Часть третья.

Безразличие охватило мое существо и остывающий мозг просил одного-скорее!
Водоворот подхватил меня, закружил-завертел, бросил в черную бездну небытия. То ли вода, то ли потоки необъяснимой энергии обволакивали мое тело, и я не понимал, что происходит, где я, почему я еще что-то чувствую? Сломался мозг, я что-то попытался прохрипеть. Зачем? Кому? Неожиданно надо мной, или во мне? появилось ослепительно белое существо, испуганно смотревшее на меня. Не знаю, не понимал-живое ли оно? Вроде губами шевелит...
Шепчет что? Пытается мне что-то сказать? Живое!
Напряг глаза...Разум покинул меня. В солнечном нимбе, призрачно-пронзительное, склонилось надо мной, обдало горячим, проникло в меня...

Ангел!

Затрубили трубы, запели на разные голоса херувимы-я бессильно уронил голову и заплакал...
И не было больше ничего. Не было меня, не было мира, не было Солнца. Было бесконечное пространство. Был я и был мой Ангел. Вместе мы... Ангел прикоснулся ко мне губами, обжег вечностью и прошептал: - Держись...

Вроде бубен ударил, косточкой по краю, щелкнуло по глухариному, запело колокольчиками. Какой чистый звук! И опять косточки...Щелк, щелк. Промелькнуло где-то, далеко, в подсознании-знаю этот звук! Только здесь и сейчас в замороженном краю можно его услышать. Бег оленя! Только его копыта могут издавать такой звук!
Откуда он? Опять провалился в никуда, мозг отказывался понимать происходящее.


Я лежал в мягкой, теплой вате. Дышать было трудно, но жить хотелось. Я это чувствовал. Ведь я родился. Надо мной склонились два женских лица. Молодое - это Мама. Ее глаза источали любовь и нежность, а где-то в глубине испуг. Рядом - уставшее лицо взрослой женщины. Баба Лиза. Я ее узнал сразу.

- Нинк! Слабенький он какой. Кило девятьсот всего. Семимесячный. Уж лучше бы он помер. Он и глухой какой-то, даже колокольчика не слышит.

Мама целовала меня и горячие слезы катились на мое немощное тельце.

Не правда! Я слышал чистый звон медного колокольчика в ее морщинистой руке, и я хотел жить.

- Бабушка! Я хочу жить!

Я лежал в поле из цветов. Цветы были повсюду. Васильки из осколков голубого неба, ромашки с белыми лепестками, зеленые стебли с резными листьями каких-то сказочных цветов. Цветы были повсюду-они окружали меня, они плыли в прозрачном воздухе, нависали надо мной. Купальницы расплывались желтыми пятнами, Кострома и Купала любовались друг на друга. Солнечные, красноватые блики играли в цветах, перемешивая их. Поле качалось. Было душно, как летом. Я вдохнул полной грудью, чтобы ощутить запах цветов, но почувствовал другой, ни с чем не сравнимый запах жилья. Наносило дымом, чем-то кислым.
Пошевелился. Неимоверная тяжесть заполнила тело. Приподнял голову, вгляделся-передо мной чистая ситцевая занавеска, из такого же цветного ситца пододеяльник, укрывающего до подбородка одеяла. Ситцевое поле цветов!
Потянулся рукой, отодвинул край....
В центре чума горел костер. Над ним висел закопченный чайник. К шестам были прикреплены какие-то ремешки, крючки. Висела походная утварь. На полу оленьи шкуры, тючки, ящички, котлы, на низком столике-миски, кружки. Боком ко мне, склонясь над небольшим пламенем того(2), сидел старик. Его тело покачивалось, во рту торчал чубук холодной трубки.

- Зивой мало-мало -не поворачиваясь в мою сторону произнес хозяин чума.


- Тафай чай пей -махнул рукой на чайник.

Попытался подняться. Голова кружилась, ноги тряслись. Кое как, на карачках, выбрался из логова и переместился к костру.

- Где я? -спросил.
–В гостях. -опять, не поворачиваясь ко мне, ответил старик.

С трудом сняв чайник с крючка, я налил кипятка в побитую эмалированную кружку, сыпанул заварки и обжигаясь, обеими руками обхватил ее, вглядывался в пространство окружающее меня, возвращаясь в действительность. Вопросы больше не задавал - если надо дед сам расскажет.
Старик пошарил пальцами в углях, достал красненький комочек и положил его в трубку, прижав большим пальцем, зачмокал. Пустил изо рта струйку дыма и казалось забыл обо мне.

От горячего чая я вспотел, ожил. В голове побежали картины случившегося. Зимовье, медведь, полынья - горло перехватило, я закашлялся. От слез, от дыма и уткнулся лицом в колени.

- Все холосо... Зивой мало-мало...Ой холосо... -старик все время смотрел на костер.
Наверное, слепой, наблюдая за ним, подумал я.

- Екорка давно почти темно видит. -пыхнул дымом и опять замолчал.

Табак в трубке закончился. Пососав чубук, старик взял лежащий рядом холщовый мешочек и стал набивать трубку. Вроде махорка-подумалось.

- Пошто вода полес? -спросил. - Голова нет?

Помолчал.

