БЛАГОДАТЬ В МОНАСТЫРСКОЙ БОГАДЕЛЬНЕ .

Истории монахини Нилы
История 16. Духовная война
– Она одержимая, – стали поговаривать некоторые богадельнические сестры про Серафимушку.
У схимницы стало подниматься давление, обычно бледное нежное личико со слепенькими голубыми глазками покраснело, дышала она часто, кого-то от себя отгоняла, махала ручками, иногда попадая по руке ухаживающей сестре.
Послушнице выпало ночное дежурство как раз на этот приступ матери Серафимушки.
В полночь, как было благословлено, она зашла в схимническую келью будить мать Кириллушку и мать Серафимушку на ночную молитву. Хотя бабушкам было уже 97 и 98 лет, они требовали, чтобы их будили. Послушница частенько немного задерживалась в келье и успевала застать это сокровенное действо. Кириллушка затихала и ждала, чтобы послушница вышла. А Серафимушка аккуратненько перебирала четки, сладостно повторяя Иисусово Имя, иногда подносила четочку к губам и нежно целовала. В келье устанавливалась особая, молитвой наполненная, сладостная тишина, которая наполняла сердце послушницы, – хотя та понимала, что она-то лишь механически повторяет слова молитвы и что эта хрустальная тишина – случайный дар бабушек ей, недостойной.
На этот раз Кириллушка сама поднялась и уже сидела на кровати, свесив ножки и быстро передергивая четки. Молилась она особенно энергично, с необычайной, внутренней силой.
Мать Серафимушка лежала в жару. Послушница измерила давление, – 180 на 100. Дала капотен. Серафимушка ссорилась с кем-то, кого-то звала…
Послушница прислушалась.
– Дайте мне хлеба. Вот же, у вас на столе есть хлеб. Много хлеба. Дайте кусочек! Мария! Маша! Что ты убегаешь?! Дай мне кусочек хлеба!
Мать Марию видит, – догадалась послушница.
Все эти три сестры были из одного храма, где еще в советские годы служили Богу: Кирилла – алтарницей, Серафима – бухгалтером, мать Мария – казначеей, – и все вместе пели на клиросе, мать Мария – регентовала. Здесь, в богадельне они тоже не расставались. Более молодая мать Мария, сохранившая зрение, опекала сестер: каждый день приходила с Евангелием и канонником – вычитывала для них правило, поругивала иногда – что отвлекаются, не слушают.
– Маша! Маша! – продолжала Серафима. – Куда же ты?! … Что вы все обступили меня? Что вам надо? Что надеваешь мне на голову какую-то рогатую шапку?! Не надо мне твоей шапки! Ты мне Схиму дай! Схиму! … Дайте же мне есть! Я есть хочу!
Послушница поняла, что всё не так бессмысленно, как думали обычно сестры. Реплики схимницы вполне логичны. И это не сон – а вражье нападение на молитвенницу в момент ослабления ее разума, когда давление, головная боль помутняют умственные силы. Но как же милостив Господь, что так укрепил её! Ведь не сдается! Воюет с духами злобы! Не даёт себя победить!
Послушница вспомнила, как иногда (это бывало крайне редко!) мать Серафимушка вдруг со-вершенно терялась и взывала к ней – будто послушница может помочь:
– Молитва отошла! Молитва отошла! – Обычно это бывало в минуты, когда начинало повышаться давление. Вспомнила послушница, как однажды мать Серафимушка, в порыве благодарности, поделилась с ней бесценным Божиим даром. Перед Причастием, в ожидании батюшки, послушница свезла бабушек на колясочках в общую просторную келью и стала кричать правило ко Причастию. А так как самой глухой была Серафимушка, послушница села на низенькой скамеечке рядом с ней. Серафимушка поняла, что послушница кричит для неё, уже почти срывая связки.
Серафима сама когда-то, как почти все здешние насельницы, читала и пела в храме и знала, как надо беречь голос. Она благодарно взяла послушницу за руку, сильно-сильно сжала ее пальцы – и в токах крови, начиная от пальцев, в такт с пульсом, послушница вдруг ощутила Иисусову молитву внутри себя… Она стала пульсировать в сердце, в висках… Она сама шла… Послушница даже забыла про свое обычное, старательное повторение слов молитвы!
