Глава 9
Но, как говорят, бесконечным счастье не бывает. Этот тяжёлый своей потерей для Дины день выпал на юбилей Глаши и Люсьены. Софья Игнатьевна почувствовала себя плохо. Поднялось давление. Дина категорически отказывалась пойти на торжество, но Софья Игнатьевна просто заставила её это сделать.
– Не бойся, я не собираюсь умирать. Давление упало. Слабость одолела. Глаша и Люся простят меня. А ты не обижай их.
Дина собралась выйти из её комнаты. Но Софья Игнатьевна остановила её.
– Диночка, я тебе должна сказать что-то очень важное. В моём возрасте может всё случиться.
Дина стала успокаивать её, но она строго приказала присесть с ней рядом.
– Дина, это не моя тайна. Но я тебе открою только половину этой тайны. Остальное ты поймёшь сама, когда придёт время. Ты помнишь, я тебе рассказывала о матушке Евдокии? Она завещала мне открыть эту тайну тогда, когда на нашей церкви зазвучат колокола. Но моё тебе завещание такое. В доме есть тайник. Но найдёшь ты его тогда, когда будет стоять наш обновлённый храм, готовый к службе. Отдашь одну часть тайника батюшке. Вторую часть отдашь ему, когда дело дойдёт до заказа колоколов. Сейчас я не скажу, где тайник. Ты догадаешься сама, если найдёшь то место в доме, с которого никогда ничего не переставлялось. Ты найдёшь. Не говорю я тебе о нём только ради того, чтобы ты не нашла его раньше времени. Не говорю, что в нём хранится ради безопасности твоей и Маруси. Подруг не пытай. Им об этом ничего не известно. И запомни, о тайнике известно только мне и вот теперь тебе. Если придёт пора, мне навсегда уйти, следуй моему совету. Никому ни при каких обстоятельствах, даже вскользь не упоминай о тайнике. Исполни мою просьбу.
– А если церковь так и не восстановят? – тревожно спросила Дина.
– Восстановят. Новый, как теперь говорят, МЭР нашего города, мой бывший ученик. Он уж не знаю, как и с кем договорился в Москве, но скоро к нам прибудет батюшка. Он и будет заниматься восстановлением нашего храма. Дина, только об одном прошу. Сделай так, как я тебе завещаю. Не доверяй эту тайну никому. Я дала слово своему первому мужу Макару и матушке Евдокии, что выполню их волю. Мне больше некому доверить эту тайну. А держать её при себе, годы уже не те. Да и болезни… мало ли что. А теперь идите. Дети Глаши не приехали. Отделались телеграммами. Без вас с Марусенькой им будет совсем грустно. Да не переживай так. Скоро и мой юбилей будет. Девяносто… Дай Боже, дожить. Серёжка, МЭР обещал праздник в школе устроить. Погуляем ещё. Идите, а я посплю. Если что, позвоню.
В большой задумчивости Дина ушла к Глаше. Но старалась не подать именинницам вида. Да они и не дали ей грустить. Конечно, Глаша расстроилась, но оправдывала своих детей.
– Билеты, какие дорогие! Какие деньжищи надо Танечке от детей оторвать. А их у неё тоже трое. А Славику? Это мой младшенький. Аж в Магадан забрался. Золото ищет. А у них там как это…
– Как, как? Контакт! – подсказала подруге Люсьена.
– Контракт, – улыбаясь, внесла ясность Дина.
– А я о чём говорю! А у Петьки старшего, что, тоже этот контракт? Эх, Глашка, давно говорила тебе. Разбаловала ты их. Они все мои крестники, но дети же? Я правильно говорю. Высекла бы их. Это же надо! А Петька, профессор! И не стыдно.
– Не стыди его. Ты же читала, его жена в телеграмме что написала? На симпозиуме он. В самой Америке. Она и денег выслала на подарок.
– Правильно. Только ты этот подарок кому переслала?
