Весёлый датский сказочник встретил меня на пороге нового века. Он долго рассматривал меня, прищурив один глаз и посмеиваясь, потом достал из кармана белоснежный душистый платок, встряхнул им, и из платка вдруг выпала большая белая роза. Сразу же вся комната наполнилась её серебряным светом и непонятным медленным звоном. Оказалось, что это звенят лепестки розы, ударившись о кирпичный пол подвала, где жила тогда наша семья. Я должен сказать, что этот случай с Андерсеном был тем явлением, которое старомодные писатели называли "сном наяву". Просто это мне, должно быть привиделось. В тот зимний вечер, о котором я рассказываю, у нас в семье украшали ёлку. По этому случаю взрослые отправили меня на улицу, чтобы я раньше времени не радовался этой ёлке. 

Я никак не мог понять, почему нельзя радоваться раньше какого-то твердого срока. По-моему, радость была не такая частая гостья в нашей семье, чтобы заставлять нас, детей, томиться, дожидаясь её прихода. Но как бы там ни было, меня услали на улицу. Наступило то время сумерек, когда фонари ещё не горели, но могли вот-вот зажечься. И от этого “вот-вот”, от ожидания внезапно вспыхивающих фонарей у меня замирало сердце. Я хорошо знал, что в зеленоватом газовом свете тотчас появятся в глубине зеркальных магазинных витрин разные волшебные вещи: коньки “Снегурка”, витые свечи всех цветов радуги, маски клоунов в маленьких белых цилиндрах, оловянные кавалеристы на горячих гнедых лошадях, хлопушки и золотые бумажные цепи. Непонятно почем, но от этих вещей сильно пахло клейстером и скипидаром.

Я знал со слов взрослых, что вечер 31 декабря 1899 года был совершенно особенный. Чтобы дождаться такого же вечера, нужно было прожить ещё 100 лет. А это, конечно, почти никому не удастся. Я спросил у отца, что значит “особенный вечер”. Отец объяснил мне, что этот вечер называется так потому, что он не похож на все остальные. Действительно, тот зимний вечер в последний день 1899 года был похож на все остальные. Снег падал медленно и очень важно, и хлопья его были такие большие, что, казалось, с неба слетают на город лёгкие белые цветы. И по всем улицам слышался глухой перезвон извозчичьих бубенцов. Когда я вернулся домой, ёлку тотчас зажгли, и в комнате началось такое весёлое потрескиванье свечей, будто вокруг лопались сухие стручки акации. 

Около ёлки лежала толстая книга – подарок от мамы. Это были сказки Христиана Андерсена. Я сел под ёлкой и раскрыл книгу. В ней было много разноцветных картинок, прикрытых папиросной бумагой. Приходилось осторожно отдувать эту бумагу, чтобы увидеть картинки, ещё липкие от краски. Там сверкали бенгальским огнём стены снежных дворцов, дикие лебеди летели над морем, в котором отражались розовые облака, и оловянные солдатики стояли на часах на одной ноге, сжимая длинные ружья. Я начал читать и зачитался так, что, к огорчению взрослых, почти не обратил внимания на нарядную елку.

Прежде всего я прочёл сказку о стойком оловянном солдатике и маленькой прелестной плясунье, потом – сказку о снежной королеве Удивительная и, как мне показалось, душистая, подобно дыханию цветов, человеческая доброта исходила от страниц этой книги с золотым обрезом. Потом я задремал под ёлкой от усталости и жара свечей и сквозь эту дремоту увидел Андерсена, когда он обронил белую розу. С тех пор моё представление о нём всегда было связано с этим приятным сном. Тогда я ещё не знал, конечно, двойного смысла андерсеновских сказок. Я не знал, что в каждой детской сказке заключена вторая, которую в полной мере могут понять только взрослые. Это я понял гораздо позже. Понял, что мне просто повезло, когда в канун трудного и великого ХХ века мне встретился милый чудак и поэт Андерсен и научил меня светлой вере в победу солнца над мраком и доброго человеческого сердца над злом. Тогда я уже знал пушкинские слова: -"Да здравствует солнце, да скроется тьма!” и был почему-то уверен, что Пушкин и Андерсен были закадычными друзьями и, встречаясь, долго хлопали друг друга по плечу и смеялись.

