- Олег Евгеньевич, пишут, что Вы родились и выросли в Волгограде... - Нет, я родился в Саратове, правда, жил я там недолго – всего два года. Дело в том, что мои родители были инженерами-энергетиками, много ездили по стране. Они познакомились в Балакове на электростанции, которую строили, затем переехали в Саратов строить другой объект – я там и родился. Потом были Энгельс, Камышин, город Приштина, который в Югославии. После него мы вернулись в Камышин, а затем уже попали в Волгоград. И моя мама сказала, что на этом всё… Хватит с переездами! - В 10 лет Вы оказались в Волгограде, а сейчас живёте в Москве? - Живу и там, и там. У меня под Волгоградом есть дом на берегу реки, который я сам построил. Места там достаточно, три этажа. - Когда Вы решили отправиться в Москву? - В 2005-м. Мне просто нравилось в Москве, честно говоря. К тому же в тот момент я уже мог позволить себе работать, лёжа на диване с телефоном. Я перестал быть директором, остался только учредителем. А с приходом Интернета в каждый дом так вообще жизнь стала легче. - Но Москва – это сумасшедший ритм жизни! - Да какой сумасшедший? Понимаете, я открыл своё предприятие в 90-х, поэтому 2005-й год – это какой-то шаляй-валяй по сравнению с теми бандитскими временами. Всё стало респектабельным, солидным. А Москва… Москва – это уютный тихий город. - И всё-таки почему Вы уехали в столицу? - Понимаете, в Волгограде некуда было сходить, а я люблю живую музыку. Каждый раз, когда я приезжал в Москву, шёл в любимое заведение на Тверской, пил там пиво и слушал живых музыкантов. И этого в Москве было полно. И на тот момент для меня это было очень важно. - Уже тогда надеялись пробиться в музыкальном мире? - Вы знаете, тогда я не верил, что что-то сделаю в этом плане. Мне просто хотелось сменить обстановку, быть в том месте, где всё время происходит что-то интересное. - Сейчас Вы надолго в Москве? - Нет! В Волгограде живёт мама, которой 82 года, и она сильно скучает. Недавно у неё гостила сестра - теперь мы поедем. - Младшая сестра? - Да, на 12 лет!

- Серьёзная разница в возрасте. Как Вы отреагировали на её появление в своей жизни? - В принципе, она была прикольная, если бы меня только не заставляли укладывать её спать. Кстати, у меня была своя методика усыпления – я накрывал её платочком. Она лежит такая, смотрит вверх и засыпает. - Как Вы это придумали? - Наверное, подглядел, как попугайчика накрывали. Когда она начала подрастать, с ней стало интереснее. Я начал ей что-то рассказывать, объяснять на правах старшего, и мне это нравилось. - Помимо сестры, чем Вы ещё в детстве занимались? - У меня было нетипичное увлечение для мальчика – я собирал кактусы. Когда мы жили в Югославии, на каждые выходные куда-то ездили с родителями. Однажды я попал в Македонию и увидел там две вещи, которые меня потрясли. Во-первых, там просто на улицах росли кактусы. Представляете, великолепные опунции с большими цветами, а во-вторых, я увидел апельсины прямо на деревьях. В моей коллекции было штук 200 кактусов. - Чем в Ваше детское время мальчишки развлекались в Волгограде? - Мы часто ездили за Волгу. Садились на пароходик и отправлялись на другой берег. Пытались там ловить рыбу, купались, прыгали с тарзанки. Кроме того, на нашей стороне Волги, где был мой дом, находился овраг, который, как потом выяснилось, является руслом реки Царица. Там тоже любили проводить время. Были у нас и особенные места для встреч - настоящий миномёт и авиабомба. «Пошли к бомбе». – говорили мы. «А, пошли», - слышали в ответ. - Это было опасно? - Сейчас я понимаю, когда говорят, что мужчина – это мальчик, который выжил. Это про нас. Помню даже, как ходили в окопы копать ножкой от стола патроны. - Зачем? - У нас было такое развлечение: мы делали поджиг (Простейшее самодельное огнестрельное устройство. - Прим. ред.) – к медной трубочке с просверлённой в ней дырочкой приспосабливали приклад, чиракальник, потом набивали порохом и стреляли. Получалось что-то типа древнего мушкета. Один случай запомнился больше остальных. Однажды мы выкопали гранату. Я сначала обрадовался, подумал, что автомат, но оказалась граната. Все сбежались – интересно же. Спрашивают: «Где кольцо?» Его не было… В общем, мы взяли гранату, пошли вдоль дороги, а там собирались столбы ставить, и были насверлены отверстия. В общем, в один из них мы и бросили гранату. Она - бум и не взорвалась. - Вот тебе и тихий мальчик, которого любили все учителя… - Меня и в детском саду все любили, пока я не ушёл. Мне стало скучно, я нашёл дырку в заборе и сбежал.