– Так сама знаешь, как Танюше тяжело. Дети, подростки, а муж, прости Господи, выпить любитель. Неплохой мужик, но как поддаст…
– Ага, так и Таньке поддаст. Убила бы, – не унималась Люсьена.
Так, под самодельную наливочку, настало время для воспоминаний.
***
– Так жизнь и пролетела. Видишь, нам уже по семьдесят. Вместе родились. В один день свадьбу сыграли. Только потом немного расхождения пошли. Но кто над судьбой властен? Рано погиб у Люси муж. И осталась она без и мужа, и без деток.
– Потому что я однолюб. Больше замуж выходить не захотела. А ребятня… Так вот, Глашины дети, они мне как родные. С пелёнок вместе растили.
– Люсенька мне всегда помогала с ребятнёй. Родители наши к тому времени ушли один за другим. Ох, как тяжело терять любимых. Но людская молва жестокая. Опять слухи поползли. Что, мол, у моего мужа две жены и всякое такое. Но, надо правду сказать, быстро утихли. Побоялись, наверное, что если нас вывести из себя, мало не покажется. С Люським-то темпераментом.
– Да! Мы друг за дружку горой!
Но время не остановить. Вышел мой муж на пенсию, да недолго на ней пробыл. Раз проснулась я, смотрю, а он, сердечный, ушёл туда, откуда обратной дороги нет. Поседела я от горя. Люся следом за мной такой же седой стала. Дети мои на проводы отца в иной мир все собрались, хотя и разлетелись по стране.
Похоронила я любимого мужа, плакала очень. Дети меня успокаивали, с собой каждый уговаривал ехать. А я чуть не согласилась, потому что они и Люсе предлагали с ними жить. Как-никак, а она им всем мать крёстная, хотя и названная. Но подруга слёзы утёрла и за нас обоих решила. Нечего, – говорит, – нас заранее хоронить. Мы ещё ничего, даже не на пенсии. Вот немощными будем, тогда и заберёте, если захотите. А пока разъезжайтесь, нечего слёзы лить. Все там будем. Тогда там и отдохнём. Да, семья у меня большая. Трое детишек, правда, у парней моих деток нет.
– Так у Петьки уже и не будет. С его мымрой какие дети. Профессорша. А Славка ещё тот хлыщ. Нагуляется и наделает нам ещё внучат. А может, уже и наделал, только и сам не знает, кого и когда осчастливил, – смеялась Люся.
– Ладно тебе, трещётка! Разъехались мои деточки. Танюшу мою солдатик с нашей части забрал с собой в Краснодарский край. Да и правда, что им в нашем городке делать? А там тепло. Детишкам витаминов, солнце до зимы.
– Ну да! У нас же мало витаминов на огороде, – съязвила Люся.
– Пишет Танечка мне, но так редко! Что поделать, работа, трое детишек. Женщина пока накрутится на своём дворе, да ещё всем наготовь, всех обстирай. А внуки мои подросли, за ними глаз да глаз нужен, в наше то время.
– Старший мой Петенька, самый умный. Профессор. Преподаёт в институте. Живёт с женой в Санкт-Петербурге. Детишек, правда, им Бог не дал. Да только, мне кажется, жена его особо и не хотела иметь детей. Раньше была с гонором девица. А сейчас я не знаю, какая она. Виделись-то всего два раза, и то на их свадьбе и на похороны к моему Коленьке приезжала. Её разве к нам затянешь? Она больше по курортам любит ездить. А я и не осуждаю. Каждый должен жить, как душа просит. Если просит она обыкновенного счастья, не во вред другим. А Петя приезжал. Не часто, но просто так приезжал. Говорил, что по нашему целебному воздуху скучает. Давно, правда, приезжал.
Так вот, семья у меня, конечно, большая, но живу я одиноко. Не то чтобы одиноко, потому что рядом всегда со мной моя подруга Люся. А с ней не соскучишься. Да и работала бы и дальше, невзирая на возраст, но новое время диктует свои порядки. И мы понимали, что родились в Советском Союзе с совсем другими правилами и возможностями. Тогда на каждом столбе висели объявления «Требуются…».
