Записки Зоосыщика

АВТОРСКАЯ КНИГА Валерий Сугробов Глава 27: Приюты

27 Похвально делать то, что подобает, а не то, что дозволяется! (Id facer lais est, quod decet, non quod licet) Вопрос о создании приюта перед нами стоял всегда. Это нача- лось с того, как только в наших домах и конкретно в моей кварти- ре стали появляться животные. Их было очень много, и каждый из них нуждался в своем месте. Практически моя квартира и стала приютом и в какой-то степени даже для меня. Птицы были развешаны под потолком в клетках, кошки занимали средний этаж. Либо это были клетки, либо те места, куда они спокойно могли запрыгнуть и оттуда наблюдать за тем, что происходит внизу. Внизу размещались собаки и те, кто мог спрятаться от всего этого ужаса под шкафы — черепахи и ящерицы. Более серьезные пресмыкающиеся сидели в отдельных террариумах и в отдельном углу. Где-то между этим всем жили мы. Была еще маленькая комната, но туда ни одна кошка не могла пройти, там я встречался с людьми и там был телефон, факс и стоял послед- ний, никем не описанный телевизор. Стены, естественно, все были обвешаны необходимым оборудованием. Нет... это была не комната! Это был музей! На гвоздиках висели маскхалаты, бинокли, рации, пневматические ружья, сетки, альпинистское барахло — верёвки и карабины, все, что имело небольшой вес, но при этом грозило свалиться нам на голову. Всевозможные каски, петли, крючки, складные палки, коробки, клетки, что-то из воспоминаний — это высушенные шершни, змеиные шку- ры, необходимые вещи — котелки, ложки, вилки, ножи и все, чем наполнен магазин для туризма. На отдельном коле торчала голова манекена, на который я примерял свой новый парик для сыскной работы. И учитывая, что это не полный список того, что у меня было, а основная часть моего барахла была запихана во встроенные шкафы и частично «пробралась» в другую комнату, то можно сказать вполне обоснованно, что я обеспеченный че- Приюты 523 ловек. Но только для необитаемого острова. Глаза разбегались у приходивших брать интервью журналистов, и их объективы не знали, чему отдать предпочтение. Все было диковинным, диким и экзотичным. Они с неподдельным ужасом ждали, что во время их съемок к ним из-под дивана выползет змея или еще кто-нибудь, и их съемкам вместе с ними наступит заслуженный конец. Женщины поджимали ноги, мужчины подозрительно оглядывались по сторонам. И если вы помните, табличка на входной двери, гласившая: «Осторожно, квартира охраняется ядовитыми змеями!», совсем не располагала к долгим душевным чаепитиям и беседам. Она кинооператоров подбадривала и под- гоняла. Но материала для кино в моей квартире было навалом! Поэтому съемки всегда проходили под лозунгом: «Либо сбежать отсюда и остаться в живых, либо успеть, что-то заснять и стать знаменитыми!» Я показывал им разложившиеся останки гадюки в бутылке, давал эту гадость всем понюхать, хвастался, что если им покапать в чай, то потенция у всех повысится, с восхище- нием демонстрировал шкурку змеи и объяснял, как действует наш препарат для отпугивания змей. Я вытаскивал высохших шершней и «летал» над головами «хроников» — я так называю кинооператоров, и они страшными глазами сопровождали мои полеты, пытаясь сообразить: нужно им все это запечатлевать на видеопленку или не надо. Естественно, все эти «полеты» сопровождались моими рассказами о тех ужасах, которые нам пришлось пережить. В моих рассказах было много правды ровно столько, сколько и фантазий, но от всего этого картина, мной обрисованная, становилась ещё боле душераздирающей. Дро- жали от страха даже телевизионные объективы! Это была не квартира! Это был парк юрского периода! Игуаны длинными языками щупали пятки присутствующих, решая во- прос, съедобны ли они или нет. Обезьяны в клетках показывали «хроникам» неприличные жесты и большие с желтизной зубы. Собаки рычали, кошки шипели, но люди боялись не кошек при таких звуках, а того, что бесшумно двигалось за шторами длинной пестрой лентой и кто стал причиной изгнания Адама и Евы из рая... Филин сидел под потолком и сверкал своими огромными желтыми глазами на все происходящее, и эти глаза то вспыхивали, то опять их покрывала сонная пелена. Надо сказать, что в душе я совсем лесной человек и квартиру свою, а вернее, комнату я делал очень похожей на лес. В комнате стояла высохшая березка, на стенах были повешены высохшие грибы-трутовики и грибы, сделанные мной из пенопласта, рас- крашенные и очень похожие на настоящие. Стоял еще огромный пень, который на пятый этаж притащили три узбека. Рыдали, но тащили. Он простоял довольно-таки долго! Даже успел дать ростки и потом успешно высохнуть и треснуть пополам, после чего эти же три узбека утащили его обратно, но на этот раз на помойку. И тоже рыдали на каждом этаже по своей нелегкой доле. Все это помогало моей живности и мне конкретно по- чувствовать, что мы живем в настоящем лесу и нам совсем нет дела до окружающей нас цивилизации. Мне осталось только научиться трением добывать огонь для газа, чтобы картина моего отречения от современного мира стала полной. От меня бегали все сварщики и все сантехники. Мне всегда надо было что-то приварить, отвернуть, прикрутить. Соседи и все коммунальные службы очень внимательно следили за всеми малейшими звуками и запахами из моей квартиры. Я их очень понимаю, потому что городские квартиры совсем не пригодны для жизни животных и для меня как яркого их представителя. Обязательно в сливном бачке от унитаза у меня кто-то купался. Обязательно кран с водой кто-то открывал и оттуда пил, есте- ственно, не закрыв его! Обязательно электрическую проводку кто-то перекусывал или писал прямо на электрическую вилку. Километры провода были заменены мной, а то, что выбрасы- валось, имело следы острых зубиков или просто разжеванный вид. Это все очень мешало моему культурному развитию! Нельзя было надолго уйти в кино или уехать на какую-нибудь экскурсию. Можно было вернуться сразу в каменный век, при- чем в масштабах дома, а не квартиры. Лично бы я с большим удовольствием жил бы где-нибудь в землянке, в тайге, а то и в охотничьем домике, который я пытался устроить из своей квартиры. Экзотические животные не вписываются, конечно, но очень красочно дополняют мои представления о жизни в диких условиях. Как бы весело все это ни смотрелось со стороны, но вопрос об отдельном помещении и для животных, и для нас стоял всегда очень остро. Но взять в аренду какое-нибудь помещение нам было не по карману. Ртов гораздо больше, чем возможностей их всех прокормить.

