-под грязной робы пузо, — небось, не сдохнет твой старик до завтра. — Прошу вас, будьте людьми. Дед этот ещё при Сталине сидел. Неужто теперь вы обречете замёрзнуть его в собственном доме? Побойтесь Бога! Тепло, вызванное наваристым супчиком, сделало бандита благодушным. — Ладно, иди, бабуся, — милостиво кивнул Рябой, — но, чтобы без глупостей. Викентий сопроводи! — Да зачем мне твой Викентий, — испугалась Галя, — сама небось дойду. — Да кто тебя знает, бабка! Может ты того! На лыжи и до ментов! — Да ты, видать рехнулся, — Галине стало смешно, — тут до ближайшего посёлка сорок километров! А до города все восемьдесят! Я, по-твоему, спринтер? — Я сказал он проводит, и подождёт, пока ты деда кормить будешь. Не волнуйся, Викентий у нас интеллигент, отвернётся если что. — похабно хохотнул Рябой. Делать нечего, вышли вдвоём. Галина, а за ней Викентий. — Ты вот что, — сказала Галина, когда подходили к дому, где жили отец и сын, — подожди меня. Не хочу пугать старика, что чужие в деревне. Мнительный он. — И что он сделает? — на лице Викентия отобразилось что-то вроде усмешки, — у него есть рация? Может быть, оружие? — Нет, нет, — слишком поспешно сказала она, но бандит, вроде как не заметил. — Ладно уж, — разрешил он, — я покурю пока. Только смотри! Чтобы недолго! Дымок из баньки уже не вился. Удивлённая Галина прошла в дом, но и там нашла лишь остывающую печь и следы поспешных сборов: на столе, кроме принесённых ей банок с калиной, лежала кожаная папка, очки Никиты Андреевича, в которых он так и не поменял треснутую линзу. — Никита! — тихо позвала Галина, — Денис! Но ей никто не ответил. Она беспомощно посмотрела вокруг. Куда ушли? Может, старику стало плохо и Денис потащил его на санях до станции, чтобы добраться до посёлка? Идти назад, к уголовникам, ей не хотелось. Было жалко добро, курочек… но она не могла заставить себя вернуться к себе. На стене она заметила икону Николая Чудотворца, которого Никита Андреевич почитал особо, и захотела взять с собой, но тут скрипнуло крыльцо и послышались тяжёлые шаги. Викентию надоело ждать. Галина щёлкнула выключателем и нырнула в каморку, где Денис хранил всякую всячину. Оттуда была лесенка наверх, в светёлку. Галина осторожно поднялась и подняв лестницу, закрыла дверцу одновременно с тем, как Викентий вошёл в дом. Ей было слышно, как он ходит внизу. Послышался звон стекла — голодный вор залез в буфет и вероятно, обнаружил там спиртное, которое хранил на особый случай старик. «Господи, спаси и помилуй! — крестилась Галина, — только бы не поджёг, окаянный, только бы не поджёг»! Смерти она не боялась, но мечтала о конце безболезненном, чтобы сразу увидеть тех, кто когда-то был ей дорог: мамочку, бабу Клаву, и сына-предателя. Очень уж хотелось спросить его, за что он так с ней? Чем заслужила она такое? «Только бы не поджёг! Батюшка Николай, помогай», молилась Галина зажмурив глаза. Наконец, внизу всё стихло. Галина осторожно посмотрела в маленькое, грязное окошко и увидела, что пошёл снег. Даже не пошёл, а повалил. Мелькнула, окутанная белыми хлопьями чёрная фигура Викентия, спешно бегущего к калитке. Галина вышла из своего убежища. Подошла, закрыла дверь на засов. В сундуке у Никиты Андреевича она нашла старую, прогрызенную мышами шинель, и закрывшись ею, легла на матрас. Выдыхая тепло, она думала о том, что предпримут бандиты. Завтра, при свете дня они, быть может, уйдут и не станут её искать. А там вернутся Никита Андреевич с Денисом, и будет Новый год. А после — весна. Господи, как хочется увидеть весну, вдохнуть запах просыпающейся земли! С тем она и уснула. *** Викентий сбился с пути. Он долго блуждал, натыкаясь на занесённые снегом плетни и кусты, пока не увидел мерцавший среди метели огонёк. Электричество отключилось и Рябой зажёг огарок, чтобы не сидеть в темноте. Викентий, заходя в дом, задел головой дверной косяк и тихо выругался. — Покормили, что ли, деда? — хрипло спросил Рябой, и посветил огарком в сторону двери. — Нету там никакого деда, — молвил, стряхивая с себя снег, Викентий, — обманула нас старуха. Сбежала. — Ну ты, вислоухий, м л я ! — с досадой произнёс Рябой, с силой стукнув по столу. Отбив ладонь, затряс ей. — Прости, Михаил. Я, правда, лажанулся, — склонил голову Викентий, — почти сразу зашёл в дом, во! Он поставил на стол бутылку водки, что нашёл у старика в буфете. — Наверняка вместо того, чтобы бабку искать, по комодам шарил? — прищурился Рябой, тут же взяв бутылку и скручивая крышку, — Ладно, старуха всё равно далеко не убежит, в такую-то погоду! Загнётся в лесу. — Да в доме она, — вытер нос рукавом Викентий, — заныкалась в какую-то щель, я поискал было, да как буран начался, испугался, что дорогу назад не найду... — Вот рассветёт, отыщешь старую и кончишь. Оставлять её опасно, раззвонит, сорока! — Кому? — нервно засмеялся Викентий, — волкам, разве что? Бобрам и лисам? — Если дурак, это надолго, — смерил его взглядом Рябой, — она же где-то берёт продукты. Вот и обскажет наши с тобой портреты, а те, кому следует, донесут. Он сделал глоток и протянул бутылку Викентию. — Нет, я на мокруху не согласен, — затряс головой тот, принимая бутылку. — Ладно, — щелкнул механизм складного ножа и Рябой подцепил им оставшийся на тарелке кусочек бедной Пеструшки, — не убивай. Язык отрежь, зенки выколи и будет с неё. Викентий посмотрел на Рябого, и поняв, что тот не шутит, больше ничего не сказал. Он знал, что, если он не подчинится, Рябой зарежет и старуху, и его самого. И не потому, что боится, что бабка его «сдаст». Просто ему нравится убивать. Викентий видел, как Рябой убил солдатика из посланного за ними отряда. Сделал он это не быстро, а словно наслаждаясь процессом. И смотрел, как глаза живого человека заволакивает туман смерти. «Может, сбежать»? — думал Викентий в ночи, но тут же обрывал эти мысли — «Рябой в два счёта догонит, и убьёт его, как того солдатика…» Ночью он проснулся от храпа Рябого. «Может, задушить его, падлу, подушкой» — подумалось Викентию, но он знал, что Рябой, несмотря на свою хлипкую конструкцию, сильнее. Злость даёт ему силы — он в лагере сокамерника чуть не загрыз. «Нет», — укрывшись лоскутным одеялом, с тоской подумал Викентий. «Лучше и правда, сам убью старуху, быстро и без мучений». Только он это подумал, как раздался страшный грохот. Викентий подумал, что произошёл взрыв, и он оказался в его эпицентре. Лицо обожгло, на грудь навалилось что-то тяжёлое, и сдавило так, что стало трудно дышать. В этот момент, Галина открыла глаза. Она слышала лишь отдалённый звук, словно хлопнула петарда и звук отразился многократно в морозном воздухе. Она прислушалась. Тихо. Луна освещала пространство и Галина лежала, прислушиваясь, глядя в потолок. Уснула она только под утро. Открыв глаза, она тотчас закрыла их — от солнечного света стало больно. Сосульки плакали за окном. Она встала и развела погасший за ночь огонь в печи. Дверь на улицу не поддавалась — за ночь нанесло сугроб. Галина лишь слегка смогла приоткрыть её, и выглянуть наружу. Мир вокруг казался холодным, прекрасным и … пустым, словно наступила ядерная зима. Галина вернулась в дом Никиты и Дениса, и затопила печь. Обогревшись, она сделала обычный деревенский завтрак — пожарила яичницу на сале, взяв и то, и другое из Никитиного холодильника. Вспомнила про то, что давно пора кормить птицу. Пока она завтракала и размышляла, ушли ли её "гости", набежали тучи, солнце