.

Адский брак поэта Есенина и богини танца: 18 лет разницы, психиатрическая клиника, шарф - убийца ...
Что привело мировую звезду танца в революционную Москву ?
Лето 1921 года.
В разорённую, но кипящую надеждами Москву по зову наркома Луначарского прибывает живая легенда – Айседора Дункан.
Всемирно известная танцовщица, перед которой рукоплескали залы от Лондона до Нью - Йорка, от Рио - де - Жанейро до Афин.
Поэт Максимилиан Волошин напишет о ней:
«Айседора Дункан танцует всё то, что другие люди говорят, поют, пишут, играют и рисуют. Музыка претворяется в ней и исходит от неё».
Но Дункан приехала не для гастролей.
Её манила страна, где «устаревшие догмы сбрасывались с парохода современности», и она лелеяла благородную мечту – создать школу танцев для детей из простых семей.
Советская власть пообещала помощь, но обещаний не сдержала.
Зато вся московская богема оказалась у её ног.
Илья Шнейдер, её помощник в деле создания школы, вспоминал:
«Два слова – "Айседора Дункан" – были для меня синонимами какой - то необычайной женственности, грации, поэзии ...
А сейчас впечатление было неожиданным: Дункан показалась мне крупной и монументальной, с гордо посаженной царственной головой, облитой красноватой медью густых, гладких, стриженных волос».
Что вырвалось у Айседоры при виде Есенина: "Ангел" или "Черт"?
Именно Шнейдеру, прожившему под одной крышей с Дункан и Есениным почти три года, мы обязаны описанием их первой встречи.
Картина словно сошла с полотна экспрессиониста:
«Она полулежала на софе. Есенин стоял возле неё на коленях, она гладила его по волосам ...
Трудно было поверить, что это первая их встреча; казалось, они знают друг друга давным - сдавно ... Есенин, стоя на коленях и обращаясь к нам, объяснял:
"Мне сказали: Дункан в "Эрмитаже". Я полетел туда …" Айседора вновь погрузила руку в "золото его волос"».
Они «проговорили» весь вечер, не зная языков друг друга, но, казалось, понимая с полуслова.
Сама Дункан, едва увидев поэта, выдохнула: *«Anguel! Tschort!»* (Ангел! Черт!).
Она интуитивно повторила его собственную строчку:
«Коли черти в душе гнездились, значит, ангелы жили в ней».
Так начался их мучительный, страстный и разрушительный роман.
Почему Есенин стал тираном своей спасительницы ?
Есенину было 28, Дункан – около 45. Он писал:
«За белые пряди, спадающие с ее лба, я не взял бы золото волос самой красивейшей девушки».
Она же клялась помнить до смерти его золотоволосую голову на своей груди и одно желание –«укачать его, чтобы он отдохнул, её маленький золотоволосый ребёнок».
Золото кудрей Есенина больно напомнило ей о сыне Патрике, погибшем в автокатастрофе за восемь лет до этого.
Поэту чудилось в Айседоре родное:
«У неё душа наша, она меня хорошо понимала».
Но были и другие мотивы: слухи о её сказочном богатстве (оказавшиеся мифом – она так же легко спускала деньги), надежда, что ее мировая слава вознесёт и его.
Есенин быстро стал её «господином, повелителем».
Она, по свидетельствам, «как собака, целовала руку, которую он заносил для удара».
Их жизнь в особняке на Пречистенке была театром абсурда на глазах у всей Москвы.
Вино лилось рекой.
Друг Есенина Мариенгоф винил Дункан в его окончательном спаивании: поэт открыл для себя бездонный источник лучших вин.
Её подруги утверждали обратное: чтобы быть рядом с возлюбленным, она сама вынуждена была пить всё больше.
Наталья Крандиевская - Толстая оставила яркий портрет пары:
«На Есенине был смокинг, на затылке — цилиндр, в петлице — хризантема ... выглядело на нём по - маскарадному. Большая и великолепная Айседора Дункан ... шла рядом, волоча по асфальту парчовый подол. Ветер вздымал лиловато - красные волосы ...
Люди шарахались в сторону».
Есенин всё чаще уходил в загулы.
Айседора ждала, прощала.
Подаренные ею часы с портретом – немой укор и надежда быть помянутой – он в пьяной ссоре разбил о стену.
Слёзы, побои, отборная брань с его стороны – и её вечные мольбы о прощении, признания в вечной любви.
Их отношения сравнивали с отношениями любящей матери и капризного, жестокого ребёнка.
Почему "рай" Европы и Америки обернулся для поэта адом ?
В мае 1922 года они регистрируют брак, взяв двойную фамилию Дункан - Есенин.
Для свободолюбивой Айседоры это был первый официальный брак.
Разница в возрасте смущала её, она даже просила «омолодить» себя в паспорте – «для Есенина».
Главной причиной брака была предстоящая поездка в Америку; Дункан знала нравы тамошней «полиции нравов».
За границей они жили на широкую ногу – на деньги Айседоры.
Европа и Америка поначалу очаровали Есенина: «Вспомнил про «дым Отечества»... С этого момента я разлюбил нищую Россию».