Я не мог к себе приглашать людей для деловых разговоров. Не все выдерживали мою обстановку. Приходилось встречи на- значать на стороне, что совсем негативно отражалось на нашем авторитете. Люди просто не понимали, почему у нас нет офиса. То ли они были избалованы модой, то ли требовали к себе боль- шего уважения и внимания, чем наше гостеприимство, но, тем не менее, отсутствие места для переговоров, места для животных, более солидного «прикида» ставило нас в очередь к не совсем развитым и почти сомнительным фирмам. Как ни крути, как ни верти, а хоть какое-нибудь помещение нам было нужно. Пер- вые проблески надежды появились у меня, когда я переговорил со старым знакомым моего отца, Владимиром Григорьевичем Киселевым, который умудрился стать помощником депутата. Депутат Александр Авраамович Осовцов (р. 1957) — российский политический деятель, депутат ГД РФ первого созыва, депутат На- циональной Ассамблеи Российской Федерации, член Федерального политсовета движения «Солидарность». Честь ему и уважение! Подписана была первая бумага от имени этого депутата и направлена в префектуру Восточного округа, в которой просили выделить нам, в связи с тем, что мы занимаемся нужным делом, какое-нибудь помещение. Бумага ходила по кабинетам и дошла до конечного своего причала. Нас вызвали в Комитет городского жилищного фонда и там пред- ложили подвал в одном из старых домов по улице Буденного. Мы обрадовались и поехали смотреть этот подвал. Он был за- вален всякой гадостью, название которой я не найду ни в одном энциклопедическом словаре. Но счастье заключалось в том, что там был туалет. С энтузиазмом мы принялись расчищать завалы, как мы поняли, оставшиеся в Москве после пожара 1812 года! Одни за другим к нам приезжали мусорные контейнеры и, напол- ненные, уезжали обратно. Все это обходилось нам в солидную копеечку. Мы уже планировали, что или кто будет находиться в каждой из комнат. Одновременно я ездил в различные инспекции, просиживал штаны, стаптывал ботинки, чтобы попасть в те инспекции, от которых зависело дальнейшее оформление нашего офиса. Пожарные, санитарно- эпидемические конторы, и везде очереди, ожидание подписей, согласование, ожидание решения и времени, когда это разрешение выдадут на руки. То один заболел, то другой придет позже, то приходите через не- сколько дней — это еще та система издевательства и унижения своих граждан. А наши медицинские комиссии что, лучше? Нога у инвалида вырастет, если ему каждый год надо проходить переаттестацию?! Очистили мы от мусора все комнаты, получили все надлежа- щие подписи, потратили деньги, силы, нервы, время и готовы были уже справлять новоселье, но здесь пришла ВЕСНА! Наше помещение затопили грунтовые воды, те самые грунтовые воды, с которыми не может справиться ни одна городская структура. Нам этот подвал потому и отдали, что на него давно махнули рукой. Мы ходили по колено в воде и со слезами на глазах смо- трели, как вода прибывает и, как гейзер, пробивается из-под земли... Мы уже не закрывали подвал на замок! Что там брать? Барахло мы все вывезли, новые вещи не завозили, а все, что оста- вили в качестве стройматериала, это все уже плавало по всему подвалу, как после кораблекрушения. Но и на этом несчастья не закончились — бомжи пробрались в наш подвал и отвернули там кран от унитаза, чтобы сдать его на на металлолом. Воды в подвале сразу прибавилось... Все наши планы рухнули, а вернее, утонули. На все это ушло два года нашей жизни. Кто знает, что с грунтовыми водами бороться бесполезно? Наверное, можно, но это надо перебирать всю почву возле дома! И, естественно, эта затея нам оказалась не по карману. Пришлось оставить «тонущий корабль» и искать пристанища в другом месте, о котором мы пока не имели ни малейшего представления. Это был первый случай, когда то, что получаешь без «мзды», оказывается хуже плохого. Через некоторое время меня вызвала для оказании помощи администрация подмосковного города Томилино. Мы взялись решать вопрос с бездомными животными в этом городе при помощи наших кормушек. А город Томилино, как, кстати, и другие подмосковные города, задыхался от огромного коли- чества бездомных животных. Нам пообещали помещение на окраине, которое слыло раньше старой свинофермой. Мы туда приехали. Осмотрелись. Отдельно стоящий дом. Не совсем но- вый, но старые кирпичные стены проживут еще долгое время. Самое главное, есть крыша, а она была покрыта довольно-таки сохранившейся черепицей, что давало нам обоснованную на- дежду на немокрую жизнь, о которой мы вспоминали теперь частенько. Опять мы принялись разгребать мусор. Пилить «бол- гарками» старые трубы, выносить мусор, заказывать доски. И у меня сложилось такое мнение, что нас опять специально наняли для уборки всевозможных завалов, потому что никто другой на такую работу не соглашается. Опять контейнеры, опять пот и, славу богу, не кровь, пока все это разобрали и вывезли. Радуж- ные планы опять кружили наши головы — дом стоял вдалеке от жилых кварталов, была своя канализация, да и лес кругом, тишина. Но не тут-то было. Опять нам черная кошка перебежала дорогу в лице какого-то бизнесмена, который купил эту землю вместе с нашим домиком под свой какой-то бизнес. Нам об этом никто ничего не сказал. Просто огородили наш домик забором, поставили ворота и мы вынуждены были стучаться или ждать полдня, что кто-то подойдет и откроет нам ворота, чтобы мы могли забрать свои вещи и инструменты. В какой уже раз мы потерпели фиаско, ухайдакав на весь этот призрачный проект много сил и средств. Но приют был нужен! Его необходимость все острее подчер- кивали вновь и вновь прибывающие