Сам Владимир Салтанов вовсе не каменный, а вот памятник
он считает абсолютно живым, имеющим свою силу и волю существом.

— Владимир Александрович, без исторического экскурса никак не обойтись. Что за три проекта предшествовали созданию памятника
Затопленным кораблям?

— На самом деле это был один проект, но из трёх монументов.

В 1901 году планировали поставить один на берегу, где сейчас Солнечные часы, а два (как створные знаки) в море — в районе Александровской батареи и в районе Константиновского равелина (ну, так его привыкли называть в Севастополе). Из воды должны были подниматься белые колонны с двуглавым орлом на каждой из них. Раньше думали,
что это конкурирующие проекты, но нет — это был один.

Потом от этой идеи отказались.Возможно, подумали: у Константиновского равелина — далеко, дорого, сложно и там его некому рассматривать.
В результате решили сделать один памятник, в море — там, где сейчас.

Стали думать, какой будет набережная.

Здесь сохранилась акварель Фельдмана: он предполагал, что будет выемка для памятника и павильон с фигурами ангелов — там, где сейчас якоря. Когда мысль развивалась, стали вносить изменения. В том числе — с орлом, он там летящий. Инженер, думаю, в обморок мог упасть от этого — как его закрепить? Если даже сделать опору в одной точке
— на клюве, все равно проблема, ветра ведь какие.

В результате от ангелов отказались, а памятник решили ставить не так близко, как у Фельдмана, а за 23 метра от берега. К слову, не было
там никакого ресторана «Поплавок», как рассказывают, а была устричная банка — отмель глубиной 2 метра. Её выровняли, и на её месте
стали строить.
На этом месте до Крымской войны располагалась николаевская батарея,
была взорвана русскими войсками при отходе.

— Это было очень сложно по технологиям того времени?

Это, конечно, не египетские пирамиды, но огромную колонну как-то нужно было поднять над водой, чтобы установить в эту гору камней..
А всё не так было, я думаю. Это мы знаем — и видим! — что
«семиметровая колонна возвышается над основанием
из гранитных глыб».
А есть свидетельства, что это 9-саженная колонна [19,2 м], так что мы видим семь метров самой колонны, восемь метров её — в основании,
потом 2 метра под водой, и ещё где-то на два метра она закопана вглубь. Так что поднимать её над морем было не нужно, она сама — стержень
всего сооружения и как арматура держит всю конструкцию.
Потом закрепили колонну диоритовыми плитами: там в два слоя
48 плит 2 на 2 метра, толщиной в один.
Их ещё скрепили дополнительно скобами стальными.

Получилась площадка 10 на 10 метров. На ней бетоном закрепили диоритовые глыбы. Да, это не гранит, хоть так говорят обычно.
Но гранит звучит понятнее и красивее, и не объяснишь всем, что диорит гораздо надежнее гранита. А там всё из диорита.

— Чего ещё не знают многие севастопольцы о своём главном символе?
Не только простые севастопольцы, тут профессиональные историки
и путеводители удивляют донельзя.
«Бронзовый орёл, склонив голову, держит в клюве лавровый венок»,
— это описание некоторых наших славных краеведов доверчиво
переписывают путеводители.

Во-первых: не «голову» — а «головы», не «в клюве» — а «в клювах».
Это двуглавый орел, имперский символ России.

Признаюсь: я тоже первые 23 года жизни в Севастополе считал,
что орёл обычный.

Когда видел левую голову, думал, что это вид слева, когда правую — что
вид справа. Вижу венок, что-то ещё. А то, что я вижу две разные головы — не догадывался. Потом, глядя в бинокль, сначала вообще головы не увидел,а потом — две и одну императорскую корону над ними.
И я понял тогда, что это не орёл — это великая держава Россия
чествует своих героев.

