«Периферийный», ограниченный характер Крымской войны часто порождает мнение, что поражение России в ней тоже «не стоит учитывать». Мол, на самом деле мы почти и не проиграли, а то и вовсе победили. Тут обычно на сцену призываются мечтания британского
премьера Пальмерстона, которые выдаются за
«утверждённый план расчленения Российской империи».
Затем в этой связи вспоминают, что союзники почти год не могли взять Севастополь, а их атаки на других театрах тоже были не слишком-то успешны. Казалось бы, продержись Россия ещё немного, и Лондон
с Парижем первыми бы запросили мира. Но так ли это?

ОДНОЙ ВИНТОВКОЙ НА ДЕСЯТЕРЫХ

Первый вопрос, который возникает при обсуждении дальнейших
перспектив Крымской:
«а смогла бы Российская империя реально воевать дальше?»

На бумаге, действительно, военный потенциал России был ещё далеко
не исчерпан. Большая часть армий и ополчения ещё даже не была задействована, пребывая в обороне у границ или защищая побережье.
Но мало армии иметь — их ещё надо и вооружить чем-то.
И вот вопрос: «а чем?» в Российской империи стоял остро.

Промышленность банально не справлялась с производством
качественного железа, подходящего для ружейных стволов.
Ещё в 1853 году некомплект ружей в армии составлял 686,501 единицу
больше полумиллиона стволов!
За годы войны усилиями заводов было выпущено 153,499
гладкоствольных и 172,758 нарезных ружей и пистолетов.
То есть не удалось покрыть даже имевшийся дефицит. Который, вполне очевидно, за время войны усугубился естественным износом оружия,
боевыми потерями и т. д.

Можно перестать чистить ружья кирпичом, но что делать, если
чистить-то нечего?

Не лучше обстояли дела и с порохом. Сосредоточив все усилия, промышленность сумела повысить выпуск с 86,5 тысячи пудов в 1853 году
до 309,4 тысячи пудов в 1855-м. Однако при одной только обороне
Севастополя было израсходовано более 250 тысяч пудов,
т. е. практически все годовое производство!
Такие же проблемы имелись и с производством пуль и артиллерийских снарядов. При этом экономика страны уже с 1855-го шаталась на подпорках, рубль стремительно обесценивался грандиозным выпуском ассигнаций. Вырисовывалась крайне неприятная картина: собрать-то несметные полчища русские могут и смогли бы, но вооружить их нечем.
Поддержание даже одного фронта оказывалось логистически
нереальным.
А в случае появления дополнительных — например, весьма страшившего Петербург вступления в войну Австрии — ситуация из «плохой» начала
бы быстро мигрировать в сторону «катастрофической».

ДОРОГИ, ИМЕНУЕМЫЕ РЕКАМИ

Так ли уж неуязвима была Российская империя?

Сторонники «крепости Россия» обычно упирают на то, что превосходство англичан и французов в логистике имело значение только вблизи от моря. Стоило бы им продвинуться вглубь территории страны, и русские
дороги, мол, немедля укротили бы прыть завоевателей.
Бесспорно, зерно истины тут есть: плохие дороги мешали союзникам
ничуть не меньше, чем русским.
Первая в Крыму железная дорога была именно британской узкоколейкой, построенной чтобы возить грузы от Балаклавы к войскам,
осаждавшим Севастополь.

Однако в этом «щите бездорожья» были слабые места — судоходные реки.По меркам войны первой половины XIX века — самого начала
эпохи массовых железных дорог и телеграфа — речные канонерки
были невероятно эффективным оружием.
Опыт Опиумных войн англичан в Китае, многочисленных восстаний
в колониях и позднее опыт Гражданской войны в США наглядно продемонстрировал, насколько смертельно опасным может
быть скромный речной пароходик с парой пушек, — главным образом,
за счёт своей мобильности.

Пароход «Немезис» проводит разъяснительную работу
с китайскими военными джонками.

Во время речного рейда 13-15 марта 1841 года британская речная эскадра принудила к капитуляции шесть фортов, вооружённых более чем сотней орудий. Средняя дистанция дневного перехода пехоты в XIX веке составляла 25 километров. Для кавалерии — около 40 километров.
Речная канонерка, развивающая каких-то там четыре узла (7,4 километра
в час), за сутки могла спокойно преодолеть до 180 километров.
Причём без особых усилий тех, кто на ней идёт, а также в компании
пары тяжёлых морских орудий и солидного запаса боеприпасов.

