Яблоко для мамы

Часть 1
Из коляски, что стояла в тени старого дерева возле дома, раздался плач. Выбежала пожилая женщина, взяла ребенка на руки, села на скамейку, достала из кармана передника бутылочку с молоком, покормила, прикачала немного и положила, укрыв розовым пледом. Собрала седеющие волосы в низкий пучок, открыла книгу, что лежала на скамейке, но не читала, а наблюдала, как сентябрьское солнце мигало сквозь листья янтарными пластинками, и они, как жидкое золото, стекали вниз.
Женщина приподняла верх коляски, чтобы блики не разбудили ребенка.
Из летней кухни вышел высокий мужчина. Лопата и саженец в его руках не вязались с его обликом, напоминающим Хемингуэя с портрета, что висел у них в зале. Но ухоженный сад и огород, окантованный белым невысоким забором, были делом его рук.
— Думаю, под окном детской посадим, — сказал он жене. — Вырастим?
Жена поняла, что это «вырастим» относится к новорожденной внучке Рите.
Когда ямка была готова, женщина придерживала саженец, мужчина засыпал и утрамбовывал землю.
— Ну вот и готово. Надеюсь, приживется в наших краях, — погладил он тонкий стволик.
— Ну, если твой друг сказал, то так и будет.
— В Алма-Ате это известный сорт. Апорт.
— Помню, ты привозил мне яблоки, когда возвращался из дома после каникул. Я тогда первый раз увидела такие большие — больше пятисот грамм. У нас-то в саду были маленькие. Помнишь, мама угощала тебя, приговаривая: «Ешь, женишок, ешь».
Он улыбнулся:
— Не зря я остался в волжских степях.
— Ты недолго был в школе. Что сказали? Почему не рассказываешь? — спросила жена. — Уговаривали вернуться?
— И напрасно. Не смогу я, — мужчина с силой воткнул лопату в землю. — Как я не распознал этого негодяя?
Жена знала, что муж обходит школу стороной, хотя проработал там с первого дня после института и получил звание заслуженного учителя. Он не только преподавал рисование, но открыл мастерскую в пристройке к школе, организовывал выставки в поселке, читал лекции по искусству. Но после того, что случилось с дочерью, уволился и подрабатывал оформителем: стену разрисовал в детском саду, панно выполнил для магазина, в клубе оформил холл. Заказы были редкие, платили мало.
— Ничего, проживем. Пойдем чай пить, — сказала женщина и покатила коляску к белому домику с синими ставнями.
Часть 2
— Рита, ты проснулась? Сегодня идем в детский сад.
Если бабушка надела синее платье, значит предстоит что-то серьезное. В нем она была, когда девочку водили к стоматологу. Рита скривилась будто от зубной боли. Хотела заплакать, вызвать жалость.
— Тебе уже четыре, — голос сухой и строгий. Значит, сопротивляться бесполезно.
— Не пойду! Гришка сказал, что там надо днем спать! — девочка выбежала из комнаты.
— Деда, я не хочу! — раздался ее громкий голос и его увещевающий. Дедушка был добрый и понятливый. Его она слушалась. Бабушке перечила. Чем строже и категоричнее та была, тем отчаяннее девочка сопротивлялась.
Дедушка успокоил ее и, надевая сандалики, приговаривал:
— Не потеряй, когда будешь бегать. Ты это любишь, босиком по улице.
— А Гектор пойдет со мной? — спросила Рита про своего любимца.
Дедушка подарил внучке щенка кавказской овчарки, когда малышке исполнился год, и они росли вместе.
— Хорошо. Но ты больше не садись на него. Ты уже большая, ему тяжело, — говорит дед.
Рита испуганно смотрит, и в глазах ее недоумение: сколько себя помнит, Гектор катал ее по двору. Он опускался на землю, девочка садилась, обхватывала друга за шею, прижималась к мохнатой голове. С ним она делилась секретами и обидами, а Гектор наклонял голову, слушая ее.
Бабушка вплела белые банты в черные косы внучки, поцеловала смуглые щечки, заплаканные серые глазки.
— Не хочу, — упрямо повторяла девочка, сжимая в кармашке платья губную помаду. Бабушка не выходила за ворота, не накрасив губы, и Рита думала, что без помады она и в детский сад ее не поведет.
Когда шли по улице, девочка держалась за руку дедушки и поглядывала на накрашенные губы бабушки. Значит, у нее есть еще одна помада?
— Почему ты подралась? — спросила вечером бабушка, поджав губы.