Во время реставрации в 2007 году. Автор: С.В.Горбачев

Я думал тогда: это описание — чья-то глупость или кто-то специально это сделал? У меня есть предположение, что это специально написали.
Ещё в советские времена, когда было табу на царские символы, кто-то мог просто сформулировать эту фразу «орёл держит в клюве лавровый венок» — и всё, все в это верят, никто в этом не сомневается.

Позже один из наших историков, узнав про двуглавость, написал:

«Двуглавый орёл держит в клюве лавровый венок». Хочется спросить:
в правом или в левом? В памятниках ведь всё символично...»

— Вы сказали «во-первых». А «во-вторых»?

— Во-вторых, это не лавровый венок. Да, одна его половина состоит
из лавровых листьев, а другая — из дубовых. К верхней части ещё якорь на цепи прикован. И всю эту композицию с якорем на цепи — нельзя называть просто «лавровым венком». И ещё, это важно.
Орёл не склонил голову!

Наклон головы был в первом проекте, который «три в одном».

А на памятнике орёл держит головы ровно. Это даже с набережной,
под Солнечными часами, видно. Венок опирается на капитель, орёл не собирается его никуда бросать, он держит его как награду. Кто-то выдумал,и друг у друга все переписывают. Ну зауважайте вы памятник
и хоть раз в жизни рассмотрите его!
Все воспринимают, будто «затопленные» корабли — это вроде как «убитые». Нет, они были отправлены на службу, которую надводный корабль выполнить не может. Над водой их можно разрушить, поджечь,
а под водой ты ничего сделать не сможешь — и не пройдёшь через них.
И вообще, я не согласен с формулировкой «Севастополь пал».

Союзные войска взяли Балаклаву, Южную сторону, где они увязли буквально, — но не весь город! Так что «Севастополь пал» — это неправда.

Союзные войска в Балаклаве

— Ну хоть на этом ваши разногласия несогласия с историками заканчиваются? Если бы! С бронзовой табличкой вообще чудеса какие-то,
а её ведь с берега видно, не как головы орла. Ну если зрения не хватает, возьмите бинокль — хотя при дальнозоркости и так видно.

На барельефе Адамсон изобразил идущие на дно корабля.

А ниже барельефа, на диоритовых плитах пьедестала, вырезаны слова:

«ВЪ ПАМЯТЬ КОРАБЛЕЙ ЗАТОПЛЕННЫХЪ в 1854 и 1855 г.г.
ДЛЯ ЗАГРАЖДЕНIЯ ВХОДА НА РЕЙДЪ».

Мало того, что надпись цитировали неточно — с «тире» между датами,
с «годах» , а не «г.г.»…
Вы же цитируете священную надпись на священном монументе… Даже
если её с твёрдыми знаками написать — люди прочитают. А в надписи, кстати, кто-то запятую проковырял, которая в те годы не ставилась,
и точку над «i» поставил, хотя это заглавные буквы.
Я сообщил Севнаследию — надо, чтобы убрали при реставрации.

Но самое удивительное в том, что если половина из собранных
мною источников вообще не пишет, что барельеф есть,
то вторая даёт два варианта.

Первый — что там «карта Севастопольской бухты с обозначением линии затопления кораблей», вторая — что на нём надпись, которая на самом
деле расположена ниже. Потом путеводители, которые собирают информацию отовсюду, видя, сколько всего помещают на этот барельеф, пишут уже про целую бронзовую плиту — так масштабнее, — на которой расположены и карта, и надпись.

Конечно, проверить своими глазами — нет. Я в поисках этой карты облазил весь памятник — ну вдруг она где-то всё-таки есть, пусть
не на этой «плите»… Но нет худа без добра — нашёл подпись Адамсона на барельефе, но карты нет. — Что за надпись тогда вы нашли?

— Подпись в правом нижнем углу барельефа «А. Адамсонъ Скульп. 1904».

Потом я её снял крупно, это отдельная история, волшебная.

— Волшебная? Да, я вообще считаю, что меня к памятнику привлекло волшебство — это если одним словом сказать. Колдовство исходит от него. Я иногда про себя называл его заколдованным, но потом понял, что это не совсем правильно: не заколдованный, а — заколдовывающий.

