Продолжаем представлять лауреатов нашего литературного конкурса.

Сегодня это — рассказ Любови Молодых (3 место в номинации «Проза»).
Любовь Андреевна живёт в Алтайском крае. Пишет с детства. Немного играет на гитаре и аккордеоне, немного поёт. Пока видела — писала, вышивала, занималась бисероплетением. Теперь прежние виды рукоделия заменили макраме и вязание крючком, но пишет по-прежнему. Вырастила сына. В 2011 году начала терять зрение, а в 2014-м — слух. Сейчас практически слепая, работает со звуковой программой. Из законченных произведений — роман, несколько повестей, рассказы. Пробует себя в журналистике. Неоднократный лауреат наших конкурсов, а также победительница Всероссийского конкурса литературных работ людей с нарушением зрения (портал «Особый взгляд»).
🗣 Любовь Молодых
✍ Кот, петух и крыса
У нас в стайке – шлакоблочном сарае с летником – завелась крыса.
Там обитали козы под началом козла Ханжи Насреддина, чёрного и комолого, и куры, предводительствуемые петухом Сулейманом, тёмно-серым красавцем, важным и свирепым.
Обитательницы двух гаремов сосуществовали вполне мирно, их мужья, поделив между собой сферы влияния, тоже практически не вступали в конфликты. Зимой козы, одетые в тёплые шубы с густым подшёрстком, прохаживались по стайке, а куры разъезжали на них верхом, невозмутимо покачиваясь на их крупах. Летом же два гарема, казалось, вообще не замечали друг друга.
Крыса была смелой и нахальной. Когда я заходила в стайку, она не только не думала шмыгнуть в свою нору, но усаживалась поувереннее и, глядя прямо на меня, начинала чистить свою серую облезлую шкуру.
Я нестерпимо боялась, что она прыгнет на меня, и несколько раз швыряла в неё принесённым с собой поленом. Куры взвивались под потолок, оглашая стайку и окрестности взбалмошным кудахтаньем, козы начинали испуганно метаться, а крыса, которая, как видно, не питала никаких сомнений относительно моей меткости, даже не вела ухом. Только если я, содрогаясь, приближалась к ней слишком близко, она неспешно удалялась в свою нору.
Я как-то попробовала забить её лаз камнем, она тут же прогрызла другой и снова встретила меня тем же немигающим взглядом и тщательным охорашиванием своей изношенной шубы.
Она изрыла норами всё пространство под дощатым полом стайки, наделала множество выходов, и жилось ей там привольно. Кормили мы свою живность и сеном, и зерном, и овощами, и всё это богатство щедро перепадало незваной обитательнице подпольного царства. К тому же я имела все основания считать, что она ворует у кур яйца. И никто из обитателей стайки не мог дать ей достойный отпор: козам она не мешала, и они её игнорировали, а шумные возражения кур в свою очередь бессовестно игнорировала она.
Наш Кот прекрасно знал о самозванке, но не мог ничего поделать. Возле стайки жила Муха – подобранная нами на базаре чёрненькая собачонка, короткошёрстная, вечно дрожащая. Однако же, какой бы боязливой она ни была, стоило ей увидеть Кота, как её глаза загорались тусклым светом и она превращалась в лютого зверя. Она контролировала все подступы к стайке со стороны двора и не давала Коту устроить здесь достойную засаду, и мы часто видели, как Кот сидит у шлакоблочной стены со стороны дороги или в зарослях малинника позади стайки. Но, как видно, те выходы крысиных нор были для охоты не слишком удачны, и крыса продолжала встречать моё появление в стайке, невозмутимая и наглая.
О Коте хочется рассказать особо. Сколько ни думали, мы так и не смогли подобрать ему имя, и он остался Котом, но Котом с самой большой буквы. Чёрный, с белыми мордой и грудью, с кавказской горбинкой на носу, с суровым взглядом и сдержанными манерами, он был неприступен и исполнен такого академического достоинства, что иногда мы величали его Господином Директором. Замечательно то, что, случалось, люди, впервые попавшие к нам в дом, тоже ни с того ни с сего обращались к нему именно так.
Он любил нас всех и выражал это в свойственной ему манере – сдержанно и с достоинством. Но ко мне питал особую привязанность. Как видно, он помнил, что это я подобрала его в городе, где он медленно замерзал у края людного тротуара в мороз, зашкаливающий за сорок. Всю свою жизнь он платил мне за это глубочайшей преданностью.