Биографию Андерсена я узнал значительно позже. С тех пор она всегда представлялась мне в виде интересных картин, похожих на рисунки к его рассказам. Андерсен `всю свою жизнь умел радоваться, хотя детство его не давало для этого никаких оснований. Родился он в 1805 году, во времена наполеоновских войн, в старом датском городе Оденсе, в семье сапожника. Оденсе лежит в одной из котловин среди низких холмов на острове Фюн. В котловинах на этом острове почти всегда застаивался туман, а на вершинах холмов цвёл вереск и уныло шумели сосны. Если хорошенько подумать, на что был похож Оденсе, то, пожалуй, можно сказать, что он больше всего напоминал игрушечный город, вырезанный из почернелого дуба. Недаром Оденсе славился своими резчиками по дереву. Один из них, средневековый мастер Клаус Берг, вырезал из чёрного дерева огромный алтарь для собора в Оденсе. Алтарь этот, величественный и грозный, наводил оторопь не только на детвору, но даже на взрослых. Но датские резчики делали не только алтари и статуи святых, - они предпочитали вырезать из больших кусков дерева те фигуры, что, по морскому обычаю, украшали форштевни парусных кораблей. То были грубые, но выразительные статуи мадонн, морского бога Нептуна, нереид, дельфинов и изогнувшихся морских коньков. Эти статуи раскрашивали золотом, охрой и кобальтом, причём клали краску так густо, что морская волна не могла в течение многих лет смыть её или повредить. По существу эти резчики корабельных статуй были поэтами моря и своего ремесла. Не зря же из семьи такого резчика вышел один из величайших скульпторов XIX века, друг Андерсена, датчанин Бертель Торвальдсен. 

Маленький Андерсен видел замысловатые работы резчиков не только на кораблях, но и на домах Оденсе. Должно быть, он знал в Оденсе тот старый-престарый дом, где год постройки был вырезан на деревянном толстом щите в рамке из тюльпанов и роз. Там же было вырезано целое стихотворение, и дети выучивали его наизусть. Он даже  описал этот дом в одной из своих  сказок.

Рисунок выше - /Орёл потерявший монархическую корону/. А у отца Андерсена, висела над дверью деревянная вывеска с изображением орла с парой голов - объяснялся символ тем, что башмачники всегда шьют только парную обувь. Отец Андерсена был башмачником, но над его дверью не висело изображение двуглавого орла, в знак того, что башмачники всегда шьют только парную обувь. Дед Андерсена был тоже резчиком по дереву. В старости он занимался тем, что вырезал всякие причудливые игрушки - людей с  птичьими головами или коров с крыльями - и раздаривал эти фигурки соседским мальчишкам. Дети радовались, а родители, как водится, считали старого резчика слабоумным и дружно насмехались над ним. 

Андерсен вырос в бедности. Единственной гордостью семьи Андерсенов была необыкновенная чистота в их доме, ящик с землёй, где густо разрастался лук, и несколько вазонов на окнах: в них цвели тюльпаны. Их запах сливался с перезвоном колоколов, стуком отцовского сапожного молотка, лихой дробью барабанщиков около казармы, свистом флейты бродячего музыканта и хриплыми песнями матросов, выводивших по каналу неуклюжие барки в соседний фиорд. По праздникам матросы устраивали борьбу на узкой доске, перекинутой с борта одного корабля на другой. Побеждённый падал  в воду под хохот зрителей. Во всём этом небогатом разнообразии людей, небольших событий, красок и звуков, окружавших тихого мальчика, он находил повод для того, чтобы радоваться и выдумывать невероятные истории. Пока он был  ещё мал, что бы решиться рассказывать эти истории взрослым. Решимость пришла позже. Тогда оказалось, что эти истории называются сказками, дают людям повод  для размышления и приносят им много радости. 