— Витька сказал, что я должна его слушаться и он командир. А я не собираюсь его слушаться. И стукнула. Всего один раз. Он заревел. Командиры не плачут. И мне там не нравится. У них оранжевые бокалы с белым горошком и противное–препротивное теплое молоко. Бабушка, я не хочу туда, — тараторила Рита.
— Надо. Будь умницей. И положи мою помаду на место.
Девочке показалось, что бабушка улыбнулась уголками губ.
Три дня дедушка водил Риту в детский сад. Воспитательница жаловалась, что Рита неуправляемая и своенравная, подралась со всеми мальчиками, разбила бокал, отказалась лежать в кровати в тихий час.
Дома Рита услышала, как бабушка сказала мужу:
— Такого позора нам не надо. Скажут, заведую отделом образования, а с внучкой сладить не могу. Сами будем заниматься с ней, к школе готовить. И воспитывать.
Но воспитывать удавалось с трудом.
Выпускали гулять милую чистую девочку, возвращалась растрепанная и грязная «пацанка» (так говорила бабушка) с жуками и червяками в руках.
А как иначе? Во дворе было много интересных занятий: наблюдать за пчелкой (солнышко нарисовало полоски на ее спине), спасать засохшего червяка (для этого ему сооружается влажный домик из песка), огородить веточками муравейник, учить лягушонка прыгать со скамьи, поставить миски с водой для птичек («у них от жары пересохло горлышко, поэтому они не поют»), вечером с дедушкой смотреть, как падающие звезды прочерчивают небо серебристым карандашом.
Бабушка работала, вечером занималась с внучкой математикой и географией. Дедушка с Ритой был весь день. Кормил, купал, причесывал, учил писать, рисовать.
В шесть лет Рита сама читала «Незнайку» и немало идей из книги сообщала мальчишкам. Они настоящие друзья, не плаксы, не задаваки как девчонки.
Она пользовалась занятостью дедушки в мастерской и его добротой и часто, не закончив завтрак, хватала кусок хлеба и мчалась за ворота. Носилась с мальчишками по улице, шалила, дралась с «врагами» из соседней улицы, играла в казаки-разбойники, в футбол.
От платьев отказывалась: носила шорты, майки и дедушкину кепку. И если бы не длинные черные косы, то издали ее можно было принять за мальчишку.
На улице она готова была находиться весь день. Воду можно и из колонки попить, зимой сосульку погрызть и играть в любую погоду, пока бабушка не придет с работы или мальчишки пойдут домой.
Их звали матери.
Часть 3
Первый раз Рита увидела свою мать, когда ей было пять лет. Может быть, та приезжала и раньше, но девочка этого не помнила.
Когда в ворота вошла тоненькая девушка в белом платье, Рита оцепенела и раскрыла от удивления рот — та была красива, как Белоснежка. Ветер трепал челку Риты, но короткие светлые волосы девушки не тронул. Они лежали аккуратно, будто приклеенные. «Как в мультике», — восхитилась девочка.
Дедушка назвал красавицу дочкой. За руку Белоснежка держала девочку в кружевном платье с большой куклой в руках.
— Это Майя, — сказала бабушка. — Она младше тебя, и ты, Рита, должна за ней присматривать. Возьми ее за руку.
Рита не сводила глаз с куклы в красном платье и черных туфельках. Она хотела ее потрогать, но Майя крепко прижимала куклу к себе, и Рита промолчала. В их уличной компании не принято клянчить.
— Подойди к маме, — сказала бабушка. Рита подошла, но не смела глядеть в лицо матери и рассматривала ее белые туфли. Рука Белоснежки скользнула по пыльным волосам Риты. Девочка замерла. Мать на секунду прижала дочь к себе. Рита смутилась и убежала в дом. Мать отряхивала платье.
Рита сидела на кровати, тело ее дрожало. Хотелось плакать. Но почему? У нее же теперь есть мама.
«Так вот она какая. А куда она уезжала? И в какой комнате будет жить? Она может спать на моей кровати, а я с дедушкой. И почему эту девочку надо называть сестренкой? У Гришки сестренка, так она всегда с ним, он ее за собой везде таскает, и живут они вместе, — мысли метались. — Побегу к маме».
Мать больше не обнимала Риту и лишь изредка смотрела в ее сторону.
Она привезла дочке красивое платье, небольшого пупса и коробку конфет.
Вечером подъехала белая машина, из нее вышел мужчина и направился к дому, осторожно ступая и поднимая тонкие ноги так, словно шел по луже и боялся испачкать блестящие туфли.
Рита хотела, как и Майя, броситься к нему с криком «папа», но что-то ее остановило. Он приподнял Майку, поцеловал, на Риту не взглянул. Девочка недоуменно посмотрела на дедушку. Тот вздохнул.
— Мы приедем на Новый год, — сказала мать, прощаясь.
Но сейчас еще лето, подумала Рита, так долго ждать.
Перед сном девочка сжимала в руке куколку и пыталась понять, почему мама живет не с ней и почему отец не посмотрел на нее и не сказал ни слова.
Утром Рита сидела на скамейке и наблюдала за цыплятами. Их было пятнадцать. Она крошила хлеб и смотрела, как курица-мать учит малышей клевать. Поднимет кусочек, положит перед детками и несколько цыплят набрасываются на еду, остальным не подступиться. Курица берет другой кусочек, кладет перед теми, кому не досталось, те перестают толкаться и клюют хлеб. Курица не съела ни крошки.
Девочка думала о своей матери. Та вчера кормила Майку, а в сторону Риты даже не смотрела.
Детские мысли короткие, сменяют одна другую. Грустные улетели и глаза девочки озорно засияли, как только из-за забора она услышала, как ее зовут мальчишки. Рита надела платье, что привезла мать, и помчалась на улицу.
Вернулась в рваном и грязном. И была наказана. Осталась без конфеты за хорошее поведение.
Она часто получала наказания. Поощрения — редко.
Рита решила быть примерной и собрать побольше сладостей к Новому году. Для мамы.
Это было сложно. За четыре месяца набралось пятнадцать карамелек и восемь шоколадных конфет. Рита склеила для них пакет из белой бумаги и нарисовала на нем алые сердечки. Она его часто открывала, вдыхала сладкий запах, но ни одной конфеты не съела.
Вот если бы мама приехала одна, без этой плаксы Майки-пайки — так она стала называть сестренку. Ей три года, а ревет, будто только родилась. И пусть мама без отчима приезжает. Это слово Рита узнала из разговора дедушки с бабушкой. Почему сестренка называет его папа, а я должна говорить «отчим»? И почему он со мной не разговаривает?
Напротив ее кровати висела картина. На ней домик — белый с синими ставнями, сад, деревянные качели (но на картине они новые, не выцветшие, как сейчас), и девочка с белокурыми волосами. Она лежит на траве возле цветущего дерева. Лица не видно, но Рита знает, что это мама. Это нарисовал дедушка.
Рита долго-долго, не мигая, смотрела на девочку, и та поворачивалась к ней, улыбалась, а с ветки дерева сыпались белые цветы и сияли в ее льняных волосах. Рита хотела иметь такие же белые ручки и ножки, как у девочки. Она посмотрела на свои смуглые в царапинах, подошла к зеркалу, подергала черные растрепанные косы, потерла щеки, будто под кожей появится другая — белая и нежная.
Перед праздником Рита заболела. Три дня металась в лихорадочном сне. Дедушка не отходил от нее ни днем, ни ночью.
Когда девочка просыпалась, ей казалось, что мама приехала, а она лежит, не встречает ее. Рита собиралась бежать вниз, но дедушка успокаивал ее и обещал разбудить внучку, когда мать приедет.
— Да она, узнав, что ты болеешь, сразу придет к тебе, — говорил он.
— Она не видела мою комнату. Она не заходила сюда, — сказала Рита.
— Когда твоя мама была маленькой, это была ее комната. Она знает, где тебя найти, — сказал дедушка. — Почитаем? Это книга тоже мамина. Она ее любила.
— Давай про Антея, дедушка.
Рита в который раз слушала историю про Антея, про его тайну. Никто не мог догадаться, откуда он во время борьбы получает новые силы. Рита почти не дышала в ожидании того момента, когда Антей прикоснется к своей матери — богине Гее — и станет непобедимым.
Девочка заснула. И снилось ей, что снег падает ей на лоб и остужает жар. Нет, это, оказывается, не снег, а мамина ладонь — ласковая и прохладная. Рита улыбалась, а мягкие губы матери целовали ее лоб, щеки, белые руки обнимали, приподнимали, покачивали и напевали нежным голосом. Рита получала волшебные силы от матери. Она радостно воскликнула и проснулась. Дедушка наклонился к ней, приподнял, дал попить.
Рита закрыла глаза, чтобы вернуть сон и там задержать маму, обхватить ее и никуда не отпускать. Но сон не вернулся. Он исчез, как мираж в пустыне, оставив боль в груди и дрожь в теле.
Утром девочка проснулась от запаха свежеиспеченных булочек и стала спускаться по лестнице вниз. Она была слаба, держалась за перила и шла медленно. Остановилась, услышав голос соседки:
— Освободили его. Что-то быстро. Наверное, захочет увидеть Риту. Отец все-таки. Она ж его копия: и скулы широкие, и смуглая.
Рита вернулась в свою комнату, упала на кровать. Мысли будоражили. Ее трясло от волнения. Что это значит? Они говорили об отце? Значит, он был в плену. А кто его схватил?
Ей чудились страшные картины: непроходимые горы, неприступная крепость, черная темница, где держали отца. Но он преодолел все препятствия. Ей хотелось спросить обо всем этом дедушку, но она чувствовала, что это тайна и надо ждать. Мама на Новый год приедет. Вот бы и он в это время пришел. А этот с тонкими ногами убежал бы от страха, потому что папа сильный, как Антей.
Часть 4
Новый год Рита встретила без матери. И без отца. Она не отходила от калитки и всматривалась в проходящих мужчин. Папа? Нет, мимо прошел. Может быть, этот? Нет, старик.
Мать и Майя вспорхнули в дом десятого января — веселые, загорелые, в мягких шубках, как две белочки: мать в коричневой, сестренка в белой. Отчим занес сумку. «Подарки из Греции», — сказал.
— А какой мне подарок? — обрадовалась Рита.
Отчим скользнул взглядом, будто царапнул, не ответил и стал раздевать Майю. Мать повесила шубу, подошла к Рите, обняла, погладила по голове. Рита ткнулась в ее платье, вдохнула легкий запах сирени и чихнула. Мать отстранилась и посмотрела, не осталось ли пятна.
Рита получила в подарок белую шерстяную кофту и изящное деревце с ветками-проволочками на которых висели янтарные шарики. Девочка помчалась в свою комнату, поставила деревце на стол, взяла пакет с конфетами и бросилась вниз. Протянула матери свой подарок и первый раз сказала «мама». Это слово было непривычно для нее и прозвучало сдавленно и тихо.
Майка заглянула в пакет и сказала:
— Фу, невкусные.
— Могла бы и ей шубку купить. Ясно, кто был против. И могла бы почаще приезжать. Не на самолете же лететь. Всего час — и ты здесь. Ребенок ждет, — шепотом сказала бабушка. Мать вздернула подбородок, передернула плечиком, сжала губы.
Когда сели за стол, Рита выбежала в прихожую, погладила мягкий мех на шубке матери, прижалась щекой.
Майя сидела рядом с отцом, не выпуская из рук новую куклу. Рита на куклу не смотрела. Мама сидела рядом с ней! Девочка чувствовала запах матери, тепло ее тела. Рита наклонялась, касалась плечиком ее платья и хотела, чтобы мама обняла ее, провела по волосам рукой, дотронулась до щеки.
Отчим, сняв пиджак землистого цвета и вытянув худые, как у петуха, ноги, рассказывал о рыбалке, хвалил национальную кухню безликим голосом с длинными паузами, как делал Гриша, когда рассказывал страшные истории.
— А по Лабиринту ходили? А где жил Антей видели? — спросила Рита.
Отчим не взглянул в ее сторону и стал говорить про прелести гламурного острова Миконос. Мать постоянно прерывала его: то дай Майе вилку, то постели ей на колени салфетку, то налей ей воды.
Рита смотрела, как дергаются обвислые щеки отчима, когда он смеялся, рассказывая, как Майя училась плавать, подвинула вилку и нож на край стола — те упали. Отчим замолчал. Дернул костлявой ногой. Рита поймала на себе его взгляд — цепкий и холодный. Мать повернулась к Рите и взглянула, показалось, с сочувствием. В груди девочки что-то расцвело — нежное и белое, как цветки яблони. Мать взглянула на дочь еще раз и подумала: «Какое круглое скуластое лицо. Ни красоты, ни мягкости». Девочка почувствовала отчуждение в глазах матери и застыла.
Бабушка увидела, как сникла внучка, и подумала: «Ей всего шесть, но она такая чувствительная».
Когда выходили провожать гостей, Рита накинула зеленое пальто с цигейковым воротником, натянула вязаную шапку. Мать легонько прижала ее к себе. Рита услышала, как бабушка сказала матери:
— Возьми пакет с конфетами.
— Ах, перестань, — ответила мать. Майка засунула руки в меховые перчатки, показала Рите язык и побежала к отцу.
Друзья ждали Риту возле ворот.
— Противная эта Майка, — сказал Гриша вслед белой машине. Все мальчишки поддержали его.