пыталось пробиться через них и превратилось в белёсое бельмо. "Чёрт с ней, с птицей, не пойду, пока там эти. Дождусь Дениса, а там поглядим", — решила она. Галине было трудно ничем не заниматься — она прибралась в доме, вымыла и аккуратно сложила посуду. Потом пыталась читать иронические детективы, до которых покойная жена Никиты Андреевича была большая охотница. Но сосредоточиться на чтении не получалось, тем более что треснутые очки старика ей не подошли. Подумав, что раз бандиты не сунулись, значит, скорее всего ушли, Галина отважилась пойти в сторону дома. Она не сразу поняла что случилось. Дом стоял весь белый, с провалившейся крышей. Куры молчали. Помёрзли, что ли? — Я сейчас милые… сейчас, — она спешила к дому сквозь наметённые за ночь сугробы и не видя следов решила, что может быть, урки ещё в доме. Сени, что странно, остались целы. Пётр, перед тем как уйти, полностью обновил их. Она толкнула дверь в сени, вошла. Услышав её, закудахтали куры. Мешок с кормом был здесь же, и Галина наполнила кормушки, после чего рискнула войти в дом... Крыша рухнула, на полу валялись куски шифера и льда, успевшего намёрзнуть с начала зимы. Открыв рот, стояла Галина и смотрела на прогнившие лаги, на зияющую дыру, через которую на пол падала лёгкая снежная крупка. — Э-э-эй! — осторожно позвала она, — есть кто живой? На печи лежало тело. Галине была видна только скрюченная рука с наколкой «МИША» на фалангах побелевших пальцев. Из-под горы снега и шифера ей послышался стон. Галина взяла лопату, и стала раскапывать Викентия. Тот едва дышал. Она трясла его до тех пор, пока он не открыл глаза. — Прости-те, ма-ма — он попытался улыбнуться ей, но мышцы не слушались. — Ничего, ничего, сейчас помощь придёт, отогреешься, — шептала она, пытаясь надеть на его замёрзшие руки свои рукавицы, — ничего! — Бисмарк тоже… — Что? Какой Бисмарк? — она приложила ухо к его бледным губам. — Отто… он тоже так говорил: ничего, ничего… "Бредит" — решила Галина, а вслух сказала: — Ты давай, держись. Я сейчас чай погрею! — А что с Миха-ил-ом? Галина махнула рукой и отрицательно качнула головой. — Откинулся, значит… — Викентий закрыл глаза. — Плохой он был человек. А ты хороший! Живи! — она подумала, что оставлять его здесь нельзя — замёрзнет. Словно прочитав её мысли, он сказал: — Лучше смерть, чем зона. — И думать не смей! — она, пыхтя, достала сани, на которых возила ещё Максима и попыталась усадить в них Викентия. Он, понятное дело, не помещался, но Галина не сдавалась. Умаялась, но так ничего и не вышло. — Оставь-те... — умолял её раненый. — А ну, ложись на ковёр! — скомандовала она, подстелив старый ковёр и перекатив на него Викентия, словно бревно. ... Волоком она тащила его по снегу в дом Никиты Андреевича. Там всё ещё сохранилось тепло. Женщина разместила раненого перед печью, еле отдышалась и подбросила дровишек. Вечером вернулся Денис. Его подбросил местный егерь, который, по счастливой случайности, зашёл в дом с Денисом. Галина всё поняла правильно — Никите Андреевичу стало плохо и Денис вызвал скорую, которая не смогла проехать. Пришлось отца до дороги везти на санях. У Дениса была когда-то старенькая четвёрка, но он никак не мог отремонтировать её. Это здорово осложнило ему жизнь. — Чуть не замёрзли там, честное слово, — рассказывал он после, и кивнул на Викентия, — а это кто? — Это гость мой, Викентий, — будничным тоном ответила Галина, — заблудились они с другом и заночевали у меня. Я-то к вам пошла, и в этот момент крыша-то моя и рухнула! Я знала, что это произойдёт когда-нибудь! — Ничего себе, — охнул Денис, — крыша у тебя, тёть Галь, и правда, опасная была! Раненого с егерем отправили в больницу. У Викентия было приличное обморожение и ушибы. Из больницы, едва оправившись, урка и сбежал. Деревня прекратила своё существование — Никита Андреевич умер, так и не вернувшись из больницы, и не отведав Галиной калины. Денис, после смерти отца решил уехать на заработки, в Москву. Он сообщил это Галине, когда привёз продукты и её пенсию за три месяца. — Оставайтесь у нас, тёть Галь. Живите в нашем доме, он теперь ваш, — сказал он ей. — Да где же мне, — ответила она, — а продукты? Лавка и так стала ездить как бог на душу положит... а лекарства? Да и не хочу в отшельницы... и словом не с кем перекинуться! — Что верно, то верно, — согласился Денис. Он пообещал прислать за ней транспорт через пару дней и сдержал обещание. В городе Галина растерялась. Пыталась пристроиться уборщицей на автостанции, скиталась, спала на вокзале. Ничего не получалось, деньги, несмотря на жёсткую экономию, заканчивались быстро. Она уже подумывала о том, чтобы вернуться в свою деревню, лечь и помереть. Но в этот самый момент ей попалось на глаза объявление. Искали женщину на место консьержки в новом доме, с проживанием. Работа заключалась в том, чтобы посторонние не беспокоили жильцов. Галина, перед тем, как явиться на своё первое в жизни собеседование, сходила в общественную баню, сделала стрижку, покрасила волосы. Если бы её увидели те, кто знал раньше, ни за что бы не узнали. Видимо, консьерж требовался срочно, так как Галину взяли без лишних разговоров. Жильё хоть и служебное, её радовало: крошечная квартирка, но тёплая и с удобствами, о которых в родной деревне только мечталось. Единственная вещь, которую увезла с собой Галина из прошлой жизни — икона, которую она забрала с позволения Дениса из дома его отца. Женщина не сомневается, что её чудесное спасение — дело рук Святого Николая. Автор Лютик

И где ты видела ее, любовь-то? Светка в слегка засаленном халате сидела в своей торговой палатке. Здесь не было кондиционера, и она маялась от духоты. Покупателей было мало, заняться нечем и она смотрела через окошко палатки в парк. – Водички дай, сестричка! Скучаешь? Некогда скучать. Какую тебе? – Эту давай. А чего злая какая? – Больно надо тут – улыбаться каждому, иди давай, вон дружки ждут... Парень ушёл. И опять затишье. На душе было скверно. Так надоело тут все. И парк этот, и клумбы дебильные и палатка эта ... На скамейке напротив сидела девчонка. Как она тут оказалась Светка не видела. Так себе девчонка. Босоножки рублёвые, платьице хлопковое. А сумка, о Господи, крючком вязаная. Светка с гордостью взглянула на свою стильную фирменную недешевую сумку. Неужели не понимает, как это безвкусно? Через некоторое время Света забыла и думать о ней. Опять отвлеклась, но девушка не уходила. Все сидела и сидела на скамье напротив. И когда в палатке стало совсем нечем дышать от прогретой солнцем крыши, Светка вышла на улицу.  А ты чего тут так долго сидишь? Ждёшь кого? – Ага, – девчонка подвинулась, передвигаясь по скамье, уступая место. – Да насиделась уж. Совсем сегодня торговли нет, да и парк пустой. Будни. Тоска. – Ой, а я б сидела и сидела. Так красиво тут у вас. Такие цветы, воздух..., – и светлые в белесых ресницах глаза засияли. Она смотрела вокруг, на белоствольные березы парка, на аллею цветов. За спиной на лужайке пестрели летние яркие цветы. И в руках у девушки тоже был букет. – Да чего ж тут хорошего-то. Жара такая. – А Вы посмотрите небо какое! – над зубчатым горизонтом длинной аллеи парка в тихом небе белели мягкие облака. – Небо как небо. Ничего особенного. А мне ещё три часа тут торчать. Хоть жара, хоть дождь. Никакой личной жизни. – А вы замужем, – девушка смотрела на обручальное кольцо на руке Светланы.  