А дитя-то нагулянное (9)

Истории от души
Приближалось четырнадцатилетие Анечки, на дворе стоял 92-ой год. Несмотря на регулярную материальную помощь от Василия Алексеевича, Люся жила в постоянной тревоге. Страну лихорадило, создавались и тут же разваливались банки и фирмы, появлялись непонятные ценники в условных единицах, простаивали бесперебойно работавшие ранее заводы. Люди хорошо выучили неизвестные ранее слова: ваучер, приватизация, бартер, инфляция.
«Что будет, если Вася вдруг перестанет нам помогать? – с ужасом думала Люся. – Ведь всякое может случиться, я не жена ему, а Анечка – не дочь. Моей зарплаты хватит нам недели на две, и то – это если экономить на питании, про покупку одежды и обуви я вообще молчу».
Василий Алексеевич с некоторых пор стал приезжать к Люсе редко, каждый раз, когда он отсутствовал больше недели, женщина думала, что ждать его больше не стоит – не появится.
«Зачем я ему? – вздыхала она. – Стара я уже, вот-вот тридцать пять мне стукнет, а вокруг полно молодок с ногами от ушей. Наверняка, Вася нашёл себе какую-нибудь красавицу-девицу».
Когда Люся уже совсем не надеялась, неожиданно появлялся Василий Алексеевич. Теперь их встречи проходили не в гостинице, а в однокомнатной квартире с шикарным ремонтом. Люся никогда не спрашивала – чья эта квартира, она вообще не задавала никаких вопросов своему «спонсору». Собственно, этим она больше всего и привлекала его, любопытных женщин, сующих нос не в свои дела, Василий Алексеевич терпеть не мог.
Василий Алексеевич тем временем стал ещё солиднее, ездил на чёрной иномарке с наглухо затонированными стёклами, даже личный водитель у него имелся. Люся понимала, что делами он занимается серьёзными и, скорее всего, опасными, но вопросов, как обычно, не задавала, лишь только говорила на прощание:
- Васенька, очень тебя прошу: береги себя! Очень я за тебя боюсь.
- Кто не рискует, тот не пьёт шампанское! – ухмылялся мужчина и доставал из кожаного кошелька деньги. – На вот, побалуйте себя с дочкой чем-нибудь.
- Спасибо, Васенька! – Люся со временем привыкла к нему и перестала испытывать отвращение. Симпатий, правда, не было, но зато была благодарность. Искренняя, от души.
- Доченька, какой ты хочешь получить подарок на день рождения? – Люся вернулась со свидания, сияя, как начищенный самовар, в тот вечер Василий Алексеевич дал ей денег гораздо больше, чем обычно. – Хочешь я подарю тебе фотоаппарат?
- Нет, мама, я хочу получить другой подарок, - улыбнулась девочка.
- Проси всё, что хочешь! – воскликнула Люся, она была уверена, что сможет исполнить любое пожелание дочери.
- Мам, а где ты деньги берёшь? – неожиданно спросила Аня.
- Я подрабатываю… - неуверенно ответила мать, отведя в сторону взгляд. – А почему ты спрашиваешь, дочка?
- Просто мы живём с тобой получше других, - ответила Аня. – У моей подруги-одноклассницы тоже недавно день рождения был, родители подарили ей три шоколадки – Сникерс, Марс и Баунти, но она и этому была рада, ведь её отец уже четыре месяца зарплату на заводе не получает.
- Дочка, так какой ты подарок хочешь? – попыталась перевести разговор Люся.
- Мам, а ты случайно не у рэкетиров подрабатываешь? – огорошила её вопросом Аня.
- Дочка, да что ты говоришь такое? Какие ещё рэкетиры? – ахнула Люся. – И где ты только слов таких нахваталась?
- Мам, я уже взрослая, многое понимаю. Мне одноклассник, Вовка Жуков, сказал, что ты, наверное, с рэкетирами связалась, когда увидел у меня новые кроссовки и джинсы.