животные. У меня в кварти- ре все свободное место закончилось. Все углы были заняты, все полки заставлены клетками. Кошки перебрались в ванную. И им там было жарко. Надо было увлажнять воздух — пускали холод- ную воду. В туалете поселились кролики! Их нам отдали! А куда их деть? Вот и решили — только там, над головой. Три кролика сидели каждый в своей клетке и ароматизировали воздух. Съесть их было жалко. Балкон с клеткой для птиц. Сначала были утки, потом сокол, потом голуби, потом куры, потом ворона, сорока и крупный совёнок. Я уже подумывал о чердаке, тем более, что какие-то решения в отношении этих мест в других семьях получались. Приватизация, как ненасытный зверь, искала, чем бы еще поживиться. Но чердак я трогать не стал — слишком много там пришлось бы перестраивать. И лазить туда по лестнице... Да и низок он мне. С моим ростом там совсем не комфортно. Мысли шевелились, как пчелы в улье. Мной было принято решение идти официальным путем и добиваться земли в черте города, где можно было бы построить приют. Опять через зна- комого депутата было подано заявление на землю в округе — Вешняки. Это мой родной Восточный округ. Ничего строить не стал, а сразу занялся оформлением земли. Бегал по инстанциям, утверждал и чертил планы, согласовывал с ветврачами и пожар- ными. Всё и даже больше пришлось оббегать и платить за каждую подпись, за каждое разрешение. И опять то один в отпуске, то другая в декрете, то написано время приёма одно, а принимают совершенно в другое время и в другом месте! Прошел и это. И здесь мне позвонила одна женщина и умоляла куда-нибудь деть ее собак. У нее вагончик, и на нее местные власти поку- шаются. Обещают сжечь и т.д. В ее адрес приходили угрозы со всех сторон. Она просила меня разрешить ей на «моей» земле поставить этот вагончик. Я долго сопротивлялся. Документы не все были оформлены. Но… не знаю... То ли глупость моя перевесила, то ли жалость к ней и к её животным победила, но такое разрешение я дал. Она приехала ко мне на эту землю, по- ставила вагончик, обнесла небольшую территории заборчиком, и пошли в мой адрес жалобы на лай, на шум, на то, что надо этих животных прививать, так они являются разносчиками болез- ней в этом месте. Рядом была ветлечебница. И главный врач, который, конечно, выручал меня иногда и в глаза мне говорил только самое лестное, но на самом деле втихую писал письма, в которых жаловался на мои действия, на количество животных и приводил различные факты из жизни этого «вагончика», когда кто-то убежал, кто-то кого-то облаял, чтобы в случае чего его седалище было прикрыто его своевременными заявлениями и предупреждениями. Его молитвы услышали в префектуре и со- стоялось общее собрание, на котором выступил префект, гово- рящий о необходимости приютов в городе и, в частности, в его районе, но... в другом месте, более удаленном, более удачном и более удобном. Я перебивал его своими репликами, потому что документы были уже согласованы, а на новое место... проходить всё заново... В общем, я выступал как мог и так, что префект иногда останавливал свою монотонную речь и переспрашивал: «Кто здесь префект? Вы или я?» Это совещание закончилось полным раздором. Потом, как я знаю, опять появилась на этом месте Юлия Ивановна Шведова, переговорила с префектом, заверила кого-то, обвинила меня, успокоила, и вскоре приют переехал на несколько метров ближе к железной дороге, от- городившись высоким деревянным забором и обставившись многочисленными вагончиками. Там теперь огромное количе- ство животных. Нашлись и спонсоры, и этот приют был вписан в актив Московского общества защиты животных, а про меня успешно забыли, хотя все документы на него хранятся у меня до сих пор. Это не обида. Это судьба, на которую не надо обижаться. Мы, конечно, сами ее куем, но что Бог ни делает, все к лучшему. Так всегда бывает. Наш ангел хранитель всегда мудрее нас. Почему я сейчас думаю, что не следовало бы мне иметь этот приют? Надо, конечно, делать благие дела, но только не в нашей стране. Здесь люди неблагодарны, подозрительны и озлоблены жизнью. Если можно придумать такое слово, то я бы его произ- нес вот так — «оподлены» системой, социальной несправедли- востью. Сколько раз меня обвиняли в том, чего я не совершал! Недавно даже узнал, что, оказывается, от моего имени действуют вымогатели, крадущие собак?! И я тоже замешан в этом! Да, господа, у нас все особенное. И душа наша русская особенная, и патриотизм наш особенный, и поступки наши особенные, и идиотизм наш тоже особенный. Я от нашего «частично звез- данутого» общества видел всё, кроме понимания и помощи. Вопрос, конечно, в том, что большинству понимать-то и нечем, и к этому руку приложила вся наша система. На одних эмоциях можно поломать многое, а вот построить… здесь другое «треба», как говорят украинцы. Но даже если сейчас оставить дураков в покое и не вспоминать о них, то сама тема приютов весьма щекотлива и полна больше минусов, чем плюсов. Какой бы ни был приют — он не резиновый. Он не может в себя вобрать всех и всем помочь. Второе — приюты не могут собой заменить государство с его материальной базой и возможностями. Тре- тье — большое количество животных — это всегда опасность возникновения болезней. И когда животных много, и если они не содержатся под строгим контролем, то это всегда бардак, разборки между собаками, щенки, скрытые за деревянными стенами, другие коммерческие возможности и злоупотребления и конечно же завышенные требования людей, проживающих рядом. Вечный лай им мешает жить. Но это середина круга! Сам замкнутый круг состоит из друго- го. Префектура дает разрешение на строительство приюта. Его строят. Очень быстро приют наполняется животными, которых приносят сердобольные граждане. Приют переполняется. За от- каз принимать животных люди идут жаловаться в префектуру. А то и выше! Работники префектуры, чтобы сохранить свои должности, требуют от приюта выполнения «законных» требо- ваний граждан. Приют уже трещит по швам. Если в районе есть приют, а по улицам бегают бездомные животные и еще кусаются, за что тогда администрация получает зарплату? Этот вопрос поднимается, и в приют уже начинают привозить отловленных животных. Собаки сидят уже одна на другой! А питание, уход, лечение? Откуда деньги брать? Город приют не может полностью обеспечить — нет такой статьи! Приют — это детище актив- ности какого-нибудь общества. Значит, и деньги их! А если бы город и финансировал, то уж, поверьте моему слову, заполнил бы клетки не в два ряда собаками, а в три! От собак приходится избавляться! Сначала от больных, потом от злобных, потом от невостребованных. Никому не нужны животные. Куда ни вези, собаки — не предметы первой необходимости! Возьмет один че- ловек одну собаку. И всё. Всех не возьмут. Через некоторое время, а это бывает обязательно, какому-нибудь бывшему клиенту этого приюта вожжа попадет под хвост, и он захочет проведать свою собаку, которую отдал. Так, для успокоения своей грешной души. По пьянке вспомнил или сон приснился про свою кровиночку. Может быть, еще в тряпочке кусочек колбаски принесет. А со- баки нет! Прошло много времени. Где она? Убежала... Усыпили... Отдали... Куда? А если попала в список списанных из этой жиз- ни? Заиграет злоба! В душу плюнули! Обманули! И начинаются опять жалобы, кляузы, оскорбления, выяснение отношений, и все это опять попадает на страницы газет и ложится на плечи всё той же префектуры. Не усмотрела! С ними заодно! Позор! Где наша гражданская сознательность? Где ваша совесть? И этот приют уже начинает попадать в раздел тех приютов, которым граждане перестают верить и приносить свои пожертвования. Жуликам отдавать деньги? Не... лучше пропить! Собаки чахнут, люди уходят, зарплаты нет. За животными ухаживать надо! Они без надлежащего ухода грязные, больные, что создает очередную волну недовольства и жалоб. А если зарплату повышать за этот титанический труд, то из каких денег? Из тех, конечно, которые дают на собак. Собак становится меньше. Освободившиеся места опять заполняются, потому что никак невозможно объяснить, почему места есть, а собак не берут. И люди приходят, которые своих собак ищут и не находят. Не один «проснулся» утром! И опять пошла и злоба, и молва, подрывающая это хорошее и вроде бы гуманное дело. И вот он, круг, из которого выбраться очень сложно. А попасть в него элементарно — с первого же шага. Поэтому в основном все эти приюты тешат только самолюбие тех, кто их создал, ну, еще присутствуют в отчетах префектур как те приюты, которые вроде бы решают проблемы в городе и укрепляют связь с населением при возникновении важных вопросов, связанных с регулированием бездомных животных в городе. И префект ходит гордый — он смог оправдать доверие руководства. Знало бы оно… Да и знает, но ничего поделать не может. Нет ни опыта, ни культуры совместного проживания с живностью, ни финансирования и, самое главное, нет желания это всё исправить. А воз и ныне там.

Не все приюты мирятся с своей голодной участью. От тяже- лой жизни они идут на всё, что угодно! На договоры с предпри- ятиями, занимающимися отловом животных, на приписки, на заработок от передержки животных, частично на стерилизации (если есть ветеринарные кабинеты и врачи), частично живут на благотворительность и всегда нуждаются, нуждаются, нужда- ются... Государственная дотация есть, но она мала. Собачьих ртов больше, а еще больше жадных человеческих ртов! Приюты в основном либо частные, либо общественные. Единоначалие их выручает. Но и в этом случае обязательно попадаются тайные стукачи — осведомители прессы, тайные агенты раз- личных обществ, «зелёные» или «под зелёных», конкуренты и те, кому нужна эта земля под другие планы, свои и чужие, кто расшатывает и пихает палки в колёса. И опять-таки завистники появляются, а их надо бояться больше, чем партизан! Они не так видны, но гораздо опаснее. А кто сейчас кому не завидует? Бедные завидуют богатым, богатые завидуют счастливым, боль- ные завидуют здоровым! А то и все это вместе перекручивается. Я попал в среду художников. Как попал, об этом чуть поз- же. Для меня художник был... ну, как поэт! Как писатель! Это элита самого культурного общества! Около Центрального дома художника стоит вернисаж, где художники выставляют свои произведения. Все красиво, чинно и благородно. Но если коп- нуть!.. Я копнул и теперь называю это создание Центральным дурдомом художников! Продавцы, спекулянты, перекупщики имеют стендов в три раза больше, чем обычный художник. Ху- дожников прижимают, унижают и выживают всеми средствами. Да и художники друг с другом — как кошки с собаками в плохом смысле этого слова. Везде жадность, подлость, жалобы, подста- вы, угрозы, взятки за места, злоба и унижение одних другими! Всё из-за денег и места под солнцем. Красота обязательно спасет мир, если мир, конечно, не увернётся и не окажется провор- нее! Ждем, когда хоть там наведут соответствующий порядок! И это еще «культурное» общество! А что говорить про обычных «только собачников» или «только кошатников»? В этих головах только одно — прокормить и заработать! На какие же они идут поступки в достижении своих целей? Очень уважаю тех, кто в душе интеллигентен. Но таких я встречаю все реже и реже. Мо- жет быть, поэтому и хорошо, что судьба мне не дала построить приют? Меня вогнали бы в этот ритм. С возрастом я стал уста- вать от подлостей, наговоров и бескультурья. Хочется тишины и покоя. Меня уже достала наша российская действительность! А есть действительность, о которой вы ничего не знаете, и она еще хуже той, которую вы можете себе представить. Насколько хуже, я сейчас расскажу... На мое имя пришло письмо такого содержания. Председателю Объединения защиты животных города Москвы Сугробову В.