533 года(?) назад, накануне дня памяти святого Варфоломея (24 августа) в Париже началось жестокое истребление протестантов католиками. К сожалению, этот эпизод был отнюдь не первым и стал, увы, не последним в череде преступлений, совершаемых под предлогом защиты веры…

Среди историков нет единого мнения относительно датирования конца периода Средних Веков и начала Нового времени. Одни считают, что это произошло в 1492 году, когда Колумб открыл Америку, другие склонны сдвигать эту дату ко времени первой в Европе буржуазной революции в Нидерландах в конце XVI века, или даже к победе революции в Англии, закончившейся казнью короля Карла Стюарта в середине XVII века.
Но то, что рубеж такой смены эпох охарактеризовался ещё и религиозной революцией (Реформацией), без споров признают все. И если первые ласточки Реформации (деятельность Уиклифа в Англии в конце XIV века и даже гуситские войны в Чехии в начале XV века) ещё не привели к значительным системным изменениям в европейской религиозности, то XVI век стал веком радикальной ломки казавшегося незыблемым прежнего господства Рима.
За считанные десятилетия протестантизм вышел из сферы вольнодумных мыслей отдельных католических богословов, превратившись в мощную идею, широко поддержанную не только широкими слоями простонародья, но и частью дворянской элиты и даже духовенства.
Прижимистым европейцам очень импонировал тезис о «дешёвой» церкви, когда не надо переживать о загробной участи, жертвуя крупные суммы католическому духовенству, особенно в особо циничной форме покупки индульгенций. Продавцы этих бумаг не стеснялись завлекать покупателей призывами: «Как только монета за купленную индульгенцию зазвенит в моём кошельке, душа усопшего тут же в@ыпрыгнет из Чистилища!»
Владетельным князьям и многим монархам не нравилась необходимость согласовывать свою политику и делиться немалыми доходами с Римским папой и назначенными им кардиналами и епископами.
Неудивительно, что очень скоро немало государств Европы (добрая половина германских княжеств, Швеция, швейцарские кантоны, Англия) были охвачены широким движением сторонников Реформации, в конце концов добившихся победы.

Докатилась Реформация и до Франции, причём в одном из самых радикальных на тот момент вариантах – пришедшего из Швейцарии кальвинизма с его подчёркнутым аскетизмом, отказом от «лишних» мирских благ. Последнее, правда, ничуть не мешало кальвинистам успешно служить Мамоне, набивая свою мошну. Недаром именно это течение и стало в последующие века главной основой пресловутой протестантской трудовой этики, а по сути – религиозного освящения тяги к наживе.
Французское королевство в описанный период уже давно не было послушным исполнителем воли Рима. Франция сохраняла за собой значительную автономию в религиозных вопросах. В частности, имела место так называемая «двойная инвеститура» высшего духовенства, реально назначаемого королём и лишь формально утверждаемого потом в Риме.
Но были слабые места и во французской монархии. С одной стороны, после объединения страны в конце XV века Людовиком XI местная аристократия уже потеряла былую почти безраздельную вольницу. Королю подчинялась мощная регулярная армия, назначаемые им губернаторы провинций.
С другой стороны, ключевые посты в королевской администрации занимали всё те же аристократы. К тому же, кроме правящей королевской династии Валуа, в стране официально продолжали существовать фактические династии так называемых принцев крови, ведущих свою родословную от Гуго Капета, прославленного короля второй половины Х века.
И все эти принцы крови – Бурбоны, Конде, де Гизы, кое-кто ещё – считались «запасными», на случай, если король из династии Валуа умрёт, не оставив после себя наследника мужского пола или же у него не будет даже брата, способного занять трон.
Неудивительно, что пресловутые принцы крови с зависимыми от них дворянами часто не желали быть пассивными наблюдателями, но были готовы сделать всё, чтобы к ним приблизилась вожделенная очередь на трон.

Правда, пока трон занимал один из самых успешных монархов Эпохи Возрождения Франциск I, высшая знать вела себя относительно сдержанно. Тем более что королевство вело непрерывные войны с соседями, прежде всего австрийскими и испанскими Габсбургами, за спорные земли на франко-испанской границе и в Италии. Внешний враг неплохо сплачивал общество, направляя агрессию наиболее активных его представителей вовне, не оставляя им возможности воевать друг с другом.
Но уже при сыне этого короля, Франциске II, вышеупомянутые походы становились всё менее и менее успешными. Росла численность французского населения при прежнем уровне развития промышленности и сельского хозяйства. На этот фоне в стране и стала стремительными темпами расти доля местных протес@тантов, именуемых здесь гугенотами. Термин происходил из «гуго» – презрительной клички швейцарцев, от которых французы и переняли возникший там кальвинизм. Своих единоверцев-гугенотов стали поддерживать и зарубежные протестантские государи – и из Англии, и из части германских княжеств.
Доля гугенотов среди 15-миллионного французского населения была сравнительно невелика – по разным данным, от 15 до 30%. Но это была наиболее активная часть граждан. Часть высшей знати – Конде и Бурбоны, в частности, сделали ставку именно на протестантизм, не без оснований рассчитывая иметь среди его представителей надёжных соратников в борьбе за власть. В этом они не просчитались – финальную «войну трёх Генрихов» (властвующего короля Генриха III, фанатичного вождя католической партии Генриха Гиза и лидера протестантов Генриха Наваррского) выиграл именно последний, ставший королём Франции Генрихом IV. Пусть для этого ему в очередной раз и пришлось сменить веру, вновь став католиком с циничным заявлением «Париж стоит мессы!».

