34). "ИСТОРИЯ  ГОДА", 1852 год; перевод А.В.Ганзен. Дело было в конце января, бушевала страшная метель; снежные вихри носились по улицам и переулкам, снег залеплял окна домов, валился с крыш комьями, а ветер так и подгонял прохожих. Они бежали, летели стремглав, пока не попадали друг другу в объятия и не останавливались, на минуту, крепко держась один за другого. Экипажи и лошади были точно напудрены; лакеи стояли на запятках спиною к экипажам и к ветру, а пешеходы старались укрыться от ветра под защитой карет, двигавшихся по глубокому снегу шагом. Когда же наконец метель утихла и на тротуарах прочистили узенькие дорожки, прохожие беспрестанно сталкивались и останавливались друг перед другом в выжидательных позах: никому не хотелось 1-му шагнуть в снежный сугроб, уступая дорогу другому. Но вот, словно по безмолвному соглашению, каждый рискуя провалиться, опускал 1-ну ногу в снег. К вечеру буря совсем стихла; небо стало таким ясным, чистым, точно его вымели, и казалось даже как-то выше и прозрачнее, а звёздочки, словно вычищенные заново, сияли и искрились голубоватыми огоньками. Мороз трещал, и к утру верхний слой снега настолько окреп, что воробьи прыгали по нему, не проваливаясь. Они перескакивали с сугроба на сугроб, прыгали по прочищенным тропинкам, но ни тут, ни там не попадалось ничего съедобного.

Воробьи очень озябли. - "Пип!" - говорили они между собою. - "И это Новый год!? Да он хуже старого! Не стоило и менять! Нет, мы недовольны, и на это есть причина!" - "А люди-то как шумели и бегали, встречая Новый год!" - сказал маленький иззябший воробышек. - "И стреляли, и глиняные горшки о двери разбивали, - себя не помнили от радости — и все оттого, что старый год уходит. Я было тоже обрадовался, думал, что вот теперь наступит тепл. Не тут-то было! Морозит еще пуще прежнего! Люди, видно, сбились с толку и перепутали времена года!" - "И впрямь!" - подхватил 3-й, старый воробей с седым хохолком. - "У них ведь имеется такая штука собственного их изобретения - календарь, как они зовут её, и вот они воображают, что все на свете должно идти по этому календарю. Как бы не так! Когда придёт весна, тогда и наступит Новый год, так уж раз навсегда заведено в Природе, и я придерживаюсь!"

- "А когда же придёт весна?" - спросили другие воробьи. - "Она придёт, когда прилетит 1-й аист. Но всё это очень неопределённо - и здесь, в городе, никто ничего не знает толком; пожалуй, в деревне об этом скорее узнаешь. Полетим-ка туда дожидаться весны! Туда она всё-таки скорее придет!" - "Всё это прекрасно, - прочирикала воробьиха, которая давно вертелась тут, но ничего не сказала. - 1-но вот только: здесь, в городе, я привыкла к удобствам, а найду ли я их в деревне, не знаю! Тут есть 1-на человечья семья, ей пришла разумная мысль - прикрепить к стене 3 - 4 -ре пустых цветочных горшка. Верхним краем горшок плотно прилегает к стене, а дно обращено наружу, и в нём есть маленькое отверстие, через которое я свободно влетаю и вылетаю. Там-то мы с мужем и устроили себе гнездо; оттуда повылетели и все наши птенчики. Конечно, люди устроили это для своего удовольствия, что бы любоваться нами, иначе бы они не стали этого делать. Они бросают нам хлебные крошки - тоже для забавы, - ну, а нам-то всё-таки корм! Т.о., мы здесь до некоторой степени обеспечены, и я думаю, что мы с мужем останемся здесь. Хотя нам здесь и не всё нравится, мы всё-таки останемся.  - "А мы полетим в деревню - поглядеть, не идёт ли весна!" - сказали другие и улетели.

