Фотографии унижения, глумления и убийств евреев 1941  года в г. Львов.      Из мемориала Яда Вашем с гневом и болью. До начала Второй мировой войны Львов был многонациональным городом. По состоянию на 1939 год, евреи составляли 32% населения, украинцы — 16%, тогда как поляки — не более 50%. После присоединения Галичины и Волыни к УССР там начались выступления националистов, убийства представителей советской власти, убийства учителей и врачей, нападения на воинские гарнизоны. Естественно власть начала репрессии среди националистов и бандитов. А вот вожди Организации украинских националистов своей нацистской сущности не скрывали.

К примеру, 2 мая 1939 года «проводник» тогда ещё единой ОУН Андрей Мельник заверил министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа, что его организация «мировоззренчески родственна с подобными движениями по всей Европе, прежде всего с национал-социализмом в Германии и фашизмом в Италии». После раскола бандеровская фракция ОУН имела чётко определённую программу «Украина для украинцев», именно этот лозунг стал заголовком одного из плакатов, который члены ОУН (б) развешивали по всему Львову 30 июня 1941-го. Бандеровцы начали планировать этнические чистки, как только были проинформированы о высокой вероятности нападения гитлеровской Германии на Советский Союз.

Уже в мае 1941 года, когда организация разрабатывала план действий после немецкого вторжения, ОУН (б) дала наставления своим отрядам об очистке местности от враждебных элементов: «Во времена хаоса и смятения разрешается ликвидация нежелательных польских, русских и еврейских активистов, особенно сторонников большевистского российского империализма». Этот приказ имел чёткий идеологический фундамент. Заместитель Бандеры Ярослав Стецько, писал в своей автобиографии летом 1941-го: «Марксизм считаю произведением — правда — еврейского ума, но практическое его осуществление при помощи жидов переводилось и переводится в московской тюрьме народов московско-азиатским народом. Москва и жидовство — это самые большие враги Украины и носители разлагающих большевистских интернациональных идей. Считая главным и решающим врагом Москву (а не жидовство), которая, собственно, держала Украину в неволе, тем не менее должно расцениваю неоспоримо вредную и враждебную роль жидов, которые помогают Москве закрепощать Украину. Поэтому стою на позиции уничтожении жидов и целесообразности перенести на Украину немецкие методы экстерминации жидовства, исключая их ассимиляцию и т.п.»

Один из самых известных на Западе исследователей деятельности украинских националистов, канадский историк Джон-Пол Химка в своей нашумевшей статье «Львовский погром 1941 года: Немцы, украинские националисты и карнавальная толпа» отмечает, что в своих официальных заявлениях ОУН всегда ставили русских в начале своего списка врагов, поэтому сосредоточение внимания на насилии против евреев в первые дни немецкой оккупации кажется несколько аномальным. По мнению историка, «эта аномалия вероятнее всего объясняется попыткой ОУН  продемонстрировать немцам, что она разделяет их антиеврейские настроения, и что она достойна того, чтобы ей доверили формирование Украинского государства».

Собственно, именно как часть мероприятий ОУН (б) по «провозглашению Украинской Державы» и стоит рассматривать львовский погром 1 июля 1941 года. Ведь ещё утром 30 июня, когда состоящий из бандеровцев батальон абвера «Нахтигаль» захватил радиостанцию Львова, в её эфире начали звучать призывы к уничтожению евреев. Вечером того же дня, сразу после принятия «Акта провозглашения Украинской Державы», которая «будет тесно взаимодействовать с Национал-Социалистической Великой Германией», организованные бандеровцами отряды «украинской народной милиции» начали первые акции против еврейского населения Львова.

К тому времени на множестве домов города были расклеены плакаты, а на улицах раздавали отпечатанные ОУН (б) листовки с призывами типа «Знай! Москва, Польша, Мадьяры, Жидва — это Твои враги! Уничтожай их!» Ещё в одной листовке шла речь о создании революционных трибуналов, которые должны были наказывать врагов украинского движения, применяя принцип «коллективной ответственности (родовой и национальной) за все проступки против Укр. Державы, Укр. Войска и ОУН». Парадокс истории состоит в том, что в процессе печати этих листовок под угрозой смерти вынуждены были принять участие несколько львовских евреев.