А вот сейчас молитва отошла у матери Серафимушки. Но она продолжала воевать с врагом. Насколько реальна эта война! – подумала послушница. – Как помочь? – А я ее сейчас накормлю. Хоть она и схимница! Хоть и не полагается после полуночи есть, – но ведь они ее на этом поймали. Она же весь день ничего не ела, потому что давление высокое, возбужденная с утра, никого в реальности не слышит – только ругает и отгоняет от себя врага. Потом батюшке на исповеди скажу, наверняка меня оправдает.
Послушница быстро сбегала на кухню, согрела геркулесовой кашки с любимым матери Серафимушкиным клубничным вареньем.
Мать Серафимушка услышала ее, услышала запах кашки, согласилась немножко поесть, выпила и зеленого чайку с лимоном. И опять начала войну.
Послушница стала вслух читать Шестопсалмие. Схимница приподнялась и продолжила чтение сама. Послушница удивилась, что в 98 лет бабушка помнит все шесть псалмов.
– Вот вам и бесноватая! – сердито подумала она о сестрах.
Пока бабушка читала, послушница покропила Крещенской Водой келью, саму мать Серафиму. Потом дала ей в руки постригальный Крест. Та успокоилась, положила Крест на грудь и заснула. Послушница сбегала в дежурку, стащила с дивана подушки, принесла их в келью к Серафиме и Кирилле, бросила на пол, легла и тоже успокоенно заснула. Но этим война не закончилась.
Вдруг она услышала, что что-то упало на пол, брошенное матерью Серафимой. Она посмотрела – оказалось Крест.
– Что же это такое? Неужели и вправду, бесноватая, раз Крест бросила, – удивленно подумала она.
Крест аккуратно поставила на тумбочку. Но главное было сделано. Враг отступил и мать Серафима уснула. Наутро послушница застала ее уже в спокойном состоянии с Иисусовой молитвой на устах.
Послушницу стал смущать помысел о брошенном Кресте. Милостивый Господь вразумил её, дабы не впадала в скорый суд. Через некоторое время сокелейница послушницы уехала на подворье. Ночью у послушницы началось страхование. Она дочитала вечерние молитвы – а вот ложиться побоялась. Ничего, решила, сейчас я возьму Крест – и буду спать с Крестом в руках. Совершенно также, как это было с матерью Серафимой, она крепко взялась за Крест, как за оружие против врага – и сразу же заснула.
Ей “приснили” (как она потом поняла) сон: Она сидит прямо на зеленой травке на лугу. К ней подходит хорошенький ягненок и подставляет нежный белый лобик, чтобы почесала, погладила. Она гладит лоб. Вдруг, вместо нежных бугорков, у “ягненка” вырываются наружу длинные лезвия ножей, а изо рта вытягиваются клыки! Послушница резко отбросила от себя “ягненка”! Она тут же очнулась от звука упавшего предмета…
Это был Крест, который она бросила. Она со слезами соскочила с кровати, подняла Крест, стала целовать и просить прощения у Бога.
– Так вот что они сотворили с матерью Серафимой тогда! – поняла она. Они во сне представили ей Крест – в виде чего-то опасного: ножа или чего-то еще! Вот почему она его бросила! – догадалась послушница. Как хитер и лукав враг! Какой же он подлый! – подумала она. Вот на чем ловит верных рабов Божиих: на снах и мороках! Так мать Серафима и не виновата была, что бросила Крест! Они же ее обманули! Бог не поставит ей в вину этого!
– А я-то поставила! Прости меня, Господи, неразумную! – подумала послушница. Мать Серафима отошла ко Господу через полтора года, немного не дожив до ста. Большинство сестер так и остались в полном убеждении, что схимница была бесноватая… Принявшая клевету со смирением, она лежала в гробу со сладостной улыбкой – отсветом Рая, куда, конечно же, забрал Господь Свое верное дитя.
Конец и Богу слава!
Смиренная монахиня Нила