- Девка нашла тебя. Почти дохлый был. Три дня дышала на тебя, грела, лечила.

-Я камлал, пел.

Осмелился спросить:

- Кто-девка?

- Точка моя - Лиска.

Стало не по себе. Кто мне привиделся? Бабушка Лиза или Лиска? (Редкое имя среди ламутов).
- Бежала ко мне, проведать - ты попался. Бревно говорит. На нарты ложила, два учага быстро тянули. (Вот откуда звон колокольчика). Убежала опять на станцию-вертолет тебе присылать". И замолчал.

Потом варили мясо, ели, запивали жирным бульоном. Старик скупо рассказывал про себя.
По его словам было ему за шестьдесят, вроде не много, но болезнь глаз выбила из колеи жизни охотника. Дочь возила в Красноярск, сделали операцию, но неудачно. В Туре, где у дочери квартира, жить не смог. Стоит чумом на Тембенчи. Дочь навещает, мужик ее, бывают с внуками. Редко-все некогда. Привозят соль, сахар, чай. Есть несколько оленей. Летом веселее-два парня живут. Сыновья Лизы. Сейчас зима. В интернате. Бывает охотники заглянут.
Беседовали всю ночь. Утомившись, я отпросился спать.

- Спать надо холосо, долго. Сила будет. - подвел итог мой собеседник.

На следующий день, рано утром, затрепетали лопасти вертушки, застрекотал МИ-8 и оранжевая птица села на лед Тембенчи недалеко от чума. Отвалилась дверь и на снег вышли люди. Две женщины и два летчика. У одной в руках была брезентовая сумка с красным крестом-доктор. Вторая маленькая, молодая женщина - моя спасительница Лиза.

Ангел!

Капюшон оленьей парки, из белого меха, подчеркивал первобытную красоту моего Ангела. Сквозь вспененные ветром черные волосы улыбались огромные глаза.

- Живой? -совсем без акцента спросила она.

- Живой. -я засмущался и прижал ее к груди, окунувшись лицом в ее волосы и мех парки.
Спокойствие и уют овладели мной.

- Спасибо

- Живи долго -шепнула Лиза, прикоснувшись теплыми губами к моей небритой щеке.

- Буду ...


Врач осмотрел меня в чуме, потыкал холодным пятаком фонендоскопа мне в спину и заключил, что я здоров, но недельку еще надо полежать, понаблюдаться.
Вертушка завихрила снег и прыгнула в замерзшее, бесцветное небо. Чум удалялся. Две фигурки, махающие руками, пропали, оставляя в сердце не заживающую царапину.

Я прислонился лбом к иллюминатору и закрыл глаза.


Черный ворон, старый, с сединой на горле, сидел на сломанной ветке. Дремал. Чуть заметно склонял голову, потом его крылья начинали медленно опускаться, вытягиваться.
Ворон вздрагивал, поднимал голову вверх, расправлял плечи, перебирал огромным клювом маховые перья, успокаивался, замирал и снова засыпал. Так повторялось нескончаемо долго.

Мое тело качало по волнам, обдавало то холодом, то теплом. С меня сдирали кожу, невыносимо больно, с кровью, со стонами и снова я плыл, крутился в воронках, захлебывался. Завораживающие звуки варгана заставляли ощутить земное.
Джень, дзень...Дэуу... Несмело, потом все уверенней заполняли меня, просыпали во мне луч надежды... Надежды...на что? Зачем? Меня уже нет!

Но тут опять появился мой Ангел.

-Держись! Ты мужчина! - шептал он, гипнотизировал: - Ты должен жить! - Он обнимал меня и шептал, как заклинание: -Ты сильный, ты сможешь...

Я задыхался, глотал горячий воздух. А Ангел уже проникал в меня. Жаром окутало,
полетело в пропасть.

- Ты сможешь! Ты сильный! Держись за меня. Я помогу тебе...

Ангел дышал в меня, прижимался, я покрылся горячей росой, стон рвался из груди, я терял сознание, а Ангел рвал мою душу и все шептал, шептал: - Ты мужчина, ты должен жить..., я женщина, я даю жизнь...Я не дам тебе уйти...Дай мне твои руки...

Я протягивал ему руки, я верил ему, я летел за ним. И мне было все равно -Куда? Зачем?
Я хотел жить! И со мной был мой Ангел.

Старый ворон встрепенулся. Негромко, глухо ударил бубен- Бум, бууммм... задребезжал потусторонне варган, его звук, взвившись, улетел к небу, отозвался далеко и упал на Землю, расплескался, затих.
А мой Ангел все не мог успокоиться: -Я не дам тебе уйти! Живи! Я женщина! Я даю жизнь!
Ангел плакал. Наши слезы смешивались, вскипали, пальцы сжимались в пальцах, губы встречались, ощущали горький вкус крови. Ангел языком слизывал кровь с моего рта, горячим дыханием пеленал мои глаза, прикасался влажным ртом к плечам, со стоном и сам, задыхаясь, все просил: -Живи! Ты должен!

Меня поглотило цветным дурманом, и я забылся.

Время не лечит. Оно бессильно перед памятью.

#ВалентинЛебедев_ОпусыИрассказы