- Где Вас нашли? - Я сам нашёлся в каком-то смысле. Я шёл домой, потом понял, что заблудился. Набрёл на гаражи и увидел там мужчину, который сидел в машине. Я сначала стоял рядом с ним молча, поэтому он меня не заметил. Тогда я решил зареветь. Мужчина меня увидел, вылез и спросил: «Ты кто такой?» Я ему в ответ, мол, так и так, ушёл! В общем, он отвёл меня обратно в садик, где меня уже искали. - Как Вы придумали свой псевдоним Ефимыч? Вы же Евгеньевич… - О, это очень забавная история. Его придумал даже не я, а обстоятельства. Когда я учился в политехе, после 4 курса нас отправили на курсы трактористов, и, когда я сдал экзамен, мне вместо Евгеньевича в корочке написали Ефимович. Часть моей группы, особенно ехидные ребята, ещё некоторое время меня так подкалывали. Когда появился канал на YouTube, я понимал, что я без музыкального образования, не гуманитарий, то есть некое существо сбоку, короче говоря, Ефимыч. Мне показалось, что этот псевдоним подчёркивает мою некомпетентность и иронизирует надо мной в нужной мере. - Этот проект изначально задумывался как некая отдушина? - 12 лет назад канал действительно задумывался как отдушина. Я купил ноутбук и обнаружил, что в Сети можно делать свои каналы. Амбиций у меня на тот момент никаких не было, разве что подсознательно. И так сложилось, что у меня наконец появились две песни, за которые мне не было стыдно. - Но самую первую песню, насколько я знаю, Вы исполнили на чужие стихи… - Да, это так! Однажды я приобрёл маленькую книжечку, на которой было написано «Русские романсы». Дома я её открыл и понял, что обломался. Я думал, что там были ноты, но ошибся. Только тексты. Подумал, ну пусть будут тексты. Листал и наткнулся на обалденное стихотворение, проглотил его и посмотрел на подпись - И. Анненский. Я тут же наиграл это произведение. Это потом я узнал, что это были стихи Анатолия Жигулина. - Что это был за период в Вашей жизни, когда Вы завели канал? - Мне кажется, это был как раз тот период, когда у меня провалилось предприятие. Начался финансовый кризис, мы потеряли деньги, люди поувольнялись. Началась чертовщина с нервотрёпкой. В общем, напряжёнка была и никакой перспективы. - Давайте вернёмся немного назад. Когда у Вас появилась первая гитара? - В классе восьмом, наверное. Мы от школы поехали в совхоз, жили в бараках, и почти каждый вечер устраивались дискотеки. А один раз был вечер самодеятельности, где два моих товарища из параллельного класса исполнили под гитару «Там, где клён шумит». Не то чтобы мне песня понравилась, я тогда больше Scorpions слушал, меня поразило другое - как здорово они всё это сделали. Опять же, девушкам явно понравилось. Поэтому я загорелся. Когда я приехал домой, тут же сбегал в прокат и получил семиструнку с шестью струнами. Мне сказали, что она в порядке, настроена. Я пришёл домой и сразу начал что-то придумывать на ней – просто учиться мне было неинтересно. Так я занимался сам несколько месяцев.