В доме Андерсенов у мальчика был только один благодарный слушатель – старый кот по имени Карл. Но у Карла был крупный недостаток: кот часто засыпал, не дослушав до конца интересную сказку. Кошачьи годы, как говорится, брали своё. Но мальчик не сердился на старого кота: он всё ему прощал за то, что Карл никогда не позволял себе сомневаться в существовании колдуний, хитреца Клумпе-Думпе, догадливых трубочистов, говорящих цветов и лягушек с брильянтовыми коронами на голове.

Первые сказки мальчик услышат от отца и старух из соседней богадельни. Весь день эти старухи пряли, сгорбившись, серую шесть и бормотали свои нехитрые рассказы. Мальчик переделывал эти рассказы по-своему, украшал их, как бы раскрашивал свежими красками и в неузнаваемом виде снова рассказывал их, но уже от себя богаделкам. А те только ахали и шептали между собой, что маленький Христиан слишком умён и потому не заживётся на свете. Прежде чем рассказывать дальше, надо остановиться на том свойстве Андерсена, о котором я уже вскользь говорил: на его умении радоваться всему интересному и хорошему, что попадается на каждой тропинке и на каждом шагу. Пожалуй, неправильно называть это свойство умением. Гораздо вернее назвать его талантом, редкой способностью замечать то, что ускользает от ленивых человеческих глаз.

Мы ходим по земле, но часто ли нам является в голову желание нагнуться и тщательно рассмотреть эту землю, рассмотреть всё, что находится у нас под ногами. А если бы мы нагнулись или даже больше – легли бы на землю и начали рассматривать её, то на каждой пяди мы бы нашли много любопытных и прекрасных вещей. Разве не интересен сухой мох, рассыпающий из своих кувшинчиков изумрудную пыльцу, или цветок подорожника, похожий на сиреневый солдатский султан? Или обломок перламутровой ракушки-такой крошечный, что из него нельзя сделать даже карманное зеркальце для куклы, но достаточно большой, чтобы бесконечно переливаться и блестеть таким же множеством опаловых красок, каким горит на вечерней заре небо над Балтикой. Разве не прекрасна каждая травинка, наполненная пахучим соком, и каждое летучее семечко липы? Из него обязательно вырастет могучее дерево, и однажды тень от его листвы стремительно рванётся от порывистого ветра и разбудит девушку, уснувшую в саду. И она медленно откроет глаза, полные свежей синевы и восхищения перед зрелищем поздней весны. 

Да мало ли что увидишь у себя под ногами! Обо всём этом можно написать поэмы, рассказы и сказки, – такие сказки, что люди будут только качать головами от удивления и говорить друг другу: - "Откуда только взялся такой благословенный дар у этого долговязого сына башмачника из Оденсе? Должно быть, он все-таки колдун!"  Но детей вводит в мир сказки не только народная поэзия, но и театр. Спектакль дети почти всегда принимают как сказку. Яркие декорации, свет масляных ламп, бряцанье рыцарских доспехов, гром музыки, подобный грому сражения, слёзы принцесс с синими ресницами, рыжебородые злодеи, сжимающие рукоятки зазубренных мечей, пляски девушек в воздушных нарядах – всё это никак не походит на действительность и, конечно, может происходить только в сказке.

В Оденсе был свой театр. Там маленький Христиан впервые увидел пьесу с романтическим названием “Дунайская дева”. Он был ошеломлён этим спектаклем и с тех пор стал ярым театралом на всю свою жизнь – до самой смерти. На театр не было денег. И мальчик заменил подлинные спектакли воображаемыми. Он подружился с городским расклейщиком афиш Петером, начал помогать ему, а за это Петер дарил Христиану по одной афише каждого нового спектакля. Христиан приносил афишу домой, забивался в угол и, прочитав название пьесы и имена действующих лиц, тут же выдумывал свою, захватывающую дух пьесу под тем же названием, которое стояло на афише. Выдумывание это длилось по нескольку дней. Так создавался тайный репертуар детского воображаемого театра, где мальчик был всем: автором и актёром, музыкантом и художником, осветителем и певцом. Андерсен был единственным ребёнком в семье и, несмотря на бедность родителей, жил вольно и беззаботно. Его никогда не наказывали. Он занимался только тем, что мечтал. Это обстоятельство даже помешало ему вовремя научиться грамоте: он одолел её позже, чем все мальчики его возраста.