Замужем? Я? – не поняла Светка, но догадалась, – А-а, кольцо. Нет, это я так, чтоб меньше приставали, – она вытянула руки, демонстрируя аж три кольца, – А вообще смотри какие у меня есть, и дома ещё. Красивые, да? Я бижутерию вообще не ношу. Только золото. – Ага, красивые. А что часто пристают? – Да бывает. Порой не знаешь, как и отвертеться. Место здесь, знаешь ли, не очень безопасное. Сижу одна, кругом вон парк. Ужас, в общем. – А если боитесь, что ж не уволитесь? – Чудная ты? А какой резон увольняться? Поди – найди сейчас работу-то, а тут я каждый день при копеечке. Это сегодня тут пусто, а так-то идёт торговля. И товар иногда можно себе взять. Ну, всякое бывает ... Сюда знаешь, сколько людей с удовольствием пойдут, о-ох, сколько! – Пойдем, я тебе покажу что-то.  – Не-ет, не пойду. Мне тут нужно сидеть. Но Света уже загорелась. Она вынесла сумку с товаром. – Смотри вот. Что плохого в колбасе-то? А? Ничего. Нормальная колбаса, дорогая, между прочим. А я ее за бесплатно домой несу. Знаешь почему? Потому что просрочена и хозяин разрешил. Вот и думай... Она продемонстрировала ещё что-то... – А ведь это все немалые деньги! Может угостить тебя чем? Ты уж давно тут, смотрю, сидишь, ждёшь что ли кого? – Да, парня своего жду, – глаза просветлели, девушка улыбнулась, сунула нос в букет. – Парня? – Светка удивилась, – Парня, и сама ждёшь? Да плюнь ты! Ждать ещё их! Козлы они все, я вот уж давно в них не верю. Только и думают, как под юбку залесть. Чуть им улыбнись, они и рады. Сразу с поцелуями лезут, а мы, дуры, верим. – Ну, а если он по-настоящему любит? – Лю-у-бит, – передразнил а Светка, – Где ты видела ее, любовь-то?  – Ну как же! Нельзя без любви! – Ох, наивная какая! Ты думаешь, я жизни не видела? Или тетка моя? Вон так она на одного надеялась, а он без порток её оставил. Такая она – любовь-то твоя. Жизни ты не знаешь, зелёная ещё. Вот хлебнешь, поймёшь тогда. Девчонка помолчала. Она опять подняла глаза, и в них плыли кучерявые белые облака.  – А я вот люблю его. И он меня любит.  – То-то не идёт так долго! Ты тут ждёшь, как нюшка, сидишь преданно, а он, похоже, и не торопится. Иди домой, не смеши народ. Где это видано, чтоб девка парня так долго ждала! – Он придет, – девушка ответила твердо, посмотрев Светке прямо в глаза. И была такая уверенность в этом взгляде, что Светка промолчала.  Появились покупатели. Она зашла в палатку. А когда освободилась, опять взглянула на девчонку. Сидит. Это ж надо – так вот сидеть и ждать. И что она думает о себе. Так вот и бросился ей, такой невзрачной, в объятия парень! Прям бежит и спотыкается. Светка достала пудру и разглядела себя. Провела ваткой по лицу. Нет, вот она, конечно, намного милее этой наивной дурочки. И то не верит этим обманщикам.  – Все сидишь? Девчонка улыбнулась так ласково, что у Светки прошла вся злость.  – Сижу, а что мне остаётся? Любуюсь парком. Смотрите, какие вот эти розы красивые, у них лепестки разного цвета. – Розы как розы. Чего в них толку.  И тут девушка наклонилась и посмотрела за спину Светланы. – Витя идёт, – сказала спокойно с улыбкой. Светлана оглянулась. Витя не шел, а практически бежал, катя перед собой инвалидную коляску. Мокрый от пота и немного растрепанный. Поздоровался со Светланой и к девушке: – Сонь, прости, что так долго. Они забрали её и все не несут и не несут. А у меня телефон сел, как уйти? Там так колесо повело, что и не поправили окончательно. Так, слегка подтянули, сейчас отвезу тебя и опять к ним, в ремонтную.  Девушка положила цветы и сумку на скамью, оперлась руками и с его помощью перелезла в коляску. Он подал ей цветы и сумку. Девушка посмотрела на Светлану. – Представляете, колесо прямо под мной покосилось, если б не Витя, упала бы. А он поймал, – она опять улыбнулась, подумала и протянула Светлане букет, – А это Вам. Вы обязательно встретите настоящую любовь. Только верьте в нее, и она придет. Светлана стояла на аллее и смотрела на удаляющуюся пару. А когда они скрылись за белыми берёзовыми стволами, взглянула на букет. "Красивый какой! Надо же, какие прекрасные цветы кругом, а я и не видела ...."  *** Веры в Любовь всем я желаю! Автор Наталья Павлинова

РЫЖИЙ И КРАСИВЫЙ. Детвора уткнулась носами в окна коридора, провожая завистливыми взглядами везунчика Кольку. Сегодня за ним пришли мама и папа. Сколько раз Эмилия наблюдала эту картину, но всё никак не могла привыкнуть. В горле откуда-то образовывался комок, который мешал дышать. В носу шипало, а глаза наливались солёной влагой. Ирина Сергеевна, когда первый раз увидала, что нянечка вот-вот слезами разродиться, так на неё глянула, что Эмилия даже закашлялась. -Не смей плакать! Ни в коем случае! - отчитывала она молодую женщину в своём кабинете. - Они всё видят! Понимают, что далеко ни за каждым придут родители! Заведующая кипятилась. Она жила подвластным ей детдомом, жила детьми. И хоть казалась строгой, но всем сердцем любила этих, обделённых судьбой детей. -Простите...больше не буду, - прошептала Эмилия и вышла. Малышня уже разошлась и только шестилетний Лёня, устроившись на подоконнике, продолжал глядеть в окно. Женское сердце предательски сжалось при виде этого худенького, смешно-лопаухого мальчишки с рыжими волосами. Ленька отличался от остальных. Он никогда не носился с улюлюканьем по коридору, никогда не учавствовал в коллективном баловстве. Сверстники его недолюбливали и часто дразнили: -Лёнька - мокрые штаны. В шесть лет мальчик всё ещё писался по ночам в кровать. Лёня с грустными глазами усаживался на деревянный стульчик около окошка и наблюдал за ватагой смеющихся ребят. Иногда на его конопатом лице вспыхивала мимолётная улыбка, но усилием воли он её прогонял, боясь, что одногруппники вдруг увидят и снова начнут смеяться над ним. Что творилось у ребёнка в голове - для всех оставалось загадкой. -А ты чего в спальню не идёшь? - поинтересовалась Эмилия, подойдя к мальчику. Он поднял на неё свои белесые, переолненные вселенской печалью глаза и молча пожал плечиками. У Эмилии снова предательски защипало в носу. Она с силой сжала зубы, желая отогнать непрошенные слёзы. -Давай я тебя отведу, - она улыбнулась мальчику. -Знаешь, Миличка, Колю вот забрали сегодня, а Валька хвастается, что за ней тоже скоро родители придут. Правда? -Правда, - с трудом выдохнула Эмилия. Она всегда, слыша от Лёни такую интерпритацию своего имени, придуманную им самим, ощущала, как потоки нежности буквально затапливают её душу. - А за мной никогда не придут мама и папа, - произнёс Лёня, спрыгнув с подоконника. Это был удар под дых. -Почему ты так думаешь? - быстро заговорила женщина, присев на корточки около рыжего малыша. -Я рыжий, конопатый и некрасивый, - мальчик попытался улыбнуться, показав отсутствие двух передних зубов. -Не говори глупости, Лёнечка! Ты... -Миличка, не надо, - перебил её ребёнок. - Я уже взрослый и всё понимаю. Все хотят красивых детей. А я рыжий... и по ночам в кровать.. Мальчик медленно побрёл в спальню, оставив Эмилию в полном замешательстве. -Ирина Сергеевна! Я хочу усыновить Лёню! С этими словами на следующее утро Эмилия ворвалась в кабинет заведующей... -Закрой дверь и не кричи на весь детский дом! - строго приказала Ирина Сергеевна. - Присядь, - указала она Эмилии на стул и нервно закурила. Эмилии не терпелось поговорить и поэтому она не могла спокойно усидеть. -Перестань прыгать - стул сломаешь! Успокойся! - заведующая выпустила сизоватую струйку