Но пока до коронации Генриха IV было ещё далеко, а во Франции разгорались религиозные войны. С конца 50-х и до конца 80-х годов XVI века их было восемь. Войны шли с переменным успехом. Этому изрядно способствовала политика королевской администрации, серьёзное влияние на которую после смерти в 1559 году короля Франциска имела его жена, мать последних королей из династии Валуа (Франциска III, Карла IX, Генриха III) Екатерина Медичи – итальянская аристократка, с детства научившаяся плести тончайшие интриги в сложном искусстве борьбы за власть.
Королевская армия при поддержке радикально-католической знати могла бы без особого труда если не уничтожить, то полностью изгнать гугенотов из королевства. Но кто тогда мог бы дать гарантию, что Гизы сотоварищи, лишённые врагов в лице гугенотов, не устроят заговор, короновав одного из представителей своего семейства?
То, что закончилось трагедией Варфоломеевской ночи, изначально мыслилось сторонами именно как мудро-примирительная политика французского престола. После очередной, четвёртой войны между католиками и гугенотами королева-мать и король Карл IX выступили с инициативой заключения мира между враждующими сторонами, залогом которого должен был послужить брак между сестрой короля Маргаритой (той самой королевой Марго, воспетой в романах Дюма) и вождём протестантской партии, королём Наварры Генрихом.
Враждующими сторонами на тот момент и так было заключено перемирие. Поэтому вожди протестантской партии безбоязненно съехались в Париж на свадьбу своего лидера. Попутно соратник Генриха Наваррского адмирал Колиньи предложил Карлу план, способный также примирить прежних противников – начать войну с давним врагом Испанией на стороне нидерландских повстанцев, начавших войну за независимость от испанской короны.
Но вскоре на адмирала состоялось покушение. Адмирал был только ранен. Но роковой выстрел прозвучал, и потерпевшая сторона потребовала сатисфакции, угрожая самыми решительными мерами. Все приехавшие на свадьбу Генриха Наваррского дворяне были опытными и умелыми воинами и вместе со свитой представляли собой значительную вооружённую силу.
В ответ королевский двор решил поставить на место «зарвавшихся» гостей. После чего и был взят курс на организацию «ночи длинных ножей» в отношении приехавших в Париж протестантов.

Многие историки считают, что изначально никаких массовых расправ королём не планировалось. Число жертв должно было исчисляться максимум несколькими десятками наиболее непримиримых, остальные гугеноты, вразумлённые их участью, должны были бы стать более послушными.
Данная версия кажется весьма правдоподобной – королю и Екатерине Медичи, вовсе не улыбалось после полного уничтожения религиозной оппозиции оказаться без ситуационных союзников перед опасностью со стороны радикально-католической партии.
Но, так или иначе, расправа над приехавшими в Париж гугенотами была санкционирована королевской властью. В ночь с субботы на воскресенье 24 августа 1572 года, в день памяти святого апостола Варфоломея, по звону колокола с церкви Сен-Жермен-л`Оксерруа в городе начались погромы.
Дворяне-гугеноты не были какими-то беззащитными агнцами, но их было слишком мало по сравнению с огромным числом нападавших.
Судя по тому, что губернатор Парижа Монморанси за несколько дней до резни предпочёл уехать их города под благовидным предлогом, многие сановники чувствовали, чем всё может закончиться.
К участию в погроме примкнули, кроме немногочисленных королевских войск и личных дружин феодалов-католиков, ещё и многочисленные религиозные фанатики из простых горожан. Как выяснилось позже, жертвами резни стали и немало «добрых католиков». Их зарезали соседи-единоверцы, чтобы не отдавать долги, захватить наследство, получить иную материальную выгоду, просто отомстить за былую обиду...

Уже вечером 24 августа король, впечатлённый количеством изувеченных и раздетых трупов, валявшихся по городским улицам даже вблизи Лувра, приказал навести в Париже порядок. Но, как выяснилось, парижский губернатор не зря покинул город заблаговременно, не желая стать козлом отпущения за срыв невыполнимого монаршего приказа.
Кровавый разгул бушевал на улицах французской столицы ещё неделю, пока из провинции не прибыли дополнительные силы королевской армии. Конечно, гугенотов вырезали не всех – многим удалось бежать, в том числе, и при помощи друзей (или просто благородных людей) из числа католиков.
Масштабы резни ужасают: две тысячи убитых в Париже, двадцать тысяч – по всей Франции. Не щадили никого, убивали и женщин, и даже детей.
Чёрных красок трагедии Варфоломеевской ночи добавило вопиющее вероломство, проявленное в отношении приглашённых гостей в условиях заключённого перед этим мира.

Ныне о Варфоломеевской ночи знают, наверное, все. Хотя по числу погибших эта резня занимает отнюдь не первое место.
В начале XIII века, в ходе организованного против катаров Юга Франции Папой Римским крестового похода, при взятии крестоносцами города Безье, было уничтожено не менее 20 тысяч горожан. Катаров среди них было лишь около трёхсот. С тех пор история хранит циничный ответ папского легата Арно Амальрика вождю крестоносцев на его вопрос «как отличить еретиков от добрых католиков?» – «убивайте всех, на небесах Господь отличит своих!»
Общее число жертв религиозных войн во Франции оценивается от 2 до 4 млн. человек – из 15 миллионов общей численности населения в то время.
Тридцатилетняя война полувеком позже принесла уже до 8 млн. погибших, правда, уже по всей Европе. В отдельных германских княжествах, ставших эпицентром противостояния, убыль населения составила тогда до 80%.
Ужасает, что вершители этих страшных злодеяний свято верили в праведность и богоугодность своих действий, мня себя истинными христианами.