— В чём же его сила? — Ну давайте вспомним, сколько он пережил.
После революции его пытались свалить канатами — из-за орла имперского. По рассказам — человек 300. Это видел Осип Емельянович
Безродный, он тогда в яхт-клубе боцманом был.

И в 1954 году рассказывал это паренькам, среди них был Анатолий Георгиевич Марсанов, известный наш старожил. Судя по всему,
это была самодеятельность, тогда же вождей было — через одного.

Кто-то догадался сказать, что это Колонна памяти погибшим морякам
было у памятника и такое название.У кого-то совесть стала просыпаться,
и перестали тянуть. Думаю, если бы конструкция была слабее и памятник
не выдержал, никто его бы восстанавливать не стал. Но он выдержал, это было первое испытание. А несколько позже в одной из газет появилась статья, что корона на памятнике оскорбляет память погибших — каких, как? — и её нужно заменить на звезду с электроосвещением.

Обложка журнала "Огонёк", 1954 год
Анатолий Марсанов со своими друзьями слушает воспоминания
Осипа Безродного.

Потом было землетрясение в 1927 году. А потом он выдержал
самое страшное: стоял в пекле ВОВ и выжил — это уже чудо.

Вот тут он действительно как заколдованный…

Немцы наступают, в бухте стоят наши корабли, их немцы бомбят как главную опасность — и он остался цел. А при освобождении Севастополя
как стреляли и бомбили! А ведь не было команды, чтобы
его обходили стороной.

И представьте: бои закончились, на набережную вышли — а у подножья памятника Затопленным кораблям горит фашистский танкер. Весь город
с лица земли стёрт, а памятник стоит цел. И вражеский танкер горит.

1944 год, 20-е числа мая, немецкий танкер уже сгорел.

Вот такой он символ — стойкости, непобедимости. И никто его не выбирал — он не тот, кого можно выбирать. Он сам себя выбрал. И фашисты не пытались его взорвать? Он не мозолил им глаза? А он не позволил им это сделать. Защищает его та самая аура, которая притягивает к нему людей.

— О людях. Как вы относитесь к тем, кто лазит по памятнику,
купается возле него?
— С некоторой долей юмора я так скажу: мне не нравится, когда кто-то другой, кроме меня, по нему ползает. Но я знаю, что ему самому это нравится, он любит людей. Он как дедушка, которого теребят беспокойные внуки. И когда ты около памятника оказываешься,
чувствуешь, что он хорошо к тебе относится.

30 июля 1961 года, День Флота. Автор: А. Соколенко

— То есть закрываем глаза на купальщиков? — Не то чтобы закрываем… Всё равно не надо давать им слишком много воли. Надо говорить,
что это нельзя, но если кому очень хочется и нужно...
А вот к цветам, которые к нему возлагают, он спокойно относится.
Он же в какой-то мере для этого и предназначен.

Мы — Клуб любителей истории — в день окончания второй обороны Севастополя традиционно гирлянду цветов возлагаем к Вечному огню
и опускаем в море у памятника Затопленным кораблям. Мне потом приходится её подтаскивать к памятнику, чтобы она не качалась просто
в волнах. Но Памятник посвящён событиям первой обороны…

— Когда задают вопрос, при чём тут памятник Затопленным кораблям,
я отвечаю: а он у нас при всём! Даже в советские годы — например,
в юбилей пионерской организации — недалеко от памятника на плоту делали большой пионерский костёр. Могли бы, наверное, найти
что-то более близкое к коммунизму, не этот памятник. Потом
какой-то комсомольский юбилей:
40 небольших костров тоже вдоль памятника, и он в этих кострах сияет,
как будто он самый главный комсомолец.
Конечно, он у нас и пионер, и комсомолец, и коммунист — он Всё.
Потому что он, как я говорю, Россию домой и привёл.

— В смысле, нас в Россию? — Нет, он Россию вернул домой
— в Севастополь. Взял своими клювами — и вернул.