Ю. от Яковлевой З.Д. ЗАЯВЛЕНИЕ 29 октября 1995 года я прочитала в газете «Экстра-М» в отделе рекламы объявление о частном приюте для животных. Позвонив по указанному телефону, я узнала, что хозяйка приюта Миро- нова Наталья Леонидовна за плату берет на передержку собак и сейчас у нее как раз в наличии имеются свободные места. Еще она добавила, что такое случается не часто, поэтому собаку нужно срочно привозить. Приехав на место и увидев, что собой в действительности пред- ставляет ее «приют», мы с дочерью попросили немного подождать и решили вернуться с собакой в Москву. Но Наталья Леонидовна сделала всё, чтобы развеять наши сомнения: представилась опыт- ным кинологом, сказала, что собаке у нее будет хорошо. Затем буквально вырвала собаку из рук, схватила за поводок и скрылась за углом дома. Вернувшись, она потребовала оплату и, получив от нас 200 тыс. руб. (по старому) на содержание животного, прово- дила нас за калитку. На следующий день мы приехали и привезли корма. В течение двух недель мы (срок передержки был заранее об- говорён) возили теплые вещи и корм для собаки. (Н.Л. сказала, что похолодало и что наш пёс на прогулке сильно мерзнет.) В течение всего срока Наталья Леонидовна не разрешала нам видеть собаку под предлогом, что животное сильно травмируется при появлении хозяйки. Первые сомнения появились у нас по истечении двух недель. Миронова сказала нам, что отдаст собаку на два дня позже, так как она, Миронова, себя очень плохо чувствует (сердечный при- ступ). Прошло еще два дня, и она сказала, что заболела собака. Диагнозы всё время были разными. Затем Миронова перестала подходить к телефону. На территории она тоже не появлялась. По-видимому, сидела в своём доме. Случайно дозвонившись до нее, мы услышали, что собаку она нам больше не отдаст и просит нас больше ей не звонить. Речь свою она сопровождала руганью и угро- зами. Связавшись по телефону с другими владельцами животных, отданных в приют и погибших там, а также услышав мнение со- седей Мироновой о ней, мы решили обратиться к Вам за помощью: узнать, кто же такая Миронова на самом деле, зарегистрирован ли ее так называемый приют, а главное, спасти наше животное (и не только наше). Очень просим Вас разобраться. Разбираться — значит, разбираться. Для меня не имеет значе- ния мнение соседей. Очень часто люди, живущие рядом, споря- щие из-за бытовых проблем, из-за щепотки соли, ненавидят друг друга и представляют окружающим своего соседа как монстра или чудовище. Здесь бывают и двойные ситуации, когда хозяева собаки недостойны того, чтобы им собаку отдали. А принцип «Кто первый пожаловался — тот и прав» был актуален в 30-х го- дах и, к сожалению, имеет силу и в наше время. Но я руковожусь объективностью. Как бы там ни было, а ехать было надо. Я еще заболел. Волочил за собой правую ногу — простудил где-то на работе. Но ехать надо. И вот мы приехали в поселок Строителей. «Приют» находился там. К этому же времени туда успела подъ- ехать вездесущая телевизионная программа «Времечко», кото- рой сотрудники других зоозащитных организаций сообщили о предстоящей «акции возмездия». Среди присутствующих были и хозяева отданных сюда животных. Долго прыгая около глухо- го забора, мы не увидели со стороны хозяйки гостеприимного приёма. «Приют» окружала тишина и никакого движения там не было. Становилось холодновато и скучновато. Надо было что-то делать. Подтянувшись, я нашел на другой стороне забора «пим- почку», за которую дернул, и калитка на участок открылась. Бла- годарная толпа ринулась искать хозяйку и животных. Проник- новение в частную собственность было налицо! Все разбрелись по постройкам, и вскоре до меня стали доноситься оживленные крики. Кстати говоря, кажется, участковый тоже был с нами. Если что, на него можно было всё и свалить! Да, был... Он потом дал интервью «Времечко». Так вот, возгласы оживились, потому что масса людей нашла входную дверь в дом. Крики возмущения наполнили атмосферу. Весь дом на целый метр был заполнен фекалиями животных. Запах даже зимой стоял очень стойкий. На фекалиях, кто на тряпках, кто без них, кто лежал, кто стоял — расположились высохшие от голода животные. Трупы животных были везде. Увидевшие это люди от возмущения впали сначала в шок, а потом он прошел и перерос в неистовство со слезами, возмущенными возгласами и желанияем все увиденное спасти, вывезти, накормить. Появились тазы с вареными макаронами. И перепачканные в своей грязи, в своих испражнениях собаки, отталкивая друг друга, ломанулись сразу оттуда. По мискам не было возможности разливать. Не давали раскладывать, не давали поставить на землю миску, лезли мордами, языками, вы- бивали из рук, сбивали на землю, всё разливали и если вместе со снегом. Кроме того, были найден мертвая курица, мертвая коза, слепая собака и отрезанная собачья голова. Это — кроме других, на первый взгляд, «целых» животных. Собачью голову я привез к себе домой как вещественное доказательство. (Если бы её у меня нашли тогда, то обо мне можно было бы подумать и написать самое что ни на есть гадостное. Видеоматериалы произошедшего у меня есть. Я сам снимал и телевизионщики снимали.) Подъезжали, подходили люди и животных выносили на руках, завернув в одеяла, взятые где из комнат, где с чердаков, и увозили на своих машинах. «Времечко» у всех брало интервью, я сказал пару слов, кто-то меня дополнил, в общем, шум, гам, суета, рабочая обстановка и что-то ужасно горестное, нависшее над всем этим. Поучаствовав в переселении животных в руки новых хозяев, я прошел в комнату, где, судя по более убранному виду, вроде находился «офис» Мироновой. Это трудно назвать «офисом» — просто угол, не так сильно заваленный фекалиями. Стол, лампа. На столе документы. Один документ я посмотрел и положил его к себе в карман. Это было письмо спонсорам из Германии. Вот его текст: Дорогие немецкие друзья! Вот уже третий раз мои четырехногие питомцы получают от Вас материальную поддержку. Огромное спасибо от них и от меня! Средства эти пойдут на строительство теплых вольеров. Мой приют вот уже два года занимается спасением и устройством собак. Собаки-инвалиды обрели здесь себе постоянный дом. Только жизнь у них пока не благоустроена. Вольеры примитивные, от- крытые, на несколько собак. Забор на участке дряхлый — собаки выбегают на дорогу, рискуя попасть под колёса. Зимой мне при- ходиться забирать их в дом: в тесноте — не в обиде. Хотелось бы моим питомцам иметь добротные вольеры с крышей над головой. А еще лучше бы иметь свой «собачий дом». Место есть, да средств нет для того, чтобы его построить. А в общем-то, мир и дружба царят в нашем небольшом, но счастливом мирке, и купаемся мы взаимно в лучах бескорыстной любви! С признательностью и уважением, Наталья Миронова. Вот такое письмо! И такая картина, свойственная, слава богу, не всем, но в моё время очень характерная для многих частных приютов. И так относятся к животным, которых «по договору с людьми» надо отдавать! Что говорить про животных, которых «по договору с людьми» не надо отдавать совсем? Есть такие «приюты», а есть очень замечательные приюты, и перед ними надо снять шляпу! Приюты должны быть материально обеспе- ченными и постоянно проверяемыми. Конечно, по необходи- мости и по причине болезней приюты иногда избавляются от животных. Но это не должно выходить за рамки человечности, разумности и гуманности! Отрезанная собачья голова пролежала у меня на балконе до весны. Никому ничего было не надо. Никого не наказали. Ни- каких выводов не сделали. А что вы хотели? Вся система того времени была жестокой. Жестокой не только к животным, но и к людям. Наступивший недоделанный циничный капитализм каждого метил на роль его жертвы. Да, были, конечно, попытки вернуть человеческое общество на добрые рельсы — вспомнить о дружбе, о гуманности, и на этом делали себе «фишку» многие телевизионные программы, газетные статьи, но тогда это явно попахивало возвращением к старому режиму, к коммунистиче- ским основам, что, по-моему, не очень-то и плохо! Но сюжеты в большинстве своём были фальшивыми, неискренними и очень часто с придуманными плаксивыми сюжетами. Зачем приду- мывать трагедии? Их что, в жизни мало? Недостаточно! Просто уже и слёзы считались и являлись той валютой, которую нельзя взять, но если её перевести на эфирное время и оплату за него, то в кармане сразу что-то зазвенит. На этом телевизионщики зарабатывали себе имя, имидж, а значит, и дополнительные деньги. Я очень надеюсь, что есть искренние программы. Мы начали эту главу с того, что мне дали землю под приют и по прошествии какого-то времени этот приют перешел в другие руки. По утверждению префекта, в «более его устраивающие руки», а по словам председателя Московского общества защиты животных Ю.И. Шведовой, «к более достойному хозяину» под крылышко Московского общества защиты животных. Самого честного и правильного общества. Этот приют просуществовал долго. Назвали его «Эко». Приют получал государственные дотации, деньги спонсоров, и только в 2016 г., сейчас, когда я заканчиваю писать эту книгу, во всеуслышание прозвучало то, что в этом приюте уничтожают животных, так как кто-то увидел кучу мертвых животных. Вызвали полицию и по этому факту возбудили уголовное дело. Вот эта статья из Интернета. Я нашел её, и моему возмущению не было предела. 28.04.2016 г. В приюте для собак БАНО «ЭКО» Москве по неиз- вестной причине скончалось несколько сотен животных. С утра в четверг десяток зоозащитников заблокировал выезд из приюта БАНО «ЭКО» на Аллее Первой Маевки, 7А. Молодые люди и девушки потребовали от администрации приюта немедленно пу- стить их на территорию, чтобы удостовериться, что с питомцами все нормально. Основания для беспокойства активистов были более чем серьезные — вокруг территории приюта стоял тяжелый трупный запах. Как рассказала «КЗ» руководитель зоозащитной организации Анаста- сия Федюнина, по данным волонтеров, в приюте по неизвестным пока причинам погибло около трехсот (!) собак. На место происшествия были вызваны сотрудники полиции, которые зашли на территорию приюта, но вскоре вышли оттуда, сообщив зоозащитникам, что там «все хорошо». После этого сотрудники полиции покинули место со- бытий. С собой стражи порядка прихватили одного из волонтеров, которого пытаются привлечь к административной ответственности за ложный вызов… Приют БАНО «ЭКО» давно пользуется среди зоозащитников недоброй славой. Не раз они пытались обращаться к мэру Москвы Сергею Собянину. В распоряжении «КЗ» оказался текст одного из таких обращений: Уважаемый Сергей Семёнович! Хотим обратить ваше внимание, что управляющая компания БАНО «ЭКО» под руководством В.