– А ты кто такая? Тётенька, вы к кому?
Ирина замерла на пороге собственной квартиры с чемоданом в руке. Перед ней стоял мальчишка лет десяти, чумазый, с воинственно торчащим вихром, и с любопытством разглядывал её. За его спиной, в глубине коридора, виднелась незнакомая женская фигура в застиранном халате.
– Я здесь живу, – медленно произнесла ошеломлённая Ирина. – А вот кто вы такие – это хороший вопрос. Стас дома?
Женщина в халате, оказавшаяся сестрой Стаса Катей, вышла в коридор, вытирая руки о подол. Выглядела она по-хозяйски расслабленной и ничуть не смущённой.
– О, Ирка! Вернулась, путешественница? – тон её был вызывающе-насмешливым. – А мы уж думали, ты совсем от нас сбежала. Проходи, не стесняйся. Только разувайся тут, у нас Витька только полы помыл.
Ирина молча перешагнула порог. То, что она увидела, заставило её сердце сначала пропустить удар, а потом забиться в бешеном, злом ритме. Её уютная, вылизанная до блеска квартира превратилась в подобие цыганского табора. В гостиной на её любимом диване валялись какие-то пёстрые пледы, на полу были разбросаны детские игрушки, а в воздухе висел густой запах жареной картошки и дешёвого табака. Из кухни выглянул Катин муж, Толик, в растянутой майке и с сигаретой в зубах.
– А, Иринка, привет! С приездом! – бодро крикнул он. – Мы тут обосновались немного, ты не против? Стасян сказал, ты не скоро будешь.
Ирина втащила чемодан в коридор и закрыла за собой дверь. Говорить она пока не могла. Она просто смотрела на всё это, и в её голове билась только одна мысль: «Что здесь происходит?»
– Стас где? – наконец выдавила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Да на складе он, где ж ему быть, – лениво ответила Катя, направляясь обратно на кухню. – У него сегодня ночная. Ты есть будешь? У нас картошечка с грибами, мама нажарила. Она в вашей спальне отдыхает, прилегла после обеда, давление что-то.
В их спальне. Отдыхает. Лидия Васильевна.
Это было последней каплей. Ирина, не говоря ни слова, прошла по коридору и рывком распахнула дверь в свою спальню. Картина, представшая перед ней, была апофеозом этого безумия. На их с мужем двуспальной кровати, под её шёлковым покрывалом, раскинулась Лидия Васильевна. Она спала, сладко причмокивая во сне. Рядом на тумбочке стоял стакан с водой и лежала упаковка валидола. В углу комнаты были составлены какие-то коробки и баулы, а на её туалетном столике, среди её дорогих флакончиков с духами, сиротливо приютилась баночка с мазью от радикулита.
Ирина молча закрыла дверь. Она вернулась в коридор, где всё ещё топтался чумазый мальчишка – видимо, Катин сын.
– Так, – сказала она ледяным голосом, глядя не на него, а куда-то сквозь него. – У вас есть полчаса, чтобы собрать свои вещи и освободить мою квартиру.
Катя, услышав её слова, выскочила из кухни. Лицо её исказилось от возмущения.
– Ты чего это командуешь, хозяйка нашлась? Мы тут, между прочим, не с улицы пришли! Нас Стас позвал!
– Мне всё равно, кто вас позвал, – отчеканила Ирина. – Это моя квартира. По закону, я являюсь её собственницей в той же мере, что и мой муж. И я не давала согласия на ваше здесь проживание. Более того, я категорически против. Поэтому будьте добры, на выход.
– Да ты… Ты с ума сошла! Куда мы пойдём?! – заверещала Катя. – У нас в съёмной квартире клопов потравили, нам жить негде! Стасик, как узнал, сразу сказал: «Поживите у нас, Ирка всё равно в отъезде, а мне одному скучно». Он нас сам сюда привез!
«Ах, вот оно что, – пронеслось в голове у Ирины. – Клопов потравили. А мой муж, добрейшей души человек, решил, что его квартира – идеальный дезинфекционный центр».
– Ваши проблемы с клопами меня не интересуют, – всё так же холодно продолжала Ирина. – У вас была съёмная квартира, значит, ищите другую. А это – мой дом. И я не потерплю здесь посторонних.
Из спальни, разбуженная криками, выплыла Лидия Васильевна. На лице её была написана вселенская скорбь.