- Не слушай его, доченька, завидует он тебе, вот и мелет ерунду всякую.
- Мне многие одноклассники завидуют, мам. Ни у кого из них нет такой одежды, как у меня. Даже учительница по географии недавно сказала: «И кем же твоя мать работает? Я – учительница, мой муж – преподаватель в институте, но мы не можем себе позволить одевать нашего сына так, как одеваешься ты… Я уже не говорю про питание, не удивлюсь, если вы с матерью красную икру ложками едите».
«И что людям надо? – подумала Люся. – Что ж все такие завистливые?»
- И что ты ответила своей учительнице, Анечка? – спросила она вслух.
- Я сказала, как есть: что ты кладовщицей в промтоварном магазине работаешь. И ещё я сказала, что красной икры у нас нет.
- А она тебе что на это сказала?
- Сказала: «Всё ясно».
Люся сначала стала переживать, подумав, что завистники, чего доброго, могут в магазин, где она работает, какую-нибудь проверку прислать. Но потом женщина взяла себя в руки.
«Что мне бояться? – успокоилась она. – Я за все годы работы ни копеечки из магазина не украла, всегда работала честно. Если и придёт проверка – пусть проверяют, скрывать мне нечего».
- Анечка, я так и не услышала, какой ты подарок хочешь на день рождения? – улыбнулась Люся.
- Мама, я хочу, чтобы ты свозила меня в Москву!
- В Москву?
- Да, мамочка, я недавно узнала, что там на киностудии будет день открытых дверей! Ты представляешь! – глаза Ани загорелись. – Мне всё это та-ак интересно! Пожалуйста, мама, поедем в Москву, - Аня сложила вместе ладошки, стоя перед матерью.
- Я не знаю, Анечка, - Люся занервничала, узнав, что день открытых дверей будет как раз на той киностудии, где работал Аркаша.
- Мама, но ты ведь сама сказала, что подаришь мне всё, что я захочу. Я же не многого прошу – всего лишь поездку в Москву!
- Хорошо, Аня, мы поедем с тобой в Москву! – Люся решила, что прошло уже целых пятнадцать лет и Аркаша, вполне возможно, давным-давно не работает на этой киностудии. К тому же, вряд ли он её узнает, на набережной в Феодосии ведь не узнал – прошёл мимо, словно и нет у них совместной дочери…
Аня по-прежнему мечтала стать актрисой, на крайний случай она была согласна на любую профессию, которая хоть как-то связана с миром кино, поэтому поездки на киностудию ждала с огромным нетерпением, старательно вычёркивая в календаре оставшиеся дни.
Специально для поездки Люся купила себе новый костюм – пиджак с юбкой. Наверное, где-то в глубине души у неё ещё теплилась надежда, что встретит там Аркашу, что он взглянет на неё и сразу же вспомнит.
Каждый вечер, ложась спать, Люся мысленно представляла их встречу.
- Привет! Рад тебя видеть! – скажет он, улыбнувшись. – А ты почти не изменилась с тех пор…
- Привет! – ответит она и тихо на ушко спросит: мы можем с тобой поговорить в сторонке, не при дочке?
- Это дочка твоя? Красивая девчушка! Просто модель! Или она будущая звезда кино?
- Аркаша, это не только моя дочка, но и твоя, - скажет она ему шёпотом.
- Нет, не может быть! Ты ничего не путаешь? – не поверит он.
- Аркаша, ты только посмотри на неё – это же твоя копия! Как ты можешь сомневаться? Да и зачем мне тебе врать?
На этом мечты Люси обычно заканчивались, она просто боялась представить, что будет дальше. Точнее, она не сомневалась, что Аркаша начнёт мямлить что-то вроде: «Люсенька, ты же понимаешь – у меня семья. Жена у меня очень ревнивая, если узнает про дочку на стороне – это может стать концом нашего с ней брака».
- Я очень хотела вас познакомить, - скажет Люся. – Анечка имеет право знать, кто её настоящий отец.
