ТАМ, ГДЕ АЛМАЗЫ...

(18)
Масайтис В.Л.
. Продолжаем публикацию книги первооткрывателя Попигайских алмазов доктора геолого-минералогических наук, профессора Масайтиса В.Л. «Там, где алмазы»
. *****
ВЕЗДЕХОД – ЭТО СИЛА!
Через полчаса я уже был в поселке. Первым делом – на почту, которая оказалась на замке. Зато был доступен почтовый ящик, куда я бросил заготовленное письмо. На берегу у крайних домиков было шумно, местная молодежь и ребята из топографической экспедиции играли в волейбол. Все обернулись, завидев неожиданно появившегося странника с тяжелым рюкзаком. Кто-то даже узнал меня, несмотря на пятидневную небритую щетину и несколько потрепанный вид. В местной «гостинице», т. е. в медпункте, за хозяйку была Нина Рыбакова, заведующая детсадом, уже дважды зимовавшая в Попигае, а что это такое за «полярка», это надо знать! Молодожены улетели в Косистый – поселок на берегу Хатангской губы.
Утром местная молодежь, в основном девушки, направилась на звероферму – вычесывать шерсть у песцов, что всегда делают во время их линьки. Длинные ряды кое-как сколоченных, обтянутых железной сеткой клеток стояли в болотистой жиже, как, впрочем, и значительная часть домов по-селка. Звероферма находилась за высокой оградой, у входа стояла бочка с раствором креозота, все поболтали в ней резиновыми сапогами, так как песцы очень чувствительны к разным микробам (наверно, кроме тех, которые водятся в коричневой грязи под ногами). Оленьи туши кое-где валялись на земле, их рубили на куски на бревенчатых колодах и раздавали зверькам. Запах стоял неописуемый – несло псиной, пометом, гниющим мясом. Песцы, которых «причесывали» гребешками с железными зубьями, визжали, хрюкали, лаяли. Они были какой-то норвежской породы и считались по цвету шкуры голубыми, но сейчас, в период линьки, имели серый, темно-серый, почти черный окрас. Интересно, какова же эта шкура в «готовом» виде? Покинув звероферму, я никак не мог прийти в себя, удушающий запах долго стоял в горле. Посещение обнажений на правом берегу реки ниже поселка было куда более приятным! Я снова принес оттуда конусы разрушения, оплавленные гнейсы, будто облитые смолой с причудливым струйчатым узором, разные брекчии и зювиты. Набрался еще почти ящик.
Об амакинском поисковом отряде, который должен был появиться, по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Опробование на Маячика-Керикете, хоть и в одиночестве, было проведено не зря! На следующий день прилетал самолет из Хатанги, в поселке снова появился спирт, качающиеся фигуры местных жителей замаячили между домами. Крики, стоны, бормотанье не давали покоя весь вечер и всю ночь. А утром у крыльца медпункта, где я сколачивал ящики для образцов, поселковые обитатели, отправляясь на работу и едва протрезвев, останавливались, заговаривали со мной. У более проницательной молодежи мое повторное – спустя год – появление на фактории не осталось незамеченным и вызвало некоторое недоумение. Когда мы были на звероферме, одна из девушек подошла ко мне. – Наверно, нашли что-нибудь подозрительное? – спросила она. Я ответил что-то неопределенное, раздумывая о том, какие последствия для жителей поселка, по существу собственников этой земли, могут иметь сделанные нами находки.
Вечером появилась санитарка фельдшерского пункта Мария Егоровна, несколько под хмельком. С ней мы познакомились год назад. Она долго вспоминала Татьяну, передавала ей добрые пожелания, жала мне руку. – Как тебя зовут? – спросила она. Я ответил. – Ну, я буду звать тебя Витей, ты ведь еще молодой, а я старуха, мне уже 43. Мне стало как-то не по себе, ведь мои 43 уже были позади. Станут ли наши усилия разгадать древние тайны этих холмов и долин залогом будущей долгой и лучшей жизни Марии Егоровны и ее односельчан? На этот вопрос пока не находилось вразумительного ответа. Надо сказать, что большинство благих усилий государства по поддержанию этого немногочисленного, почти изолированного круга обитателей фактории оказалось малоэффективным. Суровые условия жизни, близость родственных связей за многие столетия привели к измельчанию этой ветви якутского этноса по сравнению с населением, живущим по Оленеку, Вилюю, Лене. Уже полстолетия велась политика так называемого «возрождения» некогда считавшихся угнетенными малых народов севера, но ее результаты, увы, зачастую были далеки от ожидаемых, что могло быть связано и с имманентными особенностями этих этносов. Я подумал о том, что было бы любопытно сравнить жизнь в индейских резервациях Северной Америки с жизнью в отдаленных северных поселениях Сибири. Трудно было вообразить, что такая возможность возникнет у меня спустя десятилетия, и появится она именно благодаря импульсу, полученному при исследовании Попигайской котловины…
Назавтра должен был прилететь самолет, который доставит в Хатангу школьников, начиная с 5-го класса, которые учатся там в интернате. Но ни самолета, ни вертолета в этот день не появилось, что могло быть вызвано тысячью причин, начиная от погоды и кончая банковскими операциями со счетами экспедиции, райнаробраза и т. д. Лишь спустя еще день после обеда появился Ан-2, на нем прилетели почтарь и семья председателя колхоза, отдыхавшая на Рижском взморье. По словам пилотов, ждать вертолет не имело смысла: машин в Хатанге не было, кроме того, вертолетчики полностью использовали допустимый по санитарным нормам лимит полетного времени. Для отряда геофизиков это означало невозможность провести намеченные работы в кратере и безрезультатное возвращение, а для меня – потерю всех образцов и проб, лежащих на Ударной горке, и провал цели всей поездки.