Больше всего времени Христиан проводил на старой мельнице на реке Оденсе. Мельница эта вся тряслась от старости, окружённая обильными брызгами и потоками воды. Зелёные бороды тяжёлой тины свешивались с её дырявых лотков. У берегов запруды плавали в ряске ленивые рыбы. 

Кто-то рассказал мальчику, что прямо под мельницей на другом конце земного шара находится Китай и что китайцы довольно легко могут прокопать подземный ход в Оденсе и внезапно появиться на улицах заплесневелого датского городка в красных атласных халатах, расшитых золотыми драконами, и с изящными веерами в руках. Мальчик долго ждал этого чуда, но оно почему-то не произошло. Кроме мельницы, ещё одно место в Оденсе привлекало маленького Христиана. На берегу канала была расположена усадьба старого отставного моряка. В своём саду моряк установил несколько маленьких деревянных пушек и рядом с ними – высокого, тоже деревянного солдата. Когда по каналу проходил корабль, пушки стреляли холостыми зарядами, а солдат палил в небо из деревянного ружья. Так старый моряк салютовал своим счастливым товарищам – капитанам, ещё не ушедшим на пенсию.

Несколько лет спустя Андерсен попал в эту усадьбу уже студентом. Моряка не было в живых, но юного поэта встретил среди цветочных клумб рой красивых и задорных девушек – внучек старого капитана. Впервые тогда Андерсен почувствовал любовь к одной из этих девушек, – любовь, к сожалению, безответную и туманную. Такими же были все увлечения женщинами, случавшиеся в его беспокойной жизни. Христиан мечтал обо всём, что только могло прийти ему в голову. Родители же мечтали сделать из мальчика хорошего портного. Мать учила его кроить и шить. Но мальчик если что-либо и шил, то только пёстрые платья для своих театральных кукол (у него уже был свой собственный домашний театр), а вместо кройки он научился виртуозно вырезать из бумаги замысловатые узоры и маленьких танцовщиц, делающих пируэты. Этим своим искусством он поражал всех даже в годы своей старости. Уменье делать прочные швы впоследствии пригодилось Андерсену. Он так  перематывал  рукописи, что на них не оставалось места для правок, - тогда  Андерсен выписывал эти поправки на отдельных листках бумаги и тщательно вшивал их нитками в рукопись: ставил на ней заплатки.

Когда Андерсену исполнилось четырнадцать лет, умер его отец Вспоминая об этом, Андерсен говорил, что всю ночь над умершим пел сверчок, в то время как мальчик всю ночь проплакал.Так под песню запечного сверчка ушёл из жизни застенчивый башмачник, ничем не замечательный, кроме того, что он подарил миру своего сына - сказочника и поэта*(*1). 

* (*1). - /Существовала легенда, о том, что когда его отец умирал, последними словами стали: - "Вот идёт Ледяная Дева и она пришла ко мне", когда же ребенок стал звать отца, мать удержала его: - "Не плачь, бесполезно звать его, он умер, Ледяная Дева унесла его". Для Ганса Христиана Андерсена "Снежная королева" стала сказкой его жизни, мы окунаемся в мир противоположностей - "лета" и "зимы"; "добра" и "зла"; "внутреннего" и "внешнего", "смерти" и "любви"; "щедрости" и "жадности"; "забвения" и "воспоминания". Образ Снежной королевы неоднократно встречается в скандинавском фольклоре. Чаще всего её именуют Ледяной Девой. Странный и загадочный образ без эмоциональной и холодной владычицы "Царства льдов" заимствован писателем из северных мифов, которые как раз тогда благодаря изысканиям немецких исследователей, были широко запущены в культурный оборот. "Ледяная Дева", "Фея Льдов", "Снежная Ведьма", "Снежная Королева" - классические персонажи северного фольклора/. 

Совсем скоро после смерти отца Ганс Христиан отпросился у матери, с жалкими сбереженные гроши уехал из Одензе в столицу Копенгаген – завоевывать счастье, хотя он сам ещё толком не знал, в чем оно заключалось. Продолжение - https://ok.ru/group/64555573248041/topic/152415803231529 #статья #биография #Андерсен