– Да, требовались все, – про себя думала Дина, – слесаря, плотники, сварщики, чернорабочие. Но ещё до прихода обнуления минувших лет объявления изменили своё содержание, и теперь на столбах и остановках транспорта колыхаются от ветра бумажки с телефонными номерами, кричащие: куплю-продам!
– Наступило новое тысячелетие, съевшее старое мышление, старые правила жизни, прежнее уважение к людям, старикам.
– Да какие мы, с тобой Глаша, старухи? Семьдесят, а мы, глядь, баба ягодка опять! – пыталась Люся внедрить здравую мысль своей подруге.
Глафира посмотрела на улыбающуюся Люсьену.
–Ты говорила так ещё лет десять назад. Куда уж нам, отцвели в поле ягоды, – грустно заметила она.
– Времена меняются, меняются и установки. Запомни, сейчас мы с тобой вошли в фазу «Я дама». Я им покажу ещё! Они нас долго будут помнить!
– Кому это вы, тётя Люся, грозитесь?
– Так она что учудила, – за подругу ответила Глаша, – понимаешь, к этому новому веку совхозная оранжерея стала частной, и стали мы со временем замечать, что молодые кадры приловчились потихоньку вытеснять нас с рабочих мест. Вытеснять, конечно, громко сказано. Мы с Люсей не мелкого десятка, но всякие мелкие каверзы нам чинили. Это три года назад было. Сталкивали нас с начальством. Работа сейчас на вес золота. Не увольнялась я не из-за вредности, просто, что дома одной делать? От скуки помирать? А Люська плюнула на них вместе с оранжереей, плюнула, конечно, в переносном смысле и уволилась.
– Мне пенсия для отдыха дана. Отдыхать, так отдыхать на полную катушку. Сколько нам ещё годков осталось прожить?
– Вот она мне и объявила: ты, говорит, работай, пока не созреешь, а я придумаю, как нам жизнь продлить. Люсе было обидно за меня. И надумала она отомстить этой новой капиталистической поросли.
– Будут знать, как старшее поколение уважать, – сказала Люсьена.
– Вот однажды явилась она в оранжерею с бутылкой шампанского.
– Вот, вот. И говорю: всё, подруга, конец пришёл твоей работе! Собирайся, пошли. Время не ждёт.
– Ой, не успела я опомниться от её ультиматума, как вокруг нас собралась молодая поросль, радостные такие, поздравлять меня стали с окончательным выходом на пенсию, желать того, чего никогда уже не будет. А Люся вдруг откупорила бутылку и появившейся струёй сладкого вина стала поливать всех собравшихся. И когда она успела растрясти её, что струя оказалась такой силы, что всех охватила! Всем досталось!
– А что? Я им крикнула: чтобы вам всю жизнь в шампанском купаться, только сначала умойтесь!
– В общем, схватила меня за руку, и пошли мы ускоренным шагом подальше от оранжереи, от прежней жизни с вечными хлопотами, а заодно и от старости. Добежали мы до дома Люсьены без последствий. Погони за нами не наблюдалось.
– Так, все умываться, переодеваться побежали, наверное, – засмеялась Люсьена.
– Но после такого торжественного прощания мы ещё долго прежнее рабочее место старались обходить стороной. Люсино пожелание коллективу вышло хорошее, но форма его подачи, конечно, была своеобразной. Но зато в Люськином стиле. Да, жалко только, что от старости далеко не убежишь. Эта такая хитрая змея, которая подкрадётся к тебе незаметно и укусит своим жалом так, что от боли заноет всё тело, голова распухнет от дум, сердце не в такт забьётся от переживаний, а душа будет тлеть от воспоминаний. И мысли с годами становятся, как сон, короткими, желания простыми, а мечты всё больше не исполнимыми. А тогда сели мы на терраске, дышать дышали, а вот отдышаться еле получилось. Упала я на топчан и говорю Люсьене: – И куда мы с тобой так бежали? У меня сейчас сердце выскочит и до кладбища само покатится.