дыма. -Успокоилась? Теперь говори. -Я хочу усыновить Лёнку, - выдохнула Эмилия. Как бы молодая женщина не пыталась взять себя в руки, сердце всё равно желало буквально выпрыгнуть из груди - недаром Эмилия всю ночь думы думала о рыжем мальчишке. Этот конопатый ушастик с первой встречи запал в душу Эмилии. Три месяца она работала в детдоме и каждый раз, уходя на выходные, чувствовала какое-то странное душевное томление по мальчишке. -Усыновить хочешь? Молодец! - Ирина Сергеевна сверлила строгим взглядом девушку. - Ты хоть понимаешь, что это такое? -Понимаю, - Эмилия приосанилась. - Понимает она! Насмотрелась, нажалелась! Думаешь, легко чужого ребёнка любить? Они все со своим характером, со своими генами! А гены эти потом как выдадут тебе или наркомана, или пьяницу. А обратно уже не вернёшь! - Но ведь люди забирают детей? -Забирают, - заведующая затушила окурок в пепельнице. А кто знает, как они там справляются. Может они жалеют потом. Только вот ребёнок - это вам не товар из магазина. Обмену и возврату не подлежит. -Ирина Сергеевна! - Эмилия вскочила со стула. - А почему вы меня пугаете? Я решила! И никто меня не убедит в обратном! -Ну, ладно. А почему ты выбрала Лёню? Он не совсем здоров, по ночам писается. Да и внешне... -Что внешне? -Эмилия округлила глаза. -Ну, рыжий, лопоухий, - заведующая улыбнулась одними уголками губ. -Он самый лучший. Понимаете, он какой-то родной. А рыжий?.. Мне нравятся рыжие! Вот так! -Ну, допустим всё так. А муж у тебя есть? Ты же знаешь, что детей мы отдаём только в полные семьи. Эмилия опешила, замолчала. Она уже буквально ощутила, как рушится её рыжая мечта. -То-то и оно. Вот выйдешь замуж, тогда и поговорим. А сейчас нет смысла продолжать этот бестолковый разговор. - Вот и выйду! И тогда вы мне не сможете отказать! Эмилия так быстро выскочила из кабинета заведующей, что даже не успела заметить, с какой добротой Ирина Сергеевна улыбается ей вслед. Молодая женщина забежала в спальню - дети как раз готовились к дневному сну - и подскочила к Лёнькиной кровати. Мальчик, укутавшись одеяльцем по самый нос, как обычно тихонечко наблюдал за другими ребятами. -Миличка! А ты где так долго была? - обрадовался ребёнок. -Я уже подумал, что у тебя выходной. -Я...я... мне надо было решить вопросы ...некоторые. Очень важные, - голос девушки дрожал от переживаний. Она всячески избегала встречи с глазами мальчика, боясь не удержать слёз. -Ааа! - с умным видом произнёс рыжик. -Давай засыпай, а после сна порисуем с тобой. Ладно? -Ладно, - Лёня счастливо кивнул рыжей головой и повернулся на бочок. "Замуж. Замуж. Надо выйти замуж" - эта мысль не покидала девушку целый день... Мысли- это хорошо, но как их воплотить в жизнь - другой вопрос. С женихами у Эмилии как-то не складывалось, не смотря на все её достоинства. Вроде бы внешностью природа не обделила - глаза голубые, бездонные, губы пухлые , кожа персиковая. А волосы? Копна каштановая на солнце переливается, лучики солнечные играют в ней - залюбуешься! Да и характер мягкий. А вот с кавалерами полный конфуз. Боялись они её что ли? Угадывались в её облике чистота и скромность тургеневских героинь. Для современных мужчин это оказывалось непреодолимым барьером в отношениях. К своему тридцатилетию Эмилия приближалась, имея в арсенале два коротких по времени и неудачных по сути своей романа. "Сейчас подойду к первому встречному и попрошу его на мне жениться. Всё объясню.Брак-то ведь для видимости мне нужен. Он согласится. Я Лёньку усыновлю, а потом разведёмся. Ну, если денег попросит... это, конечно, проблема. Ладно, одолжу у кого-то", - фантазировала молодая женщина, поджидая автобус, ну и попутно разглядывая рядом стоящих представителей сильного пола. Если мужик в тридцать лет ездит на маршрутке, то грошь ему цена в базарный день - вдруг на поверхность сознания всплыли слова соседки Натальи. Эмилия рассердилась на себя. Протяжно вздохнула. "Совсем с ума сошла! Мне надо Лёньку забрать поскорей, а я о мужиках думаю!" Мысли о Лёне снова вызвали душевную бурю. И тут, как раскат грома в бурю, ей в голову пришла идея, вернее кандидатура предполагаемого мужа. Женщина не стала дожидаться транспорта - всего-то три остановки - и помчалась домой. Около своего парадного затормозила, чтобы отдышаться и выстроить в логическую цепочку все слова, которые во время бега безжалостно перемешались в голове. Остановилась около нужной двери на первом этаже и вдруг ощутила, как страх со стыдом всё сильней берут над ней власть. Чтобы не передумать, резко нажала кнопку звонка и поняла - обратного пути нет. Ноги подкашивались, сердце отдавало стуком в горле, а по спине стекала предательская струйка ледяного пота. -Я вас слушаю, - произнёс открывший дверь мужчина, увидев перед собой незнакомую молодую женщину. Эмилия молчала, широко открыв глаза и глупо уставившись на мужчину. Её молчание затягивалось. -Ошиблись квартирой? - хозяин жилья, наклонив голову, слегка улыбнулся странной гостье. Женщина, подавившись страхом, лишившим её речи, отрицательно покачала головой. Из причёски выбилась прядь волос. Эмилия резко заправила её за ухо. -Значит вы ко мне пришли? - мужчина открыто улыбался, не понимая абсолютно ничего из происходящего. В этот раз Эмилия согласно кивнула. Тогда проходите, - он, кашлянув, желая скрыть смех, и жестом пригласил девушку в квартиру. Оказавшись внутри, Эмилия почувствовала, что оставшиеся силы и последние капли здравого смысла покидают её. Боясь рухнуть в обморок, она на одном дыхании выпалила скороговоркой: -Женитесь на мне, пожалуйста. Мне очень надо усыновить Лёньку из детдома, а там только семейным парам детей дают... Вот... Мужчина, которому оказалось меньше лет, чем предполагала Эмилия - лет около сорока, почесал голову и сделал весьма удивлённое лицо. -Даа! Интересный поворот событий. А с чего вы решили, что я холостяк, мечтающий обзавестись второй половиной? - Соседки говорят. Когда вы в нашем парадном поселились, они только о вас и твердят, что вы завидный жених, - Эмилия прикусла губы, сообразив, что взболтнула глупость. -Вот как! - мужчина громко засмеялся. - А вам, значит, надо именно завидный жених? - Ничего смешного! - резко ответила девушка. Эмилия пришла в себя. Желание усыновить Лёню возвысилось над женской гордостью, и она решила идти до победного конца. - Простите, - хозяин квартиры ретировался. - Просто не каждый день ко мне в дом приходят чудесные красотки с предложением руки и сердца. - Я не чудесная красотка, я просто хочу забрать ребёнка. Он такой маленький, рыжий. Лёнька самый лучший. Он нежный, тихий. Его обижают все, он писает в кровать, он считает себя некрасивым, он лопоухий. И я его очень люблю! А если вы не хотите мне помочь, то не морочьте мне голову! Произнеся весь этот монолог речитативом, Эмилия выдохлась и отступила на шаг, вдруг явственно разглядев чудовищную нелепость ситуации. -Простите, я пойду, - она опустила голову и повернулась в сторону двери. - Нет уж, уважаемая! Ввели меня тут в замешательство, а теперь хотите сбежать. Не выйдет. Проходите. Придётся рассказать всё по-порядку. Эмилия не поверила своим ушам. Неужели? -Игорь, - представился хозяин квартиры, наливая в чашку ароматный, только что сваренный кофе и одновременно внимательно, с нескрываемой улыбкой, рассматривая необычную гостью. -Эмилия, - девушка стушевалась под взглядом мужчины. -Необычное имя. Впрочем, я кажется понял - у вас всё необычное: и красота, и имя, и просьба... Эмилия застеснялась ещё больше, но тут же, вспомнив о цели своего визита, распрямила спину и, почти с вызовом, произнесла: -Комплименты в данной ситуации неуместны! У меня к вам сугубо деловое предложение. - Вот как! - Игорь засмеялся уже даже не пытаясь скрыть своего веселья. -Не смешно...