Продолжись война, и вслед за Кинбурном настал бы черёд Херсона
и Таганрога. В плане обороны эти города ничем существенным не выделялись и не имели шанса устоять под целенаправленной атакой.
А это дало бы союзным флотам выход к устью Днепра
и Дона соответственно.

Канонерские лодки 1855

Конечно, обе эти реки далеко не Янцзы и не Миссисипи, но все же были важными транспортными артериями. Усилия царского правительства
по строительству каналов и углублению реки к 1856 создали на Днепре
вполне себе судоходный фарватер глубиной около двух метров.
Этого вполне достаточно для речных канонерок «колониального типа», которые активно использовались англичанами и французами
для контроля своих заморских владений.
Так, французские колёсные канонерки «Серпент» и «Базилик» (построенные в 1852-м для службы в Сенегале) имели осадку всего
1,01 метра. При этом вооружались двумя 12-см бомбическими орудиями
и развивали скорость около шести узлов.
Судостроителям Великобритании и Франции не составило бы особого труда наспех построить десяток-другой плоскодонных мелководных
корабликов специально для действий на русских реках.

И послать их — с десантом, разумеется — разорять местность по оба берега быстрее, чем русские военные вообще бы поняли, что происходит. И что могли противопоставить союзным канонеркам сонные
городки гоголевской окраины?

Колёсная канонерка «Опал»: такие неказистые кораблики служили становым хребтом европейских империй, удерживая в повиновении
многомиллионное население колоний

Инвалидный гарнизон солдат и пару допотопных салютных пушечек?

Против отборных морских пехотинцев Её Величества и тяжёлых морских орудий за их спинами лучшее, что мог бы сделать такой гарнизон,
это дать пару символических выстрелов и поднять белый флаг.
Но неужели нельзя было загородить реки и каналы и понаставить
по берегам батарей с тяжёлыми орудиями?
В принципе, конечно, можно. Вот только для этого надо сначала сообразить, что противник собирается делать, затем разослать по местам соответствующие инструкции (логистика-то в стране и так перенапряжённая, и блокировать «на всякий случай» реки и каналы
никто бы без распоряжения сверху не стал), дождаться их выполнения…

В общем, существовала очень неслабая вероятность, что к тому моменту, когда для обороны Дона и Днепра предприняли бы действенные меры, оборонять было бы уже нечего. И на расстоянии быстрого марша
по обе стороны от рек всё, что можно, оказалось бы уже сожжено,
поломано и разграблено.

УДАР В СЕРДЦЕ

Кронштадтская крепость 19 век

Большим изъяном в обороне России была уязвимость с моря её столицы, Санкт-Петербурга. Да, его прикрывали мощные укрепления Кронштадта,
и в Крымскую войну союзники так и не решились атаковать их.

Но стоит ли трактовать это как «не решились бы вообще»?

Да, действительно, береговые укрепления в Крымскую стали значительной проблемой для флота. Деревянные корабли были очень уязвимы к тяжёлым ядрам и разрывным бомбам, состоявшим на вооружении береговой артиллерии. Но решение проблемы появилось
тогда же — им стала броня.

Обстрел Кинбурна броненосцами в 1855 году.

Несмотря на меткость русских артиллеристов, ни одно попадание не нанесло броненосным батареям вреда. Впервые применённые в 1855 году французами под Кинбурном броненосные плавучие батареи, неуязвимые для разрывных бомб и маловосприимчивые к ядрам, могли успешно подавлять береговые форты. Да, батареи Кронштадта были значительно сильнее вооружены, чем старые укрепления Кинбурна.

Но даже самые тяжёлые 60-фунтовые орудия Баумгарта, испытанные
в 1855 году, могли пробивать железную броню лишь
с очень небольших дистанций.

Сражение у Кинбурна (1855)

Чтобы потопить боевой корабль одними ядрами (даже очень тяжёлыми), требовались буквально десятки попаданий. В случае же с бронированным вымпелом, требовались те же десятки пробивших броню попаданий.
Да и реальная сопротивляемость брони в бою, когда углы попаданий
далеки от оптимальных, всегда выше полигонной.
К кампании на Балтике 1856 года англичане собирались выставить броненосные плавучие батареи «Тандерер» и «Трасти», ещё две — «Фудроянт» и «Конгрив» — должны были направить французы.
В комбинации с почти сотней мелкосидящих винтовых канонерок и мощным флотом паровых фрегатов и линкоров (парусные корабли
на Балтике англичане перестали использовать ещё в 1855 году) они были
силой, способной бросить вызов любым укреплениям.