«Охота на евреев» началась на улицах Львова вечером 30 июня, пойманных свозили в местные тюрьмы. Формально они должны были заниматься эксгумацией и подготовкой к погребению тел нескольких тысяч жертв НКВД, которые были убиты в последние дни пребывания советских войск в городе. Однако после того, как евреи омывали тела, их самих почти всех жестоко убили в тюремных дворах. Львовянин Курт Левин оставил подробное описание своих впечатлений от «тюремных работ», описав случаи жестокого избиения как со стороны немецких солдат, так и со стороны «украинской милиции». Один украинец особенно врезался в память Левина: одетый в красивую вышиванку, он бил евреев железной палкой. С каждым ударом в воздух взлетали куски кожи, иногда — ухо или глаз. Когда палка сломалась, он нашёл огромную обугленную дубину и проломил ею череп первого еврея, который попал под руку — мозги разлетелись во все стороны и попали на лицо Левина и его одежду.

Однако большую часть евреев, согнанных украинскими националистами, в тюрьмах расстреляли всё же немцы — военнослужащие Анйзатцгруппы С. Поскольку пойманных на улицах евреев было недостаточно для работы в трёх львовских тюрьмах, 1 июля отряды «украинских милиционеров» начали рейды по квартирам и домам евреев по всему Львову, прочёсывая квартал за кварталом. Однако многие захваченные до тюрем не дошли: их убивали прямо на улицах, перед тем издеваясь и жестоко избивая, при этом женщин зачастую насиловали.

Как отмечает Джон-Пол Химка, 1 июля 1941 года Львов стал свидетелем полномасштабного погрома, то есть вспышки массового общественного насилия против еврейского населения. В тот день насилие приобрело формы ритуала: евреев — мужчин и женщин — выгоняли убирать улицы и т.п. Целью было заставить евреев, которые были успешными в свободных профессиях и в бизнесе, выполнять унизительную физическую работу. Как вспоминал один из выживших, «это было очень унизительно ощущение — когда доктора и профессора чистили улицы с лопатами в руках…». По воспоминаниям одной девочки, немцы и украинцы заставили её соседку взять свою зубную щётку и чистить ею улицу. Также они заставили одного из евреев убирать конский навоз с улиц своей шляпой. Судя по фотографиям, неевреев во Львове развлекало, как евреи чистят улицы. «В определённой степени погром был карнавалом», — констатирует канадский историк.

Тамара Браницкая рассказывала, что ей и членам её семьи приказали держать руки вверх в течение тех 10-15 минут, когда они шли в тюрьму на Лонцкого. Когда они шли по улице, люди бежали впереди и били их палками по голове. Кроме того, толпа выламывала брусчатку, чтобы иметь возможность швырнуть чем-то в своих жертв, сопровождая свои действия оскорбительными выкриками. «Никто не пытался помочь, — вспоминает Браницкая. — Наоборот, толпа будто получала несказанное удовольствие от всего этого». Жертвы еврейских погромов стали частью антикоммунистических ритуалов.

Один поляк вспоминает, как евреев во Львове заставляли ходить строем по четыре человека, петь советские маршевые песни и выкрикивать лозунги, возвеличивающие Сталина. Еврейский свидетель подтверждает: она видела, как толпа окружила группу из двух или трёх сотен молодых еврейских женщин и мужчин, которых заставляли петь песню «Моя Москва» с поднятыми вверх руками. Ещё один свидетель, украинка, заметила у львовской цитадели украинцев, которые сопровождали около сотни евреев и заставляли их кричать «Мы хотим Сталина!» В целом, как и во время массы других подобных акций, ставилась цель отождествить евреев и коммунистический режим — при том, что ни один из выживших в советских тюрьмах активистов ОУН не вспоминает о евреях в числе своих мучителей. Хотя в погроме участвовали тысячи жителей Львова и приезжих из окрестных сёл, которые прибыли за телами своих родных в тюрьмы, не подлежит сомнению, что сама акция была чётко организована ОУН (б). Во-первых, координация действий вооружённых подразделений в большом городе, прочёсывание еврейских кварталов, направление колонн, захваченных в три тюрьмы в разных районах Львова и т. д. предусматривает общее планирование. Кроме того, сама ОУН была враждебно настроена к действительно спонтанным вспышкам и верила, что её задачей было «овладеть революционной стихией масс». Два фильма об арестах евреев во Львове 30 июня создают устойчивое представление, что есть определённые лидеры, которые действуют согласованно и точно знают, что они делают. Трудно представить, что «милиция» ОУН, которая точно была на месте событий, допустила бы эти проявления насилия, если бы она по крайней мере не одобряла их.