- Почему не попросили помощи? - Я не люблю просить – мне каждый раз надо себя слегка сломать, чтобы попросить кого-то о помощи. Через некоторое время приехал мой двоюродный брат с Донбасса, и выяснилось, что он вовсю играет на бас-гитаре. Он взял мою в руки и сказал: «А почему не настроена?» В общем, он настроил инструмент, показал мне несколько аккордов и уехал. Но учиться играть я так никуда и не пошёл, наверное, зря. Я просто стал придумывать свои песни. - Как появилась первая песня? Сначала стихи или мелодия? - Стихи. - Помните их? - Честно говоря, стихотворение было очень подражательным, и это было ужасно. Читать мне его стыдно… «Снился страшный мне сон. Был там страшный базар, продавцы там кричат, предлагают товар. Продаётся там всё: верность, правда и смех». Таких чувств у меня на тот момент не было, поэтому получилось кривобоко. В тот момент я относился к поэзии потребительски. Я читал только для того, чтобы выбрать, что спеть. Но были вещи, которые меня цепляли, конечно, и их как раз-таки спеть было невозможно. - Кто посоветовал подсматривать у классиков? - Старший брат моего одноклассника Марат. Он был очень яркой личностью, занимался карате, играл на гитаре, сам поступил на историко-филологический, чего от него никто не ожидал. Он и притащил мне пластинку Александра Дольского и ещё кого-то из бардов. А позднее он мне принёс томик Поля Верлена, который украл в библиотеке. Такие книги тогда можно было достать только там. - А как Вы пришли к Бродскому? - Когда началась перестройка и появились толстые мягкие журналы, я прочитал в одном из номеров «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря» и напрочь выпал. Я мог читать его сколько угодно. - Как отнеслись родители к Вашему увлечению музыкой и поэзией? - Абсолютно мимо. Увлекается чем-то сын - ну и ладно. Модно же играть на гитаре, вот и сын играет. Участия в этом они не принимали. - После школы не хотели пойти учиться музыке? - Я надеялся играть в политехе, но не срослось. А когда я окончил учёбу, сначала уехал на Ульяновскую ТЭЦ, потом на Ростовскую АЭС, и так три года – я ведь должен был отработать как молодой специалист. - Почему пошли именно в политех? - Там была военная кафедра… Рассказы о дедовщине мне сильно не нравились. Я не мог представить, что меня заставят чистить зубной щеткой унитазы, поэтому вуз выбирал по принципу: куда пойти, чтобы меня не заставили чистить унитазы?

- Кто Вы по профессии? - Инженер-механик, специальность – технология оборудования сварочного производства. - Работали сварщиком? - Ну, не сварщиком, а мастером по сварке. Это человек, который руководит сварщиками, но сам не варит. Да и у меня была специальность сварка взрывом, а не плавлением. Взрывать на полигон мы ездили, и это было очень «весело».

                                                   На Ульяновской ТЭЦ - Опасно? - Да, несчастные случаи были. Железо – вещь жестокая. Люди травмируются, гибнут. У меня был смертельный случай – моего сварщика раздавило. Приезжали из прокуратуры, из охраны труда. Я тогда очень переживал: всё-таки был очень молодым – только распределился. - Как долго Вы работали по специальности? - Около четырёх лет, а потом я открыл своё предприятие и сбежал со скандалом. Мне в тот момент только дали квартиру, как молодому специалисту, и я тут же написал заявление.