- покраснела молодая женщина. -Простите, - серьёзно сказал хозяин. - Я вас внимательно слушаю. Эмилия от волнения начала сбивчиво рассказывать о своей задумке. Неожиданно она ощутила на своей руке мужскую ладонь. -Эмилия, вам надо успокоиться. Пока что я ничего не понимаю из вашего сумбурного рассказа. Почему-то в этот момент, взглянув в мужские, полные теплоты и понимания глаза, у девушки сформировалась мысль - всё будет хорошо. Она даже растерялась. Улыбнулась и почувствовала себя счастливой, получив в ответ улыбку Игоря. Дальше был длинный и откровенный разговор. Мужчина внимательно слушал, задавал сопутствующие вопросы. И чем больше они говорили, тем спокойнее становилась Эмилия. -Хорошо. Я женюсь на вас - хоть это и самое необычное приключение в моей жизни. Так сказать, помогу вам в достижении вашей благородной цели. А там посмотрим... -Что посмотрим? - испугалась девушка. -Посмотрим, что будем со всем этим делать. А сейчас идёмте, я вас провожу домой. -А я тут живу. В этом парадном, на пятом этаже, - Эмилия пожала плечами от смущения. - Вот оно как? Значит вы меня уже давно присмотрели для своих целей? - Игорь рассмеялся. Странно, но Эмилии совсем не было обидно, услышав такие слова. -Я не присаматривала. просто сразу о вас вспомнила, когда поговорила с заведующей детдома, - честно призналась девушка. -Ладно, какая разница. У нас с вами благая цель, значит не будем обращать внимания на всякие мелочи. -У нас с вами? - Эмилия округлила глаза. - А вы как думали? Я теперь вас соучастник. Значит, как договорились, завтра встречаемся около ЗАГСа в тринадцать часов. Эмилия согласно кивнула, чувствуя, как лицо залилось румянцем. Воодушевлённая произошедшим, она взлетела на пятый этаж на одном дыхании. Заскочила в квартиру, скинула пальто, швырнула на полку шапку и с разбегу плюхнулась на кровать, заорав от счастья во всё горло. Она уже представляла, как Лёнька будет ходить по её квартире, тихонечко улыбаясь и светясь счастьем. Когда на следующий день, невыспавшаяся и совершенно обессилевшая от волнения Эмилия подходила к ЗАГСу, Игорь уже её ожидал... с букетом роз. Она сглотнула и резко затормозила. Игорь, хитро улыбаясь, приветственно помахал ей. Как они расписывались, что им говорила женщина, пока они ставили свои подписи, как Игорь шутил - всего этого Эмилия не помнила абсолютно. В памяти запечатлился только его лёгкий поцелуй. -Ну вот, дорогая жена, поздравляю тебя! - улыбнулася Игорь, протягивая девушке свидетельство о браке. Эмилия даже не удивилась резкому переходу на "ты" - настолько естественно ей всё это показалось. -Спасибо большое, Игорь, - Эмилия восхитительно улыбнулась, даже не подозревая насколько она красива в этот момент. -Эмилия! Возьми перечень всех необходимых документов для усыновления. Я помогу их оформить. -Я сама со всем справлюсь, - на одном дыхании произнесла девушка. -Не справишься. Это нелёгкое дело. Моя сестра пять лет назад усыновила мальчика, так что я знаком со всеми "радостями" этого процесса. -Спасибо, - Эмилия улыбнулась и ощутила, как счастье заполняет всю её без остатка. Игорь подвёз её на работу. На прощание мягко улыбнулся, подмигнул, вызвав у девушки целую бурю эмоций. -Вечером заеду за тобой, - произнёс Игорь и , заметив вспыхнувшее возражение в глазах девушки тут же добавил, - Без обсуждений. -Ирина Сергеевна! Я вышла замуж! И мы с мужем хотим усыновить Лёню! - восторженно произнесла Эмилия, войдя в кабинет заведующей. -Однако! - улыбнулась Ирина Сергеевна. - Когда же ты успела? -Только что! Вот! - она протянула женщине ещё горяченькое свидетельство о браке. Ирина Сергеевна пробежала глазами по документу и, почему-то пряча глаза, странным, наполненным слезами голосом сказала: -А ведь я в тебе ни на секунду не сомневалась. Готовь документы. Чем могу - помогу. Только Лёньке пока ничего не говори. Не стоит ребёнка раньше времени волновать. Больше месяца собирались всевозможные справки. Если бы не Игорь и помощь Ирины Сергеевны, то Эмилия наверняка бы хороших полгода бегала бы по различным инстанциям. Самым трудным для Эмилии оказалось - держать всё в секрете от Лёньки. Каждый раз, обнимая лопоухого рыжика, ей хотелось прошептать ему на ушко, что скоро она заберёт его домой. Насовсем! Игорь. Он оказался настоящим мужчиной. Эмилия боялась себе признаться, что влюбилась. Окончательно и бесповоротно. Но ещё больше она боялась своего понимания, что и Игорь к ней совсем неравнодушен. Она всё чаще ловила на себе заинтересованый взгляд его хитрых глаз. Всё неохотнее он отпускал её домой. Всё крепче держал за руку... Наконец-то все документы были собраны. Можно было забирать Леню. -За Лёней мы поедем вместе, - серьёзно произнёс Игорь. -Спасибо, - ответила Эмилия и, не ожидая от себя подобной выходки, прижалась к Игорю. -А сегодня мы перевезём твои вещи ко мне. Пора становиться настоящей семьёй. Лёньке нужны любящие родители, - Игорь нежно обхватил девушку за плечи. Эмилия, продолжая прижиматься, счастливо заулыбалась. -Хорошо, - выдохнула она. Воспитательница подошла к Лёне и сказала, что за ним пришли родители. Мальчик растерялся, наморщил лоб и очень по-взрослому произнёс: -Я рыжий и некрасивый. Таких не любят. -Любят, - улыбнулась воспитательница. Лёнька заволновался и даже расстроился. Уже два дня на работе не было его любимой Милички. А вдруг его заберут, и она даже не узнает об этом. -Я не пойду, - почти плача, сказал мальчик. - Я Миличку люблю. -Пойдём, пойдём, - засмеялась воспитательница. - За тобой твоя Миличка пришла. -Миличка?! - ребёнок сглотнул. Рыжий и красивый бежал по коридору и счастливо кричал: -Миличка! Миличка! Он резко затормозил около Эмилии и Игоря, поднял полные недоумения глаза на взрослых и, часто-часто моргая, спросил: -Ты меня забираешь надолго? Миличка? -Мы с папой забираем тебя насовсем! - еле сдерживая слёзы радости, ответила Эмилия. Игорь присел рядом с малышом, улыбнулся, погладил рыжие волосики и произнёс: -Собирайся, поехали домой. Нам надо с тобой ещё кровать тебе смастерить. Ты мне поможешь? -Конечно, - выдохнул ребёнок. А ты, правда, мой папа? -Правда, - улыбнулся Игорь. -А Миличка? -А Миличка - мама, - продолжил объяснение мужчина, чувствуя, как его сердце сжимается от восторженного взгляда рыжего ушастика. -Я догадывался, что Миличка - моя мама, а вот, что ты мой папа... -Я и сам недавно узнал, - Игорь счастливо засмеялся и взял мальчика на руки. - Ну что, беги собирайся. Мама по дороге тебе расскажет интересную историю обо мне. Игорь загадочно взглянул на Эмилию. Девушка глядела на Игоря и Лёню и чувствовала, как её душа замирает от счастья. А рыжий и красивый Лёнька, радостно обняв своих маму и папу, до сих пор не верил в происходящее. А зря! Счастье есть! Мечты сбываются! Автор: Анжела Бантовская