Французская броненосная батарея «Лава»

И меры союзников не ограничивались только защитой. Убедившись
в недостаточной эффективности обычных корабельных орудий против бастионов Севастополя, Британия и Франция начали экспериментировать с нарезными орудиями, обладавшими гораздо большей пробивной мощью. Против Севастополя и Свеаборга англичане уже применяли
68-фунтовые нарезные пушки Ланкастера, не отличавшиеся особой надёжностью (их порой разрывало), но способные стрелять значительно
дальше и точнее, чем гладкоствольные орудия.
Не отставала и Франция, где в 1855 году разработали вполне надёжную 16-см нарезную пушку. В Крым эти орудия опоздали, но позднее
с успехом применялись французами.

68-фунтовая нарезная пушка Ланкастера на «Алмазной батарее»
под Севастополем.

Несмотря на ненадёжность орудий этого типа, на «Алмазной» не было ни одного разрыва. Против нарезных орудий — особенно ведущих огонь с неуязвимых броненосных батарей и вёртких канонерок — не устояли
бы и гранитные форты Кронштадта.
Не являлись непреодолимой преградой и мины Якоби.

Морская мина Якоби

Следует помнить, что конструкция их была ещё очень примитивна.
Там, где союзникам удавалось подавить русскую артиллерию, они
просто посылали бы гребные шлюпки, которые подцепляли тросы мин
«кошками» и оттаскивали их в стороны.

Гальваноударная мина Якоби

Чем обернулась бы для русских потеря Петербурга?
Попросту говоря — катастрофой.

Помимо того, что Петербург был административным центром Российской империи (куда стекались все потоки информации со страны), он был ещё и сердцем её деловой жизни, и одним из крупнейших промышленных центров. Заводы и фабрики города на Неве изготавливали значительную часть русской артиллерии и снаряжения. Захват столицы, разрушение
её промышленных предприятий, грабёж банков и контор привели бы
к моментальному коллапсу как управленческой, так и экономической
жизни страны.
Да, царь мог бы потенциально сбежать в Москву и попытаться продолжить сопротивление оттуда. Но кем бы он был в этом случае? Банкротом, пытающимся руководить полупарализованной страной?

Не говоря уже о том, что его бегство удручающе сказалось бы
на общественном мнении и воле народа к борьбе…

УДАР ИСПОДТИШКА

Население, было в целом настроено весьма патриотично.

Как раз оно, население России, и было её слабым местом. Частота крестьянских волнений, и так медленно, но верно нараставшая,
с началом войны резко подскочила. Помимо обычных военных тягот
вроде ухудшившегося экономического положения и привлечения крестьян
к строительным работам ситуация усугублялась ещё
и «патриотическими» (!) восстаниями.
Указ 1854 года о формировании «морского ополчения» (набора матросов на гребные канонерки) истолковывался в народе так, что ополченцам
«дадут волю» – а иначе зачем же набирать?

Манифест о государственном ополчении 1855 года только
ухудшил ситуацию:
В южных частях страны начали вспыхивать бунты крепостных, участники которых требовали записать их в «казаки» (так трактовали слово
«ополченец») и дать им «положенную» волю.

Даже отмена крепостного права в Российской империи не обошлась
без «инцидентов» и пролитой крови.
Представьте, что было бы, начни те же англичане тайно распространять
в народе воззвания с содержанием вроде:
«Царь-батюшка обещает тем православным, кто немедля пойдёт турку воевать в Крым, волю и землю. А коли помещики станут говорить,
что нет такого указа, то бить их смертью как изменников»?

Подобный «патриотичный» манифест вполне мог спровоцировать такие волнения в среде крестьян (со всеми причитающимися “радостями” вроде поджога усадеб и убийств) что русские армии пришлось бы спешно
отзывать с фронтов и бросать на усмирение восставших.
Иначе и без того шаткое положение страны могло скатиться в хаос
еще и внутренней войны.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Подведем итог.

Российская империя 1850-х если и не была колоссом на глиняных ногах,
то опасно кренилась к тому. И при соответствующих усилиях
со стороны двух сильнейших промышленных держав того времени,
колосс вполне мог быть опрокинут. Не факт, разумеется, что Великобритания и Франция пошли бы на такие усилия: надо чётко
понимать, что наше современное представление о ситуации значительно
полнее, чем было у людей середины позапрошлого столетия.
Но факт в том, что они МОГЛИ рискнуть. И это прекрасно понимали
в Петербурге. Решение царя «с этой войной пора заканчивать»
было объективно вынужденным.

источник - fonzeppelin
#Крымскаявойна