***
"...Я уже успел побриться и сложить вещи в чемодан, когда до меня донесся голос проводника.
- Москва, подъезжаем!
Голос становился все громче, пока не открылась дверь в мое купе и в дверном проеме не показалась голова в форменной железнодорожной фуражке.
- Москва, подъезжаем! - Выкрикнул невысокий мужчина и двинулся дальше по коридору.
Захлопали двери купе, люди выходили в коридор вытаскивая свой багаж. Скорый поезд Ашхабад- Москва прибывал на конечную станцию.
Я натянул коленкоровую гимнастерку, надел портупею с ТТ и сапоги. присел у окна и стал смотреть на пролетающие мимо вагона окраины Москвы. Прямо с вокзала я должен был прибыть в наркомат обороны за новым назначением. Моя долгая служба в песках Туркестана подошла к концу. Из Москвы пришел приказ о моем переводе в Западный особый военный округ на должность командира кавалерийского полка.
Времени у меня было мало. Я дал телеграмму жене что приезжаю и прошу ее встретить меня на вокзале. Очень хотел увидеть родного человека. мы не виделись почти год, она все это время оставалась в Москве с сыном Юрой. Я одно время хотел забрать их в Туркестан, но Ольга не горела желанием менять привычную столичную жизнь на прозябание где- то на задворках Союза. Я это прекрасно понимал, и не настаивал на переезде.
Не смотря ни на что я любил свою жену, любил до беспамятства! И вот сейчас появилась надежда, что наконец-то наша семья воссоединится.
Юрка уже наверно вырос. Мальчишки в его возрасте растут быстро, за короткое время вырастая из своих детских штанов. От мыслей о сыне у меня потеплело на душе.
Поезд начал тормозить и за окном потянулся серый асфальт перрона. Паровоз выпустил густое облако белого пара , несколько раз в холостую крутанул колесами и остановился. Гомон в коридоре стал громче, народ потихоньку стал покидать гостеприимный вагон. Я перекинул через плечо ремень шашки, надел фуражку и, подхватив чемодан, тронулся на выход.
...Я долго стоял на перроне, ожидая жену и сына. Постепенно разошлись приехавшие со мной пассажиры, маневровый паровоз утащил состав на запасной путь. Но самых родных мне людей все не было. Тревожно заныло сердце, а мозг лихорадочно искал причину. Не получили телеграмму, заболел Юра или Ольга, сломался рейсовый автобус, закрыли на ремонт станцию метро. Но успокоения мне это не принесло. Я поправил ремень и направился на стоянку такси.
...Оставив свои вещи на посту дежурного я поднялся на второй этаж четырехэтажного здания наркомата обороны и постучал в 215 кабинет.
Скрипнула дверь и я вошел в казенного вида помещение. Длинный стол для совещаний и отдельно стоящий дубовый стол для хозяина кабинета.
- Проходите! - Молодой майор в новенькой выглаженной форме холодно кивнул на приставной стул у стены. Встать и поприветствовать старшего по званию он не посчитал нужным.
Я молча положил на стол предписание и приготовился ждать. Майор похоже тоже поджидал кого- то. По крайней мере, он не удостоил меня даже парой слов.
Где -то через полчаса дверь в кабинет отворилась и в комнату вошли двое сотрудников НКВД.
Майор с облегчением кивнул в мою сторону.
- Гражданин Кольцов Павел Юрьевич? - Заглянув в какую то бумагу спросил один из чекистов в звании лейтенанта госбезопасности. Обратится ко мне по моему воинскому званию он посчитал лишним.
- Да, я полковник Кольцов Павел Юрьевич! - Ответил я вставая.
- Вы арестованы, сдайте удостоверение и оружие! - Чекист требовательно протянул ко мне руку...
***
На Лубянке меня непрерывно допрашивали почти три дня. Спать не давали. Все, что я видел, это покрашенный ядовито - зеленой краской кабинет и казенный стол с ярко горящей лампой. Я уже не понимал чего от меня хотели, но знал только одно, ничего подписывать нельзя. Но именно этого хотели от меня сменяющие друг друга следователи, пытающиеся изобличить во мне английского шпиона. После уговоров, чекисты перешли к физическому воздействию. Меня били по лицу, по почкам и печени, а когда я падал с железного стула на бетонный пол, отчаянно добивали сапогами.
Наконец, к концу третьего дня пришел пожилой следователь и начал говорить со мной по -человечески.