В деревне стояла настоящая зима и было, пожалуй, ещё холоднее, чем в городе. Резкий ветер носился над заснеженными полями. Крестьянин в больших тёплых рукавицах ехал на санях и хлопал себя руками по плечам, чтобы выколотить из них мороз; кнут лежал у него на коленях, исхудалые лошади трусили рысцой, пар так и валил от них. Снег скрипел под полозьями, а воробьи прыгали по санным колеям и зябли. - "Пип! Когда же придёт весна? Зима тянется уж слишком долго!" - "Слишком долго!" - послышалось с высокого холма, занесённого снегом, и эхом прокатилось по полям. Может статься, это и было только эхо, а может быть, и голос диковинного старика, сидевшего на холме на куче снега. Стари, одетый в белый тулуп, был бел как лунь, с белыми волосами и бородою. На бледном лице его горели большие ясные глаза. - "Что это за старик?" - спросили воробьи. - "Я знаю его!" - сказал старый ворон, сидевший на плетне; признавая, что "все мы - мелкие пташки перед творцом", он снизошёл до того, что разъяснил воробьям их недоумение: - "Я знаю, кто он! Это Зима, прошлогодний старик. Он вовсе не умер, как говорит календарь, и назначен регентом до появления молодого принца Весны. Да, Зима ещё правит у нас царством! Да, Зима ещё правит у нас царством! У! Что, продрогли небось, малыши?" - "Ну, не говорил ли я", - сказал самый маленький воробышек, - "что календарь - пустая человечья выдумка! Он совсем не приноровлен к Природе. Уж предоставили бы они распределять времена года нам, - мы то в этом разбираемся потоньше их".

Прошла неделя, другая. Лес уже почернел, лед на озере стал походить на застывший свинец, облака… нет, какие там облака! - Ледяной туман повис над страной. Большие чёрные вороны летали стаями, но молча. Всё словно заснуло. Но вот по озеру скользнул солнечный луч, и оно заблестело, как расплавленное олово. Снежный покров на полях и на холмах уже потерял свой блеск, а белая фигура старика-зимы сидела  ещё на прежнем месте, устремив взор к югу. Старик и не замечал, что снежная  пелена словно погружалась в землю, что там и сям проглянули островки зелёного дёрна, на которых толкались воробьи. - "Кви-вит! Кви-вит! Уж не весна ли?"

- "Весна!" - прокатилось эхом над полями и лугами, пробежало по тёмно-бурым лесам, где стволы старых деревьев оделись уже свежим, зелёным мхом. И вот с юга прилетела 1-я пара аистов. У каждого на спине сидело по прелестному ребёнку: у 1-го - мальчик, у другого -девочка. Ступив на землю, дети поцеловали её и пошли рука об руку, а по следам их расцветали прямо на снегу белые цветы.

Дети подошли к старику Зиме и прильнули к его груди. В то же мгновение все 3-е, а с ними и вся местность, исчезли в облаке густого, влажного тумана. Немного погодя подул ветер и сразу разогнал туман. Засияло солнце. Зима исчезла, и на троне года сидели прелестные дети Весны.

- "Вот это Новый год!" - сказали воробьи. - "Теперь, надо полагать, нас вознаградят за все зимние невзгоды!"

Куда ни оборачивались дети - всюду кусты и деревья покрывались зелёными почками, трава росла всё выше и выше, зазеленели хлеба. Девочка разбрасывала вокруг себя цветы, у неё в переднике их было так много, что, как она ни торопилась разбрасывать, передник тот час опять наполнялся цветами.

В порыве резвости девочка осыпала белоснежными цветами яблони и персиковые деревья деревья, и они стояли словно в снегу, даже не успев ещё как следует одеться зеленью. 

Девочка захлопала в ладоши, захлопал и мальчик, - и вот, откуда ни возьмись, налетели, с пеньем щебетанием, стаи птичек: - "Весна пришла!"

Любо было смотреть кругом! То из 1-й, то из другой избушки выползали на порог старые бабушки, поразмять на солнце свои косточки и полюбоваться на жёлтые цветочки, золотившие луг, - точь-в-точь как и в дни далекой юности старушек. Да, мир вновь помолодел; и они говорили: - "Что за благодатный денёк сегодня!"

Но лес всё еще оставался буро-зелёным, на деревьях не было листьев, а только почки; зато на лесных полянах уже благоухали молоденькие побеги марены, цвели фиалки, анемоны и баранчики, все былинки налились живительным соком. По земле раскинулся пышный ковёр, и на нём сидела молодая пара, держась за руки. Дети Весны пели, улыбались и всё росли и росли. Тёплый дождичек падал с неба, но они и не замечали его: дождевые капли смешивались с их радостными слезами.

Жених и невеста поцеловались, и в ту же минуту раскрылись почки в лесу. Когда встало солнце - все деревья были зелёные. Рука об руку двинулись жених с невестой под этот свежий густой навес, где благодаря игре света и теней зелень отливала тысячами различных оттенков.