В. Петросьян систематически нарушает установленный регламент по управлению муниципальными приютами. Ужасающее положение животных в приюте Царицыно, находящемся под управлением БАНО «ЭКО», было озвучено в репортаже «Москва 24» от 16.08.2015 года. Волонтеры подтверждают, что каждое сказанное слово В репортаже — чистая правда. Мы хотели бы обратить Ваше особенное внимание на то, что уже много лет, несмотря на мнение общественности, многократные обращения волонтёров в государственные структуры, суды и правоохранительные органы, компания БАНО «ЭКО» под руководством непотопляемой Петросьян Веры Владимировны, против которой было возбужденно уголовное дело по факту мошенничества, беспрепятственно продолжает «руководить» пятью (!) муниципальными приютами города, ведя свою жестокую деятельность за бюджетные деньги, выделяемые на содержание муниципальных приютов для безнадзорных животных. Еже- недельно умирают десятки собак. Факты смерти цинично скрываются руководством от контролирующих органов. Убедительно просим Вас, Сергей Семенович, поручить соответству- ющим органам тщательно расследовать деятельность указанных лиц и компании, к которым они причастны. Очень надеемся на Вашу помощь и поддержку в этом нашем общем благородном деле. С уважением, Инициативная группа в лице волонтеров приютов БАНО «ЭКО». Борисова Н.Г., Гудкова Т.В. — волонтеры приюта БАНО «Эко-Царицыно». Кузнецова Т.Н., Калягина Анна — волонтер приюта БАНО «Эко-Печатники»... Действительно, фирмы, возглавляемые Петросьян, выиграли в 2016 году государственные контракты на «ветеринарные услуги» на сумму более 30 миллионов рублей (копии контрактов есть в распоря- жении редакции). В декабре 2013 года Главное следственное управление ГУ МВД по Москве обвинило Веру Петросьян в мошенничестве — речь шла о хищении из бюджета города Москвы почти миллиона рублей. Но на самом деле сумма была гораздо больше. Пока шло следствие, свою проверку провела и Контрольно-счетная палата Москвы. По их данным, с апреля по декабрь 2013 года из 2,7 миллиарда рублей, выделенных на бездомных собак и кошек в Москве, исчез миллиард! А учитывая, что Петросьян держит половину рынка (шесть столичных приютов на 12 тысяч собакомест), то на ее долю может приходиться немалая часть из этого миллиарда. Правда, доказать причастность «зо- озащитницы» к исчезновению этой огромной суммы так и не удалось.» И еще. «Серьезный скандал разгорелся в предпраздничные дни в москов- ском приюте для бездомных животных «ЭКО-Вешняки». Волонтеры, выяснившие, что в приюте погибли десятки животных, осадили его и пытались проникнуть внутрь. Приют держал оборону. Вмешалась полиция, и спустя двое суток массовая гибель животных (от неясных пока причин) окончательно подтвердилась — по округе разошелся трупный запах. Сотрудники приюта на условиях анонимности рас- сказали «Новой газете», что зарплату почти не получают, а кормов для животных часто нет. Однако волонтеры подозревают, что многих обитателей приюта попросту убили. «ЭКО-Вешняки» — частный приют для животных, принадлежащий БАНО (благотворительной автономной некоммерческой организации) «ЭКО». По данным ЕГРЮЛ, возглавляет организацию Вера Петро- сьян. «К животным — по-человечески!» — гласил девиз организации Петросьян. За свой подход она не раз награждалась благодарственны- ми письмами и почетными грамотами, в частности, «за заслуги перед городским сообществом». Между тем хозяйка приютов и ее организация не раз оказывались в центре громких скандалов. Приют «ЭКО» был создан в 1997 году при поддержке тогдашнего главы управы района Вешняки Евгения Субботина. Тогда управа объ- явила конкурс на участок земли для размещения приюта. Возглавля- емая Петросьян организация оказалась единственным участником конкурса. После этого БАНО «ЭКО» открыла еще один частный приют, в Царицыне. Также ее компания занималась обслуживанием муниципальных приютов — в Печатниках, в Некрасовке, в Щербинке и в Бирюлеве. В интервью журналу «Филантроп» в 2012 году Вера Петросьян сетовала, что «финансирование муниципальных приютов происхо- дит только на 182 дня содержания животных, а дальше организации должны их содержать за свой счет или куда-то девать». В том же 2012 году БАНО «ЭКО» попала в поле зрения правоохра- нительных органов, которые выявили, что сотрудники организации представили к оплате недостоверные акты выполненных работ за январь–март 2012 года. Было возбуждено уголовное дело о хищении бюджетных средств, выделенных на стерилизацию, вакцинацию и чи- пирование животных. В материалах дела говорилось, что из городского бюджета, по предварительным данным, могли похитить около 1,4 млн рублей, однако это дело так и не дошло до суда. Спустя год системной работы с беспризорными животными заин- тересовалась Контрольно-счетная палата Москвы. В рамках одной из проверок было установлено, что из 2,7 млрд рублей, выделенных из городского бюджета на стерилизацию бездомных животных, а также чипирование, прививки, уход и еду, исчез миллиард. В рамках этой проверки ревизоры установили, что с января 2010 года по июль 2011 из приютов «ЭКО» выбыло более девяти тысяч животных. Из них новым владельцам передали почти 5,5 тысячи животных. 360 собак выпустили в город. Куда исчезли еще почти четыре тысячи собак и кошек, специалисты Контрольно-счетной палаты установить не смогли. Подозрения тогда возникли и по поводу якобы пристроенных животных: по документам новыми хозяевами собак и кошек нередко указывались жители Челябинска, Иркутска, Улан-Удэ. По выявленным фактам в декабре 2013 года главное следственное управление ГУ МВД по Москве возбудило в отношении Веры Петро- сьян и ряда других лиц уголовное дело по статье «Мошенничество», но для «зоозащитницы» все завершилось благополучно — она попала под амнистию.