– Ага! А я ей: Ничего, назад вернётся, когда поймёт, какая нас с тобой теперь прекрасная жизнь ожидает!
– А я ей. Ожидает, говоришь? Так ещё бы подождала, какого лешего мы в свои зрелые годы бежали, как чумовые, словно Нюркиных кур воровали. Нюрка, Диночка, это та, которая тебя молоком козьим снабжает. Такая она ничего, но иногда бывает такой вреднючей. Иногда лучше ей на глаза, а тем более на язык не попадаться. Её двор соседствует с Люсиным двором.
– Да, а я говорю: успокойся ты, Глаша, – продолжила Люсьена, – это была просто пробежка. А вот побегать нам ещё с тобой предстоит.
– А я ей отвечаю. Что это ты всё загадками изъясняешься? И что ты придумала ещё такого? От кого надо будет ещё бегать? Я старая, я так быстро бегать не могу. У меня отдышка появилась.
– Ага! Отдышка у неё. Ещё не то будет. Старей, если тебе так хочется, а вот что касается меня, так дудки!
– А конкретней? – настаивала я, а эта егоза выдаёт мне.
– Да, конкретней? Пожалуйста. Я Глашке говорю. Мы с тобой будем путешествовать!
– Ну да. А я ей. Интересно, куда и как? Как лягушки путешественники? Тогда надо уже готовиться, скоро птицы вернутся. А мы до их отлёта как раз и подготовимся. Только палку надо найти покрепче, да птиц покрупнее, которые смогли бы нас выдержать.
– Дина, а почему нет? Я ей говорю, всё! С сегодняшнего дня мы готовимся к поездке.
– Да плевать мы на всех дураков хотели! Жили себе в удовольствие, работали. Сначала на дойке. Потом в совхозной оранжерее цветочки выращивали и сами как цветочки были. Молодые, полные сил и всегда в хорошем настроении.
***
Рассказываемая подругами картина ясно предстала в воображении Дианы.
– Ну да! Куда и на что? – улыбнулась Глаша.
– Что с тобой делать? Что за вопрос куда? Дети сколько раз приглашали нас приехать к ним погостить?
– Погостить… А я не хочу ни в какие гости. А дом? А огород? На кого всё оставить? Да и детей только с налаженного ритма сбивать. Живут себе своей жизнью, а мы приедем кавардак им устраивать. Да и пока приедем, пока акклиматизируемся… Долго всё это! Нет, не понравилась мне эта идея, – Глаша махнула рукой.
– Хорошо, едем в гости ненадолго. Сначала к Петеньке в Санкт-Петербург. От него потом решим, куда. За хозяйство не переживай. Я уже договорилась, есть люди, присмотрят. Игнатьевна благословила нас на поездку. А деньги поднакопим. Урожай соберём и сделаем приятное нашему Петеньке и его жене.
– Да, особенно жене, – ответила Глаша.
–Нам двигаться надо, а не сидеть на месте, – не унималась Люся.
– Так вроде и так без дела не сидим. А ты вообще бегаешь, за тобой только успевай. А, в общем, я с тобой согласна. Похудеть не помешало бы.
– Но с похудением ты права, а в остальном мелко мыслишь! Надо передвигаться путём воздушных линий, железной дороги или морских круизов, – размечталась подруга.
– Ну да, ещё байдарки забыла по горным рекам!
– А что ты думала? В этой жизни надо всё попробовать! Я права? Где-то у меня была ещё бутылочка твоей вишнёвой наливочки, – Люсьена потёрла ладони и вышла из комнаты, – такая вкусная наливка получается только у тебя, Глашка. Серьёзно!
Люся принесла графин с наливкой.