- Вы зря отпираетесь, гражданин Кольцов. Ваша враждебная деятельность против Советского государства изобличена полностью! - Начал он из далека.
- До революции вы служили в охранке, сажая в тюрьмы наших товарищей, в Гражданскую служба у Деникина. Когда, по заданию белой контрразведки, вы перебежали к нам, то не преставали вредить народной власти. Думали что мы ничего про вас не узнаем? Но есть еще, к счастью, честные люди! Даже ваша жена не смогла жить врагом народа. Она обратилась в органы с письмом, где подробно описала ваши действии против Советской власти.
Следователь положил передо мной лист бумаги исписанный каллиграфическим почерком Ольги.
- Вот ее письмо, можете прочитать! По большому счету, нам ни к чему ваше признание. Для того чтобы прислонить вас к стенке достаточно письма. Но у нас есть еще письмо вашего сослуживца Хлюстова. он тоже не смог мириться с тем, что в наши ряды пробрался враг и подробно описал вашу службу у белых.
Меня словно контузило. Слова следователя проникали мой мозг как будто через подушку. Оля?! Как она могла?! Ведь она понимала, что своим письмом обрекла меня на смерть. Меня, отца ее ребенка! Следователь еще что -то говорил, но я потерял сознание и мешком свалился на пол.
Я пришел в себя, когда на меня вылили ведро ледяной воды.
- На вид мужчина, а в обмороки падаете, как институтка! - Медленно проговорил следователь.
- Что с моей женой, она арестована? - Проговорил я сквозь разбитые губы.
- Зачем ее арестовывать? Она выполнила свой гражданский долг. Кстати, она и сын отреклись от вас. Они не хотят иметь ничего общего с врагом народа и бывшим белогвардейцем.
- Ваша бывшая жена подала ходатайство в суд на развод и лишение вас родительских прав. - Следок вытащил из серебряного портсигара папиросу и прикурил от спички.- Так, что выводы делайте сами!
Я только крепче стиснул зубы...
***
Шло время. Я находился в следственной тюрьме на Лубянке уже вторую неделю. В какой -то момент меня перестали таскать на допросы. По всей видимости следствие посчитало , что собранных против меня доказательств достаточно и готовила материалы для передачи дела в военную коллегию Верховного суда СССР. Её «работа» была поставлена на поток, и она массово штамповала обвинительные приговоры затаившимся «врагам народа» в рядах Красной Армии. Один вопрос оставался для меня открытым. По какой «категории» меня пропустят. Если по первой, то – расстрел. По второй - лагеря на десять лет. Та же смерть, только растянутая во времени.
Но самое главное, не смерть страшила меня. Ольга! Вот что мучило меня и не давало спать. Неужели она сама написала на меня донос? Я бегло читал ее письмо и у меня создалось впечатление, что писала она его под чью -то диктовку.
Боялась кого- то ? Настолько, что предала собственного мужа. Или сознательно обрекла меня на гибель, чтобы развязать себе руки и броситься в объятья другого? Увы, этого мне уже узнать не суждено. Я понимал, что это конец. Заступиться за меня некому. В обвинениях была большая доля правды. Я действительно до революции служил в отдельном корпусе жандармов. Потом служба у белых. Командовал кавалерийским полком в Добровольческой армии. В конце восемнадцатого перешел на сторону красных и служил в Конной Армии Буденного. Правда, полк мне не доверили, командовал взводом. Потом война с Польшей. Награжден орденом Красного Знамени за бои на Украине. После окончания войны служил в Средней Азии до настоящего времени. В своей автобиографии ничего не скрывал. Мое начальство было прекрасно осведомлено о моей службе у Деникина. До поры до времени никого это не волновало. Но именно до поры. Стало быть, теперь пришла эта пора…
…Лязгнул замок, и дверь камеры распахнулась.
- Кольцов, на выход! – Надзиратель был скуп на слова.
Меня провели по гулким коридорам, и мы уткнулись в железную дверь.
- Проходи! - меня толкнули в спину, и я оказался в большом кабинете перед широким дубовым столом, стоящим под портретом товарища Сталина.
На меня без всякого выражения смотрели три пары глаз. В центре «тройки» сидел капитан госбезопасности в мятой коленкоровой гимнастерке. Время тревожное, врагов становится все больше. Нет времени следить за собой, успевай только искоренять скверну, согласно заветам товарища Ежова. По бокам пристроились два организма в военной форме без знаков различия. Лица сытые, лоснятся от жира и похожи, как близнецы.