Когда мне случалось приболеть, он ложился на меня, клал передние лапы и замирал. Это означало, что начался «сеанс». Если в это время мне приходило в голову встать и я ссаживала его, он с протестующим мяуканьем вскарабкивался обратно и сидел, пока не доводил «сеанс» до конца, после чего спрыгивал на пол и удалялся.
Если я уходила из дома, он бежал за мной по улице. Когда же я возвращалась, то ещё издали слышала его крик, и вскоре он появлялся, невзирая на мою выходную одежду, влезал ко мне на руки и на руках ехал до самого дома. Если же я ускользала от него на соседний участок, где мы пасли коз, он мчался ко мне с тем же протяжным криком и снова взбирался на руки.
Так же на руках, а точнее, на плече, он ездил со мной доить коз. Я ссаживала его на невысокий столб у калитки летника и, когда выходила назад со всеми подойниками, он взбирался ко мне на плечо с того же столба.
Он знал, в каком стрессе держит меня эта наглая крыса. Отчаявшись устроить засаду на подконтрольной Мухе территории, он однажды предпринял попытку попасть внутрь стайки.
И здесь следует отдельно рассказать о петухе Сулеймане.
Его вместе с его курами мы с моим сыном купили пятидневными цыплятами, и сын вырастил их полностью сам. Он включал лампу для тепла и света, поил их и кормил, делал уборку и ворковал над ними от избытка нежности. Он брал каждого цыплёнка на руки и подолгу объяснялся ему в любви.
И чувства оказались взаимными. Куры бегали за ним, как девчонки, особенно крупная серая курица по имени Хюрремка; петух Сулейман же, злющий, как собака, и не впускавший в стайку никого без боя, стоило появиться сыну, тут же подбегал и смирно садился у его ног. И сын мог делать с ним что хотел – брать на руки, сажать на плечо, оглаживать его богатые перья и ворковать с ним, как когда-то с цыплёнком.
Я же входила в стайку не иначе как с палкой, которую упирала в пол. И Сулейман кидался на неё так, что летели щепки и перья, опускал одно крыло и яростно шёл юзом, оттопырив другое и злобно кудахча. Во время этих боевых действий я поспешно делала в стайке необходимые дела, не забывая придерживать одной рукой палку и стараясь только, чтобы он не выбил её у меня из рук.
И вот в царство этого петуха и решил наведаться, исчерпав другие средства, Кот.
Он, как обычно, приехал к летнику на моём плече, но не слез на столб у калитки. Я притормозила, а убедившись, что он не собирается слезать, пересекла летник и вошла в стайку. Выставила палку и, едва петух, забывая себя, кинулся в бой, Кот спрыгнул с моего плеча на пол.
Это была героическая попытка. Но безрассудная.
Увидев Кота, петух тут же забыл о своём деревянном враге и, вздыбив перья и захлебнувшись злобным кудахтаньем, ринулся на Кота. Петух был вдвое крупнее. И не в пример яростнее. Вмиг поняв это, Кот птицей взметнулся на дверь.
Потеряв из поля досягаемости свою жертву, петух в бешенстве бросился на меня. Я не успела отреагировать. Он ухватил клювом мой подол и дёрнул так, что я едва не упала.
– Ты спятил, что ли? – закричала я от испуга. – Пошёл вон, а то хватану поперёк спины – у сына горе будет!
Я потрясла перед клювом петуха палкой, и он переключился на неё.
Когда я выходила, Кот ждал меня на своём обычном месте. Он вспрыгнул ко мне на плечо и потёрся о моё ухо, извиняясь за инцидент.
Крыса в стайке могла торжествовать. Кот не сумел до неё добраться ни с улицы, ни изнутри. Возможно, она считала, что, поспешно ретировавшись, Кот выбросил белый флаг.
И всё-таки Кот победил. Я даже не увидела, как это произошло.
Однажды я отвязала Муху, чтобы обработать её от блох и прочих паразитов. Все процедуры заняли часа три, после чего Муха была водворена на прежнее место.
А возвращаясь в дом, я запнулась у крыльца о серую облезлую шкуру. Она принадлежала бесславно закончившей свою жизнь крысе, которая тиранила меня на протяжении многих недель.
Кот сидел в стороне, возле куста смородины. Он исполнил свой долг и не требовал благодарности, но был очень горд собой.
#слепоглухие #соединение #сотворчество #конкурс #лауреаты #проза #молодых