Источником же формирования самой «украинской народной милиции», которое началось ещё утром 30 июня 1941 года, стали три категории людей. Во-первых, это были активисты ОУН (б), которые прибыли вместе с немецкими войсками в составе экспедиционной группы организации из Кракова — собственно, один из них, Иван Равлык, и возглавил всю «милицию» по поручению Стецько. Во-вторых — местные добровольцы, причём не только члены подполья ОУН, которых рекрутировали в специальном лагере на горе Святого Юрия во Львове. И в-третьих, как это не парадоксально, — бывшие советские милиционеры, многие из которых лишь сменили звезду на фуражках на тризуб и нашивки на форме. Последний факт объясняется тем, что эти люди могли быть агентами ОУН, которые специально вступили в советскую милицию, чтобы получить необходимый опыт или информацию.

Кроме того, по мнению историка Тимоти Снайдера, «иногда люди участвовали в немецких антисемитских мероприятиях, чтобы дистанцироваться в глазах новых руководителей от своих предыдущих связей с советской администрацией». Один из ключевых вопросов, который вот уже несколько десятков лет обсуждают историки и политики: принимал ли непосредственное участие во львовском погроме 1 июля 1941 года сформированный из бандеровцев батальон абвера «Нахтигаль»? С моей точки зрения, корректный ответ является следующим: батальон как часть немецкой армии в этих событиях не применялся, однако организационные возможности подразделения использовались при формировании «украинской народной милиции» (её рекрутационный пункт находился рядом с расположением батальона на Святоюрской горе), а командир «Нахтигаля» Роман Шухевич через своего подчинённого Богдана Казаневского назначил коменданта «милиции» во Львове, Омеляна Матлу. Но главное — в погроме лично принимали участие многие военнослужащие «Нахтигаля», причём делали они это с разрешения командования: 1 июля все уроженцы Львова, проходящие службу в батальоне, получили официальные увольнительные.

Конечно, именно немецкие оккупационные власти несут главную ответственность за львовский погром, в котором украинские националисты и часть местного населения выступили исполнителями политики нацистской Германии. Ведь ещё 17 июня 1941 года десятки функционеров полиции и СС по приглашению шефа Главного управления имперской безопасности Рихарда Гейдриха собрались на специальную встречу в Берлине, где получили распоряжение о поощрении так называемых акций «самоочищения». Выступление Гейдриха позже был изложено в телеграмме, которую он 29 июня 1941-го отправил участникам совещания: «Ни в коем случае не нужно препятствовать попыткам беспорядков самоочищения, организованных антикоммунистическими и антиеврейскими кругами на захваченных территориях. Наоборот, надо провоцировать их, не оставляя следов, усиливать их в случае необходимости и направлять в правильное русло, но таким образом, чтобы местные «группы самообороны» не смогли позже предоставить данные им приказы или политические обещания». Поэтому неудивительно, что нет прямых подтверждений получения бандеровцами приказа на проведение погрома от немецких властей. Однако сложно представить, что ОУН (б) решила бы организовать такую массовую акцию исключительно по собственной воле. Другой вопрос, что старания исполнителей, которые надеялись таким образом получить от немцев признание провозглашённой ими 30 июня «Украинской Державы», могли просто превзойти все ожидания заказчиков. Сами выжившие евреи приводят многочисленные случаи, когда немецкие солдаты защищали их от озверевших украинских националистов. По одному из свидетельств, немецкий сержант пытался защитить евреев, когда толпа на крышах возле тюрьмы на Лонцкого требовала их смерти. Толпа успокоилась только после вмешательства немецкого офицера, который прокричал с укором в голосе: «Мы же не большевики в конце концов!»

Когда количество погибших евреев перевалило за несколько тысяч точных данных о количестве жертв именно в день погрома до сих пор нет, немцы решили этот «карнавал смерти» прекратить. К вечеру 1 июля 1941 года вермахт смог прекратить погромы на большей части территории Львова, хотя отдельные случаи насилия против евреев происходили в городе на протяжении ещё нескольких дней. 2 июля 1941-го «украинская милиция» во Львове была оперативно подчинена СС  как подчёркнуто в телеграмме представителя Министерства иностранных дел при командовании 17 армии Пфляйдерера в Информационный отдел МИД в Берлине об украинском самоуправления во Львове, «по желанию её коменданта».

По словам профессора Ганса Иоахима Бейера, который занимал высокий пост в службе безопасности города и занимался зверствами против поляков и евреев, этой структуре поручили «наводить порядок внутри города». Однако с первого же дня «украинская милиция» начала уже планово использоваться немцами для решения «еврейского вопроса», поставляя Анйзатцгруппе С «человеческий материал» для массовых расстрелов.