«Я не волшебник — я только учусь». Реплика мальчика-пажа из «Золушки» звучит как детское извинение — и как взрослое кредо. Жизнь Игоря Клименкова, прославившегося в двенадцатилетнем возрасте школьника из Ленинграда, и правда оказалась длинным, трудным, упрямым учением — не ремеслу актёра, а волшебству совсем другого рода.
Его нашли не на съёмочной площадке и не на актёрском просмотре. Его нашли в библиотеке. Кудрявый подросток уткнулся в «Человека-амфибию» и не пожелал даже выслушать ассистента режиссёра: «Какие ещё пробы? Не мешайте, дядя, читать». Записка с адресом «Ленфильма» пролежала в кармане две недели, пока мама не отправила куртку в стирку. Так на съёмочную площадку, где полгода безуспешно искали того самого Пажа (просмотрено было двадцать пять тысяч мальчишек), пришёл тихий, худенький, книжный Игорь.
Кино не очаровало его. Часы перестановки декораций, холод в неотапливаемых павильонах, бесконечные дубли — всё казалось чужим и скучным. Примиряли с происходящим разве что встречи с великой труппой картины: Яниной Жеймо, Эрастом Гариным, Фаиной Раневской. Раневская усыновила его по-матерински просто: «Так! Ребёнок опять голодный», — и вручала бутерброды.
«Золушка» стала событием и в стране, и в судьбе мальчика: письма валились пачками, за ними последовала ещё одна роль — в «Счастливом плавании». На третьем шаге от кино Игоря отрезвила первая любовь: влюбившись в начинающую актрису Надежду Румянцеву и не встретив взаимности, он сорвал пробы и ушёл. Навсегда.
Попытки найти «своё» были лихорадочными и честными. Театральный институт — и быстрый уход. Попытка поступить в «Мухинку» — и неудача. Педагогический — и понимание, что школа не его стихия. Но в этой кажущейся непоследовательности рождался другой путь.
«Я начал ломать гитары, пытаясь заглянуть внутрь», — скажет он позже. За этим — не мальчишеское баловство, а жажда понять природу звука. У Ядвиги Ковалевской и Бориса Вольмана он учился играть, сам открыл секцию гитары, а затем и отделение в музучилище; в 1962-м выпустил «Сборник пьес для шестиструнной гитары». Так студент-неудачник превратился в педагога и мастера.
Лютье Клименков появился там, где многим и в голову бы не пришло искать материал для искусства: на городских свалках. Эпоха модернизма выталкивала из квартир тяжёлые шкафы и столы из красного дерева, палисандра, ореха. Игорь слышал в этих выброшенных вещах будущий тембр — и давал древесине вторую жизнь. Его лучшие инструменты рождались из «дедовских» столешниц и филёнок; одна гитара была выстругана из трёхсотлетнего дворцового стола палисандра, другая доводилась почти четверть века.
Работ его — немного, пятнадцать, но каждая — характер и голос. Его гитарами восхищались аргентинка Мария Анида и “вторая гитара мира“, один и самых известных гитаристов Латинской Америки, Алирио Диас.
Имя мастера Клименкова внесли в «Энциклопедию гитарного искусства» и в справочник «Художественный фонд России».
С личной биографией у этого «волшебства звука» переплелась другая линия — скромная, светлая.
Игорь женился на своей ученице Ирине (Ирэне) Зыковой: идеалистический учитель и талантливая, восторженная семнадцатилетняя девушка. Они уехали в Эстонию, играли совместные концерты, учили детей, жили не богато, но собрано вокруг музыки. В начале 1980-х предложение из Крыма решило всё: дом с мастерской, должность директора музыкальной школы, возможность «делать руками» — и наконец осуществлённая мечта о кукольном театре. «Светлячок» — так они назвали своё маленькое чудо — гастролировал по полуострову; куклы, декорации, афиши супруги делали сами. Смех в зале, гитарные мини-концерты после спектаклей, длинные дороги — простое счастье людей, нашедших своё ремесло.
Но у счастья есть обратная сторона — чужая практичность, подменяющая ответственность расчётом. Единственный сын Николай выбрал бизнес, а стартовый капитал взял у родителей и в кредит. Когда дело рухнуло, долги остались на Игоре и Ирине. Они продали уникальные инструменты, коллекции, а позднее — и сам «Светлячок». Сцена, где детские ладошки хлопали от восторга, сменилась на тишину мастерской, в которой приходилось работать «на ощупь»: щепка, отлетевшая от полена, повредила Игорю глаз, зрение стало стремительно уходить. Он продолжал ездить на велосипеде, делать гитары и шить кукол — не из упрямства, из верности себе.
В марте 2006-го мальчик-паж ушёл из жизни — накануне своего семидесятидвухлетия. На могиле в крымском Новеньком улыбается тот самый мальчишка, и рядом выбита фраза: «Я не волшебник, я только учусь…».
Его вдова Ирина, которая была с ним всю жизнь и в радости и в горе, после похорон мужа продала их дом в Крыму и уехала, никому не сказав куда. Когда-то 12-летней девчонкой она влюбилась в своего учителя, и он всю жизнь оставался для неё лучиком в окне. Когда его не стало, свет в доме погас. А зачем ей был нужен дом без света?
Могила Игоря Клименкова со временем пришла в уныние.
В густой траве с каждым годом всё труднее разглядеть крест с памятной табличкой и фотографией того самого юного пажа – образ, принёсший мальчику признание и любовь зрителей.
Кажется, что слава актёра оказалась мигом, который погас.
Но память, которую оставил Игорь Клименков, — не из газетных вырезок. Она — в пальцах учеников, впервые извлекающих чистый звук из шестиструнной;
в тёплом бархате палисандра, который снова поёт;
в детском доверии к куклам, оживавшим под его рукой.
В чём его волшебство? Наверно, в способности слышать то, что другие бросают, и превращать это в музыку.
В умении прожить жизнь без громких титров, но с постоянной готовностью учиться — инструменту, ремеслу, стойкости, любви. Он не стал актёром, хотя мог. Но стал тем, кем редко становятся — человеком, чья тишина звучит.
И когда сегодня снова слышишь его детскую реплику, она звучит по-взрослому: не как оправдание, а как программа. Учиться — значит жить. Делать чудеса — значит быть нужным. Именно такой след оставил на земле романтичный мальчик-паж Игорь Клименков.
✍️ Мила Загарей


Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев