Впрочем, ее внешность отлично вписывалась в колорит приморского города. А когда кто-то спрашивал , кто она по национальности, Сашка спокойно, с достоинствои отвечала.
- Украинка. Я родилась в Украине, живу на своей земле, говорю по-украински. И внешность у меня такая, как надо.. Вот даже песня народная есть: " Чорнії брови, каріїї очі"
Она продолжала стараться - училась на «отлично», ездила на соревнования, стирала, мыла, помогала матери готовить, покупала пиво для Валерия Ивановича, говорила «спасибо» и «пожалуйста». Она хотела, чтобы дома стало хоть немного теплее. Хотела, как лучше. Но становилось только хуже.
Саша всё чаще ловила на себе взгляд отчима — долгий, тяжёлый, липкий. От этих взглядов ей становилось неловко, мерзко, будто он касался её глазами. А потом он стал заходить в комнату без стука. «Случайно». Когда она переодевалась. Когда меняла футболку перед школой. Когда снимала халат, собираясь ко сну.
Саша перестала переодеваться в комнате. Делала это в ванной — быстро, с засовом. А потом и вовсе стала закрывать стеклянное окошко в санузле — старой газетой, тряпкой, чем попало. Потому что однажды, намыливая голову, заметила там… его лицо. Мельком. Потом он исчез, будто бы и не было.
Саша решила всё рассказать матери. Ей было страшно. Стыдно. Но ещё страшнее было молчать.
Мать отмахнулась.
— Придумала. Тебе показалось.
Тихо.и и холодно. Мать не задавала вопросов, а Саша больше не настаивала. Просто стала жить осторожнее.
А потом была та ночь.
Она проснулась от ощущения, что на неё кто-то смотрит. Подняла голову — и увидела его. Валерий Иванович сидел в кресле у стены, в темноте, и молча смотрел. Прямо на неё.
Саша закричала.
— Что случилось?! — мама ворвалась в комнату, заспанная, с перекошенным лицом.
— Да ничего! — фыркнул Валерий. — Встал воды попить. А мне что — летать? Я что, сквозь стены должен проходить? Дура истеричная, крик подняла!
Саша молчала. Но позже, наедине с мамой, всё-таки решилась снова:
— Он сидел и смотрел. Он не просто шёл на кухню. Он был здесь. Я проснулась и…
Мать побледнела. Но потом её лицо исказилось яростью.
— Хитрая тварь! — прошипела она. — Думаешь, я не понимаю, что ты его хочешь выжить? Ты просто завидуешь, что у меня наконец появился нормальный мужик! Сама тут ходишь в короткой юбке, крутишь попой, провоцируешь! Шлюха! Еще и наглая. Такая же, как твой батянчик.
- А кто он, мой батянчик? - прямо спросила девочка.
- Кто, кто....Конь в пальто! Не смей разрушить мою жизнь. Во второй раз — не позволю.!
После этих слов в Саше что-то замёрзло. Как будто внутри неё навсегда наступила зима. Глухая, немая, без конца.
Подростковый возраст Саши совпал с распадом империи. СССР исчез — почти как по щелчку. Вчера всё ещё была великая держава, завтра — расплывчатое слово независимость. Старый мир рушился, а новый ещё не построился. Только начинал рассыпаться цемент под ногами.
На улицах становилось всё больше людей без работы. Закрывались заводы, остановились цеха, рынки были полупустыми, деньги — фантиками. Люди ходили с пустыми глазами. Газеты писали: дефолт, обвал, кризис. В квартирах гремели пустые кастрюли Электричество отключали по графику. В магазинах — очередь за хлебом и ссора за гречку.
Среди потерявших работу оказался и Валерий Иванович. Раньше он был мастером цеха, руководил мужиками, получал уважение, нормальные деньги. А теперь — завод больше никому не нужен. В цехах гулял ветер. Оборудование ржавело. Никто ничего не производил.
Но буфет был нужен всегда. И мать Саши продолжала работать. Стояла за прилавком, разливала чай, ругалась с пьяными. День за днём. Потому что кто-то же должен приносить деньги. И при этом вести дом.
А Валерий... не искал работу. Не устраивался охранником, как другие. Не шёл на стройку. Он сидел дома. Перед телевизором. С пивом. С рыбой на газетке. И считал себя главным — потому что он мужчина.
Он не помогал по дому. Не варил суп. Не пылесосил. Даже не выносил мусор. Но громко говорил:
— Две бабы в доме и порядка нет, жрать нечего! Кто это будет делать? Я ?!Женщина должна понимать своё место.
Теперь Саше приходилось чаще оставаться с ним наедине. Мама была на работе, а она — дома, с Валерием Ивановичем и его взглядом. Тем самым, от которого хотелось исчезнуть. Сашка закрывала за собой дверь в ванную на все запоры. Быстро переодевалась. Уходила в школу первой и возвращалась последней. Задерживалась в библиотеке. Уходила к подружке. Любой повод — только бы не быть дома.
Потому что в квартире теперь было страшно не от того, что нечего есть. А от того, кто был рядом.
Поведение Валерия Ивановича изменилось. Он больше не кричал, не замахивался ремнём. Наоборот — начал говорить мягко, даже «по-доброму». Благодарил, когда Саша разогревала ему еду или приносила пиво. Разрешал оставлять себе сдачу. Спрашивал о школе, секции. Делал… комплименты.
Но за этой лаской чувствовалось что-то не то. Недоброе. Саша чувствовала это нутром. Она уже знала: говорить матери — бесполезно. Станет только хуже.
Поэтому молчала. И говорила с отчимом подчеркнуто вежливо, отстранённо.
Да, Валерий Иванович. Нет, Валерий Иванович.
В этот период Саша окончательно поняла: спорт и знания — её единственный шанс. Её защита. Её билет в другую жизнь. Но надо было дотянуть хотя бы до окончания восьмого класса.
Она терпела.
Это случилось летом, в конце учебного года.
Саша прибежала домой после школы, чтобы быстро переодеться и пойти на тренировку — в тот день их ждали занятия на открытой воде, в море. Время поджимало. Она бросила портфель, вошла в комнату и, забыв закрыть дверь, скинула школьную форму, чтобы сразу надеть купальник.
Он вошёл бесшумно.
Ни слова. Просто рывком бросился на неё — с тяжёлым, хриплым дыханием, звериной настойчивостью. Она закричала, инстинктивно отбиваясь. Тело среагировало быстрее сознания — она была пловчихой. У неё были сильные ноги, крепкие руки, выработанная на тренировках реакция.
Саша вырвалась. Бросилась к двери, но открыть ее не смогла. Отчим подготовился тщательно. Видимо, заранее запер дверь на все замки и спрятал ключи.
Он схватил её снова, у двери. Саша звала на помощь, вырывалась. Наконец, улучив момент, ударила его коленом в пах — сильно, метко, как учил брат подружки, недавно вернувшийся из армии. Валерий согнулся, выругался, заскулил от боли.
Она вырвалась окончательно.
На кухню. Оттуда — к балкону. Открыла стеклянную дверь, вышла. Четвертый этаж. Зато перед ней — старый каштан. Его ветви почти доходили до балкона. Саша поставила ногу на поручень. Замерла. Сделала вдох. И — как на старте с тумбы в бассейне — прыгнула.
Её руки вцепились в ветку. Ветки согнулись, но выдержали. Она повисла. Тело знало, как удержаться. Как не сорваться.
Валера выскочил на балкон, остановился в шоке. Потом — как очнувшись — заорал:
— Тварь! Домой можешь не приходить! Матери только пикни — убью! Поняла?!
Но Саше уже было всё равно.
Она слезла с дерева и спрыгнула на землю. Побежала к телефону-автомату, что стоял за углом, у булочной. Дрожащими пальцами набрала 02.
— Алло... милиция? Пожалуйста... помогите. На меня только что напал отчим.
Впервые в жизни она произнесла это вслух, и была услышана.
Через полчаса Валерия Ивановича вывели из квартиры в наручниках. Его лицо было перекошено — не столько от страха, сколько от унижения. Он шипел сквозь зубы проклятия, пытался обернуться, что-то крикнуть. Но милиционеры держали крепко. В подъезде стояли соседи. Кто-то молчал, кто-то шептался.
Саша стояла в коридоре. Руки дрожали. Но в груди — тишина. Не пустота. А уверенность.
Мать примчалась с работы чуть позже. И завыла. Не от ужаса случившегося. Не от того, что её дочь чуть не стала жертвой насилия. Нет. Она орала, ревела белугой, потому что потеряла Валеру.
— Ты - тварь! Мразь! Ты всё выдумала! Ты хочешь испортить мне жизнь второй раз! — кричала она. А потом схватила со стены тот самый ремень.
Тот, которым раньше наказывали «за провинности». Тот, что стал символом страха. Орудие послушания.
Саша не отступила.
Она перехватила ремень. Выдрала его из руки матери с такой лёгкостью, будто отбирала у ребёнка игрушку. Мать от неожиданности пошатнулась. Тогда Саша, не думая, толкнула её в грудь. Та упала на диван.
— Не смей. Слышишь? Только попробуй ещё раз — дам сдачи.
— Ты... ты что, совсем с ума сошла?.. — задыхалась мать.
Саша стояла перед ней. В разорванном купальнике, с растрёпанными волосами. Высокая, спортивная. Уверенная. На голову выше матери. С прямой спиной и гордым пронзительным взглядом. Таким же, как у ее отца. Взглядом, перед которым Галина когда-то не смогла устоять.
И тогда мать замолчала.
Посмотрела на дочь, как будто впервые увидела - не беспомощного ребенка, не свою собственность, а силу, которую больше не запугать .
Какой уж тут ремень…
#опусыирассказы


Продолжение будет здесь
#tvarita_TikTak