– Ирочка, что за шум? Что случилось, деточка? – начала она своим фирменным заискивающим тоном. – Ты так внезапно вернулась…
– Да, Лидия Васильевна, вернулась. В свой дом. Который, как я вижу, превратился в бесплатную гостиницу для ваших родственников.
Свекровь картинно схватилась за сердце.
– Да как ты можешь так говорить! Это же семья! Мы приехали Стасика поддержать! Он же тут один, бедный, страдал, пока ты по курортам разъезжала! Мы ему и готовили, и убирали, заботились о нём! А ты… никакой благодарности!
– Благодарности? За что? За то, что вы устроили в моей квартире свинарник? За то, что вы спите в моей постели? – голос Ирины начал срываться. – Вон отсюда! Все! Немедленно!
– Не кричи на мать! – вдруг рявкнул из кухни Толик, появляясь в дверях. – Она женщина пожилая, ей волноваться нельзя!
– А в чужой квартире хозяйничать ей можно?! – взорвалась Ирина. – Я сейчас вызову полицию! И вы все отсюда вылетите по статье «незаконное проникновение в жилище»!
Это подействовало. Толик сник, а Катя испуганно посмотрела на мать. Лидия Васильевна, однако, так просто сдаваться не собиралась.
– Полицию? На родную мать своего мужа? – прошипела она, и в её глазах мелькнул недобрый огонёк. – Ну, давай, вызывай. Посмотрим, что они скажут. Скажут, что ты – бессердечная эгоистка, которая родню мужа за порог выставляет! А мы скажем, что ты его бросила, а мы, его семья, пришли на помощь!
Ирина поняла, что спорить с ними бесполезно. Это была стена из наглости, лжи и манипуляций. Она молча достала из сумочки телефон.
– Я даю вам десять минут, – сказала она, набирая номер. – Если через десять минут вас здесь не будет, я нажимаю кнопку вызова.

Она не стала звонить в полицию. Она позвонила своей единственной близкой подруге, Светке.
– Света, привет. Ты можешь ко мне приехать? Прямо сейчас. С мужем. Да, с Андреем. У меня тут… непредвиденные обстоятельства.
Андрей, Светин муж, был человеком внушительных габаритов и работал юристом в строительной фирме. Одного его вида обычно хватало, чтобы уладить любой конфликт.
Пока она говорила по телефону, семейство за её спиной лихорадочно перешёптывалось. Они поняли, что угроза вполне реальна.
– Ладно, ладно, чего ты кипятишься, – проворчала Лидия Васильевна, меняя тактику. – Уйдём мы, уйдём. Раз ты нас так гонишь. Только дай собраться по-человечески. Стасик придёт, мы с ним поговорим. Он-то нас на улицу не выгонит.
Ирина молча кивнула и села на свой чемодан в коридоре. Она превратилась в статую. Холодную, неподвижную, с телефоном в руке. Она не заходила в комнаты, не пила воды. Она просто сидела и ждала.
Началась суматошная беготня. Катя с Толиком стали спешно запихивать свои вещи в баулы. Мальчишка Витька носился под ногами, хныкал, что хочет досмотреть мультик. Лидия Васильевна ходила из комнаты в комнату, громко вздыхая и причитая о чёрной неблагодарности.
Через сорок минут, когда в дверь позвонили, большая часть вещей уже была свалена в коридоре. На пороге стояли Светка с Андреем. Светка с тревогой посмотрела на бледное лицо подруги, а Андрей, окинув цепким взглядом квартиру и присутствующих, сразу всё понял.
– Добрый вечер, – басовито поздоровался он, входя в квартиру так, что Толику пришлось вжаться в стену. – Ирина, это и есть те самые… гости?
– Они уже уходят, – ровным голосом ответила Ирина.
При виде двухметрового Андрея процесс сборов ускорился в разы. Толик, который полчаса назад пытался «качать права», теперь таскал сумки молча и быстро, как нашкодивший школьник. Лидия Васильевна сделала последнюю попытку разжалобить публику.
– Сыночку хоть весточку оставьте, – прошамкала она, обращаясь к Ирине. – Скажите, что мать его и сестру родную из дома выгнали. На улицу. Ночью…
– Не волнуйтесь, я ему всё передам, – отрезала Ирина. – В мельчайших подробностях.
Когда за последним баулом наконец захлопнулась дверь, Ирина обессиленно прислонилась к стене. Светка тут же подскочила к ней, обняла.
– Ирка, ты как? Что это было вообще?
– Это была семья моего мужа, Света. Во всей своей красе.
Андрей прошёл по квартире, заглянул в спальню, на кухню.