– Немножко зальём в наш заржавелый организм этой адреналиновой настойки, – сказала она, разливая по рюмкам домашнее вино.
– Что ты так на меня смотришь? – ответила подруге Глаша, – это тебя алкоголь возбуждает, а я после первой же рюмочки расслаблюсь и иду смотреть телевизор.
– Я чисто в лечебных целях советую принять. Чтобы твой моторчик завёлся. Но раз на тебя даже небольшой градус действует, что противоестественно, я, чтобы не переводить продукт, расслаблюсь и за тебя, – произнесла Люсьена.
– Ладно, попробую с тобой на пару, – сказала Глаша, – и подумала, что может и правда, с помощью наливочки получится очень реалистичный план, – только вопрос у меня один. Где мы денег возьмём на все передвижения по воздуху и остальное? А с другой стороны, а пенсия на что?
– Ой, и смешная моя подруга. Жуть! А на что пенсия? Если только на сувениры внукам, на подарки уже не хватит. Глашка, вот что мне всегда в тебе раздражало, так это твоя приземлённость. А те, что у тебя и у меня в банке лежат?
– Нет, забудь! Это смертные! – испугано ответила Глаша.
– Мамочки, пока за тобой смерть прибудет, на твои деньги для неё можно будет купить только шоколадку в качестве мзды за лёгкий перелёт на тот свет. Нет, деньги будем тратить сейчас, – вот так я постановила, – всё, ты меня достала. Пошли в огород, пока совсем не стемнело?
– Куда? Зачем в огород? Всё! Это наливка на тебя подействовала.
– Как куда? Банк открывать! – Люсьена решительно пошла к огороду, – мой банк надёжней всех банков! Трёхлитровая банка с моими сбережениями. Вот какой банк!
– Да! Дары цивилизации Люсьена прошли мимо тебя.
Банку подруги искали долго и упорно. Видно, у Люсьены что-то с памятью стало, и после выпитой наливки это что-то застопорилось. Они перерыли огород в дозволяющей видимости, но банка так и не нашлась.
– Всё, подруга, ты банкрот, – сказала Глаша подруге.
– Господи, набралась словечек, – ответила ей Люся, – говорю, иди за мной.
Люсьена привела Глашу к веранде, на которой они строили планы дальнейшей жизни.
– Смотри сюда! Мы искали по правую руку от крыльца? А надо по левую! То есть по правую, если смотреть наоборот. Пошли рыть.
– Наоборот, я не хочу, – ответила ей Глаша и пока Люся определяла, где правая и левая сторона огорода, она пошла спать.
– Ничего ты не понимаешь! Если выйти с крыльца, то правая сторона вот она. А если смотреть от калитки? Я точно помнила, что зарыла я свои денежки с правой стороны. Но с какого ракурса я считала эту правую сторону? С террасы или от калитки? Забыла!
Глаша так и заснула под её бормотание. Утром она проснулась под весёлое блеяние соседского Нюриного козла Яши. Глаша вышла на крыльцо и чуть не упала в обморок. Рядом с копытом этого ненасытного животного лежал Люсин разбитый банк. А на одном роге Яшки развивалась, как флаг, пятитысячная купюра. А из пасти этого козла торчала ещё одна такая же купюра.
– Козёл! Козёл! – Закричала Глафира, разбудив своим криком Люсьену.
Грабитель банка испугался подбегающих подруг и решил скрыться за своим забором.
– Кто козёл? Где козёл? Спросонья я ничего не поняла, – вспоминала Люсьена.
– Я уж не знаю, кто из вас козёл, а кто коза. Это же надо додуматься! В двадцать первом веке деньги в землю зарывать!
Не прошло и пяти минут, как из соседского двора послышались радостные крики.
– Яшка, ты, где клад нашёл? Деньги! Это надо же!
Нюра заметила расстроенных подруг и крикнула им.