Рита не могла дышать от отчаяния и топнула по замерзшей луже, где задыхались пузырьки воздуха.
— Я сейчас.
Она побежала в дом, схватила пакет со сладостями и раздала мальчишкам. Одну оставила себе.
Темнело. Друзей позвали домой.
Рита села на крыльцо, откусила конфету, но не смогла проглотить и выплюнула. Гектор лизнул ее лицо и, ощутив соль, лизнул еще раз, положил морду девочке на колени и вздохнул. Рита прижалась к жесткой шерстке друга и заревела во весь голос.
Прибежала бабушка, обхватила ее и плакала вместе с ней.
Когда Рита вошла к себе, схватила деревце с янтарными шариками и засунула в коробку под столом. Она смотрела на сад, и в сумерках все казалось бестелесным и покачивалось: деревья, скамейка, качели. Она открыла окно, тронула ветку яблони — снег посыпался как конфетти.
«Почему?» — спросила она деревце. Оно не ответило. Зимой деревья молчаливы.
Без листьев невозможно говорить.
Часть 5
Начало мая. В открытое окно тонкой струйкой вплыл аромат сирени. «Мама… — прошептала Рита, открыла глаза, посмотрела на маму-девочку на картине. — Доброе утро, мама».
Рите показалось, что пошел снег — так бело за окном. Это сияла яблоня в цветочном наряде. Одна ветка протянулась до подоконника, и Рита наклонилась к белым с розоватым оттенком цветам и вдохнула сладковатый аромат. Неповоротливый жучок вылез из цветка, и девочка засмеялась. Мошки танцевали в ветвях яблони. Рита увидела дедушку в огороде и закричала:
— Дедушка, цветы!
— Да, Рита, зацвела твоя яблонька.
— И яблоки будут? Ну хотя бы одно?
— Будут, будут, — ответил он.
Солнце в этот день было особенно горячим и стерло синеву неба почти добела. Бабочки спрятались, чтобы лучи не выжгли пыльцу.
Но мир детства свеж, и жара не мешает носиться по улице и придумывать игры и шалости. Но в этот день Рита утром не вышла к друзьям, чем озадачила их. Она сидела под яблоней на скамейке и рисовала для мамы.
Все лето Рита разговаривала с яблоней и просила дать вкусные плоды.
Когда цветы осыпались, стали видны детки — маленькие зеленые шарики. Девочка наблюдала, как они растут, наливаются соком.
Она выбрала одно яблоко, что глядело в ее окно, прогоняла насекомых: «Не трогайте. Это для мамы».
Каждое утро она здоровалась с ним, гладила пальчиком, еле дотрагиваясь, и представляла, как мама обрадуется, когда сорвет его и ее неулыбчивое лицо расцветет. А когда она откусит и сок потечет по ее белой коже, она засмеется.
«Как она смеется? Я не знаю», — подумала девочка.
В августе яблоки стали большими и лакированными, будто расписанные блестящими мазками.
Бабушка рассказала внучке про Древо Жизни и про то, что события жизни человека записываются на его листьях. «А там написано, что мама возьмет меня к себе?» — хотела спросить девочка, но поняла, что задавать этот вопрос не стоит.
— Сегодня Спас. Будем собирать яблоки. В этот день они становятся волшебными. Если загадать желание и съесть священное яблоко, то оно исполнится, — сказала бабушка.
Рита решила, что никому не скажет о своем желании, хотя очень хотелось шепнуть о нем дедушке.
Она откусила яблоко и сок потек по подбородку — сладкий, нежный. Маме вкус понравится. Вот если бы она приехала одна, без отчима и без Майки.
Рита заметила, что без отчима мама иногда улыбается и не напряженная, как палка. Когда он с ней, она — как учительница или чужая, зашедшая по ошибке в дом. Это отчим заколдовал маму, и ее надо расколдовать, решила она.
Яблоки собрали, каждое завернули в бумагу и отнесли в летнюю кухню. Девочка попросила оставить то, что смотрит в ее окно — его сорвет мама, когда приедет на день рождения Риты.
Но мать в этот день не приехала. Заболела Майя.
Мамино яблоко упало с ветки двадцатого сентября.
Проснувшись и не увидев его, Рита с криком «где мое яблоко?» бросилась к бабушке, затем во двор. Яблоко лежало на траве. Девочка принесла его в комнату и положила на стол.
Вечером она смотрела на луну, которая во сне превратилась в золотистое яблоко с красным бочком, и звездная богиня-мама держала его в руках.
Мила Суркова
Продолжение будет здесь ⤵️
#ЯблокоДляМамы
#опусыИрассказы