– М-да, – протянул он. – Тут как будто Мамай прошёл. Ты, главное, не переживай. С юридической точки зрения ты абсолютно права. Квартира куплена в браке, значит, является совместной собственностью. Вселение третьих лиц, даже временное, возможно только с согласия всех собственников. Так что ты имела полное право их выставить. Даже с полицией.
– Спасибо, Андрей, – тихо сказала Ирина. – Я… я просто в шоке. Я не ожидала такого.
– А чего ты от них ожидала? – всплеснула руками Светка. – Эта твоя свекровь – змея подколодная, я тебе всегда говорила! А Стас твой – тюфяк! Как он мог их сюда пустить?!

Ирина ничего не ответила. Она и сама задавала себе этот вопрос. Как он мог? После всех её слов, после их последнего разговора после того, как он стоял на коленях и клялся, что всё понял?
Она провела в санатории две недели. Две недели тишины, покоя и размышлений. Она гуляла по сосновому лесу, дышала чистым воздухом, ходила на массаж и расслабляющие ванны. Она много думала об их со Стасом жизни. Она поняла, что проблема была не только в его бесхарактерности и влиянии матери. Проблема была и в ней. В её многолетнем терпении, в её готовности жертвовать своими интересами, в её страхе остаться одной.
В санатории она познакомилась с женщиной, Верой Павловной, бывшей учительницей литературы. Ей было под семьдесят, но она была полна энергии и какой-то тихой мудрости. Они часто гуляли вместе по аллеям, и Ирина, сама того не ожидая, рассказала ей свою историю.
Вера Павловна слушала внимательно, не перебивая. А потом сказала:
– Знаешь, Ирочка, в русской литературе есть такой тип женщин – «тургеневские барышни». Нежные, жертвенные, готовые раствориться в любимом человеке. А есть другой тип – «некрасовские женщины». Те, которые «коня на скаку остановят, в горящую избу войдут». Так вот, в наше время, чтобы выжить и быть счастливой, нужно уметь сочетать в себе и ту, и другую. Быть нежной и любящей со своим мужчиной, но если кто-то пытается разрушить твой дом, твою семью, нужно тут же превращаться в ту, которая и коня, и в избу. Нельзя позволять вытирать о себя ноги. Никому. Даже самым близким. Потому что самоуважение – это фундамент, на котором строятся все здоровые отношения.
Эти слова очень запали Ирине в душу. Она уезжала из санатория другим человеком. Отдохнувшая, посвежевшая, но главное – с твёрдым стержнем внутри. Она была готова к любому разговору со Стасом. Она была готова бороться за свою семью, но на своих условиях.
И вот теперь, стоя посреди разгромленной квартиры, она поняла, что борьба предстоит нешуточная. Это была уже не просто дырявая крыша. Это было вторжение. Нападение на её территорию, на её личное пространство.
Светка с Андреем помогли ей немного прибраться. Вынесли мусор, оставленный «гостями», проветрили комнаты.
– Ты тут одна не оставайся, – сказала Светка, собираясь уходить. – Поехали к нам. Переночуешь, в себя придёшь.
– Нет, – твёрдо ответила Ирина. – Спасибо, ребята. Но я останусь здесь. Я должна дождаться мужа. И поговорить с ним.
Когда друзья ушли, Ирина заперла дверь на все замки. Она не стала разбирать чемодан. Просто прошла в спальню. Постель была измята, на подушке остался жирный след от головы свекрови. Ирина брезгливо стянула всё постельное бельё, включая покрывало, сгребла в охапку и вынесла на балкон. Потом открыла настежь все окна, несмотря на прохладный вечер. Ей казалось, что нужно выветрить из квартиры не только чужой запах, но и чужую, враждебную энергетику.
Она приняла душ, переоделась в домашнюю одежду. Села в кресло в гостиной. И стала ждать.
Стас пришёл около восьми утра. Уставший после ночной смены, осунувшийся. Увидев Ирину, он замер на пороге.
– Ира? Ты… ты вернулась? А я думал, ты только вечером…
– Как видишь, – холодно ответила она.
Он вошёл, закрыл дверь. Заметил идеальный порядок.
– О, ты уже прибралась… А то мама с Катькой тут… немного…
– Немного? – Ирина поднялась с кресла. Она подошла к нему вплотную и посмотрела прямо в глаза. – Стас, ты можешь мне объяснить, что это было?
Он отвёл взгляд. Замялся.