– Девчонки, мой Яшка где-то клад нашёл! Козёл, а деньги притащил домой! Представляете, и номера целые. Вы случайно не видели, откуда он во двор зашёл? Хоть бы направление знать.
Глаша и Люсьена молча, одновременно отрицательно помотали головой.
– Тогда ладно! А я побежала в сберкассу деньги менять. А ты, Яшенька, иди, погуляй, может, ещё притащишь деньжат? Гляди, так и до пенсии доживём.
Послушный козёл решил исполнить приказ хозяйки. Развернулся в сторону Люсиного двора и нагло ринулся к её покосившемуся забору, где был проделанный наверняка им лаз.
Подруги рванули к месту преступления козла.
– Признавайся, козёл, сколько моих денег сожрал? – интересовалась у него Люся, - сейчас я Нюрке мозги прочищу и свои деньги заберу!
– Да, ладно, Люсь! Хватит нам с тобой денег. Мои же Яшка в сберкассе не нароет. Пусть Нюрка порадуется. У неё и так радости в жизни мало.
– Ох, Глаша! Вот всегда ты так! Жалостливая очень.
Они палкой с трудом прогнали из огорода рогатого налётчика.
– И как только мы не заметили твой клад? Это всё наливка виновата! – смеялась Глаша.
– Причём тут напиток? Просто я глубоко закопала банку. Мы ночью немного не дорыли. Поэтому этот чёрт рогатый быстро нашёл мои денежки. И надо же, догадался
разбить банку, – оправдывалась Люся.
– А Яшка и правда, как настоящий козёл, упрямый! Мы его со двора, а ему, наверное, на вкус понравились твои деньги.
Пока Люся выпроваживала банкира, Глаша накидала в подол платья остатки вклада. Потом они забаррикадировали лаз.
– А деньги все грязные! Что делать, – Люся покачала головой.
– Вот именно, грязные, как и мы, – проворчала Глаша, – платья мы постираем, а с деньгами, что будем делать?
Находчивая Люся спокойно ответила подруге: – постираем.
Пока она стирала платья, Глаша приводила в порядок купюры. Но как их сушить? Это был вопрос вопросов. Потом она решила, что надо развесить их на веревке и посушить, как бельё.
– Конечно, ты хочешь, чтобы все козлы со своими хозяевами сбежались в мой двор на бесплатный аттракцион?
– А что делать?
Другого выхода не нашлось, и они повесили все купюры на верёвку рядом с платьями. Прищемили прищепками и сверху накрыли их простынёй. Хорошо успели вовремя, потому что опять послышался голос Нюры. Пока они были заняты делом, она успела не только поменять Люсины банкноты, но и потратить их.
– О! Бежит, как молодая козочка. Вот как молодит халява!
– Бабоньки, – громко звала подруг Нюра, – глядите, чего я набрала! И вместе с пакетами, набитыми разными продуктами, двинулась к террасе, на которой они отдыхали после праведных трудов.
– А чего это вы сухую простынь сушите?
– Тебе всё знать надо. Ты бы провизию сразу в холодильник к себе тащила, а то испортятся продукты, – расстроенно ответила ей Люся.
– А чего это они испортятся? А похвастаться я же должна?
– Хвастайся, хвастайся, мы ещё не обедали, – усмехнулась Люся.
Нюра остановилась и огляделась, как раз в том месте, где была обнаружена банка, и в полдороги до только что заделанного в заборе прохода на её территорию.
–Люсь, а Люсь? А чего это ты проход в заборе заложила? И когда только успела? Это мне, что сейчас возвращаться, да вокруг пёхать до своей калитки?
– Ты странная, Нюра. А калитка на что? Мне дыры в заборах не к чему. Примета плохая, денег не будет. А потом я скоро уезжаю, так что забор в порядке должен быть.
– А куда собрались?
– А ты с нами хочешь поехать, – спросила её Глаша.