                                                  На Ростовской АЭС - Почему Вы ушли со стабильной работы и открыли своё дело в 90-е? - Понимаете, мне хотелось уйти от этой предопределённости. Я представлял свой карьерный рост, что стану сначала, как и мой отец, начальником участка, потом, может быть, главным инженером, куплю квартиру, машину, съезжу за границу, а потом я выйду на пенсию и умру. Всё понятно от начала и до конца. Зачем мне это надо? Я хотел не знать, что со мной будет дальше. Я и сейчас так думаю. - Вы понимали, во что ввязывались? - Если бы я знал, что со мной будет дальше, то никуда не пошёл бы, конечно. Я бы побоялся. Сначала я пришёл к старшему товарищу, который был старше меня на десять лет. Я точно знал, что он где-то постоянно шабашит на стороне, и предложил ему открыть предприятие. В общем, мне 25, ему – 35. - Чем занимались? - Да всё тем же - монтажом. В серьёзные вещи, типа АЭС или ТЭЦ, мы залезть не смогли, но коммунальное хозяйство города было тогда в полуразрушенном состоянии. Вот его мы и определили для себя как рынок. Смогли взять под себя одну котельную, потом другую, а затем разделились. Волгоград – это же на самом деле два города: Волжский и Волгоград. Приятель забрал себе большие объёмы, он здорово поднялся, а меня практически вытеснил, отдал мне только маленькие объекты. Так у меня осталось своё маленькое предприятие, и это был уже мой самостоятельный старт, в котором я развивался довольно бодро до финансового кризиса в 2008 году. Сейчас у меня осталось лишь небольшое предприятие и несколько помещений, которые я сдаю в аренду. - Вы сказали такую фразу: «Если бы я знал, с чем мне придётся столкнуться, то не ушёл бы с работы». С чем пришлось столкнуться? - Самое сложное в то время - бандиты и милиция. - С кем было сложнее договориться? - С первыми я вообще не договаривался. У меня была принципиальная позиция, что «крыши» у меня не будет. Это было подсознательное решение, а вовсе не то, чтобы я был такой смелый. - Как же Вы сказали им «нет»? - Я свернул предприятие и устроился на работу в государственную организацию. В каком-то смысле я его спрятал. От меня не то чтобы отстали  - меня просто потеряли. А потом эти ребята вообще погибли. - Страшно было? - Были уголовные дела. Против меня. По налогам, но я добровольно сознался, возместил ущерб, и меня простили. - У Вас в 1996 году родился сын. на тот момент Вы представляли, как воспитывать сына? - Сына я хотел, конечно, но вообще не имел понятия, как воспитывать. До его рождения, честно говоря, мне казалось, что я детей не люблю, так как это всё время шум и хлопоты. Думал, как можно терпеть капризы детей? Но когда родился сын, всё изменилось. А когда он первый раз улыбнулся, я пропал. Я до сих пор не уверен, что знаю, как сына воспитывать. С одной стороны, неплохо получилось, с другой стороны, специалистом я себя не считаю. Но как воспитывать? С любовью…

- Жалеете сейчас о чём-либо? - Один раз шлёпнул его, за что мне до сих пор стыдно. Он просто капризничал, ничего глобального не сделал. А я сделал ему больно… В общем, такая история. - Чего нельзя ни при каких условиях говорить ребёнку? - Говорить, что он дурак, глупый, что он ничтожество. Самое главное - любить ребёнка и самому себе об этом напоминать. Мы все своих детей любим, но в запале мы забываем об этом. Надо вовремя об этом вспомнить себя, вовремя остановиться и сказать: «Я ведь его люблю». И сразу же находится нужное решение. Слово «люблю» ставит всё на место. - Ваш сын Влад окончил ВГИК… Сам решил или Вы посоветовали? - И то и другое! Однажды сын, будучи ещё совсем маленьким, пришёл в нашу студию звукозаписи и сел за барабаны. Минут сорок никому не было жизни – сын осваивал инструмент. Там он у меня и вырос. Ему не нужно было объяснять, что такое компрессор, лимитер, чем отличается динамический микрофон от конденсаторного. Сыну не нравилось играть на клавишах, но тем не менее он научился и начал что-то сочинять. Однажды послушал Жарра (Жан-Мишель Жарр. - Прим. ред.) и написал несколько своих композиций. Ему тогда было 14 лет. Почему я запомнил возраст? Мой товарищ, который серьёзно занимается музыкой, послушал эти композиции и спросил: «А сколько Владику лет?» Я ответил, и он так многозначительно: «Ага!» Мне так это «ага» понравилось, значит, оценили. И вот наступил момент, когда надо было решать, куда поступать. Мы поразмыслили, и нам показалось, что логично попасть в Гнесинку. Мы приехали в Москву, посмотрели, какие экзамены надо сдать, и обалдели. В общем, мы вернулись в Волгоград, и сын поступил в Серебряковское училище, чтобы подтянуть гармонию и сольфеджио. Он пошёл на теорию музыки, чтобы подготовиться к Гнесинке, однако ему там страшно не нравилось – промучился два года. В какой-то момент мы поняли, что в кино ведь тоже есть звукорежиссура. Эта идея пришла в голову самому Владу, и он поступил с первого раза во ВГИК. Преподаватели ему очень понравились – яркие, эрудированные.