– Ну, Ир… Ну, так получилось… У них там клопов потравили… Жить совсем негде было. Катька позвонила, плачет… Ну что я должен был сделать? Я же не зверь. Я подумал, ты не будешь против. Пару дней перекантоваться…
– Пару дней? Они, судя по количеству вещей, собирались здесь жить до следующей травли клопов! Они спали в нашей постели, Стас! Они хозяйничали в моём доме! И всё это с твоего молчаливого согласия!
– Да не молчаливого! Я их сам позвал! – нашёлся он с дурацким упрямством. – Я мужик в этом доме или нет? Я имею право позвать в свой дом свою мать и сестру!
Ирина горько усмехнулась. Вот оно. Прошло две недели, а он так ничего и не понял. Все его слёзы, все его клятвы оказались пшиком. Стоило ей уехать, как маменька тут же взяла его в оборот.
– Ты не мужик в этом доме, Стас. Ты – проходной двор. Дверь, которая открывается для всех, кроме собственной жены. Ты опять меня предал. Ты наплевал на мои чувства, на моё право на личное пространство. Ты пустил в нашу крепость врагов, которые пришли её разрушать.
– Какие враги?! – возмутился он. – Это моя семья!
– НЕТ! – выкрикнула Ирина так, что он отшатнулся. – Твоя семья – это Я! Я, Стас! Твоя жена! А они – твои родственники. И это две большие разницы, как говорят в Одессе. И пока ты эту разницу не поймёшь, у нас с тобой не будет семьи!
Она перевела дух. Говорить нужно было спокойно. Криком делу не поможешь.
– Слушай меня внимательно, Станислав, – она перешла на официальный тон. – У тебя есть два варианта. Вариант первый: ты сейчас же звонишь своей маме и сестре и объясняешь им, что их присутствие в этом доме отныне нежелательно. Совсем. Никогда. Ни под каким предлогом. Все ваши встречи – на нейтральной территории. Вся помощь – по обоюдному согласию и без ущерба для нашего бюджета и нашего покоя. Ты проводишь с ними чёткую границу. И эту границу защищаешь. Как мужчина. Как глава семьи.
Она сделала паузу, глядя ему в глаза. Он молчал, переваривая услышанное.
– Вариант второй: всё остаётся как есть. Ты продолжаешь быть «хорошим сыном и братом». Но уже без меня. Я подаю на развод. Прямо завтра. И на раздел имущества. И поверь мне, я найду способ доказать в суде, что сто пятьдесят тысяч из нашего общего бюджета ушли твоим родственникам без моего согласия. И эту сумму вычтут из твоей доли. А потом мы будем делить квартиру. И ты будешь жить в прекрасной коммуналке со своей мамой, сестрой, Толиком, Витькой и их клопами. Выбирай. У тебя час на раздумья.
Она взяла свой чемодан, который так и стоял в коридоре, и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Заперла её на ключ.
Стас остался один. Он бродил по квартире из угла в угол, как загнанный зверь. Он понимал, что Ирина не шутит. Он видел это в её глазах. Там больше не было ни любви, ни жалости. Там был лёд. И сталь.
Он сел на диван и схватился за голову. С одной стороны – мама. Которая всю жизнь вбивала ему в голову, что он ей обязан, что он должен о ней заботиться. Которая плакала и хваталась за сердце при любой попытке возразить. С другой – Ира. Его Иришка. Которую он любил, несмотря ни на что. Которую он боялся потерять больше всего на свете.
Он вспомнил эти две недели без неё. Сначала было даже весело. Приехала мама, привезла котлет. Прибежала Катька с семьёй, защебетала, пожаловалась на жизнь. Они все вместе сидели на кухне, пили чай, и он чувствовал себя нужным, важным, спасителем. Мама гладила его по голове и говорила: «Вот видишь, сынок, кто твоя настоящая семья. Не то что эта… фифа».
А потом начался ад. Мама стала всё переставлять по-своему. «Этот цветок тут не по фэн-шую, он денежные потоки перекрывает». «А почему у вас телевизор на западе стоит? Это к разлуке!» Катька целыми днями висела на телефоне, обсуждая с подругами свои проблемы. Толик лежал на диване и смотрел футбол, оставляя после себя горы шелухи от семечек. Витька носился по квартире, разрисовывая обои фломастерами.
Через три дня Стас взвыл. Он понял, что его уютный, тихий мир, который создавала Ирина, превратился в балаган. Он хотел тишины, но в квартире постоянно кто-то кричал. Он хотел своего любимого борща, но мама готовила только то, что считала «полезным». Он хотел просто отдохнуть после работы, но его тут же нагружали какими-то просьбами: «Стасик, прибей полочку», «Стасик, посмотри, что у нас с краном».
Он понял, что он не спаситель. Он – обслуживающий персонал. И он впервые в жизни осознал, какую колоссальную работу взваливала на себя Ирина каждый день, чтобы их дом был домом, а не общежитием.
Он достал телефон. Пальцы дрожали. Он нашёл в контактах «Мама». Посмотрел на закрытую дверь спальни. Сглотнул. И нажал кнопку вызова.
– Алло, мам? Да, это я. Мам, я хочу сказать… В общем, так. Вы с Катей больше к нам не приезжайте. Совсем. Почему? Потому что это наш с Ирой дом. И я хочу, чтобы здесь были только мы. Нет, мама, она меня не настраивает. Это моё решение. Я так решил. Да, мама. Прости. Всё, пока.
Он сбросил вызов, не дослушав начавшихся причитаний. Тут же зазвонил телефон. Звонила Катя. Он сбросил. Она позвонила снова. Он выключил звук.
Он подошёл к двери спальни. Постучал.
– Ира? Иришка, открой. Пожалуйста.
Дверь не открывалась.
– Ира, я всё сделал. Я им позвонил. Я всё сказал. Я выбрал. Я выбрал тебя. Слышишь? Я выбрал нашу семью.
Он прислонился лбом к холодному дереву двери.
– Прости меня, Ир. Я такой дурак. Я только сейчас понял… Я всё понял. Я больше никогда… Слышишь, никогда не позволю им встать, между нами. Только ты и я. Наша семья. Открой, а?
За дверью было тихо. Он подождал ещё минуту. Потом сполз по двери на пол и заплакал. Тихо, беззвучно, как плачут мужчины, когда им очень стыдно и больно.
Через некоторое время в замке щёлкнул ключ. Дверь медленно открылась. На пороге стояла Ирина. Её глаза были красными от слёз, но в них уже не было льда. В них была… надежда.
Она молча протянула ему руку. Он поднял на неё заплаканное лицо, взял её руку и крепко сжал.
– Вставай, – тихо сказала она. – Пойдём пить чай. У нас впереди много работы. Нужно отмывать наш дом.
Это был долгий и трудный путь. Лидия Васильевна и Катя не сразу смирились со своим изгнанием. Были и обиженные звонки, и попытки приехать «просто в гости», и жалобы всем общим знакомым на «бессердечную Ирку, которая увела сына и брата». Но Стас был на удивление твёрд. Он научился говорить «нет». Спокойно, вежливо, но непреклонно.
Они с Ириной заново строили свои отношения. Уже не на основе слепой влюблённости, а на основе взрослого партнёрства. Они ввели новое правило: все важные решения, особенно финансовые, принимаются только вместе. Они снова начали копить на отпуск.

Через год они всё-таки поехали на море. Это был не шикарный курорт, а скромный пансионат в Крыму. Но для них это был самый лучший отдых в мире. Они лежали на пляже, и Стас, как и обещал, мазал ей спину кремом от загара.
– Знаешь, – сказал он однажды, глядя на бирюзовые волны, – я тогда, в тот день, когда ты вернулась, понял одну важную вещь. Семья – это не те, кто тебя родил. Семья – это те, ради кого ты готов измениться.
Ирина улыбнулась и взяла его за руку.
– А я поняла, что бороться за свою семью можно и нужно. Даже если кажется, что всё рухнуло. Главное – не опускать руки. И не позволять никому разрушать твой мир.
Лидия Васильевна через полгода помирилась с сыном. Она поняла, что иначе может потерять его навсегда. Их отношения стали другими – более ровными, уважительными, на расстоянии. Катя с Толиком в итоге развелись. Оказалось, что без постоянной финансовой и моральной поддержки со стороны брата их «любовная лодка» быстро разбилась о быт. Катя нашла себе работу, сняла комнату и впервые в жизни начала жить самостоятельно. И, как ни странно, стала гораздо счастливее.
Иногда, вспоминая всю эту историю, Ирина думала о том, что, возможно, тот поступок Стаса с деньгами был не предательством, а толчком. Болезненным, жестоким, но необходимым. Толчком, который заставил их обоих проснуться, повзрослеть и построить настоящую, крепкую семью.
От автора:
Ведь как по-разному можно смотреть на одни и те же вещи: для кого-то семья – это тяжкий крест и вечный долг, а для кого-то – надёжный тыл и тихая гавань.