Её боялись в университете… Бледнел пред нею не один поток! Но разбиралась так в своём предмете, Что лучше преподать никто не мог. Она не просто формулы давала, Суть химии умела «разжевать»! Но, если для ответа вызывала, И  не ответил - всё, несдобровать!!! Нет-нет,  не унижала, не кричала, Но вот придёт экзамен -  жди беды… И где «Мария Юрьевна» звучало, Там страх «косил» студенчества ряды! Учиться у нее -  мечта и мука! Ведь не давала спуску никому! Она любила всей душой науку, И отдалась призванию своему! И вышло так, что сын родился поздно, Рос умненьким, учился хорошо! Всегда был рассудительным, серьёзным, Но в химики, (хоть тресни!) не пошёл! Уж как она кричала, как ругалась! Сын аттестат в «военное» отнёс… И поступил легко. Как оказалось, Мечтал стоять за Родину всерьёз. Казалось бы, ну всё, махни руками: Максим свой выбор сделал! Но тогда Как будто бы нашла коса на камень - Рассорились на долгие года. Она, конечно, издали «следила»: Живёт в казарме,  сессии сдаёт. Но не писала и не подходила! Решила: «Он не прав! Пусть сам придёт». А сын - в неё упёртый. В полной мере Решенье принял и не отступал. Погоны офицерские примерил. По службе в глушь какую-то попал. Женился. А точнее  - расписался, В известность не поставив даже мать... И дальше по стране с женой мотался.. А мог бы в ВУЗе сам преподавать! Три года он – отец! Родили дочку. Но внучку не показывали ей! А потому – не бабушка и точка! Зато профессор! Это ведь важней! Конечно, если честно,   сын два раза К ней как-то через время заглянул... Ну а она назло язвила сразу! Как будто за язык сам чёрт тянул! И вот с утра на кафедру явился! Ей показалось, что хотел обнять! Ну, надо же! Пришёл – не запылился! А ей сейчас экзамен принимать! Начищенная обувь, при погонах! Как будто снова тыкал в выбор свой! И в ней опять взыграл проклятый гонор: «Что, наконец-то, просишься домой? С женой или на службе всё не сладко, Что, хвост поджав, ко мне пришёл с утра!» Сын отшатнулся: «Мам, зачем так гадко? Я просто так зашёл. Прости. Пора».. Он прочь ушёл, покой её нарушив. И первый раз она такой была, Что всем студентам вымотала душу Не по предмету даже, а со зла! Чижову Юрке – умнице большому – Недрогнувшей рукой влепила «два»! Потом себя корила за Чижова, Признав  уже поздней, что не права. Затем решила, будет пересдача - Она ему сама поставит  «пять». Но отчего-то вышло всё иначе. И Юрка «академ» решился взять. Сглупил, конечно. Что он, в самом деле? Подумаешь, получен  низший балл… Но совесть грызла… А потом в апреле Мир рухнул вмиг: сын без вести пропал. Ей позвонила в первый раз невестка… Звучала глухо, как из-под земли: «Максим на фронте был. А там - поездка. И взрыв. Но тело утром не нашли. Его считают без вести пропавшим. Я тоже верю в то, что он живой!!! Он много говорил о доме Вашем, Считал Вас мудрой, сильной, волевой. Он приходил к Вам, чтобы помириться, Когда узнал, что им пришёл приказ. Простите, Вашей внучке вновь не спится. Вы только верьте. Он один у нас.» Потом гудки. И в жутком полумраке Она в такой нещадной тишине Шептала, как ребёнок: «Враки… враки… Не мог он так… все это лишь во сне» Сползла по стенке, потерявшись словно. И в зеркало уставилась в упор…. Себе самой напомнила  дословно Последний их дурацкий разговор… В чем ценность жизни? Степень? Профессура? Собой гордилась… злилась на него… Какая дура! Дура… дура… дура… Важней любви нет в жизни ничего…. Завыла в голос… нарыдавшись рвано, Уснула там же – прямо на полу. Сын снился ей живым. На теле – раны. Но всё же жив, и не спешил во мглу. С утра Мария Юрьевна вставала Так тяжело, как прежде никогда. Но больше не тряслась, не завывала, Была напротив – собрана, тверда. Теперь её одно держало дело. Она была готова всё отдать! И с кафедры уволиться хотела, Но ей решили просто отпуск дать. Нашла невестку с внучкой очень скоро. Обнявшись, наревелись в три ручья. И там сама примкнула к волонтёрам, Своей беды особо не тая. Она хотела сразу санитаркой - Мед.подготовка с юности была! Но возраст… И совсем туда, где жарко, Как доброволец просто не прошла. А волонтёром в госпитале можно - Пусть и совсем не на передовой. Но точно ближе … И не так тревожно, Когда сама  в заботах с головой. Менялись лица: мальчики, мужчины… Ранения, потери, горечь слёз. А по ночам вернуть молила сына… Просила небо, чтобы обошлось… Легко про «имя-отчество» забыла- Тут не студенты. Воины вокруг. «Тёть Маша», «Маша» -  так ей проще было. И всё ждала, не опуская рук. Да, волонтёрить – далеко не сказка. Но Маша как-то сразу прижилась. Сменить бельё, порою, и - повязку… Помыть, убрать - сама за всё бралась. А как-то ночью привезли солдата. Лицо в порезах. Шов на полспины. Лицо… она ведь видела когда-то! И захлебнулась болью от вины. Ведь на больничной койке, тихий, бледный Лежал Чижов, ушедший в «академ». Та двойка не прошла ему бесследно. Она – источник Юркиных проблем…. Она за ним приглядывала рьяно… Но, на глаза попасть ему боясь, Сама не обрабатывала раны, С виною и смущением борясь. Страх встретить взгляд был тошнотворно вязкий, Но как-то утром попросил хирург: «Маш, помоги мальчишке с  перевязкой. Сегодня видишь, не хватает рук.» Она кивнула.  И, шагнув от двери, К Чижову деловито подошла. А он застыл, глазам своим не веря, Когда она работать начала. Вдохнул: «Мария Юрьевна, ну как же?!» Ну а она, заклеивая шов, Ответила: «Сейчас я  - тётя Маша, И, кстати, ты экзамен сдал, Чижов». И всхлипнула: «Прости, я просто дура! Я не должна была.. Я не должна! Я сорвалась тогда со злости, Юра… А ты попал сюда, где жжёт война…» А Юрка поперхнулся обалдело! Да ну, Мария Юрьевна, вы что? Я б пересдал! Но тут такое дело… Я вырос с братом. Вместе  от и до. Когда у нас родителей не стало, Ему едва ли двадцать наскреблось. А мне тринадцать…Тёток хоть не мало, Желающих  помочь нам не нашлось. Нам помогли, оформил он опеку, Воспитывал, учиться заставлял! Он был и остаётся человеком, Который помогал и вдохновлял. Я в институт сумел попасть не сразу  - Сдурил. Зато спокойно отслужил. Вернувшись, взялся сам за ум, за разум. И поступил, как подвиг совершил! Тогда, придя с экзамена, я просто Узнал, что Борька подписал контракт И я решил, что так сложились звёзды. Пошёл за ним. Такой вот жизни факт.» Они полночи рядышком сидели. На утро Юрке – улетать домой. Вчера, казалось, нервы на пределе! Сегодня ей не верилось самой, Но стало легче. Словно задышала – Пусть не на всю, и всё же глубоко. Чуть отпустило, и не так мешало… И даже в горле был чуть меньше ком. Она звонила внучке и невестке, Неслась к бойцам, лишь только кто-то звал. Студент Чижов писал ей смс-ки, И ребусы химические слал! Подчас бывало так невыносимо. Что ей казалось, воздух сер и спёрт.. И вдруг звонок ей: «Мам, нашли Максима. Он был в плену. Лечу в аэропорт.» Она опять сползла. И снова выла, Слезами счастья мыла коридор. С заплаканным лицом палаты мыла, Не отводя от телефона взор. И дождалась. Уставший, но счастливый, Измотанный, но всё-таки живой, Он позвонил ей. И сказал шутливо: «Мам, я не химик.  Тут хоть плачь, хоть вой! Зато я твой любимый! И ни грамма Не сомневаюсь, сердцем ты -  со мной. Ты понимаешь, я  вернулся, мама! Когда теперь нам ждать тебя домой?» Она смеялась.. Плакала … смеялась…. Мальчишки набежали из палат. И да, Мария Юрьевна осталась, Пока еще – тёть Маша для ребят. Носилась « в отпуск», сына обнимала, Невестку, кстати, дочкой назвала. Гуляла с внучкой… -  бабушкою стала. И жить, как прежде, больше не могла…. Потом смотрела долго, как ей машут, Сжимала с шоколадом коробок! А там встречали: «Пацаны, тёть Маша!» И в синем небе улыбался Бог. ©️ Copyright: Ольга Гражданцева, 2024 Пока дочитала, наревелась...