Новый скандал разгорелся в конце апреля, когда волонтеры, опе- кающие животных, сообщили о массовой гибели животных в приюте в Вешняках. В ночь на 29 апреля у «Эко» в Вешняках собрались око- ло сотни зоозащитников, волонтеров и представителей СМИ. Они требовали впустить их в приют, чтобы помочь оставшимся в живых животным и вывезти трупы. Одному волонтеру удалось пробраться внутрь и сделать фото- графии. Этого человека быстро выставили за ворота, но фотографии мертвых кошек и собак люди распечатали и повесили на железный забор — вместе с плакатами «БАНО «ЭКО» — убийцы». Почти сутки зоозащитники пытались добиться выдачи выживших животных. Но внутрь никого не пускали. В пятницу на место приехал Олег Митволь, бывший заместитель руководителя Росприроднадзора, а ныне — лидер общественного движения «Зеленая альтернатива». Митволь, быстро получивший до- ступ на территорию приюта, стал посредником между работниками «ЭКО» и волонтерами. Большую часть дня в пятницу на территории приюта велись след- ственные действия, на территорию волонтеров не пускали. Почти сутки погибшие собаки и кошки лежали на солнце, и в районе приюта стоял трупный запах. Под вечер открылись две калитки приюта. Через одну запускали волонтеров. Они предварительно заполняли анкеты с указанием па- спортных данных и только после этого забирали животных. У спасен- ных животных диагностировали обезвоживание, у некоторых нашли раны на теле, почти никто не был стерилизован или чипирован. Многие собаки и кошки не пережили ночь после освобождения. Через вторую калитку начали выносить трупы погибших живот- ных — 29 собак и 12 кошек. Трупы были отправлены на экспертизу на Московскую станцию по борьбе с болезнями животных. В учреждении «Новой газете» сказали, что никаких комментариев по ситуации до 4 мая ждать не стоит. При этом в разговоре с «Новой газетой» Олег Митволь отметил, что один из сотрудников станции, на которой проводится экспертиза, признался, что от них требуют написать в заключении, что следов на- сильственной смерти в ходе экспертизы не обнаружено. Кто именно выдвигает эти требования, он не уточнил. Мэр Москвы Сергей Собянин после произошедшего поручил про- верить работу всех городских приютов для животных. «Бездомные животные в Москве — серьезная проблема, но изде- ваться и наживаться на них непозволительно», — сказал он. Ирек МУРТАЗИН. Ольга ПРОСВИРОВА. Галина СОКОЛОВА. «Новая газета» Вот так-то… Всё тайное становится явным. Жизнь сама под- вела итог всему. «Пока гром не грянет — поп не перекрестится»! А это именно тот приют, который я начинал строить и который у меня ото- брали и поставили в нём новое, «лучшее» руководство. И вы думаете, что все эти годы — «от меня» и до этого трагичного дня в этом приюте — ничего подобного не вытворялось? Или просто не попадались? Делайте выводы сами. Всё это только доказывает правоту моих ранее написанных строк. Мне всё это пояснять и рассказывать уже обрыдло! Я на это положил все свои нервы, всю свою жизнь, всё своё спокойствие. И очень часто мои при- звания были криком вопиющего в пустыне. До меня доходили разговоры, что если в этот приют приходили старенькие люди, то им сразу предлагали переписать их квартиры на руководство этого приюта, чтобы с животными ничего не случилось. Я сам этого не слышал, но вполне доверяю таким разговорам. Почему бы и нет? Кто-то откажется, а кто-то и согласится. Люди все разные. Это мой приют. Я его начинал строить и проходил все инстанции, чтобы добиться регистраций и согласований. У меня до сих пор документы на него есть! Но тогда мы с префектом полаялись. Почему я не умею молчать, соглашаться и слушать? И именно тогда появилась Ю.И. Шведова, размахивающая той самой «Новой газетой», где про меня были написаны гадости. И эта газета сейчас оплакивает этих животных и в очередной раз пытается выжать из глаз читателей слезу и сочувствие? Вот когда всё аукнулось и откликнулось печальным стоном! Через столько лет! Да, газета не виновата прямо в том, что случилось. Она не душила собак и не травила их. Но она косвенно виновата в том, что когда-то позволила на смену нормальным хозяевам приюта прийти вот этим, поступки которых она сейчас так возмущен- но описывает . Это почти то же самое, что привести к власти нацистов, а потом возмущаться тем, что стало происходить в обществе! Сотрудники «Новой газеты» даже и не поймут, о чем речь! Это им не надо. Язык без костей, и ответственности ни- какой нет. Но вопрос в другом — хотели ли они о чем-то думать дальше своего рейтинга и шоковой сенсации? Есть вещи, от которых можно отговориться, но нельзя отмыться. Оказывается, у каждого слова, у каждого написанного или сказанного слова есть своя цена. Животные заплатили за него тысячами своих жизней. Журналист, как и художник, может передать красоту природы, а может и подчеркнуть всю гадость и мерзость быта. Что пропагандировать начнем, то и получим! И не говорите, что журналисты не виноваты в том, что происходит сейчас. Кто глашатай? Кто формирует вкус, создает мнение, навязывает выбор? Вывод: не писать, если не знаешь тему. Не писать, если не выслушал все мнения и не вывел их на бумагу. Не писать, если за темой есть тот, кому это выгодно. Не писать, не рубить с плеча, если за строками — жизнь людей и судьба животных, которая может сломаться. Не писать, если факты подменяются эмоциями, а слова подбираются поэффектнее. Газета должна быть мудрой, объективной, рассудительной. Правда, читатели у нас… Ну, да ладно! Со всей своей противоречивостью, скудностью понятий и невозможностью государственных органов решить собачьи про- блемы в отдельно взятом городе, приюты все же нужны. Они могут на время решить проблемы в совсем маленьком городе или в отдельном районе, в отдельной семье. И приют — это, прежде всего, памятник нашим желаниям, хорошим начинаниям, попыт- ке зачать наше доброе отношение к окружающим нас меньшим братьям, и это как оправдание тому, что на большее мы пока про- сто не способны. Приюты — это шаг доброты, только он должен быть устойчивым, разумным, гуманным и не вести в пропасть!