- Пожалуйста, Люсенька, давай оставим всё, как есть. Возможно, ты познакомишь нас когда-нибудь. Прости, сейчас не время…
От этих мыслей Люсе становилось так грустно, что порой она даже не замечала бегущих по щекам слёз. Благо, Аня не видела этих слёз, иначе непременно стала бы допытываться, почему мама плачет?
Настал день поездки в Москву. Аня с утра буквально прыгала от счастья, а Люся… Люся с удивлением отмечала, что не испытывает абсолютно никаких эмоций – ни волнения, ни страха. Почему-то в голове не было никаких мыслей, даже образ Аркаши, который ещё вчера вечером отчётливо стоял перед ней, вдруг куда-то испарился.
Люся с дочкой приехали заранее, но народу уже собралось – яблоку негде упасть. Когда людей стали запускать внутрь помещения, Люся увидела высокого мужчину – сотрудника киностудии. Сомнений у неё уже не оставалось… Аркаша был по-прежнему красив, но заметно постарел, его походка уже не была такой лёгкой, а былое золото волос густо разбавило серебро.
С Аркаши Люся перевела взгляд на дочку. «Как же они всё-таки похожи!» - улыбнулась она.
В это время к Аркаше подошёл мужчина с бородой, Люся узнала в нём человека, который был вместе с Аркашей в деревне, когда они приезжали отбирать актёров на второстепенные роли.
Внезапно бородач задержал взгляд на Люсе, а потом направился в её сторону.
- Простите, мы не могли с вами нигде встречаться? Мне ваше лицо кажется знакомым.
- Я из деревни Житниково, - ответила Люся.
- А-а, Житниково, - улыбнулся он. – Припоминаю, припоминаю…
Люся даже не заметила, как к ним подошёл ОН.
- Пётр, ну, что ты здесь застрял? Пойдём, у нас ещё куча дел, - сказал Аркаша, даже не взглянув на Люсю.
- Аркаша, ты помнишь деревню Житниково? – спросил у него коллега.
- Конечно, помню, там тётка моя жила, Зоя Павловна. А почему ты спрашиваешь?
- Да вот, женщина из той деревни. Ты разве её не узнал?
- Здравствуйте! – вежливо поздоровался Аркаша, его взгляд лишь скользнул по Люсе, не задержавшись на ней ни на секунду.
- Здравствуйте… - ответила Люся, которой в тот момент показалось, что в пальцы рук вонзились десятки иголок.
- Простите, нам идти нужно, - сказал бородач. – А деревню Житниково я на всю жизнь запомнил, я ведь тогда впервые в деревне побывал, для меня это было настоящим приключением!
- Простите… - сказал и Аркаша, увлекая за собой коллегу. – А я помню, как мы с тобой уговаривали бабу Марфу поехать с нами в Москву на съёмки, - услышала Люся удаляющийся голос Аркаши. – А как снимали мы её – это вообще была умора!
- Да, баба Марфа – той ещё фрукт, колоритная старушка. Я столько от неё всяких выражений услышал! – засмеялся бородач.
- Да, только выражения от бабы Марфы никак нельзя употреблять в приличном обществе, - ответил смехом Аркаша.
«Бабу Марфу спустя столько лет помнит, а меня, женщину, родившую ему дочь, - нет, – с горечью подумала Люся.
Люся осмотрелась по сторонам и увидела, что Аня стоит в толпе людей и слушает сотрудницу киностудии буквально с открытым ртом.
Люся задумалась. Она вспомнила, как в подростковом возрасте не любила бабу Марфу, считая её грубой и резкой. Вспомнила она и как рыдала однажды в колхозном саду, когда Аркаша уехал из деревни. Всё понимающая баба Марфа склонилась над ней и, поглаживая по голове, как ребёнка сказала:
- Полно, девка, убиваться. Все перемелется – мука будет. И горе-то твоё и не горе вовсе. Настоящего горя ты ещё не знаешь, и не дай Бог тебе узнать, Люсенька…
Продолжение: