.

Михаилу давали о себе знать последствия ранения , да и жажда с голодом сдружились и вынуждали его делать частые перевалы в деревнях . На окраине деревушки заметил колодец, к которому вела узенькая тропинка в один след, но вёдра на нём не было и попить водицы так и не пришлось. Михаил огляделся, кругом ни души, только птицы своим шумным порханием крыльев и свистом выражали недовольство человеку, нарушевшему их покой. Михаил понимал, что деревня давно сожжена и заросла полынью, никто его не накормит и не напоит, собрался повернуть на большак, как из-за бурьяна, вдалеке, увидел крышу избы. Вдыхая аромат нескошенной травы, запах земли, ему захотелось лечь на траву, раскинуть ноги и руки и смотреть в мирное небо, ни о чем не думать и ничего не вспоминать.
Соединиться с тишиной,на время замереть, как будто не было войны, не было тех мучительных страданий, а был страшный сон. И действительно, сон свалил солдата, и даже мошки и комарики, желавшие поцеловать гостя не помешали насладится крепким сном. Сколько проспал Михаил не знал, вспомнив зачем он здесь, встал и пошёл к избе. Изба на самом деле оказалась добротной, только низенькой.Вокруг был бурьян, и Михаил поразился, что не было тропинки к дому. ,,Зря только сюда шёл, никто мне не даст напиться", -- опечалился солдат. Как-то жутковато ему стало от безмолвия.
За домом находился лес, в который вела свежепротоптанная тропинка. Шелест деревьев, нарядно одетых листвой и щебет птичий , сливаясь в гармоничную песнь, нарушили тишину и привели Михаила в реальность. Дверь была заперта изнутри. Михаил постучал в окно, услышал ворчание и кряхтение старушки : ,,Кого принесло, вроде фрицев побили, партизанов тоже нет, кто там ещё заблудился? Долго возилась с засовом и, наконец, в проёме двери показалась маленькая, горбатая старуха, вот именно не сгорбившая, а горбатая. Но какие глаза, какой пронизывающий взгляд! Возраст женщин перенёсших всю лихоту войны было трудно определить, но видя седые волосы, выбившиеся из-под платка, Михаил подумал : ,,Старуха". Она в избу не пригласила, а подозрительно смотрела на солдата :
-- Пустое село, нет никого, всё ушли до того, как фашисты стали лютовать. И всё из- за партизан, они ведь больше навредили,чем пользы принесли, выбегут из леса, попугают немцев издалека и опять в лес, а эти собаки от испуга начинали зубами рвать, вешать, жечь, бесноваться. Возвращаться людям не к чему было, одни угли остались от хат.
-- А как же вас не тронули?
-- Да, я близко к лесу, далеко от тех домов, да и полицаи местные меня колдуньей считают, да я и правда лечу, могу и пулю достать и вывихи вправить, и роды принять, и порчу навести, я человек, который может всё и излечить и искалечить.
-- А водицы дайте, а то там колодец есть, а без ведра воды-то не достать.
-- Постой, сейчас вынесу, -- приговорила старуха и повернулась к нему спиной.
Михаил видел, как горб, качаясь, пошёл за водой и женщина,убедившись, что гость стоит на одном месте, задвигалась проворнее. Не вода, а какой- то напиток вынесла Арина. Михаил пил и чувствовал, что им напиться невозможно, кисло-сладкий с запахом мяты напиток был, скорее, приторным, и жажду только раздразнил.
-- А может чайком бы угостили, у меня большой кусок сахара есть, угощу, не пожалею.
-- Могу ещё кружку воды вынести , а чай будешь на гулянках гонять, да и темнеет, иди куда шёл!
-- Так я боюсь, что ночь в поле застанет, не хочу я быть без ночлега, разрешите переночевать.
-- Во пристал -то, не боишься, видать, меня? А ведь все, видя мой горб, робеют. Негде мне тебя укладывать, я всю жизнь одна прожила, гостей не привечала, а больных я на нары укладывала, а там сейчас трава сушится, так, что иди с Богом!
Михаил не мог понять, почему Арина его не приглашает в дом, многие даже в землянке предлагали переночевать, а тут целая бревенчатая хата и дальше косяка двери -- табу. Присев на порог, Михаил с закрытыми глазами и с мычанием от боли одной рукой стал стягивать сапоги . Арина ужаснулась опухшим, избитым в кровь ногам. Вынесла большую бадью и бросила в неё большую охапку чистотела, видимо из печи достала чугун воды и вылила туда же.
-- Подожди немного, пусть запарится трава и чуть остынет, а то кожа, как у батрака со спины от арапника сойдет. Михаил поразился сравнению и спросил :
-- А Вы здесь всю жизнь прожили или пришлые ?
-- Я вообще -то здешняя, белого света не видела дальше нашего леса. Отец кулаком был, сгнобили сволочи его в Сибири. А за меня нашёлся один заступник, велел рвачам меня не трогать и оставить дом, в котором холопы жили, остальное всё растащили, поломали, половину сожгли.
,,Пусть горбатая живёт,что с неё взять. В деревне непослушных детей ею пугать будут", -- молвил в кожанке. Я уже тогда гадала и лечила. Раскинула на него карты и ужаснулась. Карт -то я не вижу, перед глазами вырос казенный дом: решётки, засовы, и защитник мой весь в крови. Поняла я, что он не жилец. Всё хорошо, говорю ему, а самой зуб на зуб не попадает, себя не чувствую, лихо мне было, голова закружилась , и рухнула я без памяти. Все решили, что меня так горе бьёт по отцу , а нет, это от видения. Не знаю почему, но хоть редко, но они у меня стали появляться. А перед твоим приходом я тебя видела, и вход избу ничего хорошего тебе не принесёт, смятение только будет в твоей душе и в мозгах. Шел бы к своей жене и двум детям с чистой совестью без думок.
На плечи Арина набросила большую шаль, так как стало прохладно и подул сильный ветер, собиралась гроза.
-- Ну, вот дотянул до грозы. В такую погоду отец мой Богу молился. А ты иди на чердак и спи там, сено там есть и одеяло тоже, ужин принесу. Не зверь же я, глядя на ночь защитника выгонять. Да завтра ещё ноги подправлю.
Из крынки каким- то отваром смазала раны, а из другой дала отвар для крепкого сна. Михаил понял, что старуха не пустит его в дом, и поплелся, куда она велела. Душистое сено быстро одурманило Михаила, и он захрапел. Ночью услышал долгий, изнурительный кашель. Было ясно, что это не Арина надрывалась ,а кто-то другой. Михаил опять заснул, а проснулся уже когда солнце лупило по глазам в щели крыши. На чердаке в углу на жëрдочке сушились пучки душистых трав. Михаил вспомнил бабушку, которая собирала зверобой, иван-чай, багульник для чая и, сам не зная зачем, пошёл на запах трав. В углу чердака была куча сена, и Михаил удивился, может быть это тоже для лечения, одной рукой стал просто её теребить и, приподнимая его, он оторопел. Фашисткая форма была вывернута на изнанку и прикрыта сеном. Не знала видимо хозяйка, что гость будет таким любопытным. Словно грязь отбросил Михаил одеяния фрица и быстро спустился вниз. На шум тут же в сени вышла Арина и по глазам Михаила всё поняла.
Открыла дверь в горницу и велела присесть к широкому дубовому столу, на котором стоял чугун с горячей картошкой. Горница была чисто убранной и светлой, иконостас с большими старинными иконами, подвешенная к потолку лампадка и зажжённые свечи придавали избе святость, божественность. Михаил самопроизвольно перекрестился. Белая печь занимала полгорницы, и где-то за ней, на палатях, опять раздался кашель.
-- Я с детства лечила батраков и их детей, а вот потом стала вроде прозорливой, отличаю человека лютого от рохманого, но принимала всех, даже уездному врачу лечила его дочь. А когда отца сгубили ироды, то чтобы выжить лечила и иродов. Кого змея укусит, с кого сглаз снимала, кто хребет сорвёт, кто почки простудит, кто
рожает, кто рожать не желает, на всё у меня своё лечение, свои травы, свой подход. Я же роды принимала у жены полицая, который сказал, что если исход по душе будет, то меня немцы не
Перед боем
я ушла в лес ,есть там у меня место, где спрятаться можно. Слышала взрывы, стрельбу, зарево страшное было, я понимала, что может быть, и возвращаться некуда. Но моя хата осталось целой, а кругом словно из-под земли огонь деревню на дыбы поставил. Я его увидела недалеко от леса. По одной жилке на шее я поняла, что он живой, хотя казался мёртвым. Домой сбегала за холстиной, иначе как его тащить. Перевалила на тряпку и подтаскивала, тяжело было, думала, что от натуги горб выпрямится, -- Арина улыбнулась, и Михаил отметил, какая же она красивая, и вовсе не старуха. -- Лежал он на полу без дыхания, а я вижу не врага, а просто человека, израненного, искалеченного, но живого, просто паренька. Долго рассказывать, чем и как я его лечила. Домой я никого не пускала, харчи были запасены надолго, а если кто приходил за помощью, то его прятала. А приходят-то из других деревень, кто знает, кого я лечу. Мне харчи носят, я рада им, с руками беру. Вечерами в лес ходим, помогает траву собирать, и я его прошу к дереву прислоняться всей спиной. Хворь дуб забирает. Он молодой, по-русски плохо, но говорит, меня понимает, часто руки мне целует и плачет. Я ведь грамотная, отец обучал меня с ранних пор, а брат вообще был учёным, так отец говорил. Геннадий на столе начертил углем чёрные полосы , а белилом белые , и пальцами стучит день и ночь и что-то мурлыкает, вот становится он таким же как я, когда мне видится, не слышит и не видит никого, а потом, что -то пишет, одни крючки, одни рожки, видать что-то своё кумекает. А так он хороший, как ребёнок, говорит, что боялся воевать, домой хотел .
Что мне делать не знаю, жалко мне его, слаб ещё, хотя год как лечу, кости-то срослись, а вот кашель так и точит горло. Ты- то тоже больной, видать из госпиталя, рука -то плетью висит, но вижу, что ты добрый. Иди домой, как будто нас не видел, не доноси. Вреда он не принесёт, а нам грешно будет беззащитного казнить. Я за ним как за сыном ухаживала, да! Понимаю, что он враг, но мне по- привычке врагов лечить, я ведь не старая, ум не отжила, просто уродина, но могу фашиста от человека отличить. Не могу я его предать, я не вижу врага в нëм, лечу как других. Наверное, мама его ждёт, невеста, как когда ждала невеста моего брата из Сибири, а он с отцом сгинул там. Не говори никому, не бери грех на душу, его заберут, вечно прятать не смогу, пусть только окрепнет.
Михаил был в смятении, что-то его удерживало доносить на беззащитных людей. Напоследок ему Арина сказала : -- Спасибо тебе ! Ждут тебя жена и дети, будет у тебя большая семья, будешь ты счастлив.
Арина волновалась , румянец покрыл лицо, большие голубые глаза сияли. ,,Не старуха", -- подумал Михаил и подошёл к Геннадию, так его звала Арина. Молодой парень с смотрел на Михаила с испугом.
-- Ну, что, долго будешь прятаться? Выздоровеешь, сдавайся сам, тебя не растреляют, отсидишь и вернёшься домой.
Михаил обратил внимание на пальцы рук немца, они были худыми, и очень длинными, да и сам Генадий был щупленьким.
-- Как только ты автомат тоскал? -- спросил Михаил.
Видя с каким недоумением смотрит нежеланный гость на стол, Геннадий попытался объяснить, что любит музыку, он пианист, но Михаил не всё понял и, не зная зачем, на прощание подал врагу руку. Генадий долго жал его руку и со слезами на глазах тихо сказал: ,,Спасибо".
Прошло много лет, очень много лет , по телевизору Михаил смотрел концерт. Один из музыкантов представился Геннадием, на русском языке громко сказал : ,,Вот эту мелодию я посвящаю самой красивой, русской женщине с доброй душой и русскому солдату".
Автор : Наталья Артамонова.
#КраснаяБусинка_опусыИрассказы
Копирование рассказа без разрешения автора запрещено ! ⛔️!