- Как сложилось, что в итоге Вы стали дуэтом? - Сначала сын помогал мне со звуком, а потом я предложил ему попробовать вместе. Я хотел, чтобы у нас сложилось сотрудничество, а в идеале - общее дело. Часто бывает так, что дети и родители становятся чужими друг другу, без общих тем, общих переживаний. Я не хотел стать чужим для своего ребёнка. - Ваш сын сказал, что Вы всегда сочиняли музыку… - У меня были перерывы, из-за которых я очень переживал. Мне казалось, что меня выключили. Это очень грустное чувство, ощущение безысходности. Мне казалось, что так меня сверху наказывали за что-то. Ну, типа накосячил, и поживи теперь без этого, посмотри, что с тобой будет дальше. Если выправишься, то вернём. - Продюсерам пытались показывать своё творчество? - Мне казалось, что делать всё как все – самое неправильное, что только можно придумать. Всегда надо искать альтернативный вариант. По этому принципу я придумал проект «Знай наших». Это был антиколониальный проект. В том смысле, что Москва – это метрополия, а мы - колонии, и у нас должны быть свои, альтернативные Москве проекты. В рамках этого проекта я собирался продвигать себя и ещё нескольких волгоградских артистов. Мы записали компакт-диск, который назывался «Знай наших», но потом грянул 2008 год, я остался без денег, с бастующими рабочими и уголовным делом, которое завели на директора – он не мог платить зарплату. Идея утонула в депрессивном болоте. Сейчас я понимаю, что шансов развиться у неё не было. Если бы только нас заметил кто-то, кто профессионально занимается продвижением, и решил, что это пойдёт. - Долго длилось депрессивное болото? - Да, до 2011 года. Было очень тяжело. - Сейчас Вы нацелены только на творчество? - Год назад я считал, что только на творчество. Проект «Ефимыч» я задумывал для души, по-честному, чтобы на роликах не было рекламы. У меня было идеалистичное отношение к проекту, но, хочешь-не хочешь, пришлось заняться рекламой, потому что стало понятно, что я стал намного старше и времени для реализации задумок осталось совсем мало по сравнению с тем, что было лет 30 назад. И если хочешь, чтобы тебя услышали, надо себя рекламировать. Если я себя рекламирую, а предприятие сдувается, нужно думать над тем, чтобы проект приносил деньги. Три года назад мы монетизировали канал. До этого я считал, что «Ефимычу» западло ставить монетизацию и себя рекламировать. Но пришлось переступить через это… - Немного отвлечёмся от музыки. Как Вы познакомились с мамой Влада? - Это был период, когда я открыл своё предприятие, усиленно им занимался, решал кучу проблем, работал по 14 часов в день, и меня вдруг накрыла депрессия. И с этой депрессией я начал по вечерам ездить на машине туда-сюда. И вот как-то раз я еду и встречаю барабанщика по институтским временам, притормаживаю, здороваемся. В общем, едем, разговариваем, и я говорю ему о том, что мне страшно тоскливо. Он так посмотрел на меня и сказал: «Олег, это потому, что ты бросил музыку – надо возвращаться». В общем, он рассказал мне, что есть классная тема – семплеры, которые всё имитируют, благодаря чему можно собрать всю композицию на одних только клавишах. «Короче, можно оборудовать студию, поставить семплер и начать писать песни», - сказал он. Я загорелся идеей, практически на все деньги купил аппарат Ensoniq ASR-10, который стоил тогда 4,5 тысячи долларов, мы сняли однокомнатную квартиру на первом этаже и начали писать. Постепенно эта квартира стала неким тусовочным местом, куда приходило много разного народа. Туда же пришла и Рита. Она окончила иняз, основной язык у неё был английский. Я даже не помню, кто её привёл туда, но она мне запомнилась очень сильно!

- Чем она Вас зацепила? - У неё были глаза фантастические! Мы прожили вместе 13 лет… - Что же не сложилось? - Трудно сказать. Процесс отчуждения шёл постепенно. - Она поддерживала Ваше увлечение? - Нет! Но дело не в этом. Во многом я был виноват – уделял ей мало внимания, да и со спиртным у меня были тогда проблемы. Мы с друзьями могли хорошо загулять. Молодые были, деньги только появились. Ей это не нравилось. В итоге такие вещи постепенно накапливаются, человек теряет уважение к тебе, и это чувствуется. Когда женщина перестаёт тебя уважать, это очень чувствуется. Мы сейчас общаемся редко, но мирно.