Председатель «суда» проглатывая целые фразы, зачитал мое дело. Потом задал один вопрос. Признаю ли я себя виновным? Но, похоже, его не интересовал мой ответ. Он сразу зачитал приговор.
«За контрреволюционную деятельность и подрывную работу в рядах Красной армии по заданию английской разведки , на основании ст. 58-10 и 58-11 УК РСФСР приговорить подсудимого Кольцова П.Ю. к высшей мере социальной защиты – расстрелу.
Меня подхватили под руки и вывели из кабинета. Все «действо» заняло не более пятнадцати минут!
***
- Вперед! – Меня снова толкнули в спину и я пошел в свой последний путь к расстрельному подвалу. За моей спиной гулко цокали по бетону подкованные каблуки конвоира. Внезапно я вспомнил слова корнета Седого, попавшего в плен к красным в ноябре девятнадцатого года.
- Дурак ты Кольцов! Они же тебя и шлепнут, за верную службу!
В свое время мы вместе рубали немцев в дивизии графа Келлера в империалистическую. Потом служили у генерала Май- Маевского в Доброармии.
Так что прав оказался корнет! Сколько шагов мне осталось до выстрела в затылок?!."
***
«…Мы все шли и шли по бесконечному гулкому коридору, пока, наконец, уткнулись в перегороженный решеткой подвал.
- Лицом к стене! – Приказал конвоир.
Провернулся ключ, лязгнул замок, со противным визгом отворилась решетка, преграждавшая путь в загробный мир.
- Вперед! - Меня легонько подтолкнули в спину.
Я прошел мимо стола, за которым сидел немолодой мужчина в белом халате, из - под ворота которого были видны петлицы сержанта госбезопасности. Понятно – это врач, который фиксирует наступление смерти. Сразу за столом стояли двое и неторопливо заряжали револьверы.
- Давай, не задерживай, проходи. – Недовольно пробурчал один, взводя курок.
Я сделал несколько шагов, пока не уткнулся в деревянную стену, обитую одеялом. Под моими ногами шуршали опилки, которыми был посыпан пол. Не смотря на это, сквозь них проступала кровь. Не я первый, не я последний! Гигиена, прежде всего!
Я стоял и смотрел в стену. Расстреляют без последнего желания? Или это только байки? Я повернулся лицом к расстрельной команде. Как-то все буднично, без пафоса. Усталые люди делают свою работу. В перерывах пьют чай или что -нибудь по -крепче. Не спеша, с расстановкой. Врагов много, работать без перерыва, на всех здоровья не хватит.
Мои мысли прервал скрип решетчатой двери. В подвале появился новый персонаж. Майор госбезопасности в новой габардиновой гимнастерке, подпоясанный такой же новой скрипучей портупеей, склонился над столом и о чем - то властно разговаривал с одним из исполнителей. Потом положил перед ним лист бумаги и повернулся ко мне.
- Кольцов Павел Юрьевич? – Его голос звучал, как глас Божий.
Ответить не было сил, я только кивнул.
- Следуйте за мной! – Чекист повернулся и пошел на выход, уверенный, что я следую за ним…
В сопровождении майора мы вышли из одного из подъездов к поджидавшей машине. Водитель в военной форме предупредительно открыл передо мной дверь. Откровенно говоря, я ничего пока не понимал. Самое главное – остался жив. Голова почти ничего не соображала. Слишком много событий за короткое время!
…Машина остановилась возле наркомата обороны. Я поднялся в сопровождении дежурного полковника на второй этаж. Бесшумно отворилась, обитая дерматином дверь в кабинет.
- Прошу! – дежурный придержал дверь, давая мне пройти.
- Можете переодеться.- Он показал рукой на стул, на котором висела новая форма с синими петлицами комбрига кавалерии.
Я удивленно посмотрел на него.
- Вам присвоено звание комбрига, вот копия приказа. – Невозмутимо проговорил дежурный, протягивая мне сложенный вдвое листок. – Это предписание . Вы назначены командиром кавалерийской дивизии. Вам необходимо немедленно выехать к месту службы в Белорусский особый военный округ. Билеты и копия приказа о назначении здесь.
Полковник положил на стул рядом с формой конверт из плотной бумаги.
- Всего хорошего! – дежурный вышел из кабинета, давая мне возможность переодеться…
***
Через четыре часа поезд уносил меня в Минск, к новому месту службы. Промелькнули за окном пригороды Москвы, исчезая в черном паровозном дыму. Как моя жизнь, похожая на скорый поезд, неотвратимо несущийся к конечной станции. Входят и выходят люди. Кто то остается, кто то выходит. Все, как в реальной жизни! Меня едва не расстреляли, а теперь я, комбриг, несусь навстречу судьбе. Что ждет меня впереди не знает никто. Вернее один знает но вряд ли расскажет...
