Автор В. Плотников, 1975 год.
Что привело Владимира Высоцкого и Марину Влади в Переделкино в начале мая 1975 года, рассказывает автор этой фотографии Валерий Плотников:
– О, это было замечательное время. Я не был прямо уж таким близким другом Высоцкого, но был с ним хорошо знаком. И как-то заманил его к себе на дачу в Переделкино.
Наверное, этот приезд случился из-за Марины (Влади), потому что тот круг друзей и стиль общения, который сложился вокруг Володи, был, конечно, для неё немножко утомительным. Не то чтобы она его осуждала, но всё-таки ей хотелось свежего воздуха. Она с радостью к нам приезжала, потому что знала: я не пью. А Володя точно был уверен, что тут никто не будет к нему приставать с просьбами спеть «про баньку или про коней привередливых».
Так в один из майских дней 1975 года они и приехали к нам в Переделкино. На Маринином «Рено-16». Он на самом заднем плане. Вторая машина на снимке – «Вольво» тех лет, на ней приехали наши французские друзья. А этот «Рено» Володя очень любил. Эта демократичная машина тогда была очень популярна в Европе, и во Франции прежде всего, – народная машина. Он в неё по шесть друзей усаживал при случае.
«Мерседеса» у Володи в то время еще не было.
«Рено» был его первой заграничной машиной и вообще, по-моему, первой машиной, потому что до Марины он со своей зарплатой не мог себе позволить автомобиль.
Володя много и с удовольствием гонял по всей Москве на этом «Рено-16», на нём были французские номера, и это позволяло ему какое-то время безбедно путешествовать, потому что к иностранной машине гаишники не приставали. В течение года все милиционеры уже знали: «О! Высоцкий поехал!» Это тоже было своего рода охранной грамотой.
Но, кстати, милиционеры по-разному относились к Высоцкому – кто-то с почётом и почтением, а кто-то так: «Тоже мне, в Париж мотает, словно мы в Тюмень, пора такого выгнать из России...», как в песне поётся. А потом они с Мариной вынуждены были перегнать его обратно в Париж, по месту, так сказать, прописки, потому что уже не могли на нём разъезжать без растаможки.
День был действительно чудный, как и весь май того года. Только-только проклюнулась молодая листва. Первое тепло, свежий воздух.
Вытащить Высоцкого за город было делом непростым.
Он был сугубо городским человеком. Энергетика большого города соответствовала ему полностью. Но в Переделкино его ещё можно было заманить. Во-первых, это было не так уж далеко от Москвы, а во-вторых, Переделкино было самым «козырным» и «интеллигентским» местом из всех писательских, композиторских, художнических или актерских подмосковных локаций. В своё время писатели, облюбовав Переделкино, пробивали его себе для дач аж через Горького. И потом долго считалось особым шиком и маркой качества указывать в конце книги, что она написана именно в Переделкино.
– Ну а если учесть, – вспоминает Плотников, – что и Леонид Ильич Брежнев имел резиденцию недалеко от нашей дачи и проезжал туда по нашей трассе, то – сейчас это трудно себе представить – от Камергерского переулка, то есть от нашей квартиры, до дачи было 28 километров и всего 4 светофора! То есть поездка была лёгкой и прямой – мчишься себе по Кутузовскому и только у самого Переделкино поворот налево – и всё! Такая поездка – на большой скорости, без остановок, по прямой – была важным слагаемым из всей суммы «заманиваний» Высоцкого за город. Второй аргумент – свежий воздух и ощущение паузы в сумасшедшей Володиной жизни. Ну и конечно, никакого насилия по поводу непременной выпивки.
Высоцкий за городом, на природе просто не знал, куда себя деть. Но ради того, чтобы доставить Марине удовольствие, он мужественно терпел эту загородную идиллию и пастораль: воздух, птички, листочки, пчёлки, одуванчики, котлеты и компот. Высоцкий действительно очень любил свою Марину – именно как и пел в песне «Я любуюсь тобой, как Мадонной Рафаэлевой». Он радовался уже оттого, что Марине хорошо.
– Какое-то время он и сам наслаждался, а потом говорит: «Слушай, не могу, отравился! Пойду заведу машину, полежу под глушителем», – продолжает рассказ Валерий. – Шутки шутками, но ведь и в самом деле для него этот опьяняющий воздух был too much. К тому же Володя никогда ничего не говорил для красного словца. Они с Мариной не остались у нас ночевать – поехали, кажется, в Красную Пахру, где они гостили у Эдуарда Володарского, ночуя в отдельном старом домике, на месте которого они потом построили свою дачу. Володя затеял строительство только ради Марины, чтобы у неё был загородный дом.
Участок Эдуарда Володарского в Красной Пахре был огромный – полгектара, и он отдал кусок земли в 20 соток вместе с полуразвалившейся избушкой Высоцкому.
«Его самого не брали ни в какие дачные кооперативы, – вспоминал Володарский. – Бывало, он и задаток даже вносил – а после ему на правлении отказывали: жена – иностранка, а кругом под Москвой зоны, закрытые объекты. Рядом с Пахрой у нас, например, филиал Курчатовского атомного центра».
Марина Влади хотела жить за городом не только из любви к природе, конечно. Она думала, что если у них будет дача, то там можно будет спасать мужа от пьянок с друзьями, которые вечно толклись в городской квартире. Высоцкий честно мотался за город, покупал строительные материалы, но радости от этого не испытывал.
– Тогда мы прекрасно посидели до самого позднего вечера, – вспоминает Плотников, как развивалась дачная эпопея Высоцкого, – и под конец Володя говорит Марине: «А давай мы тоже построим дачу?» На что Марина тихо и с грустью ответила: «Да, конечно. Только кто на ней будет жить?»
Так и получилось, собственно говоря. Дачу-то они построили, только пожить там не успели. Володя умер спустя какое-то время по завершении этой дачной стройки.
...Маленький мальчик, который завороженно смотрит на Высоцкого, – это сын Валерия Плотникова Стёпа. Он, по воспоминаниям его папы, слушая разговоры взрослых, смотрел только на Владимира Семёновича. Необычайный тембр голоса и общее ощущение магии таланта – ребёнок сразу понимает, кто здесь самый интересный и особенный.
– Мы говорили просто о жизни, о том о сём, о предстоящей поездке Володи и Марины в Париж, об их квартире и о записи его большого винилового диска (у Володи тогда было только две маленьких гибких пластиночки). Он был в удивительно хорошем настроении и даже весел. Он не пил тогда. Да и было-то у нас только баночное пиво. Еда была самая обычная, но вкусная, французы хвалили, а Володя ел мало. Запасы на сервировочном столике так и остались нетронутыми, – вспоминает Валерий Плотников.
В тот майский день казалось, что у него есть всё для счастья: талант, театр, красавица Марина Влади, слава, обожание даже незнакомых ему женщин – от продавщиц до актрис.
Но на его пути было столько горечи, препятствий и безвоздушных ям! Ему не давали визу без обивания порогов и унижений, не выпускали его песни на пластинках, пьяные генералы желали слушать его живьём у себя в кабинетах... Тот виниловый двойной альбом, который тем майским днём обсуждали на даче, так и не вышел при его жизни.
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №35-2019 под заголовком «Высоцкий у дачи».
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1