- Как сын воспринял расставание родителей? - Я не разговаривал с ним никогда на эту тему, а сам он не был инициатором подобных бесед. - Сколько времени сейчас Вы посвящаете творчеству? - Всё своё время – это как работа. Это заполняет всю мою жизнь. Но лучше всего сочиняется с утра. - Как происходит творческий процесс? Это всегда так интересно… - Творческий процесс очень разный. Чаще всего бывает так, что нравится какая-то фраза, зачастую даже не моя. К стыду своему, должен признаться, что плагиат присутствует. Например, я читаю книгу и нахожу какую-то классную фразу, цепляюсь за неё и, как за ниточку, вытаскиваю песню. Бывает, когда действительно что-то взволновало. - Как, например, родилась песня «Танец»? - С «Танцем» и с «Прощальной» другая история, конструкторская. Однажды Дима Быков в своей передаче «Один» высказал такую мысль, что песня – это такой жанр, где не надо умничать, там просто должны быть слова-символы. Он ставил в пример Гребенщикова. Мол, он использует символы. Я подумал, почему бы не попробовать. В общем, это была чисто конструкторкая работа. «Свет неземной», «голос в ночи» - это знакомые кирпичики, из которых кто-то что-то уже собирал, поэтому можешь и ты. Но потом всё равно как-то получилось, что к этим кирпичикам приложилась и жизненная позиция. Без неё никак… - В «Танце» жизненная позиция такая, что все мы неправильно живём? Я верно поняла? - Одна из мыслей декаданская, деструктивная, что без нас Земля будет неплохо выглядеть. Представьте только, если все люди улетят, как тут будет красиво! Вот нет людей в зоне Чернобыльской АЭС, а там сейчас прекрасные животные гуляют, развелись чуть ли не лошади Пржевальского. А что надо было сделать для этого – просто убрать людей. Каждая песня – это, с одной стороны, лирика, с другой - ирония, с третьей - легкий лирический троллинг. Людей я всё равно люблю и отношусь с симпатией. Они забавные существа. - Как появилось «Похмелье»? - Не с похмелья. Хотя на видео я выгляжу помятым и лохматым. На самом деле - нет. Песня была написана в хорошем состоянии. Просто мне было лень что-то с собой делать. У меня нет возможности нормально загримироваться, настроить свет, звук. Честно говоря, мне немного лень этим заниматься. Это, конечно, недостаток. Но… Всё получилось случайно, а потом я посмотрел результат и подумал, что неплохо, наверное, так и надо было сделать. - То есть Вы такой и есть? - Надеюсь. - Как появилась песня «Я сражаюсь»? - Это всё Карлос Кастанеда. Я написал целую группу песен под чтение Кастанеды. Мне показалось, что можно своими словами рассказать о том, что написано у Кастанеды. Не только о борьбе с собой, но и об избавлении от чувства собственной значимости. Песня в какой-то мере об этом. - А Вы сами с собой боретесь? - Каждый день! Я не люблю делать зарядку по утрам, но делаю её каждый день. Вся жизнь в борьбе. - В каком душевном состоянии Вы написали песню «Ангел»? - Я написал её, когда мне было очень плохо. Депрессия у меня была, накопилось. Ходил в каком-то офигевшем состоянии, а потом придумал «Ангела». - Поделитесь с нашими читателями, как выходить из такого состояния? - Банально. Терпеть, не пить, не курить и однажды притащить себя в спортзал. Таблетки не спасут. - Одну из Ваших песен спел Антон Макарский… - Он написал мне лично и сказал, что ему понравилась песня и что он хотел бы её спеть. Я согласился – Антон поёт очень хорошо, здорово интонирует. Потом он прислал мне свою версию, и мне понравилось. - Концертного опыта у Вас нет, почему? - Только в институтские годы выступал, да и всё, наверное. Правда, в музее Есенина мы выступали как победители конкурса. Не могли отказать. Но, в принципе, концертная деятельность меня интересует. Но я начал писать очень поздно и боюсь, что мне придётся выбирать тогда: либо писать новые песни, либо выступать. - Какая у Вас цель сейчас? - Успеть написать как можно больше. Я потерял очень много времени – мне надо навёрстывать.