Но очень скоро наступило горькое прозрение. Айседора давала концерты, он же оказался не у дел:
«Тоска смертная... чую себя здесь чужим и ненужным... «Известный признанный поэт» превратился в молодого мужа прославленной танцовщицы».
Встреча в Берлине с Горьким стала показательной. Наталья Крандиевская-Толстая описывает, как подвыпившая Дункан, обвешанная шарфами, под гитарный «Интернационал» пустилась в «хмельную» пляску, вызывая смущение у Есенина и тяжелое чувство у наблюдателей.
Позже Горький резюмировал:
«Эта знаменитая женщина ... рядом с маленьким, как подросток, изумительным рязанским поэтом являлась совершеннейшим олицетворением всего, что ему было не нужно».
Жестокость Есенина достигла апогея в Берлине: найдя жену рыдающей над альбомом погибших детей, он вырвал его и швырнул в огонь с криком:
«Ты слишком подолгу думаешь об этих детях !»
В Нью-Йорке Дункан после спектаклей с «Интернационалом» 12 раз забирали в полицию.
Есенин, чувствуя себя непризнанным, впадал в истерики.
Его мнение об Америке было язвительным: «Нравы американцев напоминают... нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича».
После погрома на вечере еврейских поэтов им пришлось спешно уехать.
В Париже случился чудовищный скандал: Есенин в гостинице разнёс вдребезги все зеркала, рамы и двери.
Айседора, верная защитница, опубликовала в газетах пронзительное письмо, объясняя его состояние ужасами войны и революции, которые он пережил с юности, и умоляя о сочувствии к его гению.
По совету друзей она поместила мужа в дорогую частную психиатрическую клинику.
Выписавшись, Есенин был «возвращен» в Россию: Дункан распродала обстановку своего парижского дома и сдала его, чтобы оплатить их возвращение.
В порыве «буйной радости» по пути домой Есенин перебил все окна в вагоне.
Какая телеграмма перерезала последнюю нить между ними ?
В Москве «любимый муж» исчез на три дня.
Истерзанная Айседора решила уехать в Ялту отдохнуть.
Поразительно, но трезвый Есенин пришёл проводить её на Казанский вокзал.
Прощание было нежным, она махала шарфом, пока поезд не скрылся.
Но посланная ею телеграмма с просьбой приехать получила жестокий ответ:
«Не шлите больше телеграмм Есенину, он со мной и не приедет, вы должны понять, что он не вернётся к вам. Галина Бениславская».
Галина Бениславская
В бешенстве Дункан телеграфировала:
с"Твоя прислуга сообщает мне, что ты съехал со своей прежней квартиры. Телеграфируй новый адрес немедленно. Изадора".
Ответ Есенина был двойным. Сначала письмо:
«Дорогая Изадора! Я очень занят книжными делами, приехать не могу. Часто вспоминаю тебя со всей моей благодарностью тебе ... Дела мои блестящи ... Был у Троцкого ... Желаю успеха и здоровья и поменьше пить ... Любящий С. Есенин».
А следом – телеграмма:
«Я люблю другую женат и счастлив. ЕСЕНИН».
Последняя встреча была унизительной. Пьяный Есенин ворвался в квартиру Айседоры, где были гости, требуя свой бюст работы Коненкова.
Несмотря на просьбы прийти позже, он взгромоздился на стул, схватил тяжелый деревянный бюст, рухнул с ним на пол, а затем, злобный и трясущийся, ушёл, крепко прижимая свой образ к груди.
Больше они не виделись.
Почему красный шарф Айседоры стал её саваном ?
28 декабря 1925 года Сергей Есенин покончил с собой в номере ленинградской гостиницы «Англетер» – том самом, где когда - то останавливался с Айседорой.
Она была в Париже.
«Смерть Есенина потрясла меня, но я столько плакала, что часто думаю о том, чтобы последовать его примеру, но только иначе — я пойду в море ...» – писала она Шнейдеру.
И ещё: «рыдала и страдала из - за него так много, что, мне кажется, исчерпала все человеческие возможности для страданий».
В парижских газетах появилось её официальное обращение: она протестовала против сплетен, отрицала развод и ссоры, оплакивала его смерть.
Все гонорары за его стихи она отказалась в пользу его матери и сестёр.
На вопрос о самом счастливом времени жизни она отвечала:
«Россия, Россия, только Россия ! Мои три года в России, со всеми их страданиями, стоили всего остального в моей жизни, взятого вместе !..
Нет ничего невозможного в этой великой стране, куда я скоро поеду опять ...»
Но вернуться ей было не суждено.
Через два года после гибели Есенина, 14 сентября 1927 года, в Ницце, красный шёлковый шарф Айседоры Дункан намотался на ось колеса гоночного автомобиля, в который она села, мгновенно сломав ей шею.
«Сделать ничего нельзя. Она была убита мгновенно», – констатировал врач.
Её мемуары, вышедшие в том же году, заканчивались словами:
«Прощай старый мир ! Завтра я уезжаю в новый !»
Их история любви – как стремительный, ослепительный и страшный танец, закончившийся падением.
Танец ангела и чёрта, гения и бунтаря, двух пламенных и трагически несовместимых душ.
#Пары
#Есенин
#БатоАюшиев