– Вот ещё деньги переводить. Да и куда мне ехать. Внук один и тот недалеко живёт. Приедет скоро. Это ладно. Вы, правда, не видели, откуда мой Яшка деньги приволок?
– Ага, прямо мы тут сидим и наблюдаем за твоим козлом бизнесменом. Что, много денег принёс? Вон сумки с пакетами набила доверху, – Люсе очень обидно стало.
Но она решила не признаваться, не открывать свой секретный банк.
– Сколько принёс все мои. Отоварилась и ещё осталось, – с вызовом ответила ей Нюра.
– Нюра, и что же ты делать будешь с такими деньжищами? – спросила Глаша,
– Внуку подарю!
– У него что, юбилей?
– Юбилей не юбилей, но деньгам от бабки обрадуется. А то всё передаю ему варенье да грибочки. А что ему с тех грибочков? Пить он не пьёт. Он у нас спортсмен. Так что закусь ему не к чему, а вот деньги пригодятся, – говорила сияющая Нюра, –
Может, внучок отдохнуть захочет?
– Сейчас и отдых, и билеты, чтобы попасть на отдых, деньжищ стоят. Что, столько Яшка твой тебе на рогах принёс? – не унималась Люся.
– Неважно, – гордо ответила Нюра и поспешила к калитке.
– Вот, Глаша. Молодёжь путешествует, а мы с тобой дальше своего колодца нигде не были, – грустно сказала Люся.
– А мне и дома весело. А загрустим, моя подружка дорогая, так сядем с тобой, да как затянем нашу любимую, – Глаша обняла Люсю.
– Это точно! Ну, давай ещё по чайку и запевай!
Так закончили свои воспоминания подруги.
И полилась тихая русская песня и слилась с тёмным, освещённым только яркими звёздами да луной небом, чтобы отразиться в тихих водах реки, которая вместе с отражающими и мелькающими звёздами потечёт дальше, передавая свою красоту и успокаивая тихим плеском, людей, засыпающих в своих домах.
Закончилась песня и после недолгого молчания опять полились воспоминания.
– А как мы любим нашу Софочку, – задумчиво проговорила Глаша.
– И уважаем, – добавила Люсьена, – её невозможно не уважать. Мы с ней столько пережили. Господи, как давно это было. Она тогда преподавала в нашей школе математику. Да, тогда она была совсем молодой.
– Да, очень уважали её и тогда, будучи старшеклассниками, и потом, когда стали совсем взрослыми девицами, и сейчас. И она всегда к нам с теплом.
– А тебя мы тоже любим. Это ж мы посоветовали ей привезти тебя.
– Пришла она к нам и говорит: Девоньки, посоветоваться хочу с вами.
– Поняла? Посоветоваться, – гордо сказала Люсьена.
– Мы знали, что её дочь живёт в Москве. Любочка раньше приезжала к матери каждое лето. И каждый раз уговаривала её переехать к ним на жительство, а дом перестроить под дачу.
– Вот вчера, говорит Игнатьевна, приехали нежданно-негаданно ко мне моя дочь, да не одна, а с зятем.
– А мы молчим, что Любане звонили. Жалко Игнатьевну было. Ждала она всё время дочку. Скучала.
– Говорит, у Любы в квартире хорошая женщина, молодая, с ребёнком поселилась. Это ты, значит. Говорит, осталась она одна. Тяжело ей там. Хочу её к себе забрать. Дом ей оставить. Мои всё равно продадут. Новый зять никакой мужик. Деньги на ветер пустит, а ещё хуже обчистит Любу да бросит её. А я им деньги дам. И вся квартира Любина будет.
– Вот! А мы ей так и посоветовали. Раз хорошая девчонка, вези её сюда. Мы её в обиду никому не дадим.
Дина расчувствовалась. Заплакала. После тёплого прощания они пошли с заспанной Марусей домой. Но что-то щемило её сердце, оно словно предчувствовало беду. Так и оказалось.
#ИГорбачева_опусыИрассказы
Комментарии 5