С вокзала на такси я добрался до штаба округа. Направленец быстро выписал мне предписание и я через два часа уже ехал в Витебск. В Витебске меня уже ждали и на Паккарде доставили в Лепель в мою часть. Почти неделю я вникал в дела, принимая должность командира дивизии. Практически ночевал в служебном кабинете.
Через месяц меня вызвали в Минск на военный совет округа. Мероприятие довольно рутинное и официальное мне было в новинку. Восемь часов пустой говорильни. Отчеты командиров разных рангов. Меня не заслушивали, считая что я еще не в полной мере владею обстановкой в дивизии. В конце командующий округом вручил нескольким командирам недавно учрежденную медаль "За боевые заслуги" В их числе был и я. Кто готовил на меня наградные документы осталось для меня загадкой. Я вернулся в дивизию и снова погрузился в служебную рутину. Я был один поэтому все свое время отдавал службе.
...После Нового года приехала Ольга. Мне позвонили с КПП и доложили, что приехала жена. Я немного опешил, так как считал себя холостым после ее доноса и развода. Жена? Ну, пропустите "жену". В конце концов, надо же было закрыть эту тему.
Она вошла в кабинет, скромно потупив глаза.
- Здравствуй Паша. Ты так быстро уехал из Москвы, что я не успела тебя проводить. - Не глядя мне в глаза начала она.
Серьезно?! Не успела проводить . Куда? На тот свет? она или больная или сумасшедшая! На что она рассчитывает? Мои эмоции хлестали через край. Я уже знал, что все время пока я сидел она жила с Хлыновым. Мне рассказали, что сын с визгом бросился в объятия нового отца, забыв про родного - "врага народа". Интересно, что произошло, почему Ольга здесь?
- Оля, я все знаю. Про твое письмо, про "врага народа". Про то, как вы с сыном отреклись от меня. Про Хлынова. Это он надоумил тебя написать на меня донос?
Оля подняла на меня заплаканное лицо.
- Я знаю про твою жизнь с Хлыновым и развод. У меня только один вопрос: чего ты хочешь от меня? - Я дрожащими пальцами достал из портсигара папиросу и попытался закурить.
Ольга молчала, только всхлипывала.
- Ты забрала у меня все: сына, надежду на простое человеческое счастье. Тебе мало? Ты хочешь, что -то еще?
- Паша, прости меня! Я была, как в тумане. Он угрожал мне, говорил, что меня арестуют и отберут Юру. Я не хотела!.. - Ольга не договорила и с мольбой посмотрела на меня.
- А где твой новый муж? - Спросил я.
- Колю.... в смысле Хлынова...его арестовали. Он сейчас в тюрьме НКВД, ждет суда. - Она промокнула глаза платочком.- Я хочу вернуться к тебе!
Мне казалось, что я видел жизнь и удивить меня трудно! Но, такого двурушничества я даже не ожидал!..
Меня тошнило только от одного вида бывшей жены.
Я снял трубку. Ответил мой адъютант.
- Проводите посетительницу и больше не пускайте на территорию части.- Спокойно сказал в трубку.
- Оля, не попадайся больше на моем пути.
- А как же Юра? Он же твой сын! - Ольга озвучила последний аргумент.
- Был! Его усыновил Хлынов, вот пусть он и носит теперь ему передачи! - Я встал, давая понять, что наш разговор окончен...
***
...- Товарищ генерал! Немецкие танки прорвали оборону и обходят нас с флангов. - Голос моего заместителя дрожал от напряжения. - Нужно отходить, не дать им возможности взять нас в клещи!
- Отведите резервный полк за реку. Я двумя эскадронами ударю немцам во фланг. Мы рассечем их на две части и уничтожим. - Я положил трубку полевого телефона и повернулся к командирам. - Командуйте "по коням", окропим шашки кровью!
К полудню эскадроны сосредоточились на холме, с которого было хорошо видно, как немецкая пехота устремилась за прорвавшими нашу оборону танками.
Враг еще не начал общего наступления, но по долине, в линию уже растянулись его тыловые обозы. Постепенно немецкая пехота растянулась в цепь и медленно начала продвигаться вперед.