ЗАБЕРИ МЕНЯ НА ПАСХУ, СЫНОК... — Вась, возьми меня на Пасху домой, возьми меня, сынок. Я прислонюсь где-то в уголке, в рот платок, чтобы не кашлять, и пробуду несколько дней в родном доме, где и стены лечат. Я здесь не выдержу. — Вы, отец, как ребёнок. Тепло вам, чисто, есть имеете, ещё что-то из дома привезу, лекарства куплю. — Я не хочу есть, Вася, я уже год не был дома, — старый Пётр пытается заглянуть сыну в глаза. — Я один остался в палате, всех забрали домой. — Ну хорошо, хорошо, до праздников ещё четыре дня... Заберу. Василий отвернулся к окну, а обрадованный Петр начал ходить по палате, рассказывая сыну, что ему уже намного лучше. Оставшись наедине, посмотрел в окно. Весна ... плакучие ивы, которые кто-то посадил на больничном дворе, распустились и зазеленели. Везде так тихо. Всё-таки не всех забирают родные на праздники, остаются тяжелобольные и те, у кого никого нет. Одиночество снова начало окутывать Петра и неистово сжимать в груди. "Как выдержать ещё четыре дня? Когда приеду домой, сразу пойду на кладбище к Марии. Мария, сердце моё разрывается при мысли, что тебя нет." Лёгкие облака плывут и плывут синим небом, то скапливаются, то бледнеют, и внезапно теряются в бесконечности. Белые покрывала на больничных койках, запах лекарств и тишина неистово угнетает, обескровливают душу рвущегося на родной двор, где появился первоцвет. — Боже, Боже, верни меня домой, шумит сосна у калитки и от печали обо мне седеет Марьина могила, верни меня на день-два, а потом делай со мной, что хочешь, — шепчет Пётр, задыхаясь от кашля. — Верочка, я привезу папу на праздники домой, — Василий умоляюще заглянул в глаза жены, попытавшись обнять её за плечи. Вера нервно повела плечом и высвободилась из объятий. — Ты знаешь, что твой папа болен туберкулезом и может заразить всю семью. — Но врач сказал, что он давно не выделяет туберкулезных палочек. Поэтому не представляет опасности для людей, которые его окружают. — Ты веришь врачам? Я вообще уже никому и ничему не верю. Эти медики теперь ничего не понимают. Разве врач болеет за нас? Больше больных — больше денег. Ты хочешь нас обречь на вечную болезнь и гибель? Вера замолчала и до вечера не обмолвилась с Василием ни словом, а ночью долго плакала, жалобно говоря, что Василий её не любит. Он прижимал жену к груди, целовал мокрое от слёз лицо, просил прощения и ещё раз повторял, что ничего с отцом не случится, если останется на праздники в больнице. В субботу Пётр не отходил от окна. С болью смотрел на солнце, которое передвигалось небом, и на листочки, которые завязывались в почках, на зелёные ростки травы, что тянулись к свету, и на красивых молодых аистов, которые кружили высоко- высоко. — До вечера ещё далеко, ты приедешь, сынок, за мной, приедешь, Вася. Где-то в церкви Плащаницу убрали. Мария с пятницы на субботу всегда всю ночь сидела у Плащаницы. — За что нас, Иисус, распяли? — сказал Пётр громко. — За наши грехи, наши, а не за Твои, ибо Ты был безгрешен. Безгрешен, а скончался в таких муках, чтобы нас, грешных, спасти. Какие нечеловеческие муки Ты терпел. Прости мне, что жалуюсь, и не оставляй меня самого, не оставляй меня. Я слышал, как врач говорил сыну, что позволяет взять меня на несколько дней домой, что я уже не заразен. Солнце начало клониться к закату, посылая последние лучи на молодые кроны. Принесли ужин — молочную кашу, чай и кусочек хлеба. — А Вас почему домой не забрали? — пожилая женщина, которая принесла еду, сочувственно посмотрела на больного. Не ответил, потому что сожаление сжало спазмом горло. Когда она через некоторое время зашла забрать посуду, то увидела, что он к еде не притронулся. Тяжело вздохнув, понесла всё на кухню. Пётр на мгновение почувствовал присутствие в палате своей умершей жены Марии. Это ощущение было такое сильное, что он чуть не потерял сознание. В груди колотило отчаянно, мир как-то странно качнулся, а взгляд не мог покинуть плакучей ивы, так печально опустила она свои прекрасные цветущие ветви. Прижался горячей щекой к холодной подушке и так пролежал до утра, не закрыв глаз. Месяц заглядывал в большое окно, то прячась за облаками, то выныривая из-за них, бросал свой холодный отблеск на бледное, измученное болезнью лицо и на сухие блестящие глаза, в которых отразилась невыразимая тоска. Рано утром, на Пасху, Василий с Верой и восьмилетним Романом пошли в церковь. После обедни хотел ехать в больницу, но приехала в гости Верина родня. К вечеру сидели все за богатым праздничным столом, поздравляя друг друга с Праздником, пели "Христос Воскресе!". Василий почувствовал в груди такую неописуемую грусть, не выдержал и вышел на улицу. В церкви звонили в честь праздника, а грусть перерастала в страшную душевную боль, бередила сердце. Вспомнил, как когда-то, именно на Пасху, десятилетним мальчиком лежал после операции на аппендицит в реанимационном отделении. К нему никого из родных не впускали, но папа весь день простоял под окном. Он улыбался Васильке сквозь слёзы, лепил из пластилина животных и показывал ему. Врач отгонял папу от окна, он отходил, снова возвращался и стоял до тех пор, пока Василёк не заснул. Проснувшись на следующий день на рассвете, мальчик снова увидел отца, который заглядывал в окно. До сих пор не знает, где тогда ночевал отец... Проводив гостей, Василий грустно сидел ещё около часа, а потом лёг спать. Но заснуть не мог. Вера прижималась к нему, целовала и горячо шептала, что любит его. Утром, готовя для отца сумку с едой, положила туда вкусную колбасу, дорогие конфеты и несколько лучших мандаринок. Василий чувствовал себя таким опустошённым, почти не слышал её слов. В больнице был поражен тишиной, что наступила в коридорах. Не стал дожидаться лифта, побежал по лестнице на седьмой этаж. Отцовская кровать была пуста, только пружины чернели, резко контрастируя с бельём застеленных коек. Едва переставляя тяжелые ноги, подошёл Василий к дежурной медицинской сестре. Не дожидаясь вопроса, она тихо сказала, что никто такого не ожидал. Обширный инфаркт разорвал сердце отца именно на Пасху. — Делали все возможное, но, к сожалению... И замолчала... © Ольга Яворская

А Вы согласны???