Два дня прошли в ожидании неизвестно чего, на почту не приходило никаких сообщений. Стояла очень теплая погода, мальчишки самозабвенно плескались в реке рядом с поселком. Я перебрался в лагерь геофизиков, так же как и я пребывавших в непонятном ожидании. Развлекались ловлей хариусов в светлой воде Рассохи или мелкой рыбешки в соседнем небольшом озере.
Как-то завязался случайный и довольно пустой разговор с топографами – об оленьих рогах, о погоде, об осенней ягоде, и вдруг я получил неожиданное согласие сделать завтра рейс на Маячика-Керикете на вездеходе. И всего-то за скромное вознаграждение – бутылку спирта, подаренную мне за ненадобностью Ниной Рыбаковой! Утром 28-го вездеход топографического отряда ГТТ (гусеничный тягач тяжелый) армейского образца был уже готов. В кабине кроме меня – начальник отряда, невысокий, в шерстяной шапочке мужичок, черноволосый рябой водитель и Мамонтов. Грохот, дым, машина качнулась и пошла легко и быстро через заболоченную протоку Попигая, по береговому склону, по замшелой террасе. Непривычно двигаться, не опасаясь водной глубины, или камней, или болотистой топи. Трудно было предположить, что этот способ передвижения в здешних местах скоро станет для меня привычным на многие годы.
Склонившись набок, машина бежала по берегу к месту прошлогоднего лагеря, потом повернула налево. Тучи песка вылетали из-под гусениц, смешивались с выхлопами мотора, врывались в открытую дверь кабины. Медленно вползли в воду, она бурлила, поднималась все выше. Начальник вылез на нос «судна» и стал загребать лопатой, чтобы вездеход не сносило течением. Вращающиеся гусеницы поднимали вихри воды, мы понемногу плыли, и вот уже рядом другой берег. Водитель прибавил скорость, замелькали заросли тальника, песчаные бугры, началась болотистая тундра с озерками. Вездеход мял пестроту осеннего ковра, перемалывал кочки, кусты, перемешивал их с болотной жижей. Шерстяная шапочка склонилась над картой, и начальник жестом показал водителю общее направление. Синее-синее озеро, вкрапленное в тундру всех оттенков желтого, красного, оранжевого, зеленого, коричневого цвета, осталось справа, началось редколесье. Много-тонная машина легко подминала мелкие лиственницы, падали ниц и более толстые старые стволы – позади оставалась широкая полоса грубо примятой лесотундры. И хотя лес становился гуще, скорость не снижалась. Водитель притормаживал, а потом снова пускал железное чудовище пожирать лес. Сухие ветки, шишки, бурая листва летели в кабину, приходилось закрывать лицо руками, зажмуриваться… Но вот начался подъем в гору, лес рассту-пился, пошли знакомые лощины, ручейки. Двигатель прибавил обороты, я указал на Ударную горку, и вездеход легко забрался на ее плоскую верши-ну, где лежало закрытое голубой пленкой заветное тагамитовое сокровище. Водитель подал машину задом к кучке груза, заглушил мотор, все вылезли и разбрелись по сторонам… Итак, мне снова здорово повезло. Еще вчера казавшееся совершенно немыслимым сегодня осуществилось чудесным образом! Фотоаппарат и кинокамера запечатлели на пленке могучий вездеход на горке и мою каменную добычу, лежащую рядом.
Образцы поместили в грузовой отсек, и мы отправились обратно. Теперь дело пошло быстрее, но топи были коварны, водитель предпочел прокладывать дорогу параллельно старой колее, которая местами уже затянулась водой. Деревья, наклоненные против хода, пытались разбить лобовое стекло, влезть в дверь кабины, ткнуть сухим суком, поэтому мы двигались осторожно. Когда перед нами открылась тундра, вездеход прибавил скорость, а там уже стала видна и река. Переползли русло по мелководью. Я узнал это место на берегу: отсюда мы отчалили в прошлом году, отправляясь в маршрут на Маячика-Керикете. Вездеход остановился. Спирт начальник разбавил попигайской водой, мы закусили вареной олениной и печеньем, разговорились о том, о сем.
Все очень просто, как говорится, по-шоферски.
. (продолжение следует)
Фото: из интернета
Поселок Попигай
Песцовая ферма
Вездеход ГТТ