Я протер платком мокрую от пота кавалерийскую фуражку и пару раз подергал шашку в ножнах, проверяя легко ли он выходит. Затем поправил за спиной карабин.
- Сохраняйте спокойствие! Они тоже боятся смерти!- Я повернулся к своим солдатам. - Наше дело правое! Мы победим!
"Ворон" перебирал ногами и несколько раз мотнул головой. Ему словно передалось мое волнение. Я наклонился и погладил лошадь по шее. Потом приложил бинокль к глазам.
Враг приближался. Я уже отчетливо видел знаки различия на погонах и нацистских орлов на серо-зеленых мундирах. Кожей чувствовал их ненавидящие взгляды из под стальных касок.
Вражеские пехотинцы подошли уже на расстояние прямого выстрела. Они все приближались, медленно поднимаясь по склону. Глядя на них я понял - фланг, где мы стояли попадет под удар самым первым.
Немцы шли во весь рост, всем своим видом показывая презрение к "недочеловекам". Некоторый даже сняли каски и расстегнули до пупа мундиры. Наверное, так они воевали где -нибудь во Франции, попивая бургундское и до изнеможения "валяя" французских шлюх. До меня доносилась их лающая речь и громкий хохот.
С нашего левого фланга ударил пулемет. Было хорошо видно как пули достигают цели.
Несколько вражеских солдат опрокинулись назад. Они даже не успели выстрелить. Пулемет продолжал бить, превращая склон холма в поле смерти. Оставшиеся в живых фашисты попятились, лихорадочно перезаряжая оружие.
Их строй стал заметно реже. Было видно, что немцы обескуражены и держатся из последних сил. Но новый шквал огня сломил их упорство и они побежали, превращаясь в бегущее стадо, спасающееся от неминуемой гибели. Ну, что, суки, это вам не Европа!

Эта небольшая победа придала нам уверенность, но еще ничего не решала.
Возбужденный предстоящим боем "Ворон" дернулся и замотал головой. Но я еще крепче сжал его бока коленями, потому что не мог его успокоить, просто потрепав по шее. Мы молча наблюдали за происходящим, готовые встретить врага.
И вот время пришло. Я ладонью поправил фуражку. Звездочка на красном околыше отвалилась и упала в траву. Увы, времени искать ее не было. Ладно, потом приколю новую.

Я дал Ворону шенкеля. Знаменосец поднял повыше красное Знамя и мы, галопом помчались на вражескую пехоту, медленно поднимающуюся по склону.
Немцы не ожидали нашего удара. Они были уверены, что их танки , прорвавшие фронт, смяли нас и сделали легкой добычей для них.
Наши попоны и одежда покрылись комками земли, летящей из -под копыт скачущих лошадей. В какой- то момент мне показалось, что наша атака завязнет в грязи, не успев сразится с врагом. Но тут "Ворон" почувствовал твердую землю и я понял: Бог на нашей стороне!
Противник слишком поздно увидел нас. Наша атака была стремительной и несокрушимой! Мы одновременно ударили в незащищенный фланг, взламывая вражеский строй и продолжая двигаться в глубь, словно нож по маслу, рассекая врагов на две части. Передовая часть отряда немцев, которая достигла все - таки линию нашей обороны, уперлась в сплошную стену огня. .
Мы с криками орудовали шашками. Те , кто потерял коня, сошлись с врагом в рукопашном бою. Звенела сталь заливая траву вражеской кровью. Мой очередной противник на ходу развернулся и попытался срезать меня выстрелом из винтовки. Но в этот момент я рубанул его наискосок по шее, развалив почти до пояса. Едва увернувшись от вывалившихся кишок, я увидел, как немцы дрогнули и беспорядочно стали отступать.
Я не знал, где остальные полки моей дивизии. Стоят ли они или уже все полегли? Передо мной колыхалось кровавое человеческое месиво, сверкали клинки и звенела сталь.
Немцы уже бежали, бросив обоз. Это была победа! Конники добивали бегущих, не беря пленных, слишком сильной была ненависть к врагу, после того что мы видели в первые дни войны.
По моей команде горнист заиграл "сбор". Эскадроны прекратили преследование и стали сосредотачиваться на опушке леса.
...Свиста пули я не слышал, просто, что- то очень сильно ударило меня в грудь. Я, какое- то время, еще держался в седле, пока силы не оставили меня. Обнимая Ворона за шею медленно сполз на землю. Мои глаза смотрели в бездонное синее небо, которое стремительно уменьшалось пока совсем не исчезло...