• Мой отец был военный врач и после Великой Отечественной войны наши войска стояли в Вене какое-то время. Я там родилась. А мама моя – питерская дама, они познакомились во время Блокады и отец, как в кино, спас маму от голодной смерти, поскольку родственники погибли во время Блокады. После войны папа вернулся в Питер и забрал мою матушку. А вообще она - несостоявшаяся актриса, так как мой отец был военным врачом, они колесили по всей стране и она не смогла реализовать свои способности. Мама была рада, когда я стала мечтать об этой профессии. Она думала, что ее несостоявшаяся судьба может реализоваться в её дочери. • Никогда в жизни не сражалась за мужчину, не участвовала ни в склоках, ни в выяснениях отношений. • Могу простить любые ошибки, кроме предательства. Запланированного, задуманного заранее. А все, что связано с эмоциями человека, невероятными ощущениями, что бывает вдруг, простить можно. • Я, наверное, не могла бы сыграть Анну Каренину, потому что не могу найти в себе тех чувств, которые были в Анне. Потому что кроме эгоистичной любви к мужчине, есть святые вещи, через которые нельзя переступить. • В начале режиссер фильма Станислав Говорухин предложил мне роль милиционера Синичкиной. Я прочитала сценарий и мне эта роль показалась пресной и скучной. Я попросила Говорухина, чтобы он дал мне возможность сыграть роль Маньки-Облигации. "Ты что, с ума сошла! – сказал Говорухин. - Посмотри на свою внешность. Ты такая милая, наивная девушка – какая из тебя проститутка?!". Говорухин даже не дал мне пробоваться, с этим я и уехала восвояси. Он пробовал каких-то других актрис, а потом вдруг я получаю телеграмму: "Вы утверждены". • Мне хотелось бы побольше хороших режиссеров, которые могли изменить меня саму, чтобы не я натягивала свои привычки и повадки на своих героинь, а чтобы чему-то меня могли научить и мои героини, и режиссер, который видит во мне не меня, а что-то другое. • Что такое семейное счастье? Это теплый дом, наполненный детскими голосами, детским смехом. Ведь это только с одним тяжело, а когда их уже четверо – уже и не так сложно. Есть непреходящие истины. Ведь никакая карьера не заменит радости и умиротворения. • Любой талантливый человек никогда тебя "не задавит". Талантливые люди так себя не ведут. Бездари будут тебя унижать, на тебя наступать, рассказывать про то, каким успехом они пользуются. А за талантливых людей говорит их популярность, любовь и внимание к ним зрителей. Когда я снималась в своей первой картине, еще будучи студенткой, у Сергея Герасимова в фильме "Дочки-матери", моего отца играл Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Он был таким мягким, тихим, приходил на репетиции в каком-то растянутом свитере, как мне казалось, в мятых брюках и стоптанных туфлях… Я смотрела на все это со стороны и думала: "Он ведь Смоктуновский, великий! Он должен ходить в смокинге, бабочке и лаковых штиблетах". Я не понимала, что именно потому, что он – великий Смоктуновский, он приходит на репетиции в том, в чем ему удобно: чтобы одежда не стесняла, не тянула куда-то в сторону. • Внутри себя я совершенный пессимист, хотя, общаясь с людьми, я пытаюсь их заводить на радость. Но когда я остаюсь одна, или когда остаюсь с людьми, которым доверяю, то я, наверное, непростой человек. Я грустный человек. Лариса Удовиченко

Исаак Зингер Он был похож на огромного медведя. Высокий, с окладистой бородой и удивительно обаятельный...  Родился будущий магнат в бедной семье эмигрантов в небольшом городке штата Нью-Йорк в 1811 году. Он был восьмым ребенком в семье. Когда мальчику исполнилось 10 лет, его родители развелись. Исаак остался с отцом-монтажником, но отношения с мачехой у мальчика не сложились и в 12 лет Исаак Зингер навсегда ушел из дома. Это решение сильно повлияло на всю его жизнь. ___ По-настоящему его звали, и вы это прекрасно знаете, Исаак, или, как любят коверкать имена американцы, Айзек...  В десять лет он начал выходить на театральные подмостки, а в одиннадцать играл короля Ричарда...  Хотя критики писали, что играл он плохо. Но что вы хотите от одиннадцатилетнего подростка...  Вот вы - читали в 11 лет про короля Ричарда?  А он его уже играл на сцене... В девятнадцать Исаак женился на Кэтрин Марии Хейли.  И жена быстренько родила ему двух детей... В двадцать пять он стал встречаться с Мэри Энн Спонслер, которая родила ему 10 детей...  Что тут скажешь?  Ну, любил Исаак женщин с именем Мария или Мэри...  И очень любил строчить детей...  С первой своей женой он не развелся, хотя и перестал с ней жить, но это и понятно: у него просто не было на это время из-за постоянной работы над увеличением населения США... Жена рожала как пулемет, и несчастный Исаак в возрасте 40 лет вынужден был открыть бизнес имени себя...  В сорок девять лет он вдруг вспомнил, что не развелся со своей первой женой, с которой он уже не жил 24 года...  Он быстренько ее обвинил в измене и развелся. И сразу женился на матери своих 10 детей... Шли годы. Целых два...  И многодетная мать, Мэри Энн, выгуливая деток, заметила своего муженька Исаака в экипаже с другой женщиной...  Будете смеяться, но ее звали Мэри Мак-Гониал...  Нужно заметить, что в тот момент, когда Мэри Энн увидела, что муж ей изменяет с Мэри Мак-Гониал, эта новая Мэри уже успела родить неугомонному Исааку пятерых детей... По требованию Мэри Энн Спонслер, Исаак таки был арестован по обвинению в двоежёнстве...  А на суде выяснилось..., вы сидите? так сядьте!, что у Исаака была еще одна семья: Мэри Иствуд Уотерс из Нижнего Манхэттена родила ему дочь... Короче, 18 детей от разных Мэри...  Ну, суд решил его выпустить под залог и он, естественно, сразу же сел на пароход и чухнул в Англию...  Все богатые буратины сбегают в Англию, традиция у них такая... И через год, в Лондоне, он удачно женился...  На этот раз не на Мэри...  А совсем даже на Изабелле Бойер. Ему было в то время пятьдесят два года. Через 11 лет он скончался...  За это время новая жена успела родить ему только шестерых детей. В наследство своей жене он оставил всего 22 млн. долларов и две виллы...  Шел 1875 год... Но знаем мы этого Исаака не из-за этого...  Дело в том, что в далеком 1850 году, видимо из-за того, что дети рождались, а одежды на них не напасешься, он за 10 дней, которые реально перевернули мир, сделал три усовершенствования к швейной машинке: расположил челнок горизонтально (благодаря этому нить перестала запутываться); предложил столик-доску для ткани и ножку-держатель иглы (это позволило делать непрерывный шов); снабдил машину ножной педалью для привода (возможность работать с тканью двумя руками).. И стал выпускать эти машинки под своей фамилией...  Просто - швейные машинки ЗИНГЕР...  И после этого, мир уже стал другим... Исаак Зингер был заботливым отцом сразу 24 детей от своих многочисленных жён...  После его смерти в 1875 г. в разных концах мира объявилось ещё пятеро наследников. Потомки Зингера вращались в высшем свете: его сын Парис прославился романом со знаменитой танцовщицей Айседорой Дункан (подругой русского поэта Сергея Есенина), которая родила ему сына Патрика...  А последняя вдова Зингера Изабель считается прообразом статуи Свободы в Нью-Йорке... Кстати, известные в СССР швейные машинки Подольского завода, на самом деле продукция завода "Зингер", который был национализирован большевиками в 1918 году. В Российской империи "Мануфактурной компании "Зингер", а затем "Акционерного общества "Зингер и Ко" располагался в Подольске - Подольский завод швейных машин (после национализации - завод "Госшвеймашина"), а главная контора в Петрограде (Дом Зингера)... Непредвиденные истории

Первого ребёнка Татьяна родила только в сорок один год. Второго в сорок четыре. Теперь у неё был полный комплект, мальчик и девочка. Про таких детей ещё говорят "вымоленные". Да, именно такими Света и Данил у неё и были. - Ох и намучаешься ты с ними, - очень часто ей приходилось это слышать. А что она наслушалась за всю свою жизнь и не рассказать. Люди очень жестокие. Таня красотой никогда не блистала, из четверых сестёр она была самая не суразная. Полная, с мелкими чертами лица, но с очень добрым и открытым сердцем. В семье её очень любили. Все сёстры рано по выходили замуж, разъехались по разным городам, обзавелись детьми и жили относительно счастливой семейной жизнью, но не Татьяна. Если честно, с каждым годом она всё меньше верила, что встретит мужчину с которым у них будет семья. Да и из её окружения в это уже никто не верил. Таня, с удовольствием, проводила время с племянниками, они приезжали на лето к ней в деревню. После того, как все сёстры разъехались, Татьяна одна осталась в родительском доме и вела хозяйство. Кур держала и коз. Продавала яйца и молоко. Полностью засаживала огород, собирала урожай и отправляла к родным, чтоб они тоже витаминами лакомились. А уж какой она хлеб пекла на своей фирменной закваске! Многие просили и им испечь, когда приезжали гости. Так и жила Танюша, никогда не жаловалась и со смирением принимала свою жизнь. Но не зря говорят, что мы предполагаем, а Бог располагает, так и вышло. Как то летом, в дом на соседней улице приехали работники баню новую строить и так получилось, что у Тани для них тоже оказалась работа. В сарае надо было крышу подлатать и в бане трубу новую сделать, да и так по мелочи. Без мужских рук всё-таки в деревне очень тяжело, хоть Таня и прекрасно владела инструментами и дров наколоть могла. После того, как они закончили с баней, один из мужчин согласился ей помочь по хозяйству. Вот так и завязалась у них сначала дружба, а потом и жить стали вместе. Мужчина был разведён, детей у него тоже не было. В тридцать девять лет Таня вышла, наконец, замуж. И очень счастливо. В сорок один родила первенца, а мужу уже было сорок четыре. С детьми они управлялись легко, всё им в удовольствие было, ведь они такие долгожданные. Так и пролетели в заботах счастливые двадцать лет. Сейчас уже старшая дочь сама замужем и Таня с мужем ждут внуков. Дед уже сколотил новый детский комплекс в огороде, благо, мастер на все руки. - Устала, моя хорошая? - приобнимая свою Танюшу, спрашивает он каждый вечер. - Есть немного, - смеётся она и всё лицо озаряется доброй улыбкой. И никогда она себя не чувствует некрасивой, разве можно думать о себе плохое, когда тебя нежно обнимают и с любовью говорят "моя хорошая"? Автор: маленькая сказка