Моё мнение такое: Севастополь и Крым никуда не уходили, и поэтому нам возвращаться никуда не пришлось. Мы здесь стояли и продолжали хранить честь России. И дождались, когда она смогла к нам вернуться.
Уходила Россия, но не до конца, она «как бы» уходила, а флот здесь был.

И мы Россией оставались

Мы Россией были всегда, это она в какой-то момент была не совсем Россией. Вот в этот 91-й, 92-й... А потом она опять потихонечку стала возвращаться к себе — к своей истории, к своей славе, своей чести.
И туда, куда ей положено вернуться. И когда настал момент, мы Россию позвали, и она исполнила свой долг, долг чести — и вернулась.
Только с Севастополем она стала настоящей Россией. Только с Севастополем она может рассчитывать на какое-то светлое будущее.
Иначе ей бы высшие силы никакого светлого будущего не дали.

Какое будущее без Севастополя?

Если ты отрекаешься от своей славы и чести — без чести уже нет
никакого будущего, никакой славы.

— Расскажите что-нибудь ещё про волшебство Памятника.

— Была у меня ситуация. Я говорил, что искал на памятнике несуществующую карту, а нашёл подпись Адамсона на барельефе. И вот
я приплыл на плотике с фотоаппаратом к памятнику, чтобы снять правый нижний угол. Мне казалось до этого, что там есть точка, с которой я смогу дотянуться. И когда я туда поднялся, увидел, что мне метра не хватает.

Поверхность гладкая, вертикальная. А я уже готов, у меня фотоаппарат… Стою как на распутье: возвращаться и просить, чтобы кто-то перекинул верёвку с другой стороны и страховал, или подниматься самому.

Словами ничего в голове не было сказано, но я на не[памятник]посмотрел
— как спрашивал — и почувствовал такое ощущение странное, будто тебя что-то обволакивает и тебе становится спокойно-спокойно, и даже блаженство какое-то. И я перестал бояться, что могу упасть или ещё
что-то, и, как в замедленной съёмке, поднялся на закруглённый карнизик,
он там на 5 сантиметров всего выступает.
Левой рукой упирался в торец, а правой рукой достал фотоаппарат и снял подпись. Спустился нормально, запросто — даже не стал представлять,
что будет. А потом неделю ночью спать не мог от страха.

И я всё время спрашивал себя: как я там держался?

И успокоился только тогда, когда вспомнил, как. Было, за что держаться.
Там сантиметра на два выступали плиты между гранями восьмиугольника — Адамсон их для красоты, наверное, делал, но как специально. И я, расставив ноги, тремя пальцами левой руки упёрся в этот торец и за счёт этого держался. Причём я не дрожал от страха, делал это совершенно спокойно. Было обволакивающее чувство, что всё будет хорошо.
Вот как будто ещё он [памятник] меня держал как-то.

Причём в этот момент мне кто-то с берега крикнул вроде «что ты там делаешь!» — будто специально, чтоб я сорвался. А у меня чувство:
пока не стреляют — всё нормально.
— А портрет — профиль Нахимова или ещё кого-то — вправду
читается в крыльях орла?

— Я хотел увидеть и даже увидел Нахимова с катера. А потом сфотографировал и понял, что это самообман. Действительно, есть контур, очень похожий на чуть опущенный козырёк, как на его фуражке, — но ниже нет профиля. Когда смотришь глазами, сознание дорисовывает остальное, а фотоаппарат бесстрастный. Но если при современной технике отсканировать орла и получить его трёхмерную модель, тогда, ворочая мышкой, найдёшь профили и себя, и мамы, и тёщи.

— Давайте я вас сфотографирую для материала.

— Давайте. Где? А, вот у вас и памятник здесь! Я же говорю — он везде!

Владимир Салтанов/ беседу вела Светлана Косинова
Фото из архива Владимира Салтанова, Комсомольская правда

#ИсторияСевастополя
#ТурПоСевастополю