Девственно чистая, нежная листва распространяла живительный аромат, звонко и жизнерадостно журчали ручейки и речки, пробираясь между бархатисто-зелёной осокой и пёстрыми камешками. "Так было, есть и будет во веки веков!" - говорила вся Природа. Кукушка куковала, заливался жаворонок. Весна была в полном разгаре. Только ивы всё ещё не снимали со своих цветочков пуховых рукавичек, - такие уж они осторожные, даже скучно! 

Дни шли за днями, недели за неделями, земля нежилась в тепле. Волны горячего воздуха ходили по полю, и хлеба стали желтеть.

Белый лотос севера раскинул по зеркальной глади лесных озёр свои широкие зелёные листья, и рыбки прятались в их тени.

На солнечной стороне леса, за ветром, возле облитой солнцем стены крестьянского домика, где пышно цвели розы, пригретые солнцем, и росли вишнёвые деревья, осыпанные сочными, чёрными, спелыми ягодами, сидела прекрасная жена Лета, которую мы видели сначала - девочкой, а потом - невестой. Она смотрела на тёмные облака, которые, как волны, громоздились друг на друга высокими чёрно-синими, тяжёлыми горами; они надвигались с 3-х сторон и, наконец нависли над лесом, как застывшее опрокинутое море.

В лесу всё затихло, словно по мановению волшебного жезла; прилегли ветерки, замолкли птицы, вся Природа замерла в торжественном ожидании. А по дороге и по тропинкам неслись сломя голову люди в телегах, верхом и пешком, - все спешили укрыться от грозы. Вдруг блеснула молния, словно солнце сверкнув, на миг прорвало тучи, ослепляя, зажигая всё; затем воцарилась тьма и прокатился раскат грома. Вода хлынула потоками. Стало темно, потом светло; наступила тишина, и опять загрохотало.

По молодым коричневым метёлкам тростника заходили волны, ветви деревьев скрылись за сеткой дождя, опять стало темно, затем светло, тишина - и снова грохот. Трава и колосья лежали прибитые к земле, - казалось, они никогда не поднимутся. Но вот  ливень перешёл в крупный и редкий дождь, выглянуло солнце, и на былинках и в листьях засверкали, как жемчужины, дождевые капли. Запели птицы, заплескались в воде рыбы, заплясали комары.

На камне, что поднимался из солёной морской пены, сидел и грелся на солнце могучий, крепкий, мускулистый мужчина. Это был Лето. С волос его стекала вода, и он казался освежённым, помолодевшим после холодного купанья. Помолодела и вся Природа, всё вокруг цвело так буйно, пышно и прекрасно! Стояло лето, жаркое, чудесное лето!

На поле от густо взошедшего клевера струился сладкий, живительный аромат, пчелы жужжали вокруг древнего места собраний; побеги ежевики обвивали жертвенный камень, который ярко блестел на солнце, омытый дождём.

К нему подлетела царица пчёл со своим роем; они возложили на него воск и мёд. Никто не видел этого, кроме Лета и его могучей подруги, - для них-то и были приготовлены жертвенные дары Природы.

Вечернее небо сияло золотом, - никакой церковный купол не мог сравниться с ним; от вечерней и до утренней зари сиял месяц. На дворе стояло лето.

И дни шли за днями, недели за неделями. На полях засверкали блестящие косы, ветви яблонь согнулись под тяжестью красных и жёлтых плодов, душистый хмель висел крупными кистями.

В тени орешника, осыпанного орехами, сидевшими в зелёных гнездышках, отдыхали муж с женою - Лето со своею серьезною, задумчивою подругою. - "Что за роскошь!" - сказала она. - "Что за благодать, куда ни поглядишь! Как хорошо, как уютно на земле! И всё-таки я сама не знаю почему, - я жажду... покоя, отдыха… Других слов подобрать не могу. А люди уж снова вспахивают поля. Они всегда хотят получать ещё и ещё.. Вон аисты ходят по бороздам вслед за плугом… Это они, египетские птицы, принесли нас сюда! Помнишь, как мы прилетели сюда, на север, детьми?.. Мы принесли с собой цветы, солнечный свет и зелёную листву. А теперь… ветер почти всю её оборвал, деревья побурели, потемнели и стали похожи на деревья юга; только нет на них золотых плодов, какие растут там!" - "Тебе хочется видеть золотые плоды?" - сказало Лето. - "Любуйся!" - Оно махнуло рукою - и леса запестрели красноватыми и золотистыми листьями.  - "Вот они!" На кустах шиповника засияли огненно-красные плоды, ветви бузины покрылись крупными тёмно-красными ягодами, спелые дикие каштаны сами выпадали из тёмно-зелёных гнёзд, а в лесу опять зацвели фиалки.

Но царица года становилась все молчаливее и бледнее. - "Повеяло холодом!" - говорила она. - "По ночам встают сырые туманы. Я тоскую по нашей Родине!" И она смотрела вслед улетавшему на юг аисту и протягивала к нему руки. Потом она заглянула в их опустевшие гнёзда: в 1-м вырос стройный василёк, в другом - жёлтая сурепка, - словно гнёзда только для того и были свиты, чтобы служить им оградою! Залетели туда и воробьи. - "Пип! А куда же девались хозяева? Скажите пожалуйста, подуло на них ветерком - они и прочь сейчас! скатертью дорога!"

Листья на деревьях всё желтели и желтели, начался листопад; зашумели осенние ветры - настала поздняя осень. Царица года лежала на земле, усыпанной пожелтевшими листьями, кроткий взор её был устремлён на сияющие звезды; рядом с нею стоял её муж. Вдруг поднялся вихрь и закрутил сухие листья столбом. Когда вихрь утих - царицы года уже не было, в холодном воздухе кружилась только бабочка, последняя в этом году. Землю окутали густые туманы, подули холодные ветры, потянулись долгие тёмные ночи. Голова у царя года была убелена сединою, но сам он этого не знал, - он думал, что кудри его только запушило снегом. Зелёные поля покрылись тонкою снежною пеленой. И вот церковные колокола возвестили наступление сочельника. - "Рождественский звон!" - сказал царь года. - "Скоро народится новая царственная чета, а я обрету покой, унесусь вслед за нею на сияющую звезду!"

В свежем, зелёном сосновом лесу, занесённом снегом, появился рождественский ангел и освятил молодые деревца, предназначенные для праздника. - "Радость в жилищах людей и в зелёном лесу!" - сказал престарелый царь года; за несколько недель он превратился в белого как лунь старика. - "Приближается час моего отдыха! Корона и скипетр переходят к юной чете". - "И всё же власть пока в твоих руках!" - сказал ангел.  - "Власть, но не покой! Укрой снежным покровом молодые ростки! Учись переносить терпеливо, когда приветствуют другого повелителя, когда ты ещё царствуешь! Привыкни, что тебя забудут, хотя ьы будешь ещё жив! Час твоего освобождения  придёт, когда наступит Весна!" - "Когда же настанет Весна?" - спросила Зима. - "Когда прилетят аисты!"

На высоком холме, на куче снега, сидела седовласая, седобородая, обледеневшая Зима. Старая, сгобленная, но могучая, как сила снежных бурь и полярного льда, сидела она и не сводила глаз с юга, как прошлогодняя Зима. Лёд трещал, снег скрипел, конькобежцы стрелой проносились по блестящему льду озёр; вороны и вороны чернели на белом снегу; не было ни малейшего ветерка. В этой тишине Зима сжала кулаки - и толстый лёд сковал все проливы. Из города опять прилетели воробьи и спросили: - "Что это за старик там?"

На плетне опять сидел тот же ворон, или сын его, и отвечал им: - "Это Зима! Прошлогодний старик. Он не умер ещё, как говорит календарь, а стоит регентом до прихода молодого принца Весны!" - "Когда же придет Весна?" - спросили воробьи. - "Может быть, у нас настанут лучшие времена, как переменится правительство? Старое никуда не годится!" А старик Зима задумчиво кивала голому чёрному лесу, где так ясно, отчётливо вырисовывались очертания и  изгибы веток. Земля , окутанная облаками холодных туманов, погрузилась в зимнюю спячку. Повелитель грезил о днях своей юности и зрелости, и к утру все леса изукрасились сверкающим инеем, - это был  летний сон Зимы. Взошло солнце, и иней осыпался.  - "Когда же придёт Весна?" - опять спросили воробьи. - "Весна!" - раздалось эхо с снежного холма. И вот солнце стало пригревать всё теплее и теплее, снег стаял, птички защебетали: - "Весна идёт!"

Высоко-высоко по поднебесью несся первый аист, за ним другой; у каждого на спине сидело по прелестному ребенку. Дети ступили на поля, поцеловали землю, поцеловали и безмолвного старика - Зиму; и он, как Моисей с горы, исчез в тумане.

История года окончена. - "Всё это прекрасно и совершенно верно", - заметили воробьи, - "но не по календарю, а потому никуда не годится!" #ИсторияГода